Текст книги "Добро пожаловать домой (СИ)"
Автор книги: beLiEve_Me
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)
Отец подходил ближе, протягивая мне сумку с вещами Билла. Надо бы ему гардероб пополнить, чтоб в следующий раз даже не рыпался переезжать, прикинув, сколько придется тащить за собой! Хотя, собственно, мне-то какое дело? Пусть пи*дует хоть в свое Запердищево, я не расстроюсь!
Противореча своим же собственным мыслям, практически вырываю протянутый баул, собираясь сразу же вести подкидыша в сторону машины, но он неожиданно вырывается и подходит к отцу, заглядывая в его глаза и напоминая, что… ЧТО?!
– Я не желаю видеть этого человека в своей квартире! – Мой дикий ор пронзает ночную тишину, доводя до инфаркта нескольких цикад. (А с дерева неподалеку е*нулась какая-то птичка…)
Отец с Биллом вздрагивают, последний поворачивается в мою сторону, окидывая, почему-то, печальным взглядом. (А где испуганный? Так, когда он перестал меня бояться? Че за дела?).
Напрочь игнорируя мои слова, папаша отвечает, глядя на подкидыша:
– Я тебе позвоню. Кстати, надо тебе телефон купить, ты почему раньше не говорил, что нет? Давай…
– Я сам ему все куплю. И нечего нам звонить. И вообще, Билл, поехали, детям уже спать пора.
Возмущенно сопя, но не возражая (Знает, кто в доме хозяин, молодец), Билл, окинув в последний раз улыбнувшегося ему отца (Я надеюсь, это мне в темноте померещилось, правда ведь?), медленно подходит ко мне. Хватаю его за руку, и, дернув, тяну за собой к машине. Кажется, делаю больно (Или что еще может означать его «Ай-яй!»?), но мне наплевать. Надо быстрее увезти его отсюда, от этого человека, который забрал у меня все, даже Билла, которого, пусть и не смог удержать, но умудрился, кажется, заставить себе доверять. Хотя, это не сложно, мальчик же у нас святой, видит в людях лишь хорошее, даже если они дерьмо по натуре.
Все, Билл, поехали. Поехали домой.
Глава 23.
Глава 23.
По приезду домой у меня были грандиозные и далеко идущие планы. Хотелось всего и сразу.
Накормить Билла (За неделю этот суповой набор нихера не отъелся!), расспросить его, наорать на него, искупать, смывая противный, чужой для него запах миндаля , снова накормить, а после накормить еще раз и уложить спать. И все это – не отпуская от себя на расстояние, превышающее прижавшегося вплотную тела.
Из всего вышеперечисленного удалось только последнее, когда Билл, едва закрылась входная дверь, повел меня в сторону моей же спальни, где и уложил на кровать (Планировалось, вроде, наоборот…), устроившись на плече и обхватив одной рукой мою талию, закрывая глаза (Я был сильно против! Я даже сопротивлялся! Блин, заметно, что вру?). Только хотел было возмутиться (Врагу не сдается наш гордый варяг!), как опьянение нахлынуло волной, мнимая трезвость, оказавшаяся результатом ударившего адреналина, испарилась, прощаясь до утра, а Морфей наоборот заявился в гости, приветливо помахав ручкой и шандарахнув по голове сковородкой.
***
Утро встретило палящим солнцем, ворчащим желудком, лениво постукивающими дятлами, пустой кроватью и членом, который, зараза, помнил, что его вчера обломали, и сегодня проснулся раньше меня. Причем, два последних факта волновали больше всего. Решил, для начала, прислушаться к голосу тела, а потом уже искать куда-то смотавшегося подкидыша (Мне же не приснилось его возвращение?), а то, мало ли, придется еще объяснять, что и почему у меня тут стоит (На мосту стояло трое: Он, Она и у него). Хотя, он же подросток, у него должны быть те же проблемы. (Значит, стоять на мосту будут четверо..)
Только собирался отрыть дверь в ванную, как она сама прилетела ко мне на встречу. Раздался оглушительный звон, и, пока я считал звездочки, а потревоженные дятлы утроили свои старания, послышался тихий-тихий «Ойк» и предо мной предстала вся такая из себя невинная мордашка с испуганными глазюками, нервно погрызывающая ноготь. Две мордашки. К тому же, они еще и слегка расплывались.
