Текст книги "Нотами под кожу (СИ)"

Автор книги: Anzholik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Как он сумел, раздражаясь, остаться вот таким? Здесь за милю веет заботой, искренностью… И я понимаю, что вот к такому я точно не готов. Не с парнем, во всяком случае. Это как-то слишком. Совершенно слишком. Ладно девочку свою вот так погладить. Уложить ей голову на колени, или же ее к себе прижать, бормотать сущие глупости, улыбаться, когда она от щекотного дыхания морщится и закрывается. Но с парнем? Блять… дико. Не отвратительно. Не противно. Просто дико, ненормально, неправильно.

– Я же нормальный, Макс… Как мне могло такое понравиться? – само срывается с языка, который надо бы прикусить, обидеть их я не хочу. Тут все ясно как божий день. Любовь-морковь и все такое. – Я после той ночи всю неделю в универе с ним зажимался. Первый поцеловал, дразнил всячески, нарывался. Ждал, когда он сорвется и прижмет, понимаешь? Это как… как наркотик стало, вот так доводить его, а после эти поцелуи до боли. Когда трещит по швам все внутри. Когда словно с тела кожу сняли и по оголенным нервам пальцами. Блять… – опускаю голову, в глаза смотреть немного стыдно. Хотя нет, это не стыд даже, это… бля, да не знаю я что это! Просто у меня ощущение, словно меня наизнанку сейчас выворачивают, внутренностями наружу. Жутко… Одно дело это все ощущать, думать об этом. Другое – признать, сказать вслух. Открыть свою тайну.

– Он тебе нравится?

– Не знаю. Нет… вроде, – выходит неуверенно, но если прислушаться к себе, то я точно могу сказать, что там нет и капли вот такой нежности, как у сидящих напротив. Я его зажать хочу, довести до белого каленья, целовать, трогать, а потом просто уйти и заниматься чем-то другим. Я не хочу его рядом всегда. Не хочу спать с ним в одной кровати всю ночь, готовить завтрак. Он нужен мне моментами. Временно. На часиков так пару, несколько раз в неделю… А больше? Больше точно нет.

– Хочешь?

– Хочу. До скрежета зубного. Он как маяк передо мной. Яркий, вызывающий. Мы с ним похожи в чем-то. Я как в зеркало порой смотрю. Я ебанулся, да?

– Я проблемы не вижу, Гер. Ты себя накручиваешь, слишком много думаешь, взвешиваешь. На деле все проще пареной репы.

– Да в том то и дело… что я, блять, нормальный, понимаешь? НОРМАЛЬНЫЙ Я. Но почему-то именно его хочу.

– И я нормальный, Гер, и Пашка нормальный.

– Ты понял, о чем я. Не могу все равно смотреть на других мужиков, мне проблеваться от одной мысли охота. А вот он, а с ним… это пугает меня, – легче становится с каждым словом. Я словно как оборотень шкуру с себя сбрасываю и человеком становлюсь.

– Чем? Тебя же насильно никто не заставлял ничего делать.

– Таблетка. Он мне что-то дал, и у меня крышу сорвало. Да я не то, чтобы его не останавливал, я сам подставлялся, меня так накрыло, что я думал, когда кончу, просто умру нахуй. Мне так с бабами хорошо никогда не было, я бы сказал, по сравнению с тем, что принесла та ночь, все, что было до – пресно и скучно.

– Возможно, потому что ново.

– А может, именно из-за нее и было так круто? Нет, я не спорю, целуется он отлично и минет выше всех похвал, но сам процесс… Боязно становится. Пилюля тогда помогла расслабиться максимально. А без нее?

– Гер, – Паша открыл глаза и чуть привстал. – Ты попробуй. Трахнись с ним… Понравится? Останешься и продолжишь после, развеешь сомнения. А если же наоборот – уйдешь. Мужики не бабы, он за тобой волочиться не станет. В этом плане тут проще, чем с девушками, да и само отношение геев к сексу совсем иное. Да что тут говорить вообще, любовь в однополых парах на грани фантастики, ее почти нет. Секс? Да. Отношения? Возможно. Но что-то искреннее и постоянное, настоящее – это редкость, – последнее от него звучало признанием, и я, правда, себя лишним сейчас чувствую, когда вижу этот схлестнувшийся взгляд. Понимающий. Тут слепой бы понял, что любовь в конкретной гей-паре не менее реальна, чем диван под ними.

