Текст книги "Ядовито-розовая ручная граната (СИ)"

Автор книги: BeautifulFiction

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

Наконец, Шерлок уснул, расслабившись на его груди благодаря действию лекарств. Но даже тогда Джон не мог заставить себя прекратить прикасаться к нему, пропуская пальцы сквозь волосы или проводя по челюсти. Словно кожа и тепло Шерлока вызвали мгновенную зависимость. Он обнаружил, что гладит друга, не задумываясь, придвигаясь ближе в попытке ухватить еще одну ускользающую ласку.

– Что же ты со мной сделал? – прошептал Джон в тишине квартиры, облизнув губы, прежде чем обхватить Шерлока рукой вокруг плеч и положить ладонь так, чтобы ощущался уверенный, стабильный стук его сердца.

– А главное, что же мне теперь со всем этим делать, черт возьми?

_____________________________

Примечания переводчиков:

* Эпипен (Epipen) – одно из коммерческих названий шприца-ручки (автоинжектор) с дозой адреналина (эпинефрин). Используется для мгновенного введения лекарства, в т.ч. при анафилактическом шоке

** Холодный сухой ветер на юге Франции.

========== Глава 12: Пульсирующее Анданте ==========

Этот стук стал его проводником сквозь бессмысленные видения: краски и события, которым не было места в реальном мире. Он вел его вперед уверенно и неторопливо среди отчаянья, принося своим ритмом успокоение даже в моменты прорывающегося безумия.

Шерлок посмотрел на скорчившееся у обочины мертвое тело. Безликие полицейские, чья кожа туго обтягивала черепа, лишая их даже намека на человеческие черты, подняли головы и уставились на него невидящими глазами, когда он проходил мимо.

– Тело подброшено, это не случайный наезд, – сообщил Шерлок, но его, казалось, не желали слушать. Полицейские поворачивались к нему спиной, а он брел все дальше по лабиринтам лондонских улиц. Картина перед глазами дернулась и изменилась, и он оказался в доме, где провел детство, а потом вновь на Монтегю-стрит. Затем последовали видения университета: расплывчатые, почти стертые его стараниями из памяти, задержавшиеся лишь на самом краю сознания, но Шерлоку они были безразличны.

Это были не чертоги его разума. Возможно – то был мир, лежащий за пределами их разрушенных стен, или же лишь легчайшая дымка случайных воспоминаний, вторгшихся в его сновидения в неуклюжей попытке наполнить их красками, но пусть оттенки эти были болезненными и жуткими – угрозы в них не ощущалось. Чего ему было бояться, когда сквозь лабиринт его ясно и неуклонно вело ровное и отчетливое биение?

Шерлок никак не мог вспомнить, что могло бы служить источником подобного звука – вибрирующего и басовитого. Он следовал за этим зовом, шагая в ритме четырехдольного такта, пока не вырвался из объятий забытья, вновь проснувшись. Голова его покоилась на груди Джона, в ухе отдавался неутомимый стук живого и беспокойного сердца: предсердия и желудочки, вены, артерии, аорта – качающий кровь комок мышц подобно любовнику нашептывал Шерлоку свои тайны.

Ладонь Джона лежала на его голове, ласково охватывая ее ловкими пальцами. В ней не чувствовалось никакого усилия, попытки удержать на месте, только теплое и успокаивающее прикосновение. Но вторая рука куда более собственнически обнимала тело Шерлока, не давая ему скатиться с узкого дивана и наводя на мысли о не бросающейся в глаза силе и военном прошлом.

Видимо, в какой-то момент Джон сполз ниже, и теперь практически лежал на диване, вытянув ноги по обе стороны от Шерлока, в то время как тело его служило детективу в качестве своеобразного матраса. Подобное положение никак не могло быть удобным, и все же Джон остался, не желая оставлять спящего друга в одиночестве, хотя спокойно мог выбраться из-под него и уйти.

Еще одно свидетельство – если таковое требовалось – тому, что Джон не хотел находиться отдельно от Шерлока. Его обязанности в качестве врача закончились, но желание быть рядом не исчезло.

