Текст книги "Друид в Лос-Анджелесе (СИ)"

Автор книги: Чиффа из Кеттари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Дерек молча кивает, не зная, что сказать.

Дитон отводит глаза, стараясь не смотреть на альфу, нервно жует нижнюю губу, перед тем как вынести и без того известный Питеру вердикт. Дерек стоит рядом, а Тайлер чуть поодаль – это ветеринар отмечает про себя, обращая внимание на то, что в стрессовой ситуации Хейл все равно больше полагается на семью, чем на друга. Это любопытный факт, хоть и ничего сейчас не значащий.

– Стайлз – дитя Неметона, Девкалион не просто так использует этот термин, – приглушенным голосом издалека начинает друид. – И Неметон не хочет терять его, просто не может себе позволить: слишком невелика вероятность того, что в ком-то еще его сила сможет активизироваться с такой же легкостью, как в Стайлзе. И Неметон, как источник силы, вполне подходит для возвращения с той стороны. Проблема лишь в том, что для этого есть только один способ, – Дитон неловко замолкает. – И ты его знаешь, Питер. С самого начала знал.

Прислушивающаяся стая всем составом заинтересованно оборачивается на Питера.

Тот кривит губы, сердито прищуриваясь.

– Нет, других вариантов нет. Неметон знает только этот способ. Так вернулся он сам, так же вернулась и Джулия. Дженнифер, – исправляется. – И – нет, я бы не советовал тебе расплачиваться собой. Кто-то в любом случае должен его вытащить. И когда я говорю “кто-то” – ты понимаешь, что я имею в виду. Как бы это ни звучало – это должен быть кто-то другой. Мне трудно об этом говорить, Питер. И еще, полнолуние – оптимально. Как ты любишь замечать – сейчас время почти не приоритетно.

Хейл согласно кивает, по прежнему не произнеся ни слова.

Не выдерживает Маккол, вставая на ноги и подходя ближе, он спрашивает у Питера, спокойно глядя в глаза альфы:

– О чем он говорит?

Хейл равнодушно смотрит на своего бывшего бету, бесцветно произнося:

– О жертвоприношении, конечно.

*

К дому шерифа Питер приходит с двумя бутылками виски. На складе остались Дерек и Скотт, остальных Питер отправил в лофт, а сам отправился к отцу своего советника – докладывать.

Бутылки две, потому что в одной помимо скотча плещется почти полный пузырек волчьего аконита – убойная доза, никак не влияющая на вкус. Глупый и безответственный поступок – не время надираться в хлам, и Питер даже заверяет себя, что пить не будет. С другой стороны, Дитон наверняка готов к такому развитию событий – Питер у него и одолжил пузырек, чтобы не возвращаться в квартиру, – поэтому противоядие, от которого, как Хейл прекрасно знает, его будет нещадно полоскать минут тридцать, у ветеринара наверняка наготове.

В любом случае разговор предстоит не из легких.

Шериф, за двенадцать часов будто постаревший на двенадцать лет, не прячет наполненного болью взгляда от стоящего на пороге альфы. Он даже не сразу вспоминает, что оборотню нужно разрешение на вход в дом – Стайлз, со своими рунами, об этом позаботился перед отъездом в Лос-Анджелес. Шериф помнит оскорбленный взгляд старшего Хейла, когда тот впервые столкнулся с этим нововведением.

– Входи, Питер, – Хейл переступает порог, отдавая одну бутылку мужчине.

– Ты думаешь, мне это сейчас нужно? – иронично усмехается Джон, делая акцент на слове “это”.

Питер качает головой.

– Это все, что у меня сейчас есть, – неопределенно отвечает вервольф, садясь в кресло в кабинете. Шериф привычно садится за стол, доставая из ящика стаканы. Альфе в кои-то веки совсем неохота пить из стаканов, он отворачивает пробку у своей бутылки, делая небольшой глоток.

Джон наблюдает за ним, качая головой.

– Две бутылки? В свою какой-то дряни налил? – Питер кивает, вмиг как-то растеряв свое красноречие. – Сколько тебе лет, Питер?

– Тридцать шесть, – блекло отвечает альфа, не зная с какого конца вообще подойти к разговору.

