Текст книги "Без льда (СИ)"
Автор книги: Чиффа из Кеттари
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)
– Будет просто по-другому, Айзек.
И, после небольшой паузы, осторожно добавляет:
– Не думаю, что тебе стоит сегодня выходить на работу.
– Мэг на меня рассчитывает. Я не собираюсь её подводить.
Удивительная в наши времена преданность своей работе… для обычного бармена – отмечает Питер, сразу же одёргивая себя на слове “обычный”, которое никак не вязалось с Айзеком. И его привязанность была довольно ясна: стоило мальчишке произнести имя “Мэг”, как его эмоциональный фон сразу окрашивался в нечто тёплое, в дружеское чувство, отдалённо напоминающее чувство ребёнка к матери, только с терпкой, более отчётливой примесью ответственности.
– Тебе не кажется, что она поймёт? – мужчина старается говорить как можно мягче.
– Она-то поймёт, но… Я хотел бы пойти, Питер, правда. И у меня там остались кое-какие вещи… Точнее, сумка. И в дом можно будет не заезжать.
У Айзека просто не получается произнести слово “домой”.
– Хорошо. Позвони мне, если что-то случится.
– Что еще может случиться? – невольно зло роняет Айзек, тут же низко, снова опуская голову, всё ещё в привычном ожидании наказания за свой тон. Питер предельно осторожно касается его волос, проводя по ним ладонью до шеи.
– Я не знаю, Айзек. Если почувствуешь, что не можешь там оставаться. А так наверняка случится, если сегодня будет шумно. Тебе нужна тишина и немного покоя.
Лейхи обдумывает сказанное, медленно кивая.
– Наверное, ты прав, но… Мне все-равно нужно съездить, сказать Мэг. И взять сумку.
– Я отвезу тебя. После завтрака.
Айзек никогда не завтракал с отцом в кафе. Ну, то есть он вообще никогда не завтракал в кафе. На завтрак отец обычно ставил перед сыном тарелку с овсянкой и стакан молока. Тосты Айзек жарил сам. В хорошие дни, в плохие бы он уворачивался от тостера, если бы отцу не было жаль техники. Зато отец покупал много посуды, но в их доме ее всегда было мало. Было много осколков. Много царапин и ссадин, изрезанные об осколки руки, потому что “кухню нужно убрать до завтрака”, и потому что “убирай руками, не выпендривайся”. Когда Айзеку было двенадцать отец разбил о стену его любимую кружку – высокую, белую, с черно-белой тенниеловской Алисой, иллюстрацией к Безумному Чаепитию. Покрытая темными штрихами керамика разлетелась на мелкие осколки, разбилась Алиса, сидящая в кресле, от Зайца остались узнаваемыми только уши, Болванщик разлетелся равномерно – два осколка цилиндра, два осколка лица, – а вот Соня почему-то остался целым рисунком на небольшом осколке. Айзек собирал их трясущимися руками, изрезал пальцы, под строгим взглядом отца выкидывая растерзанный труп любимой чашки в мусорное ведро, но Соню успел спрятать в карман. И, если быть честным, хранил до сих пор.
– Ты знаешь, что Соня у Кэрролла был единственным нормальным участником Безумного Чаепития?
– В каком смысле? – Питер останавливает чашку с горячим черным кофе у губ.
– За всю книгу, Кэрролл ни разу не назвал его сумасшедшим. Болванщик и Заяц – сумасшедшие. А Соня – нет.
– Это не значит, что он нормальный, – задумчиво хмыкает мужчина. – Это всего лишь значит, что он не сумасшедший.
Айзек задумчиво тыкает вилкой в омлет, потому что не смог внятно ответить на вопрос, что он предпочитает на завтрак. Но омлет, кажется, вкусный – пахнет хорошо, и на вид тоже вполне себе. Только есть Айзек совсем не хочет, поэтому прячется от коротких взглядов Питера за стаканом апельсинового сока. Хейл в очередной раз поднимает взгляд, и мальчишка, тихо вздохнув, отправляет кусок омлета в рот.
– Я тебя не заставляю, Айзек, – мужчина качает головой. – Но у меня, честное слово, голова совершенно не соображает, если не поем с утра.
Лейхи улыбается, тщательно пережевывая кусок ветчины. В целом, все не так уж плохо.
Питер ухмыляется в чашку с кофе, наблюдая за вошедшим во вкус школьником.
