Текст книги "Поцелуй Валькирии. Школьные годы Кэтрин Реддл (СИ)"

Автор книги: Астромерия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

– Третий вопрос: хотя бы раз в жизни ты серьезно думала о том, чтобы сделать зло? После девяти лет… – я вспомнила о Долохове. И решилась:

– Я думала о том, чтобы сделать зло. Я хотела отомстить человеку, убившему мою маму. На моих глазах. Я считаю, что это желание не нарушало долг валькирии нести добро.

Валькирии удовлетворено кивнули, посовещались. Валькирия из Италии, сестра Федерика, одна из молодых членов Совета, посмотрела мне в глаза, проверяя мою готовность к испытанию и правдивость моих слов…

– Встань на колени и закрой глаза. Будет больно. Но если ты выдержишь – станешь валькирией, – я послушалась, почувствовала удар по щеке. Похоже было на то, что ее порезали раскаленным железом. Больно, мучительно больно… Но бывает еще больнее, валькирия принимает на себя любой удар. Больно, хочется плакать. Но я должна вытерпеть. В ушах звенела клятва, мысленно я повторяла ее, с трудом сдерживая слезы боли.

“Мне может быть больнее, еще больнее”.

А щеку жгло огнем…

– Не откажусь… – это вырвалось вслух. Не откажусь от миссии, ради которой стала валькирией – нести жизнь, нести свет и тепло, если могу помочь. Даже перед лицом смерти. Это даже не часть клятвы – это образ жизни.

Иногда к жжению щеки прибавлялись легкие уколы в ладони рук – битый хрусталь, он растворяется в наших руках. Но тем не менее лицо горело, хотелось нырнуть в ледяную воду, а вместо этого я знала, что вокруг десять женщин, которые не дадут мне даже открыть глаза. Если бы я была здесь без свидетеля – я могла бы сойти с ума от этого ощущения – такое уже случалось… Наконец все закончилось.

– Проверишь свои способности? – издеваются? Моя единственная мысль – охладить порез на щеке. Проверю позже. Я помотала головой в знак отрицания. – Хорошо. Тогда держи и помни – с этого дня ты валькирия, тебе подвластно само время. Но ты хранишь его во имя добра… И бережешь жизни тех, кого в силах спасти. Любой ценой, – я знала значение этих слов. Если есть выбор – жизнь валькирии или жизнь человека, не являющегося валькирией – мы должны спасти человека, отдать дар. И потом умереть. Не передав дар, уйти из жизни нельзя… – Разбив маховик, ты вернешь время к последнему моменту, о котором думала. Разобьет не валькирия – мир ждет катастрофа. Отныне и до конца своих дней ты не вправе отказаться от своей миссии. Мы навестим тебя, когда будет нужно. А сейчас нам пора, – надев мне на шею маленький золотистый маховик, они улетели. Я села на пол, думая, что делать с щекой. Мантия исчезла, но я знала, что она будет лежать в дормитории. Поэтому о ней не волновалась…

– Больно? – присел рядом со мной Северус. Я не могла заставить себя мысленно называть его иначе, ощутив внезапный упадок сил после неожиданного посвящения. Зачем оно нужно было раньше, я представления не имела, но докладывать о своих намерениях вообще не было характерной чертой Совета. Как правило, все происходило с точностью наоборот и валькирию о поручении или еще чем-либо оповещать не слишком-то торопились.

“Нет, ему я не должна показывать свою слабость. Не надо ему знать, что я сейчас чувствую, я не люблю, когда меня жалеют”.

– Нет, все нормально… Они садистки, хорошо хоть при свидетеле, – все же вырвалось у меня. – Без свидетеля валькирия на испытании может, скажем так, тронуться умом… Самое противное – я сама себе рану исцелить не могу, а кровь идет… – это было правдой. Рану от удара Наставницы Аусме я себе не вылечила бы.

“Надо идти к мадам Помфри…”

– У меня наверняка есть что-то, что поможет. Идем… – Снейп помог мне встать, я уже хотела поблагодарить и отстраниться. Но почувствовала на губах легкий поцелуй. Первый поцелуй в моей жизни… И неважно было, что это с его стороны. С моей – я люблю его, действительно люблю. Поэтому ответила на поцелуй, не думая о последствиях.