– Думаю, фактически тебе нужно отнимать от своего возраста шесть лет, – старший Стилински выглядит так, будто действительно много над этим размышлял. – Я к тому, что ты ведь ненамного старше, например, Дерека. Фактически.

Питер смотрит непонимающе.

– Дерек – балбес, – со вздохом поясняет шериф, и до Хейла только сейчас доходит, что задумавшись он умудрился не заметить, что нынешняя бутылка виски не первая в руках Джона за сегодняшний вечер.

– Ты на него не похож. Но не до конца честно требовать от тебя… Ладно, Питер, я искренне пытаюсь тебя как-то оправдать, но у меня не получается, честно. Я бы хотел, ты неплохой парень.

– Не нужно пытаться, Джон, – альфа снова делает небольшой глоток из бутылки. – Пожалуй единственный, кто умеет находить мне стоящие оправдания, это твой сын.

Шериф кивает, наливая себе виски почти до краев стакана.

– Я почти понял, что с ним произошло. Он рассказывал мне, как им удалось найти нас тогда, – Джон взмахивает рукой. – Как и всегда ничего толком не объяснил, но общую суть я ухватил – оттуда можно вернуться. Я прав?

Альфа кивает.

– Прав. Но для этого должны быть выполнены определенные условия.

– И какие это условия в его случае?

– Убийство. Жертва. Жертвоприношение. Как ни назови – смысл от этого не изменится. Я должен убить кого-то, чтобы дать ему возможность вернуться. Чтобы дать Неметону силу его вернуть, точнее.

– И… кого? – шериф хмуро смотрит на вервольфа.

– Нет разницы. Кого-нибудь. Любого.

– Животное не подойдет?

Питер размышлял над этим, даже спрашивал у Дитона, поэтому отвечает не раздумывая:

– Неравноценный обмен. Это должен быть человек.

Джон тяжело вздыхает, ставя стакан прямо поверх бумаг, раскиданных по столу.

– Я подойду?

– Ты сколько выпил, шериф? – альфа повышает голос, хмурясь. – Ты о чем вообще говоришь? Как я ему в глаза посмотрю?

– В любом случае – как ты ему в глаза посмотришь? – негромко, но отчетливо проговаривает Стилински. – И что увидишь, кроме осознания того, что за его возможность смотреть в глаза тебе, кто-то, кто был совсем не при чем, заплатил жизнью?

– Ты ему не скажешь, – твердо произносит волк. – Никто ему не скажет.

– Он узнает все равно, рано или поздно.

– Нет. Он отправится в Лос-Анджелес и доучится в своем чертовом университете. И перестанет об этом думать.

– Ты настолько плохо его знаешь или тебе так хочется в это верить? – Джон криво усмехается.

– Мне очень хочется в это верить, – устало отмахивается альфа. – Лучшим вариантом было бы найти того человека, который с ним это сделал…

– А это человек?

– Человек, – Питер кивает. – Ты видел его наверняка. Он и написал на меня заявление – я вспомнил запах, пока искал Стайлза…

– И вместо того, чтобы его искать, ты надираешься тут вискарем с какой-то отравой?

– Основная проблема в том, что я не могу искать их один. Это бесполезно, их еще минимум пятеро. Значит, судя по тому, что с двоими я справился с ощутимыми потерями, мне нужно брать с собой Тайлера и Дерека. Может быть – Маккола. Но тогда остальная часть стаи, более слабая, останется без защиты. И Стайлз. Они этого добиваются, во всяком случае, этим гаитянским… ублюдкам подобное будет только на руку. Я не хочу вернуться и увидеть кровавую баню, понимаешь?

– Поэтому умрет кто-то другой? – Джон тяжело смотрит на альфу. Тот кивает. – Значит ты уже все для себя решил? Первого попавшегося, ни в чем не замешанного человека ты готов убить?

– Я кого угодно готов убить, – альфа чуть заметно оскаливает клыки. – И ответственность это моя. А ты никогда и ничего ему не скажешь.

========== Атт Хеймдалля ==========

Питер возвращается на склад ближе к полуночи, ответив отказом на просьбу шерифа взглянуть на сына.

“Тебе незачем видеть его в таком состоянии. Тебе незачем запоминать его таким. Пусть это будет моей проблемой”

Дерек и Скотт уходят нехотя, младший Хейл перед уходом тяжело смотрит в глаза дяде, твердо произнося:

– Если нужна будет помощь – позвони.

