Текст книги "Выключаем свет (СИ)"

Автор книги: Brady Brooke

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

– Привет, Кристина, – хрипит Родион, даже сам удивляясь, что я ответила ему. – Почему ты молчишь?

– Что тебе нужно?

– Я хочу подарить тебе цветы, открой мне дверь. Я знаю, что ты там, не притворяйся.

– Ты же не думаешь, что я, правда, тебе открою?

– Думаю. Иначе – я подожгу твою дверь, и тебе всё равно придётся выйти, – говорит он абсолютно спокойным голосом, как будто просит у официанта кофе. Затем я слышу, как он чиркает зажигалкой, подтверждая этим самым серьёзность своих намерений.

– Даю тебе минуту на размышление, а потом поджигаю твой дом вместе с соседними квартирами. Не будь глупой, люди не должны страдать из-за тебя. Время пошло, – говорит он и отключает вызов.

Меня бросает в жар, и в висках от потока мыслей начинается противная боль. Что я, чёрт подери, должна делать?

Слишком медлю. Проходит секунд двадцать, прежде чем я начинаю действовать. Пишу Серёже сообщение: «Я впускаю его домой, звони соседям». Бросаю телефон в ящик и проверяю, выключен ли домофон. Да, выключен. Поэтому я и не слышала звук домофона, когда девушка с цветами пыталась зайти в подъезд.

Так и не выложив из руки скалку, я подхожу к двери и тянусь за ключом. Снова медлю, пытаясь убедить себя в том, что другого выхода нет. Или есть? Мне бы несказанно повезло, если Серёжа появился бы в эту последнюю секунду, в которую я проворачиваю в замке ключ. Моя жизнь не стоит жизни людей, которые живут со мной по соседству. Да и разве моя безопасность кому-нибудь важна?

Мама, папа, простите за то, что я такая глупая.

Несколько раз моргаю, чтобы убрать из глаз наступающие слёзы, и тихонько опускаю ручку вниз. Родион не дожидается приглашения и толкает дверь внутрь. Первое, что вижу – это его дикие затуманенные глаза. Рефлекторно приподнимаю чуть выше руку, в которой лежит деревянная скалка, и он тут же выхватывает её у меня.

– Ты с этим хотела на меня нападать? – усмехается он и шагает в квартиру с букетом в руке. – Это тебе.

Я отвожу взгляд, но беру цветы, потому что не хочу злить его ещё больше. Не могу произнести ни слова – молча откладываю букет и морально готовлюсь к любому исходу событий.

Родион захлопывает дверь и закрывает её на ключ.

– Может, пригласишь в комнату? – настаивает он, смеясь, и буквально выталкивает меня из коридора.

Я останавливаюсь около стола, стараясь держаться ближе к выходу из комнаты, но Родион кивает в сторону кровати и выжидающе смотрит на меня. До сих пор не могу ничего произнести, тело как будто полностью заблокировано. Я словно вообще нахожусь не в своей квартире, когда аккуратно присаживаюсь на кровать. Словно не здесь.

Он по-хозяйски расхаживает по комнате, разглядывая сначала мои вещи, а потом переходит и на меня. Возвращается к кровати и скользит взглядом вверх-вниз по всему телу. Жалею, что хожу дома в коротких шортах и футболке. Его взгляд становится ещё безумнее от моего вида, и мне противно это признавать.

Родион выглядит устрашающе. Я не знаю другого такого человека, который пугал бы меня так же. Он не выпускает скалку и перекладывает её из одной руки в другую, гуляя своим взглядом по мне. Он думает, что я уже принадлежу ему, но я ни за что не сдамся. Мне нужно тянуть время так долго, как смогу. И у меня всё получится.

– Может, мы поговорим? – осторожно спрашиваю я.

– Конечно, поговорим. Давай. О чём хочешь поговорить?

– Ты, правда, хочешь сделать мне больно?

– Солнце, – нарочито ласково говорит он и садится на корточки передо мной. – Я наоборот хочу, чтобы ты была счастлива. Почему ты думаешь, что я хочу тебе навредить?

Он укладывает свою ладонь мне на колени, впиваясь ногтями прямо в кожу. Холодно и больно. Я резко отвожу колени в другую сторону, на что он лишь самодовольно улыбается, видя мой страх и многотысячные мурашки на коже.

