Текст книги "Нотами под кожу - 2. Разные (СИ)"

Автор книги: Anzholik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

…

– Так, стой. Ты собрался вот в ЭТОМ идти в компанию? Может, ботинки без шипов и заклепок оденешь, а? У тебя же были полуспортивные черные туфли, к этим джинсам они будут вполне ничего смотреться. И рубашку все же застегни.

– Да тут воротник-удавка! Я, блять, задохнусь, прежде чем переступлю порог, – психую, глядя на себя в зеркало. То, что я вижу, меня шокирует, мало-мальски, но шокирует. Волосы уже отпущены ниже лопаток, выстриженные неровно, словно выдранные кусками то тут то там. Челка с одного бока пересекает лицо по диагонали, заканчиваясь ниже подбородка. Пирсинг вызывающе поблескивает в губе и носу. Брови нахмурены. Глаза почернели. Красавец… Рубашка, застегнутая, словно у мальчика-школьника, только что черная, выглядит на мне комично. Без потертостей однотонные джинсы, прямые, самая обычная классика, сидят как литые. Ремень широкий, кожаный с небольшой железной бляхой вызывающ. Но я уж точно не собираюсь идти туда гладко вылизанный, напыщенный и выглаженный. Я – это в первую очередь я. А не дешевая подделка-карикатура.

– Я думаю, там многих удар хватит, когда они поймут, что ты не курьер, случайно забывший поклажу и наведавшийся в фирму, а их новый руководитель, а-ля всему голова. Там же замертво народ штабелями на пол уложится.

– А это уже их проблемы. Я не напрашивался на этот пост. Так что, пусть довольствуются тем, что есть.

…

Поездка в фирму оказалась впечатляющей. Столько эмоций в одном месте я не испытывал ни разу. Шок. Удивление. Паника. Недоумение. Стыд. Ужас. Уныние. Истерика… полный во всей своей красе пиздец, проще говоря.

Народ тут разношерстый. От высоких блондинок до полных кудрявых практически пенсионерок. Мужчин, естественно, не меньше, и все как на подбор около сорока, с лицами-роботами и полным отсутствием эмоций. Ответы у них четко по делу – и не словом более. Собрание вообще прошло, словно меня и вовсе там нет, решили и без меня, высказались каждый из заместителей о плачевной ситуации, на столе лежало не менее десятка заявлений об увольнении.

После окончания все дружным табуном вышли, оставив меня тихо охуевать в одиночестве. На помощь пришел Макс, который во время моей тихой, медленной смерти среди этих снобов, рыскал по самой фирме, вынюхивая, что да как у тех, кто пониже и посговорчивее. Как оказалось, уже более двух лет все в подвешенном состоянии то легкого взлета, то нехуйского падения. Однако мой отец, удавиться хочется от этого слова, ведь его можно назвать кем угодно, кроме родственника, раз такое учудил, поняв, что все уже плачевнее некуда, схапал последнее из загашника компании, подчистил счета и ретировался, словно и не было его. Призрак, мать его.

Ход довольно хороший, для него. Для меня же это катастрофа. Апокалипсис. Утопия. Я уже не мандражировал, мне рыдать, как ребенку хотелось, просто выйти отсюда, из этого лощеного кабинета и взвыть в голос, пожелав, чтобы это и вправду оказалось сном. Так как если мне чудом удастся продать фирму, я едва ли смогу погасить долги, оставшись сам без гроша. Они-то мне, по сути, не нужны, но все же чертовски уебищно себя чувствую, ущербно, я бы сказал.

– Насколько я понял, нам есть смысл либо подождать с недельку, авось кто, пронюхав о твоем положении, сам протянет руку помощи. Либо спустя эту самую неделю начать обзванивать вот этих товарищей, – тычет в список номеров и названий компаний. – Я бы на твоем месте сейчас забрал всю документацию домой и напился как последняя тварь, – честно выдает, бухнувшись в кресло напротив меня. Чем «успокаивает» несказанно. Внутри такой раздрай, что слов не подобрать к моему теперешнему состоянию. Я в болоте себя чувствую, вязком, ужасном болоте, которое с каждой минутой засасывает все сильнее, да так, что выбраться шансов никаких.