– Уж не сомневайся, – Питер раздраженно кривится, взмахивая рукой. – Идите уже.

– А ты? – голос у Дерека такой же настороженный, как взгляд у Скотта.

– Боишься, что я тут свихнусь за ночь? Снова? – Питер неприятно ухмыляется.

– Или, что тебя убьют, – ровно отвечает племянник, не отводя взгляда.

– Тогда ты беспрепятственно станешь альфой, нашел из-за чего переживать. Иди.

Дерек, с выражением вселенской усталости на лице, закатывает глаза.

Питер сдается.

– Дитон вот-вот приедет. Так что, я найду чем заняться.

Беты недоверчиво переглядываются, в темноте мерцают голубые и желтые глаза, но ослушаться все-таки не смеют, уходят, и через несколько минут Питер слышит, как отъезжает Камаро Дерека.

В этом районе тихо не бывает никогда. Ему, конечно чужда шумность городских кварталов, но, в отличие от них, здесь своя специфическая жизнь не затихает никогда. Что днем, что ночью: одинаковое шебуршание неуверенно и медленно передвигаемых по гравийке ног, тихий вороватый шепот, нездоровое хихиканье обкурившегося подростка.

Питер слышит, как подъезжает машина Дитона, но не видит смысла в том, чтобы встать с бетонного промерзшего пола, перестать прижиматься спиной к обледеневшей стенке ванны. Ветеринар подходит ближе, кутаясь в пальто и шарф, и только сейчас Питер понимает, что его вещи так и остались в участке, а он умудрился проходить весь день в тонком джемпере, так и не почувствовав холода. Его это, впрочем, не удивляет – все чувства притуплены, приглушены, покрыты коркой льда. Заморожены.

Дитон ставит на один из ящиков фонарь, садится на притащенный волчатами неизвестно откуда стул и раскладывает книги на импровизированном столе.

– Если полиции вдруг приспичит устроить здесь внеплановый рейд – нам не поздоровится, – бормочет он, открывая небольшую книгу в месте, где лежит закладка.

– Не приспичит. Шериф проконтролирует, – безразлично глядя в потолок, произносит альфа.

– Это хорошо. Ты как? – Дитон ставит рядом с собой небольшой пузырек с противоядием.

– Не понадобится. Пару глотков сделал и все. Не могу.

Дитон кивает, снова убирая пузырек во внутренний карман пиджака.

– Ты говорил, у тебя появилась какая-то мысль, – Хейл лениво поворачивает голову, чтобы посмотреть на друида. Яркий свет фонаря слепит глаза, и альфа неприязненно прищуривается, снова отворачиваясь.

– Ты же понимаешь, что мне не нравится идея с жертвоприношением. И никому не нравится.

– Не самый худший вариант. Мне нет дела до моральной стороны.

– Питер, нам пора уже договориться, и считать тебя отклонением от нормы. Ты аморален, и я говорю это тебе не для того, чтобы поставить в вину. Это факт, почти что медицинский. Поэтому твое мнение нормой считаться не может.

Альфа закатывает глаза, излучая презрение ко всему миру.

– Я не говорю, что я буду протестовать, если ты найдешь другой, столь же действенный способ.

Дитон кивает.

– Я и нашел.

Хейл чуть вздрагивает, быстрым движением поднимаясь на ноги, и, бросив очередной взгляд на поверхность воды, подходит к друиду.

– Ну так не тяни, Алан. Выкладывай.

– Я порылся в книгах, поговорил со Скоттом и Эллисон, проанализировал имеющуюся…

– Ближе к делу, – Питер все же срывается на утробный рык.

– Сейчас, – друид и ухом не ведет. – На той стороне сознание не растворяется, не спутывается, то есть он отлично понимает кто он, возможно, даже, где он. Отталкиваясь от факта, что Стилински очень умный юноша, можно смело предположить, что он догадается, что делать.

– Что?

– Не перебивай, Питер. Ему нужно создать привязку души к телу, и у него, в отличие от многих, есть для этого умения. А у нас – знания об этих умениях…

– Попроще, для притравленных аконитом, не спавших черт знает сколько, волков.

