Текст книги "Выключаем свет (СИ)"

Автор книги: Brady Brooke

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Слышу какое-то оживление в коридоре, и дверь неожиданно открывается. Вижу краешек красивого голубого букета, и в голове проносится глупая мысль: а вдруг? Олег заходит внутрь, и я выдыхаю.

– Привет, – обращаюсь к парню.

– Привет, – почти шёпотом произносит он. – Говорят, тебе нельзя ничего есть, поэтому вот.

Он стоит с большой вазой, наполненной водой, и с цветами.

– Спасибо, очень красивые. Ты можешь нормально говорить, я в порядке уже. Даже заскучала тут одна.

Олег ставит вазу с букетом на тумбочку у кровати, берёт из угла белый больничный стул и садится рядом со мной.

– Я, конечно, полный дурак, что сразу тебя не отвёл ни к кому и не настоял на своём.

– Олег, если бы не ты, я бы свалилась где-нибудь в уголке, и никто бы не заметил. Спасибо тебе огроменное.

– Как себя чувствуешь?

– Хочется сбежать отсюда.

– Понимаю. Я в детстве тоже лежал в больнице. Только там в палате было человек шесть, и было хреново. Боялся, что меня никогда оттуда не выпустят и всегда будут кормить кашей.

– Я бы сейчас не отказалась от каши.

Олег смеётся и немного расслабляется.

– Ты не думай, что к тебе никто не захотел приехать, кроме меня. Просто мне сказали, что тебе пока нельзя двигаться сильно. И я Серёге с Софой сказал, что мы с ними приедем завтра. Хотя ребята вообще все хотели ехать, всей толпой.

– Представляю глаза врачей.

– Да, я им то же самое сказал. И решил, что должны поехать пару человек. – Он делает паузу. – И я хотел у тебя спросить. Может ты хочешь кого-то конкретного здесь видеть. Или наоборот…

Я вопросительно смотрю на него.

– Ну, просто, если Макс захочет приехать, ты будешь рада или…?

– Я буду рада, если он правда захочет приехать, но передай ему, пожалуйста, чтобы он не приезжал.

– Всё, окей.

– Ты не знаешь случайно, сколько мне здесь лежать?

– В общем, такое дело, что, по сути, ты должна здесь четыре дня быть. Минимум. Но, как ты понимаешь, это слишком долго для проекта. Договорились на три дня. И во вторник утром тебя вернут в башню. Но организаторы клятвенно обещают дать тебе ещё день отдыха там. Ото всех тренировок и танцев. Потому что твоё долгое отсутствие может и тебе навредить. Нужно быть на виду у людей, чтобы за тебя голосовали.

– Да мне плевать на эти рейтинги, честно говоря.

– Пока тебе на них плевать, мы с ребятами позаботимся, чтобы тебя не выкинули из шоу. Не волнуйся насчёт этого. Отдыхай.

Я улыбаюсь и не могу перестать его благодарить.

– Ой, забыл, – восклицает он и приоткрывает дверь. – Ну я и дурак.

Берёт откуда-то из коридора чёрный рюкзак и достаёт мой блокнот и пенал с маркерами.

– Поставил на лавочку рюкзак, пока вазу брал у медсестры. Это тоже тебе.

Вытаскивает ещё пижаму и какие-то мои вещи. Точно, я же была в концертном костюме, когда меня сюда привезли. Забыла и об этом тоже.

– Вау, я тебе уже говорила «спасибо»?

– Примерно тысячу раз?

– Не заметила. Спасибо.

Олегу нельзя долго сидеть у меня, поэтому вскоре он уходит, обещая, что завтра ко мне обязательно кто-нибудь придёт. Он, Софа, Серёжа или все вместе. Весь оставшийся день я лежу, сливаясь с белой палатой и становясь объектом наблюдения медсестёр. Мне измеряют температуру, давление, помогают присаживаться. Засыпаю с еле заметной болью в районе шва и чувством голода.

6 мая, воскресенье, больница

С жадностью зачерпываю ложками жидкую кашу из глубокой тарелки, и мне кажется, что я никогда ещё не была настолько голодна, как сейчас. Пью много воды и кефира. Неплохая такая диета, хочу сказать.

После обеда (бульон заходит на ура) ко мне приходят Софа и Серёжа. Я рада видеть знакомые лица на фоне этих белых стен. Пиэлси останавливает взгляд на букете и вопросительно смотрит на меня.

