Текст книги "Мы, аристократы - 1 (СИ)"

Автор книги: Бастет Бродячая Кошка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

  – Мистер Филч? – Я подошёл к старику и положил ладонь ему на руку выше локтя, привлекая его внимание. – Мистер Филч, я всё понимаю... не огорчайтесь вы так... Мистер Филч, вы – человек зависимый и ничем не не виноваты. Всё равно кому-то поручили бы это сделать. А с этим... – я мотнул головой на зеркало, – ...я еще разберусь, не сомневайтесь.

  Старик горестно посмотрел на меня.

  – Вы... так молоды, мистер Поттер...

  В комнату вбежала миссис Норрис и с тревожным мявом стала тереться о ноги старика.

  – Вот видите, мистер Филч, наша славная киса говорит то же, что и я, – улыбнулся я попыткам старой кошки растормошить старика-хозяина. – Вы идите, мистер Филч, и ни о чём не тревожьтесь. Обещаю, я с этим разберусь.

  Филч помешкал, но всё-таки ушёл, а я остался наедине с зеркалом. Прочитать, для чего служит этот артефакт, было детской задачкой, а если учесть жест Филча, она была непосильной только для очень тупого ребёнка. Даже без пера и пергамента я смог прочитать надпись на верхней части рамы зеркала задом наперёд.

  "Я показываю не ваше лицо, но ваше самое горячее желание."

  Еиналеж – значит, Желание. Выходит, человек в зеркале являлся самым моим горячим желанием? Я вообще ощущал себя очень хладнокровным, мои желания не были неподвластными мне и никогда не брали надо мной верха. Если у меня и были какие-то сильные желания, они были не горячими, а холодными.

  Я полагал, что больше всего мне хотелось поскорее стать совершеннолетним, вступить в права родового наследства и утереть нос Дамблдору, но ничего этого почему-то в зеркале не отражалось. Вместо этой, безусловно, порадовавшей бы меня картины там отражался некий человек.

  Хотя, если задуматься... я был бы очень непрочь узнать, кто я такой и кем я был до пробуждения в теле маленького Гарри. Неужели...

  Я встал перед зеркалом и стал рассматривать незнакомца. Нет, никого он мне не напоминал и его внешность ничего мне не говорила. Разве что его серая поношенная роба вызывала у меня ассоциации с тюрьмой. Если это всё-таки был прежний я, вряд ли я тогда уделял своей внешности слишком много внимания – как и сейчас, впрочем.

  Ну ладно, посмотрели, и хватит. Для чего-то это зеркало служило ещё – не рассчитывал же тот, кто мне его подкинул, что я буду пялиться в него целую вечность? Я попытался вызвать у себя другие желания, но получалось плохо. По большому счёту я относился спокойно почти ко всему на свете, и из зеркала на меня продолжал глядеть тот же самый человек.

  Дверь легонько приоткрылась, и в комнату вошла миссис Норрис. Она глядела то на меня, то на дверь и выразительно мяукала. Точно, до отбоя оставалось минут пятнадцать и я как раз успевал без спешки дойти до своего общежития. Я взял заботливую кису на руки, приласкал её, поблагодарил и занёс Филчу, пожелав заодно старику спокойной ночи. По пути я размышлял, на что ещё способен этот артефакт и что ещё можно с ним попробовать.

  Недели две я хоть и не каждый день, но регулярно заглядывал после ужина к зеркалу и пытался управлять своими желаниями. Ничего не получалось, и я каждый раз задерживался там до отбоя, о чём мне вовремя сообщала верная миссис Норрис. Наконец мне пришло в голову зарисовать лицо этого человека – возможно, таким образом я выведу его из-под настойчивости зеркала. Да и при случае будет что показать, если вдруг пригодится.

  Идея осенила меня прямо у артефакта, и я сбегал на факультет за пером и пергаментом, надеясь успеть до отбоя. Рисовать я не умел, но улучшенная модель самопишущего пера под моим руководством превзошла сама себя и нарисовала довольно-таки похожий портрет. Я убрал перо и собрался уходить, размышляя, как получше спрятать на себе рисунок, но тут вдруг скрипнула входная дверь.

