Текст книги "Нотами под кожу (СИ)"

Автор книги: Anzholik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

По итогу сдают нервы у препода, и та грубо выдергивает наушник из его уха. Реакция следует мгновенная. Судя по всему, он дико ненавидит, когда так делают, ибо взгляд его почти черных глаз обжигает даже меня, хотя подарен не мне. Училка, стушевавшись, сглатывает. После, мотнув головой, недовольно начинает свою тираду.

– Вы что себе позволяете? Мало того что вы не слушаете материал, который обязаны вносить в конспект, да бог с ним, переписать можно или распечатку попросить, так вы самым наглым образом развлекаетесь, мешая остальным получать знания!

Нет, я, конечно, видел похуизм в чистом виде на лице, но не такой. Тут абсолютная наглость в придачу к полной незаинтересованности и безразличию к происходящему. Он и не переставал выбивать бит пальцами, так же как и подпевать, только вот при этом он смотрит прямо в глаза нашей зав. Она пытается ему втирать, что так нельзя. И вообще, после того, как он перевелся с заочного отделения, ему бы надо вникать и относится серьезно к учебе. И надо быть уважительнее к старшим, и вообще слушать музыку на уроке запрещено, а уж тем более издавать посторонние звуки. И одет он не так, как подобает, хотя у нас дресс-кода не было отродясь, правда, все ходили от полуспортивного стиля до полуклассики, рокеров, так сказать, у нас почти не было. И пирсинг тоже неуместен в учебном заведении, и одет он, словно у него траур, и так далее. Она прошлась по нему буквально катком, а тому плевать. Сидит себе, поет, глаз с нее не сводит, к концу, видно, его все начинает откровенно забавлять, и он расплывается в едкой ухмылке.

Ребята в группе сразу шушукались, после посмеивались, а теперь сидят удивленные и просто наблюдают. Состояние, так сказать, полушока от его поведения. А наша училка, та, которая обычно за малейшее шлет к декану, а еще хуже – ставит неудовлетворительные баллы, стоит и как девочка распинается. Ей, конечно, не так уж много лет, она от силы старше меня года на четыре и явно тут по блату, но все же было несколько непривычно и даже дико, что она вот так перед ним почти стелется.

– Герман, прекрати немедленно слушать плеер!

– Это – андроид, – спокойно демонстрирует ей последнюю модель смартфона. Да, у него явно денег более чем достаточно.

– Герман, – с нажимом повторяет и приподнимает бровь. Я ожидаю, что он огрызнется, пошлет, еще что сделает, а он молча достает наушник, демонстративно выключив телефон, и засовывает тот в карман. Складывает руки на груди, откидывается на ножках стула, слегка раскачиваясь, и приподнимает, словно дразня, так же как она, бровь. Группа такое не выдерживает и взрывается от хохота, а преподша с румяными щеками, шикнув на всех, ретируется к своему столу.

С лица парня не сходит ухмылка, довольная, победная, он не сводит с нее глаз, а остальных попросту игнорирует. Странный тип, но цепляет, интригует, заставляет искать ответ на вопросы, буквально просит узнать его…

========== -3– ==========

POV Герман

Уже не помню, когда в последний раз по собственной воле вставал столь рано. 7:30, мать его, утра! Почему я это сделал? Пришлось, ибо вчера я нагло проигнорировал тот факт, что нам надо было давать интервью, повел себя, как гребаная малолетка, по словам продюсера, и если я не затащу свою задницу на пары, а после не приду на нашу базу, он из меня жаркое сделает. Не то чтобы я его угроз боялся, просто, поразмышляв полдня вчера в одиночестве и с бутылкой пива, я многое передумал. Во-первых, без группы я реально ничто. Тату-салон – это, конечно, здорово, и мне безумно нравится этим заниматься, но группа – это мое все. Во-вторых, без друзей, без того самого Макса и Пашки… я – не я. Ближе их никого нет, ну только если Олька из соседнего подъезда, но она мне как сестренка: милая, мелкая и поганая.