– Ладно, я пойду в душ, наверно… – встаю, поняв, что их сейчас лучше оставить, а то, что было мне нужно, я уже услышал. – И спасибо, вы даже не представляете, как сильно мне помогли. Оба причем. Выздоравливай, зараза, – пихаю ногой в бедро блондина и под их улыбки ухожу.

…

Уже две недели прошло, скоро домой. С каждым днем я все больше уверен в своем решении. Сомнений не осталось, теперь появился страх – а что если он за этот месяц нашел себе другого пацана и даже не думает обо мне? Отрывается, движется вперед. Ведь если подумать, месяц, гребаный месяц – это чертовски много, чтобы забыть того, кто почти нихуя не значит для тебя. А я не уверен, что небезразличен ему…

И сам буду лжецом, если скажу, что мне совершенно похуй. Неправда это, ведь симпатия определенно есть, крепкая такая, подпитанная безумным желанием. Я себя уже на мысли ловлю, что если бы не концерты, я бы давно смотался обратно и первым же делом разыскал его.

Номер его телефона, наспех записанный на салфетке, лежит и, сука, гипнотизирует. Не зря меня подмывало позвонить в салон и спросить, как у них дела. Позвонил, узнал, что приходил блондин и меня требовал. Грубовато и нервно, а меня пробирает, представив это раздражение на его лице. Искал… Приятно, черт возьми! Забавен еще и тот факт, что он приплатил парням моим, видимо, наивно полагал, что инфу от меня скроют, как бы ни так…

Теперь вот сижу и думаю, сейчас позвонить или когда уже буду дома? К себе позвать?

– Ты что, святым духом питаешься?

– Уже нет, – выхватываю почищенный апельсин из рук Пашки и впиваюсь зубами в кисловатую мякоть. Сок стекает по пальцам, и я его с удовольствием слизываю, ловя языком капельки.

– Ты же апельсины ненавидишь, – приподнимает бровь Макс, оказавшись за спиной своего любовника.

– Теперь люблю… – пожимаю плечами, с виду равнодушно, а внутри уже трепещет все, когда запах фрукта ударяет в ноздри. Апельсины. Эти гребаные фрукты – прямая ассоциация с ним.

– С чего бы это? Как-то связано с твоим блондинистым трахом?

– Ага. От него ими всегда пахнет, причем я понять не могу, то ли он жрет их регулярно, то ли в туалетной воде или геле для душа есть этот аромат. Но сочетание с его природным запахом действует не меньше афродизиака.

– Приятного аппетита, в таком случае, – хохотнув, вытаскивает из комнаты Пашу и, судя по звукам, их теперь лучше не отвлекать ближайший час. Мать их… заебали по моим нервам как по канату гулять. Но это я так, зависть берет. В самом деле я за них рад. Хоть кому-то хорошо…

Покрутив в руке телефон, окей, в липкой руке, набираю все же номер, абонент которого оказывается доступен, а сердце подскакивает к горлу. И что сказать? И нахуя звоню? Собираюсь сбросить, но он, словно почувствовав, отвечает.

– Слушаю, – а голос в трубке немного не такой, как в жизни. Серьезнее, резче.

– Привет, – получается хрипло. – Это Гера, – кашлянув, сразу ставлю его в известность и жду реакции.

– Оу, теперь я знаю твой номер, Мистер большая, яркая и вконец ахуевшая звезда.

========== -18– ==========

POV Тихон.

Второе заседание в суде все по тому же небезызвестному делу. Скучно и ничего нового. Все бесит, блять, так сильно бесит, что усидеть не могу. Стул, сука, неудобный. Деревянный, дубовый, покрытый ровным слоем краски, и совершенное отсутствие комфорта в придачу. Слушать, о чем там переругиваются с вежливыми улыбками адвокаты – желания нет. Гораздо более занятно рассматривать скучающее лицо судьи, женщины лет сорока, которая лениво переводит взгляд с одного на другого. Сестрица же вырядилась, видимо, во все лучшее и сразу, причем аляповато и не к месту. Уж явно ее туалет не для серьезного заседания. Намалевала себе морду лица, как шваль последняя, и жмется к моему бывшему работничку с видом влюбленной кошки. Тошнотворное зрелище. Видна вся фальшь неприкрытая, грубая. Развод для лохов. Лицемерие. Неестественные улыбки.