  Меня аж передёрнуло. Человека в зеркале не видел никто, кроме меня, а портрет – вот он, на табуретке, которую я принёс сюда из кухни. Всё что угодно, только бы рисунка никто не увидел, неужели придётся комкать?! Я уже занёс было ладонь над листком, как человек в зеркале протянул руку к отражавшемуся там пергаменту на табуретке – и листок с портретом исчез у меня из под руки.

   Табуретка была пуста, а человек в зеркале стоял с моим пергаментом в руке. Я оглянулся на дверь и увидел миссис Норрис, пришедшую предупредить меня об отбое. Уфф, ложная тревога...

  – Ладно уж, давай его сюда, – всё еще пребывая в отрыве от реальности, обратился я к человеку в зеркале. Человек положил пергамент на прежнее место, и тот снова появился передо мной на табурете.

  Миссис Норрис удивилась внезапному появлению листка, подошла к табуретке и привстала на задние лапы, чтобы заглянуть в него. От доброй кисы у меня секретов не было – помимо прочих её достоинств, кошки не разговаривают – и я повернул пергамент так, чтобы ей был виден портрет.

  – Видишь, киса – это и есть моё заветное желание, – сказал я ей, демонстрируя рисунок. Когда она нагляделась, я аккуратно свернул пергамент в трубку и убрал в карман к волшебной палочке, а затем поблагодарил миссис Норрис как обычно: – Спасибо, что не забываешь обо мне, идём...

  Я взял её на руки и отнёс Филчу, пожелал ему спокойной ночи и ушёл. Мои исследования наконец-то сдвинулись с мёртвой точки.

  И действительно, теперь зеркало перестало быть навязчивым. Оно по-прежнему начинало процесс отражения с этого человека, но если у меня получалось внушить себе другое желание, зеркало перескакивало на него. Мне удалось увидеть в нём старинное издание книги с полным описанием боевых заклинаний, Миллисент, самостоятельно разобравшуюся в расчёте эфемерид Меркурия, и введение меня в права наследства в банке Гринготс. Впрочем, во время последней процедуры размер моего наследства мне так и не показали.

  Мои эксперименты с зеркалом закончились в середине декабря, незадолго до рождественских каникул. Как обычно, после ужина я проведал Филча и явился в комнату с зеркалом, а там на моей табуретке обнаружился Дамблдор.

  С привычным автоматизмом я опустил взгляд к полу, краем глаза наблюдая за директором. Тот осанисто выпрямился на табуретке и возгласил:

  – Гарри, мальчик мой! Филч всё-таки показал тебе это зеркало, хотя я категорически приказал никого не подпускать к нему! Ты уже понял, что оно делает?

  Что ему ответил бы маленький Гарри? Какое заветное желание было у малыша?

  – Да, сэр... Оно показывает мне моих родителей... – виноватым голосом пробормотал я.

  – Ты догадался, что именно оно показывает каждому?

  – Да, сэр, на нём написано. Самое заветное желание.

  – Да, Гарри, – величественно произнёс Дамблдор. Какой актёр в нём умер... вернее, умрёт. – Оно показывает нам самое глубокое и отчаянное желание, идущее из самой глубины нашего сердца! Ты увидел там своих родителей, а Драко Малфой, например, увидел бы, как он выигрывает матч с Гриффиндором. Но это зеркало не даёт нам ни знания, ни правды. Многие люди погубили своё будущее, простояв перед ним свою всю жизнь вместо того, чтобы жить своей жизнью. Ты понимаешь это, мой мальчик?

  – Да, сэр...

  – Поэтому я завтра же перепрячу это зеркало в самое надёжно охраняемое место Хогвартса, а ты забудь про него и начинай жить своей жизнью. Вокруг столько всего увлекательного, а ты не отходишь от этого зеркала! Вот я, например, в твоём возрасте был таким сорванцом, что если взрослые говорили, что мне куда-то нельзя, я непременно залезал туда. Ведь там наверняка спрятано что-то интересное! А ты у нас герой, тебе вообще не пристало быть робким.

  – Да, сэр.