– Так-так, опять застаю вас в обнимку и наедине… – насмешливо-ласково произнес в дверях Дамблдор. Северус вовремя отстранился от меня, я отступила на шаг, принимая невозмутимый вид. И странно – после поцелуя щека то ли прошла, то ли я ее не чувствовала. – Не иначе как у вас роман, а? А отработка – прикрытие. Так, Северус?

– Нет, – выдержке Снейпа можно было лишь завидовать, поскольку я сейчас надеялась только, что хотя бы не покраснею до ушей, – мисс Реддл прошла посвящение в валькирии, я был свидетелем, как вы знаете, и сейчас собираюсь оказать первую помощь…

– А мне сдается, что это любовь… Уединяетесь, все вечера вместе. Скрываете от всех, а от всех-то не получится! – я улыбнулась, кивнув головой.

– А как же! Мы же, можно сказать, друг от друга едва отлипли перед тем, как вы зашли! – Дамблдор рассмеялся. Я сказала правду, обратив ее в шутку и избежав таким образом скандала с моим отцом.

– Кэтрин, тебе может на завтра дать выходной? – внезапно спросил директор.

– Нет, не надо… Я могу посещать занятия завтра в мантии белого цвета? Так нужно. Это только на завтра! – получив разрешение, я вздохнула с облегчением. Значит, пропускать не придется, мне нельзя снимать завтра белую мантию.

– А теперь расскажи, что значит это посвящение для тебя? – посмотрел на меня Дамблдор. Я начала рассказ, стараясь не думать о поцелуе Снейпа. Хотя опьянение прошло и я уже задумалась о том, что он значит.

– Раньше я считалась не полноценной валькирией, а лишь ученицей. Фактически, я обладала способностями наиболее простыми – восстановление физических разрушений Песней валькирии, Окклюменцией – врожденной. Ни один маг не может прочесть мои мысли, если я того не хочу. За счет того, что я валькирия, поддерживается временное равновесие при повороте маховика времени Грейнджер. Но на мне это сказывалось тем, что мне постоянно было плохо. Теперь такие скачки времени я буду переносить легче, – Дамблдор внимательно слушал, Снейп не сводил с меня пристального взгляда. Но мысли его оставались для меня загадкой.

– То есть ты стала полноценной валькирией и твои способности увеличились?

– Ну да. Теперь я могу исцелять раны – физические и душевные. Колдовать без палочки и превращаться в сову, и полностью управляю временем в Англии. Могу остановить время, замедлить или ускорить его бег. Но теперь я несу ответственность за жизнь всех, кого в силах спасти. В первую очередь Гарри.

– А я слышал от твоей мамы про Поцелуй валькирии. Что это такое? Я тогда не очень понял… – я вздохнула. Нет, наказывать меня не будут, это не самая секретная тайна. Рассказать можно.

– Поцелуем валькирии называется наша уникальная и самая спорная способность. Раз в жизни мы можем воскресить, точнее, вернуть недавно умершего, с помощью поцелуя. В щеку, лоб, не важно. Хоть в руку. Но лишь раз в жизни. И есть много ограничений. Поэтому обычно она остается неиспользованной. Трудно решить, кто должен жить – вдруг нужно будет потом, а возможности не останется…

– Воскресить? Совсем или временно? – подал голос Снейп. – Как это действует?

– Совсем. Мы дарим этому человеку вторую жизнь… Шанс на вторую жизнь. Не просто так, конечно, есть кое-что, чем мы за это платим.

– А Розалина использовала эту способность? – я понимала, куда он клонит. Я знала правду. Но сказать не могла.

– Не знаю. Но думаю, не успела. Ее убили сразу после Лили. Извините, – мой взгляд упал на часы. Пять вечера. Пора надеть белую мантию и делать уроки, мне в восемь на отработку, – мне нужно уйти. – Я спустилась вниз, в подземелья Слизерина. Готовиться к учебному дню.