Адвокат ее, как истинный цербер, пытается откусить голову моему, используя все заковыристее и заковыристее выражения. Провокационные, спорные, двусмысленные вопросы задает, желая, видимо, подловить на слове или пуще того – запутать, цепляется едва ли не за произношение. Смехотворно. И настолько абсурдно моментами, что я предпочитаю молчать. В отличие от противоположной стороны, где с чувством превосходства, зашкалившей все допустимые пределы самооценкой и, по их мнению, суровой поддержкой они чуть ли не скалятся во все свои челюсти, старательно ловя мой взгляд. А после в два голоса, как под дирижера, явно отрепетировано начинают, словно изголодавшие шавки, нападать. Только вот зубки-то туповаты и малы на меня зариться. Отхватить кусок, да пожирнее они не смогут, даже если и добьются компенсации в пару миллионов своими ухищрениями, меня они не сломают этим.

В принципе, все вполне терпимо, однако, как ни печально, идем мы нога в ногу и исход предугадать сложно. Судя по прогнозам, процесс может затянуться не на один месяц, все зависит от того, сколько у них собрано против меня информации, ну и от меня, как хорошо, а главное некомпрометирующе я буду себя вести и не поддаваться на их провокации.

Выйдя из суда, сразу же закуриваю. Нервишки уже ни к черту, без постоянного, хотя бы такого, успокоения не могу. Скучаю и постоянно думаю о Гере, жду гребаного звонка от парнишки из салона, хоть с какими-то вестями. Судя по тому, что я в интернете нарыл, у них турне началось, и теперь они будут колесить с концертами. Я так-то рад за них и все такое, но он нужен мне. Чем быстрее, тем лучше, как панацея… просто, блять, нужен, иначе ожидание и тоска с ума сведут вконец.

Еще и вчера звонили из больницы, сказали, что отец так и не объявился ни у них, ни на квартире. Не скажу, что меня лихорадит и трясет от этого, однако все равно червячок грызет внутри. Он ведь какой-никакой, но отец.

Бычок летит на асфальт через открытое окно. По радио что-то втирают об экономике, о том, что погода станет на редкость пакостная, да и курс доллара снова нестабилен. Поздравления с днем рождения, бракосочетания и прочей хуеты. Все так банально, скучно, уныло… Голимая попса терзает мои уши, кто-то сигналит недовольно на соседней полосе. Обыденно. Бесит. Раздражает.

Вернувшись домой, ужинаю разогретой пастой и вливаю в себя литр сока, выжатого с утра заботливой Верой Петровной. А после, сытый и все равно недовольный, иду принимать душ. Говорят, вода должна напряжение с тела смывать, как бы ни так. Вылезаю, встряхнув мокрыми волосами, заваливаюсь в кровать, включив какую-то тупую киношку. Спать еще слишком рано, делать нечего, настроение на нуле. Кручу в руке телефон, оставляя отпечатки пальцев на дисплее, смотрю фотки, не так давно закинутые. Гера в клубе, в огромном скоплении народа, с прикрытыми глазами танцует, Гера на сцене без майки, вспотевший, орет в микрофон. Гера там… Гера сям…

Засматриваюсь на него, увеличив фото, приблизив максимально близко его лицо. Телефон на секунду потухает, а после заливается звонкой трелью. Незнакомый номер высвечивается на мигающем дисплее. Громкий женский вокал раздирает динамик, а я думаю: взять или не взять?

Когда слышу его голос в трубке, замираю, не веря до конца. После же, когда он прокашливается и убивает мои сомнения, сразу сказав, кто он, я расплываюсь в улыбке. Дабы скрыть свою бурную реакцию, пытаюсь поддеть. Пришедший в ответ смех с хрипотцой, бархатный, ласкающий приятной волной, проходится по телу. Это приятно – слышать его голос, дыхание. Этого мало, но это все, что есть у меня сейчас…

– Искал меня? – спрашивает ехидно, я даже представляю его выражение лица в данный момент. Наглый, дерзкий и на губах усмешка. – И стопроцентно подумал, что я сбежал, – добавляет со смешком. – Слишком много чести для тебя было бы, Мистер «я напрочь провонял апельсинами». Ты знаешь, что я их ненавижу? Все гребанные двадцать три года, а сейчас сижу и ем, как чертов наркоман, нюхая эту блевотную кислятину, – вздыхает. А я еле сдерживаюсь, чтобы не заржать. Выдал ведь тираду, пиздец какую, впервые слышу от него более пары слов одновременно.