  – Иди погуляй, а сюда больше не ходи, мальчик мой, – отечески ласково попросил меня из комнаты Дамблдор.

  – Слушаюсь, сэр...– у меня вдруг мелькнула занятная мысль. – А сами вы что видите в этом зеркале, сэр?

  – Себя, мой мальчик, себя – и толстые вязаные шерстяные носки у себя в руках. Вязаных шерстяных носков никогда не бывает слишком много. Книги мне дарят многие, а тёплых носков мне не дарит никто.

  – Вам повезло, сэр, у вас такое лёгкое желание. На вашем месте я оставил бы Хогвартс и учился бы вязать носки.

  Шёл декабрь, приближались рождественские каникулы. Окрестности Хогвартса занесло белым пушистым снегом. Преподаватели проводили контрольные опросы и практические работы, ученики с нетерпением ждали каникул. Небо затянуло тяжёлыми тучами, и практику по астрономии временно отменили. В теплице чуть не помёрзли наши зачётные посадки за первый семестр. Снейп свирепствовал. Профессор Квиррел весь издёргался и потощал, больше всего напоминая покойника трёхдневной давности, умершего от голодовки. От него тянуло странным запахом, перебивавшим даже запах чеснока. Если Квиррел и прежде заговаривался на уроках, то теперь он нёс натуральный бред про зомби и вампиров, предположительно означавший способы защиты от тёмных искусств. Я не записывал бы за ним, если бы знал, где ещё можно вычитать такую бредятину.

  Незадолго до каникул Хагрид расставил по банкетному залу двенадцать огромных ёлок. Наряжали их профессора МакГонаголл и Флитвик – основная ударная сила школы в трансфигурации и волшебстве. МакГонаголл создавала ёлочные игрушки прямо из осыпавшейся хвои и мелких веточек, а Флитвик развешивал мерцающие разноцветные огоньки как по ёлкам, так и по всему залу. Тем же способом профессора украсили стены фонариками и омёлой – и в зале стало празднично.

  На каникулы разъезжались все слизеринцы, кроме меня. К себе меня приглашал Драко Малфой, но я заметил, что он зовёт меня нехотя – должно быть, с подачи отца – и отказался. Малфой не настаивал. С Ноттом мы очень сдружились, но Тед меня с собой не звал – видно, он и сам чувствовал себя у родственников лишним.

  Гермиона тоже уезжала. Несмотря на то, что теперь и Нотт стал её другом, наши с ней дела она ему не выдала. В тех редких случаях, когда ей было что сообщить мне, она назначала мне встречу письмом через совятник, привязывая его к своей сове, чтобы оттуда его доставили домовики. Про Фламеля она ничего не нашла и очень от этого расстраивалась. Пришлось утешать её, сказав, что может, этого человека и приплели к интриге потому, что он ничем не прославился и о нём ничего не проверишь. Но отговорить Гермиону от поиска я не смог из-за её незыблемой веры, что если на свете что-то где-то когда-то существовало, об этом обязательно было где-нибудь написано.

  Пора было задумываться о рождественских подарках. Сам я был равнодушен к подобным знакам внимания, но этикет требовал. Гермионе я знал что подарить, кроме поздравительной открытки – новейшую улучшенную модель самопишущего пера, такую же, какой я записывал лекции и рисовал портрет. У меня как раз было одно запасное, а у Гермионы, как я заметил, перо было самое простенькое.

  Поздравительные открытки также требовалось разослать всем слизеринцам, с которыми у меня отношения были теплее нуля. То есть, всем однокурсникам, кроме Забини, которого раздражал сам факт моего существования, Митчелу Грею и Россу Форбсу со второго курса, подружкам-выпускницам Карин Гилрой и Джолин Флойд, которые иногда брали на себя роль моих мамочек, а также всем девчонкам с первого по третий курс включительно. Этим нужно было посылать одинаковые открытки, потому что если вдруг оказалось бы, что я выделил или обошёл вниманием одну из них, я за свою спокойную факультетскую жизнь не дал бы и ломаного пенса.

