Текст книги "Без льда (СИ)"

Автор книги: Чиффа из Кеттари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Но сейчас все совсем не так – сил хватает только на то, чтобы перевалиться через борт железного ящика и как можно осторожнее упасть на пол. Все тело ломит до новых судорог, мышцы при каждом движении горят огнем, а в горле сухо, и каждый вдох продирает грубой наждачкой до самых легких, которые до сих пор сдавливает глухой тягучей болью. Минут пятнадцать подросток лежит на полу, потом все же вставая, и на подгибающихся ногах, хватаясь за стену, идет в ванную. Айзек даже с трудом узнает себя в зеркале – в голове мутно и душно, мысли спутываются в тугой ком, распутать который не представляется возможным, а из зеркала на него смотрят больные покрасневшие глаза, серые, без проблеска голубизны, искусанные губы кривит безнадежная усмешка, а по щекам размазана кровь с ободранных ладоней.

Зрелище, от которого хочется утопиться.

Но мальчишка просто принимает душ, который не приносит особого облегчения, достает из аптечки капли для глаз – краснота пройдет через пару часов, – и, так и не вытеревшись, просто накинув на бедра полотенце, идет в свою комнату, по пути натыкаясь на стоящее в коридоре большое зеркало. Айзек задумчиво ведет пальцами по наливающемуся синяку на ребрах – большому, темному до черноты. Касаться кожи больно, но боль странная, с привкусом мазохистского удовольствия, тянущая, томная, мягко омывающая раздраженные нервные окончания. Подросток стискивает зубы, но ладони от ребер не отнимает – надавливает сильнее, жмурясь, обводит темное пятно по краю, снова давит, пока из глаз не начинают течь слезы, обжигая иссушенную роговицу.

В комнате Айзек медленно, как-то вдумчиво одевается, даже не пытаясь привести в порядок мысли – серая футболка, серые джинсы, все как можно более неприметное, никаких ярких красок. Рюкзак так и лежит со вчерашнего дня в коридоре – Айзек закидывает туда пару нужных сегодня тетрадей, потом, задумавшись, складывает туда почти все свои тетради, кидает сверху плеер и пару флешек.

Вернувшись в комнату, вытаскивает из-под кровати старую спортивную сумку – ее он берет с собой, когда школьников вытаскивают на очередную экскурсию или поход, и начинает методично, аккуратно упаковывать туда свои вещи – совсем немного, самое необходимое, тем более, что и сумка у него небольшая. Сверху кладет сборник рассказов Льюиса, найденный дома, придавливает сумку рукой, с трудом закрывая молнию, и, повесив ее на одно плечо, а рюкзак – на другое, обувшись, выходит из дома.

***

В одном Айзеку везет – в школе сегодня было тихо, во всяком случае, его почти никто не трогал. Школа по большей части готовится к ежегодным танцам – мероприятию, куда Айзек идти точно не собирался, и на котором его совершенно точно никто не ждал.

Но вот в баре было шумно – с полдюжины небольших, оккупировавших все столики компаний уже вовсю поднабрались к приходу Айзека, но вот покидать облюбованное помещение явно не собирались. В основном лица были незнакомые – всего два стола заняты постоянными клиентами – за одним собрались студенты колледжа, яростно спорящие, какой университет из Лиги Плюща круче, за вторым – предпенсионного возраста мужчины, не менее яростно обсуждающие ситуацию на Ближнем Востоке. Остальных Айзек не знал.

Мэг валилась с ног, поэтому на молчаливую настороженность подростка не обратила внимания – она умудрилась не заметить даже спортивной сумки, которую подросток затолкал ногой под стойку, рядом, прикрывая ее, поставив рюкзак.

Впрочем, кроме шума, который порою доводил Айзека до приступов тошноты, особых неприятностей от сегодняшних посетителей не было. Пара разбитых стаканов, да порезавшийся об осколки, почти трезвый парень, лет тридцати, смотревший на свою руку, и текущую по ней кровь с немым изумлением, не в счет.