Ответственность бетонной плитой придавливает, неожиданно проснувшись. Вина за своего родственника перед кучей народа, которые попали в эту же задницу из-за него, душит. Они ведь смотрят все на меня, как на дерьмо, показывая всем своим видом, насколько я жалок, твердо уверенные, что я не смогу ничего исправить. А меня дерет внутри. Наждаком по ребрам, по сердцу. Царапает. Я хочу доказать, что не сопливый отморозок. Что сумею вырулить, пусть даже я не понимаю пока, что сделать нужно. И я обязан просто вытащить это на своем горбу. Вытянуть, потому что не виноваты люди в этом всем. Не они все угробили, а тот, кто стоял выше всех и, судя по слухам, перешел кому-то очень высоко сидящему в пищевой цепочке бизнеса дорогу. И сомневаться в подлинности этого заключения и мысли не пришло.

Невольно вспомнился наш последний разговор, тогда, чуть более трех лет назад. Он ведь хотел Тихона подставить, сказав, что имеет союзников и у него есть неплохие шансы пробить брешь в броне Маркелова. Схавать он его не мог, а вот покусать с легкостью. Да, видать, зубки поломали…

Догадка, очевидно, отразилась на моем лице, так как Макс, меланхолично покачивающийся в кресле, замер и вскинув бровь, выжидающе посмотрел на меня.

– Кажется, я знаю, кто затопил мой корабль.

– Да? И кто же?

– Маркелов…

========== Тихон ==========

Просыпаться с Сашей приятно. Находиться с ним рядом комфортно. Такое ощущение, что одним лишь присутствием он приносит уют. Теплый, рыжий, улыбчивый. Не ворчит, не просит. Он просто рядом, молча, без претензий. Да и я не зарываюсь. Стараюсь вести себя с ним уважительно, максимального уважительно, глуша в глазах тусклый огонек безысходности. Ведь он хоть и мой выбор, этот выбор – отчаянный, чтобы убежать от одиночества, которое душило после расставания с Герой.

Алекс парень очень симпатичный. Харизматичный. Ниже меня на полголовы, если не более. Волосы медные, грязно-медные, темно-рыжие, я не могу назвать правильно их оттенок… Веснушек всего пара на переносице и парочка на плечах. И они очень милы, придают ему мягкости, потому как характер у этого парня, в самом деле, совершенно не сахар. Со всеми не сахар, кроме меня.

Чем я зацепил его тогда, угрюмый и задумчивый, потухший, вечно без настроения – не знаю. Но едва этот парнишка перевелся ко мне с дальнего филиала, он словно густой гель стал меня обволакивать собой, приучал к своему присутствию. Медленно, методично, осторожно. Я видел его попытки, чувствовал, как неизменно меняется он рядом со мной – и не препятствовал. К тому моменту внутри уже было истерзано все живое, исполосовано порванными струнами души в кровавое месиво, а легче, увы, не становилось совсем. Я слабо помню, как закончил универ, особенно узнав, что Герман соскочил на заочное отделение. Тогда мне все казалось кромешной тьмой. Чертовой дырой, в которую меня затягивало, а сопротивляться не было сил. Никаких сил не было… однако, пришлось собирать себя по винтикам, ибо дела в компании также ухудшались в геометрической прогрессии, все требовало моего внимания. Все нуждались в моем трезвом, расчетливом уме, который был забит совершенно другим…

Но кто, если не я? Терять то, что было нажито немалым трудом, не хотелось, это было почти также больно, как терять человека, ведь я считал детищем все развитое за эти годы. Но меня – крупную рыбу, методично покусывали с разных сторон парочка мелких. Рты были слишком малы, чтобы нанести смертельные раны, но это все равно отзывалось довольно болезненно, с немалым хвостом проблем.