Кафешка Айзеку нравится. Тихая, безлюдная, чем-то неуловимо похожая на бар, в котором он работает. Только немного побольше и посветлее, оформленная в мягких пастельных тонах, и с настоящими скатертями на столиках. И официантка милая – полноватая девчушка, улыбающаяся с искренней приветливостью, наизусть знающая явно небольшое меню, и ловко чиркающая в маленьком блокноте.
– Ты всегда здесь завтракаешь?
Питер кивает, расплачиваясь.
– И ты не должен…
– А вот финансист из нас двоих я, Айзек, – Питер поднимается из-за стола, на прощание белозубо улыбаясь порозовевшей девице. Айзек поднимается следом. – И вообще: когда ты сам сориентируешься в своих доходах, тогда и будешь за себя платить. Окей?
Лейхи неуверенно пожимает плечами.
– Значит, договорились, – Питер идет рядом, и Айзек почти невзначай касается кончиками пальцев рукава его плаща. – Почему ты вспомнил про Кэрролла и его Алису?
Айзек рассказывает про чашку – очень обрезанный и приправленный львиной долей корректировок, доведенный до приличия вариант. Судя по взгляду, Питер не слишком верит сказанному, но в ответ проговаривает, заводя машину:
– Мне нравятся иллюстрации Тенниела. Его и Дали. Остальные не столь хороши.
Подросток задумывается на несколько мгновений, недоверчиво глядя на мужчину.
– Сальвадор Дали иллюстрировал Алису?
Питер кивает.
– Приедем, я тебе покажу. Правда, только в интернете. Здесь невозможно найти годных изданий.
Айзек переступает порог бара – Питер остался в машине, – и сразу, еще даже не взглянув толком на Мэг, понимает, что она знает. Так и должно быть, она же хозяйка бара, а в воздухе, насыщенном парами спирта, сигаретным дымом и голосами “городских девочек” новости подобного рода распространяются даже чуть быстрее скорости звука. Маргарет тихо охает, обходя стойку, и настойчиво утягивает Айзека за собой, пока тот, снова низко опуская голову, старается укрыться от любопытствующих, сочувственных, но в где-то в глубине безразличных, взглядов.
Мэг обнимает подростка, крепко прижимая его к худой груди, к окутывающим шею и укрывающим грудь медным бляшкам шикарного монисто, неплохо сочетающегося со строгой черной рубашкой.
– Тебе нужна помощь, милый? Ты только скажи, старушка Мэг тебе поможет. Могу даже пустить тебя в свою холостяцкую обитель, парень!
– Нет, Мэг, спасибо, мне… – Айзек не успевает договорить – сухие сильные пальцы сжимают плечо, и серые глаза женщины смотрят настолько внимательно, что подростку становится не по себе.
– Ты не должен оставаться один. И не должен жить там. Если…
– Я не один, Мэг…
– О… – Маргарет приподнимает уголки губ, а в глазах проскальзывает оттенок веселья. – Бэтмен. Почему ты тогда не с ним?
– Питер сказал, что заходить в бар днем – плохая примета. Я хотел попросить у тебя пару дней выходных, Мэг.
– Да хоть неделю, милый. Приходи, когда захочешь, я не буду никого брать на твои смены, сама посижу. Наши мальчики-девочки к тебе уже привыкли, так что ты нас уж не бросай…
– Мэг… – Айзек укоризненно улыбается. – Просто пару-тройку дней, и все.
– Как скажешь, парень, – Мэг снова прижимает мальчишку к себе, и Айзек слышит как под слоями мгновенно нагревающейся меди бьется ее сердце. – Надеюсь, у тебя все будет хорошо. Держи меня в курсе, Айзек, хорошо?
– Конечно, – мальчишка серьезно кивает. – Я на связи.
– Когда похороны?
– Через два дня, – Айзек хмурится. – Ты придешь? Не… не хочу быть там один.
– Твой бэтмен не любит кладбища? – Мэг чуть взмахивает руками, – Конечно приду, как же я тебя брошу.
– Не в этом дело. Там же будут люди. Много людей. Его бывшие коллеги, ученики. Я не хочу лишних разговоров. Я хочу, чтобы они обо мне забыли. А они навряд ли забудут… если…
– Я поняла, милый. Конечно я приду. Ты справишься, мальчик мой.