Пока пытался сфокусировать взгляд, этот проказник (я про взгляд) зажил собственной жизнью, принявшись с энтузиазмом юного исследователя скользить по обнаженному телу виновника моего не стояния (От удара кровь отхлынула от причинного места, да и вообще, мне больно, б*я!).
Тоненькая шейка, острые ключицы, бледная кожа, украшенная созвездиями родинок (Оп-па… Никогда раньше не видел такую… В основании шеи, прямо между ключицами… Клево…), хрупкие плечики с раскиданными по ним мокрыми прядями черных волос, прикрывающих грудь с темными сосками и слегка выступающие ребра, плоский, немного впавший животик, по которому стекают прозрачные капельки воды, теряясь под махровом полотенцем, скрывающим бедра (И вообще, все самое интересное. Билл, зачем ты так в него вцепился? Кстати, про вцепился…) безумно тонкие ручки без намека на мускулатуру, запястья, которые, подобно браслетам, оплетают странные, неровные шрамы, длинные, стройные (Очень!) ножки.
Уснувшее, было, «Доброе утро!», начало вновь активно подавать признаки жизни.
– Привет!
Буквально отдирая яростно сопротивляющийся взгляд от столь взволновавшего его («Да и не только его» – напомнило «Доброе утро») тела, встречаюсь им с сияющими кофейными блюдцами, мимолетно отмечая лучистую улыбку и порозовевшие от столь пристального внимания щеки. Ничему не удивляйся, Билл, я сам в ах*е.
– Понимаю, что последняя сволочь… (Хотя, нет, не последняя. За мной еще двое занимали!) Но, неужели ты готов отсидеть 15 лет, только чтобы больше меня не видеть? – Боже, ребенок. Не тупи, умоляю… Дверь и мой хрупкий (Хотя и пустой) черепок – вещи несовместимые. – За что убивать-то?
Наблюдая, как до Билла доходит смысл моих слов, пытаюсь параллельно вспомнить, сколько дают за педофилию. И, вроде, мог бы оправдаться, что давно не было.. Но, бл*дь, было-то недавно!
Ребенок совсем уж смущается, опускает глаза и… М-да, Билл, зря ты это сделал… Интересно, и как отреагируешь на мой… О, видимо, не такой-то уж и ребенок… По крайней мере, ярко алый окрас свидетельствует о том, что про пестики и тычинки мы знаем…
Пробормотав что-то себе под нос (А мне, между прочим, интересно!) подкидыш уматывает в сторону гостевой комнаты (Хотя, она, вроде как, его, но что-то он там не ночует…), оставляя меня размышлять о вечном под гневный вопль восставшего вновь (Частями) организма. Я извращенец!
Только было собрался пойти в ванную и утолить-таки жажду тела (Хотя оно мне трехэтажными объясняло, что хотело бы в другую сторону), как в голове, на флэшбэке проносятся картинки… Шрамы. Грубые, неровные шрамы на запястьях.
Твою же мать! Я не извращенец, я имбицил!
– Билл, бл*дь! Открой немедленно!
Глава 24.
Глава 24.
– Билл, бл*дь! Открой немедленно!
Я люблю тебя, жизнь! Ну, а ты меня снова и снова…
Понимаю, что с упорством барана не устаю спотыкаться о доказательства своего даунизма, когда, стоило мне повернуть ручку, открываю не запертую (!) дверь.
Билл сидел в самом углу узкой кровати, вжавшись в стенку и замотавшись в тонкое покрывало. Подтянутые к груди колени и спрятанные под тканью руки. Стоило мне войти, как столкнулся с испуганным взглядом на все еще смущенном лице (Хотя я сам уже и забыл причину последнего). Задернутые шторы, полумрак и два сияющих кофейных блюдца немного успокоили, что, в принципе, не помешало мне рвануть к кровати, приземляясь на край и начиная выпутывать тонкие запястья. Подкидыш, тихо-тихо взвизгнув, начал активно сопротивляться. Ах, да, он же там, под покрывалом практически голый. Поверь, анорексик, мне щас не до этого.
Все-таки высвободив одну из конечностей, начинаю тянуть на себя для удобства изучения, но хозяин тут же принимается ее вырывать, не желая делиться своей собственностью.