– Ты мог начать общение с девушкой не с принуждения.

Родион резким движением меняет своё положение – фиксирует мои ноги, становясь коленями по обе стороны от меня и оказываясь как бы выше. Он хватает меня за шею, поднимая голову так, чтобы я смотрела прямо ему в глаза.

– Разве ты дала мне шанс? – зло проговаривает он. – Хоть один?

– Если бы ты попытался, если бы предложил об этом поговорить.

– А вы со Свободой много об этом разговаривали, да? На свидания ходили два месяца?

– Всё могло быть иначе, – стараюсь говорить я как можно мягче, хотя прямо сейчас хочется плюнуть ему в лицо и испариться отсюда. – Ты хочешь всё испортить окончательно или попробовать исправить наши отношения?

– Исправить? – он повышает тон и, держа руку на моём горле, резко толкает моё онемевшее от страха тело вперёд. Я падаю спиной на кровать, а он сжимает край футболки в кулаке и со злостью дёргает её вниз так, что мы оба слышим треск рвущейся ткани.

– Пожалуйста, – шепчу я.

Он поднимается на ноги и решительно направляется к моему мольберту, на котором стоит холст с изображением Свободы. Вот это-то я точно не могла предусмотреть. Видимо, он заметил его, когда делал экскурсию по комнате.

– Серьёзно? Исправить? Я бы лучше твоего Максима подправил, – с багровым лицом произносит он и замахивается чёртовой скалкой на холст. Мольберт с грохотом падает на пол. Родион отчаянно пытается превратить в единое месиво и мои краски. Всё под его ударами летит на пол.

Я присаживаюсь на кровати и пытаюсь собрать в голове остатки сознания. Прекрасно понимаю, что нужно бежать отсюда, но без Серёжи я не могу этого сделать. Если я рискну и побегу прямо сейчас – он может легко догнать меня в подъезде, и тогда шанса избежать его зверств у меня не будет. Если бы я знала, что Серёжа уже здесь. Но бежать наобум я не могу.

– Кристина, ты хочешь, чтобы я от тебя отстал? – спрашивает он и с силой откидывает своё орудие за спину, даже не оглядываясь. – Давай закончим нашу историю здесь и сейчас. Просто перестанешь мне сопротивляться. И всё – я отстану от тебя, твоей семьи и твоего Максимушки.

Он подходит к лежащему на полу холсту и заводит ногу назад, чтобы со всей мощи пнуть его в мою сторону. И ровно в тот момент, когда мне кажется, что у Серёжи возникли проблемы, из-за которых он не приедет, я слышу оглушительные удары в дверь. Родион дёргается и переводит взгляд на дверной проём. Он не ожидал. В отличие от меня.

Мне кажется, что я в одну секунду преодолеваю расстояние от кровати до коридора. Слышу, как он несётся за мной. Шаг в шаг повторяет мой маршрут, издавая зверский крик прямо мне в спину. Но я подлетаю к двери быстрее него. Успеваю провернуть ключ и без сил падаю прямо на пол. Дальше я мало соображаю, что происходит в моей квартире, потому что нахожусь под действием какого-то постэмоционального взрыва.

Первым в квартиру заходит Серёжа с каким-то своим другом. Родиона тут же выводят за дверь, но я не слышу, что он там и кому кричит. Наверное, мне. Потом ко мне, уже не сдерживающей слёзы, подлетает Даша и заключает в свои объятия.

– Всё хорошо, – повторяет она мне шёпотом на ухо, пока я не успокаиваюсь.

Даша укладывает меня на кровать, приносит какую-то таблетку со стаканом воды и достаёт из тумбочки телефон по моей просьбе. Я кладу голову на подушку и сразу чувствую навалившуюся усталость. Даша накрывает меня одеялом, понимая, что я не в состоянии сделать даже этого, и выходит из комнаты в коридор.

Ещё некоторое время я пытаюсь сопротивляться сну, потому что до сих пор чувствую тревогу. Хотя поводов бояться прямо сейчас нет – Серёжа с Дашей сидят на кухне и бережно охраняют мой сон.

Различаю среди фоновой болтовни одно имя, которое заставляет моё тело сжаться от приятного волнения.

