Текст книги "Корейский для начинающих (СИ)"
Автор книги: Anya Shinigami
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
***
Я даже не глядела по сторонам на заливаемые дождём улицы Сеула, пытаясь не уснуть прямо в машине, ещё и тихая печальная мелодия, доносящаяся из колонок, неплохо этому способствовала. Юн Сон мягко вёл машину, не говоря ни слова, периодически тормозя в очередной пробке или на светофоре, и я уже плохо соображала, когда мы свернули с оживлённой улицы в тихий спальный район высоток: въезд туда перегораживал небольшой шлагбаум, который как по команде поднялся, когда бэха сверкнула фарами. В будке сидел ачжощи, которому, чуть опустив водительское стекло, Юн Сон что-то сказал, пытаясь перекричать дождь. Мы подъехали к первой же высотке, нырнули в подземную стоянку и оставили там машину.
Мы поднялись в холл, где Юн Сон перекинулся парой слов с консьержем, а я лишь, вежливо кивнув головой, негромко поздоровалась. Далее предстояла ещё одна поездка в зеркальной кабинке лифта с прозрачной стеной, через которую можно было видеть отдаляющуюся землю и прилегающие улицы. Кажется, восемнадцатый этаж, если я правильно запомнила, так как глаза слипались. Юн Сон провёл меня по недлинному коридору и остановился возле одной из одинаковых дверей, открыв крышку электронного замка и набрав пароль. Пискнув, дверь поддалась, пропуская нас в прихожую квартиры с высокими потолками. Я всё же поёжилась от нахлынувшего ощущения неправильности происходящего.
Квартира оказалась больше похожей на студию. В большом помещении на треножниках были растянуты чертёжные листы с какими-то схемами, на большом столе валялся ворох таких же, удивив меня тем, что в век технологий архитекторы до сих пор полностью не отказались от бумаги в пользу компьютеров. Белая доска в центре комнаты была исписана маркером, где так же нашлись какие-то чертежи и даже рисунок странного яйцеобразного здания.
– Там спальня, – указал Юн Сон на винтовую лестницу, подсказав мне, что квартира многоуровневая. – Дверь в ванную комнату под лестницей. Наверху тоже есть туалет, но душ только внизу.
Ничего себе, не слишком удобно, да я бы здесь навсегда осталась, один вид из окна чего стоил! А кухня, прилегающая к студии, с мебелью из полированной стали в стиле хайтек на вид будто выпрыгнула из кулинарной телепередачи.
– Если вы захотите поесть, нужно будет заказать еду на дом, холодильник я использую для напитков, – продолжал экскурс он, совершенно не замечая моего обалдевшего лица. – Гипермаркет мы проезжали по дороге сюда, это минут десять пешком, если захотите завтра с утра выбраться. Код замка я напишу на доске, только, пожалуйста, не потеряйтесь в городе. Если вдруг задумаете что-то готовить – вся нужная посуда там, там и там…
Я почти не слушала его, озираясь по сторонам. Юн Сон же, предложив подняться по лестнице в спальню, ошарашил меня ещё больше. Минимум мебели, но максимум удобства – так бы я описала стиль комнаты, выполненный в строгой чёрно-белой гамме. Высокая перегородка с разноцветными стеклами и полками с книгами и цветками в горшках разделяла спальню и гардеробную – такую, о какой мечтает, наверное, каждая женщина.
– Располагайтесь, – бросил Юн Сон, ненадолго скрывшись в гардеробе в поисках сменной одежды, что немного удивило меня.
– А вы что, останетесь здесь на ночь? – ошарашенно спросила я, заметив только одну спальню.
– Вообще-то, я здесь живу, – с незлой усмешкой сообщил он очевидное, что подтверждал полный одежды гардероб, никак не сочетающийся с понятием «вторая квартира». Я едва не поперхнулась воздухом, услышав подобную новость. – В основной квартире сейчас ремонт… Не бойтесь, я займу диван внизу, всё равно ночью придется работать, – сообщил он и исчез, оставив после себя напряженную недосказанность.