  За открытками я послал в Косой переулок Хедвиг, нагрузив её запиской к продавцу и кошелёчком с парой галеонов. Сложнее было с подарком Нотту. Я представлял, что могло бы понравиться Теду, но у меня самого не было никакой возможности выбраться из Хогвартса за подарком, а привлекать для этого Малфоя-старшего – не тот случай, лорд Малфой меня просто не поймёт.

  И тут я вспомнил о Филче, у которого были знакомые закупщики в магловской Англии. Предварительно переговорив со стариком, я выписал список названий научно-популярных книг, которые у меня уже были, прихватил к нему десяток галеонов и попросил накупить для меня книг такой же тематики, понадеявшись, что среди них найдутся подходящие. Завхоз выполнил мою просьбу за два дня, и в объёмистой стопке, которую он мне вручил, нашлись и книги, пригодные для подарка другу.

  Филчу я тоже собирался сделать подарок. Открытку для старика я купил вместе с остальными, но мне хотелось порадовать его чем-нибудь ещё. Для покупок мои возможности были слишком ограничены, но я умел кое-что другое, и у меня возникла одна задумка.

  Накануне Рождества я оделся потеплее и отправился в Запретный лес. Я не собирался отходить далеко от опушки, но обнаружилось, что нужные мне ёлки растут глубоко в лесу. Заходить туда считалось опасным, особенно по ночам, но сейчас был день, и я без происшествий нашёл пушистое колючее деревце. С помощью Секо я срезал с ёлочки букет веток, подыскал в окрестностях ещё несколько сучков и засветло вернулся в гостиную.

  Там на диване сидел Снейп. Я поздоровался с ним и собирался пройти мимо него в спальню, но меня остановил жёсткий возглас декана:

  – Где вы ходили, Поттер?!

  Я обернулся к нему и не самым довольным тоном спросил:

  – Простите, профессор?

  – Я спрашиваю, Поттер, где вы сейчас были?

  Да какое его дело, где я сейчас был?

  – Профессор, где бы я сейчас ни был, я не делал там ничего предосудительного, клянусь честью, – сказал я. – Вас устраивает такой ответ?

  – Нет, Поттер, не устраивает. Вы были в Запретном лесу, а туда ученикам ходить запрещено.

  Откуда ему известно, за мной вроде бы никто не следил...

  – С чего вы взяли... – я тем временем осматривал себя на предмет подозрительных чар. – Мерлин, следилка!

  Снейп вскочил и схватил меня за плечи, уставясь мне в глаза. Его чёрный бездонный взгляд, казалось, проникал мне в мозг...

  Хотя почему "казалось"? Именно проникал. Мой мозг отреагировал на вторжение быстрее, чем я это осознал. Секто! Эффуджо!

  Я вдруг вспомнил ментальные техники работы с памятью. Вторжение в чужую память называлось легилименцией, а защита собственной – окклюменцией. Все эти техники были невербальными и использовали специальные приёмы. Существовало также заклинание Обливиэйт, заставлявшее человека забывать свои воспоминания, но оно не действовало на тех, кто был защищён от легилименции, потому что чужое воспоминание нужно было увидеть, чтобы перекрыть доступ к нему.

  Секто вызывало белую режущую вспышку, которая ослепляла вторженца и затирала то немногое, что он успевал увидеть. А Эффуджо – эта хитрая ментальная защита была моим собственным изобретением. Как я до неё додумался, я не помнил, но знал это наверняка. Представьте себе систему прямоугольных клиньев с упругими зеркальными стенками, обращенных остриями к нападающему и оставляющих неприкрытыми только самые простые и незначительные воспоминания. Зеркальные блики, в которых отражается оставшаяся снаружи чепуха, мешают нападающему сосредоточиться, с гибких и гладких стенок соскальзывают любые усилия по их проламыванию, а силовое воздействие, попавшее между кольями, пропускается насквозь. И самое ценное в этой конструкции – она не требует почти никаких затрат на противодействие, поскольку сама по себе неприступна.

  Это только дуболомы воздвигают в своём сознании каменные стены. И ломятся в них такие же дуболомы.

  Оправившись от неожиданности, я стоял и наблюдал, как декан тщится проломить мою защиту. Лицо Снейпа исказилось от напряжения, глаза сощурились.

