Текст книги "Тебе шестнадцать, Стайлз (СИ)"
Автор книги: Чиффа из Кеттари
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)
========== Пролог ==========
Пожалуй, все началось со Скотта.
Потому что: “Чувак, я сегодня вечером с Эллисон…”
Потому что: “Бро, ну ты же понимаешь, я ж не могу ей отказать”.
Потому что: “Друг, я сегодня не могу, мы сегодня…”
Потому что образовалось слишком много свободного времени. И пачка аддерала начала кончаться в два раза быстрее. И легкое, тянущее чувство зависти переросло в почти полноценную душащую змеюку – с самим Стайлзом не происходит ничего. Красотка Лидия крутит с засранцем Джексоном, и Стилински просто устает даже думать о ней. Он просто утешает ее, если что-то случается. У Стайлза это неплохо получается. Вот такой вот супергерой. Человек-жилетка.
Романтика.
Хотя, может быть, все началось с Дерека.
С хмурого взгляда, легкой небритости и чуть подгибающихся ног Стайлза при взгляде на широкую спину, украшенную татуировкой. С однозначно понтовой Камаро и кожаной куртки, пахнущей неброским одеколоном, палыми листьями и самим оборотнем. С попыток если не прикосновений, то хотя бы разговоров, и с осознания собственной… нестабильности в плане сексуальной ориентации.
Может быть, все началось с Питера.
С Питера, сошедшего с ума альфы, укусившего в ту ночь Скотта. С Питера, при взгляде на которого Стайлзу в особо тяжелые, перенасыщенные смесью декстроамфетамина и амфетамина, расфасованной в бело-оранжевые капсулы, дни хотелось заорать: “Почему, блядь, не меня?!” С Питера, тщательно поддерживающего слух о том, что ему не нужна стая, но, тем не менее, иногда восседавшего на подоконнике комнаты Стайлза и лениво выслушивающего то, что Стайлз внезапно желал ему рассказать.
Стайлзу стоило бы признать, что на самом деле все началось с осознания того, что он единственный остается на месте, никуда не движется, завис в собственном маленьком и не особо уютном мирке, состоящем из немодных клетчатых рубашек, футболок с супергероями, странных запросов в гугле, россыпей аддерала, старых комиксов, учебы и прочих не особо важных мелочей. Стайлзу шестнадцать – и Дерек никогда не упускает случая напомнить ему об этом, добавляя, что в шестнадцать любая мелочь кажется катастрофой мирового масштаба – и Стайлзу очень хочется, чтобы с ним что-то случилось. Хоть что-то. Лично с ним. Не “опять эти мохнатые игольницы вляпались в неприятности, нужно срочно всех спасать”, а именно с ним. Какая-нибудь мелочь, которая хотя бы сейчас покажется катастрофой. Над которой он будет смеяться года через два, признавая, что это в действительности было… глупо, смешно, мелко.
Но самое глобальное, что происходит со Стайлзом – это закончившееся лекарство, и это действительно проблема, и это не станет смешной мелочью в воспоминаниях через пару лет. Это легко исправить, и поэтому чувство безысходности становится только сильнее.
Время движется вперед, а Стайлз Стилински замирает, застывает, словно маленький зверек, попавший в лужу из золотистой, пахнущей хвоей смолы, и застрявший там намертво, чтобы через тысячелетия его нашли любопытные, наделенные высоким интеллектом существа и рассматривали его, застывшего в куске янтаря.
========== Со Стайлзом ничего не случится ==========
Влюбиться в шестнадцать лет – это не смешно. Потом это может показаться смешным, но Стайлз уверен, что это не его случай.
Стайлз хмурится, морща нос, думая о словах Дерека: “Тебе шестнадцать, Стайлз. Для тебя сейчас любая мелочь – катастрофа вселенского масштаба, остынь”. А ведь тогда всего-навсего в очередной раз не завелся джип, и Стайлз три дня, пока его старушка была в ремонте, ходил “как в задницу ужаленный”, по выражению Айзека.
Но влюбиться в шестнадцать лет в парня, да еще и в парня на шесть лет старше себя – в этом нет ничего… что могло бы вызвать улыбку. А уж влюбиться в оборотня, в альфу, да просто в Дерека Хейла – это уже откровенный перебор. В первую очередь Стайлз обдумывает вероятность того, что он себе эту влюбленность просто выдумал для того, чтобы с ним произошло хоть что-нибудь.
