Текст книги "Тебе шестнадцать, Стайлз (СИ)"
Автор книги: Чиффа из Кеттари
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)
Теперь эта ситуация выглядит еще более отстойно и двусмысленно. Отстойно – потому что Дерек правда не собирался этого делать. Двусмысленно – потому что Дерек понимает, что теперь знает еще один способ заткнуть Стилински. Хейл трахает его в рот. Не срываясь на быстрый темп и не вбиваясь глубоко, но по другому это не назовешь. Мягкие, покрасневшие губы растягиваются вокруг члена, по подбородку мальчишки течет слюна, смешанная со смазкой, он двигает рукой по своему члену в том же ритме, что двигается Дерек, постанывает, сглатывает, смотрит в глаза, снова стонет, снова сглатывает, скользит языком по стволу и кончает, в полувскрике расслабляя глотку и тут же сжимая скользнувшую в горло головку. Дерек кончает мгновенно, зажмуриваясь до белых кругов перед глазами.
Стилински ошарашенно сглатывает, вытирая губы тыльной стороной ладони, тянется за стоящими на столе салфетками, приводя себя в порядок, и молчит. Минуту, две, три. Непозволительно много для Стайлза Стилински.
Альфа успевает застегнуть джинсы, вволю насладиться накатившей истомой и тишиной.
И все – Стайлз снова открывает рот.
– А ты боялся, чувак, – беспечно заявляет Стилински.
До Дерека доходит.
– Ты, сучонок, опять со своими таблетками перебрал?
Стайлз довольно кивает, с ногами забираясь на кровать.
– Я себя чувствую живым с ними. А без них – полудохлым нерешительным подростком.
– Ты и есть подросток, Стилински, – Хейл мысленно благодарит Талию, воспитавшую в сыне умение сдерживать свою ярость.
– О да, Дерек, мне шестнадцать, – Стилински улыбается, без какой-либо неловкости глядя в глаза волка. – И я хочу тебя. Всего. Себе.
========== Ты же альфа ==========
По мнению Стайлза, Дереку не о чем волноваться.
По мнению Дерека, ему самое время хлопнуть стопку аконита и откинуть свои волчьи лапы.
Хотя бы потому, что Стайлз улыбается. Нет, не так. Стилински довольно лыбится, причем вполне искренне, причем не убирая довольную ухмылку, когда в поле его зрения появляется вечно хмурый альфа, так, как делал раньше.
И Стайлз снова таскается со Скоттом на тренировки. Сидит на крыльце особняка, считает ворон, глазеет то на волчат, то на их вожака, что-то строчит в телефоне и выглядит при этом настолько неприлично-беззаботно, что Дереку охота откусить самому себе голову. Объяснить кому-нибудь, почему счастливый вид Стилински его угнетает, альфе было бы непросто, но для себя он четко вывел мысль: зря ты, волчья башка, дал мальчишке надежду.
Потому что Стайлз надеется. Не настаивает, не давит, не возникает на пороге с требованиями или просьбами, просто улыбается. И забавно морщит нос, глядя на Дерека. И, хоть Дерек точно знает, что Стилински ни слова не рассказал даже своему лучшему другу, Хейл нервничает.
В наступление Стайлз переходит достаточно тактично: плюхается задницей на капот Камаро, когда Дерек, решив, что утро воскресенья ничем не хуже любого другого подходит для планового осмотра тачки и, как-то слишком уж расслабившись, напрочь забыл закрыть гараж.
– Что?
Стайлз с любопытством оглядывает оборотня и возвещает:
– А мой джип снова в ремонте.
– Твоему джипу место на свалке или в музее исторических древностей, в отделе “не имеют культурной ценности”.
Стилински открывает рот в изумленном “о”.
– Ты за два месяца столько слов не произносишь, сколько сейчас в одном предложении выдал, Дерек. Дерек, хочешь я тебя укушу?
– Зачем? – Хейл хмурится еще сильнее. Стилински кажется, что альфа качает мышцы этим постоянным нахмуриванием.
– А вдруг станешь немножко поразговорчивее?
– Зачем ты пришел?
– Ну вот, снова никакого разнообразия, никакой изящной словесности. Ты безнадежен, мужик, тебя не спасет, даже если я тебя всего искусаю.
