Текст книги "Нотами под кожу - 2. Разные (СИ)"

Автор книги: Anzholik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

…

– Какая дерзкая кошка. Откуда она у тебя? – отфыркивается мой рыжий гость, шлепающий сейчас босыми ногами в гостиную с двумя кружками кофе. Красивый? В некотором смысле. Хороший? Довольно спорно и точно не со всеми. Заботливый? Неоднозначно, порядочный эгоизм в нем часто играет. Нужен ли он мне? Оставлю без ответа, все и так очевидно с самого начала.

– Клеопатра у меня с характером девочка, да? – усмехаюсь, видя задумчивые медные глаза, уставившиеся на меня. Британской породы красота появилась у меня больше месяца назад. Ей было тогда почти три месяца от роду, а хорошая знакомая моей домработницы срочно хотела продать малышку. Вот так и очутилась в моей нескромной обители эта царственная особа. – Оттуда, – хмыкнув, забираю у него свою кружку, с наслаждением отпиваю обжигающий глоток.

– Клепа – прикольное имя.

– Мне тоже нравится, – разговариваем о кошке. Как это мило, да? А больше не о чем. И как я раньше подобного не замечал? Общение лишь по рабочим вопросам. Пустой треп, почти ничего не значащий. М-да уж. Похоже, чем дальше, тем тяжелее мне держаться рядом с ним. Хотя он ничего особенно раздражающего не делает. Уютный парень. Не мешает, не просит, не выспрашивает. Просто рядом… слепой или же намеренно закрывающий глаза? Что же, это ведь его выбор.

…

– Привет, – мимолетное при встрече. Пока никто не слышит, отбросить гребанный официоз. Пока никто не видит, окинуть его взглядом и сделать привычно отстраненное лицо.

– Привет, – с легким пренебрежением. Будто мы ролями поменялись, и не я его начальник. И вообще, это великое одолжение. Раздражать вроде должно, а у меня улыбка рвется наружу. Что-то меняется, улучшается или напротив. А вот такие мелочи остаются прежними. И, черт возьми, приятные мелочи. Ведь я так люблю его небрежность в общении, никакой субординации, никакого безграничного уважения.

Весь день искоса наблюдать, а после весь вечер воскрешать в мозгу детали, сетуя на то, что поговорить нам так и не удалось. Не время. Не место. И слишком много народа вокруг.

…

– Привет, – хрипло напротив. Глаза соловьиные, сонные. Проспал, что ли? Проглатываю вопрос. Унимаю дрожь. Впиваюсь короткими ногтями в ладонь, которая уже намеревалась потянуться и заправить длинную прядь ему за ухо.

– Привет, – куда мягче, чем вчера. Может, зря? Стремительно ухожу, скрываюсь за дверью своего кабинета, будто преступление совершил, натыкаюсь на безмолвно сотрясающегося в хохоте Лешу.

– Очень, блять, смешно, – ослабляю чертов галстук, что удавкой шею сжимает. Закуриваю, открыв окно, закрываю глаза, потирая переносицу.

– Ты как мышь от кота сматываешься, кинув свое девственное «привет» и ускакав в кабинет. Будто бы я не догадаюсь, что ты сейчас специально приходишь впритык, зная, что столкнешься с ним в лифте.

– Заткнись, правда. Вот просто, мать его, молчи.

– Приятного аппетита, – встает и направляется к двери.

– Ты о чем это?

– Жри себя дальше, молча, – прищуренные глаза и полуиздевкой улыбка. Хлопок двери. Пиздато…

…

– Пардон, занесло… – мягко извиняющийся голос и черные провалы тьмы, в которые меня затягивает в мгновение ока. Как же редко я видел, как они теплеют… – А, это ты, – на десятки градусов ниже. То есть если бы он врезался в сисястую секретаршу, то соловьем бы заливался и улыбки рассылал. А поняв, что это я, снова подморозил? Сученок…

– Все нормально, – киваю отстраненно. Прячу тот факт, что меня это задело. И не от него даже, от самого себя это запрятать хочу. Эта гребанная гиперчувствительность до каждого жеста и слова бесит… я зависим. Я по-идиотски труслив… Поворачиваюсь спросить хоть что-либо банальное, типа: « Как дела?», «Что нового?», только его и след простыл. Побольше еби себе мозг, ага… тогда ты точно все изменишь. Придурок.