Стайлз умный. “Смышленый”, – как иногда ехидно замечает Питер, а от него подобное вполне может считаться комплиментом.
Но потом появляется Хизер – малышка Хизер, которую Стайлз знает с детства и которую далеко не без удовольствия трахает на пригодных для этого поверхностях. С Хизер хорошо – она неожиданным образом не настаивает на отношениях, и Стайлз смутно подозревает, не пытаясь, впрочем, выяснить подробностей, что он у нее не один. Это немного обидно, самую малость подло и гадко, но с другой стороны, это вовсе Стайлза не беспокоит.
Но Стайлз не паникует, обнаруживая, что внезапно начал самопроизвольно замолкать, стоит Дереку поднять на него свой вечно хмурый взгляд. Стайлз теребит края ярко-оранжевой клетчатой рубашки, внезапно неловко улыбаясь Дереку, и тот хмурится еще сильнее, отворачиваясь.
Стайлз говорит малышке Хизер, у которой такие мягкие губы и почти что слишком нежная кожа, что сегодня не придет (как, скорее всего, и завтра), и она понимает его, наверное, правильно, во всяком случае, Стайлз не слышит в ее голосе отчуждения или обиды. Он тщательно обдумывает происходящее, закидываясь привычной уже двойной дозой таблеток, и приходит к выводу, что ничего не может с собой поделать: Дерек-чертов-Хейл стал той проблемой, которой так не хватало Стайлзу.
Когда Дерек в очередном жестко сдерживаемом желании убить говорливого наглого подростка чуть сжимает широкую сильную ладонь на его горле, сердце Стайлза выдает какой-то почти невероятный кульбит, губы непроизвольно приоткрываются, и он тихонько, томно стонет, запрокидывая голову. Ему даже почти все равно, что подумает об этом Дерек, потому что ради хотя бы таких прикосновений он готов выводить хмурого альфу из себя в режиме двадцать четыре на семь. Дерек резко разжимает ладонь, разрывая контакт, но не отстраняется, только светло-травянистая зелень глаз внезапно темнеет. Стайлз криво улыбается явно слегка растерянному парню и, юрко вывернувшись, уходит вбок, на свободное пространство, оглядываясь на оборотня с легкой тоской. Дерек никак не комментирует произошедшее, но во взгляде его читается явное недовольство, неодобрение и, возможно, неприятие происходящего.
В неприятие Стайлз не верит, неодобрение не воспринимает всерьез, а недовольства не понимает.
***
Обидно, что поговорить ему не с кем: Скотта дома нет, Крис Арджент, судя по слухам, на пару дней уехал из города, а в окнах Эллисон горит чуть приглушенный свет. Стайлз, почти неприязненно передергивая плечами, отправляется в сторону центра города, назло всем и вся – пешком. Стайлз греет за пазухой бутылку виски, буквально впихивая ее в руку открывшего дверь небольшой, но достаточно просторной квартиры, мужчины.
– Виски нужно охлаждать, а не себя, – без улыбки хмыкает Питер, и Стайлз искренне надеется, что это не шутка, потому что это не звучит смешно.
Стайлзу не нужно спрашивать – один ли Питер в данный момент, просто потому, что Хейл всегда один. И не нужно спрашивать, не отвлек ли он его от каких-то дел, потому что в случае занятости старший Хейл просто не открывает дверь.
Альфа без стаи периодически взбалтывает пузырек с волчьим аконитом – Стайлз подозревает, что из-за слишком высокой концентрации в пузырьке постоянно образуется осадок – добавляя по несколько капель в каждый свой стакан виски, и внимательно наблюдает за подростком, старательно втолковывающим ему, почти тридцатилетнему вервольфу, свое виденье логики вселенной Марвел. Питер никогда не признает, что все еще испытывает смутную, остаточную любовь к комиксам, но Стайлза слушает вполне охотно, иногда умудряясь приводить вполне весомые аргументы за или против какого-то факта, несмотря на то, что от аконита, вступающего в реакцию с алкоголем, в голове будто разливается вязкое черное озеро – в нем волку и лапы марать неохота, и притягивает оно слишком сильно, чтобы можно было отказать себе в удовольствии нырнуть в теплую душащую глубину. Хейл отмеряет две капли на последний стакан, убирая пузырек в карман джинсов.
