Текст книги "Добро пожаловать домой (СИ)"
Автор книги: beLiEve_Me
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
Подрываюсь с подоконника и, подскочив к кровати, сдергиваю с нее подкидыша, вскрикнувшего от пронзившей тело боли. Длинные тонкие конечности запутались в одеяле, и мальчик упал, повиснув на все еще удерживаемой мною руке. Отпускаю его, отчего Билл снова вскрикивает, встречаясь пострадавшей моими стараниями попой с полом. Огромные карие распахнутые глаза смотрят испуганно. С затаенной в них детской обидой. Черт, даже после этой ночи, сорванный мною, ты остался невинным, ну, как так? Нельзя, нельзя думать, начинать жалеть, начинать чувствовать. Нельзя, Том!
– Убирайся.
Да-да, я помню, что глаза у тебя безразмерные.
– Я сказал, одевайся и выметайся отсюда! Чего смотришь? «Люблю». Мальчик, тебе сколько лет? Пора перестать верить в сказки, мы давно не в Диснейленде. Ты не принцесса, а я не принц, который, обесчестив красавицу, обязан на ней жениться. Поиграли и хватит. Хорошо было? Тебе понравилось? Захочешь еще – приходи. Это, конечно, не в моих правилах: спать дважды с одним и тем же, но для тебя, так уж и быть, сделаю исключение, «братишка».
Все это время Билл молчал, а по бледным щекам катились прозрачные, чистые слезы. Ни всхлипов, ни других атрибутов надрывных рыданий. Просто ровные мокрые дорожки, которые он, казалось, не замечал, и уж точно не мог контролировать. Что-то в моей груди противно щемило, но я приказал сам себе не обращать внимания. Все потом. Морду себе набью я тоже потом.
Мальчик медленно встал, не отрывая от меня взгляд, и, замотавшись в одеяло, побрел к выходу из комнаты, словно на автомате, ведомый нитями невидимого кукловода. Уже у порога он обернулся, пристально глядя на меня, и сказал:
– Знаешь, Том, это ужасно… когда люди предают. А если именно в тот момент, когда без них уже не представляешь своей жизни…
Боже, боже, какие красивые слова! Билл, заткнись, умоляю!
– Да, что ты? Прямо-таки жить уже без меня не можешь? Как же это ванильно и сопливо. Жить нельзя без кислорода, детка, а свою романтику засунь себе в задницу, там как раз теперь немного свободней.
Я сам не понимал, что говорю, но слова выплевывались раньше, чем я успевал их обдумать и остановить.
Билл вздрогнул, как от пощечины, даже пошатнувшись. Его голос, сорванный, но обреченно ровный, снова зазвучал:
– Запомни, Том. Я не знаю, кто еще и когда скажет тебе эти слова… Я люблю тебя.
Все, это стало последний каплей. Душа дернулась, но злой и чокнутый мозг запинал ее в дальний угол, а рука сама по себе потянулась, схватила первое попавшееся и швырнула в сторону Билла. Было такое странное ощущение, что я сам в этом процессе не участвовал. Клянусь, я слышал звон разбившегося хрусталя, хотя потом уже понял, что разбиваться там было нечему. Очень медленно до остывающего рассудка доходило, что же я натворил. Билл стоял, широко распахнув вмиг высохшие глаза, а на полу, возле стены лежал отскочивший от нее в паре сантиметров от головы подкидыша… Тяжелый, распахнутый медальон на порванной цепочке. Пока я переваривал то, что чуть не искалечил своего мальчишку, сам он осторожно опустился, поднимая и рассматривая собственный мне подарок. Его губы дрожали, и он закрыл их одной рукой, сдерживая рвущиеся из груди звуки. И тут только до меня дошло…
«– Билли, а ты знаешь, что часы дарить нельзя?
– Да, знаю. Я не верю в приметы. Я просто хотел, чтобы они всегда были с тобой. И отсчитывали время. Время, которое мы… вместе. Я хочу, чтобы они никогда не …»
– Они сломаны, Том. Часы остановились.
Мне казалось, что в тот миг остановилось и мое сердце.
А я ведь еще даже не понимал, что только что совершил самую ужасную ошибку в своей жизни.
Глава 44
Глава 44.