Вот это да… У меня абсолютно не находилось слов, чтобы описать такой поворот событий. Совершенно опешив, я порылась в рюкзаке в поисках домашней одежды, в которой ночевала в “казарме”. Мои единственные запасные штаны, помимо леггинсов, оказались “украшены” отвратительно грязными бурыми пятнами на белой заднице. Нужно было застирать их ещё в хостеле, но тогда я была слишком занята. Осторожно спустившись вниз, я спросила о стиральной машинке у расположившегося на диване с ноутбуком Юн Сона, чей домашний вид меня немного смутил – спортивные серые штаны и обыкновенная белая майка, открывающая рельефные плечи и руки, которые просто не могли не привлечь моего внимания. Он объяснил, как пользоваться ультрасовременным и, похоже, обладающим недюжинным искусственным интеллектом самсунговским агрегатом, обнаружившимся в ванне вместе с машинкой для сушки белья, что весьма порадовало.
Пока стирались мои вещи, я без зазрения совести улеглась в хозяйскую ванну, стоявшую треугольником в углу, хохотнув над количеством средств для волос, выставленных здесь же, на специальной полочке. Стиральная машинка уже стихла, когда я проснулась, закашлявшись, оттого, что вода попала в нос. Чёрт, ещё никогда в жизни не засыпала в ванне. Быстренько спустив воду, я, ёжась от прохлады дувшего кондиционера – непременного атрибута всех домов – натянула леггинсы и единственную чистую адидасовскую распашонку в мелкий редкий горох, больше похожую на пижаму, перекинула вещи в сушилку и с одолженным у хозяина дома полотенцем на голове вышла из ванны, нос к носу столкнувшись с Юн Соном.
– Я испугался, что вы там уснули, – оправдал он своё появление возле двери.
– Нет, просто ждала, пока достирает машинка, – соврала я, вдруг вспомнив, что смыла косметику, без которой он меня ещё не видел.
Правильно говорят, что женщина только после свадьбы должна постепенно снимать макияж – сначала румяна, затем помаду и так далее. Я чувствовала себя безоружной в таком домашнем виде, посему, неловко потерев одной ногой о другую, поспешила проскользнуть мимо хозяина квартиры и скрыться на лестнице, но полотенце, обмотанное на голове на манер тюрбана, внезапно слетело прямо в руки Юн Сона.
– Прошу прощения, – пискнула я, возвращаясь вниз и забирая его, тут же прикрыв им растрепанные мокрые волосы.
Юн Сон, похоже, понял причину моих метаний, но не прокомментировал, лишь остановил меня на входе в спальню, протянув «яблочный» планшет и телефон для звонка матери. Быстро совершив звонок, я наврала ей про то, что решила остаться в Сеуле у Ан сонсеним, а мой мобильник покоится в Пусане, так что звонить мне бесполезно. Если что, я сама наберу. Я никогда не врала матери, посему чувствовала себя весьма пристыженно. Обычно я делилась с ней всем, но сейчас это показалось мне не совсем уместным, учитывая, что я за многие тысячи километров от дома, в незнакомом городе и в обществе незнакомого мужчины, мало того, в его квартире.
Быстро сбегав вниз, я вернула телефон и решила, что больше ни за что не буду его тревожить, а позволю себе расслабиться в кровати, слушая музыку и путешествуя по просторам сети. Трудно было с непривычки разобраться с планшетником, но по значку я узнала Сафари – эппловский браузер, вот с переключением клавиатуры на латиницу пришлось немного повозиться. Кириллицы, конечно же, не обнаружилось.
Стоило мне зайти на свою страничку вконтакте, как девчонки, успевшие добраться до общаги, обнаружили моё присутствие и сразу же накинулись с вопросами и переживаниями. Я отвечала неохотно, не желая вдаваться в подробности пребывания в Сеуле, посему нашла единственный выход: переключить тему на Алестера, встреченного мной на площадке. Гюнай, конечно же, воспылала радостью, узнав, что он беспокоился о ней и вернул любимую заколку. Оказывается, он уже успел написать ей о нашей встрече, а также поведал, что за мужчина был со мной, не опуская подробностей. В итоге девчонки уже знали, что Юн Сон довольно заметная личность, но всё равно предостерегали от необдуманных поступков. Я не могла не согласиться с их опасениями, но, с другой стороны, похоже, что мы общаемся с ним только как друзья, что вполне меня устраивало. В планшетнике оказался и скайп, и девчонки заставили меня включить вебку, что выдало моё нахождение в чьей-то кровати.