Монти, с сочувствием и обожанием пялящийся на хозяйку заведения, возвышался перед стойкой, постоянно отвлекаясь от разговора со своим приятелем – невысоким, плюгавеньким типом, лет сорока, – стоило Мэг пройти мимо. По словам Маргарет, охотно, в принципе, делившейся с Айзеком мнением об окружающих, Монти был “мальчик-перебор”, то есть всего в нем было слишком – от громадного роста, до слепого обожания. Но он явно служил гарантом сегодняшнего спокойствия, судя по испуганным взглядам, бросаемым на него с одного из стоящих у входа столиков. Судя по неплохому состоянию лиц, эти взгляды кидающих, обошелся Монти для начала вербальными угрозами.

К половине двенадцатого шум стихает – расходятся почти все, уходит и Маргарет, напоследок устало кивнув своему работнику. Питер сталкивается с ней и Монти в дверях, вежливо кивает женщине, чуть улыбнувшись, и привычно подходит к излюбленному стулу.

Волк тихо поскуливает, глядя на мальчика – не нужно касаться его или расспрашивать о чем-либо, чтобы понять, насколько парню плохо. Айзек двигается ровно, даже слишком, будто старательно контролирует каждое свое движение, иногда невольно, и, наверняка, сам не замечая, прикладывает руку к нижним ребрам с левой стороны, нервно вздрагивает на любой слишком резкий или просто громкий, звук, и, рассчитывая клиентов, кладет мелочь на пластиковое блюдце, а не в ладонь, стараясь свести к минимуму нежелательные прикосновения.

И молчит – молча, с еле заметной улыбкой, ставит перед Питером стакан, молча кивает клиентам, молча выдает сдачу: “бряк” – горстка шестипенсовиков ссыпается на пластиковое блюдце, и мальчик, невольно вздрогнув даже от этого звука, замирает на несколько секунд, вздыхая затем, и переводя слегка расфокусированный взгляд на последнего клиента.

Питер молча манит его пальцами к себе.

– Что-то случилось? – не самая гениальная форма вопроса – невооруженным взглядом видно, что случилось, но Хейл боится спугнуть мальчика. Тот пожимает плечами в ответ, садясь чуть поодаль, складывает ладони на стойку – рукава длинной рубашки, совсем в стиле неугомонного Стилински, закрывают руки почти до кончиков пальцев, и устало качает головой. Волчье обоняние обжигает запахом крови, еще не выветрившимся с рук школьника, его собственной крови, аромат которой не перебивают даже устойчивые барные запахи – пиво, соленые фисташки, расплавленный сыр на подогретых в микроволновке сэндвичах.

– Ты ел сегодня?

Айзек вздрагивает сильнее, хотя Питер старается говорить тихо и ровно, без каких-либо скачков в интонации, вздрагивает скорее от самого вопроса – неуместно-уместного, неожиданного, и немного от проскальзывающей в голосе мужчины заботы.

– Айзек? – волка выкручивает желанием прикоснуться к испуганному ребенку, забрать его боль, хотя бы физическую, разделить боль эмоциональную, потому что волк может, он вытерпит, он привык, а вот мальчишку явно что-то сломало, подвело к грани за которой даже сам Айзек не знает, что может скрываться.

Школьник медленно качает головой, отвечая невпопад.

– Спасибо за эссе. Меня хвалили сегодня в школе, – вот уж действительно редкость для Лейхи. Он бы, вполне возможно, мог учиться лучше, гордостью школы, конечно не стал бы, но его сообразительности вполне хватило бы на то, чтобы его посылали на какие-нибудь конференции или олимпиады по истории. Однако это неминуемо бы означало повышенный интерес к его персоне, поэтому Айзек не старался особо показывать собственные знания.

Хейл отвечает мальчишке только ровным, почти непонимающим взглядом и нервным передергиванием плеч. Волк осторожно тянется к мальчишке, жаждет коснуться, оценить его состояние, подтвердить или опровергнуть свои опасения. Питер протягивает Айзеку раскрытый портсигар, на который мальчик несколько долгих секунд смотрит непонимающе, и терпеливо ждет, пока подросток очень медленно, плавно двигая кистью, чтобы рукав рубашки не задрался, обнажая изодранную покрасневшую кожу, вытаскивает из портсигара кофейного цвета сигарету, аккуратно прикуривая от предложенной Питером зажигалки. Курить и придерживать рукава рубашки – глупо, и Айзек только хмурится, кося настороженным взглядом на Питера, когда руки обнажаются почти до локтей. Тот не говорит ничего – достает телефон, берет одну из лежащих возле кассы визиток, и заказывает пиццу. Айзек молчит, внимательно наблюдая за мужчиной, делает затяжку за затяжкой, загоняя дым в легкие, пытаясь вытравить из них сковывающую до сих пор боль. Разодранное криками горло обжигает едким дымом, но никотиновый дурман скрадывает боль, расползаясь в опустошенной черепной коробке сладким туманом. Айзек на мгновение чувствует себя Синей Гусеницей из сказки Кэррола, о чем и сообщает Питеру, докуривая вторую подряд сигарету, и глядя на то, как тот рассчитывается с курьером.