Больше я его не видел. Подкидыш вернулся туда, где его ждали и любили. В оставшееся единственным место в чужой стране, которое он мог назвать своим домом. Моя же обитель домом ему стать не смогла. Я не позволил. А теперь и сам не мог вернуться к родителям, не зная, или, наоборот, зная, как они меня встретят. Отец так и не понял, наверное, кто же и чем обидел его «младшего сына». Но мама… Она не могла не понять. Лишь один раз она позвонила мне, не сказав почти ничего. Спустя долгое молчание в трубке раздался тихий голос, произнесший одну единственную фразу:
– Зачем же ты так с собой, сынок…
Мне в тот раз показалось, что она оговорилась.
***
Я не знаю, сколько прошло дней. Я не следил за ними, не считал, не замечал. Я не мог ни есть, ни спать. Ни пить, ни трахаться. Я не мог не то, чтобы жить… Даже просто существовать не получалось.
Я бездумно ходил по улицам, бездумно сидел в барах и клубах, не замечая никого и ничего вокруг. Я не слышал звуков, в душе царила звенящая пустота. Я получил то, что хотел. И я лишился того, без чего мне нечего было желать. Я хотел свободы и одиночества, а сам не замечал, что постоянно зову тебя своим. Я выключил телефон, чтобы никто не дозвонился, зная, что единственный, кого я хотел бы услышать, не позвонит уже никогда. Я даже выкинул сим-карту и все равно продолжал ждать твоего звонка, как последний дебил. Я хотел забыть, как ты выглядишь, пытаясь вглядываться в лица прохожих, пока не понял, что перестал замечать, как выглядят другие.
Что же со мной происходит? Я ведь не влюбился? Найдите другое оправдание, это не может быть правдой!
***
Как-то раз я на автомате забрел в универ. Тупо стоял у расписания, не зная и не собираясь ничего делать. Сам не заметил, как оказался в курилке, куда меня привел Густав. Сознание лениво отметило, что конкретно этот мой друг не курит. Уже шла лекция, потому в продымленном помещении никого сейчас не было.
Густав какое-то время молча рассматривал меня, после чего все же взволнованно произнес:
– У тебя нездоровый вид.
Какой заботливый. Вот даже друзья у меня все такие хорошие, че ж их к дерьму-то тянет? Знаете, как мы познакомились? В песочнице, бл*. Когда добрые воспитали, заменяя Бога, раздавали пузатой мелочи дружелюбие, я же х*ярил других детишек пластиковой лопаточкой. Густав тогда заступился за зареванного Гео. Вот как-то так.
Немного помолчав, я ответил:
– Отравление.
– Чем?
– Реальностью.
***
Утром, после того, как выгнал Билла, я радовался, потому, что ничего не случилось. Он ушел, а мир не рухнул, земля не перестала притягивать к себе весь мусор, который живет на этой планете.
Только я чувствовал себя разобранным конструктором: крыша уехала, сердце сам спрятал (Хотя, начало уже закрадываться подозрение, что его сперла одна брюнетистая личность, но это еще не доказано!), совесть потерялась, а мозги... А вот где мозги я даже не представлял.
И сейчас, не знаю, сколько дней спустя, сидел и пытался нажраться в каком-то баре. До потери сознания, до потери чувств, до потери всего окончательно. Почему? А потому, что так ничего и не случилось… Билл не вернулся, а я… Я продолжал ждать чего-то…
***
Голова гудела просто невыносимо. Мысли в страхе разбегались, и от их топота становилось еще хуже. Бл*дь, че так жестко-то? Где я вообще? Кажется, я вчера допился-таки желаемого. Т.е. добился… Хотя, нет, я правильно ляпнул. Последнее, что помню: как бью морду здоровенному амбалу, пристающему к какой-то Мальвине с непонятным голубым шухером на башке. Или это уже он мне отвечал? «Плохая идея и ничем хорошим это не закончится» – говорю сам себе, прежде чем разлепить глаза и начать оглядываться. Хм, я явно не дома. Узкая скамья, грязный бетонный пол, оплеванная стена и… Решетка? Фигасе…
– Твою же нах*й, где я нахожусь?
– В вытрезвителе.
– К черту подробности, город какой?
Коп смотрин на меня ох*евшими глазами, но медленно протягивает:
– Берлин.
Фух, уже не плохо. Хотя, это я так, на всякий случай уточнял. Да, давно я так не напивался. Давно мне не было так хреново. Бл*дь, неужели мне это когда-то нравилось?!
Так. Надо бы выбираться, наверное… А, собственно, на хрена? Никто меня не ждет, никто про меня не вспомнит, никто меня не потеряет. Давай, давай, пожалей себя! А кто же этого добивался?