– Это от Олега, – говорю ему.

– Окей.

Софа беспокойно смотрит на меня и расспрашивает обо всём, что со мной здесь происходило, а Серёжа старается ругать меня не через каждую её реплику, а хотя бы через две. Улыбаюсь его невероятной заботе. Понимаю вдруг, что так вели бы себя мои родители: обеспокоенно-взволнованно.

Ребята рассказывают, что зрители будут знать о том, где я сейчас нахожусь и что со мной случилось. Меня ведь не будет весь понедельник в башне, а смысла выдумывать какое-то оправдание нет. И я рада тому, что хотя бы эта часть проекта остаётся без тайн и интриг.

Когда ребята собираются уходить, прошу Серёжу остаться на пару минут.

– Можешь мне, пожалуйста, телефон дать? Мне нужно родителям позвонить.

Он вдруг резко тянется рукой к джинсам и закатывает глаза.

– Забыл, блин. Хотел батарейку вытаскивать из микрофона. Ну и рефлексы, жесть. Держи, – говорит он и протягивает мне телефон. – Буду за дверью.

Набираю знакомый номер, выкладываю всё настолько быстро, насколько могу, потому что знаю, что сейчас начнутся мамины причитания длинною в вечность. Понимаю и молча принимаю. Отдаю телефон Серёже и благодарю. Радуюсь, что вокруг так много хороших людей.

7 мая, понедельник, больница

Лежу на кровати со стаканом киселя и своим блокнотом. Провожу рукой по рваной линии, оставшейся от рисунка Максима. Надеюсь, Олег не перерывал всю мою сумку, чтобы найти этот блокнот. Потому что есть ещё тот, который разорвёт мне душу. Тот, где рисунков десять. И они все посвящены Свободе. Придётся как-то незаметно сжечь тот альбом прямо в окружении камер и ребят.

Я чувствую себя намного лучше, и мне уже хочется вернуться обратно, хоть тут и нет этих камер, шума и нежелательных встреч. Зато в моей палате есть небольшой телевизор, который я решаю включить, чтобы устроить себе внеплановый просмотр нашего увлекательного шоу.

Вижу заставку. Смотрю первые пятнадцать минут, почти не шевелясь. Потом показывают момент реалити, который на самом деле происходил в пятницу. Прикидываю, что, значит, тот разговор Свободы с Майер мог проходить в воскресенье, после нашего свидания, когда я уснула. Мы выпили. И он, видимо, решился. Пропускаю какие-то экранные разговоры мимо ушей, от злости сжимаю в руке стакан и отставляю его на всякий случай.

«Мы с Крис вообще, вот так вот подходим» – вещает Максим на интервью и пальцами показывает два звенья цепочки.

Выключаю телевизор и утыкаюсь головой в подушку, оставляя прикроватный свет включённым.

8 мая, вторник, больница, день выписки

Сижу на кровати рядом с уже собранной сумкой и ем кашу. Мне сказали, что за мной должны заехать и помочь добраться до башни. На часах восемь часов утра – мы должны успеть вернуться до официального подъёма, чтобы я начала полноценный день вместе с остальными ребятами.

В палату заходит Олег и лучезарно улыбается мне.

– Ты сидишь! И ешь кашу! О, нет!

Придерживаю живот свободной рукой, потому что смеяться вдоволь мне тоже пока нельзя. Олег садится рядом со мной.

– Это не так плохо, как ты говорил. Попробуй, – говорю я и подношу ложку к его рту.

– Да она выглядит только более-менее, а на вкус, я уверен, полная гадость. – Он морщится, и на этой фразе в палату заходит медсестра. – Ой, извините. Каша очень даже ничего.

– Олег, нас выгонят сейчас, точно говорю.

– По-моему, мы этого и добиваемся, – отвечает он, подмигивает и встаёт с кровати.

Я отдаю девушке пустую тарелку и беру свои кроссовки.

– Ну, всё, пора, – говорит Олег и, держа мою сумку, открывает передо мной дверь. Мысленно прощаюсь со своей белой палатой.

***

По привычке дохожу до своего круга, вижу свою пустую кровать. Максим спит, укутанный с головы до ног в одеяло. Разворачиваюсь и киваю Олегу в сторону второго круга.

– У меня неожиданный переезд, – шёпотом говорю ему.

