Текст книги "Друид в Лос-Анджелесе (СИ)"

Автор книги: Чиффа из Кеттари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

– Нет, – Тайлер мотает головой, осторожно отбирая у Стайлза обугленный комок, пару минут назад бывший губкой, и брезгливо выкидывает его в раковину, где он, зашипев от соприкосновения с водой, расползся на мелкие лохмотья. – Отравленная кровь анализу не поддается. И вообще, Стайлз, я думаю, что тебе лучше ехать к отцу, поговорить с ним. Он знает тамошнюю кухню, сможет дать конкретные советы.

– Он прав, – Маккол задумчиво ерошит волосы. – Стайлз, я тоже думаю, что у отца тебе будет лучше. В конце концов, мы не знаем, чего и когда ждать, а в твой дом без приглашения не войти, – молодой оборотень чуть восхищенно улыбается.

– В новолуние, – терпеливо выговаривает Стилински, наведший порядок на столе и, без изысков, заваривающий какое-то шипучее лекарство из ближайшей аптеки в кружке. – Они пользуются оружием. А оборотню плевать на оружие, вы полагаетесь на клыки и когти. Инстинкты, – юноша морщится, делая слишком большой глоток приторно-лимонного, горячего пойла. – А оружием они пользуются, – Стайлз грозит пальцем собирающемуся задать вопрос другу, – потому что так надежнее. На самом деле надежнее, учитывая оборотнические сверхпримочки.

– Потому что это не война, а бойня, – Скотт постукивает пальцами по краю табуретки. – Хейл так говорит. Питер, – считает нужным уточнить.

– Знал же всё, – Стилински злобно прихлебывает свое лекарство. – И ничерта не говорил. То есть вообще, понимаешь? – юноша оборачивается к Тайлеру, поднимая на него задумчивый взгляд. – Ты ведь не столько его бета, сколько его друг, я прав?

Рыжий мужчина медленно кивает, собираясь промолчать, но Стилински вкладывает весь доступный ему запас требовательности во взгляд, и оборотень коротко пожимает плечами.

– Мы знакомы со средней школы.

– Я много с кем знаком со средней школы, Тайлер, – Стайлз смотрит на мужчину не мигая.

– Думаю, тебе лучше у Питера спрашивать подробности его жизни. Если ты, конечно, не желаешь чего-нибудь мучительного тем людям, у которых спрашиваешь. Ты же знаешь Питера. Невозможно угадать, какой из аспектов своей жизни он желает сохранить в тайне.

Стайлз снова переводит взгляд на друга, через несколько секунд раздумий пожимая плечами.

– Вообще, ты прав. Да ладно, это и не важно. Я просто хотел спросить, понимаешь ли ты, что у него в голове происходит? – Тайлер честно качает головой. – Да это я уже и так понял.

– Отвезти тебя домой к отцу?

– Почему вы все думаете, что я не в состоянии удержать руль в руках?

– Потому что ты чихаешь, потому что ты только что выпил лекарство, от которого по любому рассеивается внимание, от того, что я даже не знаю, когда ты в последний раз нормально спал…

– И когда я нормально посплю в следующий, – считает своим долгом вставить Стайлз.

– И это тоже…

– Пешком прогуляемся… А, Скотти?

Молодой альфа осторожно кивает в ответ, а Тайлер пожимает плечами.

*

– Пап? Пап, ты дома? – Стайлз неуверенно оглядывается, хотя ничего в доме не изменилось за время его отсутствия, к тому же он прекрасно видел, что в кабинете отца горит свет.

– О, сын вернулся! – Джон устало, но вполне счастливо улыбается, выходя в прихожую, чтобы обнять неловко разводящего руками юношу. – Я думал ты останешься… там.

– У Питера? Нет, ребята верно сказали, что лучше к тебе ехать. Тайлер и Скотт, – поясняет Стайлз в ответ на вопросительный взгляд отца.

– Ну, хоть у кого-то хватает на это ума, – шериф качает головой, похлопывая сына по плечу.

– Пап, – укоризненно тянет младший Стилински, проходя за отцом в кабинет.