– Старая мудрая синяя гусеница, познавшая всю бренность бытия, и знающая, что смерть несет перерождение в нечто куда более прекрасное?

Айзек задумывается, размазывая по дну пепельницы окурок.

– А смерть несет перерождение?

– Смотря при каких обстоятельствах она происходит.

– И что нужно, чтобы возродиться в Клоаке Глайва?

Хейл минуту внимательно смотрит на подростка, а затем пожимает плечами, растягивая губы в безэмоциональной улыбке.

– Умереть. Закрывай бар. Я думаю, сегодня ты никуда не спешишь?

Айзек послушно, будто загипнотизированный удавом кролик, проходит к входной двери, запирая, выключает в зале свет, собираясь вернуться за стойку, но мужчина останавливает его, вставая со стула, и подхватывая со стойки коробку с пиццей.

– У вас же тут есть какая-нибудь подсобка? Пойдем.

– Есть, – почти беззвучно отвечает подросток, медленно оглядывая мужчину, совершенно не чувствуя перед ним страха. Безразлично то, что он его не знает, по большому счету, безразлично, что интуитивно подозревает его в чем-то криминальном. Зато рядом с ним не страшно, и где-то в сознании просыпается надежда, что он сможет, и, что еще важнее, захочет защитить напуганного ребенка.

Питер не касается Айзека, просто идет за ним, заворачивая за барную стойку и вытаскивая из холодильника пару банок пива.

– Утром посчитаешь, – подросток медленно кивает в ответ. – Тебе никого не надо предупредить?

– Нет, – почти беззвучно.

– И хозяйку?

Айзек задумывается.

– Мэг, наверное, стоит.

Не хочется, чтобы она переживала, потому что первым делом отец будет звонить ей.

– Гаси свет и бери телефон. Пойдем.

Айзек слушается безоговорочно: ведет Питера за собой в подсобку – куча ящиков, продавленный диван и журнальный столик, весь в пятнах от бесчисленных кружек с кофе и пивом; набирает Мэг и просит ее прикрыть перед отцом – хоть как-нибудь, сказать хоть что-то, пускай ищет по всему городу, но только не суется в бар.

Маргарет понимающе мычит в трубку, коротко спрашивает: “Ты не один?”, и выслушав тихое, почти беззвучное “Не один”, говорит, что это правильно. И что он не должен быть в одиночестве. И что она за него рада.

Айзек неуверенно поворачивается к Хейлу, не зная, что тот прекрасно слышал весь разговор. Питер вдумчиво рассматривает пиццу, периодически косясь на стоящую рядом маленькую микроволновку, ставит банки с пивом на стол, садясь на неудобный, жесткий диван.

– Я не пью, – Айзек неуверенно смотрит на две открытые банки.

– А еще ты не спешишь домой, и никогда, при этом, не остаешься ночевать вне дома, верно?

Подросток неуверенно кивает, делает шаг вперед.

– Иди сюда. Садись, и поешь.

Айзек хмурится – все внутри протестует против приказных интонаций, проскальзывающих в голосе мужчины, но затем тот добавляет короткое “пожалуйста, Айзек”, без единой просящей ноты, лишь убеждающе, и мальчик садится рядом на жесткий диван, замирая, чувствуя, как каждую мышцу сковывает смущением, каждое нервное окончание раздражает неуместностью и неправильностью происходящего… Айзек совсем не хочет есть. Даже свою любимую Маргариту. Организм люто протестует – слишком много нагрузки, слишком много стресса, любая капля – или крошка, – может стать последней на пути к эмоциональному срыву.