Я быстро переодеваюсь, умываюсь и ложусь под одеяло. Минут через пятнадцать звучит общий будильник. Присаживаюсь на кровати и иду в ванную.

***

Сижу в окружении ребят за столом и жую свою личную порцию печёных яблок. Моя новая диета разрешает их есть. И тут даже не на что жаловаться, потому что приготовлены они отменно. Серёжа, как главный мой телохранитель, сидит рядом и отвечает на ряд поступающих ко мне вопросов. Иногда, когда он не находит ответа, говорит, чтобы от меня уже наконец отстали.

В основном, я лежу. Читаю, рисую, сплю. Днём приходит врач, чтобы сделать мне перевязку. Потом я опять валяюсь на кровати, иногда встаю, чтобы прогуляться по периметру спальни. После обеда ко мне подходит Олег.

– У вас там в «Мальфе» разбор номеров на концерт.

– Ой, спасибо, что сказал, – отвечаю я и встаю с кровати. Он придерживает меня за плечи. – Олег, ну я же уже сама могу.

– Так, всё. Пошли. Я теперь тебя не могу оставить просто так одну.

Мы заходим в репетиционный зал, где уже сидят ребята из моей команды и Даня, который сегодня будет раздавать нам задачи на концерт. Максим поднимает глаза и видит, что мы с Олегом заходим к ним.

– Освободите место, пожалуйста, ребят, – просит Олег и усаживает меня на диван.

– Спасибо, – говорю ему и обнимаю. – Ты меня и заберёшь тоже?

Говорю последнюю фразу ему на ухо, но так, чтобы рядом сидящий Свобода услышал каждое моё слово.

– Конечно, Крис, – отвечает он и уходит.

Чувствую, как Максим напрягается. Я не реагирую и не смотрю на него.

Даня начинает объявлять номера и первым делом загадочно смотрит на нас со Свободой. Сразу всё понимаю, и уже начинаю морально готовиться к самой тяжёлой неделе на проекте.

– Макс, Кристина, у вас «Девочка с каре».

========== Глава 11. Максим ==========

Четвёртая неделя

8 мая, вторник, один беспокойный день из жизни Максима Свободы

Поднимаю взгляд на дверь и вижу, как Олег заводит её в репетиционную. Держит свои руки на её талии, как будто ему можно. Тихо прошу Софу подвинуться, когда тот просит освободить Кристине место. Она аккуратно садится рядом со мной и обвивает его шею в знак благодарности. Что он такого ей сделал, из-за чего ей теперь нужно быть настолько любезной? Шепчет ему на ухо так, как будто вообще не старается говорить тише. А меня сводит с ума её тёплый убаюкивающий голос.

– Макс, Кристина, у вас «Девочка с каре», – говорит Даня, и мы оба делаем вид, что радуемся. Хотя нет. Она делает вид, а я уверен, что эта неделя будет слишком важна для нас. И как бы ты не сопротивлялась своим чувствам, Кошелева, я буду рядом, пока они живут в тебе.

***

Общие сборы обычно не несут в себе ничего хорошего, но в этот раз нам всем дают возможность спеть. Намереваюсь сделать это прямо сейчас. Беру гитару и выхожу на нашу сцену сразу после того, как Настя с Никитой объявляют меня как «специального гостя». Ребята смеются и хлопают. Даже Крис улыбается. Только неизвестно почему – из-за общей атмосферы или из-за того, что они с Олегом не отлипают друг от друга весь день? У меня не получается даже поговорить с ней без него, но я ведь могу спеть. Ты совсем забыла о силе искусства, Мартышка.

– Спасибо, что пригласили, – отшучиваюсь я. – Песня называется «Март».

Никто, конечно же, не знает, что слово «март» для меня не только начало нашей весны, а сокращение от этой неугомонной «Мартышки».

Беру первый аккорд, и все затихают в ожидании. Закрываю глаза. Каждая строчка здесь насквозь пропитана её запахом. Не знаю, от этого ли мне так тяжело петь именно эту песню?

«Я жду звонка,

Четыре часа до утра»*.

Помню каждую секунду этой ночи. Я лежу в своей кровати и не могу уснуть, потому что знаю, что ты должна вернуться из больницы. Знаю, что тебе уже лучше, но ты и не представляешь, как я хочу забрать тебя сам и лично в этом убедиться. А мне остаётся только одно – ждать. До общего подъёма четыре часа, но мне всё ещё не спится. Пишу этот текст.