Так что чую, придется мне грубо кричащего внутри гомофоба послать громко и отчетливо нахуй, по крайней мере, по отношению к этим двум. Как они вообще додумались? Что спровоцировало? И каково это? Вопросов была уйма, некоторые даже меня смущали, ведь, по сути, подобное не должно ну никак меня интересовать, однако ж пьяный мозг любые варианты выдавал, так же как и любопытство, которое измучило мою психику за ночь. Уснул я ближе к утру, потому сейчас чувствую себя плохо работающим теликом, который рой пчел покусал, преимущественно за голову. Глаза отекшие, заплывшие. Башка гудит, тело ломает, мне бы поспать суток этак парочку, а не в универ идти. Вливаю в себя литр кофе и, надев первые попавшиеся шмотки из неразобранного с гастролей чемодана, пытаюсь привести в божеский вид гнездо на голове. А позже, смирившись с тем, что я точно не стилист, и сделать то, что удается Лизе, я не смогу, фыркаю и, всунув сигарету в зубы, иду на учебу, чтоб ее.

Я не опоздал! О, господь всемогущий, это ж сущий восторг. Вваливаюсь в аудиторию, терплю, едва ли не зевая во весь рот, пока мне скажут «Здравствуй, присаживайся, где пожелаешь» и тому подобное. Шлепаюсь за последнюю парту, приметив, что за соседней сидит тот самый пацан из туалета, которому я вчера по ногам потоптался, не спецом, естественно, однако же. Вставляю наушники в уши и, прикрыв глаза, отдаюсь музыке. У нас концерт через две недели будет довольно крупный, а это долго, я уже хочу на сцену, орать во весь голос, срываясь на хрип. Мотать головой и выстукивать бит ногами, быть королем сцены и слушать с упоением визг девчонок, что едва в обморок не падают, когда мы выходим. О да, этот восторг сложно на словах передать, это надо видеть, чувствовать, это надо прожить, пропустить сквозь себя, как через фильтр. Это воистину прекрасно, и не думаю, что смогу словить еще больший кайф хоть от чего-либо в этой жизни. Сцена – мой наркотик, особенно торкающий и долго не отпускающий.

Я чувствую кожей, как смотрят на меня, уже не просто бросая взгляды украдкой, а наверняка прожигая во мне дыры, но мне как-то плевать. Я настолько привык к вниманию, навязчивому, почти постоянному, что научился с легкостью сие игнорировать, просто не обращать внимание, так проще, чем отвечать взглядом на заинтригованный взгляд, а еще хуже с кем-то разговаривать. Мне не нужны здесь друзья, не нужны даже знакомые. Я буду приходить, сидеть, уходить. Ни приветствий, ни прощаний, ни разговоров, никакого участия в студенческой жизни этого убогого заведения. Абсолютно нифига. Не хочу. Не буду. Мне это претит.

Пальцы сами постукивают по деревянной парте, нога чуть вздрагивает привычно, а губы двигаются, беззвучно повторяя текст.

You are the sun

You are the only one

My heart is blue

My heart is blue for you

Чуть мотаю головой, как и привык делать это на сцене. Улыбаюсь, когда слышу, как ору в наушниках припев. О да, последний альбом лучший из того, что мы записали. Он просто взорвет всем мозг, неоспоримый факт. С новой программой мы дали лишь один концерт, остальные будут позднее, а пока нам составляют график, вроде как покупают что-то из инструментов новое, по крайней мере, моя гитара давно просит, чтобы ее заменили.