– Трюмпер, на выход. Залог внесли.
Оп-па. Ошибся. Где-то под ребрами что-то затрепетало. Ага, надейся, дебилоид, что, по-твоему, ангелу с нимбом вместо трезвого взгляда на жизнь, делать в таком месте?
Выползаю из камеры, и иду по длинному коридору на выход, где оглядываюсь в поисках того, кто ж меня выкупил.
Мечты рухнули, решив идти и похмеляться. Мне с ними не хотелось. Пришлось разглядывать свое «спасение».
– Здравствуй, девочка Мальвина…
– Совсем что ль отупел, скотина? – Ни хрена себе. Прислушавшись к прокуренному голоску существа, узнаю в нем…
– Кристин?
– А я думал, Георг тебе рассказал…
– В смысле? Ааа, ну, да, Кристиан, прости. – Лениво проговариваю, разглядывая… Паренька.
Сейчас он совершенно не такой, каким я привык видеть ЕЕ. Простая темная толстовка, из-под натянутого на голову капюшона торчат длинные неровные пряди бледно-голубых волос. Пестрого макияжа нет, отчего глаза, как ни странно, кажутся больше и беззащитней. Кстати, глаза… Бледно-, почти прозрачно-голубые. Впервые вижу их без линз.
– Херово выглядишь. – Улыбнулся я.
– На себя посмотри. – Кристиан хмыкнул, затянувшись. А Кристин не курила. – Знаешь, Том… Есть на земле люди, вместе с которыми ты летаешь. А вот без них и ползать не хочется.
Бл*дь, вот развелось же вокруг философов. Я х*ею.
– К чему это ты?
– Да так. Пошли, что ли. Ко мне, тут ближе. Дождь начинается.
– Машину надо найти…
Мальчик с голубыми волосами ехидно ухмыльнулся, доставая руку из кармана и помахав у меня перед носом… Ключами от моей машины! Я подавился воздухом, не зная, с чего начать возмущаться.
– Ловкость рук и ничего большее. Спер вчера, пока твой кулак целовался с мордой какого-то придурка.
Глава 45
(Глава маленькая, и автор опять готовится ловить тапки)
Глава 45.
Рваное дыхание, пошлые стоны, закрытые глаза. Руки скользят по коже. Стройное, но мягкое, не такое длинное, как у тебя. Это не твое тело.
– Быстрее, пожалуйста!
Сорванный голос, резкие вскрики, глубокие толчки. Грубо, жестко. Худая спина скользит по полу. Неудобно. Колени болят. Пофиг.
– Быстрее, еще!
Одежда так и не снята, ноги обхватывают мою поясницу, притягивая ближе. Движения в ответ. Нестройные. Сорванные. Еще чуть-чуть, еще…Еще…
– Ддаааа, ну же! Геео….
– Билл!
Фейерверк взрывается, на миг поджигая и освещая пустоту.
***
Не знаю, что на нас нашло. Или, что нашло на Криса. Сидели на полу скромной квартирки, молчали, даже не пили. А потом вдруг парнишка потянулся ко мне, завязал мои глаза каким-то тонким шарфом и начал спускаться поцелуями по шее, а маленькие, почти девичьи руки тем временем уже пытались расстегнуть мой ремень. И понеслось. Это был самый странный секс в моей жизни. Горячий, страстный, болезненный. Сухой. Казалось, мы сгорали, как сухие листья. Сухая страсть. Никаких поцелуев, никакой нежности. Закрытые глаза, другие образы в сердцах, чужие имена, слетевшие с губ на пике.
– Странная штука жизнь. Вроде затрахала, а не удовлетворяет. – Выпустив густое облако дыма, произнес Крис, глядя куда-то в пустоту.
Мы сидели все в той же гостиной, все на том же полу. Сидели и курили, давно уже отдышавшись, разве, что только «Мальвина» так и не натянул штанов.
– Хочешь сказать, что я был так плох?
– Да, нет, ты шикарен. Все было супер. И не то. Абсолютно.
– Потому, что я не Георг?
– Ага, я ведь тоже на Билла мало, чем похож, не так ли? Как у вас с ним?
– А у вас с Гео?
– Никак. Он натурал, а я парень. К тому же, парень, который его обманывал. Ты не ответил?
– Он тебе нравится?