«Лежишь одна,

Завтра начнётся весна».

Прислушиваюсь к твоему тихому голосу. Не смогу увидеть, как ты будешь аккуратно расстилать свою постель, пару минут сидеть на краю и, наконец, ляжешь обязательно на правый бок и сразу же закроешь глаза. Ты предпочитаешь лежать одна в нескольких метрах от меня, и я заслуживаю это. Прости.

«Расчеши свои локоны бережно

И надень своё платьице с кедами.

И наушники с песнями группы «Falls»,

Это твой день, это твой мир».

Обожаю смотреть, как ты сидишь перед шкафом с утра и мозгуешь, что тебе сегодня надеть. Каждое моё утро теперь начинается с этого. Потом ты идёшь в душ, по пути расчёсывая свои короткие мартышечьи волосы, и зеваешь без кофе. И если бы твоё утро можно было описать одной песней, это была бы Home группы Falls.

«Зачем тебе свет?

Ты ярче планет».

Я первый раз за выступление решаюсь поднять свой взгляд. Смотрю ей прямо в глаза, напевая самые честные слова, которые должен был сказать ещё три недели назад.

«Ты атомный взрыв,

Последний герой,

Ты главное чудо на земле».

Кристина заглядывает мне в глаза, как будто пытается понять, к ней ли обращены эти слова. А к кому ещё?

«Восьмое число,

Ты мчишься вагоном метро,

А небо льет,

Заполнит все лужи дождем.

Пробеги по ним радугой утренней».

Сегодня, восьмого мая восемнадцатого года, я могу заявить, что без тебя моя крыша протекает. И пока ты постепенно отдаляешься от меня, с этого весеннего неба на моё тело со звоном опускаются прозрачные полосы воды. Но если ты дашь мне шанс, я не упущу его никогда в жизни. Я бы хотел прямо сейчас схватить тебя, спрятать ото всех и просить прощения до скончания веков. Но ведь я знаю, что ты не готова меня слушать, а я обещал ждать. И жду изо всех сил.

«Заколи себе в волосы васильки

И наполни наш мир теплом и весной».

Всё оставшееся время смотрю на неё и пою только для неё. Мне не хочется извиняться в песне или пытаться ею чего-то добиться. Я хочу рассказать Кристине о том, какой она представляется мне сейчас. Я хочу показать, как я вижу её душу.

«И тысячи слов

Только о тебе».

Она отворачивается и из своей вредности смотрит на Олега.

«Зачем тебе свет?

Ты ярче планет».

Моё самое заветное желание – выключить свет во всём мире и оказаться рядом с тобой. Я спасу тебя, Крис, где бы ты ни была.

***

Сидим на балконной лавочке с Серёжей. Курим.

– И как ты это видишь? Эту историю с её парнем.

– Хочешь знать моё мнение? Он боится её потерять. Но не из тех побуждений, что она ему дорога на самом деле. Скорее всего, просто привык. Это не любовь. Любящий человек так не сделает. Он может оступиться, но специально стоить вокруг неё интриги? Слишком.

Он делает затяжку и продолжает размышлять вслух. Последнее время его мысли залетают мне в голову так вовремя и крепко сплетаются с моими.

– Это привычка, неуверенность в себе и страх перемен. Вот смотри, он видит её в реалити с тобой. И учитывая, что он знает её лучше, чем кто-либо другой, мы с тобой можем сделать вывод, что она видит в тебе не просто друга. То есть если он заволновался, он увидел ещё тогда, как у неё горели глаза на тебя. Он пугается. И аккуратненько так приходит за кулисы, оставляет тебе свой номер и ругается с Крис. Хотя сам понимал, что она из-за этого не отдалиться от него, а наоборот – из чувства вины перестанет общаться с тобой.

– И выдаёт всё это мне по телефону за свой план.

– Да, типа Крис действует по их сговору. А на самом деле он просто очень хорошо её знает.

– Но она могла и не сделать так.

– Могла, но он рискнул, и у него получилось. Вы перестаёте общаться. Но Крис переполняют чувства, и она его бросает. Худо-бедно, по телефону, но она делает главное – остаётся с ним честной. Любым способом.

– Ну, вот и всё. Что теперь ему оставалось ещё делать?

