Текст книги "Нотами под кожу (СИ)"

Автор книги: Anzholik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

– Сука, Макс, пусти, – слышу хриплый тихий голос, только вот черноволосому совершенно похрен на сопротивление. Он уверенно двигается по ряду между партами, подходит к выходу и лишь тогда решает осведомить нас о, так сказать, мотивации своего поступка.

– Пардон, он с температурой, справка будет, – кивает преподавателю, тот, кстати, в таком же шоке, как и все вокруг. Выходит после, захлопнув ногой дверь, и мы все в полнейшей тишине слышим удаляющиеся шаги и ругань с рычанием Геры. Жаль, слов совсем не разобрать… Девицы же, бедные, пороняли свои блески, зеркальца, ручки, тетрадки, телефоны. И воистину «тихим» шепотком начинают задавать один и тот же вопрос, но вот с разной формулировкой. В аудитории словно улей завелся, огромный такой, с пчелами-мутантами.

– Это он?

– Тот самый Макс?

– А откуда он знает новенького?

– А может, они братья? Вы видели, как они похожи?

– Ой, а можно нам выйти? Я автограф хочу, ну пожалуйста-пожалуйста.

– Он такой крутой!

– Он только что мимо меня прошел, боже, я не верю.

– Вы видели, какие у него сильные руки?

– Он еще выше, чем я думала!

– Да заткнитесь вы все! Что вы как нелюдимые, – недовольно рявкаю на весь класс. Мне бы самому ответы узнать, а, по-хорошему, догнать и спросить, что все это значит. Только вот пояснять это мне никто не обязан. Более того, меня, скорее всего, тупо пошлют. Дергаю ногой и поглядываю в окно, ну и где они? Спустя десять минут их нет на крыльце. И спустя пятнадцать тоже. Так куда же утащили Геру, если из универа он не вышел?

Подрываюсь со звонком, киваю своим, и мы вместе выходим из класса. Я изо всех сил стараюсь не рвануть по коридору, глядя по всем углам и аудиториям. И так некоторые особо внимательные заметили мое немного странное поведение. Зайдя за угол, почти влипаю в Геру, что тихо сползает по стенке, точнее по Максу, к которому он прижался спиной и стоит, прикрыв глаза, а ударник что-то быстро объясняет нашей зав. отделения, обняв поперек груди Германа.

– Вы уверены, что нет необходимости вызвать неотложку? Он совсем больным выглядит, и эта ссадина, кто-то напал на вас? У вас же охрана…

– Я уверен, что смогу сам о нем позаботиться, не впервые, – терпеливо отвечает парень, постоянно косясь на того, кого обнимает. – Гер, скоро идем, – как маленькому, шепчет и чуть заметно поглаживает. А у меня крыша отъезжает. Столько заботы во взгляде парня. Столько нежности, что меня выворачивает. А Герман, тот самый, что шипел и отскакивал от меня в салоне, расслабленно себя чувствует в руках мужика. И я-то пидор после этого? Злюсь. Распаляюсь в мгновение ока, отгоняя жалость и ниоткуда возникшие нежные чувства. Черта с два! Я тут голову ломаю, мозги себе, блять, сушу, не сплю толком… а он тискается стоит. У меня даже совесть проснулась впервые, ну ладно, не впервые, но все равно редкое это явление. А ему моя помощь совершенно не нужна, ему и так пиздато, с этим хмырем черноволосым. И похуй мне, что это ударник из моей любимой группы…

Ревность? Нет, это нечто иное, дикое и неконтролируемое. Мне хочется вырвать его из рук другого, отвести, блять, домой. Он что, не видит, что ему хреново настолько, что тот почти сползает на пол? Хочу выдрать его из захвата брюнета, обнять так же, мать его, хочу! И в морду дать хочу, только кому из них, пока не знаю. Якобы гомофобу или его дружку?

– Тих, че с тобой?

– Нормально все, не выспался.

– Да ты всю последнюю неделю не высыпаешься, – хмыкает мой типа друг. Какой он внимательный. Может, поощрить его? Пинком. А то слишком много эмоций бурлит, и не по делу причем.

– Да ты чего как заведенный? Не думаю я, что ему из-за нас так плохо.

У меня что, на лице написано, о чем, а точнее, о ком я думаю? Сжимаю руки в кулаки, чтобы не впечатать собеседника в стенку. Просто, нахрен, не размазать его по ней ровненьким таким слоем, как масло по кусочку батона, сука.