Дамблдор

Кэтрин скрылась внизу, я покачал головой ей вслед. Вылитая мать, даже не смотря на то, что она дочь Тома Реддла. В ней его упорство и тяга к знаниям. Но эта ученица одна из самых смелых студенток Хогвартса. Все чаще я задавал себе вопрос, права ли Шляпа, выбирая факультеты для некоторых студентов. Северус на редкость смелый человек, не лишенный благородства. Я, возможно, отправил бы его на Гриффиндор, узнав получше. Но окончил он Слизерин. Отчасти то же можно было бы сказать и про Кэт, но было бы странно, если бы прапрапраправнучка Слизерина училась на другом факультете. Хотя кто знает…

– Она создана, чтобы шокировать других людей и исчезать. Я все больше поражаюсь этой девушке… – хмыкнул Северус позади меня. Я повернулся к моему помощнику в борьбе с Лестрейндж.

– Северус, пройдемте к вам. Мне нужно с вами поговорить… – в его кабинете я продолжил: – а теперь скажи мне правду – что связывает тебя и Реддл? Для простой помощи во вставании вы стояли слишком близко друг к другу… – я не поверил ни одному слову Кэтрин и Северуса. Не просто так они обнялись, далеко не просто так.

– Нас связывает то, что я ее преподаватель и декан ее факультета, – сухо и коротко ответил Северус. Но все равно рано или поздно он себя выдаст. Однако лучше все же рано.

– Хорошо, допустим. А насчет того, что она тебя поражает… Ты не помнишь Розалину? Она была удивительной женщиной… Кэтрин похожа на свою мать, вот и все.

– Я не слишком хорошо знал миссис Реддл. Она окончила Хогвартс когда мы окончили первый курс. А когда мы окончили третий курс, она уже вышла замуж. – Северус сел напротив меня, как и всегда. Но на сей раз в его глазах не было обычного холода, они стали чуточку теплее.

“Все же он меняется…”

– Но, тем не менее, ты был с ней знаком. Я лично вас познакомил.

– Розалина была одной из двух людей, кто верил мне. Кроме вас, профессор. Я плохо знал ее, но очень уважал. И да, она была необычной, она была очень проницательной и доброй женщиной… – Снейп кивнул. Отлично, можно задавать наводящие вопросы.

– А разве Кэтрин не верит? Или она не видела Метку? Вам было бы полезно сотрудничать…

– Она видела, вчера. Я объяснил, но очень коротко. Кажется, она мне поверила.

– Почему бы не рассказать ей всю историю, Северус?

– Потому что я и сам не уверен, что продолжаю спасать Поттера из чувства вины перед Лили. Я стараюсь сохранить верность ее памяти, я люблю ее и эти годы, что ее нет… Но, думаю, Гарри я помогаю из чувства вины, а возможно даже и не вины, перед другим человеком. –

“Замечание номер раз – он назвал Гарри по имени, а не далее как недели две назад говорил, что «Поттер – исчадье ада», что он слишком похож на Джеймса и он, Северус, мальчика терпеть не может…”

– И перед кем же? – отправляя в рот дольку засахаренного лимона, спросил я, внимательно наблюдая за Снейпом.

“Не нравится он мне что-то. В последнее время…”

– Перед Кэтрин. Ее мама погибла там же и тогда же, что и Поттеры, – а обычно говорится «Лили и Поттер».

“Он что, и впрямь влюбился в Реддл?”

– Северус, я хочу задать вопрос. Немного не по теме… Но знаешь ли ты, что валькирия влюбляется только раз в жизни? И это у них, как правило, на всю жизнь… О так называемом «выборе»?

– Прекрасно знаю. И я понимаю, что вы хотите узнать, профессор. За почти два десятка лет я научился предугадывать ваши вопросы в процессе разговора, – неожиданно серьезно, но спокойно заговорил Снейп, поднявшись с кресла. – Но более того – я знаю выбор, сделанный для нее…

– И кто же это? – может, все не так страшно и это какой-нибудь студент.

“Снейп бывший Упивающийся смертью, Реддл его прибьет, если узнает, в кого влюблена его дочь. А смерть Северуса нам сейчас не нужна. В принципе она мне и так-то не нужна, а уж сейчас, в мирное время, тем более”.

– Ну а как вы сами думаете? – выждав с минуту, Северус понял, что отвечать я не буду. Но догадаться я уже догадался. Еще раньше, просто надеялся на лучшее. – Ее выбор – я… – прозвучали в тишине кабинета слова Снейпа. Худшие мои опасения оправдались… Хотя еще не все.

– В таком случае мне ее жаль. Любить того, кто заведомо любит другого. Это больно, я думаю, – я направился к выходу.