– Потом он ждал. Для неё он был бедным брошенным парнем, к которому всегда можно вернуться. Он не совсем дурак ведь, понимает, что она после проекта будет ему полезна как никогда.

– Он мог и не думать про это.

– Мог, да. Мы не можем знать. Но в любом случае – он стал ждать. Ему оставалось надеяться на тебя, пока ты не сделаешь какую-нибудь глупость, будучи уверен в её злостных намерениях. И ты ведь молодец – сделал всё, как надо!

– Да уж, огнище.

– И вот она в слезах уже звонит своему бывшему, который только того и ждёт. Не знаю, что он ей говорил, но уверен, что он был максимально деликатен. А звонила она не потому, что любит его до сих пор. Хотя чувства так быстро не проходят полностью, конечно. А потому, что она в одну секунду в твоём лице теряет доверие ко всем на проекте, ко всей этой чёртовой башне и этому городу. И есть один человек из её старой жизни, который кажется таким добрым и до сих пор родным. И хоть она не восхищается им, как я могу судить по её редким высказываниям, звонит в самый тяжёлый момент именно ему. И если бы у тебя не было такого умного друга, как я, ты бы до сих пор был уверен, что она с тобой играет, и ничего бы не знал.

– Спасибо тебе, умный друг. Самый умный из всех моих друзей.

– Я надеюсь, ты сам понимаешь, что это всё чушь собачья была? Без вот этой моей истории, потому что она может быть притянута за уши. Хотя звучит логично, согласись?

– Да.

– Так что?

– Понимаю.

– Ты бы мог поступить как умный человек и рассказать мне сразу. И вот я бы предложил тебе идею, как проверить её можно было безболезненным способом.

– Каким же?

– Ну, вот смотри, ты бы мог попросить её не общаться под камерами вообще. Типа из тех соображений, что не хочешь выносить это на всеобщее обозрение и так далее. Понимаешь? Хотя вы же так уже и делали, а ты всё равно на эту Майер повёлся. Зачем?

– Да не знаю я. Выпил. Ты сам понимаешь, как тут дела обстоят с этим делом. Хотя, конечно, у тебя же Даша. Извините.

– И ты уложил Кошелеву спать, а сам попёрся к Жене? Ну, серьёзно, Максим?

– Вроде так. Но я должен был за ней бегать, что ли?

– Ну да, ну да. Как сейчас?

Понимаю, что веду себя как дурак.

– Как сейчас. И что теперь делать? Мне нужно ей рассказать всё.

– Так, не гони. Четвёртый день после операции, и ты хочешь ей вывалить это на голову? Ей напрягаться нельзя. Да и вообще лучше не волновать её пока. А до того, как она не узнает всё, можешь хоть головой об стену биться – она тебя не примет. Только хуже сделаешь своими действиями, она вообще тебя возненавидит. Пока будем ждать. Хотя бы до конца недели.

– То есть вот так взять и отдать её в руки Олега? Чтобы опять потерять её?

– Хрен знает, что у неё в голове сейчас. Если ты ей не безразличен, то хоть сколько времени пройдёт – её будет всеми силами возвращать к тебе. Дай ей время. Вот с песней своей ты сегодня хорошо вписался. Мило.

– Мило, – повторяю я и смеюсь.

– Да, вот поймай эту волну и делай так же. Попробуй представить ситуацию с её стороны. Помни, что ты почти изменил ей. Причём, для каждого измена – это вообще разное понятие.

9 мая, среда, ещё один беспокойный день из жизни Максима Свободы

Сижу за столом со всеми и смотрю, как она опять есть свои яблоки и запивает их яблочным компотом. Она выглядит намного лучше, чем вчера, и больше улыбается. Я рад, что нам с Серёжей удалось уговорить организаторов оставить её в больнице на третий день. Они хотели тащить её сюда уже в понедельник, как будто их рейтинги можно сравнивать с её здоровьем.

Посреди завтрака на кухню заходит Фадеев, здоровается со всеми и останавливается около неё.

– Кристина, пойдём, поболтаем, – со странной улыбкой произносит он и касается её плеча.

Может хоть дадите доесть человеку, у которого дырка зашитая до сих пор в животе?

Она встаёт со стула, и они уходят куда-то из квартиры.

*«Я жду звонка,

Четыре часа до утра», – здесь и далее – строчки из песни Максима Свободы – «Март».