Дослушав этот трек, жду начало следующего. Мое состояние не каждый поймет. Я как бы в дреме, но при этом могу спокойно постукивать частями тела и повторять слова на автомате, однако же таким образом я частенько отдыхаю при переездах, ибо полноценно заснуть без снотворного в дороге не могу. И вот оно, начало песни, я уже в предвкушении, готов начать перебирать губами слова, как резко из моего уха пропадает наушник. Открыв глаза, утыкаюсь в преподшу, которая всем своим видом показывает, что я перехожу допустимую черту. Ну неинтересно мне, че сделать-то, а? Не хочу я слушать, не нужно мне, блять, это. Вообще я сюда идти не хотел, меня, можно сказать, шантажом заставили, пригрозив, что если прогуливать буду – пиздец мне. Смотрю на нее, слушая в пол-уха, что она сказала, в голову-то вроде влетело, да вот не задержалось. Слышу лишь обрывки ее фраз, полностью поглощенный тем, что звучит во втором ухе. Подпеваю, не сводя с нее глаз. Знаешь, женщина, а мне похуй, что ты там чешешь. Ну, совсем, понимаешь? МНЕ. ПОХУЙ. Вроде как это даже по моим глазам видно, а она все равно че-то там заливает. Ну что вы, вам хочется, дак бога ради, я все равно игнорирую эти нападки. О, одет я не так? Да ладно? Сказала та, что в юбке, которая стоит как мои трусы, если не меньше, ага… У-у-у, и пирсинг нельзя? Да что вы говорите, уважаемая, скажите это еще половине группы. И цвет моей одежды не такой, что еще? Плейер достать? А вот моего малыша, которому еще и месяца нет, как я купил, не надо так унижать. Отвечаю ей спокойно, что это совершенно не допотопный плеер. Даже показываю, помахав рукой.

Что-то в ее взгляде показывает, что еще пара выкидонов с моей стороны, и я узнаю, где тут деканат. Оно мне надо? Лениво достаю второй наушник, выключаю проигрыватель в телефоне, кладу тот в карман. Откинувшись на стуле, сложив руки на груди и приподняв бровь, смотрю на нее. Че еще надо-то, милочка? Похоже, аргументов у нее нет. В группе стоит заливистый хохот, училка краснеет, ну вот и чудненько, хоть кому-то, блять, сегодня весело.

Первая пара пролетает быстро. Вторая следом мчится, тут какая-то бабка, которой лет сто, наверное, бубнит что-то монотонно под нос, я даже задремал без музыки, вот тупо сидя задремал, умора, да? Но это не самое забавное, так сказать. Меня больше веселит то, что блондинистый чувак, то бишь козел наш местный, кастрированный, ага, сидит и пялится уже вторую пару подряд на меня. Ему что, реакция моя так нужна? Или узнал? Хотя не, узнать не мог, это даже СМИ тяжко сделать, хотя они каждый миллиметр мой изучили. Укладка, грим и поведение на сцене преображают меня, я – не я становлюсь. В реальной жизни меня хер кто признает. Ну, Гера и Гера, уж точно не Фил.

Кстати… сижу я один. И этот плечистый тоже, к нему не садятся, ибо его величество не желает сидеть с кем попало, а ко мне побаиваются. Я ж типа редкий зверь в этих краях новенький. С расспросами тоже, между прочим, не лезут, посматривают, шепчутся, хихикают, а вот завести знакомство – нифига.

Большая часть пары прошла, когда внезапно… круто звучит, да? Внезапно ко мне подсаживается вчерашний козел. Приподняв бровь, нагло смотрит с полуметра на меня. Я же не железный, мать твою, такое даже покойнику надоело бы.

– Че надо-то, чувак? – спрашиваю насмешливо.

– Ты откуда тут взялся? Каким ветром надуло?

– Взялся и взялся, тебе-то что?

– Я староста.

– Имя-фамилию знаешь? Думаю, с тебя хватит.

– Хватит аль нет, я сам решу. Насколько вижу, ты не из бедных, мягко говоря, откуда финансы?

– Там их уже нет, – хмыкаю равнодушно, зеваю и потягиваюсь всем телом. Упс, майка задралась и зацепилась за пирсинг в пупке, сука… Шикнув недовольно, начинаю выпутывать сережку, майка, блять, 300$ стоит, а нитки во все стороны из швов лезут, за что тут платить?

– Аккуратней ты, сейчас или сережку вырвешь, или майку расхерачишь, – тянет свои ручонки к моему прелестному животу.

Рефлексы срабатывают быстрее, чем мозг, и через секунду он уже сваливается со стула, громко так и нецензурно озвучив, что он думает по этому поводу. Ну а что? Не надо меня трогать, я личность публичная, неприкосновенная.

Встав, он садится снова к себе, зло сверля меня взглядом. Мне, типа, испугаться надо? Ну-ну, как-то не по адресу. До конца пары остается минут десять, не более, я решаю закинуть в пакет так и не тронутую тетрадь, поправив все-таки порванную мной майку, сижу, ожидая скорейшего звонка, в надежде обкуриться до смерти перед третьей парой.