– Руны, Питер. Стайлз разбирается в рунах, как никто другой, точнее даже не разбирается, ему не нужно этого делать. Он их понимает, чувствует…

– Ближе, – нетерпеливо рычит альфа.

– Я уверен, что он догадается – как догадался в лесу, с тобой, – что руны можно использовать для возврата.

– А мы что можем сделать? – Хейла, из-за непонимания, захлестывает бешенство.

– Привязка, Питер. Сознания или души – называй как хочешь, к телу. Одинаковый трехрунный – Стайлз предпочитает пользоваться им, – ряд. На обоих.

Питер закрывает глаза на несколько мгновений, сначала обдумывая мысль, а затем прислушиваясь.

– Зачем вернулся? – оборачивается, недовольно скаля клыки, к Дереку.

– В лофте шумно, – неубедительно отмахивается оборотень, коротко кивая Дитону.

– Здесь-то у нас кладбищенская тишина, кто бы спорил, – едко усмехается альфа, прикрывая полыхнувшие тусклым алым глаза.

– Плохо выглядишь, – констатирует заметивший это Дерек. – Твои глаза. Плохо.

– Если ты думаешь, что я буду рыдать у тебя на плече, повествуя о своей горькой участи – можешь сразу ехать обратно.

Дерек фыркает, качая головой.

– Продолжай, – коротко бросает альфа друиду. – Одинаковый трехрунный ряд на обоих. На. Обоих. Как это физически возможно? И вторая сторона – в старшем Футарке двадцать четыре руны. Как из них выбрать три нужные?

Дерек садится чуть поодаль, не вмешиваясь в разговор.

Дитон делает неопределенный жест обеими руками.

– Я могу судить только по себе. По своему ощущению того, что там происходит. Ты, я думаю, догадываешься, что рунические знаки нужно вырезать на том, на что хочешь воздействовать, – друид дожидается короткого кивка альфы. – В том месте, где Стайлз оказался, ни с одной вещью он не сможет вступить во взаимодействие, значит ему придется… выводить их на себе. Я бы попробовал процарапать, – Дитон бросает короткий взгляд на свои ногти. – Думаю, это наиболее действенный вариант.

– А здесь? – альфа невольно зеркалит жест друида, разглядывая свою руку.

– Здесь нужно вырезать их на его коже.

– Техническая часть ясна, – Питер спокойно кивает, снова на секунду оглядываясь на железную ванну, подавляя в себе желание зарычать на племянника, к ней подошедшего. – Но как их выбрать?

– Руны делятся на три группы – атта, – в каждой – восемь символов. Для большего эффекта трехрунного ряда нужно использовать по одной из каждого, – пускается в объяснения друид. – На самом деле выбрать несложно, из каждого атта нужно взять руну наиболее подходящую по значению. Я выбрал четыре.

Альфа непонимающе хмурится.

– С первой и последней группой проблемы нет – в атте Фрейра мы берем руну Райдо, путешествие, она же – переселение, – Питер кивает. – Из атта Тира Стайлз всегда использует Дагаз – катализатор, он и на тебе ее использовал, – снова кивок.

– Проблема только со второй группой. В атте Хеймдалля есть две подходящие руны: Хагалаз, руна управляемого кризиса, ведущая к завершению сложной ситуации и внутренней гармонии; и Эйваз – руна приоритета цели, движущая сила, обеспечивающая побуждение и ощущение цели. Я не знаю, какую он выберет. Если будет выбирать.

Питер снова кивает и молчит, хмурясь под вопросительным взглядом друида.

– Что будет, если мы выберем не ту?

– Особенного – ничего. Просто этот способ не сработает и нам придется вернуться к первоначальному варианту.

– То есть ему это не навредит?

Дитон уверенно качает головой.

– Это просто не сработает, а второй попытки не будет.

– Как мы узнаем, что вообще происходит? Если он не додумался до этого сейчас, то сейчас ничего не произойдет, верно? – теперь кивает Дитон. – А если позже? Через час. Завтра?

– Для жертвы Неметону у нас будет время до полнолуния. Нам все равно ничего больше не остается – только ждать.

– Я не разбираюсь в рунах. И в формулировках их значений. Выбирай ты.