“Реддлу я не скажу, Кэтрин скажет сама, когда сочтет нужным…”

– Дело в том, профессор Дамблдор, что я сам не уверен в безответности ее чувств, – услышал я, выходя.

“По крайней мере, теперь я знаю правду. И, думаю, если будет надо – пойму что с этой правдой делать… А пока же… Пусть разбираются сами, конечно. Но присмотр им не помешает. Мой небольшой присмотр… На всякий случай”.

От третьего лица

А в то самое время, что Дамблдор поднимался к себе в башню, Снейп вспоминал те события, что были связаны для него с Реддл. Ее распределение, когда она попала на Слизерин, ее блестящие успехи по всем предметам. Кэт хвалили все учителя, он сам гордился такой способной ученицей. Ни разу за вот уже больше чем пять лет он не поставил ей отметку ниже «Превосходно». Потому что придраться ни в ответе, ни в работе, ни в зелье просто не к чему… Но ведь Грейнджер тоже учится вполне неплохо, однако ее он так не ценил никогда… Вряд ли валькирии ошибаются, скорее, они будут делать все для того, чтобы выбранный человек тоже любил валькирию. До пятого курса он считал ее умной, талантливой. Но она производила впечатление робкой, нерешительной и уж чрезмерно послушной студентки. А в этом году проявилась та черта характера, что так зацепила его внимание и влекла его к ней все сильнее – ее дерзость, импульсивность, эмоциональность.

Отчасти этим вниманием и вызвана была ее столь долгая отработка за не такую уж и страшную вину. Ему просто нравилось ее дразнить, вызывая на дерзость, и изредка язвить в ответ… Кэт внесла в его жизнь то, чего ему не хватало когда-то в детстве, да и теперь – огонь, эмоции. Она внесла саму жизнь…

Новая Кэтрин не могла не понравиться ему, но теперь, после поцелуя, он начинал отдавать себе отчет в том, как именно она ему нравится… Хотя чувство вины и привязанности к Лили Эванс мешало признать этот отчет правильным…

Снейп

В восемь Кэт, к моему удивлению, пришла на отработку. Воспоминания о поцелуе, который я даже сам от себя не ожидал, никак не хотели отойти на второй план. С этим поцелуем во мне воскресло что-то давно забытое или же заглушенное… Запах ее кожи – смесь мяты и шалфея, с какой-то примесью лаванды, до сих пор витал в воздухе вокруг.

– Кэтрин, я думал, что ты не придешь. Ты же не спала прошлой ночью, могла бы отдохнуть, – не решаясь посмотреть в ее глаза, я хотел ее отпустить. Но девушка была очень упряма. И твердо заявила:

– Я наказана, я буду отрабатывать. Что надо делать? – я вздохнул, определяя для себя, как поступить. Мне нужно было сходить к МакГонагалл, а потом я и намеревался отправить это упрямое чудо спать. Попросив, именно попросив, а не приказав, нарезать корни дьявольских силков, я ушел. И вернувшись через полчаса, невольно улыбнулся. Положив голову на руки, Кэт сладко спала. На губах играла легкая улыбка. И нетронутые корни на столе. Будить ее не хотелось – так нежно и беззащитно выглядела она со стороны.

“Но не нести же мне ее на руках в дормиторию… Во-первых, уже поздновато, девушки, скорее всего, спать ложиться собираются. А во-вторых, чем мне это объяснять?”

Через минуту таких размышлений я все же осторожно поднял Кэт на руки, но уложить надумал у себя.

“Завтра придумаю оправдательную ложь, но сегодня пусть спит. Я думаю, Дамблдор-то поверит, что неприличных мыслей в адрес Кэтрин у меня и в помине нет…”

Открыв дверь своей комнаты, я уложил «спящую красавицу» на кровать, поверх одеяла.

– Ммм, Римус, мне надо в дормиторию… – не открывая глаз, пробормотала Реддл, снова впадая в сон.