Джон вопросительно смотрит на Стайлза, отмечая про себя, что мальчишка за последние несколько месяцев явно похудел, прибавил пару сантиметров в росте, а во взгляде явно стало меньше беззаботности, присущей, в общем-то, молодому поколению. Шерифу не нравится такая перемена в сыне, а особенно не нравится то, чем этот посерьезневший, слегка настороженный взгляд вызван. Или кем, если уж быть предельно точным.

Шериф вопросительно кивает на бутылку виски и Стайлз, улыбнувшись, показывает два пальца, поворачивая ладонь параллельно полу. Джон коротко усмехается, наливая в стакан виски на два пальца и протягивая его сыну.

– Поговорить надо, я правильно понял? – юноша крутит в руках стакан, виновато морща нос.

– Стайлз, ты уже взрослый парень, я знаю. И если я что-то хотел тебе запрещать, то это нужно было делать раньше, не сейчас. Но знаешь, в последние пару дней мне кажется, что мысль, посетившая меня когда ты рассказал о вас с Питером, не лишена привлекательности и до сих пор.

– Пустить пару аконитовых пуль в этого проклятого вервольфа, а меня отправить к тетке Мэг в Техас? – Стилински младший почти смеется, следя за сменяющимся на изумленное выражением лица отца. – Пап, серьезно, об этом было несложно догадаться. А я ведь умный парень.

– Именно так, – шериф поднимает ладони, признавая свое поражение. – Но я понимаю, что так поступать уже немного поздно. Но серьезно, Стайлз, подумай над всем, происходящим с тобой. Неужто нельзя найти выхода из всего этого… кошмара? Или ты просто не хочешь его искать?

– Ну, вариантов, не предполагающих убийство, я не знаю, – Стайлз хмуро, неискренне улыбается, делая большой глоток из стакана. – Да нет, пап, я не шучу. И… не надо так переживать. Скоро эта история закончится, я уверен.

– Закончится эта – начнется другая, Стайлз. С твоим умением вляпываться в неприятности сложно предположить, что внезапно наступит мир и порядок, – шериф показывает сыну фотографию чело… оборотня, которого Стайлз уже видел прошлой ночью. – Хочешь однажды оказаться на его месте?

– Пап, я видел, как Питер ему горло выдрал. Ты меня фотографиями не испугаешь, поверь. А насчет его места… Пап, я понимаю, что ты волнуешься. Но у тебя, знаешь ли, работа вообще ни разу не безопасная. Но ты же не уходишь. Не переходишь на бумажную работу, хотя можешь. Не… не делаешь ничего, чтобы обезопасить себя. Я не говорю об осторожности, навыках и прочем. Просто твоя работа – опасна.

– Стайлз, но работа – это работа. Это моя ответственность, мой долг перед людьми. – Ты же не должен заниматься всем этим. У тебя должна быть своя жизнь, не связанная с этим…

– Волчатником, – приходит на помощь Стайлз. – Ты удивишься, пап, но ты говоришь в точности как Питер.

– Меня это почти радует. Во всяком случае, меня радует, что подобные мысли хотя бы приходят в его голову.

– Пап, не…

– Не говори мне о том, что он несет какую-то там мифическую ответственность за тебя или за свою стаю. Нормальный человек не будет другого втягивать в такую… жизнь. Сказать честно, сын, так я считаю, что вервольфы к людям подходить вообще не должны. Я понимаю, это…

– Видизм, – подсказывает Стайлз.

– Окей, видизм. Но это безответственно. Серьезно, сын. Я был бы просто невероятно рад, если бы ты мне пообещал, что не ввяжешься больше ни в какую подобную историю.

– Пап, ну ты же понимаешь, что я такого пообещать не могу. То есть… а… – юноша залпом допивает стакан, ставя на край стола. – В этом смысле. Типа: “сынок, найди себе кого-нибудь попроще”?

– Стайлз…

– Пап, я понимаю – ты беспокоишься. Ты переживаешь. Ты хочешь, чтобы я был в безопасности. Но это не повод заводить такой разговор, заранее зная, что он ни к чему не приведет.

Шериф замолкает, наклоняя бутылку над стаканом и Стайлз, не удержавшись в очередной раз, тихо добавляет:

– Ты бы поменьше пил, пап. Я знаю, что из-за меня у тебя сплошная нервотрепка… Но всё равно.