Уголки губ Шерлока приподнялись в улыбке, когда он почувствовал, как рука в его волосах на секунду слегка сжалась, а затем вновь заскользила в нежной и осторожной ласке. Быть может, подобное – когда тебя гладят, будто некое загадочное животное – должно казаться покровительственным, но Шерлок мог видеть истинную причину, стоящую за шелестящим движением пальцев по его голове. Джон хотел помочь и ничего не требовал взамен. Казалось, он просто получал удовольствие от того, что ему единственному дозволенно видеть друга таким: все-таки человеком.

– Ты не спишь? – голос Джона гулко завибрировал в грудной клетке, перекрывая пульсирующее анданте* его сердца и наполняя слух Шерлока особой, свойственной лишь ему модуляцией.

Сонно хмыкнув, Шерлок выпрямил ноги, потягиваясь всем телом и стряхивая ленивую истому. Он распрямил пальцы, сжимавшие выпуклый узор свитера, и провел ладонью вниз, до талии, пытаясь полностью сосредоточиться на лежавшем под ним человеке.

После стольких дней, когда его возможности управлять собственным интеллектом и вниманием были сведены к минимуму, он ощутил, что перепутавшиеся провода встали на место, цепь замкнулась, позволяя постепенно разгораться яркому сиянию прежних способностей. Словно прокатилась по иссушенной пустыне вода, пробуждая к жизни все, что дремало в ожидании ее прикосновения. Где были прежде свинцово-тяжелые мысли и темные глубины океана забвения, вновь зазвучала симфония логичных рассуждений. Более не разлаженный хор настраиваемых инструментов, но плавное течение гармоничной музыки: разум Шерлока вернулся, наконец, под его контроль.

Вырвавшийся у него вздох облегчения показался в тишине квартиры громким, и рука Джона, перебиравшая его волосы, замерла.

– Все хорошо?

Шерлок улыбнулся, поднимая голову и глядя на Джона.

– Я снова могу думать, – прошептал он, чувствуя благословенное отсутствие боли. – Все прошло.

– Совсем? – уточнил Джон, проводя большим пальцем по его затылочной кости, и Шерлок кивнул, наслаждаясь тем, что вновь можно двигаться без опасения.

– В голове немного… пусто, – Шерлок пожал плечами. Он уже давно к этому привык, мигрень всегда оставляла после себя странную опустошенность, но это все равно было бесконечно предпочтительней той визжащей и воющей боли, что так долго хозяйничала под сводами черепа.

Под его взглядом лицо Джона озарилось улыбкой, прогнавшей прочь последние тени тревоги. Искренняя радость сделала его как будто моложе на несколько лет, и Шерлок поймал себя на том, что изучает друга, впитывая все крохотные детали, как уже знакомые, так и новые.

Мигрень предоставила ему уникальный шанс посмотреть на Джона близко, как никогда, но во время приступа Шерлок не в силах был ни наблюдать, ни анализировать увиденное. Ему оставалось лишь делать простейшие, одномерные умозаключения о причинах волнения друга и о том, что им движет. Теперь же он мог разглядеть свидетельства всей сложности происходящего, так великолепно открытые его взору в изменчивых, живых признаках: от поведения Джона до следов, все еще сохранявшихся на его лице.

Взять хотя бы эту самую минуту. Джон остался с Шерлоком, пока тот спал. Само по себе это можно было бы истолковать как предупредительность, боязнь потревожить сон больного человека своим движением. Но руки его продолжали крепко и тепло обхватывать Шерлока, не заботясь при этом об оправданиях. Джон не сделал попытки встать, как только понял, что друг проснулся, и расслабленность его тела говорила о многом. Он не собирался никуда уходить, несмотря на всю интимность того, как они лежали.

Еще неделю назад подобное было немыслимо. Меж ними была граница, невидимая черта, которую ни один из них не решался переступить. Теперь же она исчезла, и Шерлок понял, что с трудом может вспомнить, как это – не быть так близко к Джону. Объятие было не чем-то мимолетным, не кратким жестом, призванным успокоить, но непрерывным объяснением… в чем? Влечении? Привязанности?