– Ты вообще отмороженная на всю башню, – мотала головой Дашка.
– Очень жаль, – монотонно отозвалась я и развернула “яблоко” так, чтобы показать обстановку.
– Not bad, – хором отозвались они и засмеялись.
Позади них мелькнула голова Таку, заставив вернуться непрошенные воспоминания, следом я уловила негромкий голос Жени, видимо, тусовавшегося на входе в комнату.
– Анечка, мы все по тебе очень скучаем, кто будет нас веселить вечерами? – мило сложив губки, сказала Гюнай, выдав меня с потрохами сразу же появившемуся в кадре Жени.
– О, – выдал он, – ну и как тебе… Сеул? – с ехидной ухмылкой спросил он, явно намекая на что-то другое.
– Будто бы стал чище без твоего присутствия, – злобно бросила я. – Выйди вон из кадра…
– Всё, всё, ухожу, – сдался он с поднятыми руками, но исчезнув из монитора планшетника, бросил напоследок: – Смотри там, не посрами Отечество…
Облив его грязью, так что Гюнай поспешила прикрыть уши ладонями, я случайно нажала кнопку окончания вызова. Решив не перезванивать, я написала девчонкам, что собираюсь спать, но прежде чем осуществить задуманное, написала на фейсбуке своему знакомому-корейцу, что нахожусь в Сеуле. Он, правда, пожаловался, что так и не сможет вырваться из Киева домой… Вырубив айпад, я в последний раз спустилась вниз, чтобы достать вещи из сушки, впрочем, белые штаны так до конца и не отстирались, легла обратно в кровать и моментально уснула, едва успев взбить подушку…
Первое, что я увидела, проснувшись – незнакомую комнату, вместо привычного близкого от кровати-чердака потолка и заспанных мосек соседок по комнате. Скомканное одеяло лежало на полу, а я оказалась, раскорячившись, в странной позе, головой в угол двуспальной кровати, причем, нижний. Странно, я не заметила, что ворочалась, так как частенько просыпаюсь по ночам, но вчера я была такой уставшей, что должна была спать неподвижным бревном, как Ксюша. С трудом превозмогая лень, опустив руку, чтобы почесать голень, я решила покемарить ещё хотя бы полчаса, обещая себе, что ещё немного и встану… Как же хорошо, что плотные шторы не пропускают солнечных лучей…
Пронзительный стрекот вонзился в уши, заставив меня положить подушку на голову и изо всех сил прижать. Настойчивый звон будильника продолжал нервировать… Стоп! Откуда здесь взяться будильнику? Точно страус из песка, я вытащила голову из-под подушки с полусонными глазами, отказывающимися фокусироваться на чернеющем прямоугольнике телефона, мигающего экраном на простыне возле моей головы.
– Чёрт возьми, заткнись! – я в нервно стала тыкать по тачскрину, но эффекта это не возымело, так как телефон был заблокирован.
Только окончательно проснувшись, мне удалось справиться с мобилой, в которой я узнала юнсоновскую. Странно, я вроде бы отдавала её хозяину вечером. Проморгавшись и утерев глаза кулачками, я сползла с кровати, небрежно закинув на неё одеяло. Мысль, что меня решили разбудить таким варварским способом, сменилась на осознание, что Юн Сон был здесь, когда я спала.
– Отлично, – пробубнила я, вспомнив свое положение на кровати, когда первый раз проснулась.
Кое-как отыскав в одном из рюкзаков расческу, я привела волосы в более или менее удобоваримый вид, умыла лицо в прилегающей комнате с санузлом и спустилась вниз, сразу обнаружив хозяина квартиры, спокойненько пьющего воду из бутылки, облокотившись на дверь холодильника.