Джон молча подносит стакан к губам, внимательно глядя на сына. Стайлз виновато опускает голову, рассматривая свои руки, осторожно разжимает пальцы, разворачивая ладони, разглядывая наливающиеся алым следы от собственных ногтей на коже. Стайлз молчит, и ему нестерпимо хочется почувствовать поддержку своего волка. Хоть что-нибудь. Стайлз сглатывает образовавшийся в горле ком, снова поднимая взгляд на отца.

– Что с Питером?

– Ну, я надеюсь, что у следствия не накопится достаточно улик против него.

– Почему его вообще задержали? Ну, то есть… Тайлер ведь прав – нас ничто не связывает с тем, что произошло, кроме того, что мы проезжали неподалеку.

– У нас образовался… свидетель. Предельно четко описал Хейла. Сказал, что видел, как он убил этих двоих.

– Человек не может разорвать горло другому.

– Детектив Бертсти считает, что возможно это сделать чем-то вроде металлических когтей. Ну, знаешь, типа колец такие штуки, она показывала мне изображения, – шериф отмахивается. Глупости все это. Металла в ранах они не найдут, а значит предъявить Хейлу будет нечего, кроме показаний свидетеля, которого мы теперь не можем найти. Как сквозь землю провалился – хотели вызвать его завтра.

– А… как он выглядел? – Стайлз благодарно смотрит на отца, невольно поеживаясь от накатившего неясно с чего холода.

– Очень пожилой черный джентльмен. Невысокий…

– Худой как скелет, а зубы как у молодого?

– Верно. Он-то как связан с происходящим?

– Рейчел говорила, что он у этой стаи вместо альфы. Но он человек, колдун, он…

– Рейчел? Твоя однокурсница? Питер упоминал, про машину какой-то твоей однокурсницы, – шериф хмурится все сильнее. – Но мы на обочине никакой машины не нашли, значит она уехала. Это про Рейчел он говорил?

– Рей не могла уехать, пап, – голос у друида ломко вздрагивает. – Рей умерла. Кто-то отогнал ее тачку. Ты же ничего не знаешь толком, прости… Я тебе все, что знаю, расскажу, ладно. Все остальное спрашивай у Питера.

========== Единственная достойная цель ==========

– У тебя недюжинные шаманские способности, мальчик.

Стайлз, услышав смутно знакомый, с акцентом, голос, еле сдерживает себя, чтобы не заорать во всю глотку, но пересиливает испуг, все-таки делая шаг в комнату и плотно прикрывая за собой дверь.

– И ты умный мальчик, молодец. Не стоит беспокоить старших, правда? Мы с тобой поговорим-поболтаем, да и разойдемся, а отец твой в наших делах тебе не помощник.

– Не нужно отца впутывать, – юноша устало сутулится, делая несколько шагов вглубь комнаты, чтобы зажечь не слишком яркую настольную лампу. Зажигать верхний свет почему-то нет никакого желания.

– Я тебе про это и говорю, мальчик.

На первый взгляд кажется, что в кресле, когда-то давно облюбованном Дереком, восседает скелет, завернутый в ворох старомодных тряпок, родом откуда-то из пятидесятых. Приглядевшись можно заметить, что предполагаемый скелет обтянут черной пергаментной кожей, а глаза у него весьма живые и блестящие. И зубы, мелькнувшие в оскале, совершенно как у молодого. Старый шаман чуть запаздывает, следя взглядом по перемещающимся по комнате Стайлзом, поэтому, наверное, из множества вопросов, крутящихся в его голове, первым Стилински выдает:

– Так ты слепой?

– Я тебя вижу, – хищно и зло скалится старик, и эта фраза из его уст звучит куда более угрожающе, чем банальное “я знаю, где ты живешь”. Тем более, что это он тоже знает.

– Это ведь ты написал заявление в полицию? На Питера?

– На твоего волка? – старик моргает так медленно, что Стайлзу начинает казаться, что он вот-вот или уснет, или умрет. – Да. Мне нравится, когда волки сидят в клетках. В крайнем случае – на цепи. Америка – крайне распущенная страна, – старик осуждающе цокает языком, и от этого звука на Стайлза накатывает волна омерзения. – Ты должен держать его на цепи. Они должны знать, кто их хозяин.

– И твои волки знают? – юноша пораженно смотрит на шамана, перебирающего обернутые вокруг запястий браслеты из металлических и деревянных бусин.