– Я слаще, – улыбаюсь откровенно по-идиотски и радуюсь, что ему не видно моей прихуевшей рожи.

– Знаю, потому и говорю, что настоящие апельсины блевотная кислятина, – опять смеется, но кажется, немного нервно. Создается впечатление, что любое неправильно и не к месту сказанное слово может все нахуй испортить, а мне такого счастья не надо. Совершенно не надо.

– Соскучился? – впору прикусить себе язык, хотя… мне в самом деле интересно, что же он ответит.

– Играешь не по правилам, блондинка, задаешь вопрос, не ответив на сказанное ранее.

– Зачем спрашивать, зная ответ? – игнорирую шпильку.

– Походу, звонить тебе была хреновая идея, – слышу хлопок. Дверь? Окно? Бля, как же бесит, что я его не вижу, не знаю, в чем он, как он, где он, с кем, черт возьми? Просто слушаю каждый шорох и его дыхание, что вибрацией по телу проходится.

Я одержим тобой, сука… но это страшно, даже думать такое чертовски страшно, не то что говорить вслух.

– Искал… – шумно выдохнув, признаюсь, словно в собственном грехе. – Еще как искал, – уже громче говорю, радуясь, что соединение не разорвано. Мостик такой шаткий от него ко мне, и я балансирую похлеще циркачей на этом тоненьком, хрупком построении.

– Почему или для чего?

– Хочу… тату доделать.

– Мастеров в салоне несколько, есть и получше меня, – хмыкнув, отвечает, по голосу слышу, что он не слишком довольный. – Не люблю в людях трусость, хотя порою сам такой.

– О чем ты?

– Просто скажи: Гера, я тебя хочу, так же сильно, как ты хочешь меня, и прекрати играть дурку. Ага?

Теперь мой черед смеяться. Причем искренне и заливисто. Я банально не знаю, что ему ответить, ведь прав же, гад, хочу его, только не знаю, что больше – трахнуть или целовать… Хотя нет, знаю. И то, и то, а главное – много и долго. Я уже истосковался вконец по этой заразе.

– Смеешься, скотина? А мне не смешно, я ж натуралом всю жизнь прожил, педиков на дух не переносил, а тут мало того, что два друга в голубую гвардию свалили, теперь и я такой… Пиздец, приехали.

– Ты всегда такой разговорчивый по телефону?

– Нет, да, не знаю. Я по телефону разговариваю слишком редко, чтобы сравнивать. Одно знаю точно: в жизни я бы не сказал многое из того, что хочу.

– Дрейфишь?

– Нет, смысла не вижу душу открывать тому, кого не знаю практически. Ну, кроме имени, возраста и дерьмового характера.

– Ты мог спросить все, что тебя интересует.

– Меня интересует: какого члена от тебя форсит апельсинами за километр?

– Люблю их с детства. В любом виде.

– Даже гнилые? – хохочет после того, как сделал пародию на рвотный позыв.

– Чего не знаю, того не знаю. Гнилые не пробовал, – пожимаю плечами, что крайне глупо, он ведь меня не видит. – Ты скоро?

– Неделя. Не терпится? – Перестаю его понимать, он то смеется и сводит все в шутку, то резко серьезный, даже излишне. Странный. Язвительный, но, сука, так тянет, что невозможно. Неделя – это так… много и мало.

– Приезжай сразу ко мне.

– Не-а. Ты ко мне. Будем тату доделывать, – издевается.

– Окей, я к тебе. Стандарт набор? Цветы, бутылка, презервативы?

– Первые два пункта смело вычеркивай. Цветы не жалую, бухать не хочу, а вот последнее прихвати, мало ли… совращу тебя, – последнее шепотом, а у меня волосы на загривке встают, и картинка в мозгу так некстати всплывает.

– Я не буду сопротивляться.

– Эй, ты там что, заигрывать начинаешь? Прекрати!

– Кайфолом.

– Нет, просто заебало дрочить в душе. Чем я сейчас и займусь. Радужных снов тебе, блевотина.