– И я так не думаю, я вообще не об этом думаю, у меня на работе запары, а ты ко мне с этим чмом облезлым в голову лезешь, – хмыкнув, отвечаю, а перед глазами так и стоит картинка увиденного ранее, почему меня это зацепило? Как будто не смогу я себе найти кого-то, да легко, этим сегодня же и займусь. Плевое дело, стоит лишь в клуб зайти.

– А-а-а, ну так бы и сказал.

– Вечером в клуб идем, – ставлю перед фактом и выхожу на улицу. – Сигарету дай.

Тянет мне пачку, чуть сузив глаза, он один из тех немногих, кому походу пофигу совершенно на мои деньги, у самого такого добра хватает. Плюс ко всему парень не тупой, что не может не радовать. Но не в данный момент. Его проницательность сейчас совершенно не к месту. И внимательные серо-голубые глаза будто в мозгу у меня копошатся. Натягиваю улыбку в пол-лица, затягиваясь. Горло с непривычки выдает спазм, но я давлю внутри кашель. Дерет, сука, крепкие ведь Леха курит, а я, дебил, забыл. Снова втягиваю в себя горький терпкий дым, прикрыв глаза, выдыхаю, тупо – знаю, но стало чуть спокойнее. Совсем капельку, но уже руки не так подрагивают, и сердце успокаивается.

Будто не хватает мне и так проблем, сестрица вон приехать должна, не сегодня завтра. Контракт один, правда, подписан, только вот не зря ли? И в голове каша, сумбур полнейший, а такое к добру не ведет, особенно меня. Столько вопросов… Не привык я к такому, надо выяснить, что к чему, сегодня же попрошу нарыть досье на новенького, и на его отца желательно, надо же знать, с кем дело имею, и стоит ли его, собственно, иметь вообще.

========== -9– ==========

POV Герман

– У-у-у, пидоры, даже в собственном доме зажали, – шиплю под нос и пытаюсь выбраться из гребаного капкана. Макс, сука, так крепко держит, что я себя словно в рубашке усмирительной чувствую, а спереди спина Паши прижала меня еще ближе к тому гомосеку черноволосому. Ерзаю, пытаясь выскользнуть из захвата, и так, и этак – ни хера.

– Гер, не изощряйся, у меня на тебя все равно не встанет, – смешок прямо в ухо. Блять! Я аж дернулся от неожиданности. Это нихуя не смешно, вообще. Не встанет, а я и не прошу. Оно мне надо?!

– Пусти, иначе жопу твоему белобрысому отобью.

– Смотри, чтобы белобрысый тебе твою пятую точку не отбил, – явно с улыбкой произносит Паша. Ну вот, оказывается, педерастики мои не спят. А я тут мучаюсь, как это мне выбраться.

– Ладно, я в душ, а вам пока двадцать минут в любови поиграть, – кряхтя, таки встаю, когда отпускают, а холодно, знаете ли, в квартире после объятий этих двухметровых грелок. Шаркая ногами по полу, плетусь в ванну, решив побыстрее оставить наедине голубков, они же ради меня лежали раздельно и вообще много чего для меня сделали, и не только вчера, пусть порадуются. Стянув с себя шмотье, встаю под горячие струи воды, блаженно выдыхаю. Долго намыливаюсь, долго смываю с себя пену, после с упоением массирую кожу головы, распределяя шампунь. Короче, тупо тяну время. Стоять мне сложно, приходится скользкой жопой утыкаться в стеклянную дверцу, голова чуть кружится, и вообще я пошатываюсь на ватных ногах. Наконец, закончив сию каторгу, выхожу из кабинки, вытираюсь, бреюсь, чуть не перерезав себе горло. Навожу шухер на голове, утопаю в лосьоне после бритья. В принципе, я готов, чтобы выйти.

Выхожу… тихо подкрадываюсь к арке, что ведет в зал, где, собственно, на диване мы сегодня спали. И на кой черт я это делаю – не понимаю, но воровато, как мышь, высовываюсь из-за угла….