– Пока что ты мне только мозг совокупляешь…
– Кстати о совокуплении… – Стилински делает выразительную паузу, дергая бровями вверх-вниз.
– Не заикайся.
– Я и не заикаюсь, это ты начал разглагольствовать, в своем скупом стиле, конечно, про безудержные половые акты между моим речевым аппаратом и твоим мозгом. И, предупреждая твой вопрос, отвечу – да, я слегка переборщил с таблетками. Мой врач выдала мне новых антидепрессантов, и я теперь как огурец. Очень, очень, очень болтливый огурец, я в курсе.
– И зачем ты пришел демонстрировать мне свое словесное недержание?
– Потому что мы с тобой идеальная пара, Дерек. – Хейл не успевает возмутиться, потому что никакой супер-скорости не хватит, чтобы вставить слово, когда Стилински говорит. – Я болтаю, а ты хмуришься. Все. Идеально. Лучше и быть не может. Если бы ты не хмурился – я бы подумал, что тебе пофиг, но ты хмуришься, значит, все-таки слушаешь. Так что все просто идеально. Чудесное утро, кстати.
– Ты уверен, что тебе нужны антидепрессанты?
– Нет, не особо, но с ними жизнь еще лучше, знаешь. Даже несмотря на то, что джип в мастерской.
Стайлз, кажется, выдыхается, потому что закрывает рот, с любопытством разглядывая Дерека.
– Послушай, С…
– Не-а, – кажется, будто Хейл одним словом умудрился вывести Стилински из своеобразного анабиоза. – Нет, чувак, ты все путаешь: я – говорю, ты – хмуришься. Иначе у меня будут морщины на лбу размерами с Большой Каньон, потому что мне придется очень долго хмуриться, чтобы как-то компенсировать гигантские паузы между твоими монологами. Я не могу себе такого позволить, я слишком юн.
Дерек выдает банальное:
– Стайлз, заткнись.
Самое удивительное, что Стайлз действительно затыкается, но в его взгляде сквозит ничем не прикрытое ехидство. “В лучших традициях Питера”, – почему-то думает Дерек.
– Молодец. Теперь скажи – какого хрена ты пришел?
– Просто.
– Просто?
– Просто так, – поясняет Стайлз с весьма гордым видом и снова замолкает. – Чувак, утро понедельника для гаража подходит ничем не хуже, чем утро воскресенья, но в утро понедельника не показывают Бэтмена в зале хроники. Я проверял, – считает нужным уточнить.
– Ты меня в кино зовешь? – в конце фразы Дерек от возмущения дает неслабого петуха.
– А на что это похоже? – Стилински делает большие глаза. – Похоже на то, а?
– Ты…
– Мне больше не с кем, Скотт уехал с Эллисон. Не знаю куда, я прослушал. А я не хочу втыкать в экран один. Черт, Дерек, прекрати смотреть на меня так, будто я подарил тебе розовую резиновую кость на Рождество! – тут Стилински ненадолго замолкает, по всей видимости обдумывая эту чудную перспективу. – Хватит делать вид, что это ниже твоего достоинства, я даже твоего дядю затаскивал на повтор Человека-Паука.
Мысль о Питере и Стайлзе в темном зале кинотеатра вызывает смутное беспокойство.
– И он согласился?
– А то ж. Я умею уговаривать. Грыз попкорн, прихлебывал свою ядерную виски-аконитовую смесь из фляжки. Ну, не скажу, что излучал восторг, но нераскрытых убийств потом не случилось – я проверял у отца.
Сквозь настойчивое жужжание Стилински не без труда пробивается одна мысль:
– Стайлз, единственный в городе кинотеатр, где есть зал хроники, два месяца как закрыт на реставрацию.
– С чего ты взял? – даже не моргает в ответ Стайлз, но Дерек лишь прищуривается, отметив, как реагирует сердце подростка на эту фразу.
– О. Ну, есть такое дело, да, хмурый волк, поймал, – Стайлз сдается без капли смущения. – На самом деле в кино сейчас один шлак. Но ты мог бы согласиться.
– Ни за что.
– Безэмоциональная глыба, – комментирует Стайлз, растягивая губы в улыбке.
– Ты можешь меня послушать? – Дерек не особо надеется на положительный ответ, но бить Стилински головой об Камаро Хейлу не улыбается. Голова у этого подростка наверняка прочнее стальной арматуры.