И вот он я на крыльце универа. Смачно вдыхаю горький никотиновый дым, пускаю себе колечки, кривя губы, поглядываю по сторонам и постукиваю ногой в такт звучащей в ушах музыке. Народа курит тут немерено, такое чувство, что абсолютно все вышли сюда, на улице, кстати, не май месяц, а самый что ни на есть конец октября. Но погодка так себе, главное – противных дождей нет, ненавижу их.

– Сигарета будет? – типичный быдло-подкат со стороны. Нет проблем, если подходит один человек, но уж точно не трое, как в данном случае, просить одну сигарету.

– Будет, – достаю пачку и кидаю ему, не глядя, словит тот или нет.

– Ты че как собаке-то кидаешь, пацан?

– На подносе надо было преподнести? – скривив губы в подобии ухмылки, спрашиваю.

– Ты зря так, тут хоть и не школа, но кости переломать могут легко, если будешь борзым чересчур.

– А мне можно, я звезда, – со смешком выдыхаю вместе с неровными клочками дыма.

– Тут единственная звезда на весь универ – Тихон, а ты так – китайская подъебка. Просто предупреждаю: будешь хаметь – будешь лежать, – кидает в меня сигареты и, сплюнув прямо под ноги, кивает своим дружкам и уходит. Ну вот, уже угрозы пошли, а я тут всего две пары отсидел. Пользуюсь спросом, ага. Знал бы ты, конь шахматный, кто я, заткнул бы свое хлебало и мычал себе в тряпочку, а то строят из себя Рэмбо – первая кровь.

Третья пара была смежная с еще одной группой. А там одни барышни, так что внимания мне было хоть отбавляй. Я ж не урод, пусть и не качок, такой себе жилистый, высоковатый. Морда симпатичная, кайфовая небрежность, абсолютная выбритость, пирсинг в губе вообще делает из меня ходячий секс, ведь губы и так полноваты. Короче, на внешность не жалуюсь, себя люблю, внимание обожаю, но вот личным пространством дорожу. Личное пространство – это, сука, ЛИЧНОЕ пространство. Хотя на концертах я иногда выбегаю к фанатам и пою прямо в зале, только вот меня не особо радует, когда некоторые сунут свои руки ВЕЗДЕ. О да, ВЕЗДЕ. Мне однажды так по яйцам вмазали, что я еле песню допел.

– Тиш, а этот мальчик с тобой в одной группе, да? – слышу с соседней парты. Хотела бы деточка спросить тайно, так бы и поступила, правильно? Знаю, что правильно. А тут сидит и «громко шепчет». Уж лучше бы ко мне сразу подошла, чем такой мутотенью маялась.

– Со мной, красавица.

Создалось впечатление от его ответа, знаете, как будто тут все делятся на группы а-ля «Тихон и…» или же еще «какой-нибудь перл и…». А просто, блять, людей, личностей, особей не существует. Мол, от него все зависят. Они либо с ним, либо не с ним. Зашибись, куда я попал?!

Шушуканье по поводу моей нескромной особы продолжалось всю пару. Причем, как мне казалось, с каждой минутой все громче, словно специально. Но мне-то похуй, ребят, обломитесь. Обо мне чего только не говорили и не писали в последнее время, я не то, что к слухам и шепоткам привык, у меня иммунитет даже к дебильным доказываниям желтой прессы. Пока человек жив, о нем говорят. Вот когда замолкнут, считай, тебя больше нет. Так что пиздите, господа, пиздите и побольше.