До больного, малость повернутого от температуры мозга не сразу доходит увиденное. Не издав и звука, замираю, полуторча из-за угла. И с неизведанным мне ранее любопытством и своего рода садизмом для моей же психики завороженно слежу за действиями друзей. Сразу все как-то даже безобидно, настолько безобидно, что аж обидно, блять. Да ненадолго. Уже спустя секунд тридцать я замечаю, как движется под одеялом довольно ритмично, рвано… рука Максима.

Открыв от удивления рот, смотрю, как он склоняется над Пашей, начинает покрывать его спину поцелуями. Поднимается губами от копчика к плечам, оставляя алые метки-засосы на светлой коже блондина, после скользит языком по коже, словно пытается, как ластиком, стереть отметины и впивается поцелуем в подставленную шею. Пашка, как кот, изгибается и тянется за лаской. Губа закушена, пальцы впились в подушку, глаза закрыты, а на молочной коже в зоне шеи и плеч следы зубов отчетливо выделяются. Сука…

– Повернись, – хриплый шепот, я вздрагиваю, подумав, что меня заметили, ан нет, не мне это сказано. Любовник в руках брюнета поворачивается, так и не открыв глаз. Проводит жадно руками по мускулистому телу сверху и прогибается в спине, откинув голову на подушку. Таким расслабленным я вижу его впервые, золотистой вуалью волосы рассыпались вокруг него ореолом, он такой нежный, притягивающий взгляд, красивый… а то, что он получает удовольствие, вообще неоспоримо. Что делает с ним мой друг, я не знаю, точнее не вижу, они ниже пояса прикрыты. Но вид накаченного тела сверху и чуть более хрупкого, тихо стонущего снизу – меня убивает. Еще больше травмирует мою психику то, что Паша по-блядски, не иначе, разводит бедра и прижимает к себе ногами Макса. Впивается длинными тонкими пальцами в его задницу и тянет к себе… А одеяло-то сползло, открывая моим глазам подкаченные, округлые ягодицы. Пиздец…

Понимаю, что если я постою тут еще чуточку дольше, то увижу сам процесс. Который, похоже, почти начался.

– Не при мне же, блять! – полуписком вырывается. Я, шатаясь, как лист на ветру, как можно быстрее пытаюсь достать из чемодана у стенки шмотки, стараясь максимально на них не смотреть. И даже не слушать…

– Гер, полчаса, пожалуйста… – твою мать, низкий рокочущий грудной голос Макса это нечто, даже у меня волоски дыбом встали вдоль позвоночника. Бежать отсюда!!!

– Макс, ты мне пиздец как должен будешь, ты просто не представляешь, что я у тебя попрошу, – шиплю под нос, натягиваю на себя майку. Застегиваю штаны и выскакиваю на улицу. Умный я, ага. Майка, байка, штаны, кроссовки и все. Ни телефона, ни ключей, ни денег.

Плетусь пешочком к универу, скукожившись и нырнув с носом под толстовку. Волосы еще влажноватые, голова шумит, на глазах словно пленка, а руки закоченели. Красота, что тут скажешь. Придя в само заведение, иду к кабинету, там сажусь за свою парту и, поминутно шмыгая носом, разваливаюсь на стуле. Чувствую себя отвратительнее отвратительного, если так вообще возможно. Мечтаю о теплой кроватке, и плевать, что на ней кто делал и с кем. Я хочу под теплое одеяло, прикрыть глаза и лежать, а впереди нудная, долгая и воистину невыносимая лекция. Мне даже похуй, что на меня блондин таращится. Пофигу вообще все, я в полудреме и скоро попросту свалюсь или захлебнусь в соплях. Ненавижу это гребаное состояние, я болею вообще редко, но, сука, метко. И ради чего жертвы-то такие, а? Ради гомоебли. Дожился. Надо пойти и убиться об стенку.

Интересно, если мне еще хуже станет, мне кто-нибудь поможет? А заметил ли хоть кто, что мне хуево? И заметит ли вообще? Я ведь ни с кем тут не общаюсь, совсем не общаюсь. Хотя вот этот индивид, что приклеился ко мне глазами, уделяет мне повышенное внимание, может, он и поможет. А может, наоборот, добьет – хуй его поймешь, кретина этого. Интересно, сколько времени уже прошло? По ощущениям – полжизни, на деле, думаю, минут пятнадцать. Плохо, как же мне, мать его, плохо. Я бы даже к этому чертовому Тихону под крыло залез, только бы теплее стало и уютнее. А от него так апельсинами пахнет всегда… и улыбка у него теплая, солнечная. И тело у него не хуже, чем у Макса моего, а нет, стоп, не моего, Пашиного. Но не суть. Мышцы-то у парня что надо. Бр-р-р, похоже, у меня начинается бред, раз я начинаю сравнивать мужские тела и выявлять отдельные их части, что мне по нраву. А педерастия заразна?