Стайлз согласно кивает, наливая себе в стакан на один небольшой глоток, а Питеру выливая остатки кукурузного напитка. Хейл не любит Дэниелс – и это одна из многих странных, слишком уж личных вещей, которые Стайлз знает о нем – но другого подростку достать не удалось. В отцовском баре вечные проблемы с ассортиментом.
Питер слегка усмехается, качая головой, когда мальчишка, влив в себя последний глоток, аккуратно кладет голову на стол, прижимаясь щекой к темно-синей скатерти, и сокрушенно вздыхает:
– Ну почему твой племянник совершенно не способен поддержать разговор? – и тихо, нервно смеется, чуть остекленело глядя куда-то в сторону окна. – Знаешь, – произносит еле слышным шепотом, – когда… Не знаю, – обрывает сам себя, поднимая голову, опираясь локтями о столешницу. – Не знаю, что я тебе хочу сказать, – смешно морщит нос в ответ на вполне благодушную улыбку альфы. – Наверное, я хочу тебе сказать что-нибудь вроде “спасибо”, хоть ты и абсолютно, – Стилинки качает длинным указательным пальцем перед носом оборотня, подчеркивая, – абсолютно ничего не смыслишь в комиксах.
– Пусть это будет моим самым большим упущением в жизни, – Хейл полушутливо салютует своим стаканом, внимательно оглядывая подростка.
– Да не только за комиксы спасибо… В смысле – за разговор о комиксах. Я ведь… да неважно, Питер. Ты странный тип. Странный, но клевый. И спасибо за то, что не обратил меня тогда… ну, на парковке.
– Чего это ты об этом вспомнил? – мысли, которые обычно можно сравнить с юркими, изворотливыми змеями, сейчас больше похожи на плюшевых удавов, с трудом вообще умещающихся в голове.
– Я часто об этом вспоминаю. Так что, я знаю о чем говорю, когда… говорю, что я благодарен тебе. Хотя, по большому счету ты… – Стилински периодически почти теряет мысль, забавно морща лоб.
– По большому счету я?.. – благодушно подсказывает Хейл.
– О, перестань, чувак, видишь же, что я почти в дрова. А Скотт – с Эллисон, – внезапно сообщает Стайлз со вздохом.
– Я догадался, поверь, – Питер усмехается, лениво и тяжело постукивая когтями по столу.
– Ты неверно мыслишь, – Стайлз поднимает указательный палец к потолку. – Совсем неверно. Я все равно мог бы… а, кого я обманываю, Питер – без обид – была бы возможность – я бы отправился к Скотту. Только знаешь, что плохо? – альфа старается как можно заинтересованней пожать плечами. – С тобой можно говорить о комиксах, а со Скотти пришлось бы говорить о том, что случилось.
Больше всего Стайлз ценит общество старшего Хейла-психованного-альфы (по мнению почти всех окружающих, кроме, пожалуй, Коры) за то, что тот ничего не делает невовремя. Например, сейчас он не спрашивает: “А что случилось?” И даже не говорит приторно-банального: “У тебя будет время поговорить об этом со Скоттом”. Хейл молчит, и напускное безразличие успокаивает Стайлза, пусть даже и совсем немного.
– Отвези меня к Дереку, – старается как можно ровнее проговорить Стайлз, не сразу поднимая глаза на Питера. – Хочу с ним поговорить. Я, кажется, как раз для этого дела набрался… Ну, не совсем смелости, но каламбур в любом случае вышел так себе, – уголки губ на мгновение опускаются вниз.
– Отвезти тебя к племяннику, чтобы еще пару недель выслушивать его занудные нотации, на тему “Нельзя спаивать малолетних, даже если они притаскиваются под твою дверь со скорбью всего мира в глазах и бутылкой виски в руке”?
– Дерек вообще как-то болезненно к этому всему относится, – Стайлз полуосознанно указывает пальцем на себя. – А ты – нет. Почему?