Все вместе. Ответ читался в мягкости черт лица и теплоте глаз друга. Привязанность различить было проще, ее Джон выказывал с большей готовностью, возможно считая, что Шерлок сочтет ее более приемлемой. Но желание вплеталось туда бронзовой нитью, и Шерлок мысленно перенесся во времени назад, в те мгновения перед погружением в сон, когда даже плотная джинсовая ткань была не способна скрыть спрятанный под ней неуклонно нарастающий отклик тела Джона.

Тогда Шерлок практически отмахнулся от этого, посчитав реакцией на действие тепла и небольшого трения; его куда больше интересовало облегчение, что давали его гудящей от боли голове руки Джона, чем происходившее у того в штанах. Теперь же он смотрел на это, как на еще один факт в копилку уже собранных – новую деталь головоломки, которую нужно рассмотреть со всех сторон.

Еще раньше, в больнице, было мгновение перед почти случившимся поцелуем, что Майкрофт прервал со своей обычной раздражающей эффективностью. Однако там, в залитой кислотным светом палате, было больше отчаяния и стресса, чем страсти. В состоянии эмоционального напряжения люди ведут себя по-разному. А Джон был напуган. И пусть разум тогда туманила болью мигрень, Шерлок задумался, не было ли то мимолетное проявление чувств, пусть желанное, всего лишь результатом расплывшихся границ, что были меж ними – действиями друга и целителя, не знающего, что ждет их дальше.

Теперь же причина его припадков стала ясна. Неизвестное получило определение, лечение было назначено, однако Джон по-прежнему был рядом, надежный и неизменный. Он не пытался ни воссоздать разделявшие их ранее барьеры, ни увеличить дистанцию, сведенную к нулю последними днями. Нет, он остался поблизости, терпеливый и сдержанный, как будто ждал, как поведет себя дальше Шерлок.

И здесь, в убежище квартиры на Бейкер-стрит, с разумом более ясным, чем был он все последние дни, Шерлок наконец почувствовал, что готов принять этот вызов.

С опозданием он осознал, что изучает лицо друга вот уже больше двух минут. Большинство людей столь пристальное внимание смутило бы, и они скорее предпочли бы опустить глаза и отвернуться, а еще лучше – уйти вовсе, но Джон, похоже, привык к подобному: он не дрогнул, не отстранился. Напротив, его рука все так же продолжала размеренные движения от шеи Шерлока вниз к лопаткам, талии, пояснице, скользя по шелковой ткани, чтобы потом повторить все снова.

Джон не сводил глаз с лица Шерлока, и тот с легким проблеском удовольствия понял, что друг, временами умудрявшийся проглядеть очевиднейшие из улик на месте преступления, смотрит на него тем же все замечающим взором, каким с такой готовностью награждал людей он сам. Мелькнула краткая мысль о том, что же именно сможет увидеть Джон: все те же физиологические признаки влечения, вероятно. Другой вопрос, сможет ли он их верно истолковать. Как бы ни было Шерлоку неприятно признавать это, Майкрофт верно отметил: Джон не отличался проницательностью.

Что ж, возможно следует подать более очевидный сигнал: быстро проверить свои предположения, прежде чем он безрассудно ввяжется в то, что может оказаться совершенно провальным экспериментом.

Пусть Шерлок и не пользовался ими так уж часто, приемы соблазнения работали на инстинктивном уровне. Постоянное изучение вопроса лишь помогло отшлифовать их, и хотя опыт его в этой сфере был ограниченным, Шерлок отдавал себе отчет в воздействии невербальных сигналов. Как же просто было управлять окружающими, заставляя их плясать под свою дудку – достаточно только верно улыбнуться и бросить многообещающий взгляд. С Молли он проделывал этот трюк чуть ли не при каждой встрече.