Сижу, закрыв глаза, перебираю подкладку в карманах. Вот как можно было телефон забыть? И музыку не послушать, и в стрелялку не порубиться, а уж тем более не позвать службу спасения в виде моей голубой ебущейся гвардии. Их времечко, так-то, вышло…

Может, попросить у кого? Ладно, дождусь конца пары и подойду сам к блондину, надеюсь, он не настолько козел и позволит мне позвонить Максу. Иначе мой хладный труп найдут прямо под партой. Главное, дожить до конца пары, а то глаза так и норовят, как тяжелые шторки, закрыться. Как же тяжело их держать открытыми стало. Тру глаза, лениво, медлительно. Да я выгляжу, как слюнявый мелкий детеныш. Да, я хочу кучу вкусняшек и теплую грелку под бок. Хочу дрыхнуть под тихий щебет телика, ныть и выпрашивать массаж, а после урчать котенком от удовольствия. Интересно, кого там принесло-то?

Расклеиваю глаза и встречаюсь с рассерженной синевой глаз Макса. Опа, за мной пришли, оказывается. Не успеваю я достаточно сильно обрадоваться, как оказываюсь вниз животом на его плече. Ну, писец, не при всех же! Сука, уродец, блять, курчавый, я прибью его, только вот выздоровею!!! Шиплю и матерюсь, дрыгаться сил нет, да и идти тоже, так что ладушки, пусть несет…

– И какого члена ты на учебу поперся?

– Не твоего точно, поставь на ноги меня, я сейчас желудок выблюю, вниз головой висеть-то.

– Я думал, ты у малой, а та в школе. Пошел в салон, там ты не появлялся. Пришел на учебу просто проверить, мало ли что в твою отбитую голову шибанет, и, слава богу, не ошибся. Ты что тут забыл?

Молчу самозабвенно, чувствуя, что тихо сползаю по стенке, на которую оперся. Эх, ноги, а я в вас верил! Тело вообще, сука, как желе, словно совершенно без костей, а в голове кисель….

– Идем, – обнимает, хотя, скорее тупо тащит меня на себе, так как я воистину по-обезьяньи на нем повис.

Отойти далеко нам не дают, ибо из-за угла выруливает грымза зав. И начинает долго, нудно, а после и вовсю флиртуя, выяснять, почему я, родимый, в таком состоянии. Конечно же, я не в силах ей все объяснить, и эту тяжелую миссию берет на себя Макс. И вроде как по классике жанра она, покудахтав, должна отпустить нас с причитаниями и пожеланиями скорейшего выздоровления, да вот не тут-то было. Эта сучка, мать ее, крашенная, пудрит мозги какой-то ересью, не отпуская нас как можно дольше. Уже и звонок прозвенел. И народ вывалился, шумя во всю силу своих молодых несдержанных организмов, разрывая мою бедную голову. Стоять я вообще не могу, потому, наплевав на все свои убеждения и принципы, откидываюсь спиной на твердую грудь друга и наслаждаюсь теплом его тела, переставая потихоньку подрагивать. Тот, в свою очередь, прижимает меня к себе крепкой рукой и каждые несколько минут шепчет, что уже скоро, ободряюще поглаживая то по плечу, то по руке. Это конечно все, блять, мило. И мне даже приятна его вот такая забота, и пахнет от него как всегда вкусно, какими-то травками и дымом. И голос его убаюкивающий, мягкий, низкий, или я спать настолько хочу?

– Вы нас извините, но ему в самом деле очень нехорошо. Я зайду на следующей неделе, и мы сможем более детально обговорить все проблемы его обучения и перевода не с начала учебного года, а сейчас прошу извинить, – мягко отсылает он ее и, не дожидаясь утвердительного ответа и, естественно, согласия, тащит меня вперед. Пытаюсь самостоятельно перебирать ногами – выходит хреново. А когда он пытается поднять меня на руки, рычу и откидываю их. Ну не хватало, чтобы меня как бабу носили. Ага, щаз.