Бутылка виски опустошена. Пепельница забита под отрез мятыми окурками. На пальцах пепел. На джинсах пепел. Желудок воет, требуя еду… В пизду все. Ненавижу.

…

В полупьяном угаре просыпаюсь, еле расклеивая глаза. Осматриваю масштаб урона от своего вчерашнего хуевого настроения. Бутылка разбитая около тумбы лежит. Кошка дрыхнет в моих ногах. Штора закрыта, значит, никто не приходил. И это хорошо. На пьяную голову я себя редко контролирую.

Долго собираюсь, отмачиваясь в душе, после вычищая рот несколько раз. В себя удается впихнуть лишь стакан сока и тост с сыром, большее грозило бы оказаться в унитазе. Желудок ведь по-прежнему «дружит» со мной.

До работы добираюсь с пустой головой, залипая на каждом светофоре и чуть не въехав в отполированную задницу иномарки на перекрестке. Красавец, блять. Смотреть тошно в зеркало. Рожа помятая. Глаза мутные. Во рту… вот об этом промолчу, тошнота никуда не делась, она, наоборот, начинает усугубляться. Вот рыгающего босса и не хватало всем…

До кабинета по стеночке, по стеночке. Улыбнуться Инессе и кинуть, что я занят для всех и вся на весь чертов день. Вспомнить, что не занят лишь для двух, ладно… трех. Так и быть, Саше тоже можно посетить мою обитель.

– Можно?

– Да, входи, – небрежно взмахиваю рукой, не поднимая головы со стола. Прийти мог лишь Леша, которому по приколу всласть потрахать мне мозг последнее время. Ну, или Саша, но он не камикадзе, сам не сунется почти никогда. И правильно, когда я раздражен, попадает всем – и он не исключение.

– Я по поводу макета, что мне принесли. Это новый филиал? Со всеми вопросами отправили…

– Ко мне, – заканчиваю, поднимая голову. То, что передо мной Гера, я понял лишь из слов о макете. Похоже, с бодуна я и его не в силах узнать. Вот так нажрался я вчера. – Садись, – киваю на диван и сам встаю из-за стола. Перебарывая ноющее от ломоты тело, сажусь рядом с ним. Очень надеясь, что от меня не несет одурманивающим шлейфом запахов.

Сосредотачиваюсь на рабочем процессе. Долго показываю, что к чему. Поясняю терпеливо раз за разом некоторые моменты. И не смотрю на него. Вообще практически не смотрю, зато обжигающе-карий взгляд чувствую кожей, готовый взвыть от этого ощущения. Оно похоже на зуд, что зарождается где-то у копчика и начинает по всему телу расползаться, уничтожая крупицы здравых мыслей. Мозги и так были ни к черту, отвратительно работали в моем-то состоянии, теперь и вовсе кисель киселем. Только бы не сорваться…

– Не знал, что ты занят. Привет, Гера, – Леша… как же ты вовремя в обоих смыслах. С одной стороны, спас меня от необдуманного поступка, с другой, сука, помешал.

– Привет, – спокойно отвечает Герман и встает. Нет-нет-нет. Мне чертовски мало этого времени. Я хочу еще вот так, без последствий, просто побыть рядом. Блять. Необходим больше воздуха, хотя бы взгляд… Гер, ну куда ты, Гер…

– Я убью тебя. Вот задушу голыми руками, – хочется шипеть и рычать. Курить. Кофе. Нет, лучше чай. И что-нибудь разбить.

– Саша сюда рвался, очень рвался. Так что лучше скажи мне спасибо, столкновение этих двоих вряд ли тебе нужно. Ты нахрена вообще еще с Алексом валандаешься? Поигрался и хватит, или успел забыть, какими бывают такие, как он?

– Какие – такие? – выдыхаю вместе с дымом. Не курил ведь раньше столько. И бегал чаще. В кого я превращаюсь?..

– В тебя втрескавшиеся по самое не могу. Еще одну пулю хочешь, только теперь в голову твою дурную? – кривлюсь после его слов, понимая, что есть в них истина. Но вот не думаю я, что Саша пойдет на подобное, у нас с самого начала границы расставлены. И он прекрасно знает, что требовать от меня большего глупо. Нужно довольствоваться тем, что имеешь.

– Не вижу в нем угрозы.