Дитон, на самом деле, ожидал увидеть в глазах альфы хоть какой-то проблеск надежды, жизненной силы, хоть что-то, но Питер выглядит каким-то… мертвым. Даже когда он вернулся с порога смерти в прошлый раз, потеряв почти всю свою силу, он выглядел более живым.

Дерек же, своими обостренными чувствами оборотня, чует в дяде страх. Страха в старшем Хейле не было никогда, во всяком случае он никогда не чувствовался так остро и никогда не горчил такой безысходностью. Дерек потому и вернулся – Питер может твердить окружающим, что не свихнется, но Дерек в это не верит. И оборотень, в отличии от друида, понимает, почему альфа не дает себе прочувствовать вкус надежды – если он позволит себе эту слабость сейчас, то неудача, вполне вероятная, сильнее ударит по нему, сметет все ограничители. Останется лишь безумный, одинокий хищник.

Которого Дереку снова придется убить

– Тогда я бы выбрал Хагалаз. Она более гармонична сама по себе.

Альфа почти безразлично кивает.

– Нарисуй, – на пробу проводит когтями по ближайшему ящику. – Я сделаю.

Дитон торопливо шарит ладонями по карманам в поисках ручки, находит, аккуратно выводит на чистом листке, вырванном из записной книжки, три руны.

– А то, что я ничерта в них не смыслю, имеет значение? – сейчас Дитон замечает, каких усилий Питеру стоит сдерживать свои эмоции.

– Никакого. Это просто знаки. Силу им даст Стайлз.

Альфа кивает, отходя к стене, на пробу чертит несколько рядов когтями, затем затирая. Подходит к ванне, разгоняя лед, резко, натужно выдыхает, с болью глядя в лицо своего мальчика. Задумывается на минуту.

– Где?

– Со стороны сердца, желательно, тем более, что он правша. Совпадение места не имеет особого значения, но может дать дополнительный эффект.

Питер медленно кивает, оглядывая себя, будто примеряясь. Проводит кончиками когтей по груди, хмурится, ведет по предплечью левой руки. Кивает.

Наклоняется над ванной, Одной рукой подхватывая холодное тело под поясницу, чуть переворачивая, фиксирует левую руку неподвижно и аккуратно выводит на предплечье знаки.

Райдо.

Хагалаз.

Дагаз.

Закончив, замирает, не отпуская тело подростка, не обращая внимания на обжигающий руки холод. Дереку приходится потянуть его за плечо, заставляя хоть немного отстраниться.

Альфа почти не дышит, не отводя взгляда от поверхности воды. Ждет.

========== Эйваз ==========

Через какое-то время тошнота отступает, мысли снова проясняются, и Стайлз садится на пне, на турецкий манер поджимая под себя ноги. У него есть время подумать. Судя по всему, у него теперь есть все время мира, для того, чтобы думать. И Стайлз думает. Сначала об отце, затем мысли плавно переключаются на Питера. Потом Стайлз вспоминает маму, и все его существо тут же чувствует неизбывную, непередаваемую тоску. Стайлз сам себе сейчас напоминает оголенный комок нервов – любая эмоция ощущается не слабее прикосновения в обычный день.

Когда от обилия эмоций снова становится дурно, Стайлз переворачивается на спину, без удовольствия или интереса разглядывая белое “ничто” растянувшееся во все стороны вокруг. Стайлз начинает считать, чтобы хоть как-то ввести для себя понятие времени: раз, два, три. Семь. Восемь. Пять. Шестнадцать. Стайлз вздрагивает, понимая, что сбился, и начинает заново: один волк, два волка, три волка, стая волков…

Все не то, а тошнота снова давит на горло. Периодически по телу пробегают волны зябкой дрожи, и когда Стайлз задумывается над этим, ответа – почему это происходит, – он найти не может. Вряд ли это из-за ледяной воды, – при мысли о ней отвращение окатывает подростка, будто на него ведро скользкой дохлой рыбы вывалили. Нет, Стилински точно уверен – дрожь приходит, когда кто-то на той стороне касается тела. Стайлзу смутно хочется, чтобы это был Питер.