Как только звучит трель звонка я, не теряя ни минуты, выскальзываю из этого дурдома. Закуриваю на крыльце и шагаю к перекрестку, где меня, по идее, должны подобрать ребята и отвести на базу. Подошел, покурил, постоял. Послушал песен, позвонил раз двадцать, скинул СМС штук тридцать, а никого. Не поднимают трубку, на СМС молчок, и в зоне видимости вот уже почти час никого, совсем. Прикола я не понял, если это прикол. Если нет, то все еще хуже. Либо Пашка с Максом серьезно обиделись, решили объявить мне бойкот и подговорили остальных, либо обо мне тупо забыли. Хотя, если судить по активности моих друзей, по частоте подъема трубки и ответам на сообщения, на меня забили болт. За что? За то, что я против педерастии? Ну, извините, мое очко онли мое и никак иначе. А те, кто свое очко в пользование другим дают, мне как-то не импонируют. И что-то мне подсказывает, что я не один такой, а большая часть населения земного шара. Да и я пообещал сам себе, что попробую общаться, как раньше, правда, буду более внимателен, не позволю лишних поползновений в свою сторону, даже ненамеренных и случайных. Брезгливый я, с детства, между прочим. Так что с кем с кем, а с педерастами из одной бутылки больше ни-ни, как и из одного стакана, а уж косяк или сигарету делить с этими индивидами и подавно не стану.

– Вы гляньте-ка, кто тут стоит. – Твою ж мать. И почему везет мне так сегодня? У меня что, намазано, или на лбу написано «Развлекательная зона для быдла»? Пиздец, товарищи, а я еще и один стою.

– И кто же тут стоит? – якобы очень остроумно добавляет дружок этого кретина.

– Человек разумный, вам, неандертальцам, видать, такой вид пока неизвестен, – «ласково» отвечаю. Инстинкт самосохранения у меня напрочь отсутствует, как и тормоза. Я в выпускном классе в стольких потасовках участвовал и был провокатором, что и посчитать все проблематично, так что я совсем не удивлюсь, если меня сейчас за мой же длинный язык отпрессуют.

Естественно, эти собаки бойцовские начали обнажать свои клыки, только вот достать меня им сегодня не судьба, ибо обо мне все же не забыли. Ко мне подъехал ройс Пашки, и я, нырнув на заднее сидение, обворожительно ухмыльнулся со всей своей внутренней ядовитостью в полную челюсть этим красавцам, хлопавщим огромными глазищами при виде такой машины.

– Аривидерчи, дебилы, ах, пардон, откуда ж вам такие слова-то заумные знать, до завтра, мудаки университетские, – нагло кидаю им, открыв тонированное окошко, и под их уже полностью охуевшие взгляды мы отчаливаем.

– Даже не спросишь, почему мы почти на час опоздали? – поворачивается с переднего сидения Макс.

– Отчего же, спрошу. Почему вы, суки, опоздали? Меня тут могли изрядно попинать.

– Потому что уговаривали продюсера на колбаски твою тушу не пустить за вчерашнее интервью – он злее самого дьявола. Так что ты будешь отдуваться.

– Как?

– Твоим «любимым» способом.

– Да ладно, только не онлайн-общение с фанатами… Я вас умоляю, я в прошлый раз часов пять сидел за ноутбуком, как дебил, я думал, умру от голода, уссусь и усну прямо на месте.

– О да, дорогуша, и это будет только твоя онлайн-тусовка, визажист уже у тебя дома, рожу твою опухшего китайского пчеловода приведут в божеский вид, и гнездо на голове тоже, тебе, кстати, стричься пора, а то ты на обкорнанного нарика похож.

– Ну, спасибо, друг.

– Не за что, – ровно в ответ. Пусто, словно манекен, а не человек передо мной. Даже не по себе стало. Это кто еще обижаться должен. Как бы я, а не они, дети небесного цвета, блять. Тайком долбились себе, а я плохой оказался…

И чем дальше, тем больше я замечаю, что общение становится отстраненное. Причем дистанция, словно линия по черному асфальту белоснежной краской нарисована. Может, так и лучше? Или нет?

========== -4– ==========

POV Тихон

То, что новенький бесит большую часть моих ребят, я понял сразу, буквально в первый же день. Более того, он бесит меня. Он вызывает очень бурную реакцию, он просто выжимает из всех в свою сторону негатив или же наоборот. Он жаждет быть в центре внимания. Дерзит, причем абсолютно бесстрашно. Не назову его тупым, но и умом не блещет пацан, раз нарывается вот уже чуть больше недели. Но что я все о нем. И думаю, и говорю…. Эта погань мне даже приснилась сегодня, и нет, не в эротическом сне, просто мелькало его лицо в бесчисленных картинках, лишенных смысла. Хотя каков может быть смысл во снах? Абсолютно никакого. Вероятно, он бесит меня настолько, что мозг воспроизводит сие даже в блаженном состоянии организма.