Дорогу домой не помню, ибо очнувшись, чувствую под головой мягкую подушку, а на налившемся свинцом теле лежит пушистое теплое одеяло. Тихо бормочет телевизор, и в комнате полумрак. Вечер, что ли, уже? Ни фига себе я проспал.

– Проснулся?

– Привет, малая, – хрипло бормочу, повернувшись на источник голоса. Оля сидит по-турецки на краю моего дивана и смотрит со своей необъятной женской добротой. Вот не надо на мне материнские инстинкты отрабатывать.

– И где ты умудрился так заболеть?

– Там…

– Макс с Пашей поехали на студию, сказали, что вернутся скоро и с ужином.

– С тепленькой горячей пастой?

– Могу позвонить и сказать твои пожелания. Что-нибудь еще хочешь?

– Виноградный сок, вареную сгущенку в тюбике, шоколадку с орехами и апельсин…

АПЕЛЬСИН?! Я их ненавижу, отродясь не жрал… к чему такая резкая тяга? Почему так захотелось впиться зубами в сочную, чуть кисловатую мякоть? Чтобы пальцы прилипали друг к другу от сладкого сока, а уголки губ пощипывали? Бред какой-то.

– Апельсин? – удивилась так же и Оля, но все-таки позвонила Максу и продиктовала все до последнего слова. – Шоколадку одну?

– Не знаю, пусть много купит разных. И мороженое хочу фисташковое.

– Он хочет мороженое… да знаю я, что нельзя, но ему так плохо. Купи… я растоплю его. Угу…

Люблю, когда мои капризы выполняют, несмотря на их нелогичность или вообще неуместность. А что, разве не всем приятно, когда о них заботятся и потакают?

Спустя час вернулись Биба и Боба – два… моих любимых друга с огромными пакетами покупок. Не думаю я, что там только апельсин, пара шоколадок и паста. Там, как минимум, полсупермаркета. В чем я не ошибся. Они забили мне весь холодильник едой. Напичкали меня таблетками, заставили полоскать какой-то травяной дрянью горло и, как маленького, уложили спать. Только вот я малую заставил долго и упорно гладить меня и делать массаж, пока не усну.

…

Последующие три дня я, как амеба, валялся на диване, только изредка вставая. Утром, чтобы принять душ, пару раз днем по нужде, ну и чтобы пожрать. Со мной почти всегда кто-либо да был, но чаще всех Макс и Оля, кто бы сомневался? Я довольно быстро стал выздоравливать и, следовательно, их обоих доставать. Хотя это дело привычное, у них давно иммунитет на мои подъебы.

– Послезавтра концерт. Так что приводи себя в порядок и едем на репетицию. Ты и так филонил столько времени, а ты солист, на тебе, считай, все держится.

– Я болел.

– Не важно, билеты проданы, откладывать Коля не будет, так что вперед, тебе надо голосовые связки потренировать и распеться.

– Знаю-знаю…

Ну а смысл спорить? Во-первых, я о-о-о-о-очень сильно ждал этого дня. Во-вторых, мне и вправду надо распеться, иначе сорву голос на концерте, да и хватит валяться дома, притворяясь фикусом.

– А где мы выступать будем?

– В клубе.

– Да-а-а? Давненько мы в клубах не зажигали.

– Только не говори, что ты опять будешь ходить с капюшоном на голове и петь из зала?

– Буду.

– И подпевать полвечера под разные треки?

– И это тоже.

– Блять, невыносим…

– Как будто вам это не нравится, – фыркаю, натягивая на себя шмотки. Вот любят мурыжить мне мозг, а после сами же вспоминают, как я то или что-то иное вытворил.

Уже спустя пару часов я насиловал микрофон, орал во всю мощь своих легких, наслаждаясь акустикой. Сам клуб мне очень понравился. Атмосфера обалденная. Все в темных тонах. Мрак. Ночь. Красиво… Напыщенно и дорого. Все как я люблю. Сцена довольно большая, как и само помещение, тут спокойно вместится не одна сотня людей, а еще есть уютные VIP-ы и второй этаж со столиками. Рассматривая всю эту прелесть, я представлял, каково будет тут выступать. Я уже знал, что я устрою. Какую интригу придумаю и в каких частях зала буду развлекаться. Главное – дождаться заветного часа… и достать травку.