– Тише, спи, никто ругать не будет, – прошептал я, накрывая ее одеялом – в комнате было довольно прохладно. Белая мантия девушки сливалась с белой простыней, и на этом фоне ярко выделялись темно-каштановые пряди слегка вьющихся волос. Я вновь заметил, что она действительно красива, очень красива… Что в ее живом юном лице есть что-то притягивающее взгляд. Внезапно мне вспомнились строгие красивые черты лица Розалины… И невольно я отметил, что хотя они были очень похожи, Кэтрин отчего-то выглядела живее. И вновь я почувствовал прилив необъяснимой нежности к ней, ласково провел рукой по волосам. Словно по шелку. Давно уже я не касался волос живой девушки. Что-то значащей для меня, вот только что?

Мне вновь и вновь вспоминались те мелочи, что натолкнули меня на мысль о ее влюбленности в меня и потом укрепили их до твердой уверенности. Поначалу мне даже казалось, что это было блажью студентки, причислявшей себя к влиятельным людям магической Британии. Отец ведь – заместитель министра магии. Но сейчас я все больше убеждался, что это не так, что Кэтрин вообще никогда не было свойственно считать себя выше других, и фразу “мой отец”, которую просто обожал Драко, сын еще одного заместителя министра, девушка употребляла редко и исключительно в важном случае…

Мне все сильнее казалось, что ее чувства не так уж безответны, но признавать это я не спешил. Шестнадцатилетняя девчонка, школьница, молодая валькирия – Орден Сов, насколько я знал, занимается тем, что помогает людям. Бороться с магами, подобными Пожирателям, исцелять кого-то, может быть, они противостоят как Орден чему-то пострашнее Лестрейндж и ее компании. И я – уже прилично разменявший четвертый десяток лет преподаватель с весьма и весьма сомнительным прошлым. Я сомневался, что у этого есть какое-то будущее…

“Совет совершил ошибку”, – прозвучал в ушах ее голос. Для валькирии это было равносильно признанию в любви, если я правильно понимал, что означает “выбор”. Признанию, сделанному ей из-за обиды, боли, ужаса, быть может. Едва ли она контролировала, что говорит, когда выпалила это. И все же это было своего рода признанием с ее стороны. Осознание этого принесло мне странное осознание уже другого – те слова были мне приятны, хотелось почему-то услышать их при других обстоятельствах. Надлежало, наверное, все же разрешить складывавшуюся ситуацию, пока что-нибудь в ней не запуталось окончательно. Пока девушка, которую я, кажется, люблю, не наделала в силу своей молодости каких-нибудь глупостей.

Чувства образовывали запутанный клубок, с одной стороны которого оставалась Лили, все эти годы считавшаяся моей любимой женщиной, и даже я не допускал мысли о том, что вместо нее я полюблю кого бы то ни было еще. С другой стороны – Кэтрин, с которой в мою жизнь вернулся какой-то живой, реальный смысл. И тепло…

Улегшись на старенький диванчик – какое счастье, что я его отсюда не убрал! – я закрыл дверь на пароль, погасил лампу. И прислушивался к тихому легкому дыханию… Она крепко спала, изредка что-то бормоча во сне. А вот мне не спалось.

Но потом я все же уснул, проснулся через несколько часов от шума шагов. И услышал шепот Кэт.

– Слизерин… Лань… Лили Эванс… Ну какой у него пароль-то?! Может, имя матери или отца? А как их звали, интересно? – ясно, пытается открыть дверь.

– Не мучайтесь, мисс Реддл, не откроете, – улыбнулся я. – А разговоры сама с собой… Это ведь признак пугающий!

– А спать в комнате постороннего мужчины не пугающий признак? – обернулась Кэт от двери. Шепнула «Люмос»… Посмотрела на часы, – четыре утра?! Вы почему меня не разбудили? Потом опять накажете за то, что я ночевала не в дормитории?

– На этот раз нет, ты же не пытаешься меня связать. И потом, ты уснула на отработке, было уже довольно поздно. Я не хотел тебя будить… – Кэт тряхнула головой, распущенные волосы легли на плечи аккуратной волной.

– Быстрый прогресс… Днем вы меня целуете, ночью я просыпаюсь в вашей комнате. Вы издеваетесь надо мной, да?

– Отнюдь… – подходя к ней, я снова ощутил нежный запах ее волос и кожи. Аккуратно притянув к себе, обнял за талию и при свете свечи заглянул в глаза. В карих глазах девушки сейчас не было ни утренней злости, ни недавней еще обиды… В них светились совсем другие чувства.