Айзек мягко усмехается, неопределенно пожав плечами, и через несколько минут уходит, забирая с собой оставленный в баре рюкзак и сумку.
========== Часть 13 ==========
Первые две ночи в чужой квартире проходят на удивление спокойно – оба раза Айзек просто ложится на разложенный диван, несколько минут смотрит на чисто выбеленный потолок, лишенный привычной сетки мелких трещин, которые Айзек с детства привык складывать в разнообразные образы, каждый раз, в зависимости от настроения и прошедшего дня, новые, и засыпает – не только без кошмаров, но и вообще без снов – просто проваливается в сон, а через несколько часов открывает глаза. И спит непривычно долго – то десять, то двенадцать часов; пропускает школу, не отвечая на телефонные звонки, подолгу сидит на диване в зале, перед выключенным телевизором, несмело прижимаясь плечом к пришедшему с книгой в руках мужчине. Айзек сначала долго рассматривает его руки – длинные сильные пальцы, чуть смуглая кожа, отчетливый рисунок вен, – потом переводит взгляд на книгу – желтоватые страницы, потрепанная обложка, явно куплена в букинистическом магазине.
Айзек усмехается, увидев название книги.
– Ты советовал мне ее прочитать, – произносит еле слышно, смутно не желая отвлекать мужчину от чтения.
– И ты говорил, что прочел, – Питер кивает, поднимая на подростка короткий взгляд, затем слегка улыбается. – Почитать тебе?
Мальчишка слегка приоткрывает рот, обдумывая внезапно нарисовавшуюся перспективу.
– Почитай, – улыбается, послушно подаваясь под легшую на плечо руку. Айзек откидывается спиной на грудь мужчины, прикрывая глаза, успокаиваясь от звуков красивого, хорошо поставленного голоса.
– “В смертных людях есть нечто великое, что бы об этом ни думали боги. Они способны страдать бесконечно и беспредельно…”
Лэйхи чуть усмехается про себя, постепенно задремывая, пропуская момент, когда за окном темнеет, а мужчина откладывает книгу, замолкая.
Подросток молчит еще несколько минут, забываясь в ощущении спокойствия, а потом все-таки произносит то, что его беспокоит сильнее всего на данный момент:
– Завтра похороны моего отца.
Питер кивает.
– Ты хочешь, чтобы я пошел с тобой? – задумчиво перебирает непослушные золотистые кудряшки, кажется, улыбаясь.
Айзеку совсем не до улыбок, но сердиться на мужчину не получается.
– Нет… То есть… Да, но нет. Мэг сказала, что придет, я не буду там… совсем один.
– Это хорошо. Но ты хочешь, чтобы я пришел?
– Я не хочу причинять тебе неудобств… Или беспокоить без повода.
– Я могу забрать тебя оттуда, – Питер пожимает плечами. – Или можешь добраться сам. Зависит от тебя, Айзек.
Мальчишка громко, беспокойно сглатывает. “Зависит от тебя”. Пожалуй, впервые, кто-то признает, что что-то в жизни Айзека зависит от него. Психологи не в счет – они просто пытаются убедить своего пациента в том, что то, что они говорят – истина.
– Забери, – мальчишка поворачивается боком, шумно выдыхая в теплую шею мужчины. – Я позвоню тебе, как там все закончится, хорошо?
Мужчина медленно кивает, усмехаясь каким-то своим мыслям.
– Что? – Айзек приподнимается на локте, беспокойно глядя в голубые глаза.
– Если не можешь плакать на похоронах – улыбайся. Ты любишь джаз?
Подросток задумывается на несколько мгновений.
– Джаз? Я не знаю. Мне кажется, я его и не слышал толком.
Питер поднимается на ноги, осуждающе качая головой.
– Мне стоит сказать что-нибудь о современной молодежи, но я промолчу. Твоя музыкальная безграмотность окупается твоим хорошим вкусом в литературе, – мужчина задумчиво перебирает диски. – Луи Армстронг, Джордж Гершвин?
– Я знаю, кто такой Армстронг, – Айзек старается посмотреть на мужчину укоризненно.
– Уже радует.
Айзек хмыкает в ответ, поднимаясь с дивана и забирая из рук мужчины коробку из под поставленного в проигрыватель диска. Питер щелкает кнопками на пульте, пока подросток рассматривает обложку.
– Профессор Лонгхейр?