– Да, Билл, давай еще в перетягивание каната поиграем. Один же хрен, продуешь, зато я, по неосторожности, могу и сувенир себе в процессе оторвать.
Видимо, мои доводы подкидыш счел вполне убедительными, потому, что сопротивление прекратилось.
Сидим. Молчим. Смотрим. Билл просверливает взглядом стену, а я… А я снова чувствую себя идиотом.
Такие раны мальчишка не мог нанести себе сам. Широкие, неровные, обрывистые местами браслеты изуродованной, а, когда-то, измученной и стертой кожи. Вторая рука все еще спрятана под покрывалом, но я помню, что на ней точно такие следы. Следы страдания, пленения.
Все тело начинает пылать от нахлынувшей злобы. Я, конечно, тоже далеко не ангел с пёрдышками, но какая с*ка посмела так издеваться над ребенком? Над моим подкидышем?
Не сдерживаюсь и впечатываю кулак в стену, выплескивая хотя бы часть бушующего внутри бешенства. Мальчишка же от моих действий дергается и поднимает на меня распахнутые в ужасе глаза. Бледные губы начинают дрожать, а я запоздало понимаю, что напугал его. Только уже собирался закатить глаза и (В лесу, наверное, что-то сдохло в этот момент) попросить прощения, успокаивая, как Билла понесло. Наскоро прикинув, что мало ли когда его прорвет на следующую исповедь, я решил сидеть и помалкивать в тряпочку, справедливо рассудив, что упускать такой шанс – преступление!
– Том, это не я. Я не сам. Это давно. Они у меня уже были, когда в приют привезли. А я не помню, откуда. Я боялся. Лес, было холодно. И этот человек огромный, с ружьем. Я боялся, я плакал, а он меня куда-то вез. А я не знал, где нахожусь. А потом приют. Там дети. Очень много. Все грустные. Это мне сначала так показалось, а они смеялись. Надо мной. Всегда. Я не знаю, почему. А Мамору-сан их ругал. Он защищал меня. Он мне имя дал, Акира, сенсей говорил, что оно означает луну и солнце, а я же своего не помнил. Ничего не помнил, тринадцать лет. Доктор объяснял, что у меня в голове блок, а сенсей говорил, что это мой разум меня жалеет, защищает. От чего-то, оставшегося в прошлом. От того, что подарило мне эти шрамы. Я же и людей боюсь с тех пор, а почему – не понимаю. Не когда они меня касаются, а когда обнимают, когда близко. Том, так страшно становится, я словно дышать не могу, сердце быстро-быстро бьется, даже ребрам больно. Но только, когда очень близко. А когда Мамору-сан обнимал, было не страшно. И когда бабушка… Они же семья, они же любят, они же не обидят никогда, не сделают больно. А другие… В семье защищают, а другие…. Они все разные... Кто-то, как твои друзья, а кто-то... Я боюсь. А почему, не помню… Том..
Билл все говорил, путаясь в словах, повторяясь, не мог остановиться, а я не мог его больше слушать. Хотелось заткнуть уши или засунуть ему кляп, но я понимал, что последнего уже никогда не сделаю. Не смогу причинить ему боль. Хватит, и так уже…
В голове проносились все брошенные ему слова, тот дурацкий случай с ножом на кухне, те мгновения, когда я прижимал его к кровати, крепко держа запястья. Не давая вырваться. А он доверял мне. Моих объятий он не боялся. Правильно, ему же сказали, что я теперь его семья. Вот только забыли предупредить, что скотина последняя. А он святой, блин. Луна и солнце? Свет, короче? Правильно вы его, Маморик-сан, обозвали, однако. Верит всем, хотя и боится. А семье верит больше всего, жизнь свою доверяет. И я ведь теперь и есть его семья. А так поступаю с его доверием.
А оно мне надо? Вот что мне теперь, всю жизнь с ним мучиться, пылинки сдувая? Следить за каждым своим словом и жестом, бережно храня его судьбой искусанную психику? Мы в ответе за тех, кого приручили? Да пошел ты, Билли!
Я эгоист. Я скотина, способная думать и заботиться только о себе.
Срываюсь с места и, громко хлопнув входной дверью, покидаю квартиру. Не могу находиться рядом с ним.
Прости, Билл. Как же я тебя ненавижу!
Экстра 1.
(Не удержалась, все-таки решив впихнуть этот кусочек:)))
POV Билл.