Комментарий к Глава 11. Максим

Первый раз захотелось показать историю именно со стороны Максима и описать его чувства. Кажется, получилось немного прояснить ситуацию фанфика.

Выкладываю две главы сразу, потому что они невероятно разные по заложенным в них эмоциям. И именно потому, что они показывают две разные стороны, они должны быть рядышком. Ну, и, честно говоря, мне хотелось выложить побольше, пока идут зимние каникулы, и все вроде как свободны.

Очень сильно надеюсь, что вам понравится.

========== Глава 12 ==========

9 мая, среда, башня «Меркурий»

Мы с Максимом Александровичем выходим из нашей квартиры, и он заводит меня в танцевальный зал. Не понимаю, зачем я могла ему понадобиться.

– Садись, Кристина, – говорит он.

Я сажусь на один диван, он – на другой, который стоит напротив. У него с лица до сих пор не сходит странная улыбка – таинственная и пугающая. Я стараюсь сделать вид, что мне совсем не страшно, но это, конечно, не так.

– Как твоё здоровье? Уже сколько дней прошло после операции?

– Пятый день сегодня. Всё хорошо, не болит.

– Диету соблюдаешь?

– Да, конечно. Мне еду специальную приносят, даже вкусную.

– Это хорошо. На тренировки пока не ходишь? На танцы?

– Пока нельзя. Сказали две недели нельзя. Но я всё сделаю на концерте, что нужно. Только, конечно…

– Да не волнуйся, у вас в номере движений постановочных почти не будет. Даём вам свободу действий, так сказать. Но поговорить я бы хотел с тобой про другое – ты же понимаешь, что тебе пора взяться за себя уже? За работу. Ты на этой неделе уже не лидер, понимаешь, лапочка?

– Я… Да, конечно, понимаю.

– Ты понимаешь, что тебе, чем быстрее, тем лучше нужно встать в строй? Тебе нужно почаще быть под камерами со всеми.

– Максим Александрович, я понимаю, и стараюсь, правда.

– Я рад, что ты меня понимаешь. Ты очень талантливая девчонка, но в шоу-бизнесе нужно быть пожёстче. Я тебе помогу, но на помощь от нашей семьи, от «Мальфы», может рассчитывать только тот человек, который хочет стать частью нашего лейбла. Логично?

– Да, наверное.

Я не понимаю, к чему он клонит. Не могу сообразить, достойна ли я этой помощи или же нет? Мне нужно её заслужить?

– Я знаю, что Максим не хочет в наш лейбл, поэтому ты понимаешь, что он-то и не может рассчитывать на нашу помощь?

Округляю глаза.

– Помощь в каком роде?

– Лапочка, ну, мы не хотим тратить время впустую. Ты – лидер нашей команды, который может привести нас к победе. Нам выгодно продвигать тебя, а не его. Но хочу отметить важную деталь – вас с ним любят. Ваше взаимодействие хорошо влияет на твой рейтинг. Он растёт с каждым концертом. Талант твой никто не занижает, но голосуют за вас люди, которым нравятся такие милые парочки с необычной любовной историей.

– Но у нас нет никакой любовной истории, – спешу ответить я.

– Кристина, я в курсе того, что произошло в комнате для персонала. Ты же не думаешь, что я остаюсь в блаженном неведении?

– Точнее, у нас кроме этого ничего не было и не будет.

– Так придумай это «что-то»! – восклицает он. Слишком неожиданно. – Прости, Кристина, но это сейчас важно. Это не так трудно сделать – вы же хорошо общаетесь. А мы уже поколдуем на этапе монтажа и сделаем всё, как надо. Просто тебе нужно сделать максимум, чтобы выиграть, а это небольшой пустячок. К тому же, вам не нужно в открытую признаваться друг другу в любви до гроба, а наоборот – нужно держать интригу. Как занавес, куда каждый зритель нашего канала будет хотеть заглянуть.

– А что, если я не смогу этого сделать?

– Нам не нужны ваши драмы и расставания, это может плохо на тебя повлиять.

– И всё же?

– Не хочу тебя пугать, лапочка, но он будет здесь до тех пор, пока ты ему будешь рада.

Я замираю с открытым ртом. Он не спеша встаёт с дивана и обращается ко мне:

– Подумай над этим. Решение за тобой.