Мужчина пожимает плечами, снизу вверх глядя на подростка.
– Почему ты вообще заговорил о джазе?
– В некоторых южных штатах до сих пор существует традиция играть на похоронах джаз. И улыбаться.
– И с чем это связано? – Айзек невольно начинает прищелкивать в такт льющейся из динамиков музыке.
– Я думаю, они четко осознают, что хуже, чем в этом мире, быть уже не может, – Питер усмехается, поднимаясь на ноги. – Но, если быть честным, это не джаз, это блюз.
– Мне нравится, – мальчишка улыбается. – Что-то в этом есть.
***
Но вечером, ближе к ночи, приходит беспокойство. Подросток оглядывает строгий черный костюм, снова убирая его в шкаф, выходит из своей комнаты, не боясь разбудить поздно ложащегося мужчину, долго, очень долго пьет воду на кухне, медленно моет стакан, возвращаясь, останавливается перед зеркалом, вглядываясь в отражение снова посеревших глаз. Серо-голубые – глаза-хамелеоны, достаточно точно отражающие настроение своего обладателя. Айзек вздрагивает, упираясь рукой в стену рядом с зеркалом, когда замечает подошедшего хозяина квартиры. Питер бесцеремонно, но осторожно, запускает ладонь под тонкую ткань оливкового цвета футболки, оглаживая напряженные мышцы, внимательно смотрит в отражение глаз подростка, следя за их выражением. За все время проведенное в этой квартире это самые откровенные касания, самые настойчивые ласки. Айзек поворачивается – достаточно медленно, чтобы мужчина успел к нему наклониться, – и, почти столкнувшись с сухими, чуть шершавыми губами, удовлетворенно, успокоенно улыбается. Поцелуй выходит неловким и коротким, и Айзек то и дело скашивает взгляд на зеркало, чувствуя, как Питер улыбается в его губы.
– Иди спать, Айзек, – ладонь снова проходится по груди, но уже поверх футболки, влажные от поцелуя губы касаются чувствительной кожи за ухом, и мальчишка зажмуривается, заводя руки за спину, оглаживая почти прижавшегося к нему мужчину. – Иди спать, – повторяет, почувствовав, как длинные пальцы сминают край футболки, приподнимая, дразня неловкими короткими прикосновениями. – Завтра у тебя нелегкий день.
– Питер…
– Иди, – настойчивее, но все так же мягко касаясь пальцами груди. – Тебе нужно поспать.
И сон действительно приходит – вязкий, душащий, омерзительный, несмотря на то, что Айзек, проснувшись, не сможет вспомнить ни мгновения из этого сна. Давящие стены морозильной камеры, кривая усмешка и полный отвращения взгляд собственного отца – все смешивается в нечто, что снова заставляет подростка кричать и пытаться проснуться хотя бы от собственного крика.
Айзек все-таки просыпается – но не от своего голоса, а от крепкой оплеухи, от которой начинает звенеть в ушах, и на мгновение снова темнеет в глазах. Но Айзек не хочет обратно в сон, он цепляется руками за наклонившегося к нему мужчину, царапает короткими ногтями подставленные плечи, невидяще смотрит в голубые, беспокойные глаза, хватает губами воздух, пытаясь сделать достаточно глубокий вдох, но ничего не получается – он глотает воздух маленькими, совершенно недостаточными дозами, отчаянно стараясь не жмуриться.
От второй пощечины Айзека будто прорывает – он делает такой глубокий вдох, что в голове мутнеет.
– Ты действительно громко кричишь, – Питер усмехается, поглаживая подростка по спине.
– Извини, – голос противно дрожит, зубы стучат, Айзек чувствует себя… жалко.
– Перестань, – волк беспокойно, тихо рычит, чувствуя потребность выбранного человека в защите. – Пойдем, ляжешь со мной.
– Предпочитаешь, чтобы я кричал тебе в ухо? – подросток неловко улыбается и поднимается на ноги, опираясь на плечи мужчины.
Питер кивает, с короткой усмешкой поясняя:
– Тогда мне не придется идти через полквартиры, чтобы разбудить тебя.
– В этом что-то есть, – мальчишка вымученно кривит губы.
Питер смотрит слегка удивленно, затем коротко пожимая плечами.