– Я наверстываю упущенное, – альфа смеется, откидываясь на спинку стула, запрокидывая голову и глядя в потолок. – А Дерек, я думаю, упущенного наверстать никогда не сможет.
Стилински старается обдумать эти слова, но из-за того, что у него это получается довольно плохо, старается хотя бы запомнить мысль.
– Давай отвезу тебя домой, – Питер поднимается на ноги, обходя стол и проходя мимо Стайлза по направлению к двери.
Стилински перехватывает его запястье, вынуждая остановиться, и твердо повторяет:
– Отвези меня к Дереку.
– Вызову тебе такси, – сдается вервольф.
***
Глаза Дерека не выражают никаких положительных эмоций, когда он видит Стайлза на пороге лофта. Скорее, они излучают настороженность, но не злость – и это уже неплохо.
Стайлз пьяно и виновато улыбается, делая шаг вперед и просто прижимаясь щекой к груди Дерека. Дерек как и всегда пахнет этой своей “волчестью”, немного – бензином, лесом и сентиментально-фруктовым шампунем. Стайлз тихонько фыркает, намереваясь, судя по всему, уснуть прямо вот так, стоя, опираясь щекой о грудь оборотня, и прямо на пороге лофта. Дереку приходится приобнять его, заставляя преодолеть невысокий порожек, крепче обхватить почти безвольное, кажущееся непростительно хрупким, тело за талию, чтобы захлопнуть дверь.
Стилински мычит что-то недовольное, оказываясь уложенным на диван, неожиданно проворно обхватывает Дерека за шею, вцепляясь мертвой хваткой и повисая на нем.
– Не уходи, посиди здесь, хмурый альфа. Я же не просто так пришел, – снова улыбается, прищуриваясь, – хотя ты и так все-все знаешь. Все вы все знаете, я ведь прав? Запах, стук сердца, реакция зрачков… Вы все подмечаете, все знаете, и я совершенно не понимаю, как тебе удается оставаться таким бесчувственным чурбаном… Хотя, ты, наверное, ко всему этому просто привык, ведь так? – Стайлз аккуратно поглаживает загривок замершего, внимательно слушающего его волка. – Ты ведь… ну, ты обалденный, честно. Наверное, надоедает постоянно слышать все эти замирающие от восторга сердца, – Стилински невесело усмехается. – Вот и мое туда же. Глупая мышца, столько проблем от нее. И запах. Наверняка ведь, да? Как пахнет возбуждение? Или желание? Жаль, что я этого не узнаю, правда? Хотя, тебе-то, наверное, все равно, а мне вот жаль, – мальчишка со вздохом облизывает не по-юношески чувственные губы и прикрывает глаза. – Послушай, Дерек, просто не отталкивай меня. Вы вот все думаете, что Стайлз – железный, что со Стайлзом ничего не случится, только вот это неправда…
– Тебе всего шестнадцать, Стайлз, ты ведь почти ребенок еще, – тихо проговаривает Дерек, давя ладонью на плечо Стайлза, заставляя его откинуться на диванные подушки. – Все это глупости в шестнадцать лет.
Стайлз недоверчиво смотрит на альфу.
– И то, что происходило с тобой в твои шестнадцать, тоже было глупостью?
Хейл невольно вздрагивает – Стайлз совершенно точно не знает о Пэйдж, но вопросом попадает в цель, потому что Дерек не может ответить утвердительно. А Стайлз всегда был умным мальчишкой – затянувшееся молчание он понимает верно, вздыхая:
– Вот видишь, иногда даже в шестнадцать лет происходит что-то, на что ты никогда не сможешь оглянуться с улыбкой.
– Ты же не знаешь, о чем говоришь, Стайлз, – Дерек внезапно осознает, что с пьяным влюбленным подростком разговаривает как со взрослым адекватным собеседником.
– Не знаю, – подросток осторожно кивает, – но это никак не меняет того факта, что я прав. Знаешь, ежегодно каждый двенадцатый подросток в возрасте от пятнадцати до девятнадцати лет пытается совершить попытку самоубийства.
– Не говори глупостей.
– Поцелуй меня? – Стайлз мягко улыбается, вглядываясь в зеленые глаза волка. – Я тебе не противен, это совершенно очевидно. Просто поцелуй, а завтра скажешь, что это был мой пьяный бред, окей?