Фадеев медленно выходит из зала, пока я стараюсь хотя бы начать дышать. Мне кажется, что это всё какой-то ночной кошмар, который никогда не закончится. Кажется, что всю жизнь буду сидеть в этой башне, пока не смогу найти выход. Ложусь на диван, и теперь меня не видно никому, кто захочет сюда зайти. Пролежать бы здесь ещё три недели, а потом уехать домой.

Сворачиваюсь калачиком и утыкаюсь лицом в обивку дивана. Не хочу плакать, но не могу это контролировать последнее время. Хотя мне вместо того, чтобы лежать и страдать, нужно решить судьбу Максима Свободы. Всего-то. Если у нас всё будет хорошо – он останется здесь, а если я позволю себе обижаться на него – его выгонят. Это ведь так легко – решать судьбу талантливого человека, который ведёт себя как идиот. Если он идиот, это же не значит, что он должен уходить. Это же несправедливо! Но у меня нет сил на общение с ним. Нет сил смотреть в эти глаза, которые я изучила слишком хорошо. И теперь слишком больно возвращаться к этому взгляду.

Слышу, как дверь открывается, и Серёжа зовёт меня. Понимаю, что, если не покажусь ему сейчас, то все начнут меня искать. Поднимаю руку, чтобы он увидел.

– Крис, ты чего там?

Он подходит к дивану и садится рядом на корточки. Поднимаю голову и смотрю на него.

– Почему ты плачешь?

– Опять я перед тобой вся в слезах.

– Не очень хорошая традиция. О чём вы разговаривали?

– Серёж, ничего такого, просто он хочет, чтобы я не сидела на месте и работала. Чем быстрее, тем лучше. А я же вот… – Показываю на свой зашитый живот.

– Это издевательство какое-то, Крис. Вот этого я уже не понимаю совсем.

– Да, неприятно, – говорю я и вытираю слёзы. Больше плакать не буду.

– Слушай, я лично тебя буду оберегать. Пусть они только попробуют тебя не долечить – будут иметь дело со мной, – с тёплой улыбкой отвечает он, а я теперь не могу сдержать смех.

– Я это и так знала, Серёж. Что ты не дашь меня в обиду. Спасибо.

– Так, хватит меня постоянно благодарить. Уже не могу спокойно жить без твоих драм. Даже странно. Сколько у нас разница в возрасте? Я могу теоретически оказаться твоим настоящим отцом?

– Мне девятнадцать. Значит, двенадцать лет разницы. Вряд ли это невозможно, к великому счастью, – смеясь, отвечаю я.

– Кажется, я отвергнут.

– Тебе повезло. Правду говорю.

– Надеюсь, у меня получается хотя бы успокаивать тебя?

– Только у тебя и получается.

– Тогда пошли? Доешь свои яблоки. И компот.

Серёжа помогает мне подняться, как это делает Олег или почти любой человек, который видит, что я начинаю самостоятельно вставать с кровати, стула или чего-либо ещё. Надо мной нависло огромное облако из заботы, и это единственное, что меня сейчас радует.

Мы возвращаемся на кухню, и теперь здесь сидят только Родион, Настя и Максим. Сажусь на своё место и начинаю молча доедать свою еду. Серёжа стоит, облокотившись на стол, рядом со мной. Мне так намного спокойнее.

– Кристинка, что тебе босс сказал? – спрашивает Родион. – Почему никого больше не позвал? Что за тайны?

Он всегда выдаёт свои странные фразы за юмор, и все вроде бы к этому привыкли, но ему было бы полезно уже увидеть эту грань. Но он всё никак не может прозреть.

– Родя, допивай свой чай и иди куда-нибудь подальше, пожалуйста, – говорит Серёжа.

– А что ты такой злой? Я просто спросил у Кристинки, да?

– Ага, – отвечаю я с полным ртом яблок.

– Так вы про что болтали?

– Про работу, Родион, – отвечаю я.

– Так у вас же и так с Максиком дуэт. Зачем тебе ещё что-то делать?

– Родион, заткнись по-хорошему, – говорит Серёжа.

– Сергей, ты зачем такой нервный? Хотел узнать, как у Кристины дела.

– Узнал? – неожиданно громко говорит Максим.

– Нет, Максимушка, не пойму, почему ты то с одной женщиной, то с другой. То с Женей у тебя дуэт, то с Кристиной. Чувствуется какая-то закономерность.

– Какая же ты тварь, – говорит Максим и уже начинает обходить стол, чтобы ближе подойти к Родиону.