Но Стайлз кивает, все же добавив:
– При условии, что ты не станешь по десять минут собираться с мыслями для каждого предложения, длиннее “иди нахрен, Стайлз”. И при условии, что это предложение не будет единственным в твоем монологе.
Дерек закрывает глаза и медленно считает до десяти. А затем до двадцати – чтоб наверняка. Сосредоточенно выдыхает и открывает глаза, глядя на настороженно подобравшегося подростка.
Хейлу приходит в голову, что у Стилински есть три функциональных позиции: “вкл” – это как было пару минут назад, “выкл” – как было несколько недель до этого, и позиция перехода, когда Стилински замирает, готовясь переключиться в одно из основных состояний. Как сейчас.
Альфе немного стыдно за то, что, скорее всего, после его слов подросток съедет в позицию “выкл”, не удержавшись даже при помощи антидепрессантов.
Но это необходимо. В этом Дерек уверен.
– Стилински, мы не встречаемся…
– Еще нет.
– Никогда – нет. Не сейчас. Не… В общем – никогда.
– Опять заведешь свою шарманку про шестнадцатилетнего подростка? – Стайлз, еще не определившись, в какую крайность падать его настроению, все еще улыбается, но уже грустно.
В абсентовых глазах вервольфа плещется легкое беспокойство, и Стайлз, не дождавшись какой-либо достаточной реакции на свои слова (а короткий кивок – это не аргумент), опускает уголки губ вниз.
– Ты говорил мне десяток раз – и всегда одно и то же. Придумай что-то поинтереснее.
– Уже, – Хейл коротко кивает. – Я старше тебя на шесть лет. Я альфа стаи. Мне не нужны отношения, уж точно не такие.
– Какие? – Стайлз морщится.
– Несерьезные. И опасные, как для тебя, так и для стаи. Нестабильные. Да я сказал уже – несерьезные.
“Несерьезность” Стилински оставляет на потом, вцепившись, словно охотничий пес в добычу, в “опасность”.
– С каких неведомых мне гор к тебе пришла мысль о том, что это опасно? Чем опасно? Большой хмурый альфа, ты хоть какую-то логику пытаешься соблюдать, или в твоем образовании существует огромный пробел, связанный с этой дисциплиной?
– Логика простая, Стилински. Ты не можешь себя защитить, а значит, подвергнешь опасности себя, меня и мою стаю.
– Сделай так, чтобы смог, – Стайлз безразлично пожимает плечами, неожиданно спокойно оглядывая мужчину. – Ты же альфа.
Дерек чувствует, как к горлу подкатывает паника, и хищник внутри, навострив уши, становится на изготовку. Хейл знает – Стилински будет отличным оборотнем. Отличным членом стаи, хотя бы потому, что он умнее всей остальной стаи вместе взятой. Стайлза хочется укусить – он пахнет так, что желание вонзить клыки в него по ощутимости сравнимо с похотью. Но еще Дерек знает, что он не должен так делать. Просто не должен. Никогда не должен обращать небезразличных ему людей. Слово “дорогих” альфа не произносит даже про себя. Поэтому он медленно выговаривает, взвешивая каждое слово:
– Я не стану этого делать.
– Твоим бетам по шестнадцать, – внезапно осипшим голосом говорит Стайлз, опуская голову, и через пару секунд поднимая на Дерека злой взгляд. – Ты обратил их. Ты взял на себя ответственность за них, почему не хочешь того же сделать для меня? – Стилински готов сорваться на крик. – Потому что тебе плевать на них на самом деле, признай? Потому что стаю ты собирал для себя? Ты не рассказал им об охотниках, других стаях, о том, какой будет их жизнь. Дерек, тебе просто нет до них дела…
Хейл знает, что люди хрупкие и бить их нужно даже не в полсилы, а в четверть. Но даже так, оплеуха, прилетевшая Стайлзу, почти сбивает мальчишку с капота машины. Подросток замолкает, хватаясь за щеку, и надломленно смотрит на альфу. Самое неприятное, что Стайлз почти прав, но альфа все же находит в себе силы перейти с рыка к обычным словам и пояснить:
– Укус может убить. Мне действительно не было дела до Айзека, Эрики, Бойда и Джексона до тех пор, пока они не стали частью моей стаи. И это не имеет никакого значения теперь. Но с тобой… тебя я обращать не стану, Стайлз. Ты человек, ты часть стаи – пусть и самая слабая физически, и я считаю, что так и должно оставаться впредь.