– Для тебя? Возможно.

– Ну, о Гере он ничего не знает.

– К счастью.

…

Только вот Тихон не знал о том, что Саша далеко не дурак, и способен заметить очевидное.

Еще на первой встрече, когда только шла речь о договоре и покупке этой чертовой фирмы, было заметно, что если и не было ничего у Маркелова с этим Филатенковым, то будет. По его мнению, от черноволосого исходила угрожающая аура. Смертельно опасная, и вообще казалось, что поблизости с ним растения мрут, а звери шипят. Демоническое начало. И глаза эти, словно вороньи, почти черные, как бусины.

От взгляда его хотелось залезть под плинтус. А еще лучше прикрыться, как от старухи, что порчу насылать умеет. У Саши возникало непреодолимое желание запустить в него папкой, надавать по рукам, когда тот коснулся Тихона, и вообще, поганой метлой гнать отсюда этот комок нечистой энергии.

И он бы, возможно, пережил присутствие этого отвратительного парня, если бы не стал замечать явные перемены в своем любимом. Привыкшему к постоянному спокойствию и размеренности, видеть Маркелова заведенным ему было диковато. Грусть, что топила зеленые глаза, сейчас рассеивалась, они стали искрить. Заметно так искрить, и это пугало. Чертовски сильно пугало, потому парень стал куда более внимателен. И больше к этому новенькому, чем к Тихону.

Посмотреть было на что, только не мог он представить их вместе. Черное и белое. Несопоставимое. Никак нет. Но поведение этих двух говорило о другом. О противоположном, что неимоверно злило и трепало нервные клетки рыжеволосого. Хотелось сделать гадость. Подставить. Отыграться. Убрать соперника, который искоса посматривает на его родимое. И готов был на отчаянный поступок, просто зажать эту погань и поставить все точки над «i». И плевать, что Тихон просил его молчать об их отношениях. Что романы на рабочем месте – вещь излишне обсуждаемая и во многом мешающая. На все было без разницы, только кроваво-алая пелена ревности перед глазами и ярое желание просто нахрен убрать этого долбанного брюнета, который стеной стал в их отношениях.

Только вот нужно подобрать момент…

========== Герман ==========

Уже который день не сводит с меня ненавидящего взгляда тот самый рыжик.

Причем чем дальше, тем хуже. Теперь он пытается меня даже физически задеть, плечом, локтем, да чем угодно, лишь бы выказать свое неравнодушие. А я хуй его знает, чем не угодил этому парню. Не грубил, не трогал, не смотрел даже толком. А злоба его осязаема с самой первой встречи, словно я у него последний кусок хлеба отобрал. Странный…

С сегодняшнего дня, с начала своей второй по счету рабочей недели, я твердо решил полностью игнорировать его и даже мельком не встречаться глазами с ненавистником. Себе дороже. В одном лишь взгляде столько негатива, сколько и в длинной тираде, полной матерных слов, не выловишь. Жуть… Придя на работу, привычно проехал в лифте с Маркеловым пару этажей. Молча. Глаза в глаза. Я в непонимании, а он нечитаемый. Совсем. Ублюдок…

Хотелось спросить – к чему все это? Почему в глазах его стена бетонная, что скрывает, от кого скрывает? Где привычное язвительное общение? Почему он, черт его возьми, молчит всегда? Когда дело касается рабочих моментов, терпеливо излагает, спокойно сидит рядом, но тогда… не смотрит. Я не понимаю нихуя. Не знаю даже, как вести себя с ним. Да и наедине мы оставались лишь однажды, пока не наведался Леша, разбив это напряжение, словно запустив в закипающую воду пару кубов льда. Остудил… за что спасибо ему, иначе я бы сам разложил Маркелова на этом гребанном диване. Меня уже не просто тянет. У меня мозги отключаются от близости, мне его бить и целовать хочется. Душить собственными руками. Сжимать эту загорелую шею в своих ладонях, оставляя синяки. Кусать до крови губы, вкус которых успел забыть. Но нет же. Сижу. Стою. Смотрю. Молчу. Не мужик, ей-богу…

…

Щель в двери маленькая. Даже мышь не пролезет. Но при желании в такую как раз вполне себе удобно подсматривать, а с таким-то расположением входа в кабинет, как у Тихона, так вообще красота. Секретаря на месте нет, а у меня уже мозги расплавились, не могу больше думать обо всем этом. Не могу вспоминать и хотеть… догадываться. Строить гипотезы. Хочу ответов. Сейчас же хочу.