Мальчишка осторожно опускается на край кровати, внимательно следя за мужчиной. Питер чувствует его настороженность и беспокойство, может быть даже легкое, едва заметное чувство страха. Но Айзек совершенно точно боится не его, скорее подросток опасается сделать что-то не так.
– Расслабься. Я тебя не укушу, – альфа едва улыбается непонятной подростку двусмысленности собственной фразы, прислушиваясь к едва слышному фырканью.
Айзек переворачивается на бок, лицом к мужчине, и долго, внимательно рассматривает его в темноте спальни, через несколько минут протягивая руку, чтобы коснуться кончиками пальцев его щеки.
– Я думал, что так только в книгах бывает. Когда живешь, и боишься, что все происходящее – сон. Что проснешься, и окажешься снова запертым… – мальчишка замолкает, убирая руку. – Запертым в своей прежней жизни.
– Не окажешься, – Хейл перехватывает руку подростка за запястье, медленно притягивая его ближе к себе. Айзек не сопротивляется, придвигаясь к мужчине, вдыхая запах его кожи и геля для душа. – Ты достаточно… сильный для того, чтобы не позволить больше никому запереть тебя. Где бы то ни было. Тебе просто нужно осознать это и принять.
– Не думаю, что ты прав, – мальчишка слегка задирает голову, коротко касаясь губами подбородка мужчины.
Питер хмыкает, пожимая плечами, обнимает мальчишку одной рукой, проводя кончиками ногтей по загривку.
– Я уверен в том, что я прав. А ты должен уже закрыть глаза и уснуть наконец. Я заберу тебя завтра с кладбища.
***
Бывают дни с подходящей погодой для похорон. Бывают дни с неподходящей погодой для похорон. Бывают просто дни, в которые похороны случаются. Айзек за свои семнадцать лет видел множество церемоний – в том числе и такую, о которой упоминал Питер. Когда миниатюрная девушка, вся в белом, с выгоревшими явно не под калифорнийским солнцем волосами, несла вслед за гробом своего погибшего при исполнении мужа большой старый магнитофон, казавшийся слишком тяжелым для ее хрупких рук. Играла задорная музыка, а девушка улыбалась.
Она умерла через полгода и ее похоронили рядом с мужем. На ее похоронах некому было включить джаз, ее родственники и друзья пришли все в черном и похороны были очень обычные. Совсем не такие, каких она заслуживала по мнению десятилетнего Айзека. Девушка ему очень нравилась.
В день похорон мистера Лейхи погода была самая обычная – без драматичного дождя или не менее драматичного солнца. На самом деле, погода – это единственное, что Айзек запомнил из всей церемонии. Он произнес речь – короткую, почти безэмоциональную и написанную не без помощи Питера. Просто зачитал по памяти, стараясь не смотреть на гроб или на сидящих чуть поодаль людей. Еще была часть с рукопожатиями, соболезнованиями и клятвами в случае чего оказать посильную помощь. Айзек примерно представлял себе цену этих клятв, и чувствовал себя какой-то Маргаритой на дьявольском балу – от происходящего затекали не только конечности, но даже мысли замирали, запутываясь в вязкой, горько-приторной лжи людей, старающихся казаться не безразличными.
Хорошо, что Мэг была рядом все время – приобнимала за плечи, ласково трепала по волосам, украдкой поправляла длинный синий шарф Айзека, совершенно не гармонирующий с костюмом, за которым подросток буквально прятался от всего происходящего, от чужих взглядов и прикосновений чужих потных ладоней.
Когда церемония заканчивается, Айзек достает телефон, и набирает короткую смску, затем снова упираясь взглядом в гладкий надгробный камень. Выбитая эпитафия содержит много слов, в которые Айзек не вчитывается, потому что лишь одно словосочетание – “любящий отец” – приковывает его взгляд.
– Вас подвезти? – Айзек чуть вздрагивает, услышав голос Питера, остановившегося за его левым плечом.
– Пожалуй, – стоящая с другой стороны Маргарет кивает. – Наверное, попозже, – скашивает взгляд на юношу, теребящего плотную ткань шарфа.
– Из-за меня? – Айзек поворачивается сначала к Мэг, а затем к Питеру. – Не надо. Поехали.
– Поехали, – легко кивает мужчина. – Как ты?
– Я не знаю, – подросток едва заметно пожимает плечами, чуть притормаживая, дожидаясь Мэг – женщина медленно, вдумчиво поливает могилу вином из объемистой фляжки.