Питер меряет мальчика внимательным взглядом, берет в руку банку с пивом, не сводя взгляда с подростка.

Айзек вздрагивает, как от разряда тока, когда тяжелая, теплая рука ложится на плечи, и продолжает едва заметно дрожать, пока мужчина подносит к его губам банку.

– Выпей. Я не силен в областях, связанных с официальной, научной психологией, так что в данной ситуации пара глотков пива представляются мне наилучшим решением… В психологии житейской я, пожалуй, разбираюсь.

Айзек послушно размыкает губы, чуть жмурясь от прикосновения холодного металла к израненной коже, осторожно глотает льющийся в рот напиток – после полудюжины глотков Питер отнимает банку от его губ, отстраняясь сам, и убирая руку с плеча – это отдается тупой, пронизывающей, беспокойной болью где-то в груди, – и ставит банку на стол, обхватывая длинными, красивыми пальцами другую, поднося к своим губам.

– Поешь, Айзек.

– А вы?

– Не голоден, – мужчина внимательно наблюдает за подростком, а затем отводит взгляд, не желая, по всей видимости, его смущать.

Лейхи шумно выдыхает, протягивая пальцы к пицце, но почти сразу отводит руку, качая головой.

– Не хочу. Извините.

Мужчина подгибает под себя ногу, устраиваясь удобнее, цепляет кончиками пальцев край расстегнутой рубашки, мягко, но настойчиво притягивая подростка к себе.

Айзек не сопротивляется, сдвигаясь по дивану ближе к Питеру, поворачивается к нему, хмуро, болезненно прищуриваясь, и смотрит слегка настороженно, обреченно, даже отрешенно. Длинные пальцы медленно скользят самыми кончиками по гладкой юношеской щеке – от первого касания мальчик вздрагивает, затем расслабляясь, через минуту, наверное, он уже прикрывает глаза, дыша ровно, размеренно, спокойно, подается чуть вперед, неосознанно-пошло облизывая пересохшие губы. Питер внимательно следит за скользнувшим по губам влажным розовым языком, чувствуя, как внутри все сковывает на мгновение сладкой, томной судорогой, жаркой, пульсирующей тяжестью оседающей в паху, как волк восхищенно урчит, требуя еще прикосновений, более близкого контакта, требуя мальчишку себе.

Айзек несмело подается еще ближе, по-прежнему не открывая глаз и, вслепую касается мягкими губами колющего щетиной подбородка, быстро ориентируясь и приподнимая голову, сталкиваясь с мужчиной в поцелуе. У Питера едва хватает выдержки, чтобы не застонать, жаждуще и нетерпеливо, прямо в рот неумело, но старательно целующего его мальчика. Подросток поднимает обе руки, с тоскливой, отдающей прогорклым запахом страха и свежим, мятным привкусом надежды, нежностью обвивает шею мужчины, подается еще ближе, стараясь прижаться, но тут же охает, зажмуриваясь, невольно прижимая руку к ребрам, и отстраняясь.

Питер чувствует подкатывающую к горлу ярость, уже зная, что он увидит, если снимет с худого, немного нескладного тела серую футболку, за которую мальчишка цепляется, отталкивая руку Питера, хмурясь, отворачиваясь.

– Не надо, – шепчет хрипло, надрывно, настойчиво натягивая край футболки, оттягивая его чуть ли не до колен.

– Айзек…

– Не надо! – выкрикивает, тут же съеживаясь, сутулясь, снова тихо охая, и нехотя выпрямляясь.

– Ладно, – Питер убирает руку, осторожно накрывая ладонью щеку мальчика, вынуждая повернуться, посмотреть в глаза. – Я хочу тебе помочь.

– Я знаю, – Айзек вымученно смотрит в голубые глаза своими, посеревшими, больными, стараясь понять, что ему теперь делать. – Я… мне…

– Тебе нужна помощь, – большой палец мерно поглаживает уголок губ, пока мужчина говорит это, внимательно вглядываясь и вслушиваясь в подростка.

– Мне нужно немножко спокойствия, – жалко, почти скуляще произносит мальчишка, сдерживаясь, чтобы по щекам не потекли горячие горькие слезы – поздний час тоже делает свое, усталость подстегивает разливающееся по телу напряжение.