  – Может, хватит, профессор? – предложил я Снейпу. – Спросили бы добром – я бы и так вам ответил.

  Декан отвёл взгляд. Его пальцы разжались и выпустили меня, плечи обмякли. Он зажмурился и потряс головой. Я догадывался, почему – у него рябило в глазах от бликов Эффуджо.

  – Я о вас же забочусь, Поттер, – хмуро сказал он, отдышавшись. – Сейчас в Хогвартсе никого нет, вы всё время один. С вами что угодно может случиться.

  – В самом безопасном месте после Гринготса?

  – Вы уже сталкивались здесь с троллем, Поттер. Ладно, добром вас спрашиваю – что вы делали в Запретном лесу?

  – За еловыми ветками ходил, – я раскрыл бумажный пакет и продемонстрировал Снейпу ветки и сучки. – Филчу хочу подарок сделать.

  – Из этого?

  – А трансфигурация на что?

  – Поттер, вы просто мешок с сюрпризами. Давайте, мы с вами добром договоримся, что куда не надо вы больше не полезете?

  – Можно подумать, я оттуда не вылезаю... С чего бы вам заботиться обо мне, профессор? Я скорее предположил бы, что вы сами мечтаете свернуть мне шею.

  – Нет, не мечтаю. Как оказалось, маленьких детей я не ем. Так вы даёте мне слово, Поттер?

  – Нет, профессор. Я не хочу нарушать его. Зря я и так никуда не лезу, а если понадобится, полезу везде, где сочту нужным.

  – Как вы разговариваете со своим деканом, Поттер!

  – Честно и относительно вежливо.

  – Я могу устроить вам неприятности, Поттер.

  – Из Хогвартса меня не исключат, потому что за Мальчиком-Который-Выжил нужен надзор. Остальное меня не волнует.

  – Верю, Поттер. Ну и что мне с вами делать?

  – А со мной надо что-то делать? Учусь я нормально, дисциплины не нарушаю – по крайней мере, в этом меня еще ни разу не застукали. Сегодняшняя ваша следилка не в счёт, этот номер у вас дважды не пройдёт. В жизни факультета я участвую. Что вам ещё надо?

  – Вы не всё знаете, Поттер. Я стараюсь защитить вас.

  – Знать всё я просто по возрасту не могу, хотя вы можете сообщить мне всё, что поможет моей безопасности. И я не вижу никаких причин для того, чтобы вы меня защищали. Ведь не за красивые же глазки, профессор?

  Снейп промолчал. Я увидел, что он смертельно побледнел.

  – Я могу идти, профессор?

  – Идите.

  В спальне я положил пакет с ветками на стол, оборвал следилку декана и проверил на наличие следилок остальные свои вещи. Все мои мантии в шкафу были помечены маячками, которые я тут же уничтожил, больше никаких посторонних чар не обнаружилось. До каникул я ежедневно проверял свои вещи на посторонние чары и иногда даже кое-что находил, но сейчас почти все школьники были в отъезде и я расслабился. Как оказалось, зря.

  Я мастерил подарок Филчу и размышлял. Теперь мне стало понятно, из-за чего я так опасался встретиться взглядом с Дамблдором. Тем не менее, глядеть в глаза Снейпу я прежде нисколько не опасался, равно как и остальным преподавателям. Означает ли это, что о ментальных способностях Дамблдора я уже знал?

  И какие теперь последствия могут ожидать меня от Снейпа? Моя прежняя память просыпалась только в пределах конкретного события, поэтому мне оставалось неизвестным, где, когда и долго ли я обучался ментальным техникам. Но меня не оставляло смутное чувство, что это достаточно тонкое и редкое умение, которому нужно было долго обучаться и которого не предполагалось у малолетнего ребёнка. Если Снейп владел ментальными техниками, он наверняка это знал, а он даже не спросил меня, откуда у меня это. Даже если сейчас он был слишком ошеломлён, он еще должен до этого додуматься. Хотя... про мои умения в зельеварении он тоже промолчал.