Я лучше о приятном. Сегодня мне, наконец, подогнали машину из ремонта. Теперь моя пташка будет летать, не в прямом смысле, но зато посторонних звуков от нее, я надеюсь, больше в ближайшее время не услышу. Плюс ко всему мне посоветовали хороший салон и одного из самых лучших мастеров, к которому завтра после универа я иду делать долгожданное тату. Это моя маленькая слабость вот уже как шесть лет. Свое первое тату я сделал в шестнадцать, это была незамысловатая маска на правом плече. Бессмысленный рисунок, украшение моего тела. Некоторые вкладывают смысл в росписи тела, я же просто наношу то, что радует мой глаз. Разве во всем должен быть смысл?

И раз уж о смысле речь зашла, то я так же не вижу его во встрече с сестрой, которая прилетит ко мне на днях. Ее треп о том, что она соскучилась и просто хочет увидеть брата, довольно сомнителен. Скорее тут совсем другие причины. Одна из которых может означать то, что у нее тут дела, а жить попросту негде, да и кто откажется почивать в таких как у меня апартаментах? Только если дурак.

Я сибарит. Люблю роскошь и удовольствие. А лучше все вместе. Привык жить на широкую ногу, в достатке, не задумываясь о тратах. Это что касается личных финансов, а фирма – это другое, на фирме я перспективный управляющий, генеральный директор, который умело загребает денежки.

Что-то меня с самого утра на размышления потянуло, еще и на паре завотделения, что непредусмотрительно. Сижу я, кстати, как раз за новеньким и уже откровенно задыхаюсь от его парфюма и запаха хоть и дорогих, но сигарет. Не то чтобы я противник курения, сам иногда балуюсь, но, бля, он же как бочка табака сидит… А в придачу еще и противно постукивает пряжкой со штанины по железной ножке стула. Первые пятнадцать минут я терплю это ритмичное цоканье, последующие десять я тихо крошу свои зубы, раздражаясь все сильнее, но когда рубеж моего терпения перешагнул за отметку пятидесяти минут, я грубо пихаю его в плечо, совершенно не заботясь о том, что будет дальше. А собственно дальше последовала крылатая фраза:

– Ты че, охуел? – вот от него я подобного не ожидал, ведь всю последнюю неделю он словно соревновался в выдаче все более изощренных и заумных фразочек в довольно частых перепалках. А тут он просто тупо и грубо задает типичный быдло-вопрос. Разочаровал даже.

– Аналогичный вопрос у меня к тебе, придурок, – фыркаю в ответ на порядок тише, чем до этого рыкнул он. А тот отворачивается и продолжает свое «черное» дело. Пихаю снова, теперь между лопаток и куда сильнее.

– Мне повторить вопрос? – приподнимает бровь, а раздражения в глазах тонны. Подстегивает. Чаще всего, когда видишь, что человека ты бесишь, не важно, в данной ситуации или вообще, ты пытаешься это хоть как-то исправить, во всяком случае, я так привык быть мирным, любвеобильным и общительным Смайлом. Улыбка с моего лица сходит крайне редко, и это уже скорее механическая привычка, такая же, как жрать апельсины каждый божий день. Но вот в отношении этого Германа мне прям хочется довести его до бешенства, чтобы он перестал смотреть на всех со своего пьедестала, на кой он сам себя поставил. Чтобы перестал обливать всех тоннами похуизма, словно мы все пепел под ногами его, пыль, не более, а он король везде, всегда, всего и вся.

– Не бренчи, принцесса, иначе пряжки твои пообрываю.

В ответ мне прилетает весьма некультурный жест среднего пальца правой руки. Какой рокер без ободранно-черных ногтей? Никакой, так вот у него они такие, только вот не сгрызенные по самое мясо, а вполне себе продолговатые красивые ногтевые пластины. Пальцы все в перстнях разнотипных, и откуда ж он такой вылез-то?