========== -10– ==========

POV Тихон

До клуба ехать около получаса, но они кажутся мне вечностью. Не отвлекает панорама за окном, довольно красивая, музыка, что тихо щебечет из динамиков, и водитель, который глупо пытается завести разговор в очередной раз. Внутри все замерло. Напряглось, как пружина, готовая рвануть в любое время. Чувствую себя девочкой-подростком, сердце выпрыгивает в предвкушении встречи с полюбившейся звездой, не знаю, куда деть руки, потому перебираю собственный рукав. Только вот, в отличие от девочки, я хочу не просто посмотреть, послушать и улыбаться во весь рот, я дико желаю, чтобы в моей постели оказался предмет моего вожделения – Фил. Глупо? Быть может, но я извелся уже вконец. Вышибло настолько сильно, что, блять, не смешно уже. Мне через день, а то и каждую ночь снится либо он, либо, как ни странно, Гера. Хотя… не странно, на нем я уже тоже слегка помешан.

Я скучаю. Думаю. Пытаюсь представить, чем он занимается, как он себя чувствует. С кем проводит эти дни, где он, кто заботится о нем, кто укладывает в постель и подает горячую кружку чая. У кого есть доступ к так желанному мной телу. Когда я его увижу и увижу ли в ближайшее время. Что связывает его с тем брюнетом и связывает ли вообще. Вопросов набралось уйма, ответов же ноль, и это утомляет.

У входа в клуб столпотворение. Размалеванные барышни, пытающиеся выглядеть постарше, дабы попасть внутрь, выглядят смехотворно. Парни с обведенными черным карандашом глазами представляют собой зрелище, увы, не лучше. Давлюсь смешком и прохожу спокойно в заведение под недовольный свист и возмущение молодняка. Ну, а как они думали, у меня все заказано, договорено и оплачено. Я как бы VIP-клиент уже здесь, хоть и бывал от силы пару раз. Полезно иметь знакомых везде, ведь никогда не знаешь, что может тебе понадобиться или кто.

Подхожу к своему столику на втором этаже, который прямо над сценой. Ракурс потрясающий, вид открывается с моего места отменный. Присаживаюсь в глубокое, довольно мягкое кресло и заказываю себе выпивку. Решаю начать с чего послабее, постепенно повышая градус, чтобы к концу концерта я был расслаблен максимально. Алкоголь прогонит некую скованность, и я смогу, воспользовавшись всем своим арсеналом, заарканить любимую звезду. А если обаяние вкупе с внешними данными не сработает, то чудо-таблетки всегда могут помочь. Я однажды уже ощутил всю палитру ощущений благодаря им: твердокаменный стояк, повышенная чувствительность и часы удовольствия без устали – шикарная вещь.

Потягивая коктейль, наблюдаю за копошением у сцены и замечаю… не поверите кого – Германа. Красавец в толстовке, похожей на ту, что была на нем в последнюю нашу встречу, темные джинсы, беспорядок на голове. Видок растрепанный, заведенный. Рядом с ним ошивается, конечно же, ударник. Разве данный исход дела – не удача? В одном и том же месте будут оба моих возлюбленных, так сказать. Не прокатит фокус с одним, должно получиться с другим. Я на это очень надеюсь, ибо сегодня вечером в моих планах отлично оторваться. Хотя, что тут душой кривить, я, наверное, даже больше хочу Германа, чем Фила. Ибо с первым возможно продолжение, если понравится, а вот со вторым же все будет однократно, как ни печально.

Меня Герман не замечает, и кто его знает, в самом деле он не видит или слишком умело скрывает сей факт. Помимо Макса, к нему подходит гитарист группы, которого вроде Леша зовут, пару раз продюсер появляется в поле зрения. Хм… видимо, Гера тесно общается с этой группой, если имеет возможность столь раскрепощенно вести себя с каждым из них. Интересно, как он с ними познакомился и где? Что они нашли в этом мрачном типе? Он же нелюдимый, плохо идет на контакт, неохотно ведет диалог, когда пытаешься вытянуть из него хотя бы парочку слов. Занятно. И где Фил? Все крутятся рядом с моим одногруппником, появляются то тут, то там, а Фила нет…

Народ подтягивается крохотными порциями – видимо, пропускают сразу тех, у кого заказаны места, после уже остальных – выборочно. Диджей начинает елозить пластинки, щелкая треки беспорядочно. Освещение проверяют, попеременно включая разноцветные лампы, микрофоны посвистывают и шипят. В клубе творится сумбур полнейший, а меня уже колбасит понемногу. ГДЕ ФИЛ?! Увидеть бы хоть краем глаза этого засранца. В ожидании невероятном, томительном нервно дергаю ногой, грызу коктейльную трубочку и недовольно рыскаю глазами по залу.