– Конечно знают. Иначе они совсем распустятся. Вы, друиды, вообще слишком к ним лояльны, мальчик. Это все ваши дурацкие легенды.

– Мне неинтересно твое мнение. Я и так вижу, что мы вряд ли совпадаем во взглядах на какой-либо вопрос…

– Возможно, мальчик. Но это не имеет значения.

– Зачем ты пришел? Ведь не затем же, чтоб меня убить? Еще рано, – Стайлз измученно хмурится, почти невольно оглядываясь на окно. Глупо, ведь говорил же себе этого не делать.

– Волк в клетке, – вкрадчиво напоминает старик, мелко покачивая головой. – Я чувствую твой испуг. Беспокойство. Надежду. Но твой волк в клетке, а другие не придут. Поэтому и нужно держать их на цепи, а цепи – в своих руках, глупый ты мальчик.

– Ты на мой вопрос не ответил, – юноша усилием воли отводит взгляд от приоткрытого окна, заставляя себя как можно спокойнее смотреть на старика. – Зачем ты пришел сюда?

– Посмотреть на тебя. Я плохо разглядел тебя в лесу. Твой волк хорош – я бы взял такого в стаю.

– Подобное мы уже проходили, когда Девкалион зондеркоманду набирал, – Стайлз наконец-то садится напротив старика, скрещивая на груди чуть подрагивающие руки.

– Но такому волку нужна крепкая цепь, – шаман игнорирует фразу подростка. – И он не станет менять хозяина, поэтому он мне не нужен. Таких нужно убивать. Убив волка проще добраться до его хозяина, – доверительность в тоне вызывает приступ тошноты.

– Чего ты хочешь от меня? Убить? Еще рано, – Стайлз снова повторяет эту фразу, цепляясь за нее, как за спасательный круг.

– Рано? Еще? Для чего? – смех, похожий больше на шелест сминаемых сухих листьев, становится все громче. – Мальчик, ты думаешь, что ты пригоден для жертвоприношения? – шаман откровенно веселится. – Ты? Да какая из тебя жертва, мальчик?– шаман окидывает юношу настолько презрительным взглядом, что Стилински понимает – если бы не “недюжинные способности к шаманству”, то в личном восприятии мира этого человека он, Стайлз, стоял бы где-то наравне с мокрицами. Может быть чуть-чуть ниже.

– В жертву нужно приносить живых, мальчик. Если ты не знал, – глумливая улыбка, вкупе со словами, заставляет Стайлза отшатнуться.

– В каком смысле? – с каких пор я не подхожу под категорию живых?

– Глупый мальчик, – сокрушенно качает головой старый шаман. – Очень глупый мальчик. С тех самых пор, как тебя отравило мертвое дерево, конечно. Хотя на самом деле все не совсем так. Ты ведь не отравлен своим друидским деревом, ты как человек, укушенный оборотнем, и переживший первую трансформацию – принял в себя его яд и растворил.

– А что стало с теми, кто не принял? – Стайлз думает о Скотте и, немного, об Эллисон.

– Я не знаю, о ком ты говоришь, откуда мне знать? – старик тихо и неприятно посмеивается, пожимая плечами. – Я говорю о тебе, и ты должен быть мне благодарен. А я совсем не чувствую в тебе благодарности.

– За что? Ты спустил на меня и моего… альфу своих собак, “посадил моего волка в клетку”, как ты выражаешься, явился в мой дом без приглашения и сейчас говоришь, что я скорее мертв, чем жив. За какой пункт я должен быть благодарен?

– За последний, мальчик, – благодушно поясняет старик, оскаливая белоснежные зубы в улыбке, делающей его еще больше похожим на скелет. – Я говорю тебе то, о чем твой наставник даже не подумал. И говорю совершенно безвозмездно – у тебя нет ничего, чего я не смог бы взять силой.

– Я не мертв, что за бред? – дурнота наваливается густым, прозрачно-серым маревом.

– Ты просто не очень жив, друид. О чем ты думал, связывая себя с мертвым деревом? Впрочем, твой волк тоже мертвый. Так что все сходится в одной точке. Мертвый мальчик, мертвое дерево и мертвый волк.