– Тогда почему я здесь? И теперь до утра не могу уйти, – прошептала она, не пытаясь отстраниться, – что вы хотите?

– Потому что мне не хотелось тебя будить. И не хочется сейчас отпускать, – проводя рукой по теплой щеке, я сумел сдержать свои чувства. Но зачем скрывать отношение к ней? Она ведь платит мне взаимностью… Осторожно приподняв ее личико за подбородок, я вновь коснулся поцелуем теплых губ. И вновь на мой поцелуй был ответ… Тонкие руки обвили мою шею, на этот раз смелее. Но мой самоконтроль был непоколебим. Свои желания, даже вспыхнувшие столь внезапно, я мог удержать.

– А голову не мешало бы вымыть, – голос Кэт вернул меня в реальность.

– Вы напрашиваетесь на отработку, Кэтрин? Я сам знаю, когда мне мыть голову, – не выпуская ее из объятий, я улыбнулся. Она права, не мешало бы… Но сказано это было ласково, а мне нужно как-то оправдать свои встречи с ней. Отработка – один из способов сделать это. Точнее, лжеотработка. – Во втором семестре, две недели. В шесть вечера…

– Могу и попозже… Но вредный же ты! Почему так мало?!

– Я найду к чему потом придраться, – усмехнулся я.

– И ты ничего не хочешь мне сказать? – в глазах Кэт засветился лукавый огонек.

– Хочу… Но не уверен, что это своевременно.

– Твои действия уже говорят красноречиво… – теплый взгляд карих глаз. Я даже не помнил, были ли в моей жизни подобные моменты.

– Тогда скажу… – она хотела это услышать, я пересилил внезапное волнение – я в любви не признавался еще никогда, несмотря на свой возраст, – я… Я люблю тебя… – это произнеслось как-то само собой, подсознательно. Может быть, говорить о любви еще и рано, но она действительно значила для меня что-то светлое. Что-то, что можно было назвать влюбленностью. И…

– Не продолжай, – прошептали нежные губки, – это все, что я хотела услышать, и я могу не отвечать, ты и так все знаешь…

– Знаю. Когда тебя отпустить? Нам нельзя уходить отсюда вместе. Могут неправильно понять, – сильнее прижал я ее к себе.

– Когда будет часов семь, я скажу, что ночевала у Люпина… Вечером на отработку во сколько?

– В семь, я увеличу ее на час.

– Вредина! Мне уроки надо делать! – подхватив ее на руки, я вздохнул. Она моя студентка, но я, тем не менее, был сейчас счастлив…

– Возьми учебники с собой, я помогу. Тем более что от завтрашнего сочинения по Зельям я тебя освобождаю.

– Ммм, поблажки? А говоришь, любимчиков нет среди учеников.

– Любимчиков нет. А любимая есть… Но спать! Тебе завтра учиться. А мне учить… – отправив ее в постель, я до утра думал о том, что, наверно, это неправильно…

========== Сбежавший узник Азкабана (Кэтрин), Несостоявшаяся игра (Снейп), “Ловушка” по собственной вине” (Кэтрин) ==========

От третьего лица

Черный пес оглянулся на темное мрачное здание, оставшееся позади. В его голове мелькали отрывки прошлой, свободной жизни – Джеймс, Лили… Крестины и первый день рождения Гарри. Розалина Реддл, которая всегда тепло ко всем ним относилась… Кэтти, последний раз навещавшая его полтора года назад. Но в воспоминаниях она была маленькая, девятилетняя…

Сириус Блэк оглянулся в последний раз и зашел в воду. Собачьи лапы отчаянно боролись с течением, с холодной толщей воды, он отплывал за зону запрета на вольную трансгрессию. Потом он станет человеком и трансгрессирует в Годрикову Впадину. Он не боялся утонуть, он просто не мог погибнуть в тот день, когда наконец обрел свободу…

Кэтрин

С той ночи, когда я проснулась в комнате Снейпа, прошло две недели. За это время я привыкла к тому, что приходя на «отработку» в семь вечера, уходила не позже десяти. Но теперь вместо работы я делала уроки – те, что по той или иной причине не успевала сделать до ужина. И потом мы разговаривали. За это время я узнала о Северусе многое, о его детстве, учебе в школе. Оказалось, что он не чистокровный волшебник – его отец был маглом. Как и у моего папы. Иногда мне казалось, что ни с кем Северус так не откровенничал, как со мной. Я узнала, что его родители часто ругались, что он с нежеланием ехал домой на каникулы. И единственным светлым пятном его летнего отдыха была Лили. Первые курса три. Но странно – я не ревновала его к Лили, возможно потому, что он говорил о ней с гораздо большим равнодушием, чем прежде. Хотя порой в его голосе при этих воспоминаниях звучали тепло и грусть.