Еще какое-то время Стайлз смотрит по сторонам, начиная, наконец-то, думать по-настоящему. Стайлз ходит вокруг пня, не убирая ладони от коры старого дерева, убеждая его, что не собирается разрывать связь. Дерево действительно огромно, и действительно полумертво: пульсирующая в нем жизнь похожа на тлеющие угли, не разгорающиеся от ветра, а затухающие от него. Эту пульсацию нужно беречь, нужно следить за тем, чтобы налетевший порыв не затушил ее окончательно Нужно пытаться дать углям возможность разгореться, превратиться в настоящий живой пожар. Это было бы… идеально. Но друид чувствует, что это почти невозможно. Срубленное дерево не оживет, даже если и даст молодые побеги – они погибнут вскоре, не выдержав конкуренции с реальным, жестоким миром.

В голове почему-то крутится вступительная песня из “Кошмара перед рождеством”, Стайлз напевает ее раз за разом, вполне похоже имитируя голоса героев. Но вокруг по-прежнему ничего не меняется, даже когда Стилински в неизвестно какой раз повторяет заключительное “Ла-ла-ла”. Даже алая пульсация в корнях дерева остается ровно такой же, какой была, когда Стайлз впервые открыл глаза здесь.

– Отпусти меня, – тоскливо обращается к дереву. – Отпусти. Я хочу домой. Хочу, чтобы отец не переживал. Хочу, чтобы бэдвульф не сходил с ума. У меня есть, зачем вернуться, отпусти.

Неметон отвечает лишь по прежнему равномерной пульсацией алого цвета под корой.

– Тебе силы не хватает? – Стилински сочувственно улыбается, снова с ногами забираясь на пень. Ну у меня-то не много силы, только та, которой ты со мной делишься. Да и то, я только в одном хорош… Бестолковый у тебя друид, Неметон… – Стайлз замолкает на неопределенное время, затем чуть приподнимая брови. – Или нет…

Или нет. Не бестолковый. Просто не слишком быстро соображающий.

– У меня есть руны, – доверительно шепчет он дереву. – У меня всегда есть руны. Я им и своего волка спасал… И с собой, наверное, получится… Ладно, давай подумаем.

Стилински закрывает глаза. Через невыясненное количество вдохов и выдохов Стайлз глаза открывает, почти недоуменно глядя на свою руку, ведет кончиками ногтей по коже запястья, удовлетворенно кивая, затем смотрит чуть в сторону, на поверхность пня, вслух поясняя.

– Дитон же наверняка об этом догадается, правда? Дитон – умный дядька, а значит, догадается. Смотри, – зачем-то предлагает дереву, на долю секунды задумываясь о том, как заорал бы, если б дерево его послушалось. – Это – Райдо, путешествие. С ней, знаешь, все просто – почти никакого сакрального смысла, четкая функция. Ну, разве только функцию объединения, как это было в той книжке, прикинь, я выпросил книжку у мисс Моррел, – Стилински прикрывает глаза. – Так, “Гармонизация чего-то, что имеет две стороны, два элемента”. Идеально, а? – Стилински морщится скорее по привычке, старательно процарапывая ногтями кожу на предплечье. Боль не ощущается почти, так, легкие неясные отголоски, скорее даже напоминание: “Должно быть больно”.

Закончив, Стайлз удовлетворенно кивает.

– Ну, с нижней у меня вообще проблем нет, да? Ты же заметил – если Стайлз не знает, что добавить, Стайлз просто толкает в конец катализатор, чтоб лучше работало, – Стилински усмехается, продавливая на коже вторую руну, сильно ниже первой, оставляя место еще для одной.

– С Хеймдаллем вечно какие-то проблемы, – доверительно жалуется Стилински пню. – Слишком много противоречий, например, смотри, Хагалаз – завершение трудностей и внутренняя гармония. Вот гармония мне бы сейчас совсем не помешала, поверь. Но с другой стороны – она ведь руна обманчивая, темной быть не может, а значит негативное влияние может проявиться в любой момент. А что у нас в ней негативного? – Стилински строго смотрит на пень. – А негативный смысл у нее: естественное бедствие, катастрофа, потеря, боль. Как бы такими темпами вопрос с внутренней гармонией не разрешился банальной смертью… Тоже ведь все верно – тут тебе и путешествие, и полная гармония, знаешь ли… Нет. Не пойдет. Лучше Эйваз – символ Иггдрасиля. И твой, кстати, в какой-то мере, – обвиняюще тыкает пальцем в дерево. – Что там еще… Определение цели… Глупость… – Стилински шепчет, закрывая глаза и почти неосознанно дергая рукой, будто перелистывая страницы. – Сильная защита и связь с предыдущими воплощениями… Уж лучше ее. Да и тебе должно быть лестно, между прочим, – усмехается, похлопывая ладонью по поверхности пня.

