Текст книги "Нотами под кожу (СИ)"

Автор книги: Anzholik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Уже не разбираю слов, мне откровенно плевать сейчас, о чем поет он, кому, зачем. Загипнотизированный им, я с широко открытыми глазами копирую образ в мозг. Потрясающий. Великолепный. Вызывающий искренний восторг. Все тело покрывается мурашками от каждого его слова. Непередаваемо.

Девчачий визг в зале немного раздражает, но я их прекрасно понимаю в данный момент. Он же, как исчадие ада, соблазняет их своими откровенными взглядами, повадками. Двигается то пластично и тягуче, то резко и рвано, тряся головой и прыгая по сцене вихрем. Неумолим, он просто рвет меня на части. Вколачивает прямо внутрь себя, клеймит изнутри. Заставляет сглатывать вязкую слюну, что, как у собаки на кость, собирается во рту. О том, что в джинсах давно тесно, я вообще молчу, возбуждение, почти болезненное, терзает тело. Меня выворачивает всего. Выкручивает и колбасит. Практически трясет от испытываемых эмоций. А еще я очень рад, что пришел сюда с заветными таблеточками, которые утащил у сестры. Ее идея с афродизиаком гениальна, только вот не она уложит к себе в постель знаменитого солиста, а я. По крайней мере, я приложу максимум усилий, чтобы мы в ней оказались.

Буквально к третьей композиции у Фила срывает крышу. Он начинает орать, гнуться и буквально выплескивать энергию. В зале истинная вакханалия, все подпевают, пищат, кто-то вообще рыдает и бьется в истерике. Танцы дикие, необузданные. Замечаю в толпе родственницу, которая с безумной улыбкой пожирает взглядом солиста. Ну, нет… он мой, милочка, его я никому так просто не отдам. Я прощу ему даже то, что он меня пидором назвал, я все забуду ради страстной ночи, иначе я слечу с катушек, он стал моей навязчивой идеей, моей истерией, мечтой, непреодолимым желанием…

Хриплый, надрывный голос нотами скользит по телу дрожью, сладкой вибрацией уходит под кожу, жидким огнем по венам просачивается прямо в сердце. Обволакивает, сводит с ума. Я в подобии нирваны, в астрале, в другом измерении, как вам угодно. Это волшебство. Мистика. Так просто, блять, не бывает, чтобы от одного взгляда на человека закипаешь, от голоса становишься безумным. Я так никого не хотел никогда, вот так сильно – никогда.

Осушив стакан виски, прошу принести мне пачку сигарет, и плевать, что я курю раз в месяц от силы, сейчас мне нужно успокоиться хоть немного, иначе стащу прямо со сцены и, наплевав на все рамки приличия, трахну его за ширмой, даже если он будет против. Я будто озверина нажрался или подхватил бешенства, носит, реально кипит все внутри. Сил нет моих, как бы выдержать до конца.

Еще час, томительно-долгий час, полный провокационных взглядов и движений, полный надрывного сексуального голоса, что плавит внутренности. ХОЧУ. ЕГО. Как же я его хочу. Не спасает алкоголь, меня попросту не берет. Сигареты оставляют противное послевкусие, от них никакой пользы, кроме горечи и обильного слюноотделения. Пытаюсь отвести от Геры глаза, но не могу. Хочу зацепиться взглядом хоть за кого-нибудь, ведь народа действительно много, как огурцов в банке, не протолкнуться. Не получается. Прилипаю снова к нему, он поглощает все мое внимание, всю концентрацию. Подобно вампиру выпивает эмоции.

Поднимает голову и расфокусированным взглядом скользит по балкончикам, по мне в том числе, однако не узнает, не замечает или просто игнорирует – не знаю. Выглядит вштыренным, расхлябанным, опьяненным. Стягивает куртку, а следом и майку. Трясет волосами и улыбается, когда все начинают орать и свистеть. Идеален, весь как с картинки, не считая синяка на ребрах. Зачем снял он ее? Устыдить меня? Напомнить о том, что я по-скотски его избил, точнее, даже не я, а мои прихлебатели? Хотя он в таком состоянии, что, видимо, забыл о следах на своем теле. Он мог подать в суд. Запугать, да что угодно. Ан нет, просто игнорирует даже тот факт, что на него подняли руки и ноги… и вообще. Блять, неприятно. Впервые, пожалуй, немного стыдно. Лишь немного, ибо он сам нарвался, да и не знал я, кто он, а теперь похуй. Не вернешь, не изменишь, смысл парить себе мозг? Ну, снял он одежду и снял, не один я тут такой, куча поклонников жаждут увидеть столь желанное тело, а я все принимаю на свой счет.