Но с Джоном ему не нужно было притворяться. Тщательно срежиссировать действия – возможно, но лишь для того, чтобы прощупать почву. Он был практически убежден, что прав в своих предположениях, что все подмеченные им детали в сумме сводятся к одному – желания Джон испытывает те же, но там, где раньше Шерлок привык наблюдать уверенность, теперь он видел колебания. Это никак не соотносилось с прежним поведением друга в любовных вопросах. Джону Ватсону можно было подобрать множество определений, но «застенчивый» точно было не из их числа. Так почему же он просто не скажет все в открытую?

Нет, с этим требовалось разобраться.

В груди Шерлока кружили, смешиваясь в летучую взвесь, азарт и неуверенность, когда он наклонил голову вправо. Движение выставило напоказ длинную шею, и он позволил напряжению проступить во взгляде, прежде чем многозначительно посмотреть на губы Джона, а затем снова ему в глаза.

Знак слишком явный, чтобы Джон мог его упустить, и по спине Шерлока прокатилась теплая дрожь, стоило голубым глазам друга потемнеть еще сильнее, а зрачкам – расшириться в неверном освещении комнаты. Дыхание Джона замерло в груди – как будто ударилась о прутья клетки, прежде чем вылететь из нее, птица – и сорвалось с губ нерешительным: «Шерлок?»

Никогда и никто прежде, произнося его имя, не вкладывал в него столько смысла: не раздражение, не возмущенный окрик, но мягкая, глубокая надежда, переплетенная с неверием, как будто друг боялся, что все истолковал не так. Вопрос и просьба, смешавшиеся в одном слове, и сердце Шерлока застучало вдвое быстрее, когда показался, проводя по губам, кончик языка Джона: гипнотизирующий росчерк розового.

Воздух сгустился, завибрировал от магнетической, притягивающей силы, что была уже так знакома Шерлоку. Они с Джоном, задыхающиеся после очередного преследования, на пике восторга, неумолимо вовлекаемые на орбиты вращения друг друга. Но столкновения так и не происходило, все заканчивалось на все том же жарком и тяжелом взгляде, что накалял сейчас пространство между ними.

Только сейчас не было никакой погони – не бурлил в крови адреналин, чье влияние так легко принять за влечение, и не было упоения от очередного прохода по лезвию ножа между жизнью и смертью. Были только они двое и ощущение, как обжигающая, бурлящая вероятность того-что-может-быть неуклонно превращается в реальность.

– Шерлок… – повторил Джон пересохшими губами, и отчаянье сделало его хриплый голос едва слышным. В нем звучало напряжение, и Шерлок поерзал, чувствуя под животом, прижатым к бедрам Джона, уплотняющийся выступ, который становился все заметнее, и в лицо Джона бросилась краска, веки, дрогнув, закрылись, выдавая неловкость. – Я… это не из-за тебя…

– Разве? – детектив поднял бровь и оттолкнулся ступней от подлокотника, устраиваясь так, чтобы их лица оказались на одном уровне. Движение вызвало у Джона приглушенный стон, от чего у Шерлока пересохло в горле и обдало жаром кожу.

Джон вновь широко распахнул глаза, в которых бушевало пламя, и Шерлок наклонил голову, давая ему кратчайший миг на возражения, перед тем как стер последний разделявший их дюйм, поцеловав в губы.

Упругие мышцы под ним, прежде расслабленные и податливые, напряглись, закаменели, и на долю секунды Шерлок усомнился в своих выводах, подумав, что принял за влечение то, что проистекало из сострадания и беспокойства. Но в тот момент, когда страх уже побуждал отстраниться, Джон крепко обхватил его руками, удерживая, и приоткрыл рот, нерешительно проводя языком по изгибу его губ.

Легчайшее, будто пером, прикосновение: теплое, влажное и до невозможности соблазнительное, как будто Джон все еще никак не мог поверить в происходящее. Но с каждым мгновением он действовал все смелее. Стоило губам Шерлока разомкнуться в бессознательном, инстинктивном призыве, язык Джона тут же скользнул внутрь. Сильные руки обняли, сгребая в кулаки ткань халата на спине, словно Джон боялся, что Шерлок вдруг просто испарится. А тот не мог остановиться, гладил плечи, скользил ладонями по бокам, лихорадочно желая добраться до кожи, и не в силах отстраниться хоть на мгновение, чтобы это сделать.