– Любопытная традиция. Старая, – поясняет мужчина, чуть усмехаясь поднявшему на него изумленный взгляд мальчишке. – Насколько я знаю, что-то из язычества.
– Он не пил, – растерянно говорит Айзек подошедшей женщине, на что та качает головой:
– Может, стоило?
– Мэг, для тебя все проблемы или из-за недостатка алкоголя, или от его избытка, – Айзек замирает перед машиной Питера, пытаясь определить, куда ему сесть.
– Иди назад, – Питер сам решает его проблему, открывая дверь машины перед женщиной. – Вам куда?
– Поехали в бар, ребята. И вас приглашаю. И, Айзек, сними пиджак, жарко же. И шарф.
Хейл тихо фыркает и улыбается, разворачивая машину в сторону бара.
Пиджак Айзек оставляет в машине, а вот шарф снимать отказывается, цепляется за него обеими руками, и Маргарет оставляет попытки избавить подростка от этой детали одежды. Питер садится на свое привычное место у стойки, Айзек, задумавшись, садится рядом, а Мэг – по другую сторону барной стойки.
– Пива? – Мэг поднимает взгляд на мужчину, на что тот качает головой, указывая на бутылку виски. – Но тебе еще за руль.
Мужчина наконец-то отрывает взгляд от Айзека, поворачиваясь к хозяйке бара. Маргарет узнает этот взгляд – она уже видела таких – уверенных в себе, не пьянеющих с алкоголя, чем-то неуловимо похожих друг на друга мужчин.
Подросток тем временем пристраивает подбородок на сложенные на стойке ладони, и невидяще смотрит куда-то вперед, медленно моргая, поднимая непонимающий взгляд на Питера, когда тот ставит перед ним пустой стакан для виски, и еще более непонимающий – на Мэг, этот стакан наполняющую.
– Вы нехило так спелись, – мальчишка хмыкает, осторожно принюхиваясь к содержимому стакана. – Я не… ах ну да… Ты, Мэг, ответишь, что зря я не пью, – Айзек улыбается женщине, и та укоризненно качает головой.
– Я не настолько безответственна, парень. Но думаю, что тебе это не повредит, тем более, что есть кому за тобой присмотреть.
Питер согласно кивает. Айзек смущается, крепко обхватывая стакан одной рукой, поднося к губам, и делая осторожный маленький глоток. Горло обжигает крепким алкоголем, и в голове мгновенно будто разрывается воздушный шарик, наполненный горячей водой.
– Ты точно за ним присмотришь? – голос Мэг кажется чуть приглушенным.
– Точно, – мужчина надавливает на подбородок мальчишки, заставляя того поднять голову.
– Я в порядке, – Айзек неловко улыбается, качая головой. – Все нормально.
– Ты уже решил, что будешь делать дальше?
Разговор плавно течет, захватывая какие-то повседневные дела и планы на ближайшее будущее, но обходя стороной похороненного сегодня человека. Мэг внимательно присматривается к Питеру, но, кажется, остается им вполне довольна. Её серые глаза то и дело останавливаются на Айзеке, уже час цедящем согревшийся виски из своего стакана, и снова возвращаются к мужчине, который вполне благодушно усмехается.
– Что ты хочешь спросить, Маргарет? Спрашивай.
– Я просто волнуюсь за парнишку.
– Разумно, – мужчина делает очередной глоток виски, и Мэг внимательно следит за его глазами.
– Ты действительно не пьянеешь, – безапелляционно произносит она, подливая виски в свой и его стакан. – Айзек? – вопросительно вздергивает брови, покачивая бутылкой.
– Может немного, – подросток неуверенно пожимает плечами. – Я точно пьянею, – и вздыхает.
Мэг наливает виски на два пальца, причем на два своих, худощавых тонких пальца, и снова заговаривает с Питером о чем-то нейтральном, умело не касаясь никаких личных тем, в том числе и Айзека. Подросток водит пальцами по темной столешнице, прочерчивая ногтями многочисленные царапины – глубокие и не очень, знакомые и незнакомые.
– Я в понедельник пойду в школу, – отвечает он на вопрос Маргарет. – Но они хотят, чтобы я поговорил с психологом. Они думают, что у меня никого нет, – Айзек смущается, краснея, и привычно утыкается носом в стакан. Только на этот раз шумно фыркает, вдохнув алкогольные пары, и поднимает голову.