– Максим, она уснула. С ней всё хорошо, правда. Нет, давай ты завтра ей позвонишь, если захочешь. Да, она выпила успокоительное. Мы с Дашей до утра останемся тут. Давай, чувак. Всё хорошо будет.

В полудрёме я нахожу среди складок одеяла вибрирующий телефон и читаю последнее сообщение: «Береги себя, пожалуйста, если я не могу».

Представляю, как бы он сказал мне эти слова вслух. Представляю, как бы он обнимал меня, лёжа здесь. Мне остаётся теперь только одно – представлять.

Засыпаю медленно и спокойно. Кто, если не ты, может ещё так помочь мне уснуть?

20 июня, среда

– Ну, давайте, рассказывайте, – обращаюсь я к Серёже и Даше, грея руки над кружкой с кофе.

– Мне позвонил твой бывший парень, – начинает Даша.

– Серёжа? – непонимающе спрашиваю я.

– Ага, он самый. Его несколько дней назад нашёл Родион и попросил выдать все твои данные – телефон, адрес. Сказал, что хочет как-то тебе насолить, потому что ты его отшила. А Серёжа, как мы все знаем, тоже настроен к тебе слегка негативно.

– Слегка, ага, – повторяет Серёжа и закатывает глаза.

– Он звонил в воскресенье, попросил его приютить на пару дней. Сказал, что хочет пообщаться…

– Ну, вот, так он и узнал твой адрес. Придумал эту историю про приезд.

– Так на него похоже – придумывать какие-то идиотские заговоры, – говорит Серёжа, но ловит укорительный Дашин взгляд и возвращается к своему завтраку.

– Видишь, Крис, он не знал ничего про Родиона, про то, на что он способен. Он подумал, что будет весело тебя позлить, но потом, видимо, проснулась совесть, когда ушла волна жажды мести. Он решил подстраховаться, но звонить тебе он боялся.

– И позвонил Даше, потому что у него остался её номер ещё с тех пор, когда все с ним болтали из башни. Рассказал всё это ей. Ну, а Даша уже подняла тревогу.

– Да, он мне позвонил в тот момент, когда Родион уже должен был выехать к тебе, поэтому мы не успели бы приехать раньше. Мы сами узнали обо всём в последний момент.

– А Максим? – тихо спрашиваю я. – Откуда он узнал?

– Ты не отвечала. Я подумала, что, может быть, у тебя есть другой номер, который он может знать. Пришлось ему рассказать. Я подумала, что он в любом случае хотел бы знать. Ничего страшного?

– Нет, конечно, всё нормально. Тем более меня остановило именно его сообщение, так что… Спасибо.

Самое противное в этом всём, не считая поведения моего бывшего парня, который может забыть меня и мой номер, – это то, что Родион едет с нами в тур. Раньше ходили слухи, что его не возьмут, но Серёжа недавно узнал другую информацию, согласно которой мне придётся сначала видеть его на общих сборах и репетициях, а потом несколько недель находиться в одних автобусах, самолётах и гримёрках.

И тут я взрываюсь во второй раз, как и вчера, сидя на полу в коридоре после того, как Родиона вытащили из моего дома. Я плачу и пытаюсь объяснить, почему. Даша опять приносит мне таблетку, я запиваю её водой, и всё как будто опять идёт по кругу. Слёзы – успокоительное – опустошение.

Серёжа обещает разобраться с этим сам, а у меня не хватает сил сопротивляться ему. И когда они уходят, я собираю с пола в спальне краски, ставлю к стене испорченный холст, пару раз проверяю, закрыта ли дверь, и опять ложусь спать.

Две последние недели июня

Всё то время, которое было выделено нам на отдых, мы с Серёжей проводим в попытках убрать Родиона из тура. Я вижу, насколько он переживает за меня. Однажды, когда заезжает за мной, чтобы поехать на разговор с организаторами тура, Серёжа с серьёзным видом вручает мне газовый баллончик.

– Серьёзно?

– Серьёзно, Крис. Только почитай в инете, как пользоваться, а то там есть нюансы. Если понадобится – я тебе лицензию выдам на травмат.

– Только лицензию? – спрашиваю я с улыбкой.

– Этому кретину достаточно и лицензию показать.