Джон издал глубокий довольный звук, когда Шерлок принялся покусывать его нижнюю губу, бессознательно отмечая и запоминая все, от вкуса – чай, оставшаяся отголоском обеда нотка розмарина и естественный аромат самого Джона – до четких очертаний его рта. Оба все еще были одеты, разделены слоями ткани, как прежде, но Шерлок уже чувствовал, как переполняет его ощущение близости Джона – новое и столь захватывающее, что отчаянно заставляло жаждать большего. Джон смог сделать то, на что никто больше не оказался способен: там, где другие видели бесплодные земли, он бережно взрастил дружбу, а теперь с его помощью расцветало Вот Это.

По предыдущему опыту Шерлок помнил, что какая-то часть его разума все равно оставалась отрешенной от происходящего, занятая более важными и захватывающими размышлениями. Теперь же весь его мозг, без остатка, был поглощен ощущением находящегося под ним тела Джона, тепла его губ, его рук, что трепетно гладили по спине и перебирали волосы. Даже настолько простой жест казался до крайности интимным, жадный и одновременно полный заботы, опасный и все же надежный: невыносимое противоречие, заставляющее Шерлока вздрагивать в нетерпеливой жажде.

Бедра скользнули вдоль бедер, и с его губ слетел выдох, переплетаясь с приглушенным довольным ругательством Джона. Его желание не уступало желанию Шерлока – доказательство этого было бесспорным и явно ощутимым, посылая по всему телу волны электрических импульсов, от которых раскалялись нервы, тянуло в животе, и скручивалась у основания позвоночника тугая пружина.

– Я как раз надеюсь, – с усилием произнес Шерлок, прогнувшись и многозначительно толкаясь вперед бедрами, – что это именно из-за меня.

– Черт! – хрипло выдавил Джон, резко опуская ладони ему на бедра, и сжимая так, что после наверняка останутся следы. Руки его дрожали от напряжения, как будто он боролся сам с собой, разрываясь между стремлением хоть ненадолго отстраниться от Шерлока и прийти в себя и желанием притянуть его еще ближе и просто отдаться наслаждению. Шерлок не в силах был вспомнить, видел ли он хоть раз Джона таким: глаза потемнели, превратившись в колодцы зрачков, окруженные ярко-синей кромкой; друг покраснел, и губы его приоткрылись, когда он поднял на него взгляд. – Ты… я не думал, что…

– Заканчивай предложения, Джон, – пробормотал Шерлок, пытаясь скрыть улыбку, когда заметил, как вернулась к тому военная сосредоточенность – пусть по-прежнему затуманенная желанием, но уже не приправленная неверием. Прозвучавшие слова, к счастью, напомнили Джону, что хотя Шерлок может быть для него другом и даже куда большим, но в главном он не изменится никогда.

– Я не думал, что ты этого хочешь, – наконец смог произнести Джон, и складка залегла меж его бровей, когда он внимательно вгляделся в лицо Шерлока. – Богом клянусь, Шерлок, если это все какой-то ненормальный способ отблагодарить…

Тот не дал ему закончить предложение – наклонился, опустил голову и прервал поток слов, прижавшись к губам Джона и проведя по ним языком. Кого-то другого, в корне не похожего на Шерлока, подобные подозрения могли задеть, но он был достаточно умен, чтобы увидеть, что на самом деле скрывалось за неуверенностью. Может быть, Джон и желал этого, но он совершенно не ожидал такого поворота, а, кроме того, знал, как работает разум Шерлока. Знал, что тот вычисляет слабости окружающих, а затем оборачивает их себе на пользу. Да, опасения Джона были напрасны, но у него имелись для них все основания.

Наконец Шерлок отстранился буквально на дюйм, отметив, как бессознательно потянулся за ним Джон, не желая терять контакт, хотя они оставались совсем близко, соприкасаясь кончиками носов.