Пальчик ломать я ему решаю не сейчас, а после пар. Причем весьма так отделать его желаю, пусть даже не сам. Но безнаказанно бросаться подобными жестами и словами не будет никто, иначе буду я не Тихон, если спущу все на тормозах. Слишком уж долго он нарывается. Обычно после денька-другого я ставил на место таких выскочек, а тут аж больше недели выдержал и не трогал. Достаточно.

Переждав вторую пару и остро реагируя на каждое слово или действие Геры, я мысленно представляю, как его пирсингованную губу разобьют и дадут смачного пинка по заднице, обтянутой узкими черными джинсами, обильно увешанными цепочками и пряжками.

Сегодня меня раздражает в нем все, начиная с вечно дебильного беспорядка на голове и заканчивая звенящими пряжками дорогих джинсов. Где-то в глубине души я боюсь себе признаться в том, что он такой непохожий на всех в нашей группе, да и вообще универе, что-то цепляет внутри меня. Заставляет искать в толпе, реагировать на малейшее, пристально всматриваться в каждую черту его лица. Знаете что? Мне безумно нравятся его глаза. Они как крепкая чайная заварка. Насыщенные, темные. Горькие… Знаю, что странная ассоциация, но именно это приходит на ум, когда я смотрю на него. Только вот безразличие и надменность в них меня раздражает, просто, нахрен, выводит из себя.

А еще пирсинг в его губе очень сексуален и безумно ему подходит, он подчеркивает красивые припухлые губы, которые тот постоянно облизывает – привычка, видимо.

А вот и звонок.

Показав взглядом, чтобы у входа в аудиторию задержались мои парни, я поспешно собираю вещи и, подтолкнув сидящего передо мной «принцессу», двигаюсь к выходу. Вот сейчас мы тебя, мальчик, проучим.

Что сейчас произойдет, он осознает сразу, но, в отличие от большинства, не рыпается и даже не пытается договориться или убежать. Странный. Без сопротивления дойдя до угла здания, расслабленно (с виду) чувствуя себя с заломленными руками, он ядовито ухмыляется. Словно в его руках мы скручены, и нам будет пиздец, а не ему. Это злит, настолько, что я сам, замахнувшись, звонко отвешиваю ему пощечину, кончиками пальцев цапнув по серьге в его губе. Кровоточить та начинает мгновенно. А он чуть кривится, но наглость в глазах как была, так и осталась. Обычно в таких ситуациях там обреченность, страх, паника, ненависть, злость. А тут наглость, надменность, гордость, которая типа не сломается, даже если его в дерьмо начать закапывать. А глаза неотрывно смотрят в мои с вызовом, вот нафига? Он же сам напрашивается…

– Тих, куда бить?

– Стандартно, но лицо не трогайте.

Первый удар с колена влетает ему по правую сторону ребер. От чего парня сгибает, и он с шипением втягивает воздух, но молчит. После по бедру, тут и особо сильно бить не нужно, хромать будешь стопроцентно, еще и боль дикая первое время. Почки, печень, солнышко. Пинок под задницу, оставив отпечаток кроссовка, грязный, унижающий. По яйцам мы обычно не бьем, это слишком, так поступают подлые и слабые, ибо это один из ударов, когда человек становится безоружен и недееспособен, совсем.

Снова по ребрам тяжелым ботинком. Между лопаток, и он задыхается, но молчит, не сопротивляясь, не вставая с земли, не издавая практически звуков. Его бьют двое, уже никто не держит, а он позволяет, хоть бы отмахнулся или прикрылся. Не понимаю… другой бы вопил, тут уже неважно было бы, какой ты «крепкий орешек», боль не любит никто.

Снова в солнышко, но сильнее, чем нужно было, и его отключает. Бля…

Присаживаюсь рядом на корточки, глядя на искусанные губы, значит, не бесчувственный, больно было ему все же, раз так яро грыз сам себя. Серьга не вылетела из губы, но видно, что дырочка повреждена. И что с ним делать? Отвешиваю пощечину, нечаянно задев пирсинг в носу, бля, вот реально не хотел… Да и ударил я довольно слабо. Колечко не вылетело, но из носа пошла кровь, то ли от удара, то ли из-за надрыва. Главное – очнулся он.