Разве можно такое говорить, а после сразу отключаться? Это же пиздец! Гребаный, мать его, пиздец. А из песни слов не вырвешь. Гера в душе… Соблазнительно облизывающий пересохшие губы, с черными дорожками стекающего грима по щекам, глотающий стоны, впивающийся пальцами себе в шею, в волосы, оттягивая, прогибаясь в спине. Блять…

Сажусь на кровати, забиваю его номер и откидываю телефон в сторону. Молодец он, ничего не скажешь. Раззадорил и трубку положил, оригинальное такое у него «спокойной ночи». Как теперь спать-то? Правда ли пошел в душ? Один ли он в нем будет? И как, сука, протянуть эту неделю?..

Утыкаюсь в подушку, пытаясь под бормотание телика уснуть, обычно помогает, но не сейчас. Образы, один ярче другого, рисует воображение. Голос слегка охрипший, будоражащий, все еще звучит в ушах и, как ни странно это в конце концов убаюкивает.

…

Звонок вырывает из сна. Раздражает… Поднимаю, не глядя, кто там, с твердым намерением послать.

– Кто ты, смельчак? – недовольно спрашиваю. Открыв глаза, смотрю сколько времени. Полчетвертого, я ебу!

– Спишь? Так вставай, блять, и вали в аэропорт, – быстро проговаривает Гера, пытаясь перекричать ветер.

– За хуя мне в аэропорт? – не врубаюсь спросонья.

– Сука, холодно здесь, приезжай, или я назад полечу. И тату тебе добьет бомж привокзальный.

– Э-эй, стоп, уже еду, – скатываюсь клубком с кровати, на ходу натягивая попавшие под руку джинсы.

– Я у кафешки буду, – кидает и отключается.

Доезжаю рекордно быстро, играет на руку то, что еще слишком рано и движения почти нет. Сон как рукой сняло, в предвкушении встречи адреналин зашкаливает в крови. От него же можно чего угодно ожидать, ведь еще ложась, я с тоской думал, как выдержать неделю, а тут по прошествии нескольких часов он здесь, и сразу же звонит мне. Приятно. Неожиданно. Интригует.

Выхожу из машины, кручу головой по сторонам, высматриваю и нахожу его темную фигуру у входа кафе, с сигаретой в руке и чемоданом под жопой. Подхожу близко, очень близко, и мы с минуту молчим, тупо глядя друг на друга. Не знаю как у него, а у меня сердце галопом заходится. Эйфория накатывает, обволакивает. Руки так и зудят от желания притянуть его и сдавить в захвате до хруста костей, но я стою, не двигаясь… а он сидит напротив, касаясь ногами моих коленей, смотрит снизу вверх из-под челки. Бледный, с покрасневшим носом и губами, зализанными вконец.

– Чего так долго? Я в сосульку превратился, – встает, потирает руки, недовольно смотрит, кривится.

– Пошли в машину, согреешься, – цепляю одну сумку и иду к авто, слыша его шаги за собой и треск пластмассовых колесиков по неровному асфальту. Загружаю его вещи в машину, прыгаю на сидение и включаю обогрев.

…

– К тебе? – поворачиваюсь в его сторону, подъехав к перекрестку. Но он уже спит, раскинувшись на сидении… Потому я молча поворачиваю в сторону его дома.

Подъехав к нужному подъезду, глушу мотор и думаю, как мне его разбудить? Смотрю на его расслабленное лицо, на шею, что так соблазнительно открыта, на губы, обветренные, притягивающие. Тянусь, приблизившись вплотную, чувствую его теплое дыхание и свежий запах парфюма вперемешку с табаком. Прикрыв глаза, глубже вдыхаю, касаюсь губами родинок на шее, мягко целую тихо бьющуюся жилку.

– Не успел уснуть, как уже облизывает, ты посмотри, а, – приподнимается, скользнув носом по моей щеке, смотрит с ехидной, немного сонной улыбкой.

– Язва, – облизываю его нижнюю губу, чувствуя ее шероховатость под языком. Вовлекаю в медлительный поцелуй. Неторопливый. Осторожный. Терпя укус, довольно болезненный, а после, напирая, проникаю в его рот, прижимаю собой к сидению, руками зарываясь в жесткие волосы, оттягиваю их злорадно. Гера… Он рядом, целует так же жадно в ответ, пролезает руками под ворот майки, растягивает ее, но настырно лезет, чтобы сжать голые плечи.

– Трахнуться в машине, конечно, дико соблазнительно, но я хочу обжечь рот кофе и смыть вонь самолета с себя.