Смотрю в чуть приоткрытую дверь, не заходя… наблюдаю. Сразу и не поняв, что с ним, почему голова откинута на спинку кресла. Рука сжимает подлокотник… Вторая же, наоборот, в движении. Чувствую себя идиотом, предположив, что он дрочит на рабочем месте с незакрытой дверью. И уйти надо бы, да вот меня словно кипятком облило. Вспыхнуло все, что внутри, что снаружи, дышать стало сложно. Возбуждение таранит тело. В мыслях миллионы различных картинок с Тихоном связанных развратных, жутко пошлых.

Открываю шире дверь, намереваясь подойти к нему и, наплевав на разговоры, утолить многолетний голод, иначе придет мне конец, терпеть никаких сил нет. Срать мне на гордость. На правильно или неправильно. На вовремя или невовремя. Я дико хочу его. Немедленно хочу, остальное пошло нахуй.

И шага не сделав, замираю истуканом. Ноги мгновенно приросли к полу. Тело закостенело. Глаза чуть расширились. Я, кажется, даже вздрагиваю. Потому что с довольным влажно-причмокивающим звуком, совершенно точно не рука Тихона выпускает его член, а тот самый парень, что убивает меня взглядом вторую неделю подряд.

То, что это было сделано намеренно им, я про незакрытую дверь, сомнений нет. Что он хочет этим показать – тоже. Как и тот факт, что явно не Маркелов позвал меня на ковер, а этот позер.

Мерзкое чувство, словно меня обвели вокруг пальца, просачивается внутрь. Я даже не уверен, кого мне уебать хочется сильнее. Того, кто сосет или же того, кому сосут. Но однозначно: уебать и не раз. Уходить я не намерен. Раз уж пришел выяснить все от начала до конца, то я выясню, хотя, по сути, я увидел больше, чем надеялся. Причина ненависти рыжего ясна. Причина холодности и отстраненности Тихона тоже. Выяснять вроде как нечего, но так просто развернуться и свалить? Нихуя.

– Вуайерист? – приподнимает бровь все еще коленопреклонный. И если в его глазах пляшет огонь торжества, будто факел победителя, то у Тихона же каскад эмоций бульдозером прокатывается по лицу. Только что из них настоящее, сказать сложно, потому как стена на место задвинулась. Застегивает штаны, прочищает горло и садится прямее в кресле.

– Саш, потом поговорим, – кивает на дверь под недовольный взгляд второго. Тот явно не в восторге, что после того, как он работал ртом, его отправляют прочь, а я-то остаюсь. Расплываюсь в ухмылке. Приторной. Ядовитой. Провожаю взглядом до дверей, поворачиваюсь следом к вставшему из-за стола Тихону.

– Хорошие у тебя работники, Маркелов, разнопрофильные. И в бумагах роются, и кофе таскают… и пососут, если надо. Прям зависть берет, – ехидство сочится в каждом слове. Уязвленное сердце просит отмщения. Я не могу это оставить… не могу.

– Только вот лично от меня подобного не жди. Я, знаешь ли, приличный молодой человек, всякую гадость в рот не тяну. Уж лучше сразу уволь. Ах, да. Я ведь с твоей легкой руки теперь в этом убогом месте, – не даю ему и слова вставить, наслаждаясь тем, как в глазах зеленых жизнь зарождается. Как разгорается там пламя.

– У тебя, может, список умельцев составлен? Так долгони одного, а? По старой дружбе-то. Всего на пару часиков, а то уж больно захотелось мне проверить, насколько искусны они. Вдруг не дотягивают, ну знаешь, уровень не тот, – чувствую себя змеей, что ядом плюется. Толком и не думая, что несу, зачем и какой в этом смысл.

– Гер, заткнись…

– Что, жалко? Ай-яй-яй. Я-то думал, ты у нас щедрая душа. Сам затопил кораблик – сам же его поднял и реставрировал, еще и капитану работу дал. Этакий молодец. А как коснулось поделиться рабочим ртом, так зажал. Нехорошо, Тихон Игоревич, нехорошо, – качаю головой, вытянув губы трубочкой. Откровенно издеваюсь. Жду всплеска. Сколько можно смотреть на полное равнодушие. Пусть лучше злость, чем постоянно пустые глаза.