– Поговори, – ровно произносит Питер. – Если ты откажешься, они лишь настойчивее будут предлагать.
– Да, я догадываюсь, – Айзек задумчиво рассматривает стену за стойкой – множество полок, на которых громоздятся бутылки – зачастую пустые или наполненные подкрашенной водой, но красивые, необычные, – и фотографии: различных мест, различных людей, среди которых нет ни одного знакомого Айзеку.
– Думаю, мы поедем, – Питер переводит взгляд на часы, показывающие начало пятого. – Ты как?
Лейхи согласно качает головой, соскальзывая с высокого стула.
– И на работу я, наверное, завтра приду, Мэг. Ты же не против?
– Ну конечно я не против, парень, – Маргарет тепло улыбается. – Приходи. Но только если будешь уверен, понятно?
– Понятно, – мальчишка порывисто обнимает женщину, и та обнимает его в ответ, продолжая улыбаться, коротко целует подростка в макушку, и хлопает по плечу.
– Звони если что, – Мэг улыбается подростку, привычным движением поправляя его шарф. – Ну и ты звони, если нужна будет какая-то помощь.
Питер растягивает губы в улыбке, ожидая дальнейших слов женщины. Та провожает идущего к двери Айзека взглядом, и еле слышно произносит:
– Если ты его обидишь, я вырежу тебе сердце осколком бутылки, ты понял?
– Вполне, – Хейл наклоняет голову, пряча усмешку. – Я абсолютно уверен, что так и будет. Я, может быть, даже позволю тебе это сделать.
– Вот как, – Маргарет сдержанно улыбается, чуть закусывая губы, наблюдая за тем, как Айзек жмется к мужчине, когда тот обнимает его за плечи.
***
Ночью Айзек приходит к Питеру сам – пару минут мнется перед закрытой дверью, затем все же решаясь постучать. Время глубоко заполночь, и сам подросток уже проспал пару часов в своей комнате, но снова проснулся, на этот раз не от кошмара – просто от какого-то давящего одиночества. Просыпаться в постели не одному было непривычно, но приятно – до щемящего, странного чувства. И засыпать, чувствуя рядом успокаивающее тепло чужого тела – тоже приятно. Поэтому, кое-как проснувшись и набравшись храбрости, Айзек идет к спальне Питера, собирается с духом, и стучит.
Питер открывает дверь, молчаливо и задумчиво оглядывая мальчишку, отходит в сторону, кивком приглашая того войти.
– Ты не против?
– Был бы против, думаешь, я бы пустил тебя сюда? – мужчина усмехается, выключая экран ноутбука, стоящего на столе. – Намекаешь на то, что пора бы лечь спать?
– Не знаю. Я ни на что не намекаю, просто пришел.
– Плохой сон? – Питер подходит ближе, и Айзек тоже делает шаг вперед, чуть качнувшись вперед, прижимаясь щекой к груди мужчины.
– Нет. Мне ничего не снилось.
– Как ты себя чувствуешь? – Хейл гладит подростка по макушке, прислушиваясь к себе, к своим ощущениям. Гнев, захлестывающий оборотня несколько минут назад, до того, как он услышал дыхание замершего перед дверью подростка, постепенно сходит на нет, злость пропадает, и волк, будто забыв о жажде мести и о том, что нашел еще двоих, кому стоит поплатиться за произошедшее, довольно жмурится, ища хотя бы самых простых, ласковых прикосновений стоящего рядом мальчишки. Питер бы расценил подобное как внутреннее предательство, но уж он-то точно знает, что бороться с самим собой, со своим внутренним зверем, дело неблагодарное и не приносящее ничего, кроме проблем.
– Спокойно, – тихо выдыхает Айзек. – Сейчас – очень спокойно.
– Ты собрался завтра идти в школу, – Питер чуть наклоняет голову, внимательно глядя на подростка. Задумывается. Навряд ли Айзеку что-то грозит, несмотря на то, что он уже прочно пропах Питером. Дерек сам в школу не сунется, а у Маккола не хватит навыков вспомнить запах старшего Хейла не в альфа-форме.
– Ну да, – мальчишка пожимает плечами. – Скоро конец года, мне нужно все сдать. Совсем не светит оставаться на второй год.
– Удивительно разумно, – Питер усмехается. – Иди, ложись.