(Буквально за день, до описанных в последней главе событий)
Мне всегда казалось, что одинокие люди похожи на ежиков. Они очень милые и беззащитные. И, если бы у них не было колючек, они бы не выжили.
Люди становятся ежиками не просто так. Это их способ защититься от мира, который либо не принял их, либо что-то у них отнял.
Когда я увидел Тома в первый раз, я сразу понял, что он ежик. Но, когда узнал его получше, мне показалось, что он больше похож на розу. На такую большую синюю розу под стеклянной колбой. Мало того, что сам весь в шипах, так еще и под куполом, который не пробить.
Я всегда любил розы, сколько себя помню. Ха, три года, не так-то уж и много. А еще, я никогда по-настоящему не боялся Тома. Порой он пугал, даже очень, но… Душа тянулась к этой розе. Синей розе. Холодной, как и его взгляд. Но ведь глаза – это зеркала души. А вы вглядывались когда-нибудь в зеркало? В нем нет конца, нету дна. В нем видно все и много больше.
Вот и в глазах Тома я видел, там, под коркою льда, цинизма и безразличия – боль и печаль. И обиду. А больше всего в них было страха.
Я тогда не понимал, чего он боится. Но он был напуган. А разве можно бояться того, кто боится больше вас? Меня Том не пугал. Скорее, хотелось помочь ему. Показать, что бояться не нужно.
Тому, наверное, тяжело. У него была семья, но она, как айсберг – земля покрылась льдом, а после раскололась. Но, это ведь не правильно. Том, наверное, думает, что его бросили. Но я говорил с герром Трюмпером, он добрый. Он любит своего сына. Их обязательно надо помирить. А еще, герр Трюмпер взрослый. Он сильный, он справится сам, я позвал его к нам в гости. Думаю, мы будем часто видеться. А вот Том… Не хочется его бросать. Он слишком одинокий. И, кажется, ему нравится одиночество. Так не должно быть. Он же хороший человек, просто обиженный и брошенный. Я должен быть рядом. Том ведь поймет, что мне можно доверять? А потом я покажу ему, что можно доверять и миру. Обязательно покажу. А он поверит, правда?
Кстати, а Том ведь скоро станет моим братом… Герр Трюмпер хочет меня усыновить. У меня появится отец? И брат. Вот это будет здорово. Я бы хотел познакомиться с фрау Трюмпер. Она, наверняка, очень добрая. Ее ведь зовут Алиса, она как девочка из сказки. Интересно, а когда она проснется?
***
(Месяца три спустя)
Кажется, я пробился к розе. Я даже смог ее коснуться. Она еще ярче и красивее, чем казалась за куполом. Я хотел разбить колбу. И разбил. Только вот не думал, что ее осколки будут ранить так сильно.
Глава 25.
Глава 25.
POV Том
Я люблю дождь. Потому что во время дождя все люди прячутся по домам и на улице нет никого. Абсолютно. Словно все сдохли. Вот как сейчас.
Еще утром светило солнце, но я промотался весь день, уже наступил вечер, темно, небо затянуто тучами и льет холодный душ.
И никого. Красота.
К сожалению, всё хорошее мы осознаём только с опозданием. Живём в тоске по прошлому и в страхе перед будущим. Где угодно, только не в настоящем. Я трачу все свое время на то, что жалею себя и отталкиваю Билла. Первое потому, что жизнь меня не взлюбила. А я ответил ей тем же, и потому совершаю второе. Все, что нас не убивает – делает сильнее. И злее, подлее, противнее, равнодушнее… Бл*дь, лучше бы убило.
Я не хочу привыкать к подкидышу, кто даст гарантию, что пройдет время и он меня не бросит? Все и так охрененно, правда. Пусть и сам уже почти в это не верю, но я никого не держу, никого не ценю и не уважаю. Когда впускаешь кого-то в сердце, уходя, они уносят с собой часть тебя. А я итак уже похож на мозаику с потерянными пазлами. Еще немного, и собирать уже будет нечего. Вам, наверное, сейчас дико скучно? Иду, рассуждаю о себе, о том, что гложет… Кто в наше время интересуется внутренним миром человека? Ну, кроме, разве что, людей, торгующих органами.