Я знала, что на третьем курсе он едва не стал жертвой Римуса. И в какой-то степени это объяснило мне его неприязнь к Мародерам. Но я твердо решила помирить его с Римусом, хотя тот дулся и на меня – я сказала, что ночевала в ту ночь у него, до него как-то дошел этот слух. Но и Рему я не сказала правды о месте своей ночевки, что его сильно обидело.

– Принц-полукровка! – я подошла к двери личных апартаментов Сева, произнесла пароль. Дверь открылась, я прошла внутрь и закрыла дверь. Теперь я знала пароль, могла зайти сюда в любой момент… На столе лежал свежий номер «Пророка», хозяина комнаты не было, я из любопытства посмотрела на газету. На обложке было черно-белое фото. При взгляде на него я с силой впилась пальцами в спинку стула – в усталом и измученном человеке на колдографии я узнала Сириуса Блэка. Крестного отца Гарри, заключенного в Азкабан за предательство Лили и Джеймса, помощь Темной Леди и убийство более десяти человек при свидетелях-маглах. Я видела его последний раз года полтора назад – отец взял меня с собой в Азкабан. Не просто так, конечно, как валькирию. И впечатление осталось не лучшим – Сириус казался полусумасшедшим, очень замученным. И его охраняли особенно строго. Но подпись под его снимком гласила, что этот «особо опасный преступник» сбежал из тюрьмы. Этого еще никому не удавалось сделать. А ему удалось…

– Бродяга, как же ты смог? Сириус… – я осознала, что по щекам катятся слезы радости. Я никогда не верила в его виновность, я чувствовала, что Сириус не мог предать Джеймса и Лили, не мог. – Какой же ты молодец, Бродяга!

– Уже в курсе? – услышала я за спиной голос Сева. И обернулась к нему. – Этот молодец убил два десятка человек почти. Думаешь, снова не убьет?

– Он не убивал! Я не верю в это, я знала Сириуса, я знала Джеймса. Он не мог предать лучшего друга! – я вновь посмотрела на газету. Сбежал, все же сбежал…

– Твое право думать как хочешь… Но я бы не верил так слепо… Однако нам надо идти, нас звал Дамблдор. Я просто знаю, где тебя можно найти в это время. Идем, – Северус приобнял меня за плечи, отворачивая от стола и выводя из комнаты. Через десять минут мы уже были у Дамблдора, там же находились и Гарри с Римусом. Северус демонстративно отвернулся от Люпина, но улыбнулся мне уголками губ.

“Все равно я их примирю, они оба мне очень дороги!”

– Я нашел мисс Реддл. Так что вы хотели нам рассказать, профессор? – для всего замка я была по-прежнему его ученица. Но если бы кто-то знал, почему с отработки я прихожу такой счастливой… Нельзя, я еще несовершеннолетняя, достанется обоим. Однако каждый день после обеда я стремилась ускорить бег времени, с трудом от этого удерживаясь, лишь бы быстрее пробило семь – тайные свидания приносили радость… Каждый поцелуй запоминался так, словно первый. А я должна была терпеливо ждать следующего вечера.

Профессор Дамблдор рассказал о побеге Блэка, о том, что нам надлежит помогать Гарри. И мы все должны быть предельно осторожны. Но директор, как и я, считал, что опасность кроется не в Сириусе… А в Питере Петтигрю.

Римус и Сев были оба уверены в том, что Петтигрю погиб. Но у меня было стойкое чувство, что это не так.

– Значит, меня может убить мой собственный крестный? – вздохнул Гарри. Я обняла брата, потрепала по вечно взъерошенной макушке и улыбнулась ему.