– Дерек Хейл, – Стайлз встает на ноги, задирая подбородок и с вызовом глядя на альфу, – ты не можешь решать за меня…
– Могу, вообще-то. В этом вопросе – могу. И буду, – Хейл достаточно аккуратно, чтобы это можно принять за проявление своеобразной заботы, кладет ладонь на горло подростка, несильно сжимая, сам наклоняясь к его лицу. – Твои гребанные гормоны успокоятся, и ты перестанешь об этом думать. Тебе не нужно будет об этом всем думать, потому что ты поймешь, что это все глупости. Глупые детские чувства. Разойдутся, как туман, – Хейл разжимает ладонь, чуть отталкивая мальчишку в сторону двери. – Перестань забивать свою голову херней и не подходи ко мне, иначе я раздеру твою говорливую глотку, ясно тебе? – для убедительности альфа сверкает алыми глазами.
Стилински будто заклинивает в этой его переходной фазе – лицо похоже на расколотую надвое маску: половина еще пытается улыбнуться, а вторая уже сдалась, признала поражение, и с этой стороны уголок губ опускается вниз, перекашивая рот мальчишки полусумасшедшей гримасой. На пару секунд. Затем Стайлз просто хмыкает, пожимая плечами, засовывает руки в карманы и уходит, не проронив больше ни слова.
========== Бэтмен станет Суперменом ==========
Есть у Питера Хейла способность всегда появляться точно вовремя. И Стайлз ценит эту его способность почти так же высоко, как его умение вовремя промолчать.
Стилински сидит за компьютерным столом, убрав беспроводную клавиатуру куда-то в угол и поставив перед выключенным монитором стакан виски. С одной стороны от стакана выложена ровная шеренга бело-оранжевых капсул аддерала, с другой стороны – шеренга синих, с темными вкраплениями, таблеток нового волшебного антидепрессанта. Перед стаканом, ближе к подростку, лежат две капсулы и одна таблетка – рекомендуемая дневная доза, третья за сегодня. Стайлз смотрит на композицию, будто пытаясь загипнотизировать.
– Слабый, значит, – шипит Стилински, указательным пальцем придавливая синюю таблетку и придвигая ближе к себе. – Глупый, – производит ту же манипуляцию с капсулой, задумываясь. – Несерьезный, – шипит еще злее, подкатывая поближе еще одну капсулу. – Ребенок, – синяя таблетка оказывается в общей куче. – Слабый, и таким и останусь, – антидепрессант. – Ну конечно, со Стайлзом же ничего не происходит, – по таблетке с каждой стороны.
Стайлз сердито смотрит на образовавшуюся горку таблеток, иногда переводя мрачный взгляд на стакан, когда Питер, со свойственной ему элегантностью, свешивает ноги с подоконника в комнату. Хейлу, как и всегда, хватает ума никак не комментировать увиденное, он молча подходит к столу, не глядя на смотрящего на него с осуждением Стилински, берет стакан, в один глоток ополовинивая, ставит на стол и только тогда переводит взгляд на Стайлза. Только очень наблюдательный человек увидел бы в его глазах немой вопрос, умело скрывающийся за привычным равнодушием. У Питера все эмоции укутаны или в равнодушие, или в ехидство, Стайлз привык.
Стилински тоже не задает дурацких вопросов. Вернулся – значит, нужно было. Вернулся – значит, захотел. Вернулся и вернулся. Мальчишка все более укоризненно смотрит на альфу, подталкивая к нему оставшиеся полстакана алкоголя и бурча:
– Давай, переводи продукт, не стесняйся.
– И какие проблемы ты вздумал решать столь нетривиальным способом?
Стайлз удивленно вскидывает брови. Когда старший Хейл начинает использовать для обычного разговора слова “нетривиальный”, “консенсус”, “вариабельный” и им подобные – это верный признак того, что альфа без стаи испытывает некие душевные переживания. Нервничает, короче говоря. Стайлз сам удивляется тому, насколько он успел узнать Питера Хейла. И тому, насколько Питер позволил его узнать.