Разгреб я все это не сразу, пришлось пару раз потолковать с сестрицей и ее приспешником, нерадивым работничком, который пытался зубки мне показать, да только запал погасал, когда в зоне видимости не было его двигателя. Родственница оказалась на редкость противная. Более того, она была мастерицей интриг и умения рыть глубоко, куда глубже, чем многие до нее. И я понимал, что найди она себе более умных союзников, заручись куда большей поддержкой, меня можно вот так, подтачивая с разных сторон, в итоге спустить на дно. Пусть молодой кит и большая рыба, но те, что помельче, умудряются его загнать, хоть им и нужен всего-то его язык…

Дабы отвести от себя чуму, я решил обойтись меньшими потерями, отдав ей два филиала, которые подальше, но они одни из самых успешных и крупных. Получив то, что им было нужно, те стали друг друга грызть, как собаки. Первым из этого пантеона выбыл работничек, следом изрядно потрепанная сестрица. Отец Геры оказался куда умнее их обоих вместе взятых, обыграв все более чем красиво. Только вот я, сука, злопамятный. И мстительный. Потому упустить подвернувшуюся возможность в разрушении его собственности просто не мог. Но быстрые победы меня мало волнуют, куда интереснее выдерживать интригу. Вот я и поигрался…

А когда мне это наскучило, с головой ушел в отношения с Сашей. Первое время все было на уровне постельно-дружеском, без обязательств, без лишних вопросов. Даже без ночевок. Мы встречались чаще всего в гостиничных номерах или же у него на квартире, откуда я уходил сразу после наших кувырканий. Алекс не просил. Не возмущался. Не пытался что-то изменить. Все в конечном итоге изменилось само. Перетекло в нечто более серьезное. Ужины, обеды, порой и завтраки. Совместный отдых за границей. Все стало стабильным. Только вот как ни пытался, я не мог себя заставить полюбить его. Не люблю и сейчас. Скорее, просто привык к его присутствию, к тому, как он меня будит, как ласкает. В нем нет того огня, который сметает все. Нет этой дикой страсти, когда кусать до крови хочется, впиваться зубами в плечи или шею. Сминать до боли губы, сжимать в объятиях, чувствуя мнимое сопротивление. С ним все плавно, мягко, умеренно… с ним не так как с… Германом… не так. А в этом есть свои плюсы, правда, есть и минусы.

– Если ты сейчас встанешь, то еще успеешь выпить горячего кофе. Сок уже успела выжать твоя домработница. Как и сделать лимонный чизкейк. Меня аж зависть берет, у меня так хорошо выпечка никогда не выходит, – мурлычет парень, а я потягиваясь, сажусь в постели, прикрыв простынею причинное место.

– У тебя другие таланты, – криво усмехаюсь, а в следующий миг придавлен рыжеволосым к кровати.

– Может, опоздаем? – всасывает мочку в рот, прикусывает слишком легко… хочется сильнее, но я им не командую. Зачем лепить под себя человека? Зачем ломать? Он должен быть таким, каков он есть на самом деле. И если нравится ему вот такая тягуче-мягкая ласка, это его право.

Ведет губами по щеке, царапаясь о легкую щетину. Влажно целует мои пересохшие губы, совершенно ненапористо проникая в рот. Он не давит. Никогда не давит, лишь берет то, что я ему даю. И это удивляет, ведь я уверен, он хочет куда больше, чем получает. Все этого хотят…

– Может, – наконец отвечаю, хотя сам пытаюсь решить, стоит ли утренний секс головомойки от Лехи. Да и кофе ждет на кухне…

– Твой завтрак остынет, – отрывается от меня с тенью улыбки, только в глазах мелькает на долю секунды разочарование. Нехорошо. Очень нехорошо, обижать его я не хочу, не заслужил он подобного.

– Ему, – указываю взглядом вниз. – Нужно совсем другое…

Мягкие губы, тихие стоны, чуткие пальцы. Поцелуи в меру страстные. Касания почти нежные. Все так… дозированно, словно по порциям расписано. Пару грамм страсти, сверху несколько капель нежности, разбавим это все тихим стоном, приправим влюбленным взглядом. Я не скажу, что это плохо, нет. Просто… хочется феерии. Чтобы дыхания не хватало до обморока. И перед глазами черные пятна плясали, а в голове мутнело. Чтобы дрожало все тело от напряжения, пальцы немели, губы болели. А не вот так, на грани спокойствия. Спасает лишь его гибкость и податливость. То, как он льнет ко мне, всем своим существом показывая как я ему нужен, он хочет не трахаться, ему нужны занятия любовью. Медленно и глубоко. Плавно и чувственно. А мне чертовски нужно, как животное, вдалбливаться в горячее тело, кусать бледную… блять, загорелую кожу. Оставлять алые засосы-метки на теле, сжимать до синяков, чувствовать огонь внутри того, кто подо мной, да я бы даже отдался сам ему, именно ЕМУ отдался бы, не раздумывая. Ведь знаю, что это будет невероятно. А с Сашей такого не будет никогда. Даже пытаться не стоит, я первое время попытался спустить себя с поводка, так тот зашипел и сказал, что я слишком груб, а он такое категорически не приемлет.