Вздохнув, процарапывает на коже еще один знак, замыкая ряд.

Райдо.

Эйваз.

Дагаз.

Морщит лоб, сосредоточенно разглядывая свою руку.

Дерек устало трет лоб, не убирая руки с плеча Питера. Дитон настороженно смотрит в спину альфе, изредка переводя обеспокоенный взгляд на стоящего к нему в полоборота Дерека.

– Питер, еще несколько часов может ничего не произойти, ты же понимаешь? – осторожно произносит ветеринар, вставая со стула и дела шаг в направлении оборотней.

– Я никуда не спешу, – Питер чуть наклоняет голову к плечу, рассматривая бугрящуюся ледяными осколками поверхность воды.

Друид неуверенно пожимает плечами.

– Ты не можешь…

– Могу, – глухо рычит оборотень, раздраженно сбрасывая руку племянника с плеча.

Дитон снова садится на стул.

– Питер, я знаю, что у тебя сбита потребность во сне, но я бы все-таки советовал тебе поспать хоть несколько часов.

Старший Хейл отмахивается, закуривая, вытягивает сигарету в четыре затяжки, раздраженно отшвыривая окурок в сторону. Снова наклоняется над водой, ведет кончиком носа у самой ее поверхности, будто принюхиваясь. В темноте ярко фосфоресцируют алые глаза, красный цвет отражается от воды, альфа глухо рычит.

– Кровью пахнет, – поворачивается к Дитону, щурясь, когда тот встает со своего места.

– Это хорошо, значит связь устанавливается. Тело просыпается, начиная перегонять кровь и она выступает на свежих порезах в первую очередь, – ветеринар подходит ближе, обходит ванну, становясь напротив альфы и тоже наклоняясь над поверхностью воды.

Дерек первым чует неладное – Питер будто притормаживает, периодически на несколько секунд отключаясь от происходящего, а у друида не хватает чувствительности обоняния, чтобы учуять тонкий горький запах черной отравленной крови растворяющейся в воде. Когда альфа опускает голову вниз, чуть ли не ныряя в ледяную воду, разглядывая две наливающиеся светло-алым руны, Дерек почти готов к тому, что произойдет – поэтому успевает перехватить когтистую руку и оттащить дядю на два шага назад до того, как он раздерет горло отшатнувшемуся ветеринару.

Вторая руна проявляется на коже молодого друида черным следом, расползающимся по воде замысловатым пятном, смывающим любой намек на алый цвет других знаков.

Питер не рычит, молча делает один выпад наудачу, скорее всего даже не особо заботясь о том, чтобы попасть когтями по стоящему напротив мужчине, позволяет племяннику остановить его, встряхивается, поднимая глаза на ветеринара.

Дитон успокаивающе выставляет перед собой руки.

– Я ошибся, Питер. Но ничего непоправимого не произошло. Просто нужно подождать еще несколько часов до полнолуния. И сделать то, что нужно сделать.

– Это несложно, – альфа подходит к импровизированному столу Дитона, аккуратно собирая все книги, блокноты и листы с записями, сует это все в руки друида и кивает в сторону выхода. – Идите. Оставьте меня одного, ладно? И, Дерек, не нужно возвращаться через полчаса.

Бета отступает медленно кивая.

– Когда вернуться? И кому?

– Только тебе. Ближе к вечеру. Остальные пускай держатся все вместе.

Дерек медленно наклоняет голову, снизу вверх глянув на дядю, затем кивает более уверенно, забирая у Дитона часть книг, и оба они уходят к выходу.

Дерек все-таки оборачивается на пороге, чтобы увидеть, как большой темно-серый волк ложится на обледеневший бетонный пол возле ванны.