– Нет, это мой фетиш, кричать во времена оргазма имена тех, кто мне совершенно безразличен. Том, может харе уже переводить все на меня? Что у вас с Биллом?
Тяжело вздыхаю, понимая, что эта липучка так просто от меня не отстанет. Ну, хоть в чем-то узнаю Кристин.
– Я идиот.
– Тоже мне, открыл Америку. Это-то все уже давно знают. Том, я не прошу тебя исповедоваться. Мне пох, что вы не поделили. Ты мне ответь на вопрос: у меня слуховые галлюцинации, или какого черта ты тут забыл, когда у тебя есть твой, как ты его называешь, «подкидыш»?
– Ты сам ко мне полез.
– Я не об этом. Не волнуйся, не девушка, кричать про то, что ты меня обесчестил, не буду. И нет, не смотри так, ты не первый. Просто, если ты можешь быть с тем, кого любишь, с хрена ли ты не с ним?
– Я не люблю Билла. – Скептический взгляд.
– Том, ты дебил? Не, не так. Том, ты дебил. Скажи, ты сейчас просто мне врешь, или и себя в этом убедить пытаешься? Ооо… Не лечится. Знаешь, ты везунчик. Ты влюбился, и это, конечно, не всегда весело, но тебя любят. Мальчишка прост, как дважды два, его чувства на лбу крупными буквами отпечатаны. Не говори, что не замечал. Что, и не догадывался? Знаешь, не мне тебя судить, я ни хера не знаю… Твою жизнь. Но я всего себя распылял в пустоту. Секс, наркотики. Яркие маски, незнакомые люди, секс, много секса. Моя внешность… Сколько лесбиянок я вернул на путь истинный, и сколько натуралов с него сбил. Георг должен был стать одним из многих, с кем я поиграюсь. А вышло так, что я проиграл. Впервые. Такой глупый. Он принял меня такОЙ, какой видел. Со всеми закидонами, странностями. Единственный, который…. Ха… Знаешь, я бы хотел быть с ним. Я бы хранил ему верность, любил бы его. Готовил блинчики по утрам и смеялся бы над каждой его тупой шуткой. Только для этого мне придется сменить пол. Том, а что нужно для того, чтобы вы с Биллом были вместе?
Чтобы мы были вместе?
Чтобы мне приходилось постоянно делить свое пространство с другим человеком? Чтобы снова превратиться в курицу-наседку, готовя еду, увозя/забирая ребенка из школы? Чтобы постоянно беситься при виде, как к МОЕМУ подкидышу пытаются клеиться всякие личности различного возраста и пола? Вновь сменить клубы и тусовки на тихие семейные вечера? Чтобы постоянно бояться его потерять? Чтобы, в конце концов, представлять, какая замечательная, а, главное, молчаливая вышла бы шапка из его пушистого пидораса, откликающегося на «Пушок»?
Чтобы я не пытался потерять себя в алкоголе? Чтобы не кричал его имя, обнимая другого? Чтобы не ждал его звонка, а целовал мягкие губы? Чтобы не вспоминал его слезы, а видел так свойственную ему теплую, спокойную улыбку? Просыпаться вместе, слышать его смех, прижимать к себе его хрупкое тело… Тонуть в кофейных глазах, считать родинки поцелуями. «Том, я люблю тебя…» Готовить ему завтраки, отвозить в школу. Видеть, как он взрослеет. Держать его руку. Смотреть в его глаза. Растворяться в его душе. Быть счастливым.
– Любить его.
Вот и все. Это единственное, что нужно. И пох*й, что будет потом. Пох*й, кто кого и сколько раз предаст и обманет. А, может, и не предаст.. Да даже если предаст, какая разница? Сейчас нет ничего. Абсолютно. Пустота. А с ним я могу… жить.
– Я обожаю тебя, Крис! – Прижимаю к себе все еще полуголого хохочущего парня.
– Иди уже, придурок! А за сеанс психотерапии я с тебя еще сдеру…
Но я уже не слушал добродушного бормотания парня, а несся к машине. Я понял. Наконец-то!
Я верну тебя, Билл.
Глава 46
Глава 46.
Я опоздал.
Мы сидели сейчас в гостиной огромного особняка с отцом. Одинокие и брошенные.
Мама обиделась. Она узнала про бабушку. Билл не уследил за словами. Заявил, что хочет поехать домой, в Россию, на могилу к бабе Нюте. Мама устроила отцу скандал, и вот сейчас они с подкидышем уже, наверное, вылетали в сторону бескрайних просторов их исторической родины.