  У меня получился славный новогодний букет из еловых веток, в резной деревянной вазочке, с крохотными яркими игрушками, огоньками и серебряными блёстками. Вызвав домовика – на этот раз ко мне явился Тибо – я отдал ему букет с открыткой и велел поставить их Филчу на стол. Вечером я отправил хогвартских сов на рассылку открыток и подарков, а завтра наступало Рождество.

  10.

  Утром на тумбочке меня ожидала горка рождественских подарков. Я начал разбирать их. Сначала светская часть, чтобы не получилось так, что кто-то прислал мне открытку, а я ему нет. На этот случай у меня лежало несколько лишних открыток, но, как оказалось, я правильно определил своих адресатов. Была открыточка и от Филча – надеюсь, ему понравился мой подарок.

  Закончив с открытками, я перешёл к подаркам. Верхним был свёрток, упакованный в коричневую обёрточную бумагу, на которой корявым почерком было написано "Гарри от Хагрида". В свёртке оказалась деревянная грубо вырезанная дудочка. Я представил себя эдаким буколическим пастушком среди овечек и подул в неё. По спальне разнеслось нечто среднее между волчьим воем и совиным уханьем. Бедные овечки...

  Под свёртком была упаковка с коробкой шоколадных магловских конфет от Гермионы. Как только соберусь к Филчу, захвачу их с собой. Ещё ниже лежала другая плоская упаковка, но в ней обнаружились не конфеты, а старинная книга от Нотта. Я снял с неё обёртку и прочитал название – "Стихийная боевая магия". Тед, ты настоящий друг!

  В самом нижнем пакете, потоньше и побольше остальных, оказалась тонкая и шелковистая серебристо-серая тряпка. Я развернул её и расправил перед собой на руках – длинный плащ с капюшоном, почти невесомый. Чувствовалось, что это очень ценная вещь, возможно даже зачарованная. Я накинул плащ на себя – и всё, что он прикрывал, исчезло из вида. Плащ-невидимка. Однако...

  В первый миг я не представлял, кто мог мне это подарить, но даритель выявился быстро. К плащу прилагалось письмо, написанное узким крючковатым почерком.

  "Твой отец перед смертью оставил это мне на хранение. Пришло время передать это тебе. Используй эту вещь с толком."

  Я представил себе в красках, как проходила передача на хранение. Поттер-старший, которому тогда был двадцать один год, работал аврором на выездах. В военное время. То есть рейды по врагу были для него обычным делом. И вот, значит, мой отец берёт эту абсолютно бесполезную для него вещь – ну зачем ему невидимость в рейдах, зачем? – является к автору письма и говорит: "Слушай, друг, я тут завтра умирать собрался, а ты возьми эту тряпку и присмотри за ней, чтобы она у меня случайно жене с сыном не досталась." И, разумеется, на следующий же день на его семью случился налёт, а в доме уже не было плаща, которым можно было прикрыть жену с ребёнком и спасти их.

  Стиль узнаваем. Ну кто ещё у нас способен на такое бесстыжее враньё, кроме нашего обожаемого директора?

  Но вещь могла пригодиться, и я проверил её на демаскирующие заклинания. Чисто. Наверняка у здешних стен есть глаза и уши, иначе даритель позаботился бы о маячке. Значит, одного этого плаща будет мало, к нему потребуется не менее чем Крипто окулюс магика, чтобы полностью скрыть объект под плащом от наблюдателей Хогвартса.

  И всё-таки, чего директор хочет от меня добиться, если не пожалел для меня такого ценного артефакта? Судя по всему, моя гибель ему пока не выгодна. До конца опекунства ещё шесть лет, в течение которых можно запускать лапу в сейф Поттеров, а наследником Дамблдор не является. Похоже, он не потерял надежду воспитать меня так, чтобы я сам отдал ему всё родовое имущество, да еще и уговаривал взять. Кроме того, ему нужен герой. Ему нужен флаг, под который он привлечет к себе сторонников.

  Значит, Дамблдор пока не хочет моей смерти. Он продолжает начатое десять лет назад и делает из меня своего ручного героя. Под это мне и был подарен плащ-невидимка. Видно, директор надеется, что под плащом я смелее полезу в комнату с цербером. Или что мне так будет удобнее нарушать школьные правила и я рано или поздно на что-нибудь нарвусь. Тогда он лично меня отмажет, а я окажусь в зависимости от него и буду вынужден подчиняться его воле.