– Могли бы и сами разбудить, а не оставлять этого монстра, – потыкала я в телефон пальчиком. – Я едва не разбила его о стену.
– Я счёл это не слишком уместным, не думаю, что вы бы были рады, – ответил он спокойно.
– Тем не менее, вы не постеснялись зайти, – сказала я, но ответа не последовало. – Доброе утро.
– Утро? – Юн Сон кивнул в сторону окна, где темнело небо и лил сильный дождь.
– Сколько времени? – удивленно спросила я и, не дожидаясь ответа, глянула на экран телефона, который всё ещё был в моих руках. – Ох, отлично, я почти сутки проспала.
– Я не думал, что вообще возможно столько спать, – усмехнулся он, протягивая мне новую бутылку воды.
– Я просто не спала почти трое суток, – поведала я, пропустив издёвку мимо ушей. – Видимо, экскурсия по Сеулу отменяется, – с грустью взглянула я за окно.
– Боюсь, что дождь только усиливается, – ответил он. – Но мы можем поужинать в отличном месте с живой музыкой. Кажется, вы не ели целые сутки.
Есть я, конечно, хотела, но немного расстроилась из-за невозможности посмотреть обещанные местечки Сеула. Я сказала, что буду готова через полчаса, и, быстро взяв ноги в руки, побежала наверх, где, неярко накрасившись, извлекла из пакета аккуратный сверток пиджака, купленную под него майку и котелок, но тут же, треснув себя по лбу, вспомнила, что у меня из обуви с собой были только найковские шлёпки.
– Я могу зайти? – послышался голос из-за чуть приоткрывшейся двери.
– Да, – бросила я через плечо, уныло глядя на рваный задник сандалий, которые мне было жалко выбрасывать. – Юн Сон щи, у вас случайно нет клея? – как-то обыденно спросила я, точно своего мужа.
Он заметил в моей руке пострадавшую туфлю и, выбрав из шкафа нужные вещи, сказал, что поищет и отправился вниз, не забыв бросить одобряющий взгляд на разложенные на уже заправленной постели вещи. Я улыбнулась ему в спину, понимая, что, откровенно говоря, он меня использует для увеселения собственной персоны, сам ведь говорил, что я забавная в гневе. Что ж, если я не могу понравиться этому человеку как женщина, это играет даже в мою пользу, я буду использовать его для собственного развлечения, так сказать, бартер. Эпизод с будильником меня ни капли не сконфузил, а напротив, представив, как Юн Сон отчаянно пытается придумать способ разбудить меня, вышагивая вокруг кровати подобно индюку, я залилась хохотом.
– Что вас так сильно рассмешило? – образовался он в комнате снова, протягивая мне какой-то клей.
– Вы не постучали, – напомнила я без укора.
– Это моя комната.
– И что?
– Вы не переодеваетесь.
– Но могла…
– Очень жаль, – саркастично сказал он, а я едва не повалилась на кровать в приступе скрутившего меня хохота, вспомнив, что фраза «очень жаль» была излюбленной у нашей группы, благодаря Сон Чжину.
– Странно, вы, наверное, впервые не бросаетесь на меня за сарказм.
– А, то есть, вы подтверждаете, что это было ехидство? – стараясь успокоиться, выдавила я.
– Не отрицаю, – с серьезным видом ответил он, потом поддержал мой смех, хотя вряд ли мог понять его причину.
– А теперь я буду переодеваться, – намекнула я.
– Мне остаться?
– Юн Сон щи! – фыркнула я наигранно, когда он двинулся в сторону двери.
– Быстрее, пожалуйста, я заказал столик на девять, – предупредил он, выходя из игры и из комнаты.
***
«Пибимпаб» (кор. 비빔밥) – это смесь из риса, обжаренных овощей, яиц и пасты из горького красного перца. «Пибимпаб» – самое корейское из всех блюд.
========== Глава 8 ==========
Волосы, которые я не стала укладывать, к неимоверной моей удаче струились по плечам мягкими волнами. Котелок, открывая лоб, был задвинут назад, согласно модным тенденциям. Удачный неброский макияж, аля «Жаклин Кеннеди», аккуратно подчеркивал глаза. Когда я спускалась из спальни, видела, что Юн Сон неотрывно наблюдает за мной, посему чувствовала лёгкость, а когда он сделал комплимент – и вовсе смущённо улыбнулась. Редко когда мне удаётся ощущать себя, что называется, на высоте, и это был именно такой случай.