Глаза начинают откровенно болеть от света ламп. Голова шумит уже от музыки, благо концовка близко, очень близко. Встаю, разминая затекшие ноги, потягиваюсь и, опираясь на колонну, продолжаю наблюдать.

Последний аккорд, громкий визг на весь зал, и он, как истинный король сцены, кланяется и посылает всем поцелуи. С явным наслаждением жмет некоторые руки, что оказываются поблизости, принимает сувениры и цветы, а после уходит со сцены. Пора…

Спускаюсь по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Проталкиваюсь по толпе ближе к сцене, что довольно проблематично. За кулисы-то не проблема попасть, я все же тут не левый человек, меня-то пустят, а добраться до тех самых кулис – на грани фантастики. Вот она, заветная дверь, показываю карточку охраннику у входа и рывком тяну дверь на себя, как только она закрывается за моей спиной, становится значительно тише и прохладнее. В проходе виднеется Гера, что-то эмоционально рассказывает и смеется, жестикулирует, рисует руками в воздухе фигуры. Я настолько им одурманен, что слова плохо разбираю, я их, конечно, слышу, но смысл до мозга не доходит, обрываясь на полпути к нему. Взгляд к нему прикован намертво, тело само движется вперед, как по наваждению. Сейчас он другой. Это не тот наглый, диковатый, похуистичный пацан. Это сексуальный, развязанный и похабный кусок разврата в чистом виде. Образ? Или он такой настоящий?

– Ты, – сузив глаза, утыкается в меня своими чернющими зрачками. – Кто пустил тебя сюда? – уже с другой интонацией, в ней недюжинная доля презрения. Однако ухмылка и огонь в глазах не пропадают. Демон… мать его.

– У меня есть связи, малыш, – отвечаю не своим голосом. Выпил я много, не спорю, но физически опьянения не чувствую, а вот голос… это да. С хрипотцой, глубокий, намного грубее, чем есть на самом деле. Кривится на мои слова и картинно закатывает глаза. Облокачивается на стенку, натянув майку, предусмотрительно, кстати, иначе я за себя не ручаюсь. Тело его как красная тряпка для меня сейчас.

– Че надо тебе?

– Да вот, интересно, отчего же ты скрываешь, кто ты. Звезда ты наша.

– Не виноват я, что меня не узнают, – расплывается в едкой улыбке и, поиграв бровью, начинает хохотать. Безумный, он точно под чем-то. – А что, завидуешь теперь? Звезда ты наша, – на мой же манер переигрывает. Язва…

Подхожу ближе, крадусь, как хищник к жертве, пользуясь его приступом смеха. Вплотную, всего в полуметре останавливаюсь. Жадно разглядываю полные веселья глаза и сухие губы. Лоб с испариной и волосы, прилипшие к нему. Хочу! Вот так, сейчас, немедленно.

– Любуешься? – приподнимает бровь с вызовом. – Ты ж у нас пидорок вроде, да? – посмеивается ехидно. Похоже, жизнь его ничему не учит, раз он намеренно нарывается. Придвигаюсь ближе, ощущая его запах вперемешку с потом и сигаретами. Ловлю потоки воздуха у его лица, пытаюсь подавить одним взглядом. Раньше получалось… с другими получалось.

– Молчишь? – надувает пузырь из жвачки, и тот лопается у кончика моего носа. Ухмыляется и облизывает пухлую губу, поиграв с колечком в ней. Пиздец, ребята… Во мне сейчас борются два желания: вмазать ему, чтобы сбить всю спесь, или зацеловать до обморока.

– У тебя совсем нет тормозов?

– Не-а, – смеется прямо мне в лицо и я, не выдержав, затыкаю его поцелуем. Если в салоне я бы целовал его нежно, вкрадчиво, то сейчас я практически кусаю его губы. Жестко, нагло, с напором. Мычит мне в рот и пытается оттолкнуть, но я сильнее, причем явно сильнее. Прижимаю всем телом к холодной стене. Через одежду ощущая жар столь желанного тела. Провожу руками по бокам, по липкой коже. Хочу… Шипит, пытается материть, тем самым неосознанно помогая мне. Ибо я, пользуясь ситуацией, проникаю в его рот, цепляясь кончиком языка за зубы. Провожу им по небу, чуть умерив пыл, когда ощущаю привкус крови. Черт бы побрал его гребаный пирсинг!