  Обед сегодня был праздничным. На столах громоздились десятки жареных индеек, горы жареной и варёной картошки, огромные блюда тоненьких сосисок, всевозможные соусы в соусниках – и всё было украшено затейливыми поделками из цветной фольги. Я удивился бы такому расточительству, если бы не знал о зачарованных кладовых, где готовые блюда неограниченно долго оставались такими же, как их туда поставили. Остающееся после пиршеств мясо шло на салаты, закуски и сандвичи, волшебным существам, которых держали в подвалах школы, тоже требовалась еда, да и сотне домовиков нужно было чем-то питаться. Остатки и объедки выносили в Запретный лес для подкормки животных – и в конечном итоге всё рано или поздно подъедалось.

  Большинство учеников разъехались на каникулы, поэтому за столами Хаффлпаффа и Равенкло сидело человек по пять. За гриффиндорским столом было многолюднее, там ёрзало по стульям не менее десятка учеников, среди которых выделялись четыре рыжих головы Уизли. Преподавательский стол был в полном составе, посреди которого величественно возвышался Дамблдор в соломенной шляпке с цветами. За слизеринским столом сидел я один.

  Сидеть в одиночестве за полностью накрытым праздничным столом на шестьдесят персон – то еще испытание, но меня такое положение забавляло. Я ощущал себя на театральных подмостках, разыгрывающим сценку "обед аристократа". Не спеша, дотошно соблюдая все тонкости застольного поведения, я поел горячего, дождался десерта, затем встал и ушёл по-английски, не прощаясь. Эти пьяные морды за преподавательским столом должны были проследить, чтобы ученики не попадали в подобное положение, но раз уж оно сложилось, неловко должно быть не мне.

  После обеда я устроился у себя в спальне и стал читать боевую магию, подарок Нотта. В книге оказалось много полезного, причём большую часть её содержания я не знал. Вернее, с основами и общими принципами стихийных боевых заклинаний я-прежний был знаком, но чтобы свободно пользоваться конкретными заклинаниями из книги, требовались тренировки.

  На уроках волшебства заклинания разучивали в той же аудитории, где профессор Флитвик читал лекции. При ней не было даже зала отработки заклинаний. Такие ценные боевые приёмы, как зажечь огонёк на палочке, заставить противника плеваться слизнями или превратить его голову в тыкву, особых предосторожностей не требовали. Дуэли преподносились как состязания волшебников в том, кто кого лучше отбросит, ослепит, оглушит, в худшем случае парализует или превратит в какую-нибудь мелкую дрянь – но чтобы ни-ни, никаких членовредительств. Если где-то в Хогвартсе и был боевой зал, ученикам его не показывали.

  Сначала я подумал, не спросить ли мне про подходящее помещение у Филча, но затем вспомнил, что некоторые здесь роются в чужих головах как в собственных, а старик-сквиб совершенно беззащитен перед магами. Раз теперь у меня есть плащ, я и сам смогу не привлекая внимания побродить по школе и исследовать все её уголки, а заодно и поэкспериментировать с защитой от наблюдения. Точно, сегодня же ночью надо будет сделать вылазку – а пока я валялся на кровати и набирался знаний, попутно заучивая росчерки стихийных заклинаний с палочкой в руке.

  На ужин я пошёл, обвязавши плащ-невидимку на талии у себя под мантией. Затем я заглянул к Филчу, чтобы поздравить старика лично, посидел с ним немного и пошёл от него не в банкетный зал, а в другом направлении. Там по коридору были кладовые, жилища домовиков и наконец комната с зеркалом, но я не помню, чтобы коридор дальше обрывался. Если мне всё равно, откуда начать поиск, то почему бы не отсюда...