Галантно и немного наигранно заложив левую руку за спину, он открыл дверь пассажирского сидения, невольно заставив меня в шутку изобразить надменный взгляд и помахивания ладонью в стиле английской королевы. Дождь лил такой, что я предложила Юн Сону немедленно начать строить ковчег, опасаясь, что Сеул утонет. Улицы были полны «шапок» разноцветных зонтиков и полиэтиленовых дождевиков. Город, привыкший к частым ливням, был едва ли меньше оживлен, нежели в ясные дни. Я опасалась, что под напором влаги мои сандалии снова расклеятся, поэтому, когда мы притормозили возле одного из стеклянных небоскрёбов, высотой не ниже, чем вавилонская башня, я осторожно ступала по тротуару, держась за руку спутника и старательно обходя лужи. Только в вестибюле здания я неловко отсоединилась от него под заинтересованный взгляд проходящей мимо зрелой пары.
Заходя в зеркальный лифт, я не преминула улыбнуться своему отражению и отряхнуть чуть промокшую шляпку, Юн Сон же не проявил какого-то особого интереса к своей персоне, в отличие от неспособной спокойно пройти мимо зеркала меня. Ощутив на себе его задумчивый взгляд, я расправила невидимые складки на пиджаке встала по струнке ровно. Лифт быстро поднялся до нужного этажа, где нас прямо на выходе с вежливым поклоном и привычным: «Тыроосейо» встретил метрдотель, поинтересовавшись о заказе столика.
В помещении, наполненном звуками музыки, был чуть приглушен свет, а столы располагались вокруг небольшой сцены, где играл струнный квартет и пианист на блестящем чёрном рояле. Смокинги музыкантов и общая обстановка не оставляли сомнений в фешенебельности заведения. На каждом из круглых столиков, накрытых белыми скатертями, стояли невысокие шапки коротко остриженных роз и небольшие канделябры со свечами. Наше место находилось чуть вдали от центра возле стены с картиной зеленеющего пейзажа.
Мимо в белых фартуках от пояса сновали официанты с подносами в руках. Несмотря на дороговизну обстановки и высоту потолков, здесь оказалось очень уютно, а грустная мелодия, извлекаемая виолончелистом, играющим соло, способствовала расслаблению. Я не умела играть на смычковых инструментах, считая это уделом людей с идеальным слухом, посему испытывала подлинное восхищение, забыв про присутствие Юн Сона и глядя на сцену. Как-то сами собой мои глаза закрылись, и очнулась я только когда меня щёлкнули по носу пальцами.
– Йа! – возмутилась я по-корейски, глядя на него с осуждением, но Юн Сон, невзирая на мою невежливость, только засмеялся и предложил взглянуть в меню, пока я не заснула.
Заказав по паре итальянских блюд и аперитив, мы завели непринуждённую тему о музыке, в которой я чувствовала себя как рыба в воде. Юн Сон с явным интересом слушал рассказы о жизни русских композиторов, которые в свое время поведала мне преподавательница. Сам же он любил Моцарта и попал практически пальцем в небо, обозначив и моё любимую Сонату Ре-мажор для двух фортепиано, которую мы c Ириной Владимировной по частям играли на разных мероприятиях, так как заучивание произведения целиком требовало гораздо больше времени, да и детки, что учились со мной, не всегда на концертах могли выдержать такой объем произведения и попросту засыпали. По моим словам эта соната была написана Моцартом специально для его ученицы, и Юн Сон добавил ещё несколько штрихов рассказом, что это, наверное, единственное произведение, что было написано для двух фортепиано, а не для фортепиано и оркестра. По моим попыткам показать движение пальцев по скатерти я пыталась донести, что Моцарт, в принципе, писал, в основном, только оркестровые произведения.