Дерек завороженно смотрит в карамельные глаза мальчишки, наклоняется, вдыхая запах виски, оставшийся на губах. Стайлз прикрывает глаза, и длинные пушистые ресницы едва заметно вздрагивают, когда он несмело размыкает губы. Сердце пропускает пару ударов и тут же, как только Дерек еще едва только касается мягких теплых губ, начинает биться с утроенной скоростью. Стайлз на вкус… сладкий. С привкусом сливочной карамели – или ириса – пробивающимся сквозь терпкое, горьковатое послевкусие виски.
Подросток расслабленно поглаживает молодого мужчину по плечам, не стараясь перехватить инициативу или сделать поцелуй более страстным. Тонкие длинные пальцы осторожно зарываются в жесткие темные волосы на затылке, чуть массируя абсолютно правильными, идеальными движениями. Дерек неожиданно для себя успокаивается, как и его внутренний зверь, размеренно и неспешно продолжая ласкать горячие мягкие губы. Когда нехватка воздуха становится действительно обременительной, Хейл немного отстраняется, с щемящей нежностью проводя согнутыми пальцами по щеке чуть улыбающегося мальчишки.
Стайлз забавно морщит нос, улыбаясь слегка грустно, и кивает Дереку, хоть тот ничего и не говорил.
– Спасибо, волчара. Ты иногда бываешь на удивление чутким. Я никому не скажу об этом, – мальчишка усмехается, переворачиваясь набок, натягивая на плечи плед, принесенный Дереком.
Альфа осторожно встает с дивана, делая несколько шагов в сторону, прислушиваясь к размеренному дыханию засыпающего подростка.
========== Не твое собачье дело ==========
Утром Стайлз просто ни о чем таком не говорит. Просыпается сильно поздним утром, с головой закутанный в плед, выпутывается из теплой клетчатой ткани и несколько долгих минут бездумно смотрит в потолок, ровно до тех пор, пока вернувшийся со школы Айзек не нарушит его уединение.
Волчонок что-то фыркает, подходя ближе, озадаченно принюхивается, останавливаясь совсем рядом с диваном, и Стайлз не выдерживает, лениво переводя взгляд на него, почти чувствуя, как глазные яблоки, будто налитые свинцом, вот-вот выпадут на пол от таких экспериментов.
– Чего? – Лейхи изумленно приподнимает брови, заслышав сиплый голос Стайлза, и мотает головой, все же не удержавшись от комментария:
– Хреново выглядишь, чувак. Ты с кем так надрался?
– С приятелем, – почти беззвучно сипит Стилински, принимая вертикальное положение, и нетвердыми шагами направляясь в сторону холодильника.
Айзек не успевает ничего добавить, потому что Дерек, вывернувший неизвестно из-за какого угла, почти шипит на ухо:
– С каких это пор у твоих приятелей запах моего дяди?
– Не твое собачье дело, – хмуро фыркает Стилински, умудряясь проигнорировать предельно возмущенный взгляд альфы и даже забыть привычно шлепнуть себя по затылку: “Никаких собачьих шуточек, Стайлз”.
Надоело. Нечего так остро реагировать.
– Стайлз, – альфа бросает короткий взгляд на Айзека, и тот нехотя убирается с поля зрения, обиженно топая на втором этаже. – Я ведь не просто так спрашиваю. С каких пор ты пьешь с Питером?
– Дерек, – Стилински серьезно смотрит на альфу поверх стакана со свежедобытым из холодильника апельсиновым соком. – У нас в школе есть психолог. И это явно не ты…
– Мне стоит посоветовать твоему отцу отвезти тебя к школьному психологу? – Дерек кривит губы в ехидной усмешке.
– Иди ты… в волчью яму, хмурый альфа. Не лезь не в свое дело, серьезно.
– Ты – почти часть моей стаи. Поэтому я спрашиваю, – альфа невольно подходит ближе, чуть дольше нужного задерживая взгляд на влажных от сока губах.
– Меня это “почти” не впечатляет, Дерек. Я – не твоя стая, ты никогда не предлагал мне стать частью твоей стаи. У тебя нет никаких моральных прав лезть в мою жизнь, Дерек Хейл, – Стайлз болезненно щурится, прижимая к виску пакет с соком. – А еще я пропустил школу, да и отец наверняка волнуется, так что я пойду, ладно?