Вот в этот самый момент улетало от меня два самых дорогих мне на этой земле человека. Моя мама и мой любимый. Да, я принял это. Наконец. Столько отрицал, гнал от себя мысли. А принял за какие-то минуты. Но тормозом родился, тормозом, видимо, и помру.
Я мог бы успеть в аэропорт. Но зачем? Это мозг сейчас пьяный и сердце радуется, ведь его откопали среди пыли и разрешили говорить. Это я был счастлив час назад просто от осознания того, что люблю. Что люблю Билла, мальчика, сумевшего полюбить меня. Скотину. Циничную скотину. Циничную скотину, столько раз причинявшую ему боль и втоптавшую в грязь его чувства. Я переспал с ним, не спрашивая, хочет он того, или нет, готов ли он. И, да, он хотел, он же любил меня. Но я-то этого не знал и мне было, откровенно говоря, пох*й. А на утро… Он девственником был, а я выставил его, как последнюю шлюху. Лелеял, с*ка, свое одиночество. Свободу! Да, кому ты нужен, придурок? Кроме этого святого ребенка… А крылья я у него сам сорвал. Да, даже оставайся он святым и невинным, никакой ангел не простит такого.
– Я бы тебя вообще убил.
Ууупс… Поднимаю взгляд на отца, прикидывая, с кого момента начал думать вслух.
– Ему 16. Ты сам пару раз назвал его ребенком. Мало того, что сын у меня гей, к черту, смирился. Так он еще и… Том, ты педофил? Ты что с ним сделал?! Том, ты больной, вы братья! РОДНЫЕ!!! Ты его любишь?
Я х*ею. Это ж надо было так орать (Я аж постарался вспомнить, а лупил ли меня когда-нибудь папочка ремнем, начиная прикидывать, как эта картина будет смотреться сейчас), а под конец спросить спокойным, ровным, искренне заинтересованным голосом, сверля при этом таким взглядом, будто прикидывает, на сколько частей меня пилить, если ответ будет отрицательным.
Осторожно киваю. Вот, если б не любил, то точно влюбился бы в этот миг. Так, чисто из инстинкта самосохранения.
– Где-то у меня завалялся адресок одного петербургского дома. Квартиру никто так и не продал, в ней же еще Лилия прописана. Думаю, Билл с Элис остановятся именно там.
Не сразу до меня доходит, что именно пытается сказать отец. Наткнувшись на мои ох*евшие глаза, он тяжело вздыхает, устало трет переносицу, опуская взгляд, и задумчиво произносит:
– Я не одобряю такие отношения, но видеть ваши кислые лица еще хуже. Да и воспитывать вас обоих уже поздно. К тому же, Билл начал задумываться о том, чтобы вернуться в Россию насовсем. Элис поедет с ним. Да и я ребенка одного отпустить не смогу. А переводить в другую страну бизнес… короче, или ты летишь за ними и миришься с Биллом, или мне плевать, что ты сделаешь, но сам наворотил дел, сам их и исправляй, но чтобы привез мальчишку обратно, понял?
Ха, поблагодарить что ль тебя, папочка? Обломишься. Улыбаюсь и собираюсь уже сорваться с места, как отец меня тормозит.
– Адрес не нужен, так искать будешь?
Гордон поднимается и скрывается на втором этаже, спускается минут через пять, протягивая бумажку с парой строчек на ней и … Не верящими глазами рассматриваю вещицу, касаясь рукой и неуверенно, с каким-то трепетом забирая у отца… Медальон. Мой медальон, подаренный моим подкидышем. Раскрываю часы и сердце обрывается, падает, пускаясь вскачь.
– Билл смотрел на них постоянно глазами побитого щенка. Ну, я и отнес в ремонт, да отдать сегодня не успел, забыл.
– Ты даже не представляешь, что ты сделал. Спасибо тебе… папа. – Видали б вы лицо Гордона… Интересно, как скоро он в себя придет?
Теперь обязательно все будет хорошо. Я обязательно верну тебя, а ты меня простишь.
Эти часы отсчитывают время, которое мы вместе. И знаешь, Билли, они снова идут.
***
Пока гнал домой, матерился, на чем свет стоит. Это ж надо, какая «прекрасная» погода. Ветер в харю – я х*ярю. Дождь стеной, не видно ни хрена. Не хватало еще в аварию попасть. Билл, а ты придешь ко мне на могилку? Я бы на твоем месте пришел. И станцевал бы на костях. Обязательно.