Мы приходим к организаторам вместе, но говорит с ними только Серёжа. Я вижу, как он отстаивает нашу просьбу – уверенно, хладнокровно и с сосредоточенным лицом. А когда они начинают мяться и ссылаться на вышестоящих людей, он вскидывает брови и обещает им проблемы.

Скоро об этом узнают ребята, которые едут с нами в тур, и абсолютно каждый из них встаёт на нашу сторону. На мою сторону. Я так редко могла довериться кому-то и почувствовать себя слабой, что не перестаю удивляться отзывчивости каждого из них.

– Я не думаю, что если мы дружно напишем заявление в полицию на него, это никак не повлияет на вашу репутацию. Вы скрыли то, что произошло на проекте, но каждый из комнаты может это подтвердить, – заявляет Серёжа одному из продюсеров шоу и оглядывает всех ребят.

Они кивают, подтверждая его слова, а я сдерживаю улыбку, потому что было бы странно улыбаться в этой ситуации, но я не перестаю радоваться их поддержке. И благодаря им у нас всё получается. Родиона обещают заменить в туре кем-то из других участников и разорвать с ним временный контракт. Всё-таки наш проект создавался людьми.

Серёжа в одну из наших встреч с радостью в голосе заявляет, что он со своими друзьями посадил Родиона на поезд до его родного города и взял с него слово, что он больше пальцем меня не тронет.

– Помнишь друга моего – Олега? Я думаю, что он доступно ему всё объяснил. Ты теперь под нашей охраной, Крис. И это, поверь мне, не просто слова.

Самое важное, что я трепетно выношу из этой истории – это вера в других людей. Я всё сильнее убеждаюсь в том, что мне стоит доверять людям, которые каждый день делают шаг мне навстречу. И, наконец-то, у меня получается доверять, не испытывая тревоги.

***

– Вот этот момент! – восклицает Серёжа и показывает пальцем на экран телевизора. – Все монстры – люди.

Он решил показать мне целый сезон сериала, чтобы я услышала эту фразу и поняла, как с моей стороны глупо бояться спать с выключенным светом. Но он, правда, думает, что после сериала с названием «Американская история ужасов» и сюжетом, от которого я каждые десять минут утыкаю лицо в подушку, я вообще смогу заснуть?

– Я понимаю, о чём ты, но если я сегодня усну после просмотренного, то это будет уже хорошо.

– Прости, Крис, я не учёл, что ты такая мелкая ещё.

Показательно закатываю глаза, но тут же расплываюсь в улыбке, потому что не могу злиться на него даже в шутку – слишком многое он сделал ради меня. И именно благодаря Серёже я чувствую себя такой же счастливой все оставшиеся дни лета.

Комментарий к Глава 26

Ещё на одну большую главу мы стали ближе к финалу. Благодарю и люблю вас за то, что пишу всё это не зря. За то, что вы читаете и не боитесь делиться своим мнением.

========== Глава 27 ==========

23 сентября, воскресенье, г. Курган

Я беру с фуршетного стола шоколадное печенье, наливаю в большую кружку кофе и выхожу во внутренний двор отеля, потому что в холле не работает кондиционер. Жарко даже представлять, как горячий напиток будет греть меня изнутри. Осень на удивление выдалась очень тёплой.

Сажусь в плетёное кресло, прижимая к себе ноги. Это первый завтрак в туре, а я уже провожу его в одиночестве. Но виноват только сломанный кондиционер, ничего более.

Смотрю на силиконовый браслет с красивой надписью «песни» и невольно вспоминаю вчерашний концерт. Наш первый концерт тура, на который пришли те, кому действительно нравится наша музыка. Люди, которые знают наизусть тексты наших песен и поют их вместе с нами. И сотни этих голосов самым приятным образом сплетаются в один. Самый важный голос для артиста.

И хоть внутри меня поселяется страх потерять это всё в какой-нибудь неожиданный момент, я чувствую, как с каждой репетицией и выступлением мне становится легче выходить на сцену. С каждой новой фотографией с моим слушателем приходит ощущение невероятной поддержки.

Я начинаю писать песни. Мне с трудом даётся эта громкая фраза, хоть я и произношу её только про себя.

Тексты выходят совершенно корявыми и глупыми, а единственный человек, которому я бы могла их показать, не связывается со мной целое лето и начало осени. Может, благодаря этому у меня когда-нибудь получится записать плаксивый хит про наше расставание. Звучит правдоподобно, потому что пока абсолютно все песни посвящены ему.