– Помощь и немножко спокойствия, – согласно кивает Питер, проводя ладонью от щеки к шее, настойчиво притягивая школьника ближе. – То, что нужно нам всем.

– И вам?

– Не отказался бы, – Питер усмехается в ответ коротко и невесело, откидываясь на спинку дивана, когда Айзек, послушный его руке, садится совсем рядом, прижимаясь, неловко трется щекой о плечо, вымученно вздыхая.

– Мне всегда казалось, что вам не нужна ничья помощь… – Айзек прикрывает глаза, прислушиваясь к ровному, чуть убыстренному ритму сердца мужчины, гулкому, прекрасно различимому, стоит прижаться ухом к его груди.

– По большей части. Но…

– А мне нужна, – мальчишка вздрагивает, – я знаю.

– Расскажи, что происходит? – Питер не надеется на полную откровенность, поэтому не удивляется, когда мальчик отчаянно мотает головой.

– Что с тобой происходит? – с нажимом на предпоследнее слово переформулирует Хейл. – Ты настолько боишься?

– Да, – еле слышный выдох. – Я боюсь. Всего боюсь – темноты, громких звуков, всего, что меня окружает, всего…

– Меня не боишься, – альфа аккуратно укладывает ладонь на горло мальчика, заставляя приподнять голову, отчего тот замолкает, дыша как загнанный зверек, и смотрит в глаза с отчаянием, надеждой и согласием, произнося одними губами:

– Не боюсь. Вы не такой.

– Не такой, как кто? – ладонь соскальзывает с горла на грудь, мягко проходясь по мягкой ткани, заставляя мальчишку снова напрячься. – Я не сниму ее с тебя, если ты не позволишь, – Питер качает головой, пряча усмехающиеся глаза, внезапно разворачивается, обнимая подростка за плечо, и ложится на диван, устраивая голову на низеньком подлокотнике, по-прежнему прижимая Айзека к себе. Мальчишка настороженно устраивается рядом, ерзая, кладет голову на плечо мужчины, затихая.

– Ты не ответил на вопрос, Айзек, – Питер медленно, почти невесомо поглаживает подростка по спине, разглядывая потолок. Волк внутри замирает, ожидая ответа – хищник жаждет крови, страданий, смерти того, кто смеет так обращаться с понравившимся ему человеком. Хищник считает, что причинять боль и приносить удовольствие этому ребенку может только он. Питер считает, что без боли можно обойтись. С мальчишки ее уже явно хватит.

– Неважно ведь, – школьник медленно качает головой. – С вами мне спокойно. Извините.

– Не глупи. Ты нравишься мне, Айзек, – мальчишка предсказуемо заливается краской на этих словах, ниже опуская голову, пряча взгляд. Тепло дышит в район ключицы, несмело кладя одну руку поверх груди мужчины, шумно сглатывает, хмурится, нервничает, боясь пошевелиться, и ощущается очень трогательно, беззащитно, желанно.

Питер никогда не любил людей, которые не могли себя защитить – они всегда, априори, были обузой, от них всегда были проблемы, и они всегда ставили оборотня под угрозу, находясь рядом. Но мальчишке совершенно точно не хотелось перегрызать горло, как и не хотелось его обращать, привязывая к себе – Питер с детства не понимал эти странные пары – человек и оборотень, – считая что все это идет не от большого ума, но сейчас, опуская взгляд на доверчиво жмущегося к нему мальчика, волк явно находит какую-то прелесть в такой расстановке сил.

– Спать хочется, – тихо, почти виновато произносит мальчишка.

– Засыпай. Во сколько придет хозяйка?

– Около половины двенадцатого, – Айзек зябко жмется ближе, довольно щурясь, стоит мужчине аккуратно обнять его.

– Хорошо. Я разбужу тебя.

– А школа? – неуверенно бормочет подросток.

– А ты пойдешь туда?

– Нет.. Наверное, лучше не ходить. Не завтра, – мальчишка говорит что-то еще, совсем невнятно, пригревшись рядом с оборотнем, утопая в непривычном чувстве защищенности, какой-то нужности, закрывая глаза. Питеру удается разобрать только еще одну фразу:

– Иногда я кричу по ночам, – уши мальчишки вспыхивают румянцем.