Черт, я должен все исправить!
Свет фар пронзает воздух, когда я резко торможу у своего подъезда. Документы, деньги…. Вещи? Нах*й, там куплю, что надо.
Только уже подошел к подъездной двери, как сердце кольнуло и взгляд магнитом потянуло в глубь двора. Чертов дождь, не вижу…
От качелей отделяется хрупкая, черная фигурка, промокшая до самой последней ниточки души. Что?
***
POV Билл
Больно. Как же это больно. Я так мечтал коснуться розы. Мешал только купол, и я его разбил. Только подобрался слишком близко, и его осколки, кажется, вонзились в душу. Но я бы стерпел, все стерпел. Я ведь думал, что смогу изменить тебя, Том. Ты же что-то поменял во мне, я же тебе так доверял… Но роза осталась розой. Красивая, синяя, холодная, с шипами. А я в эту розу влюбился.*
Мне было больно. Больно от твоих слов и от того, что я не мог тебя видеть. Я сбежал. Ты прогнал и теперь не собирался приходить за мной, как было раньше. И вообще приходить в этот дом. Дом твоих родителей, что стал для меня очередным приютом. Так странно, я, видимо, нигде не найду себе место. Я чужой. И здесь тоже. Я не могу смотреть в глаза тете Алисе, мне кажется, она все знает. Знает, что мы с тобой… Мне стыдно. Я хочу домой, но у меня этого дома нет. Только в России, пустая квартира, и ни души в ней, чтобы принять и согреть. Я не могу так, не могу быть один, без семьи… Мне страшно. А ради тебя я эту семью предал. Что мне теперь делать, Том?
Самолет не улетел. Погода не позволила, и рейс отменили. Тетя поехала домой, злая. Она, наверное, будет опять ругаться с дядей Гордоном. И тебе тоже влетит, Том, когда решишься заявиться домой. Это на меня она, почему-то, не злится. Наверное, видит, что я такой… Тоже разбитый. Я хочу к тебе, Том. Это и есть любовь? Ты сделал больно, я тебе не нужен, но без тебя не могу. Ты говорил, что, если захочу, сделаешь исключение для брата. Как бы так заложить уши, чтобы не слышать слов. Я скучаю по твоим рукам. Ты единственный, чьи объятья меня не пугают. А тебе они не нужны. Но, пожалуйста, в последний раз, Том, а потом я уеду, улечу. Навсегда.
Ключи остались дома, еще когда ты прогнал меня, я их забыл. Дома… Твою квартиру мне так хотелось называть своим домом, но, увы.
Дождик, так холодно, а в душе пусто. Где ты, Том?
Шум дождя пронзает визг шин. Машина. Но за пеленой не видно, твоя или нет. Поднимаюсь с качелей и подхожу ближе. Да, это ты. Уже подбежал к подъезду, но, почему-то, обернулся. Какое-то время вглядывался в мой силуэт, а после рванул и за пару мгновений оказался рядом, прижимая меня к груди. Ты такой теплый, но дождик слишком сильный, ты тоже промокнешь, Том.
Тащишь меня к подъезду, не отпуская от себя, обнимая. Отходишь только, ворвавшись в квартиру, и то, дойдя до ванной, возвращаешься с полотенцем, начиная вытирать мои волосы. Глупо, Том, я весь насквозь, до сердца промок и дрожу. Только не понятно, от холода ли, или от того, что ты здесь, рядом, так близко, обнимаешь, вытираешь и ворчишь что-то про «безмозглых детишек, которым жить без воспаления легких надоело».
*(от автора: «А мышки плакали, кололись, но все равно жрали кактус». Простите, не удержалась!:) Непривычно вести повествование от лица Билла, а вот Том что-нибудь похожее точно ляпнул бы…)
Глава 47
Глава 47.
POV Билл
Дальнейшее – как в тумане. Кто, что, когда и как начал – не помню, не понимаю.
Это не поддается описанию и настолько невозможно, что даже в памяти отпечаталось частями, урывками.