– Так ты же с Майер уже переспал? Хоть бы эту девочку пощадил.

– Вот же сука! – кричит Свобода, которого пытается хоть как-то сдерживать Серёжа. Родион медленно отходит назад, а Настя вскакивает с места.

– Макс, тихо. – Серёжа пытается его успокоить, но, кажется, его этим не остановить. К счастью, знаю, чем.

Я замахиваюсь и ударяю рукой по столешнице.

– Хватит! Максим. – Первый раз за эту неделю так долго смотрю в его удивлённые глаза.

– Подойди ко мне, пожалуйста.

Он запускает мыслительный процесс и медленно подходит ко мне. Вижу, что его лицо пылает от гнева, а руки сжаты в кулаки.

– Если ты не забыл, нам пора ехать на студию. Иди собирайся, а я буду ждать тебя в машине.

– Да… А… Хорошо.

– Прямо сейчас.

– Ладно, прямо сейчас, – отвечает он и уходит в спальню, не стараясь даже скрыть своё удивление.

– Серёжа, я вниз. Проследи, чтобы он не натворил глупостей, пожалуйста.

Споласкиваю свою тарелку и спускаюсь вниз. На улице уже прохладно, и мне повезло, что я действительно уже была готова ехать – не пришлось идти за толстовкой. Ищу глазами нашу машину и залезаю на заднее сиденье. Мы первый раз должны поехать с ним на студию вместе, и раньше я была бы рада этому факту до потери сознания. Но сейчас я натягиваю на голову капюшон, принимаю полулежащую позу и прячу лицо. Буду рада, если засну, и мне не придётся чувствовать его присутствие рядом. В нескольких сантиметрах от меня. Лежу и жду, когда захочу спать, но, как назло, не хочу.

Через какое-то время слышу, как он открывает дверцу и залезает внутрь. Сразу чувствую аромат его морских духов. Машина трогается. Мы молчим, а мне вдруг хочется посмотреть на него, и я стараюсь незаметно повернуть голову. Потом понимаю, что он сидит рядом со мной, и это всё смотрится максимально тупо. Начинаю негромко сопеть от смеха.

– Я думал, ты спишь, – шёпотом говорит он.

– Как видишь.

– Ничего не болит?

– Нет.

– Не холодно? Дать куртку?

– Нет.

Люблю односложные ответы безумно.

– Прости, я не мог просто так сидеть и смотреть, как он говорит всякие дурацкие вещи.

– Разве дурацкие?

– А какие ещё?

– Так он прав. Если ты переспал с Майер – то меня правда лучше не трогать. Это не дурацкая вещь, это порядочность.

– Кристина, я…

– Что? Выпил?

Он не говорит ни слова, я слышу только тихое шуршание радио (спасибо водителю, что мы не едем в убивающей мои клеточки тишине).

– Значит, я права. Да ладно, просто жалко, что всё выяснилось. А то так ты и меня бы уложил, и добрую половину остальных девушек. А теперь уже всё.

– Крис…

– Так, мы закрываем тему до конца моих дней.

До боли зажмуриваю глаза, чтобы не дать слезам выдать себя. Мы молчим до конца пути.

***

Стою перед микрофоном в студии и не могу нормально спеть одну строчку уже двадцать минут. Бесит всё: начиная от этой песни, заканчивая Максимом, который постоянно молчит и с жалостью смотрит на меня. Даня объявляет перерыв и выходит за дверь. Я падаю на диван рядом с Максимом и закрываю глаза.

– Мы можем не добивать песню сегодня. Завтра есть время, – говорит он.

У нас с тобой уже вообще нет времени на то, чтобы расслабляться, поверь мне.

– Нет, нужно сегодня.

– Ты не устала?

– Только если от твоей компании.

– Мне уйти? Пока ты пишешься.

Заходит Фадеев, и я вздрагиваю от неожиданности.

– Привет, ребята, как успехи?

– Здравствуйте, Максим Александрович, – быстро отвечаю я. – Макс уже всё записал, а я доделаю после перерыва. Всё получается.

– Хорошая песня должна получится. Вам-то самим как, нравится?

– Да, очень.

Я широко улыбаюсь и смотрю на Свободу. Он выглядит максимально неестественно, и до меня доходит, что мне придётся начинать стоить коммуникацию и с ним, а не только делать из себя неестественно счастливого и довольного человека.