– Пошли, – вылезаю из машины, достаю его вещи и, щелкнув сигнализацией, иду за ним следом.

– Ты один прилетел? – хлопаю рукой по кнопке лифта.

– Ага, Макс с Пашей остались там на недельку. Ты не думай, что я к тебе ломился, просто концерт отменили, и ловить там с ними нечего, везде, где надо, я побыл, – затаскивает чемодан и жмет свой этаж, кинув на меня беглый взгляд. Да и похуй мне, ко мне или не ко мне, главное, что он теперь здесь.

– Не сомневаюсь. Интернет пестрит твоими фото с небезызвестной вечеринки.

– А… эти, Коля говорил, все убрали уже, ну или почти все.

– Немудрено, тебя сделали нарком, укуренным, в жопу обдолбанным трахальщиком всего, что движется в радиусе пары метров.

– Знаешь в чем прикол? Я на той вечеринке был трезв и абсолютно чист, как стеклышко, – фыркает и выходит из лифта. Открывает квартиру, бросает ключи на тумбочку у входа. Чемодан шлепается около шкафа в прихожей, обувь там же, куртка летит на диван в зале. Шараебится по квартире, не обращая на меня никакого внимания, а после и вовсе запирается в ванной.

Сажусь на высокий стул, опираюсь спиной на стойку и жду, рассматривая, что тут вокруг меня. Зал и кухня смежные. Просто, судя по стилистике, разделены на два сектора, стены нет, точнее есть, но она выбита на две трети. Внутри же покоится каменная столешница наподобие барной стойки. Смотрится оригинально. Цвета не кричащие, все довольно дорого и выдержанно.

Насмотревшись вдоволь, закуриваю, чтобы хоть как-то скоротать время.

И тут он выплывает из ванной. Волосы, влажные, рассыпаны по плечам, джинсы, расстегнутые, висят на честном слове, ниже бедренных костей широкая резинка нижнего белья виднеется. Вставляет от подобного зрелища. Не скрывая свой голод, смотрю на него, каждую деталь подмечая. Жадно. Немного хищно, сдерживаясь, чтобы не наброситься сейчас же, как животное.

Проходит мимо, близко-близко, задев мои колени своим бедром, забирает сигарету прямо с губ и затягивается. Глянув нагло. Вызывающе. Идет к чайнику, стиснув губами сигарету, откручивает кран, набирает воду, включает. Возвращается ко мне, встав между раздвинутых колен, подается вперед, однако просто, чтобы удобней дотянутся до пепельницы, что за моей спиной. Тушит сигарету, и я чувствую горькие губы на своих с привкусом зубной пасты. Влажный мазок языком по подбородку и шумное дыхание у шеи, руки с капельками воды на коротких волосках, скользящие по моим ребрам и прижимающие к себе сильнее. Отрыв в пару секунд, и майка моя приземляется к нашим ногам. Цепкие пальцы вплетаются в мои волосы, небрежно стянув с них резинку. Трется бесстыдно, и я почти физически ощущаю силу его желания. Нестерпимого. Жгучего. Дыхание все тяжелее. Ловлю его язык губами, всасываю в себя, проглатываю слетевший с его губ глухой стон.

За бедра тяну еще ближе, сталкиваясь с неменьшим стояком, чем у меня. Губы грубые, остервеневшие, впиваются в мою шею, оставляя следы стопроцентно. Пальцы проворные по ширинке шарят, быстро расстегивая ремень, пуговицы, а следом и за собачку дергают вниз, расстегивая.

– Иди ко мне, – шепчет и тянет за собой. Не разъединяя поцелуя, крепко слипшись телами, падаем на кровать, по пути столкнувшись с дверным косяком.

Вещи летят в стороны, как фантики от конфет. Дыхание скованно, нервными отрывистыми вздохами вылетает из груди. Хрипами. Стонами. Горячие ладони скользят по моей заднице, одна крепко сжимает, скользнув между половинками, гладит вход. Вторая же, пройдясь по боку, перемещается на торс, спускается к паху.

Возбуждение зашкаливает, перед глазами цветные пятна пляшут, руки дрожат, сердце, как после стометровки, рвется из груди.

– Хочу тебя, – как в дурмане, не своим голосом в его губы на выдохе – и снова в поцелуе скреститься. Нащупав смазку, с трудом открываю колпачок и выдавливаю себе на руку.