– Знаете, что такая же проблема была и с Чайковским? – добавила я. – Его попросили написать фортепианное произведение, точно не помню какое, врать не буду, но исполнитель отказался его играть, обозвав Чайковского чуть ли не психом, – распалялась я всё больше. – Нет, вы хотя бы видели партитуру той же «Феи Драже» из балета «Щелкунчик»? Да на фортепиано, чтобы её сыграть, я не говорю о лёгких переложениях, надо так раскорячить пальцы!.. А вот все Рахманиновские сложнейшие концерты сыграть вполне реально, так как они были написаны пианистом для пианистов.
– Интересно, – отозвался Юн Сон и вдруг удивил меня: – Я окончил в детстве музыкальную школу, но, наверное, не брал трудных произведений, так что не задумывался о возможности сыграть их… Иногда я достаю синтезатор и пробую что-то вспомнить, но в основном играю легкие пьески и что-то современное. Вспомнил, у меня в детстве была проблема сыграть Моцарта, – внезапно ахнул он, – ноты вроде бы были простыми, но мне отчего-то это произведение так и не далось. Теперь ясна причина.
– Вы играете на фортепиано? – удивленно переспросила я. – Здорово, хотелось бы услышать… Знаете, ещё хочу сказать, что студенты консерватории, как мне рассказывала моя преподавательница, несмотря на доступность партитуры, если был выбор частенько отказываются играть Моцарта. Там должна быть сосредоточенность, ровный темп, чего сложно добиться. Зачастую, из-за скорости и старания выдавать каждую ноту чисто, произведение теряет свою лёгкость… Признаться, со своим неуёмным стремлением играть сложные произведения этого композитора я села в лужу, так как мы с преподавательницей так и не смогли нормально сыграться… – добавила я, запив грусть глотком белого вина. – Я не видела в вашей квартире синтезатора…
– Он там, просто разобран и сложен под диваном, я уже давно его не доставал из-за напряженности с работой. И кажется, ему пора покинуть пыльный ящик, – с улыбкой сказал Юн Сон, предаваясь каким-то своим воспоминаниям. – Вы играете Шопена?
Я отчаянно замотала головой.
– Я очень люблю Шопена, но он мне совершенно не даётся. Сложно.
– Почему же, у него есть достаточно простые и удобные для игры вещи, – не согласился Юн Сон, на что я отмахнулась с усмешкой.
– Простые мне не интересны. То, что элементарно читается с листа, совершенно не откладывается в моей памяти. Интересно лишь то, в чём нужно ковыряться часами. Я, наверное, какая-то неправильная пианистка, но наверняка из-за того, что я быстро переключаюсь с одного произведения на другое, я не знаю ни одного целиком.
– Несмотря на любовь копаться в нотах, вы непостоянны? – с интересом сказал Юн Сон. – Как же вы играли Моцарта?
Я убрала локти со стола, когда нам принесли первое блюдо – какую-то пасту с морепродуктами, рекомендованную мне Юн Соном, который себе заказал феттуччини с шампиньонами и курицей.
– Итак? – вернулся он в тему, когда я едва успела попробовать восхитительное творение итальянской кухни.
– То произведение стало моей болезнью, поэтому интерес к нему не угасает и по сегодняшний день. Не далее, как на последнем концерте мы сыграли его третью часть. Не без запинки, конечно же, но это впервые, когда нам удалось хоть немного постичь его суть. Правда, прослушав свою игру в записи, я поняла, что мне ещё учиться и учиться, – скривилась я от отвращения к собственным способностям. – А Шопен… Шопен – ещё одно больное место, он слишком романтичен, тогда как я не считаю себя способной передать полноту подобных чувств. Более того, он совершенно несимметричен, мне трудно играть триоли*, а так же просчитывать ноты, так как… – я задумалась, изо всех сил думая, как передать мысль: – Представьте себе идущие ровно вниз ноты скрипичного ключа и совершенно не ложащуюся на правую руку левую. Так сказать, различные в левой и правой руке комбинации нот и пауз. В итоге ровная гамма скрипичного ключа у меня выходит обрывками, а басового и того хуже. Ну не может мой мозг воспринять этого! Преподавательница на меня постоянно ругается.