Сопротивляется, однако не кусает – и на том спасибо. Я и не жду от него ответа, не сейчас… сразу нужно подсунуть таблетку, а там он и сам ко мне в кровать прыгнет. Воздуха катастрофически не хватает, я с сожалением отклеиваюсь от него, сталкиваясь с его по-прежнему веселым взглядом. Точно обкуренный или под колесами, по идее он должен орать и лезть с кулаками.

– Сука, из-за тебя у меня губа кровит.

– Заживет.

Достаю таблетку, закидываю в рот под его удивленный взгляд и опять прилипаю к его рту. Пытаюсь затолкать ее ему в рот. И это оказывается сложнее, чем я себе представлял. Бля…

========== -11– ==========

POV Герман

Перед выступлением главное – настроиться на нужную мне волну. Чем я и занимаюсь уже битый час, только вот все из рук вон плохо. Я, блять, порвал джинсы, каким образом – до сих пор понять не могу. Цепочку посеял, идиот, травку нашел продюсер, а спорить с ним сейчас будет взрывоопасно. Вот и как мне теперь выступить нормально? Пиздец, приехали…

В конце концов, джинсы, как по мановению волшебной палочки, появились точь-в-точь такие же, как мои, только новые. Цепочек оказалось в два раза больше, как и перстней, начищенная куртка, отполированная гитара полностью настроена. Ровненький косячок лежит у меня в кармане, как и разрешение на один любой коктейль, пусть там хоть драконье пойло, что сложит меня за секунды. Рано я пессимиста врубил, знаю.

С наслаждением покурив, двигаюсь в гримерку, где начинают мое преображение. Мучительно-долгий процесс. Бесит неимоверно, но куда ж без этого? Сижу, терпеливо жду, пока на голове вместо дебильного разгрома будет взрыв «профессиональный», эвона как. После мою морду долго мажут разной херней, красят, возмущаются, какой я нехороший, опять плохо за кожей смотрел. Она и пересохла, и местами шелушится, и бла-бла-бла. И откуда на моем теле синяки местами. И что за рубец на копчике. Короче, заебали.

…

Сцена. Она для меня – как вода для рыбы. Как небо для птицы. Как воздух для всего живого. Особенная атмосфера, особенные ощущения. Тут дело не в музыке, на коей я свихнулся давно и окончательно. Дело даже не в микрофоне, что как родной сжат в ладони. Тут дело в энергетике. Когда поешь, понимая, что взлетаешь. Когда смотришь вокруг, не видя толком лиц, лишь полная вакханалия, подобная разрушительной волне. Тебя подбрасывает и уносит. Все, как сон, проносится мимо. Твой собственный голос будто в вакууме и тебе совершенно не слышен, все рвется изнутри, выливается потоком неконтролируемым. И раз это так нравится всем, то я, вероятно, все делаю правильно. Я уже не раз убедился в том, что вспомнить, как проходит сам концерт – не могу. Смотрю уже после, и порой увиденное на экране неслабо удивляет, на сцене я – не я. Или же наоборот, больший я, чем в реальной, обыденной жизни. Когда нахожусь на сцене, это как долгий, непрекращающийся экстаз. Эйфория получше наркотической. Наслаждение и удовольствие похлеще оргазма.

Лишь зайдя за кулисы, выныриваю из этого ощущения. Подхожу к ребятам, которые с широкими улыбками перекидываются парочкой фраз.

– Ну что, ворон ты наш, помахал крылышками вдоволь?

– А ворон и клюнуть больно прямо в задницу может, – смеюсь, облокотившись о стенку напротив подсобки.

– Ты? Клюнуть? В задницу? Не верю, – хохочет Пашка, трется носом о шею Макса, заставив того прикрыть глаза и чуть прогнуть шею. Как я раньше этих жестов не замечал? Спускал все, как ширмой закрываясь, отказывался видеть, наверное…

Когда брюнет открывает глаза, то сталкивается с моими. В них нет злорадства, издевки, в них удовольствие, тепло, симпатия. А я и рот открыть не могу, просто смотрю и сам начинаю улыбаться. Ну, любят они друг друга, бог с ними, это не мое дело.