Подходит, медленно. Становится в полуметре напротив, чуть сузив глаза. Молчит. А меня это бесит. Пиздец как бесит, просто выносит, к чертовой матери. Разминаю кулаки, борясь с желанием отметелить его по первое число сию же секунду.

– Зачем ты пришел?

– Уж точно не для того, чтобы отсасывать тебе или задницу подставлять, – презрительно фыркаю, подавшись еще ближе к нему.

– Мой член не лавка в общественном месте, на него не присаживается первый встречный.

Первый встречный… отбивается с пульсом. Первый встречный… застревает в мозгу. Бьет колоколом в ушах. Первый встречный… ах ты ж сука. Чтобы тебя, блять, выперло во все стороны!

Теперь даже вмазать ему нет желания, становится просто противно. До такой степени, что сплюнуть на пол хочется. Что я и делаю, поебать мне на эту работу. На Маркелова. На Сашу этого невъебенного. На все поебать, хочу уйти отсюда, и поскорее.

Разворачиваюсь, закуриваю, выхожу. Но вот дверь за спиной моей не хлопнула…

Чувствую, как меня хватают за рубашку, стягивая ту на лопатках, и тянут обратно. Пытаюсь вывернуться и слышу треск рвущейся ткани, отчего еще больше зверею. Поворачиваюсь, надеясь, наконец, вмазать уебку, только тот уже за мной, толкает в спину – и я влетаю с разгона в его кабинет. Теперь вот дверь хлопнула. Круто-то как.

Торможу около дивана, упершись руками в спинку. Поворачиваюсь, выдыхаю густую струю дыма в лицо стоящему чертовски близко Маркелову.

– Ты со всеми своими подчиненными так обращаешься? – приподнимаю бровь. Расстегиваю рубашку, снимаю и присвистываю, увидев огромную дыру посередине спины. Новую, блять, рубашку угробил, урод. Я ее всего пару раз надел.

– Зачем ты приходил? – неприкрытый интерес во взгляде вгоняет в ступор. Я не видел его слишком давно. – Зачем? – он уже ближе, всего в десятке сантиметров от моего лица, я чувствую запах гребанных апельсинов. Чувствую его терпкий аромат. Вижу крапинки темные в болотных глазах. И я не знаю, что сейчас ответить.

Теряюсь от собственной реакции. Всего пару минут назад убить его готов был, сейчас же стою, как кролик перед удавом. Смотрю на его лицо, бегая глазами полубезумными. Рубашка вываливается из рук, падает под ноги.

– Зачем? – шепот прямо в губы, но нет касания. Он не делает последний шаг, и я торможу. Надо ли? Действительно ли правильным будет вот так переступить черту, разбить стену?

Горячее дыхание, сигареты и кофе, нотка мяты. Тепло его тела чувствуется даже без прикосновения. Кружит голову, заставляет задыхаться от близости. И мне уже абсолютно плевать на то, что было здесь совсем недавно. Не он ведь сосал. Да и я монахом не был, перетрахав немало баб.

Шаг назад… или всего сантиметр вперед?

Что хуже?

Закрываю глаза, прерывая этот безумный контакт. Вихрь, что, захватив, сметает вокруг нас все. Эмоции пробудившиеся. Я хотел их. Я получил. Но… все должно быть не так. Совсем не так, я представлял это. Совсем.

Отступаю назад. Подхватываю рубашку в руки, повторяю попытку к бегству, и теперь он не держит. Не идет следом. Не останавливает ни через шаг, ни через два. Не возле лифта на этаже.

…

Разбитый на гребанные части, весь в раздумьях прихожу домой. Заказываю себе пиццу и, упав в прихожей на диван, там же и лежу, пока ее не привозят. Лежу. Сижу. Стою. Хожу. Моюсь. И что бы, блять, я не делал, перед глазами он стоит. Его дыхание щекочет губы. Глаза спрашивают. Глаза напротив ждут. Я убедился в его небезразличии. Увидел, наконец, что он не бесчувственен в мою сторону. И сбежал. Не могу понять, правильно поступил или нет…

По закону жанра, из раздумий меня вырвал дверной звонок. Только ведь пицца уже съедена. Мелкая уехала за город со своим любовничком, а Макс куда-то свалил, сказал, что скорее всего надолго.