Прости меня, Билл. У тебя чистое сердце. Но я помогу это исправить. Нельзя жить в дерьме и пахнуть розами. А ты живешь со мной. Я научу тебя тому, что верить не стоит. Никому и никогда. Я докажу тебе, что семья – это всего лишь группа людей, периодически собирающихся за одним столом в связи с изменением их количества. Когда кто-то падает, нет ничего слаще слов: «Я держу тебя». Но они теряют свой смысл, если падают оба. А мы падаем, Билл. В жизнь. И выбраться из нее живым или девственником еще никому не удавалось. Она поимеет всех. Мы разобьемся. Я уже лишь осколки, а тебе это еще предстоит. И не надо меня склеивать, это бессмысленно.
Я уничтожу твой свет. Прости, Билл. Как же я себя ненавижу!
***
Стоило мне зайти домой, как в полной темноте коридора я обо что-то споткнулся. «Да будет свет!» – сказал монтер и яйца фосфором натер. Щелкнул выключатель, и мне сразу же захотелось собрать вещи, документы, деньги и свалить в другую страну, ибо стало немножко стыдно.
Причина моего споткновения одной рукой потирала ушибленный бок, а другой – сонные глазки. Так, я не понял. Он, что, на полу спал? В коридоре? С х*я ли?
Стоило кофейным омутам распахнуться и улицезреть мою, всю такую из себя, мокрую, но невъ*бенно крутую фигуру, как Билл, придушенно всхлипнув, кинулся ко мне на шею.
– Промокнешь же, бестолочь.
– Том, я думал, ты не придешь. Думал, ты обиделся на меня, как Лилия. Тебя так долго не было, а я не знал, где ты. Том, не бросай меня, я не хочу, чтобы ты уходил. А я и позвонить не мог. Ни тебе, ни Гордону. И ключей нет. – Стоп. Это еще что такое? Почему что-то мокрое катится по моей шее и явно не с моих волос?
Когда до меня дошло, что это слезы Билла, мне показалось, что небо рухнуло. Я не мог вспомнить всего того, что успел себе надумать, бродя под дождем. Я не мог вспомнить даже того, что когда-то сам старался довести этого ребенка, мечтая увидеть, как он плачет. Ага, блин, мечты сбываются. И обычно этот момент называется: «Когда уже нах*й не надо»…
– Так, успокойся. Билл, посмотри на меня! – Отрываю дрожащее тельце, вглядываясь в мокрое лицо. Нет, Билл, не смотри лучше, а то что-то мне совсем херово! Прижимаю парнишку обратно, а он, что есть мочи, вцепляется тонкими лапками в мою футболку. – Билл, все, хватит. Ну, чего ты, в самом деле? Тебе сколько лет? Ревешь, как ребенок, развел тут сопли. Да и вообще, как я, по-твоему, мог не вернуться? Это же моя квартира.
Мальчишка всхлипывает в последний раз, отрывается от меня и поднимает большие-большие такие глаза. Билл, честное слово, меня порою пугает их размер.
– Ты простил меня?
Бл*дь, подкидыш, сделай милость, заткнись! А то от твоих слов мне, почему-то, хочется пойти и убиться ап стенку. Сволочь, вот что ты со мной делаешь? Я же целый день убеждал себя, что и сам привязываться не буду, и тебя разучу. И что? Что вот сейчас происходит?
А что происходит? Я отцепляю (Еле-еле! Птичий вес, а сила-то откуда?) тощие руки и веду Билла в гостиную. Усаживаю на диван (Предварительно включив камин, света от него нам, думаю, хватит), сажусь рядом, беря его лицо в ладони и стирая слезы, спрашиваю:
– За что, балбес? Вообще-то, это ты должен на меня дуться и дубасить сейчас, с криками: «Нет тебе прощения, козлина!».
Билл удивленно распахивает уже сухие глазки, даже не пытаясь убрать мои руки. Стирать с лица давно нечего, но перестать прикасаться к нему мне, почему-то, упорно не хочется. А еще не охота идти и переодеваться. Я устал и мне лень. А Билл теплый, вот.
– Знаешь, Том, я однажды, еще в детдоме, попросил Мамору-сан научить меня прощать.
– Научил?
– Нет. Он сказал: «Что толку лечить симптомы? Учись не обижаться».