– Клюнуть – да, а вот то, о чем ты, извращенец, додумал – не в жизнь! – смеюсь в ответ спустя пару минут молчания. Понимаю, что все как один сейчас смотрели на мою реакцию. Ожидали привычного шипения про пидарасов и ворчания, а тут я смолчал, но ясно даю понять, что незамеченным для меня ничего не осталось.

– Ты не знаешь, о чем он подумал, – встревает Макс.

– Догадываюсь, – хмыкаю, а после перевожу глаза в сторону, заприметив уж точно не того, кого хочу видеть здесь. Вот какого хуя эта сволочь белобрысая тут ошивается? И кто пустил вообще его сюда? И что за взгляд, полный, сука, страшных для меня образов?

Малыш?! Я?! Он что, обкурился, блять? Или крыша в конец поехала? Сука… не подходи ко мне…

На моем лице совсем не те эмоции, что внутри. Ну да, я смеюсь, но это скорее полу-истерика от того, что все видно ребятам, которых Тихон не заметил. Ужас, что сковывает и заставляет остаться на месте, и любопытство – что же сделает эта скотина. Подстегиваю, издеваюсь, смеюсь, как гиена. Самонадеянный, наглый, похабный. Бля… отодвинься, мать твою! Все внутри уже вопит, как сигнализация, как колокол в ночной тиши. Отойди… блять, отвали, сука, не смей! Мне реально страшно, хотя я могу оттолкнуть. Могу избежать этого, как тогда, в салоне, могу плюнуть, раз на то пошло, в лицо ему, но я, как перед коброй, тихой мышью стою.

Алкоголь и табак вперемешку с его запахом кожи, гребаные апельсины… Стоит и смотрит, словно пытается под кожу влезть ко мне. Дрожь… Предвкушение или страх? А я, блять, не доктор, что это. Но по-прежнему стою. Напряжение в тысячи вольт, я почти вижу эти маленькие заряды, что скачут от моего тела к нему и от него обратно ко мне. Странно, ново. Пугающе. И как разрядить эту всю хуйню? А? Надуваю пузырь из безвкусной жвачки, что трется о зубы. Тот лопается у самого носа блондина, и в его глазах кроме такого явного желания всплывает ярость. Пха… У меня тормоза? Не, не слышал, а зря, видимо…

Горькие губы сминают мои, жестко. И опомниться не успеваю, как тот вжимает меня в стену всем телом. Горячий, полубезумный. Мои глаза сталкиваются с ошарашенным взглядом Паши, и я понимаю, что только что все увидели. Пиздец, блять… Нет, сука, слов.

– Иди ты нахуй, кретин, – шиплю, пытаясь, наконец, оттолкнуть, да поздно. Он, пользуясь этим, проникает в мой рот, а я не могу сказать, что это противно. – Отвали, – мычу, дергаюсь, отвожу глаза от ребят. Мне, блять, стыдно за то, что я, как девчонка, ни хрена не делаю, что моего сопротивления им не видно, не слышно…

Горячее дыхание и привкус крови на губах, проворные руки под моей майкой. Это ПРИЯТНО и страшно, а еще капельку больно, из-за поврежденного пирсинга. Я должен эту тварь отлепить от себя, что-нибудь, ну хоть, мать его, что-нибудь сделать, иначе провалюсь под землю сейчас же. Подловил ведь он удачный момент – я так возбужден после сцены, что даже тело как пластилин, ему, похоже, плевать, что его пацан тискает, а не грудастая девушка.

Упираюсь руками в его грудь. БЛЯТЬ! Да мне нечем дышать уже, сука…

Его рука ныряет в карман, пальцы быстро рвут упаковку и капсула вкатывается в ладонь. И что это за нахуй? Минута – и его губы на моих, а таблетка толкается языком ко мне в рот. Сладкая… Сопротивляюсь, теперь куда более бурно, чем в наш «первый поцелуй». Но пилюля уже почти западает в горло, он хочет, чтобы я удавился? Черта с два я сожру какую-то херню!

Сожру… блять. Глотаю, чувствуя, что оболочка уже размякла от слюны. Та с трудом просачивается лишь с помощью малого количества влаги, чудом не застряв прямо в горле. Круто че, меня чем-то накормили, а теперь отпускают с довольным взглядом.