  Для начала я накинул на себя Крипто окулюс магика, чтобы сделаться невидимым для магической слежки. Если этого заклинания недостаточно, а я заберусь не туда, я быстро это узнаю. Пока я шёл без плаща и был виден как физический объект – время и место не были запретными для моей прогулки. Позже прикроюсь, когда действительно нужно будет скрываться. Каждую боковую дверь на пути я проверял на наличие защиты, а затем заглядывал внутрь – мне попадались только свободные кладовые, залежи давно не востребованного хлама и пустующие каморки домовиков. Чуть дальше мне встретилась развилка, одно ответвление которой шло в прежнем направлении, другое сворачивало вниз.

  Я колебался с выбором. До отбоя оставалось немного, значит пора доставать плащ. Можно было полезть сразу в подвал, где наверняка найдётся много чего неизвестного первокурснику, но, может, лучше было обойти сначала ближние коридоры, чтобы сразу осмотреть их и исключить из поиска. Я почти уже выбрал верхнее направление и стал разматывать с талии плащ, как меня остановило громкое требовательное мяукание. Вслед за мной бежала миссис Норрис.

  – Да знаю я, что скоро отбой, – присел я к ней, когда она остановилась передо мной, и почесал её за ушком. – Мне тут нужно кое-что найти, ты не против, если я ещё погуляю?

  Миссис Норрис легонько мявкнула, в её тоне послышалось явственное согласие.

  – Спасибо, кисонька... – я погладил её напоследок. – Иди тогда по своим делам, а я по своим.

  Но кошка не уходила. Она обошла меня и остановилась в проходе, ведущем вниз.

  – Туда нельзя?

  Миссис Норрис мявкнула, сделала несколько шагов в проход и приглашающе обернулась ко мне.

  – Я должен идти сюда? – поза кошки была слишком очевидной, чтобы ошибиться – миссис Норрис приглашала меня следовать за ней. – Подожди, плащ надену.

  Я стал невидимым, но старую кошку это не смутило. Она бежала передо мной, ощущая моё присутствие по звуку и запаху. Мы куда-то углублялись, петляли – я и не думал, что под Хогвартсом всё так накручено. Наконец миссис Норрис развернулась мордочкой к стене и снова приглашающе мяукнула.

  – Сюда? – удивился я. – Миссис Норрис, это же стена!

  Кошка пристально поглядела в мою сторону – и вошла в стену. Я последовал в точности за ней и тоже прошёл насквозь. Это оказалась качественная иллюзия.

  Короткий проход был очень узким, чуть шире плеч крупного взрослого мужчины. В конце оказалась крохотная комната на несколько моих шагов вдоль и поперек. Там не было ничего, кроме кровати у дальней стены. На кровати лежал человек.

  Миссис Норрис подошла к кровати, уставилась на человека, затем обернулась ко мне и мявкнула – вот, мол. Я тоже подошёл и поглядел на лежавшего.

  Чёрные волосы с сильной ранней сединой, длинное бледное лицо, тёмные бессмысленные невидящие глаза... Серая поношенная роба, такая же, как в зеркале. Я стоял рядом с ним, но он даже не заметил меня, лежа с отсутствующим взглядом и изредка моргая. На его лице не отражалось ничего – трупы, и то выглядят осмысленнее. Полная пустота, живое растение.

  Человек из зеркала...

  Я перевёл ошеломлённый взгляд на миссис Норрис. Кошка мявкнула, вложив в интонацию сразу и подтверждение и вопрос – "ты же это искал?".

  – Спасибо, киса... – машинально произнёс я, всё еще находясь в прострации. Сейчас я не думал, кто такой этот человек и кем он мне приходится – слишком для меня невероятен был сам факт его существования, да еще здесь, в Хогвартсе. – Как же так...

  Я смотрел и тупо привыкал к факту, что этот человек существует. Что это значило, я не знал. Что с этим делать, я не знал. Я был слишком потрясён, чтобы думать и чтобы строить предположения. Старая кошка сидела рядом, обернув лапки хвостом.

  – Миссис Норрис... – я и прежде замечал, что она слишком умна и понятлива для кошки, а сейчас тем более не мог видеть в ней только животное. – Мисис Норрис, мне нужно запомнить сюда дорогу от моего общежития, короткую и удобную. Мне придётся сюда вернуться. А если вдруг я её забуду, ты ещё раз проводишь меня сюда, ладно?