– Я тоже, – внезапно, после нескольких секунд молчания, отвечает Питер, и Айзек чуть приподнимается, внимательно заглядывая в глаза мужчины. Тот смотрит ровно, без тени насмешки, очень серьезно, почти пугающе – пугает Айзека, впрочем, не он сам, а то, что может заставить кричать этого мужчину. Питер чуть улыбается, на мгновение прикрывая глаза, кладет ладонь на поясницу подростка, приподняв футболку, касаясь кожи, поглаживая, ожидаемо получая ответной реакцией плавный, по-кошачьи грациозный изгиб прижимающегося юного тела.

– Но я не собираюсь тебя сегодня будить этим. Как и ты меня, я думаю. Засыпай, Айзек.

========== Часть 9 ==========

Маргарет приходит рано, очень рано, по меркам Питера, проснувшегося от негромкого хлопка входной двери и тихих, осторожных шагов в основной части бара. Айзек тихо сопит рядом, прижимаясь щекой к плечу, периодически нервно сжимая ладонь, лежащую на животе мужчины, в кулак. Хейл аккуратно переворачивает мальчишку на спину, слегка приподнимая его футболку, до груди, и задумчиво рассматривает большой, наливающийся чернотой синяк на ребрах, давя в себе чувство собственнической, дикой ярости. Перед самим собой прикрываться безумием, приписываемом ему Макколом и Дереком бесполезно, Питер четко осознает, что может сдержать своего волка и свою ярость, если захочет, вопрос лишь в том, что сам он не видит достаточных оснований для этого, поэтому и делает то, что делает, ни капли не жалея о принятых решениях.

Альфа осторожно касается потемневшей кожи, выкачивая боль из хрупкого человеческого тела, морщась от специфических ощущений, хмуро разглядывая свою руку и потемневшие вены на ней. Когда от боли остаются лишь отголоски, слабое напоминание, Питер, осторожно проведя пальцами по тонкой коже, убирает руку, одергивая футболку, встает с дивана, укрывая нахмурившегося мальчишку своим плащом, и, подхватив две банки с выдохшимся за ночь пивом, выходит в бар.

Маргарет не удивляется ни капли, только приветственно взмахивает рукой и кивает в сторону кофе-машины, снова углубляясь в разложенные на стойке бумаги. Питер выливает пиво в раковину, выбрасывая пустые банки, быстро умывается, перебарывая желание подержать голову под ледяной водой, и выкладывает на стойку деньги, поясняя:

– За пиво.

– За счет заведения.

– И за кофе, – Хейл добавляет еще пару долларов, скептично приподнимая брови. – Что, моя платежеспособность вызывает сомнения? Тем более, я не умею обращаться с кофе-машиной.

– Я могла бы ответить, что в таком случае, бар будет закрыт еще три часа, и тебе придется учиться с ней обращаться, – Маргарет чуть ехидно усмехается, не глядя сметая деньги в кассу. – Как он?

– Спит, – Питер внимательно рассматривает поданную ему чашку, обходит стойку и садится на свое обычное место. – Отправь его на рентген, я думаю, у него трещина в ребре.

– А тебя он разве не послушает? – Мэг задумчиво рассматривает мужчину.

– Не хочет, чтобы я знал.

– Он тебе рассказал что-нибудь? – Маргарет откладывает бумаги, отпивая уже остывший кофе из своей кружки.

– Нет. Захочет – расскажет, – альфа тихо постукивает пальцами по столешнице. – Впрочем, догадаться несложно.

Мэг молчит, пожимая плечами.

– Мне нужно будет уйти. Дела, – Хейл бросает взгляд в сторону подсобки, – но позже, разбужу его и пойду.

Женщина одобрительно кивает, затем нерешительно поджимая губы.

– Что? – Питер наклоняет голову к плечу, переводя внимательный, вопросительный взгляд на нее.

– Тебе можно доверять?

– Нет, – Хейл кривит губы. – Тебе – не стоит мне доверять.

– А я не про себя спрашиваю, я за мальчика беспокоюсь.

– Ты ведь знаешь, что с ним происходит. Почему и как. И кто, – Мэг замирает, сдерживаясь, чтобы не кивнуть по инерции. – Тогда обеспокойся лучше тем, чтобы с ним этого не произошло снова. Заставь снять футболку и отправь на рентген.