Уже знакомая мне фигура, успевшая изрядно намозолить глаза, выруливает из-за сцены. Крайне задумчивый вид, сосредоточенный. Неспешно себе перебирает ногами, озирается, словно что-то ищет. Нагибается каждые секунд двадцать, светит своей белоснежной кожей поясницы и симпатичной задницей, обтянутой узковатыми штанами. Сука!

– Фил, мать твою, – рявкает блондин, насколько я в курсе, это чей-то менеджер.

– Что? – откликается ГЕРА и спокойно себе встает, с минуту тупит, а после начинает что-то приделывать к штанам, стоя в пол-оборота ко мне.

Стоп, а какого члена он отозвался на Фила, если он Герман? Или…

– Если ты не занесешь свою задницу в гримерку, я тебя закопаю, – пытаюсь прислушаться к каждому слову, почти свисая с балкона.

– Да иду я, иду, у меня цепочка порвалась.

– Гера…

– Иду, блять, – фыркает и, кинув небрежно на пол ту самую вещицу, что у него порвалась, идет к зовущему.

Это пиздец, господа. Я, конечно, предполагал многое, нет, не так, я был уверен в том, что он не прост, более того, я кучу всего перемусолил в мозгу, но я ни на секунду не допускал и краешка мысли о том, что он является солистом данной группы. Это… это… жесть. Меня как будто по голове огрели чем-то увесистым. Я в полнейшем шоке плюхаюсь в кресло, выпиваю залпом содержимое бокала и пытаюсь осмыслить увиденное и услышанное. Это что получается, я хотел двоих, а эти двое являются одним и тем же человеком. Я в ахуе.

Хотя, все правильно. Только идиот мог не сопоставить, что к чему. У них одинаковое расположение пирсинга – это раз. Стиль одежды очень даже похож – это два. И надменность у него не такая, как у типичных тинэйджеров, а присущая только тем, кто и вправду имеет какой-то вес в обществе – это три.

Только вот он в жизни вообще ни разу не такой, как на сцене. Кажется, грим делает из него совершенно другого человека, да и поведение разнится. В жизни он язвительно-похуистичный, наглый, диковатый, я бы сказал. Он смотрит свысока, в чайных глазах молчаливый вызов теплится. Меланхоличный, незаинтересованный ни в чем, с выражением лица а-ля Как же вы меня заебали. А вот на сцене он – заряд энергии, полнейший хаос в чистом виде, ураган эмоций. Его не остановить, не заткнуть. Носится как бешеный, тряся своей гривой, орет на пределе, еще совсем чуть-чуть – и кирдык голосовым связкам. Абсолютная противоположность. Единственное, что общего у них, это яркая внешность и дикая аура секса.

Погруженный в свои мысли и не замечаю, что клуб весь уже битком, музыка стала играть гораздо громче, агрессивнее, правда, еще пока не начато непосредственно их выступление. Заказываю виски, самое для него время, начинаю осматривать периметр у сцены, пытаясь зацепиться взглядом за знакомые лица. Несколько ребят из универа толкаются где-то в самой гуще. Подогреваемые алкоголем и чем похуже, все трутся друг о друга, нетерпеливые, заведенные. Выкрикивают бессмысленные фразочки, свистят и улюлюкают. Вероятно, наивно полагая, что тем самым привлекут к себе большее внимание или, того пуще, группа выйдет раньше.