Подросток мотает головой, замирая, когда альфа укладывает ладонь ему на затылок.
– Уж ты, со своими мозгами, мог придумать что-то более умное.
– Да никому нет дела до моих мозгов, – фыркает Стилински, чуть прикрывая глаза, когда Хейл начинает мерно постукивать пальцами по его черепушке.
– До твоих мозгов нет дела только тому, кто не понимает их ценности, – возражает альфа, второй рукой распределяя таблетки по местам.
– Тебе есть дело до моих мозгов? – не слишком удачно выстраивает фразу Стайлз, морщась.
Питер кивает, отходя от подростка и садясь на край кровати. Стайлз разворачивается к нему.
– Тебе в самом деле не нужна стая, альфа? – Стайлз проговаривает это улыбаясь, но Питера не так-то просто обмануть, он прекрасно слышит всю серьезность, скрывающуюся за наносной смешливостью.
Хейл не говорит: “Ты уже отказал мне один раз”.
– Каждому волку нужна стая, – после секундного раздумья отвечает альфа, наблюдая за тем, как мальчишка делает небольшой глоток из стакана. – Но я не собираюсь подходить к этому делу по тому же принципу, что Дерек. Племянник думает, что из любого материала можно получить толк – и это правда. Проблема лишь в том, что усилия, приложенные для получения отдачи, могут быть совершенно непропорциональны этой самой отдаче.
– Разумно, – Стайлз неопределенно пожимает плечами. – И сколько бы усилий пришлось вложить в меня?
– При правильном подходе – минимум усилий, максимум отдачи, – и снова Питер не задает ненужных вопросов, продолжая ровно и спокойно смотреть на подростка. Если у Дерека глаза цвета абсента, то у Питера, продолжая аналогию с алкогольными напитками, цвета коктейля из Blue Curaçao и белого рома.
Стайлз любит торчать вечерами в баре, где Айзек ловко смешивает коктейли.
– Да я просто находка, – Стилински фыркает, вставая cо стула и садясь рядом с оборотнем. – Вот тебе из супергероев кто больше нравится – Супермен или Бэтмен?
– Магнето, – хмыкает альфа, подбирая под себя одну ногу и поворачиваясь к Стайлзу.
– Вот это только ты, со своей извращенной логикой, такое мог ляпнуть. Я тебя спрашивал про положительных персонажей из DC-шных комиксов, а ты мне в ответ выдаешь главного антагониста марвеловских Людей Икс. Ты вообще в курсе, что в 2009 году он занял первое место в списке ста величайших злодеев комиксов?
– Мне импонируют его идеи, – Питер пожимает плечами.
– Кто бы сомневался, – Стайлз делает скорбное лицо, снова поднося стакан к губам. – Ну скажи.
Питер неприязненно морщится.
– Ладно, мне больше нравится Супермен. Но вот незадача – я-то Бэтмен, – Стилински смущенно утыкается носом в стакан, вдыхая пары алкоголя.
– А хочешь быть Суперменом? – на всякий случай уточняет Хейл, и Стайлз коротко кивает, зачем-то добавляя:
– Первое место в списке ста величайших героев комиксов, 2011 год.
– Там ведь не только суперспособности и Лоис Лэйн идут в комплекте.
– Лоис вообще в комплекте не идет, – еле слышно фыркает Стайлз, а Питер искренне пытается избавиться от спонтанно возникшего в воображении Дерека в образе симпатичной репортерши.
– Да, я в курсе, – продолжает Стилински. – Мне ли быть не в курсе. Но поверь, быть Суперменом круче, чем нищим Бэтменом, – Стайлз внезапно улыбается.
– Возможно, – альфа не отрывает внимательного взгляда от лица подростка, смущая его этим еще больше. – Мне ведь никогда не приходилось быть нищим Бэтменом.
– Но ты знаешь, как это хреново, когда не можешь сделать ничего, чтобы защитить себя.
Питер задумывается, клоня голову к плечу и по-прежнему оглядывая мальчишку.
– Даже если тебе ничего, вроде бы, не угрожает, это все равно хреново – знать.
С этим Хейл не согласиться не может, поэтому кивает.
А затем кивает еще раз, на мгновение полыхнув алым цветом глаз, и Стайлз опрокидывает в себя остатки виски, тоже кивая.