Встает не без труда. Поправляет одежду. И, глядя прямо мне в глаза, ухмыляясь, вытирает кровь с уголка губ ребром большого пальца. Такой… блядский жест. Похабный. Дерзкий. Вытерев кровь с губы, утирает нос рукавом недешевого джемпера. Я ведь знаю, что ему больно. Я ощутил когда-то на себе нечто подобное и потому могу уверенно сказать, что стоит он с трудом, и идти ему будет сложно. А то, что завтра его на парах можно не ждать, – вообще неоспоримый факт. Пацаны замерли, не зная, что дальше делать, просто, глядя на меня, ждут указаний. А я смотрю, как он медленно отряхнул одежду, как смог. Закуривает, все чаще стискивая зубы и прикрывая глаза, словно собирает все силы, дабы сделать вид, что все отлично, и хромая уходит, прежде чем я успеваю хоть что-то сказать.

– Тих, догнать?

– Нет, хватит с него на этот раз.

Весь оставшийся день я прокручиваю в голове то, что произошло. Самое интересное, что даже дела в компании не отвлекают меня от картинки, так и стоящей перед глазами. Герман, стоящий, не надломленный даже малость, вытирающий кровь со своих пухлых губ. Осознавал ли он, как выглядел в тот миг? Вряд ли. Но это было вызовом. Это было сексуально. Это было по-особенному красиво.

Засыпаю я только после полуночи, долго крутясь в кровати с бока на бок. Прогоняя навязчивые образы и мысли, отговаривая себя от этой ненужной симпатии. Хотя признаю, парня у меня не было давно, одни лишь девушки, я уже и отвык от подобной модели отношений. Но проблема не в этом. Она как раз заключается в том, что он меня бесит ровно настолько, насколько нравится. Знаете, как говорят: люблю и ненавижу? Ну вот, в яблочко, только пока не совсем люблю и не особо ненавижу, но зачатки есть, которые я планирую придушить на корню. Что-то мне подсказывает, что он со мной точно не в одной лодке, хотя и выглядит по-блядски моментами, но если опираться на мои наблюдения за эту неделю, смотрит он на девушек, предпочтительно блондинок, и то редко.

Начинаю утро привычно с пробежки, сонный, со слабостью во всем теле. А мои мысли эта заноза не покинула ни на минуту – пугающе. Ритмично перебираю ногами, зевая поминутно. Погода портится все больше, не зря же конец октября. Деревья преимущественно голые стали, облезлые и страшные. Все выглядит неживым и выцветшим, только ухоженные дома вдоль улицы, как разномастные великаны, украшают этот убогий вид. С каждым днем на пробежке здесь все меньше особей, даже Люська из соседнего участка перестала светить здесь своей тощей задницей. Холодно – знаю, но прекращать следовать своему распорядку дня не стану.

Вернувшись, спать не ложусь, ибо точно не встану. Вливаю в себя литр свежевыжатого сока, вчерашний пирог грызу не без удовольствия и начинаю медленно и неспешно приводить себя родимого в порядок. Приняв душ, сушу волосы, что до неприличия отросли ниже лопаток, машинкой ровняю бока, снимая пару миллиметров отросших волос. Собираю их в хвост, удовлетворенно хмыкнув своему отражению. Ну, люблю я себя, запрещено? Легкий нарциссизм…

Натянув на свои мускулистые ноги свежевыстиранную джинсу, надеваю водолазку и кеды. Все равно на машине, верхнюю одежду можно и не надевать, потому выскальзываю из дома и направляюсь на учебу.

Лишь в середине первой пары я четко понимаю, что сегодня его не будет вообще. Видать, неплохо мы приложили его, но внутри ничего от этой мысли не трогает, нет ни радости от своего превосходства, ни грусти от поступка. Его ведь нужно было проучить – нужно, тогда какие могут быть сожаления? На второй паре я начинаю скучать. И разговоры вести нет желания и флиртовать с красавицами университетскими не тянет. Друзья учтиво помалкивают, решив, что у меня нет настроения, знают, что когда я взбешен, меня лучше не трогать, перепадет ведь по итогу всем.

Привычно улыбаться тоже не хочу, зачем? Притворство тот же обман, а я стараюсь по максимуму быть честным, и не только с собой.