Не дожидаясь кивка альфы, Стайлз отправляется на выход, попутно подхватывая с дивана куртку и зашнуровывая кеды. Дерек останавливает его уже на пороге, просто укладывая тяжелую теплую ладонь на плечо. Стайлз вздрагивает, как первокурсница в темном переулке, неуверенно оглядывается, чуть не сталкиваясь с наклоняющимся Дереком лбами, и непонимающе смотрит в зеленые глаза вервольфа.
– Ты все равно часть стаи, Стайлз. С этим ничего не поделаешь.
– И это означает, что ты можешь вот так вот влезать в мое личное пространство?
– Кто бы говорил о личном пространстве, Стилински, – Хейл отрывисто фыркает, качая головой.
– Нет, Дерек, не означает, – умудряется вполне холодно, несмотря на бушующий внутри пожар, ответить Стайлз.
Вервольф на долю секунды кажется смущенным, даже непонимающим немного, но подросток находит в себе силы вновь отвернуться, не смотреть в светло-зеленые глаза.
Стайлз как и всегда никому ничего не рассказывает. Все ведь знают, что со Стайлзом ничего не происходит. Поэтому он лишь самую малость натянуто улыбается Эллисон, когда та спрашивает не случилось ли чего, самую малость рассеяно слушает Лидию, когда та сокрушенно жалуется на очередную выходку своей ручной змеюки со шкалящим самомнением…
Вечером Стайлз сдавленно стонет в подушку, рвано двигая ладонью по члену, но, стоит признать, ему никогда не удавались фантазии с конкретными людьми. Проще подрочить на порно, чем представить рядом с собой Дерека. Но это угнетает до слез, оставляет колющее, выедающее изнутри чувство неудовлетворенности, расцветающее ядовитой лозой где-то под ребрами. Даже когда Стилински, в очередной раз просяще выдохнув: “Дерек”, спускает в свою ладонь, чувство неудовлетворенности остается, вгрызается в мозг, мешает вздохнуть.
Подростку в шестнадцать лет больше всего хочется трех вещей: секса, алкоголя и понимания. Стайлзу становится немного страшно, когда он осознает, что беспрепятственный доступ может получить лишь ко второй составляющей: поддельные документы (спасибо Махилани) и вполне приличные средства, выдаваемые на карманные расходы отцом, чувствующим, судя по всему, перманентное чувство вины за собственную занятость на работе, вполне позволяют тихо и незаметно спиться, особенно если запивать алкоголем аддерал.
Стайлз почти избегает Дерека, хотя это оказывается совсем не сложно, достаточно просто не ходить со Скоттом на тренировки, и все. Хмурый волк не лезет в жизнь человека, а человек большую часть свободного времени проводит уперевшись взглядом в потолок.
Стайлзу становится скучно жить, особенно, – и это неприятно признавать – когда Питер уезжает в Нью-Йорк, туманно намекнув, что возвращаться ему незачем. Стилински не воспринимает это как предательство – Питер ему не должен ровным счетом ничего, и удерживать его здесь, в Бэйкон Хиллс, не было бы никакого смысла, даже если бы Стайлз смог это сделать.
Перед сном Стайлз задумчиво вертит в руках биту, – подарок старшего Хейла перед отъездом – не без удовольствия взвешивая в ладони. Стилински, заподозрив неладное, в первую очередь проверил биту отцовским металлоискателем, и действительно, металлический стержень в ней был. От оборотня, наверное, не спасет, но пыл охладить сможет. Стайлзу нравятся биты. Эту он держит дома, в машине лежит старая, купленная отцом, хотя, вообще-то, логичнее было бы поменять их местами. Утяжеленное металлом дерево почему-то успокаивает, создавая иллюзию защищенности.
Вообще, со стороны Питера это было очень сентиментальным жестом.
Со стороны Стайлза было не менее сентиментальным держать ее у кровати.
А Дерек приходит под утро – взъерошенный, злой (или кажущийся злым), уставший, от него несет сырой землей и холодом, свежим, только вечером выпавшим снегом и, немного, кровью. Стайлз пяткой загоняет биту под кровать, искренне надеясь, что оборотень не заметил, как он за нее схватился. Почему-то Дереку не нужно было об этом знать. О том, что Стайлз умеет и любит с ней обращаться. Питеру знать можно, а вот Дереку – нет.