– Ты идиот, – ласково сказал он, глядя Джону в глаза, и с такого расстояния казалось, что их радужка заняла весь мир.

– Если ты считаешь, что я тебя не хочу, то ты точно ничего не замечаешь.

******

Как будто привычная Джону реальность сдвинулась, вывернулась из-под ног и окунула в сон. Шерлок лежал на нем тяжелым грузом, худой и длинный, как и ожидалось, но не был лишь безответным телом, объектом фантазии и ничего более. Джон чувствовал его эрекцию, зажатую между их телами, так близко к своей собственной, и то, как вздымается в прерывистых вдохах грудная клетка Шерлока. Подвижные, будто ртуть, глаза изучали Джона с безжалостным вниманием, а причудливо очерченные губы припухли от поцелуев, которым сам же Шерлок и положил начало.

Сколько раз мысленно Джон переносился в эту опасную зону, где они с Шерлоком оказывались близки, и вот все воплощалось в жизнь. Бо́льшую часть его существа, затерявшуюся в жарком потоке неконтролируемого и примитивного желания, не заботило как и почему, не волновало, что Шерлок может лишь играть с ним по каким-то своим, непонятным причинам. Главным было – касаться, добраться до обнаженной кожи и ласкать Шерлока, пока тот не потеряет рассудок, но внутренний голос, едва различимый за всем остальным, прошептал: «А что дальше?»

Когда пройдет этот порыв, Шерлок, вероятно, сможет вернуться к прежней жизни, где они лишь друзья и соседи, но Джон осознавал, что сам на такое не способен. Для него не был проблемой секс с малознакомыми людьми, если при этом не забывать о презервативе: там ничто не ставилось под угрозу, ведь ничего и не существовало. Но получить Шерлока на мгновение, и тут же отпустить он не сможет, а мысль о том, что тот желает большего, казалась слишком хорошей, чтобы в нее поверить.

Тому, что Шерлок хочет его здесь и сейчас, было множество свидетельств, их нельзя было не заметить, но Джон не раз видел, как тот может пустить слезу словно по щелчку тумблера в голове. Друг крайне редко терял над собой контроль, и теперь Джон поймал себя на том, что начинает сомневаться во всем и вся. В любом другом человеке подобные признаки однозначно свидетельствовали бы об искреннем желании, но сейчас все они вдруг показались неочевидными, и он прикусил губу, презирая себя самого за эту неуверенность. Джон желал этого, желал Шерлока, но хотел получить его всего целиком, а не надетую для соответствия моменту маску, но в том, что сейчас выйдет отличить одно от другого, он сомневался.

– Что я упустил? – хрипло спросил он, ослабляя хватку на бедрах Шерлока и проводя пальцами по остро выступающим твердым контурам, обтянутым плотью и скрытым тонким слоем ткани, от которой так легко было избавиться. Под руками чувствовались крепкие кости и мягкая впадина живота между ними, теплая и соблазнительная, и все тело ныло от желания перекатиться, подминая Шерлока под себя, и провести языком по этой сливочной коже. Какие бы сомнения ни терзали разум, тело было к ним глухо, и Джон стиснул зубы в попытке его приструнить. – Скажи.

Под настойчивостью последнего слова прозвенела скрытая мольба, и Шерлок приподнялся и сел, подогнув под себя ноги. Джон с трудом подавил в горле стон, ощутив себя все равно, что голым, стоило теплу тела друга исчезнуть – смешно, ведь он даже ничего с себя не снял.

Уж если на то пошло, Шерлок был куда более обнажен. Халат соскользнул с правого плеча, задержавшись на сгибе локтя, волосы растрепались; на щеке был заметен отпечаток вязаного узора свитера. Всего этого хватило, чтобы где-то на задворках разума Джона послышалось довольное собственническое ворчание, а Шерлок не делал и попытки привести себя в порядок. Он смело встретился с Джоном взглядом, сильный и уверенный, и вновь ставший сам собой.