– Вы что, не умеете считать? – спросил Юн Сон осторожно. – Это же элементарная математика!
– Могу просчитать только вальсовый размер и то не в случае с Шопеном, – понуро заявила я и призналась: – Я сольфеджио вообще не знаю…
Юн Сон вскинул бровь и спросил:
– Как же вы тогда можете играть того же Моцарта?
– Вот как раз Моцарта просчитать могу, он лёгок в симметрии, там нет разницы музыкальных пауз в разных руках. Но самое плохое – это прежде чем начать играть произведение, я его сто раз прослушаю в чужом исполнении.
– То есть, как? Вы вообще не можете играть незнакомые произведения? – ахнул Юн Сон.
– Да, я дилетант, и со мной бесполезно ругаться. Незнакомые тексты мне не под силу, только если лёгкие.
– Это лень, – осудил он беззлобно.
– Самая настоящая, – подтвердила я, сделав жест бокалом в его сторону, так как он попал в самую точку. – Если приходится что-то зубрить, оттого сразу же начинаю испытывать отвращение, посему в случае с фортепиано даже не пытаюсь искать этого самого отвращения, а просто играю для себя, пусть это и непрофессионально.
Юн Сон задумчиво прикоснулся губами к ободку бокала вина.
– Действительно, – согласился он без презрения. – Даже не знаю, что вам на это сказать. Потому что меня вы вряд ли послушаете.
Но я в ответ только пожала плечами и принялась за ужин, изредка косясь на Юн Сона и чувствуя небольшую неловкость из-за своей честности. Глупо было признаваться в собственной лени, но сказанного не вернешь. Видимо, являясь человеком целеустремленным в виду азиатского трудоголизма, он не мог понять моей безответственности, да и я сама себя частенько ненавидела за это, но бороться со своей дуростью не могла.
– У вас нет цели связать свою жизнь с музыкой?
– Я не знаю, это просто для удовольствия. Увлечение, которое не приносит денег и не прокормит меня в будущем…
– Вы говорили, что ваша работа бесперспективная, – вдруг вспомнил Юн Сон. – Так может, музыка сможет открыть вам какие-то перспективы?
Я уже неоднократно получала подобные вопросы, и до сих пор не могла дать вразумительного ответа.
– Не знаю, перспектива быть ресторанным музыкантом меня вряд ли устроит, – прикинула я свои силы и возможности на будущее. – Я ведь не окончила даже музыкальную школу.
– Нужно с чего-то начинать, – не согласился он, – и почему сразу ресторанным пианистом? Попробуйте создать свою группу…
– Не думаю, что уровень дотягивает, да и нет у меня знакомых, увлекающихся музыкой. В основном надо мной потешаются, хотя, признаться, это сильно раздражает…
– Потешаются?
– Очень часто слышу слова: «Ну что, ты ещё не бросила своё пианино?». Эта усмешка выводит из себя. Я вращаюсь в обществе, которое даже книжки не читает… Таких зачастую хочется ударить.
– В России что, зазорно быть музыкантом? – удивился он не на шутку. – Как такое возможно? Вы же русские, вы выросли на классике!
– У нас сейчас очень мало увлеченных людей, а про народные инструменты и говорить нечего… Если кто-то скажет, что играет на балалайке, то его могут поднять на смех. Жутко, правда? Нет, конечно, люди постарше, люди образованные или просто разносторонне развитые никогда подобного не скажут, есть и те, кто, не умея играть вовсе, с восхищением смотрят на тебя, но что-то мне таких встречается всё меньше и меньше…
– Бессмыслица какая-то, я слышал, что русские – самая читающая нация.
– Но идиотов, всё же, больше, – не боясь немного подмочить репутацию Родины, сказала я честно: – И мне, не имеющей увлеченного круга общения, зачастую попадаются именно они.
– Либо категоричны вы, либо вам пора меня друзей…
– Их у меня и так нет, а те, кто есть, конечно же, поддерживают, я имею в виду, настоящих друзей, но как-то неискренне, так, что и рассказывать не хочется. В любом случае, тема классической музыки не всем понятна и интересна. Чаще мне некому выговориться по поводу своих начинаний и стремлений, так как у всех свои дела. Просто мы не всегда сходимся интересами… – что-то разоткровенничалась я. – Но, тем не менее, я их люблю и уважаю.