Безмолвное соглашение заключено. Бэтмен станет Суперменом.
========== Страх плохо сочетается с болью ==========
Питер возвращается за пару дней до полнолуния, в течение недели почти не попадаясь Стайлзу на глаза – дает подумать.
Пробирается, как и всегда, через окно, несмотря на то, что шерифа не будет дома до следующего полудня. Никаких изысков, никаких трансформаций: пижонский кожаный плащ, выглаженная рубашка, в меру узкие брюки. Вполне добродушная ухмылка. Добродушными ухмылками дядюшки Питера можно весь мир загнать сразу на девятый круг ада.
Стайлз не удивляется, поворачивая голову к окну и ставя на паузу очередной сериал.
– Ты долго, – произносит с легкой укоризной.
– Тебе нужно было время, чтобы подумать, мне – решить вопрос с жильем.
– А, – в непривычно короткой манере комментирует Стайлз. – В особняке жить не будешь?
– Два альфы в одном доме? Перебор. Будет шумно.
Стилински тихо хмыкает.
– Я подумал.
– Обо всём? – голос у Питера ровный, и только то, как он нервно елозит подушечкой большого пальца по кромке своих ногтей, выдает его беспокойство.
– Обо всём, – серьезно подтверждает Стилински. – И об отце, и о лакроссе, и о всех тех милых мелочах, которые я знаю. И даже о том, что не буду пьянеть с алкоголя. Это, впрочем, проблема решаемая.
Стайлз встает со стула, зачем-то обходя его кругом, садится на кровать, подумав, забирается на нее с ногами, замирая где-то на середине. Стайлз осознает, насколько… приглашающе он выглядит, только когда Питер голодно сглатывает, глядя на него и подходя ближе. Стайлзу нравится, что взгляд альфы пока еще не отсвечивает алым, нравится, что в движениях вервольфа куда больше человеческого, чем можно ожидать от альфы, пришедшего получить наконец-то свою бету, согласия которой ждал без малого год.
Питер снимает плащ, аккуратно вешая его на спинку стула, скидывает туфли и садится на кровать, опираясь на нее рукой, чуть наклоняясь к Стилински. Хейл выглядит как весьма заинтересованный хищник: чуть раздувает ноздри, принюхиваясь, придвигается ближе, медленно проводя языком по кромке человеческих еще зубов, с силой сжимает плотную ткань покрывала, глядя на Стайлза снизу-вверх. Подросток нервно облизывает губы, пожимая плечами.
– Я только… я не знаю, что делать, – дергает за край футболки с эмблемой очередного супергероя. – Снять?
– Сними, – альфа чуть отстраняется, внимательно наблюдая за мальчишкой.
– Только… укус? Я ведь прав? – Стайлз внезапно застывает, задрав футболку до середины груди.
Альфа лающе, с отзвуками рыка, смеется.
– Не знаю, что ты себе напридумывал, Стайлз.
И Стилински виновато хмыкает, пожимая плечами.
– Ну, знаешь… обстановка такая… двусмысленная, что ли, – сдергивает с себя футболку. – Блин, а я вот не подумал о том, что будет больно, знаешь… Совсем не подумал, а будет дохрена больно, я ж видел ваши клыки, – нервничая, Стайлз всегда начинает болтать, знает это, но ничего не может с собой поделать, виновато глядя на Питера.
– Тихо, – серьезно произносит Хейл, притягивая подростка ближе и давя на плечо, заставляя лечь. – Успокойся. Страх плохо сочетается с болью.
Стайлз откидывается на постель, зажмуриваясь, напрягаясь всем телом и судорожно втягивая в легкие воздух. Несколько секунд тишины, и его снова прорывает:
– А ведь существует вероятность, что я этого укуса не переживу. Мало ли. Хотя мне ли об этом волноваться – я ж несколько дней назад чуть не устроил себе передозировку лекарствами – вот тут уж я действительно мозги не включал. Но все равно мне бы не хотелось умереть, хотя я уже все решил, так что… – Стайлз выдыхает почти с облегчением, когда альфа, наклонившись, накрывает его губы своими, мягко, ненастойчиво целуя. Подросток несколько секунд скребет ногтями по ткани рубашки на плече мужчины, а затем расслабляется, успокаивается от почти ласковых прикосновений ладони, скользящей вдоль тела. Когда Питер отстраняется, Стайлз делает глубокий вдох, кивая:
– Спасибо.