Открываю дверь и залипаю, увидев не привычного Пашку, а размазню. Хоть бери да соскребай его с бетонного пола.

– Привет. Ты… один?

– Макса нет, если ты об этом. Заходи, – пропускаю пришедшего в квартиру и закрываю двери. Смотрю за тем, как он, чуть сутулившись, двигается к дивану. Садится и, уткнувшись взглядом в собственные руки, молчит.

– Что-то случилось? – сажусь напротив, всматриваюсь в осунувшееся лицо. Припухшие глаза. Дрожащие пальцы теребят связку ключей. Еще один зомби… заебали.

– Я просто не знаю, с чего начать. У тебя есть сигарета?

– Ты же не куришь, – удивляюсь, но достаю пачку, сам закуриваю и протягиваю ему. Неумело подкурив, затягивается и заходится в кашле, однако продолжает дальше давиться дымом.

– Уже курю, – хрипло отвечает. Заправляет выбившуюся светлую прядь за ухо. – Я видел его с другим. Вчера.

– Макса? – еще более ошарашенно спрашиваю. Уж что-что, а зомби-бой номер один точно ни с кем не тягается, он даже никого не трахал за это время, насколько я просвещен.

– Он самый, – выход судорожный, облизывает пересохшие губы и бросает обжегший его пальцы фильтр в пепельницу. – Я не знаю, что делать, у меня будто изнутри все достали. Знаешь, с корнем выдернули. Я ведь не думал, что он кого-то найдет. Вообще не думал, даже мысли не допускал, что у нас кто-то появится, встанет между. Разделит. Я, наверное, только вчера и осознал, что это конец, понимаешь? Ну, полный конец, – сбивчиво, останавливаясь через слово, кусая и без того уже начинающие кровить губы. Что эти идиоты с собой делают? Нахрена вот так изводят?

– Понимаю, – побуждаю продолжать.

– Жил в своих заботах. Помогал знакомым. Работу искал. Приехал пару дней назад, соскучился безумно. Увидеть Макса хотел. Потому что выть уже хотелось без него, скулить как побитая собака. Шел по набережной, к вам шел… и на мосту увидел их. Я бы не поверил, если бы мне это рассказали, а на фото орал бы, что монтаж, с пеной у рта. Но своим глазам… своим глазам веришь безоговорочно. Ветер, легкий дождик моросит, волосы его длинные мелкими кудряшками, как пружинки по плечам рассыпаны и руки этого парня на пояснице. Я сразу узнал. Сердцем узнал. Из тысячи увижу его. И вот он. Мой Макс. Моя любовь больная, уже который год, стоит и позволяет себя целовать. Я ведь думал, что незаменим. Что все уляжется. Восстановится. Даже не смотрел ни в чью сторону, – видеть, как сгорает на твоих глазах человек, приятного мало. Мужские слезы, слезы, которых никогда не видел, они что-то дергают внутри. Болезненно дергают. И если раньше я хотел только Пашку задушить, теперь и Макса тоже. Обоих… одновременно. Какие придурки… у меня, блять, слов нет. Сижу, любуюсь, как один из кретинов страдает, на другого несколько месяцев смотрел.

И видя эту любовь, сильную, убийственную, необходимую себя ковырять начинаю…

– Ты любишь его?

– Сильнее, чем хотелось бы. Я задыхаюсь уже от этого чувства. Оно убивает.

– Тогда почему ты не сумел через себя перешагнуть? Он ведь просил просто быть рядом.

– Со стороны все кажется простым, Гер. Когда же ты сам в такой ситуации… то порой не понимаешь, что вообще тебе делать. Как правильно, а как неправильно. Я думал, что еще не время. Что совместный быт все убьет. Ответственность пугает… ведь жить вместе – это почти семья. Это уже другой рубеж. Другие отношения.

– Сиди здесь, я сейчас, – выхожу из комнаты. Смысла не вижу выслушивать его слезы-сопли. С ними давно все ясно. Надо мирить придурков, пока не загнулись оба. И похуй мне на просьбу не влезать, без посторонней помощи тут вряд ли можно обойтись. Цепляю мобильник рукой и набираю Макса.