Возможно, будь он идеален в моем понимании в постели, я бы быстрее отходил от своей хандры кареглазой, но вот такие проблемы… увы, не располагают к улучшению ситуации. Только что яйца от недотраха не болят, ну и минет, в самом деле, он делает обалденный, однако редкий.

…

– Ты опоздал. На два часа, как это мило. Подробностей не нужно, – скепсис на лице Леши говорит о многом, как и куча бумаг перед его носом. К слову, сидит он на моем рабочем месте. Развалился удобненько в кресле, попивает из МОЕЙ кружки кофе. Шикарно, блять.

– Все-то ты знаешь. Что за документы?

– Я попросил знакомого, хорошего знакомого работающего в штабе у Филатенкова, точнее, уже уволившегося работника переслать мне последний отчет о состоянии компании. И все до безобразия печально у них. Я бы сказал, они уже на дне, поздравляю. Твоих ведь рук дело.

– Моих, – утвердительно киваю, присаживаюсь в кресло напротив него и пододвигаю к себе пару листков. – И что с твоим лицом, удумал что-то?

– Именно. Надо сегодня же позвонить и назначить им встречу. Переговорив лично, решить, надо ли нам это, хотя – как по мне, так стопроцентно надо. Я даже тебе таблицы сделаю с предварительными наработками, с примерными вычислениями. Сколько потребуется вложить, чтобы после это вернуть с процентами.

– То есть ты хочешь пригласить к нам Геру? – приподнимаю бровь. И хотя внешне я спокоен, внутри чуть заклубилось, завихрилось от одной лишь мысли о встрече. Такой долгожданной… и пугающей в то же время. Жутко пугающей, потому как я не знаю, какова будет моя реакция.

– С этим какие-то проблемы? – удивление увидеть на лице Леши – дорогого стоит. Так как выбить его хоть изредка из леденящего спокойствия все сложнее с каждым годом. А с женитьбой так вообще, ему словно в кровь стали влили и под кожу впаяли, чтобы выражение лица было почти всегда холодным и равнодушным ко всему, лишь глаза по-прежнему живут.

– Это с какой стороны посмотреть, – честно отвечаю под испытующим взглядом. – Если ты имеешь в виду чисто деловой интерес, то проблем никаких. Если же личный, то это на грани катаклизма для меня. Так как я даже предположить не могу, КАК отреагирую на него, когда увижу, – встречаюсь с уже задумчивыми глазами. – Мне кажется, это подкосит меня. Но мне жутко любопытно, какой он стал.

– Отнесись к этому, как к надобности. Ладно, я пошел тогда Инессу просить дозваниваться до фирмы Геры, а ты пока внимательно изучи эти документы. К вечеру я тебе графики и таблицы притащу.

…

Сидя в кресле-качалке на веранде, глядя на то, как солнце скрывается за горизонтом, с бокалом виски в руке я пытаюсь представить, что же будет завтра. Только вот каждая из приходящих мне на ум картин совершенно нереальна в данной ситуации. Я не знаю, как вести себя с ним. Как незнакомец, ведь мы договорились об этом когда-то? Или же, наоборот, показать свою участливость? Отыграться? Или помочь беспрекословно?

Горечь тает на кончике языка, горло обжигает янтарная жидкость. Легкий дурман от выпитого не расслабляет. Я начинаю чувствовать себя той самой струной, которую медленно натягивают. До такой степени, что она почти звенит, грозясь лопнуть. И я молодец, что отправил Сашу домой, сославшись на усталость и множество ждущих моего внимания бумаг, иначе сорвался бы на нем впервые за наши отношения. Еще больший молодец, что сам остался дома, потому как состояние крайней дерьмовости всегда чревато. Я банально не умею вести себя с подобным раздраем в душе, да еще и с алкогольной прибавкой. Стопроцентно полезу с кулаками или найду себе шлюху любого пола на ночь и буду драть, как последнюю тварь, и в хвост и в гриву.