– И тут появляешься ты? – Стайлз наклоняется, упираясь локтями в колени. – И знаешь, видя твой возраст, я могу предположить, что тебе сильно бы не помешал философский камень за пазухой.

Шаман снова смеется, тихо и шелестяще, запрокидывая голову, открывая увитую такими же бусами, как и запястья, шею.

– Фу, как пошло – искать бессмертия, – нервно кривит губы Стилински.

– Это единственная достойная цель, глупый мальчик.

– Но я же не бессмертный. И Питер. И Неметон. В чем смысл?

– Вы возвращаетесь. И ты вернешься, если понадобится, – старик молчит несколько мгновений, очень внимательно оглядывая сидящего перед ним юношу. – Но на самом деле это нужно проверить, мальчик.

========== Стайлз? ==========

Шериф успевает приехать в участок до того, как Хейл все-таки начнет выламывать решетку. Даже до того, как он начнет рычать на сотрудницу, не без кокетства заглядывающуюся на человека, на котором висит подозрение в двойном убийстве.

Питер стоит, прижавшись лбом к металлическим прутьям, тяжело глядя на вошедшего человека, и Джон слышит, как с каждым выдохом из его груди вырывается сдавленное рычание.

Шериф не знает с чего начать, просто отпирает решетку, стараясь загнать как можно глубже ассоциацию с выпускаемым на волю хищным зверем, готовым убивать. Хейл не задает вопросов, не обращает внимания на протянутый мужчиной плащ. Старший Стилински все же задерживает его уже на пороге участка, – ранним утром даже здесь не так уж много людей – задавая вопрос, который мучил его все двадцать минут по дороге до работы:

– Ты найдешь моего сына?

Питер ниже опускает голову, пряча взгляд полыхающих алым глаз, глухо, утвердительно рычит, недовольно косясь на лежащую на плече руку шерифа. Джон чувствует, как под ладонью перекатываются литые мышцы.

– Ты же не будешь обращаться посреди города?

– Я не дурак, Джон. Не подключай полицию.

Под рукой альфы гнется металлическая дверная ручка.

– Как ты его найдешь? – шериф Стилински очень убедительно старается сохранять спокойствие.

– Не тяни время, Джон, – глаза альфы полыхают ярко-алым, – лучше подумай, как сохранить работу.

В себя Стайлз приходит от собственного крика. Он еще не до конца осознает даже то, что в данный конкретный момент находится в ванне с ледяной водой – снова. Стилински готов открыто признать, что шестнадцать часов в ледяной воде – самое страшное воспоминание в его жизни и он не хочет испытывать подобное еще раз.

Юноша кричит, срывая глотку, выдираясь из удерживающих его сильных и совершенно точно когтистых рук, кричит, даже сквозь крик слыша ехидный тихий смех, кричит, пока не кончается воздух. Тогда он делает отчаянный вдох и кричит снова. По плечам расходятся кровавые полосы от чужих когтей, а в голове мелькает мысль: “Питер их точно за это порвет”. И когда эта мысль врезается в сознание каленым железом, Стайлз начинает во всю глотку звать своего альфу.

– Волк в клетке, – сквозь смех напоминает все тот же полумертвый старческий голос, но Стайлз не обращает внимания на него, повторяя одно и то же ровно до тех пор, пока две пары рук не втолкнут его под воду. Впрочем, кричать Стилински продолжает и там, изредка все-таки выныривая, кашляя, хватая вмиг посиневшими губами воздух.

Шаман выходит откуда-то сбоку, становясь напротив подростка.

– Никто не станет помогать тебе вернуться. Или ты справишься, или умрешь, – под такой аккомпанемент на затылок юноши опускается просто каменно тяжелая ладонь, вталкивая под воду. Стайлз еще несколько секунд пытается брыкаться, чувствуя, как в ванну высыпают еще льда, будто имея целью погрести его под водой в ее первом и втором агрегатном состоянии.