– Дуй домой, зомби-мальчик. Будешь получать пиздюлей вместе со своим красавцем, – хмыкаю в трубку, слышу, как тот на полуслове замолк, абсолютно точно поняв, о ком я говорю. – Если не придешь через пятнадцать минут, я буду отрезать ему по одному пальцу, – приглушенным голосом, как в типичном фильме ужасов, говорю и кладу трубку.

Ну вот, похоже, одна из проблем скоро решится. После займусь собой…

========== Тихон ==========

Я понимал, что Гера рано или поздно узнает о Саше, но уж точно не думал, что таким образом. Однако, если быть предельно честным, я в какой-то мере рад произошедшему, хотя мне немного стыдно. Благодаря этой ситуации я увидел бурю эмоций. Я ощутил силу его ревности. Смятения. Злости. Увидел небезразличие. А это важно. Это безумно ценно. Это дало надежду. А что делать с Алексом… я все никак не мог придумать. Обижать его не хотелось, ранить или грубо посылать. Только друзьями мы вряд ли останемся. Мы ими изначально не были, задатков даже нет. Слишком разные.

– Так, подожди. Ты только что сказал, что когда тебе отсасывала твоя рыжая шлюшка, пришел Гера и все увидел? – давясь смехом, переспрашивает Леха после моего краткого рассказа. Вот именно из-за такой его реакции я и не хотел говорить, что же такого произошло сегодня, что я сам не свой.

– Именно это я и сказал. Только мне нихуя не смешно.

– Ты должен радоваться тому, что сдвиги есть.

– Ну да, сдвиги. Бушующий и недовольный Гера – именно об этом я, блять, и мечтал. Точно. Ты понимаешь, что после произошедшего он может начать меня избегать? Что эта ситуация может сделать пропасть между нами еще глубже и шире, – озвучиваю собственные страхи. Ибо, несмотря на некоторые плюсы, в этом случае есть и явные минусы, которые куда страшнее и неприятнее язвительно-ехидных фраз Германа. Я согласен на его фырканье, пререкания, дерзость. Я на все согласен, кроме игнора. Но вперед не забежишь, потому остается только ждать, каковы будут последствия…

…

Утра сегодняшнего дня я ожидал со страхом. Всю ночь прокрутившись в полудреме и толком не поспав, вскакиваю ни свет ни заря. Вместо душа принимаю ванную. Плотно завтракаю. Спокойно одеваюсь и выезжаю раньше, чем в предыдущие дни. Приезжаю к офису более чем за полчаса до начала рабочего дня, поздоровавшись с охраной, шествую к лифтам. И вот двери почти закрыты, как вдруг влезает рука, заставляя дверцы заново раскрыться, и входит не кто иной, как Гера… который, судя по всему, так же как и я, решил прийти раньше, чтобы не столкнуться.

– Привет, – первым здороваюсь, получая в ответ кивок. И все… становится ко мне спиной, облокотившись плечом о стенку. – Я должен тебе рубашку, – тише произношу, проведя пальцем от его лопаток до поясницы ровно по тому месту, где вчера была дырка на его одежде. Чувствую, как напряглось его тело. Как он вздрогнул от касания. И сделал то, чего я не ожидал. Повернулся и притянул к себе за руку. Все также молча. Только взгляд, что громче тысячи слов. Только теплая рука на моей.

Подхожу еще ближе, плотнее. Всматриваюсь в лицо напротив, непротестующее. Без сопротивления или недовольства. Спокойное, смиренное лицо, словно он знал, что так оно и будет. Наклоняюсь к его губам, замерев в сантиметре от них. Чувствую, как он задержал дыхание. Но глаза по-прежнему открыты. И в них не просьба, в них приказ.

Этот поцелуй, вероятно, один из лучших наших поцелуев. Он самый чувственный. Самый медлительно-нежный. Вкус сигарет, кофе и мятной жвачки, смешанный с его собственным вкусом. Обалденная смесь. И руки его в моих волосах, на спине, на бедрах, мягко скользящие. Тело прогибающееся, прижимающееся сильнее. Вставляет. Невероятно сильно вставляет, буквально вышибая. Выбивая почву из-под ног. От одной мысли, что это он со мной, что так охотно отвечает, так сильно к себе прижимает – схожу с ума. Появляется ярое желание послать все нахуй и, вытянув из лифта, увезти его к себе… не отпускать предельно долго. Забить на все, наслаждаясь человеком, от которого без ума. Уйти от мира сего, забыться в этих минутах.