– Доволен? Теперь отъебись, – толкаю его и скорее в зал, прихватив из рук Пашки свою гарнитуру. Цепляю все на ходу на ухо, проверяю, работает ли микрофон, кашлянув, и ныряю в толпу, взлохматив волосы. Хуй знает, что творится, блять, вокруг… Я целовался с парнем. Нет, не так, он меня целовал, а я, как дебил, позволил, дважды! Это клиника, походу.

Успокоиться. Заняться любимым делом. Танцевать, петь, кутежить. Отрыв…

Отпускаю себя и вливаюсь в это течение. Толпа довольно принимает к себе кумира, жадные руки трогают, жадные руки гладят, кто-то пытается обнять, кто-то просто коснуться: волос, рук, губ – не важно, только бы дотянуться. Льстит, вызывает улыбку, пьянит. Легкий транс, звучащий из динамиков, – расслабляет. Волшебная атмосфера. Двигаюсь со всеми в одном потоке, мы как тягучий мед переливаемся, сливаемся. Танцую пластично, выгибаюсь эротично. Подпеваю, то едва слышно, шепотом хриплым интимным, то во все горло ору, как и в песне. Неважно, мужской вокал или женский, слова льются из меня, толпа подхватывает. Невообразимо. Так яростно, так самозабвенно.

Тело все больше становится похоже на комок нервных окончаний. Каждое прикосновение отдается искрой, импульсом. Каждое заставляет выдохнуть шумно и снова потянуться за лаской. Женские тела, что окружили, сводят с ума. Сколько времени вообще прошло? Где я? Что я? Все так не важно, только желание, что разгорается внутри, сразу едва заметно, но становясь все более нестерпимым, навязчивым. Никак не избавиться.

Мягкие влажные губы, липкие от помады, скользят по моей шее. Другие, не более напористые, терзают мои же губы. Прихватываю зубами язык, отдающий вкусом текилы и лайма. Скольжу руками по телам, глубокие вырезы, высокие разрезы. Я не могу уже петь, просто нет сил. Ведь изо рта вырываются полустонами-полухрипами нечленораздельные звуки. Как же мне хорошо. И я безумно хочу животного, грязного, до невозможности долгого секса. С одной или двумя, а лучше с тремя девушками сразу. Тонуть в их запахе, быть влажным от проворных жадных поцелуев, облизанным с макушки до пяток, оцарапанным острыми коготками. М-м-м…

Выключаю микрофон и, притянув к себе ту, что самая активная, целую так, словно проглотить готов. Сжимаю в руках аппетитную попку, без стеснения пробираясь ладонями под короткую юбку. О да, то, что доктор прописал. Мой язык скользит во рту одной, а другая в это время шарит руками по моим плечам, целует мою шею. Хорошо, очень хорошо. И музыка так и дурманит, плещется в моей крови, как безумная. Мыслей ноль, только возбуждение, бьющее прямо по вискам. Еще немного – и я точно утащу их в подсобку и, разогнав всех, буду с упоением иметь каждую по очереди. Хочу…

– Фил… Фил! Фи-и-ил… – стонами в ушах, разрядами в мозгу. Что этот сукин сын подсунул мне, что меня так штырит? Не то чтобы это хреново или неприятно, просто, бля, я же с ума сейчас, нахрен, сойду. Меня разрывает на части и в мозгу нет ничего, кроме желания секса. И я подозреваю, что одним разом тут вряд ли обойдется, мне нужно много, так, чтобы до обморока.

Откидываю со стоном голову назад, позволяя ласкать себя прямо в толпе, прямо перед кучей глаз. Любой желающий, хочешь? Бери. Сейчас у меня не будет и малейшего сопротивления.

– Идем-ка отсюда, – глубокий голос, мягкий, бархатистый, и сильные руки вырывают меня из этого клубка тел под возмущение их же. Обладатель охренительного голоса прижимает меня к своей груди и толкает вперед, как таран, из толпы. Я понимаю, что сзади явно не пышногрудая девушка, там парень, мужчина, как вам угодно. Довольно крепкий, а в носу уже щекочется еле слышный запах апельсинов…

Позволяю вывести себя на улицу и даже более – усадить в машину.

– Адрес свой говори, – толкает легонько в плечо, заставив распахнуть глаза. Ну, называю я его, пошло все в пизду, мне не до мыслительного процесса.