А затем все приходит снова – как тогда, только еще острее, еще больнее. И, если в тот раз у Стайлза была цель – спасти отца, была помощь, то сейчас нет ничего, как ему кажется в первые минуты, когда нет возможности вынырнуть. В голову приходят дурацкие мысли: через шесть минут отсутствия кислорода начинаются необратимые разрушения мозга, какой-то чертов немец может задержать дыхание на двадцать две минуты, из-за шока время сокращается минимум в два раза, Питер, чертов волк, где его носит, отец этого не переживет, Хейл точно свихнется…

Мысль о Питере – последняя из отчетливых, потом сознание начинает спутываться, а тело, до этого еще конвульсивно дергающееся, замирает. Тяжелые ладони исчезают, перестают давить на голову и плечи, но этого Стайлз уже не замечает, как и не замечает промелькнувшей где-то между небытием и сознанием мыслью: кажется, я все-таки умер.

Все идет не так. Хотя бы потому, что Стайлз точно знает где он находится – что тут гадать, если он сидит на краю огроменного пня. Сидит, и видит, как во все стороны от него расходятся древние узловатые корни с кроваво-красными прожилками, чувствует болезненный жар дерева – Неметон не хочет терять своего ребенка. Стилински вздыхает, дружелюбно похлопывая ладонью по высохшей коре.

Вокруг нет ничего, кроме пня и его корней, но поверхность, на которую Стайлз опирается ногами неуловима похожа на землю, покрытую прошлогодней листвой и снегом – просто ее не видно. Какое-то время друид следит за пульсацией алого в корнях дерева, затем поднимается на ноги, намереваясь пройтись вдоль одного из корней, но тут же садится обратно, чувствуя если и не тошноту, то какую-то ее проекцию на то, чем он сейчас является. Кстати, попытка поразмыслить, чем же он, Стайлз, сейчас является, приводит к точно такому же результату – от дурноты он почти распластывается по пню, забираясь на него с ногами, вертится какое-то время, замирая затем в позе, которую знающие люди называют “позой эмбриона”.

Питер точно знает, куда идти, хотя и не обращает особого внимания на раскинувшийся вокруг город – вопль его человека растворен в воздухе как запах, от виска к виску бьется тяжелым комом вина, отчаяние, боль, страх. Последние два чувства вервольфу не принадлежат – это отголосок того, что происходит с его советником.

Люди инстинктивно огибают оборотня, идущего быстрым шагом через весь город к окраинам. Вечером можно было бы обратиться, но сейчас, ярким, чертовски солнечным утром это чревато пулей в затылок или дробью в бок, а подобное совершенно точно не входит в планы альфы.

Питер знает куда идти, и направляется к заброшенным складам. Это место просто заповедник для всяческих “гоблинов”, от барыг, толкающих разбавленный мет подросткам, до затаившейся где-то чужой стаи. Дерек с Тайлером подходят одновременно, с двух разных сторон, но альфа не оборачивается на них, сосредоточенно принюхиваясь.

Приходится абстрагироваться от зовущего, пропитанного болью голоса – здесь для Питера все дышит этим звуком, – полагаясь на обоняние, интуицию, везение, хоть на что-нибудь. Здесь, кстати, можно и обратиться – почти любую жалобу из этого района полиция спишет на наркотический приход жалобщика. Дерек, кажется, о чем-то спрашивает, но альфа нетерпеливо отмахивается, продолжая идти вперед, до полуобморока пугая группку бомжей, с утра пораньше петляющих между бетонными блоками старых зданий. Тайлер догадывается произнести единственное слово, на которое Питер сейчас в состоянии реагировать.

Тайлер спрашивает:

– Стайлз?

И Питер глухо утвердительно рычит.

Альфа находит своего друида меньше чем через полчаса – по явственному запаху чужой стаи, по слабому, забитому какой-то одуряющей паприкой, запаху самого Стайлза, но находит. Железная ванна, почти до краев наполненная льдом и водой, а на дне мальчишка, с абсолютно белой кожей и синими губами. Хейл опирается одной рукой о железный бортик, вторую опуская в ледяную воду, прижимая пальцы к горлу человека, туда где должен биться пульс. Рука немеет от холода через пару минут, через пять минут, – Хейл сосредоточенно считает про себя секунды – он перестает чувствовать не то что кожу Стайлза, но и свои пальцы. Альфа продолжает считать, и на восьмой минуте подходит Тайлер, молча становясь рядом. На десятой приходит Дерек, и вдвоем они оттаскивают альфу от металлической емкости. Не то что бы Питер сопротивлялся – просто застыл, будто заледенев, остекленело глядя на лицо своего мальчика. Боль в согревающейся руке отрезвляет, хотя ясность мыслей оставляет желать лучшего.