Почему все так сложно, когда касается ЕГО?

Почему я равнодушным не могу стать уже который год?! Не месяцы прошли. ГОДА! А я все тот же помешанный идиот. Клинически болен им. Свихнулся, давно и, походу, навсегда.

Почему не отпускает? Говорят, любовь живет три года, что же моя, сука, припозднилась, а? Почему не ушла?

Почему я, как идиот, надеюсь, что завтра увижу в его глазах хотя бы каплю эмоций? Хотя бы крупицу… Я даже не уверен, что именно там промелькнуть должно. Узнавание? Былая страсть? Растерянность? А, может, презрение? Равнодушие? Надменность? Может, мне нужно, чтобы он отверг меня жестко? Хлестко. Причинил неимоверную боль или унизил. Да что угодно, и пострашнее, посерьезнее, позаковыристее. Пусть угробит мои нервы. Разобьет мое псевдоспокойствие. Ворвется ураганом в жизнь мою. Встряхнет, черт его дери! Сил потому что нет, я словно робот. Мне нужно, чтобы меня что-то выбило из теперешнего состояния. Вышибло резко, болезненно.

А это сделать может только он…

Закрываю глаза. Ежусь от ночной прохлады, что мурашками пробегает по оголенной коже рук и ног, забирается под широкую майку, скользит к позвоночнику. Я чувствую… холод. Он, словно безнадежность, сковывает. Ядовито. Заставляя оцепенеть, но не от ужаса. Я чувствую все, что угодно, кроме необходимого… Мне бы Сашу полюбить и успокоиться, да вот отторгает, чем дальше, тем больше. Мне бы страдать о потере отца, да только плевать мне. Мне бы вычеркнуть прошлое, которое лишь тоску и печаль, словно вирус, в сердце поддерживает, да не могу я… не могу я жить настоящим, корнями в прошлом, надеясь, что оно будущим станет.

Открываю глаза. Луна белоснежная огрызком на чернильном небе блестит. Подруга… Усмехаюсь ощущая себя безумным, ведь даже сейчас россыпь звезд на небесном полотне словно образ его рисует. И я знаю, что мне просто кажется. Что я вижу то, что хочу видеть, а не то, что есть на самом деле. Но там, на небе, его глаза сверкают при виде меня. Там они не безразличны. Там… А так ли это в земной, моей реальности – я узнаю завтра.

========== Герман ==========

Нам позвонили на следующий день. Причем, уже согласившись, положив трубку, я осознал, что это фирма Тихона… и на завтра назначена встреча. Первая мысль, что наведалась в мою голову, была: с какой стати ему мне помогать, когда он сам же угробил все? Благородный порыв? Не верю я в бескорыстие и доброту, никогда не верил.

Видя занятость Макса, то, как он выглядит чуть лучше, чем до этого я, немного успокаиваюсь. Теперь все вокруг не кажется мне столь мрачным, если сложившаяся ситуация помогает отвлечь друга от душевной боли. Ведь пойти против убедительной просьбы не лезть в его проблемы я не могу. Остается помогать хоть так… если загрузка кипой бумаг может назваться помощью.

– Готов?

Интересный вопрос. Внешне? Вполне. Привычно черные цвета, расстегнутая на две пуговицы рубашка и джинсы с легкой потертостью. Грубоватые ботинки на ногах, расшнурованные, небрежные, а стоят пиздец сколько… Стайл, хуле. Широкий браслет на запястье, усеянный заклепками. Пара перстней, цепочка на шее, прячущаяся за воротом рубахи. В принципе, я тот еще симпатичный сукин сын, если загримировать отвратительные синяки вокруг глаз, что слишком выделяются на бледной коже, которую загар стороной обходит. Солнце меня вообще категорически не любит, я могу только покраснеть, как рак, не более. Так что сейчас, в разгар лета я выгляжу, как бледная моль. Черно-белое пятно в куче разноцветных прохожих. Но я привык выделяться, потому мне совершенно похуй, что там думают обо мне шоколадные людишки.