Вот Том еще вытирает мои волосы полотенцем, что-то бормоча себе под нос. Миг – и тишина, а мы смотрим друг друга в глаза, не отрываясь. И вот мы уже в ванной. Спину обжигает ледяной кафель, из душа льется горячая вода, но даже она кажется еле теплой, по сравнению с телами, по сравнению с Томом. Он целует, нежно, горячо, страстно, властно, пьяно. Я словно пьяный. Мысли путаются в голове, тело не слушается. Руки, губы. Его. Везде. Я растворяюсь в нем, он заполняет меня. Нежно, больно, хорошо, невозможно! Так нельзя. Я не могу! Не могу дышать, думать, не чувствовать. Быть с ним и отказать ему. Нет сил. Абсолютно. Но сейчас… Он рядом, со мной, во мне, и тело тянется к нему, срастается, словно мы едины. И не важно, что плитка все еще ледяная, а ноги устали цепляться за его спиной. Не важно то, что потом он опять меня прогонит. Не важно, что я снова уйду, сбегу, уеду, улечу. Даже то, что я опять вернусь. И сколько раз это будет повторяться. Не важно, сколько раз он разобьет меня, а после мы будет срастаться и склеиваться вместе.
А что важно? Я не понимаю даже, имеет ли значение то, что происходит сейчас. Или то, что я его люблю. Не понимаю, что он шепчет мне сорванным голосом. Я задыхаюсь. Душе больно, а телу хорошо. Невыносимо. Горячо, жарко, слишком, я сгораю, мы взрываемся, я…
Кажется, я теряю сознание…
***
POV Том
Жарко…
Малыш вырубился еще в душе, я вынес его, вытер, одел в свою футболку и уложил на кровать, пристроившись рядом и притянув спящее, ни на что не реагирующее тело к себе на грудь, оплетая руками, прижимая как можно ближе. Словно боясь, что он сбежит, стоит мне его отпустить.
Если честно, я не понял, что и как случилось… Откуда он взялся? Почему мок под дождем? Разрывали эмоции, хотелось и обнять, и наорать, ругая за беспечность, и на коленях молить прощения, и клясться в чувствах, и накормить его, в конце концов!!! Мой маленький, худенький, такой тонкий и прозрачный, и мокрый насквозь. А потом я посмотрел ему в глаза и… Все потеряло смысл. Только он. Его тихие стоны, вкус его тела и губ. Сладко, горячо, жарко…
Я проснулся от того, что мне было жарко. Жар исходил от безвольного тела в моих объятьях. Коснувшись поцелуем влажного лба, понял, что у моего мальчишки жар. Сухие губы, рваное дыхание, невнятное бормотание и обжигающе горячая кожа. Так страшно мне не было еще никогда.
В панике я кинулся к телефону, но обнаружил, что все номера были на старой симке, а звонить отцу или матери… Как-то резко захотелось жить. Но в памяти телефона обнаружился новый номер, под кодовым именем «Мальвина». Крис, и когда только успел записать? Не важно!
Гудки в трубке раздавались мучительно долго, но, в конце концов, сменились сонным таким голосом, в хрипе которого угадывались слова. Цензурными были лишь предлоги. М-да, даже Густ со своим получасовым монологом переплюнут. Милашка Кристи всего за пару минут выдал столько нового и содержательного мата, что я бы даже восхитился, если бы не был так взволнован и издерган. Оборвав тираду, выпалил все, что наболело, точнее, что заболело. Билл заболел. Спасите, помогите, что б*ядь делать???? Кристиан, выслушав меня и уточнив, что случилось с подкидышем, назвал меня мудаком, напомнил, что я болел прошлой весной и в аптечке у меня остались какие-то жаропонижающие (Ну, да, я болею редко и крайне недолго, так что купленных лекарств всегда остается навалом, но Крис-то откуда это знал?), приказал дать Биллу таблетки (Попросив не переусердствовать с дозой) и ждать утра, потому что сейчас еб*нные четыре часа ночи, все аптеки закрыты, люди спят, а разбуженные – горят желанием убивать. Сообщив, что приедет утром, Мальвина отключился, не забыв послать меня на х*й, уже так, чисто для профилактики.
***
Билл бредил. Всю эту ночь. Таблетки не помогли, он метался по кровати, мученически стонал и всхлипывал временами. Я боялся отойти от него, боялся и обнять. Он не понимал, кто с ним. Стоило прикоснуться, как малыш начинал плакать и просил не трогать его, отпустить...
Мне было страшно. Безумно. Хотелось курить, но я не мог его оставить.