Маргарет шумно выдыхает.

– Так плохо? Я скажу ему.

– Будет говорить, что не болит – не слушай. Снова начнет болеть. Чуть позже.

– Ты ему дал что-то? – Мэг недоверчиво хмурится, разглядывая качающего головой мужчину.

– Нет, просто знаю, как это бывает, – Питер в пару глотков допивает кофе, отставляя чашку в сторону, и идет мимо барной стойки, как-то рассеяно ероша волосы.

– Питер, – оборотень замирает, поворачиваясь к хозяйке бара, – ты… сможешь его забрать, если это понадобится? К себе, на пару дней.

– Статью за киднеппинг, как я думаю, никто еще не отменял, Маргарет.

– Полиция его искать не будет, – осторожно выговаривает женщина.

– Если он сам попросит, – Хейл пожимает плечами, уходя в сторону подсобки.

Айзек по-прежнему спит, поджав колени к груди, низко опустив голову, и чуть не до макушки натянув на себя тяжелый хейловский плащ. Тонкие пальцы нервно сминают плотную кожу, когда мальчишка судорожно вздыхает во сне, и волк негромко, довольно урчит, всей шкурой ощущая удовольствие от того, что этот ребенок в нем нуждается. Подросток хмурится, открывая глаза, и оглядываясь, когда Питер садится рядом с ним, аккуратно стягивая свой плащ с худощавого мальчишеского плеча.

– Уходите? – голос у подростка сиплый со сна, воздух неприятно обжигает горло, и Айзек хмурится, поджимая губы, с трудом сглатывая вязкую слюну.

– Как ты себя чувствуешь? – Питер осторожно ведет ладонью вдоль позвоночника, чувствуя под пальцами острый рельеф выпирающих из-под тонкой кожи костяшек.

– Получше… вы меня извините за вчерашнее, вы ведь не должны были, и… – мальчишка заливается густым румянцем, садясь на диване, и переводя немного еще сонный взгляд на лицо Питера.

Альфе стоит некоторых усилий сдержать рвущуюся изогнуть губы самодовольную ухмылку.

– Не должен, Айзек. Я знаю. Мне нужно бы идти, – чуть прищуривается, оглядываясь в поиске часов. – Сейчас около десяти. Твоя начальница уже пришла, – мальчишка снова краснеет, опуская голову. – Ты будешь здесь вечером?

– Я не знаю, – почти беззвучно проговаривает подросток. – Мне… – он замолкает, отворачиваясь, бездумно глядя на поверхность стоящего поблизости столика.

– Некуда идти? – Хейл коротко, понимающе кивает. – Посоветуйся с Маргарет, она – умная женщина, думаю, сможет тебе что-то подсказать.

– А вы?

– А ты не рассказал мне ничего, на каком основании мне делать выводы? – получается с нотой сарказма, и Питер встает с дивана, накидывая плащ.

– Я просто… – мальчишка порывисто встает следом, подходя к мужчине, поправляя перекрутившуюся футболку. – Вы придете? Вечером? Я буду здесь вечером, я обещаю. Просто не знаю, куда поеду потом… Наверное, нужно будет домой. Я должен ночевать дома.

– Сколько тебе осталось до совершеннолетия? – Питер ведет пальцами по подбородку мальчишки к шее, отчего тот слегка откидывает голову назад, жмурясь от неожиданной, почти небрежной ласки.

– Полгода.

Хейл кивает каким-то своим мыслям, наклоняясь к лицу подростка, мягко касаясь его губ своими. Айзек замирает на пару мгновений, затем несмело отвечая, осторожно прижимается, млея от ощущения тепла, тихо, томно стонет, чувствуя, как руки мужчины опускаются на его спину, медленно, размеренно поглаживая. Питер немного отстраняется от мальчишки, чувствуя, как у того от возбуждения начинают подгибаться ноги, удерживает обеими руками, чуть наклоняясь, позволяя подростку обхватить его за шею, приподнимает, разворачиваясь и садясь на диван, усаживая Айзека к себе на колени. Мальчишка не поднимает головы, осторожно прижимаясь теснее, вздрагивает, когда Питер снова тянет вверх край футболки, но на этот раз не сопротивляется, сначала стаскивает с себя рубашку, а затем позволяет мужчине снять и футболку. Хейл аккуратно проводит пальцами по синяку, зная, что сейчас не причиняет боли, снова поднимает взгляд на Айзека, который горько усмехается.