А вот морально я все еще не до конца собран. Постоянно навязчиво лезут в голову нерадужные мысли. Всплывает надменное, насмешливое лицо Маркелова в те, первые дни нашего знакомства. Противный. Самодовольный. Немного даже жестокий. И одному лишь богу известно, что на сей раз он придумал. Забыл ли? Узнает ли? Интересует ли его лишь финансовая сторона вопроса или он хочет встречи? Я почти слышу, как крутятся шестеренки у меня в голове, и мозг лихорадочно ищет более-менее подходящий вариант. Да не находит…

– Пятьдесят на пятьдесят. Не знаю, чего ждать от встречи. Меньше всего хочу быть униженным именно этим человеком. Но чую, придется гордыню-матушку засунуть в задницу и, улыбаясь лисицей, выбивать договор о купле-продаже. Я себя швалью продажной чувствую. Проституткой, блять, моральной. Потому что я не хочу вообще в это все влезать. Мне не нужно это… а я должен принудительно разрешать чужие проблемы. Пиздец. Это голимый пиздец, Макс. Не знаю, смогу ли справиться со всем этим. Способен ли?… – слова почти отчаянно выливаются, и я понимаю, что лучше сейчас высказать хотя бы часть своей панической безысходности. То, что рвет меня, сковывает, словно громкие хлопки… оглушает. Я себя почти дезориентированным чувствую.

– Сложно – знаю. Но, как ни печально, от этого не уйти, Гер. Если ты попробуешь засесть на дно и притворится водорослью, в конце концов, к тебе придут с повесткой в суд за то, что ты халатно отнесся к работникам твоего предприятия, тебя долгами задушат. Ты даже не представляешь, что могут сделать люди ради денег. На что они способны и какими методами начнут действовать. Проще сейчас разрулить ситуацию с меньшими для тебя, в первую очередь, потерями, чем после в петлю лезть потому, как все станет безвылазно. Ты просто утонешь в этом дерьме.

Слушаю его, осознаю правильность каждого слова. Правдивость. Но от этого нихуя не легче.

– Ладно, идем, – нервно закуриваю, подхватываю папки со стола и выхожу из квартиры.

Спускаясь по лестнице к выходу из подъезда чувствую, как взаправду трясутся поджилки. Ноги почти судорогой от волнения сводит. Безумие, мать его. Я будто школьник перед экзаменом. Словно судьба моя сейчас будет решаться. Хотя… так оно и есть.

Усмехаюсь сам себе, чувствуя внимательный взгляд друга, сидящего рядом. Выдыхаю дым в окно такси. Смотрю за тем, как машины мимо проносятся, пешеходы, каждый увлеченный чем-то своим, каждый на своей волне, маршируют вдоль улицы. Кто-то расстроен. Кто-то безразличен или зол. На светофоре молодая мать с влюбленными глазами смотрит на безразличного, заебанного по самое не могу, судя по всему, мужа. На фоне их контрастирует парочка студентов, улыбчивые, смеющиеся искренне чему-то своему. А я растерянный, загнанный, немного испуганный, сижу и пялюсь на этот калейдоскоп эмоций.

Компания выглядит устрашающе в своих размерах. Она словно большой начищенный хрустальный шар. Стекла поблескивают, отражая лучи утреннего солнца. Большая часть этажей занавешена жалюзи. Но в некоторых окнах можно рассмотреть рабочий стол и сидящего за ним человека. Весьма живописный вход, у которого стоят гордо несколько скульптур золотисто-медных львов. Начищенные. Сверкающие. Тонированные входные двери открываются перед нами, когда мы проходим мимо двух охранников с каменными лицами. Внутри нас ожидает еще пара мужчин, которые сканируют нас приборами на различного рода оружие.

После инструкций, выданных по телефону девушке, сидящей в приемной, та любезно соглашается сопроводить нас аж на четвертый этаж здания, где находится переговорная.

Перед дверями помещения просит подождать, постучав, заходит и уже через несколько минут снова их распахивает с просьбой входить.