В глазах не было и следа боли, их не туманило страдание, а был лишь тот разум, что способен разобрать мир на составляющие. Губы, покрасневшие и припухшие от поцелуев, сложились в хорошо знакомую гримасу под названием «от проявления чувств мне неуютно». Джон видел ее не раз на местах преступлений, когда детектив общался со всхлипывающими свидетелями или не пришедшими в себя пострадавшими. Однако теперь в ней не было высокомерности, выражения «я-выше-этого». И не было отвращения, лишь нечто, что Джон – увидь он подобное на чьем-то еще лице – счел бы неуверенностью.

Шерлок сидел на его ногах, положив на них ладони и проводя большими пальцами по внутреннему шву джинсов, как будто запоминая ощущение. Легчайшее прикосновение, но его хватало, чтобы эрекция Джона – пусть теперь, когда Шерлок отстранился, ее было немного легче игнорировать, – оставалась все такой же смущающе очевидной под плотной тканью.

– Шерлок, – напряженно повторил Джон, понимая, что друг не собирается ему отвечать. – Скажи, что я упустил.

Пальцы Шерлока замерли на мгновение, перед тем, как он поднял глаза, снова встречаясь взглядом с Джоном.

– Я хотел, чтобы ты был рядом, – наконец сказал он, холодным и собранным тоном, как будто объяснял очередную скучную цепочку рассуждений. – Ты, и никто иной. Ненавижу, когда меня видят таким… неспособным даже думать, – последнее слово Шерлок практически прорычал и кивнул на дверь в спальню, закрытую и безучастную. Но Джон понял, что дело не в самой комнате, а в том, что в стенах ее все еще витали воспоминания о мигрени. – Как только я стал достаточно взрослым, я начал гнать от себя людей. Не хотел, чтобы меня видели таким беспомощным: ослепшим от боли и ничего не соображающим, не в силах управлять собственным разумом!

Джон сел, не обращая внимания на то, как тянет мышцы ног, обхватил Шерлока за плечи – левое – укрытое шелком, правое – гладкая кожа и прочная кость, – и крепко сжал их, качая головой.

– Ты мучился, Шерлок. Неужели ты всерьез считаешь, что кто-то станет хуже о тебе думать из-за того, что тебе больно?

– Люди вообще не думают, – возразил Шерлок. Мрачный взгляд, брошенный им на Джона, потеплел. – Мамуля и Майкрофт беспокоились, конечно же, – родственные обязательства – но помочь ничем не могли. Мы… в нашей семье не в ходу…объятия и прикосновения, а от их беспомощности становилось только хуже. Врачей я терпел, потому что они были нужны, их забота заключалась в том, чтобы лечить, а не жалеть; но остальных держал на расстоянии.

Джон опустил глаза, но прежде чем смог отстраниться или ответить, Шерлок продолжил объяснять, говоря с каждым словом все быстрее.

– Тебя же я не просто терпел. Я хотел, чтобы ты был рядом. Я сам тебя об этом попросил, – он сказал это само собой разумеющимся тоном, как о самой очевидной вещи, и сердце Джона сжалось, когда он понял, что в устах Шерлока подобные слова значат куда больше, чем может показаться.

– Почему? – наконец спросил он, не в силах удержаться.

– Потому что я нуждаюсь в тебе, – Шерлок произнес это, закрыв глаза, как будто не говорил, а бросался на меч – словно сама попытка озвучить такое обходилась ему куда дороже, чем Джон мог представить. – Ты – тот, в ком я выбрал нуждаться.

Джон втянул воздух, чувствуя, как со щелчком становятся на места разрозненные, рождавшие неуверенность и сбивавшие с толку, кусочки мозаики, составляя, наконец, единое целое. На этот раз Шерлок ошибался: Джон все видел, и в последние дни он только и занимался тем, что размышлял, что же означает принятие его Шерлоком в той ситуации, когда, по словам Майкрофта, всех остальных он ранее отталкивал. Он просто не решался истолковать все происходящее в таком смысле.