Утром приехал Крис. Прошло всего 4 часа с моего звонка, а мне казалось, что вечность. Билл успокоился совсем недавно, то ли лекарство подействовало, то ли вымотался. Сейчас он мирно спал, время от времени лишь хмуря брови. А я курил. Наконец-то. Курил, пока Крис выкладывал на стол кучу медикаментов и продукты. Отсыпав мне нужные таблетки, он послал меня к подкидышу, а сам принялся готовить куриный бульон.
Не хотелось будить. Чудо мое. Такой измученный. Но нужно, нужно лечить, чтобы ему стало легче.
Когда открылись мутные глазки, сердце защемило. Билл окинул непонимающим и испуганным взглядом комнату, заметив меня. Губы задрожали, он заплакал, а я не мог пошевелиться. Хотелось броситься, успокоить, прижать к себе, но было страшно вспоминать, как он вырывался сегодня в бреду. Билл позвал меня. И все, я не выдержал и, наплевав на все, кинулся на кровать и сгреб своего мальчишку в охапку, гладя, лаская, закрывая, защищая от всего мира.
– Том, мне казалось, что я там… Снова.. Так страшно, за что? Нет, Том! Я не хочу, мне больно, отпустите! Пустите меня! Я убежал. Я же сбежал. Том, я хочу забыть, я же забыл… Я не могу помнить, это больно…
– Все, малыш, тсс, все-все-все, я здесь. Ты со мной. Не отпущу. Успокойся. Все хорошо. Не бойся, маленький, прости меня. Прости, слышишь? Билли… Я люблю тебя. Прости…
Я гладил его, прижимая к себе, путаясь пальцами в черных, растрепанных волосах, укачивая, успокаивая и неся какой-то абсолютный, даже мне непонятный бред. Да я и сам не старался к себе прислушаться, просто нужно было что-то говорить, хоть что-то, чтобы трясущаяся мелочь в моих руках перестала плакать и дрожать. Билл тоже меня не слушал, мои слова… Лишь голос. Он успокаивался, постепенно начиная снова проваливаться в сон, а я, прежде чем он опять нас покинет, заставил его проглотить лекарства, бережно устраивая вновь безвольный скелетик на подушках.
Он не заметил. Я признался, а он не заметил.
Глава 48
Глава 48.
Всем «Привет»! Я за*бался.
Моя жизнь похожа на сказку. В ней есть две капризные принцессы, которые то и дело цапаются друг с другом, стараясь при этом вести себя как можно вежливее, и принц, на которого им насрать вообще. Нет, не принц, я чувствую себя конем. И даже не белым, а сереньким, как мышь… (Бл*, куда меня прет?)
Билл поправился (В смысле, выздоровел. Мне кажется, я этот суповой набор никогда не откормлю…). Как оказалось, болеет он тоже недолго (Но содержательно, я за две ночи его бреда чуть не поседел, нах). И как только он пришел в себя, сразу же попытался смотаться. Ага, хрен тебе, золотая рыбка. Объяснив строго и по существу (Вперемешку с признаниями и извинениями), что жить он будет у меня и, желательно, безвылазно (Блин, поводок захотелось приобрести, честное слово), смотался к предкам (Выслушав от матери, какой я «хороший», а от отца, как именно меня будут кастрировать, если я опять обижу Билла. Аргумент, что тогда он останется без внуков, не прокатил ввиду моей ориентации…). Забрав его шмотье (Искренне попытавшись ЗАБЫТЬ при этом шерстяного пида… Пушка!), окончил переселение народов (Какому мне Дьяволу помолиться, чтобы это было в последний раз?).
Жизнь потекла своим чередом. Я отвозил Билла в школу, неизменно бесился, забирая его и видя, как МОЙ подкидыш мило беседует со своими одноклассниками, улыбаясь им и позволяя девчонкам заплетать его волосы, а пацанам смотреть на него ТАКИМИ глазами, что… Так, убивать людей нельзя, Том, за это сажают.
В универе я тоже исправно появлялся (Иногда), видя там хмурого Густа, который не понимал, что происходит с его друзьями. Гео же молчал, всех игнорил и бухал, зависая в клубах и меняя девчонок, как перчатки. Кого-то он мне смутно напоминал…
Дома… А вот дома было веселее всего. Билл меня не отталкивал, но и не верил. Я задолбался его убеждать, что хочу быть с ним. Что был не прав и хочу исправиться, но он не верил. Не верил тому, что я вдруг воспылал к нему чувствами. П*здец, товарищи. Ладно, сам виноват, че поделать, но…