– Ты что, в салоне спать собрался, придурок?

– Я там живу, умник, – фыркаю и, откинувшись на удобном сидении, закрываю глаза. Секс… шепоток в мозгу, картинки всплывающие отнюдь не невинны. Рука сама тянется погладить вздыбленную ширинку. Секс… как же он необходим сейчас мне. Нужда нестерпимая, острая. Я даже бороться с ней не хочу.

Собственное прикосновение вызывает бурю эмоций. Меня буквально выгибает, а пальцы норовят поскорее расстегнуть надоедливую ширинку, выпустить изнывающий орган, сдавленный, как в тисках, в этой гребаной одежде. Одна заклепка, другая… третья, и тут мою же руку откидывают, блять, от моего же тела! Нормально? Я, может, разрешение подрочить должен спрашивать?

– Ахуел? – как я красноречив сегодня, сам в шоке. Смотрю на Тихона с неприкрытой злостью, пытаюсь вернуть руку на положенное место, а тот не дает, крепко держа за запястье.

– Терпи.

– А не хочу, это ты мне таблетку подсунул. Вот и любуйся, голубчик.

Молчит, сдавив челюсть. Отворачивается к окну, напряженный, как струна туго натянутая. Сосредоточенный, а меня смех берет. Начинаю хохотать, запрокинув голову. Хрипло, по-сумасшедшему. Облизываю пересохшие губы. Блять, я скоро от одних мыслей кончу. От развратных картин обнаженных, переплетенных тесным клубком тел.

Машина останавливается, и меня за руку тащат из нее. Подъездная дверь открыта, а я ватными ногами ступаю по лестнице, лифт… Со стоном сталкиваюсь спиной с твердой поверхностью. Глаза как шторки опущены, во рту пересохло. М-м-м…

Руки по телу моему скользящие, я думал это ласка, а он ключи ищет, оказывается. Щелчок двери. Моя куртка летит на тумбочку, обувь летит вразброс. И дальше-то что?

– В душ, – приходит ответ, я что, вслух спросил до этого? Ну, это вряд ли, я вообще разговаривать не могу. Я не пьян, я не обдолбан, но меня так вставило, просто пиздец.

Дорожка одежды до ванной, моя, его, вперемешку. Холодная стенка душевой кабинки и теплая вода приятной лаской по коже. Хорошо, очень хорошо. Теплые горьковатые губы на моих, тогда я стоял истуканом, а теперь отвечаю. Сам приоткрываю рот, впускаю, позволяю. Стремлюсь навстречу с его языком. Борюсь за первенство в поцелуе. Я хочу этого, самого контакта тел, но не с парнем же! Отлипаю от его губ, отворачиваю голову в сторону. Тянусь за гелем, но взять тот мне не дает блондин. Перехватывает бутылочку и, выдавив содержимое мне на грудь, начинает растирать. Медленно, едва касаясь, но не менее возбуждающе, а куда сильнее-то?

– Отвали, бля, – шиплю полустоном, самого всего выгибает навстречу рукам, мокрые волосы липнут к шее и плечам. Чувствую, как он играет пальцами с пирсингом в соске, заставляя меня прикусить губу, чтобы не застонать в голос. Сука… Обычно душ отрезвляет, хоть какую-то чистоту в голове наводит, но не сейчас, увы.

Блять, его руки везде. Это заводит, с ума напрочь сводит, крушит остатки разума, который вопит во весь голос, что со мной в душе МУЖИК, и он, блять, меня ТРОГАЕТ, везде причем… и это приятно, что хуже всего! Но этот вопль внутри, словно предсмертный, резко замолкает, и только желание, только жажда продолжения и мучительной разрядки. Не улавливаю момент, когда он оказывается на коленях и начинает щекотать кончиком языка твердокаменный стояк.

Остро. Крышесносяще. Вырывается стон. Громкий, блядский. Ударяюсь затылком, порывисто откинув голову. Вот теперь мне реально плевать, кто это делает, главное КАК. Ноги тупо подгибаются, и я бы уже осел на пол, если бы не его крепкие руки, что удерживают, если бы не плечи, в которые я упираюсь ладонями. Хорошо. Нет, не просто хорошо, это безумно, это лучший, мать его, минет, что я получал в своей никчемной жизни. Это плавит. Это заставляет извиваться, стонать, облизывать пересохшие губы, задыхаться от ощущений, двигаться навстречу.