Сердце испуганно замирает, вжавшись в самые ребра, до приглушенно-щемящей боли. Руки потеют, и, не сожми я покрепче, точно выронил бы скользкие папки. С легкой паникой осматриваю сидящих. Почти судорожно выдыхаю от облегчения, не увидев среди них Маркелова. Замечаю смутно знакомого парня, который, похоже, среди этих людей за главного, и после его жеста присаживаюсь напротив. Кресло удобное. Кожаное, довольно широкое. Рядом отполированный до блеска стакан вместе с нольпяткой минералки. Все так… по-деловому. Непривычно. Оттого и до жути неуютно.

Смотрю на парня и пытаюсь вспомнить, где же я его видел и когда. Или меня глючит уже… неужели настолько дрейфлю, что начинаю в первом встречном знакомое лицо искать? Пиздец. Клиника, Гер. Ебанная клиника. Ерзаю в кресле, заправляю длинную челку за ухо, открывая оба глаза для собеседника.

– Здравствуй, Герман. Это я вчера звонил с просьбой о встрече. Меня зовут Алексей, если ты вдруг запамятовал. Мы вместе учились.

– Запамятовал, – честно признаюсь, большего выдавить не могу, так как ровно в этот момент в кабинет входит Тихон…

Смотрю на него во все глаза. И понимаю, что от него прежнего остались только той же длины волосы. Выражение лица сосредоточенное. Отстраненное. Совсем без эмоций. Строгие брюки идеально посажены. Однотонная, приглушенно-оливкового цвета рубашка красиво очерчивает его фигуру, подчеркивая плюсы. Туфли отполированы до зеркального отражения в них. Массивные часы на запястье. Немало стоящие запонки. Волосы, стянутые в свободную петлю на затылке и пара гвоздиков в ушах. Деловой. Собранный. Какой-то до оскомины идеальный.

Разглядываю его без стеснения, словно срисовываю более улучшенный образ. Отмечаю перемены. Замечаю то, насколько серьезнее стало его лицо. И тут не само выражение виновато. От него так и веет властью. Силой. Гребанный начальник… Таким я его не видел. К сожалению?

Взгляды пересекаются. Мутная зелень его глаз словно наливается чем-то мне непонятным. Живые. Искрящиеся. Глубокие. Знакомые… я помню все оттенки на дне этого вязкого болота. Отчего-то помню, хотя вроде забыть давно должен. Гипнотизируем друг друга, а время замедлилось, будто по его указке. Минута прошла? Или десять? А может, всего пара секунд? Сказать сложно. Но я буквально вынырнул из этого водоворота только тогда, когда он прошествовал к столу и сел возле Леши, ровно напротив нас с Максом.

– Я несколько осведомлен о сложившейся ситуации, но увы, не до конца. Отчета требовать не буду, но на документацию я бы взглянул, дабы видеть полную картину.

Молча передаю ему несколько кровавых папок, вздрогнув, когда мимолетно, всего на долю секунд, кончик его пальца задевает мою ладонь. Кожа горит, как от укуса скорпиона, как от ожога. Горит, будто открытую рану перцем посыпали. Давлю в себе желание потереть руку о колошу джинсов.

Тело его помнит… помнит, сука. Чертовы мысли возвращаются к событиям трехлетней давности. И нет, не к расставанию или ссорам, а к тем безумно горячим часам вместе. Захлестывает. Просто, нахуй, сносит, словно цунами. Дрожит все внутри, я едва в силах удерживать равнодушное, но заинтересованное в обсуждаемом вопросе лицо. Меня колбасит. Картинки в мозгу вспыхивают одна откровенней другой. Кровь приливает к лицу. Руки снова взмокли, как и спина… испарина над верхней губой появилась. И я не понимаю, это нервное или возбужденное состояние. А может, и то и другое? Стираю аккуратно пальцем пару капелек с лица. Горю. Пылаю, блять… как на гребанной адской сковородке.