Откусываю, как обычно, слишком большой кусок печенья и ощущаю яркий шоколадный вкус во рту. Отряхиваю толстовку от крошек и слышу, как за спиной открывается дверь, ведущая во двор.

– Крис, можно к тебе? – спрашивает Женя, хотя уже обходит моё кресло и садится на соседнее.

– Конечно, – отвечаю ей с набитым печеньем ртом.

Она ставит на столик маленькую кружку с зелёным чаем и, кажется, планирует начать совместное чаепитие.

– Прости, что отвлекаю, хотела поболтать с тобой, – говорит она и делает глоток своего чая. – Слушай, я поняла, что как всегда влезла не в своё дело. Со мной часто такое случается. Наверное, ты заметила.

– Бывает, – изобразив на лице понимающую улыбку, отвечаю я ей.

– Я не буду извиняться или говорить, что наврала тебе тогда. Но я могла не так понять его, потому что… хотела слышать то, что услышала.

– Почему? – непонимающе спрашиваю я.

Женя грустно улыбается, и по её взгляду я понимаю, что она имеет в виду.

– Я, знаешь, редко влюбляюсь так, что мне первой хочется делать шаг. Давно меня никто так не цеплял, – отвечает она, вздыхая. – Он, правда, сказал мне, что не хочет отношений на проекте, но это было ещё в самые первые дни. А потом я подумала – если я страдаю от этих слов, почему ты не должна? Но месть особо не приносит удовлетворения, поверь мне.

– Окей, – лаконично заканчиваю её речь. А внутри меня разгорается вопрос – как я могла не замечать, что Женя влюблена в Максима? Прокручиваю в голове моменты реалити и вижу, как она радуется, когда им дают совместный номер. Как она постоянно старается привлечь его внимание. Как делает ему кофе. Только ему. Никому больше. Это же было так очевидно, боже.

– Я даже звонила ему в августе. На что-то надеялась, такая дура. Может быть, он не создан для любви, как сам и говорил. Может быть, – заключает она, натягивает на тревожное лицо свою привычную улыбку и встаёт.

– Ты думаешь, проблема в нём? – спрашиваю я, задумавшись.

– Даже если бы я была по-настоящему счастлива, вряд ли тебе можно было принимать мои советы за правду. Но проблема сидит в каждом из нас. Без исключений.

30 сентября, воскресенье, г. Красноярск

– Крис, пять минут до выхода, – напоминает мне Лена, проходя мимо.

– Да, помню, спасибо, – благодарю её, отрываясь от телефона, который пронзительным сигналом пытается заставить меня сходить за зарядкой и оставить его в покое.

Чувствую, что начинаю заболевать, и поэтому игнорирую красную полоску заряда. Экономлю свои силы для выступления за счёт того, что перед этим лежу в кресле и листаю ленту в телефоне, практически не двигаясь. Фотографии, посты, сообщения. Но телефон резко начинает гудеть, а на экране появляется такое тревожное для меня – «Максим».

Он продолжает звонить, а я понимаю – если отвечу, то услышу его голос. Это единственное, что может сейчас довести меня до обморока. Я не слышала тебя уже четыре месяца, и ты предлагаешь мне вот так без подготовки сделать это прямо сейчас?

Господи, четыре месяца кажутся такой пропастью. Я боюсь. Но ты ведь знаешь, что я просто не могу тебе не ответить.

– Да? – осторожно говорю я в динамик и прислушиваюсь. Дыхание сбивается тут же.

– Котё-ё-ёнок, – протягивает он этим самым голосом, как будто ничего не произошло. С убивающей меня теплотой. Я не была готова.

– Максим? – спрашиваю его, пытаясь понять причину звонка.

– Ты мне нужна. То есть твоя помощь. Я заблудился. Блин, у меня рука болит, я бутылку разбил. У меня кровь.

Он говорит это абсолютно пьяным голосом, путая слова так, что мне приходится закрыть одно ухо рукой и вслушиваться в его нескладную речь, смешанную с каким-то шумом на фоне.

– Где ты? – спрашиваю его.

– Я не знаю, Крис, я потерялся. Помоги, а?