– Хм. Интересная мысль. И ты теперь ни на кого не обижаешься (Не вопрос, утверждение). А не думал, что это зря? Ведь на свете много разных нехороших и злых людей… – Ага, и возглавляет их ваш покорный слуга Томас Трюмпер! И вообще, какого хрена я с ним сюсюкаю, как с пятилеткой?
Билл смотрит на меня. Удивленно. Опять! Такое ощущение, что мы живем в разных мирах, я рассказываю ему о своем и неизбежно шокирую каждым словом!
– Том, злых людей не бывает. – Ехидно хмыкаю на это высказывание. А, может, и не прогадал с пятилеткой? Но следующие слова заставляют задуматься о том, что в глубине души этот ребенок мудрее многих. – Есть только люди несчастливые.
Молчим пару минут, потому что я тупо не нахожу, что ответить. Билл же все это время вглядывается в мои глаза, будто стараясь прочесть в них все, что меня гложет, все, чем я жил, живу и о чем думаю. А стоит тихому голосу вновь нарушить тишину, как мне начинает казаться, что ему это удалось.
– А знаешь, что еще говорил мне дедушка Мамору? – Я отрицательно качаю головой, а ребенок продолжает. – Если тебе когда-то сделали больно люди, которые были очень дороги – это не повод делать больно тем, кому ты дорог сейчас.
Все. Финиш. Билл, поздравляю, ты победил.
Я еще долго буду обдумывать сказанные тобой слова, но, судя по тому, что руки сами тянутся обнять тебя, а ты, сдавшись на их милость, подползаешь ближе, уютно устраиваясь в моих объятьях… Судя по тому, что мне это безумно нравится. (Напоминая, я мокрый, а Билл – теплый! Вот и все, это единственная причина!)Судя по тому, что мне хорошо и спокойно, как не было уже многие годы… Кажется, у меня снова появилась семья? Подкидыш? Кажется, снова появляюсь я… вылезаю из под слоя гнили и фальши, которыми старательно себя окружил.
Что ты говорил, рассказывая про шрамы, а, Билл? «Было страшно»? Знаешь, мне тоже сейчас страшно.
Когда тебя предают в первый раз – это как выстрел в упор. Мгновенная смерть. Когда предают во второй – ты ничего не чувствуешь. Ты уже мертв.
Так вот, Билл. Я все равно буду тебя ломать. Не хочу. Но придется. А пока я хочу побывать в твоем мире. Ты приоткрыл двери, и я пойду за тобой. А не хочу я одного. Ты начинаешь воскресать меня. Не надо, подкидыш. Ведь, если я оживу, это будет значить лишь то, что меня снова можно убить.
***
Уже лежа в своей кровати (После того, как отнес уснувшего Билла в его собственную), я все еще думал, а где-то на периферии мозга лениво плавала мысль, что надо все-таки пойти и купить подкидышу долбанный телефон.
Глава 26.
Глава 26.
Покупка мобильного телефона. Это же ах*еть какая сложная проблема, с решением которой два человека справиться вообще не в состоянии!
Именно поэтому Георг, дико обрадовавшийся тому, что наконец удалось дозвониться до меня, да, к тому же, еще и до трезвого и вполне адекватного, навязался с нами. О чем лично он, в принципе, ни разу не пожалел.
Мы стояли у витрины, слушая, как молоденькая консультантка что-то весело щебечет про последние новинки сезона, параллельно пытаясь застрелить меня глазами. Итак, я гей, она кадрила меня, Георг пытался кадрить ее, а Билл… А Билла, между прочим, пытался кадрить другой, но не менее молоденький консультант. В салоне играла ненавязчивая музыка, звучали робкие отказы брюнетистой мечты любого модельера (Это я в плане анорексичного строения тела, оно же сейчас в моде), звонкое «Бла-бла-бла» крашенной блондинки (Но зато в душе она натуральная!) и тихий-тихий скребеж моих зубов.
Когда я устал наблюдать за попытками соблазнения моего, между прочим, уже, почти что, родственника, ноги сами понесли меня в сторону, в которую будущая жертва несчастного случая (если верить бейджику, то Брэндон) успела увести вяло сопротивляющегося Билла. На ходу не забыл бросить неунывающему другу:
– Георг, не теряйся, она тебя хочет!
Друг расцвел пуще прежнего, а вот блондинка осталась с открытым ртом растеряно хлопать глазами.