Волк не отвечает, спускается ниже, проводя кончиком носа вдоль ключиц, принюхивается, почти прижимаясь губами к груди. Язык влажно проходится по коже под ребрами, и Стайлза коротко перетряхивает от очередного нервного спазма.
– Питер, только… – оборотень поднимает голову, терпеливо глядя на распластанного под ним человека. – Ты должен мне кое-что пообещать. Ладно?
Альфа осторожно кивает.
– Ты должен пообещать, что мои глаза синими никогда не станут, – сердце мальчишки вновь начинает биться слишком часто, а вдохи становятся слишком рваными.
– Пообещай.
Хейл осторожно проводит ладонью по вздымающейся в неровном ритме груди подростка, медленно кивая, наклоняется к его лицу, веско вышептывая:
– Я могу тебе пообещать только, что если твои глаза и станут синими, то только потому, что ты сам так решил. Будучи в здравом уме и ясном сознании.
– Сойдет, – Стилински неловко улыбается.
Питер серьезно кивает, возвращаясь к методичному обнюхиванию лежащего под ним мальчишки. Стайлз зажевывает губу, прикрывая глаза, старается не дышать, постепенно успокаиваясь, забывает, что нужно ждать боли, расслабившись, пропускает момент, когда клыки впервые касаются кожи, а потом уже нет смысла дергаться, да и сил нет – Стайлз прокусывает свое запястье, сдерживая хриплый долгий крик, и рот мгновенно наполняется кровью, она течет по руке, по губам, по языку, по горлу, растекается уродливым пятном в месте укуса, когда хищник отстраняется, разжав челюсти, оседает на губах оборотня, и ее он слизывает быстрым голодным движением языка, на мгновение прикрывая кровавого цвета глаза. Волк мутновато смотрит в глаза своей жертвы, все еще облизываясь, будто стараясь распробовать вкус чужой крови.
Когда Питер садится на кровати, сбоку от заходящегося крупной, нездоровой дрожью мальчишки, Стайлз не без труда отнимает запястье ото рта и тянет к оборотню перемазанную в крови руку, на выдохе, в полубреду произнося:
– Только не уходи, не оставляй меня одного, пожалуйста.
Хейл качает головой, перехватывая руку уже почти своего волчонка, зализывает поврежденную кожу, заодно запоминая вкус крови и запах мальчишки. Если Стилински переживет укус – и то, и другое изменится, а Питеру есть охота сравнить. Потому что будучи человеком, Стайлз пахнет… Хорошо. Правильно. В-кус-но. Хорошо, что мальчишка, отвлеченный болью, не слышит довольного урчания, невольно вырвавшегося у волка.
Питер касается губами тонкого, с проступающим узором вен, запястья, забирая боль хотя бы здесь, внимательно глядя на тяжело, надрывно дышащего подростка, порывающегося зажать рану ладонью.
Волчий яд растекается по венам обжигающей едкой кислотой, будто иссушивая тело, истончая кости, притупляя разум. Стайлз переворачивается на здоровый бок, спиной к Питеру, подтягивает колени к груди, крупно вздрагивая, судорожно шепчет “не уходи”, когда альфа поднимается с кровати.
– Не ухожу, – мягко отвечает мужчина, подходя к окну и закрывая створку. – Просто так будет комфортнее.
На это Стайлз не реагирует, снова стараясь зажать рукой укус, но из-за того, что руки у него нещадно дрожат, практически засовывает пальцы в рану, причиняя себе еще больше боли. Хейл осторожно отводит ладонь мальчишки, и та обессиленно падает на покрывало, только покрытые кровью пальцы продолжают дрожать и судорожно сжиматься. Питер ложится на кровать, прижимаясь грудью к спине мальчика, осторожно приобнимает его, поглаживая, будто снимая нервную дрожь. Единственное, что Стайлза, как ни странно, успокаивает, помимо размеренных касаний, это то, что Питер молчит. Молчит так, как нужно – не пытается убедить Стайлза, что он справится, что он сильный, что у него получится – и от этого Стайлзу легче. Слова бы, пожалуй, означали, что все плохо.