Теряюсь во времени. Только наслаждение. Только удовольствие в чистом его виде. Еще миг назад был душ, теперь кровать и солоноватые губы на моих. Тело влажное, сильное, вжимает в простыни. Что дальше? А это важно? Проблески здравых мыслей улетают, сметенные лавиной ощущений. Я понимаю, с кем я, а точнее, под кем, и что будет дальше, и я этого хочу. Сейчас, с ним, немедленно. Тело, сука, предатель. Оно тянется к нему, я уже сам притягиваю его ближе. Руки зарываются во влажные волосы, сдираю резинку, распуская их, а они оказываются длиннее, чем я думал.

По плечам, по взбугрившимся мускулам. По каждому позвонку пальцами, короткими ногтями по коже. Выгнуться, потереться, подставиться. Раскрыться и принять, подмахивая, как заправская блядь. Плевать, на все абсолютно и полностью, блять, плевать. Мне хорошо. Мне настолько хорошо, что хочется не просто стонать, а выть и скулить, как сука, от восторга. Боль? Какая к черту боль? Она исчезла за считанные минуты. Тело настолько расслаблено, что почти безо всяких проблем вкупе со смазкой вобрало в себя. И это ни капли не мерзко… Это приятно, настолько, что все тело бьет дрожь, а пальцы на ногах поджимаются.

– Еще… – полубредовый шепот. Дотянутся и впиться в губы, задыхаться вместе.

Еще… теперь уже в мыслях скандируется.

Еще… в каждом касании немая просьба.

Еще… я с ума, вероятно, нахуй сошел, да? Но я не хочу, чтобы это заканчивалось как можно дольше.

========== -12– ==========

POV Тихон

Все абсолютно не так, как я себе это представлял. Все, блять, совершенно иначе, и я растерян.

Он ушел. Тупо послал и свалил в толпу, где найти его, даже при великом желании, на грани фантастики. Однако, увы, не это самое страшное. Куда ужаснее оказалось то, что его друзья, то бишь вся группа и менеджер, видели наше маленькое «выступление», и что-то мне подсказывает, они при любом раскладе будут не на моей стороне.

– Если с ним, – начинает блондин, глядя на меня, как лев на косулю.

– Что-нибудь случится, – куда более зловеще продолжает брюнет с полуоскалом.

– Тебе будет плохо.

– Очень плохо.

Да ахуеть прям, а то я не догадался сам, что мне пиздец по всем фронтам обеспечен от этих двоих хотя бы, которые, судя по всему, любовники. Нет, я не боюсь, и даже в мыслях нет оправдываться, но все равно приятного мало стоять перед кучкой совсем не хрупких ребят, имеющих полное право подправить мне мозг, и да, вряд ли словесно.

Уже выйдя в зал, осознаю окончательно всю масштабность своего фиаско. Зажал. Накормил афродизиаком. И… тада-да-дам – я, блять, его потерял. А вскоре пилюля подействует, мальчик захочет секса, много секса, очень много секса. Находясь в толпе. Огромной толпе своих фанатов, которые выебут его и в хвост и в гриву, ну или он их, тут уже не имеет значения. Факт в том, что я посеял, а пожинать плоды будут другие, это обидно.

…

Гибкое тело, плавно двигающееся в такт музыке, запрокинутая голова и волосы, скользящие по плечам, шее. Красиво, завораживает каждое движение, каждый жест. Не сразу понимаю, что танцующий и есть Гера, что это его так страстно обжимает сразу несколько девушек, а он и не против. Их руки жадные, беспощадные. Они как стервятницы – каждая желает оторвать кусок желанной плоти, готовы за волосы оттаскивать друг друга от него, а ему плевать. Он с блаженной улыбкой подпевает одними губами. Лениво поглаживает тела, что трутся об него. Похоже, малыша вставило.

Найти его оказалось не так уж сложно, как я нарисовал себе. Самовлюбленный ублюдок влез в центр этого водоворота и наслаждается вниманием к своей персоне. Публика сходит с ума. Они попросту беснуются, понимая, что их кумир рядом с ними, все хотят быть ближе, расталкивая небрежно тех, кто более хрупкий. Девицы попеременно психуют, получая тычок в бок или острым каблуком по новомодному носу лакированной туфли. Блондинки, поправляя свои яркие топы, доказывают друг другу, почему именно ей так необходимо и воистину жизненно важно оказаться ближе к Филу, да что там блондинки, брюнетки тут не слишком их превосходят, занимаясь еще более малоприятным действом. Девочки дерутся. Глупые, сопливые, не все совершеннолетние, я уверен. Орут, бесятся, а парни, просто посмеиваясь, стоят около колон. Кто-то курит, кто-то выпивает. Они не настолько эмоциональны, чтобы рваться к звезде, хотя могут, растолкать девушек на шпильках – отнюдь не сложно дело, было бы желание.