Чёрт. Пьяный Анисимов шляется где-то в своём Владивостоке, просит меня каким-то образом ему помочь, а мне уже суют в руки микрофон и напоминают, что мой выход через две минуты. Единственное, что придумывает мой мозг – бежать к Серёже. Выискиваю его взглядом среди людей за кулисами и спешу к нему.

– Максим, никуда не уходи. Я отдам трубку Серёже, выступлю и вернусь. Хорошо? Ты слышишь меня?

– Даже если я провалюсь в канализацию и умру сегодня, это будут лучшие слова, которые я услышу напоследок, – серьёзным и пьяным голосом говорит он.

– Только попробуй двинуться с места. Это нормально для последних слов? – злясь, спрашиваю его и протягиваю телефон Серёже. Тот, конечно, ничего не понимает. Слышу, как профайл на сцене подходит к концу. – Не сбрасывай. Держи так, чтобы он меня слышал.

Говорю это недоумевающему Серёже, буквально впихиваю свой телефон ему в руки и бегу на сцену.

Оглядываю полный зал радостных глаз и с дрожащими руками начинаю петь. Ещё никогда эти три песни не тянулись так долго. Представляю, если бы спустя четыре месяца разлуки услышала, как Максим поёт. Это было бы даже тяжелее, чем его протяжное «котё-ё-ёнок».

Заканчиваю своё самое волнительное выступление и решительно направляюсь за сцену. Слышу пронзительные крики и длительные аплодисменты, но не могу порадоваться этому так, как следует. Подхожу к Серёже и вижу, что он не держит телефон так, как я его просила.

– Крис, он буквально только что разрядился и выключился, – оправдывается он и протягивает телефон мне. Черный экран. Потерявшийся где-то Максим. Прекрасно.

– У тебя есть номер кого-нибудь из его группы? – спрашиваю Серёжу.

– Да, был. А что случилось-то?

– Надеюсь, что ничего. Набирай.

Если Максим просит меня о помощи, я сделаю всё, чтобы помочь. Несмотря ни на что.

Он достаёт из кармана телефон, отыскивает номер Саши и протягивает телефон мне. Я понимаю, что если сама начну расспрашивать Свободу о том, что он там видит вокруг, то всё равно ничего не пойму, потому что Владивосток видела только на картинках. А если Половцев в городе, у него шансов отыскать этого идиота гораздо больше. Пережидаю гудки и слышу радостное приветствие. Вкратце объясняю ситуацию, на что получаю недовольный вздох и обещание «найти этого кретина, затолкать в машину и увезти в его долбаную квартиру». Облегчённо вздыхаю и благодарю Сашу за помощь.

За то время, которое остаётся до финального выхода на сцену вместе с ребятами, я пытаюсь найти в рюкзаке зарядку. Руки опять начинают дрожать, стоит мне только вспомнить его встревоженный голос. Во Владивостоке уже одиннадцатый час вечера. В голове возникает картина, как он в темноте проваливается в этот чёртов люк. И зачем ты только сказал это, Свобода?

Психую и вытряхиваю всё из рюкзака на кожаный диван. Нази спрашивает, всё ли у меня в порядке, и мне приходится врать.

Нахожу зарядку, подключаю телефон и сверлю взглядом чёрный экран. Звонить ему нет смысла. Сейчас важнее, чтобы до него дозвонился Саша, поэтому я послушно жду. Не трогаю телефон, хотя взгляда от него не отвожу до тех пор, пока нас не приглашают на сцену. Больше получаса я нахожусь в полном неведении того, что там происходит с Максимом.

***

Я пулей лечу к телефону, когда концерт заканчивается. Набираю Максима и иду в конец коридора, потому что во всех гримёрках наступает самое оживлённое время. Все переодеваются, смывают макияж, собирают сумки, обсуждают выступления и громко смеются. А я ухожу от этой суеты, потому что ничего важнее жизни Максима сейчас для меня нет.

Даже как-то легче становится от того, что я наконец-то произношу это у себя в голове.

Занимаю целых три соединённых между собой кресла, закидывая на сиденье ноги, и прижимаю телефон к уху. Гудки сверлят в моей голове дырку. Концентрируюсь только на этих звуках.

– Крис! – отвечает он, и я выдыхаю.

– Где ты?