– Звони Дитону, – Питер поворачивается, против обыкновения, к Дереку, и тот смотрит на него почти изумленно, не зная, что сказать. – Звони. Я почувствовал бы, если бы он умер.

========== Ответственность ==========

Пока Дерек разговаривает с Дитоном, вкратце обрисовывая ему ситуацию, Тайлер беспокойно приглядывает за альфой, снова застывшим у железной ванны.

– Ты… Ты уверен, что его не нужно оттуда вытащить? – рыжий оборотень протягивает руку, чтобы коснуться плавающих на поверхности воды ледяных осколков, но Хейл перехватывает его запястье, сжимая так, что у беты в глазах темнеет от боли, и он чуть ли не воет, – я понял, Питер, хватит!

Захват ослабляется, альфа снова упирается обеими руками в железный бортик.

– Когда моя сестра была альфой, – Питер проглатывает рвущийся из горла рык, начиная заново. – Когда Талия была альфой, а Дитон – ее советником… В общем-то я всегда был обладателем весьма любознательной натуры. И хорошего слуха.

– Подслушивал? – самую каплю ухмыляется Тайлер.

Питер кивает.

– Почти все их разговоры. Я никогда не хотел быть зависимым от семьи. Даже от Талии. Ее силы я не хотел – силу можно взять где угодно, хоть у свихнувшейся друидши. А вот ее знания – другое дело. У всех экспериментов с ледяной ванной одна логика и одна цель – умертвить человека, оставляя ему возможность вернуться, чуть большую, чем бывает обычно.

– Разве можно вернуться из мертвых? – Тайлер разгоняет лед на воде, вглядываясь в лицо юноши.

– Я вернулся, – Питер кривит губы.

– Ты оставил себе лазейку, – качает головой бета.

Хейл пожимает плечами.

– Это то же самое. Даже этой возможностью не каждый может воспользоваться. Просто потому, что почти никто не знает, как ей пользоваться.

– И ты узнал?

– Я многое узнал. И все запомнил. Его не хотели убить, они хотели узнать, сможет ли он вернуться. И, скорее всего, хотели узнать, как именно он сможет вернуться.

– И как именно?

– Дитон скажет. Хотя я почти догадываюсь, что нужно сделать. Но пускай Дитон посмотрит. Так будет вернее.

– Скоро приедет, – Дерек подходит к альфе, убирая телефон в карман. – Нужно их найти, Питер.

– Не сейчас, – альфа громко сглатывает, сильнее вцепляясь пальцами в металлический бортик, оставляя на нем вогнутые следы. – Нужно держать стаю вместе. Собери всех. И Скотта с Айзеком. Дитон был прав.

– В чем?

– Это действительно лучший способ ослабить альфу. Нас перебьют поодиночке, если захотят. Собери всех.

– Здесь? – Дерек непонимающе оглядывается, отшатываясь от последовавшего рыка:

– У тебя есть другие варианты?

Дерек выразительно смотрит на воду, затем на Питера, но потом отходит на несколько шагов, снова доставая телефон.

– А ему ты ничего не рассказываешь, – Тайлер задумчиво смотрит на старшего Хейла.

– Зачем? – он безразлично пожимает плечами. – У нас были равные возможности узнать то, что требуется.

– Только ему было, допустим, шестнадцать, а тебе сколько? Двадцать четыре? Немного различные у вас должны были быть приоритеты. Ты же сам говорил, что он когда-нибудь станет альфой.

– Его советником станет Дитон. Если Скотт к тому времени не решит собрать свою стаю, а я ему этого не позволю. Так что у Дерека будет, к кому обратиться.

– Об этом я не подумал, – бета подходит ближе, кладя ладонь на плечо своего альфы и друга. – Я уже вообразил, что ты не хочешь его отпускать.

– Придется. Хейловская порода – мы чувствуем себя альфами. Даже Кора, когда станет старше, перестанет довольствоваться ролью беты.

– Тяжело у вас в семье.