Кстати, о девушках и шпильках. Моим туфлям, походу, полный абзац, так как мне на ноги наступило, по меньшей мере, десять особей. Я сейчас даже не так сильно возбужден, как должен бы быть, видя такое развратное действо, я просто хочу забрать его от них. Выдернуть из этих страстных объятий. Смыть с его шеи и губ противный липкий блеск. Их запах, их касания. ОН, МАТЬ ЕГО, МОЙ! Разум вопит, внутри все сжимается, сворачивается, как подкисшее молоко, комочками. МОЙ! Лишь на вечер или дольше – пока не знаю, но я не позволю пожинать плоды моих стараний размалеванным бабам. Может, это ревность, не знаю, возможно, допустим. Мне плевать. Открыто, с высокой колокольни и на всех.

Прижав его спину к своей груди, толкаю вперед, как таран, из толпы. Слышу кучу «лицеприятных» выражений в свою сторону, получаю разгневанные толчки в спину, но уверенно двигаю его вперед. Улица. Прохлада осенней ночи ударяет в лицо, врывается в легкие. Но не освежает, увы.

Жар тела, прижатого ко мне всего несколько минут, пропитал меня. Его запах, пусть и смешанный с кучей посторонних, уже жжется в носу. Ядовитый, угарный, убивающий. Медленно… травит. Хочу его так сильно, что чернота застилает взгляд, мутная пелена затягивает зрачок. Хочу.

Наблюдаю, как он выгибается на кожаном сидении, облизывает губы, гладит сам себя по вздыбленной ширинке. Это мучительно. Это кошмарно: вот так сидеть, не трогая. Это пиздец какой-то, невыносимый пиздец. Из последних сил, из оставшихся крупиц здравого смысла решаю остановить его, пока не поздно, ибо взять его прямо в машине, пусть и собственной, и со своим же водителем за рулем – не выход.

Ярость чайных глаз вызывает легкую дрожь. Они черны в темноте машины, как два глубоких провала тьмы, клубящейся, зовущей. Он демон, гребаный демон разврата. С вечной полуулыбкой. Издевается. Дразнит. Гера сам не подозревает, видимо, насколько соблазнительно выглядит. В образе или без, на сцене или в жизни. Чертовски хорош, слишком хорош.

Оказавшись в лифте, я едва сдерживаюсь, чтобы не взвыть в голос, когда мутный взгляд ударяет мне в лицо. Он расслаблен. Готовый на все. Медленно провожу руками по податливому телу, чувствую ответную дрожь. Забираю ебаные ключи из кармана и веду его в квартиру. Нет желания осматривать апартаменты, восхищаться дизайном и охать при виде новейшей техники. Хочу его до сумасшествия. До скрежета зубного. Однако брезгливость не позволяет действовать. Пока не смою с него весь этот коктейль – не притронусь.

До душа добираемся в рекордное время, стараясь аккуратно, чтобы не повредить его пирсинг на лице, стаскивать одежду. А следом и сам. Вваливаемся в кабинку, голые, с глазами шальными. Теплая вода, кажется, еще больше остроты придает. А крыша уехала… Целую до нехватки воздуха. Стираю вкус чужих губ. Собой… хочу напитать его собой до краев. Заполнить так, чтобы никогда не забыл об этом безумии. Сложно сказать, кто повернут сильнее: он под таблеткой или я на нем… бесповоротно и полностью.

Пробовать, всего. Смаковать, слизывать капли с горячего тела. Сводит с ума его податливость. Его расслабленность и вседозволенность. Его руки, лениво скользящие по моему телу, безынициативные, но и не отталкивающие. Черные дорожки бегут от глаз по щекам, а я провожу пальцами, ловя их, не позволяя марать грудь и шею, смываю разводы. Фил… он уходит вместе с гримом, как маска, стекающая с его лица. И это удивительно, передо мной словно превращение.