Помня про все те же 15 лет за убийство, просто подошел и, подхватив своего (!) подкидыша под руку, повел в другой конец магазина со словами:
– Спасибо, но дальше мы обойдемся как-нибудь без вашей помощи.
Разочарованный вздох позади вызвал одновременно и злость, и ехидное ликование.
Решив, что пора бы уже завязывать с этим делом (Билл в телефонах явно не разбирался, да и вообще к технике относился с недоверием), просто ткнул в витрину со стоящими за стеклом различными моделями Nokia (Ну, уважаю я эту фирму!), сказав: «Выбирай!».
Выбрал. И я, и подошедший к тому моменту довольный Георг (Видимо, блондинка-таки не устояла перед его «очарованием») просто выпали в осадок.
– Е*ануться – не проснуться… – Не смог воздержаться от комментария лучший друг.
Везет же некоторым. Я вот, в отличие от него, так и не смог подобрать мысль, во всех красках расписывающую мои эмоции. Ах*й – это наше все.
– Билл, ты уверен, что хочешь именно этот телефон? – Осторожно выдавил из себя, надеясь, что подкидыш сейчас просто так пошутил, а мы, дебилы, не заценили.
– А что? У баб Нюты был почти такой же.
«Зря надеялся», подумал я, прислушиваясь к раздающимся чуть позади похрюкиваниям (Это Георг так смех пытался скрыть), параллельно размышляя над тем, какой подкидыш расы и с какой планеты к нам пожаловал.
Объяснять что-либо этому пришельцу не было никакого смысла, поэтому я просто отыскал глазами такую же модель, как у меня, и попросил блондинку оформить нам покупку, сразу же приобретая еще и симку.
Георг тем временем, покопавшись в подвесках для телефонов, выбрал, купил, и примчался к нам, торжественно вручая Биллу маленький аксессуар в виде… Инопланетянина с большущими такими глазюками, смутно мне кого-то напоминающего. Блин, ну, говорят же, что у дебилов мысли схожи, а я не верил!
Тощее доказательство существования НЛО подарку искренне обрадовалось, даже не заметив никакого подтекста.
Выходя вслед за Биллом, сжимающим под мышкой коробку с телефоном, а в руках держащим своего исторического предка, я, немного неуверенно растягивая слова, произнес в сторону Георга:
– А мне ведь еще и гардероб ему придется обновлять…
Лучшего друга я потерял так минут на десять, после чего он, проржавшись, с полным сострадания взглядом похлопал меня по плечу:
– Мужайся, брат. Я в тебя верю!
***
Покупку единогласно (Георгом, но зато за нас всех) было решено обмыть, чем мы сейчас, в принципе, и занимались, глуша пиво и подливая время от времени Биллу апельсиновый сок (А ибо не хрен детей спаивать!).
Включенный тупо для фона телевизор транслировал какой-то мультик про говорящих игрушек. Мы с Георгом трепались (В основном, конечно, он, я же так, лишь кивал с умным видом да время от времени вставлял вопросы) о том, что я пропустил за неделю запоя, а Билл с увлечением копался в купленном телефоне. То, что подкидыша заинтересовало детское развлекалово, вызвало у меня лишь ленивую усмешку, но когда и Георг начал поглядывать в ту же сторону, постепенно теряя нить разговора, а потом и вовсе переключая свое внимание на экран… скажем так, я слегка удивился.
Мультфильм закончился 15 минут назад, и все это время я, находясь в абсолютном ах*е, наблюдал захватывающий спор двух великовозрастных детин на тему, кто же круче: лихой ковбой или космонавт из пластика? Спорили яро, аргументировали матом (Георг в открытую, а Билл – краснея и по-русски), сдаваться никто не собирался, признав своим святым долгом доказать другому собственную правоту (Ну, или то, что оппонент – кретин безмозглый).
Вывел меня из коматозного состояния внезапный звонок в дверь. Искренне надеясь, что пришел кто-то адекватный, в отличие от моего собравшегося окружения, пошел открывать. Притормозив на пороге гостиной, я тяжело вздохнул и тихо произнес, глядя на спорщиков:
– Е*анутые…
Открыв входную дверь, я завис буквально на долю секунду, после чего захлопнул ее прямо перед носом незваного гостя и, вернувшись обратно в комнату, привычно развалился на кушетке.