Слышу его через слово, обрывками фраз. Киваю, словно китайский болванчик, ощущая взгляды в свою сторону с различными эмоциями. Макс взволнован и пытается сам отвечать, видя, что я залип. Рыжеволосый парень, сидящий поодаль, исподлобья прожигает меня такой ненавистью, словно я его последний кусок хлеба забрал. И что это за хуйня, я не знаю. Ревность? Зависть? А может, бывший фанат или анти-фанат? Алексей не менее внимателен, чем мой друг. В его глазах нет презрения, недовольства или чего-либо еще, в нем нет негатива. Наоборот, понимание, толика сочувствия и присущая лишь немногим мягкость. У каждого в глазах плещутся эмоции, только Тихон чертовски, мать его, невозмутим. Абсолютно, как гребанное, каменное изваяние.

Начинаю раздражаться, сажусь прямее, складывая руки в замок на столе. Смотрю прямо, точно также холодно, как и он. Уверенно. И, возможно, перегибаю, ведь он блядский босс и, типа, должен спасти мою шкуру. Хотя он же и виноват в том, что меня теперь нужно спасать, потому однозначно и не скажешь: замаливает он грехи или акт доброй воли совершает?

Спустя пару минут в нем что-то неуловимо меняется. На глаза падает пшеничная прядь. Взгляд ко мне прикован, приклеен, не отодрать. Внимательный. Очень-очень внимательный. Но в нем столько нечитаемого, завуалированного. И я понять не могу, хорошо это или плохо. Не чувствую его отношения ко мне. Вообще нихуя от него не ощущаю. Он ничего особенного вроде и не делает, а мне хочется передернуть плечами и попытаться сбросить напряжение с тела. Вдохнуть поглубже, потому как воздух словно густеет. Насыщается, как перед грозой.

Атмосфера на грани фола, хоть я и не в курсе, в чем конкретно моя ошибка… но что-то явно сейчас будет, жопой чувствую.

– На данный момент я могу лишь предложить следующее, – голос все тот же. Такой… знакомый. Я слышал все его оттенки, от ярости до жгучей страсти. От отчаяния до нежности. Бля… вот ни к чему. Не к месту, а не могу я вытрясти из головы это.

Встряхиваюсь. Прочищаю горло и отпиваю воды. Пытаюсь, наконец, сосредоточится, иначе плакала моя компания. Как и я, ведь с меня три шкуры спустят в случае неразрешения этой критической ситуации.

– Я заберу под свою опеку Ваше предприятие вместе с филиалами. Выкуплю и подниму со дна, но при условии, – продолжает, а я слушаю, но не слышу. – Вы, – уверен, он хотел сказать «ты», да непозволительно, не положено, у нас ведь переговоры, – станете главным управляющим, естественно, под моим руководством, – заканчивает с ослепительной улыбкой и откидывается в своем кресле. Видок, будто он только что выиграл не битву, а войну, как минимум.

Скашиваю взгляд на Макса, вижу его непонимание. И полностью разделяю.

Зачем ему я? Поиздеваться над пешкой? Унизить? Показать, кто здесь главный? Подопытным кроликом сделать? Отыгрываться за каждый просчет?

Не вдупляю совершенно… замечаю, как недобро горят глаза того рыжего паренька, как напрягся он, прищурился угрожающе. А губы в тонкую полоску сложились, но подозреваю, будь его воля, тот бы уже как дикое животное оскалился. Жесть… Я себя чувствую оленем в плотном кругу волчьей стаи. Ощущение, я вам скажу, то еще… сбежать охота. Один с видом завоевателя улыбается, ожидая ответа. Другой готов разорвать меня на месте и станцевать канкан на моих внутренностях. Леша нейтрален. Макс в полу-ступоре. Остальные, опустив глаза на свои руки, прикидываются фикусами. Они тут для интерьера сидят? Ни слова не слышал от них за все время, а сидим мы уже, оказывается, если верить настенным часам, ни много ни мало, два часа.

Что делать? Согласится и ждать подвоха? Отказаться и отдаться на растерзание, или вообще сразу в петлю лезть, да и гори оно все, блять, синим пламенем? Но… я же не слабак, черт его дери! Я же обещал сам себе вытянуть эту ситуацию, даже в ущерб себе. Доказать, что и я могу принимать взрослые, рациональные, верные решения. Что я не бесполезен… и мозги варят, просто я притворяюсь идиотом «двадцать четыре на семь».