Стремление Шерлока не было чем-то невольным, рожденным беспомощностью, тягой страдающего, испытывающего боль человека, готового принять помощь от любого. Это было целенаправленное, осознанное решение. Шерлок выбрал его – выбрал Вот Это – и сделал последний шаг, открывший новый путь их отношениям.

Молча, он смотрел на собственные руки, все еще сжимавшие плечи Шерлока, пока тот продолжал слегка поглаживать его бедра. Шерлок не отводил глаз, напротив – смотрел открыто и прямо, и не было в его взгляде ни насмешки, ни настороженности человека, оказавшегося на неуютной ему территории чувств. На лице не было наигранности – лишь та искренность, что обязательно требовала взаимности.

Мягко потянув, Джон привлек его к себе, не обращая внимания на ноющую от неудобного положения спину. Слова застряли в горле, бесполезные и невысказанные, закрученные эмоциями в клубок, настолько тугой, что Джон сам не понимал, как получается не задохнуться. Он объяснил все, не произнося ни звука, прижавшись жадно и крепко к губам Шерлока в ясном и однозначном ответе.

Да.

Он почувствовал, как легкая дрожь удовольствия пробежала по телу Шерлока, и пусть тот прижимал Джона к дивану, сидя на его ногах и возвышаясь над ним, не было никаких сомнений в том, кто именно задает тон. Джон вел, а Шерлок следовал, возвращая движения языка и слабые укусы, и изредка отстраняясь с влажным, слегка непристойным стоном только лишь затем, чтобы снова припасть к губам Джона, как будто это было единственным источником, дававшим ему силы.

Проворные пальцы пробрались под свитер, от прохладного прикосновения к разгоряченной коже Джон вздрогнул, и у него перехватило дыхание. Это ощущение – ладони Шерлока на талии – не должно было казаться настолько эротичным, но вместе с тем в нем было нечто большее: обещание дано, они связаны друг с другом. В нем не было призрачности поцелуя. Во сне ведь не бывает ни мозолей от струн скрипки, ни неуверенной дрожи.

И именно это прикосновение – легкое, но многообещающее – как ничто другое убедило Джона в реальности происходящего. Как будто щелкнула кнопка, превращая так долго желаемое в действительное – Шерлок в его объятиях, наклоняющийся в поцелуй за поцелуем, в то время как сам он тянулся ему навстречу. Все было беспорядочно и неловко, и Джон стремительно терял голову, растворяясь в ласках Шерлока и ощущениях кожи и шелка под пальцами.

Халат Шерлока сполз уже с обоих плеч, собравшись у локтей и каскадом свешиваясь с дивана. Джон гладил его руки и грудь, задев твердые соски и заставив Шерлока охнуть от удовольствия, а потом скользнул по подтянутому животу к уходящей под резинку пижамных штанов дорожке волос.

Осторожно, Джон опустил руку на ткань, обхватывая, и хищно улыбнулся, когда у Шерлока вырвалось его имя, и тот дернулся всем телом, прогнувшись и вжимаясь в его ладонь, горячий и крепкий.

К несчастью, диван был слишком узким, а кожаная обивка – чересчур скользкой. Колено Шерлока поехало в сторону, и только быстрая реакция Джона спасла их от болезненного приземления на пол – он схватил Шерлока за руку и откинулся назад, потянув за собой и не давая свалиться.

При виде мелькнувшего на лице Шерлока недоумения у него вырвался тихий смешок, тут же угасший, застрявший в горле, стоило только их взглядам встретиться. Расплавленное серебро глаз друга сменилось предгрозовым сумраком с проблесками зелени, легко различимой с такого близкого расстояния. И если оставались еще хоть какие-то сомнения в его искренности, все они развеялись при хриплых звуках голоса, произнесшего одно единственное слово.

– Спальня?

Все, отсюда пути назад не будет. Джон мог чувствовать, как покачиваются мгновение весы и опрокидывают их обоих в неизбежное, и был счастлив этому падению. Губы его изогнулись в улыбке, когда он встретился глазами с Шерлоком, позволяя тому разглядеть и проанализировать все свои чувства, и смог выдавить ответ напряженным от желания голосом.