Текст книги "Корейский для начинающих (СИ)"

Автор книги: Anya Shinigami

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

– Да, слишком многое изменилось за сегодняшнюю ночь, – закивала Гюнай, грызя ногти, – и теперь мы от тебя не отстанем.

– Ладно вам, у меня и впрямь всё хорошо. Всё разъяснилось, Юн Сон оказался не таким уж плохим…

Ксюша подавила усмешку, но не злую. Вообще я думала, что они начнут ругать меня и осуждать, даже не вдаваясь в подробности.

– Онни, этот мужчина старый, – засмеялась Чон Мин, забавно сморщив носик.

– Йа, чинча! Этот мужчина вовсе не старый, он очень хороший, – я задорно улыбнулась отражению в зеркале напротив. – Это ты мелкая!

– Ань, ты не видишь, что она над тобой издевается? Ах, Чон Мин – наша маленькая лиса, – засмеялась Даша, а я и вправду только сейчас заметила, как блестят хитрые глазки «маленькой лисички».

– Чон Мин! – возмутилась я.

– Пабо онни*, – захихикала она снова, а я в шутку замахнулась на неё рукой, но вместо этого крепко обняла, едва не задушив в объятиях.

– Он приедет в Москву по работе. Точно приедет, – уверенно сообщила я, снова глупо улыбаясь…

– Аня, приём, не уходи в себя снова! – защелкала Ксюша пальцами перед моим лицом.

– Не ухожу, теперь всё хорошо…

Девочки хоть и были рады за меня, но все равно слушали настороженно. Я, в сущности, ничего им не рассказала и не требовала, чтобы меня поняли, но, дабы успокоить, убедила в том, что изначально не знала всей ситуации, посему обижалась и злилась.

Прижав Валеру к груди, я уснула самым счастливым человеком на земле, забыв всю неуверенность, наслаждаясь тем, что имею сейчас…

***

Данте Алигьери, отрывок из Божественной комедии, откуда взята цитата:

«Яви мне путь, о коем ты поведал,

Дай врат Петровых мне увидеть свет

И тех, кто душу вечной муке предал

Он двинулся, и я ему вослед».

Пабо онни (кор. 바보 언니) – дурочка-сестричка

========== Глава 12 ==========

(В английском языке не существует невежливого обращения, поэтому далее, для лучшего восприятия, текст будет адаптирован под родной русский)

***

– Мама, я влюбилась! – заорала я в трубку не своим голосом и закусила губу, словно не решалась сказать это долгое время.

– Ну, наконец-то… – последовал незамедлительный сонный ответ.

– Мама! Я серьёзно! – обиженно возмутилась я и засучила ногами по покрывалу.

– Вообще-то, в Москве сейчас шесть утра, – последовал протяжный зевок, заставивший меня ощутить приступ вины; она и так работала без выходных уже почти месяц из-за моего отсутствия.

– Ой, прости, я не подумала… Я тогда перезвоню чуть позже.

– Нет, уж говори, коли разбудила, – чуть ворчливо, но с интересом попросила она. – Раз ты забыла о разнице во времени, то, видимо, что-то серьёзное, я права?

– Мам… Я даже не знаю, как сказать…

– Далеко зашло?

– Довольно… Да… Слишком далеко.

– С начинкой не приедешь?

– Мама!!! – завизжала я в лучших традициях Гюнай и, наверное, тут же покраснела. – Как ты можешь такое говорить? Да ты вообще можешь хоть немного серьёзно к этому отнестись? – в ответ донесся лишь тяжелый вздох. – Ему тридцать семь, мама… – я вдруг подумала, что и привычку повторять слово «мама» переняла у подружки. – И он пока женат…

– Ты чего, совсем обалдела? – мне пришлось отнять трубку от уха из-за громогласного возгласа матери.

– Не переживай, он разводится, нет, не из-за меня, не бойся, – я, конечно же, не стала вдаваться в подробности; в трубке раздавалось лишь напряженное молчание. – Он приедет в Москву в ближайшие месяцы, так что…

– Давно ты мужиков домой не водила… – сменила она гнев на милость. – Что ж, дело твоё, конечно, разве ж ты меня послушаешь? Просто, пожалуйста, будь аккуратна.

– Нэ, омоним…

– Чего?

– Я говорю: да, мама. Пора бы уже запомнить…

– Смотри, не обижай его, знаю я, что ты быстро перегораешь…

– Именно этого я боюсь, но мне кажется, что в этот раз всё серьёзно, я действительно испытываю к этому человеку сильную симпатию.

Поговорив с ней ещё пару минут, я еще сто раз извинилась за то, что разбудила, пообещала, что привезу ей хорошие подарки и распрощалась, не заметив, как на экранчике моей нокии засветился значок сообщения.