Спустя минут пятнадцать в моем поле зрения появляется уже не Гера, а Фил. Он теперь таков, каким я привык его видеть с постеров и экрана телевизора. Глазищи как черные провалы густой клубящейся тьмы, на голове уложенные волосы, местами по задумке торчащие в разные стороны наподобие вороньих перьев. Цепочка от уха до носа висит, придерживаемая пирсингом. Черная кожанка с закатанными рукавами вся испещрена заклепками и молниями, нараспашку. На руках митенки, подходящие по стилю, рваные джинсы с кучей цепочек и разной дряни и майка черно-белая с непонятной абстракцией. Стоит, пританцовывает под музыку, что-то попивает из стакана в руке, притягивает всем своим видом… Он, как магнит, манит, тянет, подзывает. Меня буквально подмывает спуститься, утянуть его в укромный уголок и совершить с ним все то, что творится в моей голове последние дни. Руки зудят от желания проникнуть под его одежду, ощупать каждый миллиметр кожи. Изучить всего, не упустив и малейшей детали. Накрыть губами пульсирующую жилку на шее, ощутить вкус его кожи на кончике языка. Дышать им полной грудью. Хотя я до сих пор помню его запах, который хуже хлорки засел в носу. Горьковатый от выкуренных сигарет, свежие нотки парфюма, он прохладен и отдает ментолом с примесями трав. Особенный, влекущий.

Одурманенный алкоголем мозг охотно подсовывает мне откровенные картины, грозящиеся вырвать приглушенный полустон из груди. Хочу его. Безумно хочу. Так сильно, что скулы сводит, тело как струна напряжено, а глаза пожирают его, медленно раздевая. Знал бы он, о чем я думаю сейчас, глядя горящим взглядом полубезумных глаз, как часто его образ в моих фантазиях сладко стонет, получая мои остервенелые ласки, жадные. Твою ж мать, мне и таблетка не нужна, я уже явственно ощущаю, как накатывает навязчивыми волнами возбуждение от одного лишь созерцания. И как вытерпеть долгие изнурительные часы, пусть и столь долгожданные? Как высидеть? Они еще и не начали, а я уже мечтаю о конце.

Остальным присутствующим вряд ли видно, что их кумир расслабленно колышется недалеко от них, с явным наслаждением слушает музыку и подпевает одними губами. Они его не видят, ведь находится он у самого выхода, который расположен по левую сторону сценической площадки, закрываемый черными дверями, которые в жизнь не заметишь, если не напрячь зрение.

Вообще в клубе довольно красиво, но меня меньше всего волнует сейчас, какого цвета стены, из какого материала обшивка на стуле и чем руководствовался хозяин клуба, делая тут ремонт. Много более у меня вызывает огромный интерес, почему Герман хранит в секрете, кто он. Давно мог же сказать, что он Фил, и девчонки, да и парни в универе гроздьями на нем бы повисли, а он абстрагировался, закрылся, стал практически изгоем. Пусть и не тихий, как мышь, и не забитый, но ведь он ни с кем даже не пытается начать общение. Не понимаю я его. Не вижу смысла в подобном поведении. Славой нужно пользоваться, да и каков смысл от известности, если ты скрываешь ее? Будь я на его месте, я бы упивался вниманием и почитанием. Слушал бы восторженный писк девушек и ловил завистливые взгляды парней. Глупо, как же глупо делать вид, что ты типичный парнишка, которому просто похуй на всех и вся. Но теперь я понимаю, почему за его, мягко говоря, неподобающее поведение на учебе ему ничего не было практически, преподы скорее всего в курсе, с кем имеют дело.

Гаснет свет, лишь луч прожектора на того, кто выходит на сцену с кривой ухмылкой, похабной, дерзкой. Окидывает всех взглядом, манерничает, играет бровями. Упивается реакцией других на себя. Впитывает эту бешеную энергетику, что шквалом нагнетается, а он ведь только появился.

Проводит длинными пальцами по гитаре и начинает медленно, лениво перебирать струны. Его манера игры будто ласка. Трепетность к инструменту заметна, нежность в касаниях, мягкие поглаживания завораживают, вызывают улыбку. Хрипло, приглушенно начинает петь. Или же я настолько сильно хочу Геру, что даже его голос дрожью отдается вдоль позвоночника, или у него он в самом деле чертовски сексуальный. Боюсь лишний раз моргнуть, чтобы не пропустить и малейшей детали, пытаюсь впитать в себя каждый звук, каждое движение гипнотических губ и улыбку, которая в корне меняет его лицо, делая еще более привлекательным. Он с хитрецой посматривает на всех, цепляет взглядом каждого. Плавно склоняет голову, а волосы волной скользят по гладко выбритой щеке. Почти целует микрофон пухлыми губами, когда от шепота до крика варьирует голос. Запрокидывает голову, открывая вид на потрясающую линию шеи, в которую я бы с радостью впился губами. Как он горяч…