– Я уже успел забыть, насколько сильно от тебя разит апельсинами, – хрипло в шею. Не расцепляя объятий. Лифт на кнопке «стоп» стоит минут пятнадцать-двадцать от силы, значит, еще чуть-чуть времени у нас есть.

– Как и я об ощущениях, что возникают во время поцелуя от твоей серьги, – закрыв глаза, дышу им. Просто дышу, зарывшись лицом в его волосы. И стоял бы так вечно, если бы не сработал динамик с просьбой снять стоп-кнопку.

Без его рук стало обжигающе-холодно. Не только телу, душе. Губы, хранящие вкус его, слегка пульсируют отголоском поцелуя. Тело помнит касания. И мне безумно хорошо от мысли, что это было, ровно в той же степени мне плохо, потому что закончилось, пусть и на миг. Хотя, зная переменчивость Геры, это может не повториться.

…

Но я ошибся… уже после полудня он сам пришел. Только в этот раз постучав в дверь, перед тем как войти.

– Не хочу травмировать себе психику выныривающими из-под стола рыжими головами, – поясняет свой поступок, вызывая полу-виноватую усмешку. Садится на диван, вальяжно раскинувшись. – У тебя тут курить можно?

– Всем работникам нельзя, мне – да. Привилегия главного. Окно открой и кури.

– Кондиционер спалишь, выключи.

Встает и пересаживается на подоконник, открывает окно, закуривает. Выдыхает медленно дым из приоткрытых губ, не сводя с меня внимательных чайных глаз. А я думаю, что мне делать. Встать и сесть к нему. Обнять, поцеловать? Закурить, постояв рядом или напротив? Спросить что-нибудь? Все еще боюсь ошибиться хотя бы словом, хотя уже делом успел наворотить…

– Прошло три года, – хмыкнув, произносит. – Это много и мало. Странная цифра. Вроде больше тысячи дней, с одной стороны, а с другой – всего какая-то тысяча… но за этот самый косарь у меня изменилось слишком многое. Я тебя ненавидеть должен. От тебя одни проблемы. Только вот никто не способен настолько сильно зацепить меня. И если это и есть она, любовь ваша, то я тебя люблю, Маркелов. Наверное, и тогда любил, просто я без понятия, какая она. Не разглядел. Не понял. Не узнал.

У него настолько спокойное лицо, словно и не он только что ровным слоем утрамбовал меня в пол своими словами. Любит? Стоп. Он сказал – любит? Меня. Любит. Он. Блять… встаю, глядя на него. Молчу, банально не зная, что вообще мне нужно сейчас сказать. Ответить, что с ума по нему как сходил, так и схожу? И не испугает ли его снова мое «люблю»?

Стою близко, напротив. Взяв сигарету, наполовину скуренную, затягиваюсь. Внутри все от шока замерло. Словно на паузу нажали. В голове, как в вакууме – пустота. Будто вырубили. Вытянули шнур из розетки. А сердце заходится, лупит о ребра. Эйфория, словно наркотическая, странная по телу разливается, медленно. Как тяжелый дым, оседая от макушки до пяток. Волнами.

– Ты все еще любишь меня? – ответ довольно прост. И может состоять всего из двух букв. Да можно вообще просто кивнуть. Но я, вероятно до сих пор, словно булыжником по голове приложенный, стою, смотря в одну точку.

Лишь когда хлопает дверь кабинета, я понимаю, что он ушел. И надо бы его догнать, вернуть, ответить. Но ноги как на суперклей к полу приклеены. Не сдвинуться. Окурок летит в окно, свежая сигарета теперь между онемевшими пальцами зажата. Пытаюсь понять свои ощущения. Это у меня радость такая или разочарование? Говорят, когда чего-то слишком долго ждешь, безнадежно, уже и не веря в то, что будет ответ, то получив ожидаемое – потухаешь. Словно на горящую свечу стакан воды вылили. И так ли со мной, не знаю. Но и я рад тому, что услышал его «люблю», и не рад. Почему? Наверное, это было сказано не так. Не тогда, когда нужно. Не к месту. Утренний поцелуй был умопомрачителен и великолепен. Но для признания слишком мало времени прошло. И сказано это было как-то по-обреченному, недовольно. Словно он сам не верит в то, что говорит.