Альфа по-собачьи встряхивается, поворачиваясь к сидящему на кровати и сонно потирающему глаза подростку.
– Нужно поговорить, Стайлз. Ты меня беспокоишь.
========== А ты боялся, чувак ==========
– Беспокою? Хмурый альфа, ты в терминологии не путаешься? Потому что я, как раз, тебя не беспокою уже, наверное, пару недель, если не больше. Так что, может, ты еще раз обдумаешь свою вступительную речь?
Альфа с грозным, но совершенно неубедительным лично для Стайлза рыком поднимает голову, сверкая алой радужкой, и Стилински почти осязает повисшее в воздухе: “мои когти – твое горло”.
– Я же сказал тебе – ты часть моей стаи. Почти. За исключением того, что ты человек, а не волк. Поэтому меня и волнует твое состояние.
– Лжешь, – Стилински запрокидывает голову, смело и нагло глядя в глаза Дереку. – Тебе нет дела до их состояния. Тебя не интересуют проблемы Айзека или Бойда, не волнуют переживания Эрики. Но ты вламываешься в мою комнату среди ночи, чтобы выяснить, чем ты таким умаслил небеса, что Стайлз Стилински вторую неделю не мозолит тебе глаза. Любопытная девиация, чувак.
Стайлз замолкает на мгновение, окидывая стоящего довольно близко Дерека, пошло обводит языком губы, скашивая взгляд на полупустую пачку аддерала на столе, и снова поднимает взгляд на оборотня, произнося с непередаваемой, карамельной интонацией, приправленной напускным безразличием:
– Хочешь, я тебе отсосу?
Об этом Стайлз думал. Много раз думал. Черт возьми, он уже сотни раз думал о таких вещах, что стыдиться ему, перед самим собой, во всяком случае, уже нечего. И перед Дереком, главным героем этих фантазий, по большей части уже можно не стыдиться.
Хейл тем временем мучительно краснеет, нервно сглатывая, явно не ожидая такого поворота событий. Стайлз, кажется, вполне довольный реакцией продолжает:
– Только не вздумай завопить “нет” и сразу сбежать, – голос у Стилински становится вкрадчивым. – И не вздумай рявкнуть про…
Стилински не успевает договорить, потому что альфа со вздохом качает головой:
– Стайлз, тебе шестнадцать.
– Дерек, отвали, – Стилински устало закрывает глаза. – Ты беспросветный мудак, и моя ненависть к тебе пылает… – Стилински хочет добавить “ярче твоего дядюшки, облитого горючей смесью”, но передумывает, – просто пылает, без сравнений.
– И за что ты меня ненавидишь, мальчишка? – Хейл криво усмехается, укладывая ладонь на затылок подростка и не давая отстраниться. – За то, что я не даю тебе совершить глупость, о которой ты будешь потом жалеть?
– Да, мать твою, да, Дерек! Я слишком умный, ответственный и погрязший в ваших волчьих делах парень, у которого нет времени даже на то, чтобы совершать какие-то глупые, смешные ошибки. Я – человек, который через пятнадцать лет будет жалеть не о том, что сделал, а о том, чего не сделал!
– Разве это плохо?
– Это не твое дело, Дерек. Просто не твое дело, решать, какую фигню мне творить, а какую – нет. Хотя… – мальчишка поднимает лукавый взгляд. – Хотя, ты можешь взять ответственность за меня.
– Что за чушь ты городишь?
– Проза жизни, а не чушь, Дерек, – тонкие пальцы скользят по бедру: вниз-вверх, вниз-вверх, затем меняя направление, и через несколько мгновений ладонь уже накрывает пах, несильно сжимая резко очертившийся под двумя слоями ткани член.
Хейл перехватывает руку мальчишки, отводя в сторону и наклоняясь.
– Ты ведешь себя как течная сука.
Стайлз вздрагивает и резко отталкивает оборотня от себя.