– Дай мне тоже. – Не совсем понимаю зачем, но даю.

Чувствую влажные пальцы и спереди, и сзади. Захлестывает. Я никого и никогда не подпускал к драгоценной пятой точке. То, что делал сам, не считается. Но когда его палец осторожно проникает, доставляя дискомфорт тугим мышцам, я не напрягаюсь, расслабившись, наоборот подаюсь навстречу, пусть это и не совсем приятно, но это так всегда поначалу. Вторая его рука по члену моему скользит, умеренно, неспешно поглаживает. Вокруг головки по кругу, по стволу кончиками пальцев, а после в жесткий захват, сжав так, что искры из глаз.

– Да трахни ты меня уже, – выстанывает, когда я резче вдалбливаю в него пальцы. – Знаю, что будет больно, но, сука, я не могу больше терпеть.

Раскатываю по члену презерватив, смазываю обильно и начинаю медленно входить. Тугие стенки сопротивляются, сжимаются, выталкивают. Гера шипит, впивается короткими ногтями в мои плечи. Кусает губу, прикрыв глаза.

Толчок… и я уже почти весь в нем, проход неохотно расширяется.

Толчок… уже чуть лучше, но все так же, почти до боли, тесно.

Толчок… теперь я весь в нем до упора, ловлю судорожный выдох с его покусанных губ.

– Блять, двигайся, иначе я сам тебя трахну, – шипит, открыв глаза, чуть покрасневшие. Захват же на моих плечах не слабеет, ему больно, я вижу, чувствую, что тело несколько сковано, напряжено, да и возбуждение ушло значительно.

Медленно из него, а после чуть резче внутрь. Еще раз, еще, еще… Пока не становится немного легче двигаться. Губами по ключице, к плечу. Поцелуями влажными, страстными. Упиваясь тихими, едва слышными стонами, телом, что подо мной прогибается.

– Закинь мне ноги на плечи, – остановившись, прошу. А после, подхватив его и придвинув чуть ближе, вхожу до упора под громкий стон. Нашел… Движения теперь более рваные, резкие, с ума сводящие. И раз за разом под блядские стоны… глубоко в его тело. Впиваясь в губы, давясь стонами. До изнеможения, не останавливаясь, даже кончив. Распаляя снова, чередуя ласки неторопливые, нежные с яростными и жадными. Целуя до обморока, до опухших, зализанных губ. Полнейший экстаз! И так до утра…

========== -19– ==========

POV Герман.

Чувствую сквозь сон щекотное касание возле лопатки, прямо по старому шраму, едва заметному, что рассекает бледную кожу. Откуда? Остался после операции, так как мне в аварии неизвестно откуда взявшаяся железная балка вошла сантиметров на десять ниже правого плеча. Весьма удачно вошла, иначе я бы тут не лежал сейчас. Везучий сукин сын… моментами.

Сдуваю челку, упавшую на глаза и откровенно мешающую, но глаз не открываю.

Рука Тихона медленно скользит по моей спине, стягивая одеяло до самой задницы. Мурашки по телу… от прохладного воздуха в комнате вперемешку со щекотно-приятными ощущениями чужой ладони. Теплой. Гладкой. Умелой.

Влажный поцелуй прямо у двух маленьких ямочек на копчике, а следом скользящий язык ниже, ныряя между расслабленных ягодиц… Героически терплю, делая вид, что сплю, хотя самого это все уже заводит, все давно стоит, но это, так сказать – «утренняя проблема», не он тому виной, наверное. Осторожно кружит пальцами между ягодиц, поглаживает чувствительную кожу вокруг входа. Чуть раздвигает половинки. Мягко, легко массирует. Целует выступающие позвонки, спускаясь от самой шеи.

Чувственное удовольствие. Утонченное. Неспешное. Немного сонное. Ленивое. И до жути непривычное…

Покусывает кожу на пояснице, вылизывает ямочки, но не останавливается привычно, ныряет между полушариями. Проводит языком медленно, словно смакует каждое свое движение. Необычная ласка, настолько, что прошибает удовольствием, как тараном. Твою мать… Руки дрожат, в ушах кровь шумит. Радуюсь, что он не видит моего охуевшего лица, что перед тем, как вырубиться, затраханный по самое не могу и еле волочащий ноги, я быстро принял душ, иначе бы сгорел сейчас от стыда. Умер бы нахуй от остановки сердца…. Что же творит, сука. С ума сводит.