– Половцев куда-то меня везёт, – отвечает Максим, а на фоне слышатся недовольные реплики Саши. Кажется, он говорит, чтобы тот поменьше возмущался, иначе – окажется там же, где и был.

– Ты напугал меня, – признаюсь ему.

– Прости. Я хотел потеряться.

– Зачем? – непонимающе спрашиваю я.

– Потому что дома душно.

Душно.

Я откидываю голову назад, меняя направление стекающих по щекам слёз. Мы молчим, потому что это наш особый способ выразить эмоции. Вместо крика можно молчать. Хотя, какой он, к чёрту, особый способ. Мы ведём себя поистине глупо. Если он и особый, то только в том, чтобы делать друг другу больно.

– Почему ты позвонил мне?

– А кому ещё?

Впиваюсь зубами в сложенную в кулак руку, чтобы не закричать и не нарушить эмоциональную тишину. Хватит говорить такие вещи, умоляю.

– У меня не было ничего с Олегом, я тебе не изменяла. Никогда. Я бы не смогла тебе…

– Тебе не стоило говорить это тогда.

– Я знаю.

Молчим. Молчим. Молчим.

– Ты был со мной не потому, что просто хотел снять напряжение? Не потому, что больше никого не было вокруг?

– Я был бы с тобой, даже если бы вокруг были миллионы других людей. Просто нам нужно было раньше это понять, да?

Раньше. 4 месяца назад. А сейчас всё изменилось, да?

– Не плачь, – говорит он.

– Мне тяжело слышать твой голос.

– Тогда надо прощаться.

– Клади трубку, пожалуйста, я не смогу.

Не знаю, в какой момент он отключит вызов, и вслушиваюсь в его молчание до последней капли.

– У тебя всё получится, Котёнок, – говорит он, отключается, и я слушаю совсем другую тишину. Холодную, противную и неживую. Мне тяжело без его тишины.

2 октября, понедельник, где-то по дороге в Улан-Удэ

Просыпаюсь от какого-то хлопка. Сонно брожу глазами по салону автобуса и понимаю, что мы сделали ночную остановку у придорожного кафе. В стекло попадает жёлтый свет от неоновой вывески, а из передней части доносится тихое жужжание радио.

Вытягиваю во всю длину затёкшие ноги и откладываю от себя подушку для сна. Серёжи рядом нет. Телефон показывает время – 01:11. Пытаюсь прийти в реальность после сна.

Через несколько минут вижу, как Серёжа заходит в автобус с бумажным стаканчиком. Он выглядит выспавшимся. Может быть, и я тоже.

– Какао, – заключает он и протягивает стакан мне. – Довольно сносный.

– Спасибо.

– Крис, там вроде не очень холодно. Тебе надо размять ноги. Прогуляйся. Минут десять хотя бы, а потом приходи в кафе.

Я соглашаюсь с ним, накидываю куртку и выхожу на свежий воздух. Наслаждаюсь ночной тишиной и тёплым светом от вывески «24 часа» над входом в кафе.

Ухожу чуть подальше от автобуса, и мне вдруг ужасно хочется позвонить маме. Проверяю разницу во времени между нашими городами – в Екатеринбурге сейчас половина одиннадцатого вечера. А она никогда не ложится раньше двенадцати. Могу звонить.

Знаю, что хочу обсудить с ней. Это желание возникает абсолютно естественно.

– Мам, привет, – говорю в трубку.

– Солнце, привет. Как ты? Вы где?

– Остановились, чтобы перекусить. Едем из Иркутска.

– Устала сегодня?

– Нет, всё хорошо прошло. Слушай, мам.

– А?

Отпиваю горячее какао и, вглядываясь в ночное небо, пытаюсь сформулировать то, что хочу спросить.

– Четыре месяца – это много?

– Ну, смотря для чего. Смотря для кого.

– Только не для бабочки, мам.

– Полагаю, что для тебя и Максима?

– Да, – подтверждаю я.

– Четыре месяца – это отличный период, чтобы собрать мысли в кучу и осмыслить происходящее.

– И можно осмыслить до такой степени, чтобы понять, что тебе ничего старого уже не нужно.

– Можно, Солнце. Но ты осмыслила до такой степени?

– Нет.

– А почему ты думаешь, что он мог передумать?

– Я в последнее время уже ничего не думаю, а только боюсь.