Так и не прекращающийся спор был наглым образом прерван внезапно и абсолютно неожиданно зазвонившим телефоном Билла(!). Интересная картина…. Это кто ему уже названивает, если он никого в Германии толком не знает? Тем временем Билл спокойно ответил на звонок, послушал пару секунд говорившего, после чего, встал и направился в сторону коридора, возмущенно спрашивая у меня на ходу:
– Том, и почему ты держишь отца за дверью?
Не понял…
Спустя минуту, после того, как Билл скрылся с глаз, послышался щелчок замка, звук открывающейся двери и радостный визг подкидыша:
– Герр Трюмпер, как же я рад Вас видеть!
– Ну, что ты, Билли. Я же просил называть меня Гордон.
Георг на диване заметно притих, словно, как и я, не верил, что все это происходит на яви.
В моей собственной квартире сейчас находится человек, которого я искренне и от всей души ненавижу, и пригласил его никто иной, как принятый мною в семью (Из нас двоих!) подкидыш.
Я убью тебя, Билл. И убивать буду долго.
Глава 27.
Глава 27.
Месяц спустя…
POV Том.
Билл, я тебя ненавижу! Вот честно! Что ты делаешь с моей жизнью?
Мало того, что сам я за этот месяц чуть ли не превратился в заботливую мамочку, ежедневно готовя завтрако-обедо-ужины (Один раз готовить пытался подкидыш, после чего мы единогласно решили, что квартира нам еще пригодится…), так и все свое время трачу на то, что вожусь с ребенком, таскаясь с ним по магазинам, покупая ему одежду и собирая в школу (Хотя, неизменно нас сопровождает Георг. Все еще помня, как покупался телефон, он решил, что пропускать такие бесплатные клоунады не имеет права.
Да-да, скоро (Пи*дец, как скоро, уже завтра!) 1 сентября, а это означает не только начало учебных будней (И пусть я сам в универе появляюсь только во время сессии, но Билл-то школу должен закончить), но и еще одно событие, которое имеет для всех нас (Я сейчас про себя, Георга, Густава, который, наконец-то, вернулся из деревни, и отца) намного большее значение. Завтра день рождения подкидыша! Угадайте с трех раз, куда мы решили отвезти ребенка по такому случаю? Конечно, в Диснейленд!
Нет, и как вы себе это представляете? Ну, допустим, субтильный Билл (И пофиг, что там все 175 сантиметров сплошных костей) еще сможет как-то затеряться в толпе счастливой детворы, но остальные… Три здоровых двадцатилетних амбала и один мужчина в самом расцвете лет, которому скоро уже полвека! Чувствуя я, день пройдет незабываемо…
Но это завтра, а сегодня мы с ничего не подозревающим о том, что его ждет в ближайшем будущем, подкидышем едем в больницу к маме. Вот уже в четвертый раз я навещаю ее не один. И навещаю, кстати, в четыре раза чаще, чем обычно! Я же говорил, что просто не могу находиться в давящей тишине палаты? А про то, что Билл и тишина просто созданы друг для друга? Ну, так вот…
***
Как-то раз мой скелет (Я, между прочим, кормлю его, как на убой, но эффекта ноль!) заявил, что хочет познакомиться с женщиной, подарившей мне жизнь. Причем, заявил он это не мне, а моему отцу! Я вообще в тот момент сидел и офигевал от слишком частого общения с этим субъектом.
А все Билл! Ему, видите ли, ничего плохого папаша не сделал, и теперь не меньше трех раз в неделю мы проводили вечера в тихом семейном кругу. (Хотя самый первый вечер прошел громко, с битьем посудой, попытками запустить в космос мебель и скромненько повесившейся в уголке цензурой.) Я готовил, а эти двое в наглую уплетали мои старания под мой же негромкий, но вполне разборчивый мат. В разговоры сладкой парочки, в основном, старался не вмешиваться, на полном серьезе вживаясь в роль раздутого хомячка, натырившего орехов. Но так, как на мое мнение и актерские потуги всем было глубоко насрать, в итоге тоже плюнул на них и смирился, чему отец, похоже, нев*бенно обрадовался (И в этот раз я говорю без сарказма). Так что, на данный момент я не узнаю себя, но вполне так спокойно переношу присутствие человека, когда-то поспособствовавшего моему появлению на свет.