– Только у меня ноги холодные, – виновато вздыхает Айзек, забираясь под одеяло.
– Переживу, – мужчина опускается рядом, и Лейхи переворачивается набок, стремясь оказаться ближе, согреться. – Не ходи босиком, у тебя не только ноги – ты весь холодный. Простынешь.
– Привычка, – Айзек пожимает плечами, осторожно устраивая ладони на груди Питера. – Не простыну. Я закаленный.
Хейл думает о том, что ему, пожалуй, не стоит спрашивать – какими способами.
========== Часть 14 ==========
Мэг, коротко потрепав подростка по макушке, с облегченным вздохом накидывает куцый серо-серебристый плащ, признаваясь:
– Знаешь, парень, это действительно тяжко – торчать здесь каждый вечер. Как ты справляешься? Это же невыносимо скучно!
Айзек ухмыляется, молча пожимая плечами, наблюдая за тем, как Мэг, почти дойдя до входной двери, останавливается перекинуться парой слов с только что зашедшей миссис Моп. Старушка церемонно складывает сухие ладошки на изогнутой ручке зонта-трости, и оживленно что-то рассказывает, то и дело покачивая головой. Маргарет показывает ей два больших пальца, расплываясь в довольной улыбке, и оборачивается к Айзеку.
– Эмеральде сегодня за счет заведения, – и одобрительно похлопав старушку по плечу, выходит из бара.
Айзек достает из-под стойки бутылку граппы и небольшой стаканчик.
– У вас что-то хорошее случилось, миссис Моп?
Старушка торопливо кивает, взглядом ища, куда бы пристроить зонт.
– Давайте мне, поставлю в подсобку, пускай сушится, – судя по стекающей с зонта воде, дождь на улице очень даже неслабый. За еще включенной в заведении музыкой звуков с улицы почти не доносится.
– Давно дождь начался? – наливает граппу в стаканчик, придвигая к старушке.
– Ох, я полпути успела пройти, а потом как полило, и, судя по всему, прекращаться это безобразие не собирается. Но я взяла зонтик, потому что я утром посмотрела прогноз погоды, его ведет девочка, она так похожа на мою котеньку, смотрю и радуюсь каждый раз.
– А Кэтрин до сих пор в Вегасе? – Айзек отвлекается на минуту, наполняя бокал пивом и рассчитывая статного старика с вечерней газетой в руках.
– Китти, моё солнце, – миссис Моп делает глубокий вдох, и подросток замечает, как счастливо блестят ее глаза. – Китти поступила в Калифорнийский на журналиста. Ну, точнее еще не в сам университет, но она уже прошла конкурс на подготовительные курсы, а это уже немало, правда? – Эмеральда смотрит чуть беспокойно.
Школьник радостно улыбается.
– Это же классно!
– И у нее будет стипендия. Моя котенька очень умная, – доверительно шепчет, слегка перегибаясь через стойку. – И красивая. Но тебе-то это не интересно, я понимаю, юноша, – старушка ставит на стойку ридикюль, вытаскивая из него горсть уже привычных Айзеку шоколадных конфет в разноцветных обертках, и как-то очень задорно подмигивает подростку.
Лейхи растерянно смотрит на нее, продолжая улыбаться.
– Нет, ну не то чтобы мне не интересно, миссис Моп… Я рад за нее. И за вас. Она заедет к вам перед тем как поехать на учебу?
– Да, обязательно, она обещала приехать на следующей неделе, – женщина быстро, мелко кивает. – Я вот думаю, что нужно познакомить её с Лиамом, он такой милый мальчик.
Айзек, например, знал, что он сам тоже попадает в категорию “милые мальчики” в глазах миссис Моп. И тем сложнее ему было понять, по какому принципу она вообще награждает окружающих лиц мужского пола этим званием, потому что Лиам, ее сосед, милым мог быть… На самом деле Айзеку трудно представить ситуацию, в которой парень, в дверь проходящий боком и состоящий, кажется, из одних только мышц, мог бы быть милым. Хотя, на самом деле, всякое может быть, если уж быть честным, Айзек не удивился бы, если бы сосед миссис Моп и предполагаемый будущий молодой человек юной Кэтрин втайне увлекался вязанием крючком или выращиванием орхидей. В конце-то концов, сам Ниро Вульф любил орхидеи до умопомрачения.