– Чего боишься?

– Я боюсь, что он не скучает по мне.

– Детка, мы с твоим папой как-то в молодости разругались и расстались на несколько месяцев. А потом он задал мне этот вопрос. «Ты скучала по мне?». И я вместо того, чтобы ответить заплакала, как ненормальная, и обняла его. Потому что всё это время я только и делала, что скучала.

– Я не знала эту историю.

– Так вот подумай – как бы он понял, что я скучала, если бы не спросил. Если тебя это тревожит – спроси.

– А если…?

– Тогда папа набьёт ему морду.

– Мам, – говорю я и начинаю громко смеяться, разнося свой смех куда-то вглубь леса.

– Я не хочу говорить, что всегда всё бывает идеально. Никогда так не бывает. Но вы даже не попытались. Рано грустить, пока вы ни в чём не разобрались.

– Спасибо, мам, люблю тебя.

– И я тебя, Солнце.

5 октября, четверг, г. Владивосток

– Крис, – говорит Софа, заглядывая в дверь гостиничного номера. – Мы хотим съездить на лодке в какую-то там бухту. Ты как, с нами?

– Я ещё не выздоровела до конца. Так что, мне пока никакие водные прогулки не светят.

– Серёжа сказал, что Макс будет.

– А, ну, тогда тем более – нет, – говорю я и улыбаюсь ей. – И это не отменяет того факта, что я болею.

Софа уходит, а я дочитываю последнюю главу книги и начинаю собираться. Ведь если я не могу отправиться с ребятами в бухту, мне можно погулять по утреннему городу?

Стою перед зеркалом с накрученной на плойку прядью и отправляю сообщение.

«Я так и не узнаю, где ты меня будешь ждать?»

Ответ приходит практически мгновенно, что не может оставить меня без улыбки.

«Напиши, когда будешь готова, и я кину геолокацию».

«Серьёзно?»

«Ага».

«Я не уеду на другой конец города из-за твоей локации?»

«Кошелева, не надейся, ты пойдёшь пешком».

Заканчиваю с волосами, одеваюсь потеплее и, как можно скорее, собираю рюкзак. Даже не знаю, зачем так тороплюсь, потому что пишу следующее сообщение дрожащими от волнения руками.

«Я готова».

В ответ мне приходит ссылка на карту с пешим маршрутом длиной в два с половиной километра от моей гостиницы до набережной Цесаревича.

«Ты точно хочешь, чтобы я добралась до места?».

«Когда ты начала так ныть?».

«Напиши, когда выйдешь».

«На улицу».

На несколько секунд задерживаюсь около двери номера. Вдох-выдох. Я хочу этого. Он тоже. Всё получится.

Накидываю капюшон, чтобы меня не продуло холодным ветром, и выхожу из гостиницы.

«Вышла».

«Отлично! Только не сворачивай с маршрута».

«Думаешь, начну импровизировать?».

Иду в одиночестве по его родному городу и вглядываюсь в каждое здание, думая о том, как он точно так же гулял когда-то здесь и видел всё это. Шагаю по правой стороне улицы, и мне кажется таким странным, что я увижу его через – смотрю на пройденные метры – два километра и двести метров.

«Красивый ресторан?».

«Итальянский?».

«Ага, он. Зайдём на обратном пути?».

«Ты типа идёшь вместе со мной до набережной?».

«Да, и ты не можешь отказаться».

«Умно, Максим».

«Ты уже дошла до перекрёстка?».

«Ага».

«Видишь, там остановка чуть правее?».

«Я лет в 15 работал промоутером и раздавал на этом перекрёстке листовки. И каждый раз, когда я выходил на работу, мой друг приезжал на эту остановку и забирал оставшуюся часть листовок».

«А потом мы забирали деньги за весь день и ехали писать музыку».

«И как-то раз мой начальник увидел, как я передаю целую стопку своему другу».

«Упс».

«И мы так испугались, что побросали листовки на асфальт и побежали на эту остановку».

«Прыгнули в первый автобус и уехали оттуда».

«До сих пор стыдно».

«Надеюсь, ты не разочаруешься во мне из-за этого».

«Обычно я так не делаю».

«Крис?».

«Я пытаюсь перестать хохотать на всю улицу».

«Было бы смешно, если бы ты так убежал со свидания».