– У нас достаточная разница в возрасте, чтобы это не стало действительно проблемой. Была бы, если бы я не проторчал шесть лет в больнице. – Питер замолкает, и тишина, гнетущая, с привкусом безысходности, разливается вокруг, словно лужа черной крови. Тайлер невольно пятится от альфы, отворачиваясь, когда у того словно подгибаются ноги, и он опускается на колени, по прежнему не выпуская из рук борт ванны.

Дитон приезжает через пятнадцать минут.

Альфа встает на ноги за пару секунд до того, как друид покажется в поле зрения, складывает руки на груди, чуть опуская голову, глядя на чернокожего мужчину исподлобья.

Дитон коротко кивает, в знак приветствия, сразу наклоняясь над ванной, вычерчивая какие-то знаки на воде.

– Ты рассказывал ему про эти практики? – Хейл говорит глухо и зло, но ветеринар решает не обращать на это внимания.

– Рассказывал. В общих чертах, конечно рассказывал. Он говорил, что тот раз – одно из его худших воспоминаний в жизни, – альфа кивает, – поэтому я достаточно подробно объяснял ему общую логику этого ритуала.

– Он знает, что нужно делать?

– Даже я не знаю, что нужно делать, Питер. И, тем более, я никогда не был… по ту сторону воды.

Беты беспокойно смотрят на вожака – сейчас у него такой вид, как будто он готов прямо сейчас устроить друиду экскурсию. Дитон, однако, спокойно выдерживает тускло-алый от бессильной ярости взгляд альфы. Через какое-то время Питер моргает, и глаза его приобретают естественный голубой оттенок.

К тому времени, когда на складе собирается вся стая, Дитон уже роется в привезенных с собою книгах, периодически увещевая Дерека оставить идею с перевозкой наполненной водой махины в лофт или в клинику.

– Нельзя нарушать привязку, – поясняет ветеринар. – К месту, к температуре, к чему угодно. Не мешай.

Дерек отходит к альфе, мрачно наблюдающему то за рассевшимися на коробках волчатами, то за тихо переговаривающимися Адри и Биллом.

– Ты же не настолько не доверяешь своей стае? – Дерек следит за направлением взгляда дяди.

– Я бы не взял в свою стаю тех, у кого хватило бы смелости и наглости разодрать мне глотку, пока я почти не в состоянии дать отпор. Скотту не даст этого сделать гипертрофированное благородство. Хотя, не будь в нем этой черты, он, возможно, попробовал бы. А ты не станешь этого делать.

– Не стану, – кивает Дерек. – Но ты абсолютно больной, раз вообще думаешь о таком.

– Я учусь на чужих ошибках.

– Девкалион – не лучший пример.

– Разве? – Питер невесело скалится. – Отличный пример, по-моему. Держи друзей близко, а врагов – еще ближе, но только в том случае, если уверен, что сам никогда не ослабнешь.

– Не думаю, что он считал Марко врагом.

– В этом его ошибка, – Питер хмыкает. – Демагогия. Я почти не вникаю в смысл того, что говорю, так что не советую тебе считать мои слова хоть сколько-нибудь искренними.

– И на том спасибо, – Дерек оглядывается на Дитона. – Ты ведь знаешь, что он скажет. По глазам вижу.

– Знаю. Догадаться несложно. Но я хочу, чтобы он мне это сказал, а не я ему.

– Что изменится, кроме того, что мы теряем время?

– Время сейчас – не приоритет, поверь мне, я знаю. Тем более, я надеюсь, что он сможет предложить альтернативу.

– Не хочешь брать ответственность?

– Для этого альфе и нужен советник. Делить ответственность. Хотя бы морально. И по поводу времени – подозреваю, что все равно желательно ждать полнолуния. Мы все сильнее в это время.

– Мы? – уточняет Дерек.

– Неметон и я. Все завязано на это дерево.

Младший Хейл осторожно поднимает взгляд на дядю, и в его глазах тот видит мелькнувшую догадку. Почти наверняка верную.

Но вслух произносить ее племянник не решается, медленно проговаривая:

– Синие глаза, несомненно, глаза убийцы. Но… Ты думаешь, что сможешь?

– Я должен. Я часто делаю то, что должен, расплачиваясь за то, что иногда делаю то, что хочу. Поэтому я и надеюсь, что Дитон сможет предложить альтернативу, – Питер замолкает ненадолго, затем добавляя, – и мне нужно будет поговорить с шерифом.