========== Мальчишка, приручивший волка ==========

*Olafur Аrnalds – So close (feat. Arnor Dan) (рекомендую для прослушивания во время чтения)

Питер ждет. Это у него всегда получалось отлично – выжидать, дожидаться нужного момента. Это всегда казалось несложным – что сложного в том, чтобы погрузиться в свои мысли и некоторое время насладиться долгожданным одиночеством?

Питер Хейл любит подумать. В тишине и одиночестве желательно. Одиночество предполагает отсутствие Дерека, Коры, стаи, Дитона, знакомых, клиентов, но не предполагает отсутствия Стайлза. Стайлз – постоянная, не подверженная пересмотрению или корректировке, Стилински просто должен быть рядом. Разливать апельсиновый сок на важные, зачастую не подлежащие восстановлению, документы, тайком таскать сигареты, закидываясь потом целой пачкой мятной жвачки, в надежде на то, что жадно вылизывающий его рот оборотень не почувствует привкуса никотина, садиться рядом на диване, грея холодные как у лягушки ноги, ныть о том, как ему недостает фисташкового мороженного в феврале месяце, просто заполнять все пространство вокруг Питера собой.

На самом деле альфа вовсе не любит одиночества – и никогда не любил, – но если рядом Стайлз, то ни для кого больше места просто не остается. Никто не нужен, более того – никто не должен быть рядом.

Даже стая. Альфа не без удивления отмечает, что его зачастую раздражают даже отобранные лично им волки, да что там – даже Тайлер, практически – друг детства, – выводит из себя.

Когда Стилински рядом нет – особенно, когда он уехал в свой чертов Калифорнийский Университет, – тогда Хейл стремится заполнить образовавшийся вокруг него вакуум хоть чем-то. Хоть кем-то. Стая, работа, семья в конце-концов.

Волк тяжело поднимается на лапы, сопровождая движение хриплым рыком, обходит железную ванну кругом, поднимается на задние лапы, передними опираясь о железный бортик, на разные стороны поворачивает голову, чтобы лучше рассмотреть лежащего на дне человека, зло, раздраженно фыркает, напрягаясь на несколько секунд и резко выдыхая. От обратившегося мужчины валит пар, но тело быстро остывает, вервольф, впрочем, не обращает на это практически никакого внимания, равнодушно натягивая на себя одежду. Уснуть ему так и не удалось, он, с другой стороны, и не надеялся.

Мужчина подтаскивает к ванне стул, на котором ночью располагался Дитон, садится, сминая в пальцах сигарету, рассыпая коричневый табак по пальцам и полу.

– Ты ведь поймешь, что я просто должен был это сделать? И не станешь меня обвинять, я надеюсь. Нет, на самом деле я надеюсь, что ты просто никогда не узнаешь о том, как ты вернешься, но, как верно заметил твой отец: чтобы на это надеяться нужно очень плохо тебя знать. Неважно, малыш. Простишь рано или поздно. Только не вздумай себя обвинять в чьей-то там, еще неизвестно даже в чьей, смерти. Так бывает, кто-то умирает, кто-то нет. Но ты не умрешь. Не позволю, ты сам понимаешь. Должен понимать. Ты меня давно знаешь, ведь так? И видел меня в самых разнообразных моих состояниях – от сумасшедшего альфы, до полумертвого дядюшки-зомби. Черт, да ты даже мои школьные фотографии умудрился откопать в архиве, – Питер невольно улыбается. – Хотя на фотографиях, сам понимаешь, подобные мне выходят специфически. Не думаю, что ты меня слышишь, не думаю, что ты вообще воспринимаешь то, что с тобой происходит здесь. Я не знаю, на самом деле. Надо бы самому как-нибудь… отправиться на ту сторону. Чтобы если уж говорить о чем-то таком, то говорить со знанием дела, – Питер снова кривит губы в грустной усмешке. – Не думаю правда, что ты будешь в восторге от такой идеи.

Питер замолкает, и молчит достаточно долго, прихватывая зубами внутреннюю сторону щеки и губ. Когда он заговаривает снова, голос у него становится непривычным: спокойным, успокаивающим, размеренным. Бархатистый тембр, никаких острых углов, выделяющихся на общем фоне звуков. Таким голосом Питер рассказывает Стайлзу истории – от самой первой, недорасказанной истории про Красную Шапочку, и до той, которую он рассказывает сейчас.