Медленно. Мучительно, крышесносно и дико томительно. Целует сморщенную кожу, проникает языком внутрь. Лижет. Обсасывает, раздвигая руками все шире ягодицы. У меня же дыхание сбивается, уткнувшись лицом в подушку, комкая ее же в руках, выдыхаю прерывисто. Приподнимаю попу навстречу его рту, неосознанно… Тело требует разрядки. До боли требует. Член пульсирует, елозя по влажному пятну на простыне от смазки. Я подобного не испытывал никогда, но это просто пиздец какой-то. Ласка захлестывает. Меня трясет уже практически от того, как руки умелые плавят, распаляют еще сильнее. Сна давно ни в одном глазу, но говорить ему об этом я не стану. Хотя догадаться несложно по характерному пыхтению, что я либо проснулся, либо на подходе, но посмотрим, насколько далеко он зайдет.

Оу… в меня проникает палец. Влажный. Легко входит, ведь всего-то пару часов назад он здорово растянул мою многострадальную задницу и, по правде говоря, все еще немного саднит, хоть он и был аккуратен. Но это не ко мне, жопа по определению не предназначена для подобных забав. Второй палец входит тяжелее, но боли как таковой нет, лишь легкий дискомфорт вперемешку с приятными отголосками ощущений, мышцы слабо сопротивляются.

Тихон старательно доставляет мне удовольствие, целует спину, лопатки, плечи. Дышит шумно, утыкаясь в мой затылок лицом. Гладит рукой, прижимает к себе ближе, перехватив меня поперек живота. Отчего я чувствую его член, что влажной головкой оставляет следы от вязкой смазки. Твердый. Горячий. Бархатистый.

Заводит. Невыносимо. Хочется уже орать на него, чтобы прекратил пытку, потому что терпеть сил нет. Тело как пружина напряжено, скрученное уже до невозможности от желания. Подаюсь к нему назад, трусь об него. Мне правда насрать, что будет дискомфортно, возможно больно. С непривычки вообще нежелательно столько сексом заниматься, это даже травмоопасно, насколько я понял из наставлений Макса. Но у меня разве есть тормоза? Правильно, их нет, и никогда не было.

Смазывает обильно и себя, и меня. Медленно сантиметр за сантиметром погружается, пульсирующий, огромный, если судить по ощущению охуительной наполненности. Прогибаюсь в пояснице, не понимая, чего больше хочу: отодвинуться или насадиться до конца. Но природный мазохизм, правда, легкой степени, побуждает двинуться навстречу. Пытаясь расслабить максимально сопротивляющиеся мышцы, впускаю полностью, сжимаю со стоном.

Остро. Горячо, жжет и внутри, и снаружи. Похуй, удовольствие сильнее. Тону в ощущениях, теряюсь во времени. Становлюсь одним комком нервных окончаний. Во рту пересохло, и потому с губ только хрипы приглушенные слетают. Задыхаюсь…. Поджимаю пальцы на ногах и руках до хруста, впиваюсь в подушку до онемения. Хорошо, мне чертовски хорошо, и я даже не буду на него пиздеть за этот произвол.

– Перевернись…

Послушно укладываюсь на спину, раскинув руки в стороны. Смотрю вопросительно, нетерпеливо ерзая. Я как бы кончить хочу, а он пялится на меня, как на статую, блять, в музее. Хватаю за руку и тяну на себя, сам нахожу его губы, грубо, требовательно целуя. Всего шаг до оргазма, маленький такой шаг до провала в бездну, а он руки мои отводит, не подпускает к собственному члену. Что за хуйня? Пытаюсь возмутиться, но он ладонью мне рот закрывает, а взгляд с молчаливым приказом. Кусает за плечо, впивается гребаными зубами до боли, так что заорать охота, но лишь мычу в его руку, что заглушает мое недовольство. И вроде боль отрезвить должна, а у меня наоборот, крышу срывает и после полувскрика болезненного стон глухой вылетает. Пытаюсь суку эту спихнуть с себя и отомстить, но он сильнее, причем явно. Его зубам подвергается сосок, который начинает пульсировать, наливаясь кровью, ебаное мазохистское удовольствие. Я знал всегда, что боль умеренная удовольствие доставляет, но сейчас убедился окончательно в том, что я конченный извращенец, с мужиком ебусь и от боли кайфую. А он как раскусил?