– Тонкий ход, но дядюшка-интриган тобою бы не гордился, – язвительно хмыкает мальчишка, скрещивая руки на груди. – Потому что ты не лучше. Но ты, – длинный указательный палец указывает в точку, где когда-нибудь навечно сойдутся брови хмурого альфы, – хитрая течная сука, которая думает, что всех обхитрит. Принюхиваешься, приходишь, строишь из себя мать Терезу с яйцами, но мысли у тебя те же, что у меня…
– Чушь прекрати нести, – Дереку достаточно быстро удается справиться с приступом гнева. – Если тебе от одного поцелуя так крышу рвет, то я боюсь себе представить, что случится, если я тебя все-таки оттрахаю.
– Можешь не трахать, – внезапно покладисто отзывается Стайлз, укладывая ладони на свои колени. – Тут я могу понять, да. Уголовщина как-никак. Хотя я был бы не против, если бы парень, когда-то обвинявшийся в жестоких убийствах, был чуть-чуть поаморальнее…
– Настоящая аморальность в нашей семье закончилась на моем дяде.
– Ну, тут не поспоришь, – голос у Стайлза снова мягкий, струящийся.
“Чертов маленький манипулятор”, – думает Дерек. “Я его трахну”, – думает Дерек. “Но, блять, не в его шестнадцать”, – эту мысль Дерек старается обозначить для себя предельно ясно, пока Стилински, с напускным безразличием глядя в поалевшие глаза альфы, расстегивает его ширинку, запуская ладошку туда, где быть ей совершенно точно не полагалось.
– Найди себе сверстника, и трахайтесь вволю, – хрипит Хейл, делая неприлично слабые попытки отстраниться.
Потому что, на самом деле, на Стайлза у него жестко стоит.
– Думаешь, мне эта мысль в голову не приходила? Не хочу я сверстника, хочу тебя, – горячие юркие пальцы оттягивают кромку белья, дразняще проходясь по головке. – Тебя, волчара. Всего.
Дерек старается отрезвить себя мыслью о том, как выглядит происходящее со стороны. Он, взрослый мужик, альфа стаи, притащился ночью к этому человеческому детенышу, чтобы поговорить. Почему ночью? Потому что в другое время поговорить наедине не удастся. И он даже начал говорить, но, блядь, разговаривать со Стилински – невозможно, он переболтает любого политика на дебатах, посвященных любой теме, в названии которой будет хоть одно знакомое Стайлзу слово. А Дерек себя хорошим оратором не считал. Никто не считал Дерека хорошим оратором, особенно если имелась возможность сравнить его ораторские способности с аналогичными способностями Питера. Тут Дерек проигрывал по всем фронтам.
И, блядь, теперь он стоит у кровати этого самого человеческого детеныша со спущенными трусами, а этот мелкий паршивец самозабвенно облизывает его член, будто Вилли Вонка в детстве, сбежавший из-под наблюдения отца-дантиста и внепланово добравшийся до леденца.
Охренительно облизывающий его член мелкий паршивец, одновременно отдрачивающий себе влажной от естественной смазки ладошкой. И, блядь, отстраняться сейчас – вообще не вариант.
Последствия? Да нахер все последствия – Дерек переводит взгляд вниз, и в глазах мутнеет от открывшегося вида: Стайлз плотно обхватывает губами увитый венами член и медленно двигается от головки к основанию, останавливаясь где-то на половине. Хейл с трудом сдерживается, чтобы не толкнуться глубже, а мальчишка шире открывает рот, прижимая текущую смазкой головку к внутренней поверхности щеки, так, что тонкая кожа рельефно натягивается, и Дерек не придумывает ничего лучше, чем провести пальцами по этой самой щеке, поглаживая себя. Стайлз чуть подается назад, раз за разом проходясь языком по уздечке, и снова наклоняется, на этот раз принимая глубже, до горла, почти давится, но не отстраняется. Офигительно хорошо, но ритм рваный, неудобный, слишком медленный. Так можно обставлять прелюдию перед жарким сексом, но этого совершенно точно недостаточно для того, чтобы кончить.
Хейл запускает ладонь в короткий ежик волос на затылке Стайлза, фиксирует голову, шипя что-то типа “рот шире открой”, и Стилински внезапно слушается, подставляя свой охренительно красивый рот, замирая, поднимая темные от возбуждения глаза.