Стайлз не без труда поворачивает голову, отмечая, что в то алых, то привычно голубых глазах Питера совсем не отражается беспокойства. Хейл ждет, когда человек справится, примет яд, ждет спокойно и уверенно, передавая часть этой уверенности, дрожащему, чувствующему почти невыносимый жар, растекающийся по телу, подростку.
Хейл кладет ладонь поверх укуса, периодически размазывая кровь по пальцам, убеждаясь, что она не превращается в вязкую черную отраву, но боль не убирает – эта боль должна остаться в памяти, стать рубежом, который человеку предстоит преодолеть, чтобы стать волком.
========== Ты не поверишь ==========
Первое, что проснувшись утром, чувствует Стайлз, это запах. Питер, дремлющий рядом, пахнет так, что охота восторженно заскулить, прижаться, коснуться… Что Стайлз и проделывает, за исключением, пожалуй, первого пункта. Хейл открывает глаза, когда Стайлз, с облегчением вздохнув, упирается лбом в его грудь, рассеяно водя пальцами по месту укуса. Ничего особенного, кроме гладкой ровной кожи, там не наблюдается, равно как и на прокушенном запястье. Альфа смотрит самую малость насмешливо, но удовлетворенно, садится на кровати, разминая затекшие плечи и шею, и замирает, задумчиво прислушиваясь.
Стайлз отчетливо слышит, как на первом этаже, в кабинете у отца тикают маленькие настольные часы, как у соседнего дома кто-то хлопнул дверцей машины, как проходящая по улице девчонка смеется в трубку мобильника, рассказывая о какой-то Трейси.
Стайлз настороженно оглядывается, инстинктивно стараясь закрыть руками уши, но Хейл перехватывает его руки, усмехаясь, сжимает запястья и проговаривает, довольно скаля клыки:
– Не поможет.
– Наверное, на такое не обращаешь внимания, когда с самого детства можешь слушать, что творится в соседнем подвале… О, я теперь понял, почему ваш семейный особняк в лесу – с таким слухом любые соседи покажутся слишком шумными… Но вот у меня ощущение, что я всю жизнь был глухим напрочь, а сейчас у меня весь мозг забит звуками: какая-то Трейси, какой-то дабстеп с угла улицы, кажется, часы тикают – о, черт, сколько ж у нас часов в доме, – кулер шумит, просто невозможно сосредоточиться, неудивительно, что у Скотти такие проблемы с учебой – тут же просто весь мир пытается заползти к тебе в мозг через уши, – Стайлз делает глубокий вдох и обреченно дополняет: – и через нос.
Питер улыбается, как и всегда с легким ехидством, манит мальчишку к себе, не произнося ни слова, и, когда тот, путаясь в сбитом за ночь покрывале, оказывается достаточно близко, обхватывает одной рукой его голову, прижимая ухом к своей груди.
Стайлз без слов понимает, что от него требуется – прикрывает глаза, сосредотачиваясь на размеренном ритме сердца альфы, отвлекается от остальных звуков, через несколько секунд начиная дышать в одном со старшим волком ритме – тогда Хейл убирает руку, отпуская волчонка, встает с кровати, с хрустом потягиваясь, и комментирует:
– Терпеть не могу спать в одежде.
Стайлз неловко улыбается, кивая – ритм сердца альфы будто заседает в голове метрономом, немного мешает, но не дает отвлечься, например, на дребезжание мелочи в кармане проходящего по другой стороне дороги мужчины.
– Но… все равно – как мне с этим справляться?
– Стайлз, если уж Скотт смог, то ты и подавно справишься, – Питер внезапно чуть кривит губы, и Стилински хлопает себя по лбу.
– Вот о чем я не подумал, – ловит заинтересованный взгляд вервольфа. – О том, что мой альфа и мой лучший друг терпеть друг друга не могут. Так, та фишка, типа – убей обратившего тебя альфу и стань человеком – она все-таки работает или нет?
– Ты думаешь, что ваша дурная компания может до скончания веков проверять на мне этот слух, чтобы каждый раз кто-нибудь становился альфой за мой счет? – Питер усмехается, опускаясь на стул перед компьютерным столом, а Стайлз коротко пожимает плечами, вертя головой и принюхиваясь.