– Вам нужно найти единомышленников. Попробуйте спросить помощи у интернета, я уверен, такие люди найдутся…
– Это всё одноразовые знакомства, мне трудно сходиться с людьми. Один разговор и затишье…
– Мне казалось, что вы очень общительны, – не согласился Юн Сон. – И что, напротив, очень легко сходитесь с людьми…
– В этом-то как раз различие корейского и русского менталитетов, – вздохнула я.
– Вы такой знаток корейского менталитета? – с усмешкой поинтересовался он, осторожно промокнув губы салфеткой – этот жест отчего-то заставил меня сглотнуть. – Готов выслушать ваши мысли.
– Не мысли, а подтвержденные наблюдением факты, – заумно сказала я, задвигая на нос невидимые очки, вызвав у него смех в пику едва не образовавшемуся презрению. – Разница в том, что мы – русские – открытые душой люди, легко сходимся с новыми людьми, но на деле всё оказывается не так просто. Мы заводим новое знакомство, на первых парах всё выглядит идеально: ты быстро срастаешься с человеком, но копнув глубже, можешь обнаружить под радушием неискренность, злость, столкнуться с эгоизмом. К таким людям бесполезно обращаться за помощью, случись какая ситуация. У нас помогать ближнему может не всякий…
– Я понял вас, а что вы скажете о корейцах?
– Вы быстро отметаете ненужных своему кругу людей. Так сказать, прицениваетесь и никогда сразу не откроете душу. Корейцы весьма осторожная нация в большинстве своём. Я наблюдала даже за нашими помощниками в изучении языка, только сейчас потихоньку они начали привыкать к нам, открываться, да и то не всем. И только сейчас они начинают делиться какими-то своими переживаниями, хотя до этого вели себя нейтрально.
– Логично, да, мы такие, – неожиданно легко согласился Юн Сон, хотя я считала, что он начнет спорить со мной и злиться. – Я вас чем-то удивил? – спросил он, глядя в моё немного ошарашенное лицо.
– Не ожидала, что вы не начнете оспаривать моё мнение. Я и сама типичная русская, как вы видите.
– Отчего-же… Вы достаточно наблюдательны и, что немаловажно, самокритичны. Но не забывайте, что в любой стране находятся разные люди…
– Не спорю, – отозвалась я, когда он взял мой бокал, чтобы подлить еще вина, тогда как сам практически не притрагивался к своему. – А ещё я очень люблю поговорить…
Он не сдержал смешка, и капля, сорвавшись из горлышка дрогнувшей бутылки, мокрым пятнышком расползлась по белоснежной скатерти.
– А ещё вы с юмором относитесь к самой себе. Это довольно мило, не считая тех моментов, когда кто-то пытается вас дразнить.
– Конечно, только я могу говорить гадости в свой адрес, – рассмеялась я, с благодарностью принимая бокал. – Я слишком самовлюблённая, чтобы выслушивать подколы от других.
– И как же вы меня терпите? – Юн Сон отодвинул тарелку, которую тут же подхватил шустрый официант.
– Нет, как вы терпите меня? – задала встречный вопрос я.
– Я же говорил, что в гневе вы забавная, только не злитесь, – он предостерегающе выставил перед собой ладонь. – Поначалу мне было просто интересно наблюдать за вами, подтрунивать, порой появлялось и раздражение…
– Очень мило с вашей стороны в этом признаться, – беззлобно поджав губы, бросила я. – Думая, что чего-то не понимаю, я пыталась как-то подстраиваться, что ли… Вы ведь тоже далеко не ангел, Юн Сон щи, – усмехнулась я в надежде, что подобную честность и издёвку в свою сторону он воспримет нормально.
– Вы правы, я могу быть слегка несерьезен, – согласился он искренне.
– Прошу прощения за прямолинейность, – тем не менее, вставила я, понимая, что он всё же старше и кто знает, что у него на уме.