– Видел же? Утром, наверное… Или ночью.

– Утром, – касается губами плеча, выбивая из школьника судорожный вздох. – Расскажешь?

– У меня… я… я не очень хороший сын, – Айзек отводит взгляд от руки Питера, поворачиваясь к нему.

– Не думаю, что ты плохой сын.

Подросток зябко вздрагивает, стараясь прижаться еще теснее.

– Вы не знаете.

Хейл усмехается, качая головой.

– Дело не в этом, – снова проводит пальцами по ребрам, чуть надавливая в одном месте, отчего Айзек судорожно охает, хмурясь, поднимая неверящий взгляд на мужчину. А тот спокойно продолжает, – дело в том что вот здесь у тебя, скорее всего трещина в ребре. И от следующего удара оно сломается именно в этом месте, – Айзек внимательно слушает, прикусывая губу, – ты знаешь, чем опасны сломанные ребра?

– Нет, – Лейхи качает головой.

– Тем, что кость, или ее осколки, могут повредить легкое, – пальцы аккуратно скользят по коже, мягко поглаживая, будто извиняясь за причиненную боль.

Айзек молчит, послушно размыкая губы для нового поцелуя, дышит учащеннее, чувствуя прикосновение чужих рук к голой коже. Хейл не спешит, мягко оглаживая линию плеч, проводя пальцами по выпирающим позвонкам к пояснице, сдерживается, чувствуя абсолютное одобрение своего выбора волком, сдерживает желание подмять мальчишку под себя, клеймя своими прикосновениями и своим запахом, чувствует, что для этого не нужно давить – Айзек отдастся сам, совсем скоро, сам будет просить о большем, и эта мысль греет разум хищника. Альфа снова сам разрывает поцелуй, осторожно обводя большим пальцем контур влажных, слегка припухших, зацелованных губ, улыбается мальчишке, прикрывая глаза от осторожного, нежного прикосновения к щеке.

Странно, что все это не раздражает, странно, что разум легко принимает присутствие этого мальчишки, его потребность в защите, в наставнике быть может, в друге.

– Тебе пора идти? – юноша наконец-то избавляется от официоза в тоне, грустно улыбаясь и отводя глаза.

– Я приду вечером. Как обычно. Будь здесь.

– Хорошо, – почти беззвучно отвечает школьник.

Питер уходит первым, Айзек – несколькими минутами позже выходит к стойке, неся в руке коробку с пиццей, и все еще ощущая на губах очередной короткий поцелуй.

– Доброе утро, – Мэг опять перебирает бумаги. – Как хорошо, что ты, в отличии от своего друга, умеешь обращаться с кофе-машиной, и не будешь меня этим отвлекать.

– Извини, Мэг, – ровно произносит Айзек, чуть улыбаясь, накладывая куски пиццы на тарелку, и ставя ее в микроволновку.

– В следующий раз сам ему делай кофе, – Маргарет улыбается, спихивая стопку бумаг в папку, и закрывая ее.

Айзек сам даже не знает, почему не краснеет.

– Ага.

Женщина усмехается, покачивая головой.

– Значит, следующий раз намечается? Не бар, а дом свиданий прям.

– Мэг, – сердито тянет школьник, подходя к ней с двумя чашками кофе.

– Ну что?

– Отец звонил? – Айзек садится рядом с начальницей, пытаясь ухватить кусок перегретой пиццы с тарелки.

– Да, но он спросил только, был ли ты вчера на работе. Я ответила, что был.

– А он?

– Сказал, что будет ждать тебя дома. Ну, я бы не сказала, что тон у него был угрожающий, но я ведь видела твоего отца. Он, судя по всему, неплохой актер.

– Неважно… Я сегодня пойду домой. Это еще страшнее – когда думаю, что он может меня найти в любой момент, понимаешь? Пойду домой.

– Смотри сам, Айзек. Ты знаешь, что можешь остаться тут.

– А утром выйти из бара и столкнуться с ним? Не хочу умирать от инфаркта.