– Никому не позволено тебя убивать. Не бойся…

– А кем не позволено? – Гарри улыбнулся мне в ответ. Мы очень тепло дружим с детства. И ничто не в силах это изменить. Даже Беллатриса Лестрейндж…

– Мной не позволено. Я сама погибну, но ты будешь жить. Я обещаю, – никто из присутствующих не знал, что мама использовала свой Поцелуй валькирии… Кроме меня. Но я не могла сказать, кого она оживила. Я не хотела, чтобы все считали, что все спасение Гарри зря. Я знала, что финал его войны с Лестрейндж был решен еще семь лет назад. Мама это изменила…

“А я сделаю все, чтобы не было повторения истории”.

– Я тебе верю! – эти слова разрядили обстановку. Гарри ушел к друзьям, рассказать все им. Люпин остался у Дамблдора, который уверял его в невиновности Бродяги. А я ушла с Северусом, мне предстояло обсудить с ним тот вопрос, как можно использовать его связи с Пожирателями. И, кроме того, я понимала, что убедить Снейпа в том, что Сириус не виноват и Петтигрю жив, могу только я. Больше никого, даже Дамблдора, он не станет слушать…

Снейп

(эта часть – моя проба пера в жанре рассказ как обращение!)

– Сев, ну почему ты не веришь Сириусу? Ну подумай сам, разве он мог предать Джеймса, лучшего друга?! – ты, уютно устроившаяся на моем рабочем месте, уже полчаса доказываешь мне, что Блэк невиновен. Я начинал верить, но признаваться в том, что я верю в то, что он хороший, не хотелось. Да и умеет он подставлять, вот сейчас поверь, расслабься, и окажется что мы с Ремом правы… С Ремом?! Нет, определенно ты, Кэт, что-то изменила во мне, но я и сам еще не понимаю что…

– Кэтти, все случается, это жизнь! – в ответ ты с тоской посмотрела на меня, видимо, устав спорить.

– Но я же верю тебе… А доказательства твоей вины весомее, – при этих словах я машинально потер левое предплечье, на котором красовалась Черная метка. – Ты правильно понял, – киваешь ты. – Но я тебе верю. А у Сириуса такой нет, кстати говоря. Я видела его руки, уже в Азкабане…

– Кэт, мне трудно верить, за семь лет я привык считать его предателем. И даже если я поверю, не жди, что я тут же брошусь пожимать ему руки и называть другом. Я не простил ему наш период учебы в школе. Как и остальным Мародерам… – осторожно обнимаю я тебя, заглянув в такие знакомые карие глаза. – Может, со временем я смогу с ними общаться теплее, но мне это трудно. Не заставляй меня, хорошо?

– Я даю тебе время привыкнуть к тому, что дружу с Ремом и Бродягой. Точнее, считаю себя другом Сириуса. Но тогда и ты не ставь меня перед выбором. Мне дороги и ты, и Римус. И я не смогу выбрать, – я прижимаю тебя к себе, чувствуя, как ты дрожишь. Ты плачешь, а это заставляет мое сердце болезненно сжиматься…

– Тише, не плачь… Я никогда не заставлю тебя делать такой выбор, обещаю… Я скорее буду нейтрален, просто нейтрален, с Люпином. Но не заставлю тебя выбирать… Тише, – я понимаю, что такой выбор будет для тебя мучителен, и не факт, что выберут в таком случае меня. Ты очень привязана к тем, кто окружает тебя с детства, милая. А поддерживать нейтралитет с нашим домашним вервольфом мне по силам.

– А Сириус? – всхлипываешь ты, уткнувшись лицом мне в плечо. Я осторожно провожу рукой по твоим нежным как шелк волосам. Твои слезы отзываются во мне очень остро – мне жаль тебя и больно от того, что эти слезы вызываю я.

– И с ним, если будет доказана его непричастность, я постараюсь быть нейтрален. Не обещаю, но постараюсь, – вот это уже сложнее. Блэка в школе я ненавидел, в какой-то степени сильнее даже, чем Поттера. Но если у меня будет выбор – принять их как членов моей семьи, по крайней мере друзей моей любимой, или потерять тебя – наверно, я буду пересиливать себя, но принимать их. Потому что выбрать жизнь без тебя я уже не смогу, любимая. За эти две недели ты согрела меня лучиками своей доброты, я начинаю оттаивать душой. Может, это еще незаметно, но твое тепло греет меня, греет мою жизнь…