– Там Нам Юн в футбол играет, – сообщила Даша, заходя в комнату с банными принадлежностями и перекинутым через плечо полотенцем.

– Круто, – без особых интонаций отозвалась я, но всё же слезла с кровати и прошла к окну в коридоре.

– Что-то хреново играют, – прокомментировала я, глядя на то, как какой-то студент запутался в ногах и упустил лёгкий пас; мяч медленно и меланхолично откатился к забору. – Их бы наша дворовая братва порубила на щепки.

– Твоя правда, – подтвердила Даша, с усмешкой наблюдая за действом. – Поспать что ли ещё?

– Гата-а-а-альский! – заорала я, замахнувшись кулаком на поле, вспомнив одну из сценок в «Нашей Раше».

– Газмяс! Газмяс! Газмяс! Газмя-я-яс! – поддержала Даша.

– Мы мясо, мы га-а-з!

На улице образовалась Гюнай, которая махала с общажного дворика Нам Юну, мокрому с головы до ног от пота. Горе-футболисты, уставшие от палящего солнца, устроили тайм-аут, и он подошёл к ней перекинуться парой слов. Я услышала, что он спрашивает обо мне и невольно захотела убежать, только вот не успела.

– Нам Юна-а! Аньоасейо! – загорланила Даша и энергично замахала рукой, точно флагом национальной корейской сборной, а я не успела спрятаться под подоконник.

– Аньон, Нам Юн, – поприветствовала я, кивнув ему с улыбкой.

И чего бояться? Всё равно поцелуй по пьяни не считается…

– Аня! Аньон! Кибуни оттейо?* – тут же с улыбкой сказал он мне и улыбнулся Даше.

– Чо-чо? – переспросила та.

– Спрашивает, как настроение, – пояснила я и крикнула ему по-корейски: – Нормально, а у тебя?

Он что-то быстро брякнул, а Гюнай перевела, что у него тоже всё в порядке, на этом мы распрощались, так как ребята снова стали беспорядочно и лениво бегать по полю. Мне захотелось на миг стать стариком Хоттабычем и подарить каждому по мячу, может, хоть заиграют нормально. Явно не спортсмены эта актёрская братия, но то, что они при такой жаре могут играть в футбол – уже впечатляет. Нам Юн, кстати, за то время, что мы не виделись, избавился от своей невнятной химии от затылка до чёлки, и теперь имел вид вполне адекватный с естественно-прямыми волосами.

– Пойду дальше спать, – зевнув, сказала я и попросила Гюнай, собравшуюся в магазин, притащить мне немного молока.

Забравшись на кровать по лестнице, я заметила, что диод телефона, оповещающий либо о пропущенном звонке, либо о сообщении, мигает. Решив, что это очередное дебильное сообщение от билайна, что-то типа «этот абонент снова в сети», которыми меня любила закидывать служба поддержки, я едва сразу же не удалила уведомление, но вовремя очухалась, увидев незнакомый, отнюдь не российский номер. Я сразу же догадалась от кого оно, так как никто в Корее не знал моего номера, конечно же, кроме Юн Сона, которому я продиктовала его на пляже.

– Чего лыбишься? – спросила Даша, тоже затаскивая своё бренное тело на кровать-чердак.

– Юн Сон написал, – зарделась я, приложив ладонь к щеке. – Забыл сказать мне на пляже, что у меня очень вкусные блины, – мне было чертовски приятно это читать. – Пожелал приятного дня и обещал чуть позже набрать.

Значило ли это, что встреча в больнице с женой прошла нормально и всё не так плохо, как я себе надумала? Или же наоборот, увидев её, он не стал сразу шокировать заявлением о разводе… В душу прокралась тревога, я знала, что не стоит раньше времени забивать себе голову, но иначе не могла.

– Что ответишь? – с интересом спросила Даша, лёжа на животе и суча ножками.

– Как что? Поблагодарю и сухо напишу, что буду ждать звонка.

– Это по-твоему сухо? – пристально посмотрела она на меня, но я как всегда состроила хитрую улыбку, вспомнив Женю на уроке корейского.

Он как-то читал замудреный текст, сидя лицом к аудитории и откровенно мямлил, Дашка спросила, где у него находится кнопка громкости и получила в ответ пошловатенькую улыбку, которую мы и по сей день практикуем.

– Завидую я тебе белой завистью. Уж не знаю, что у вас там произошло… Мне же, видимо, совсем ничего не светит с Иль Хэ, – посетовала она трагично. – Что ж, я всё понимаю…

– Даш, не загоняйся, – бросила я, нажав кнопку отправки сообщения и воткнув в телефон штекер зарядки. – Ваше общение кажется очень странным.

– Мы просто друзья.

– Да вы же практически под ручку ходите! – я говорила чистую правду.

Поначалу мы с Гюнай и Ксюшей тоже сочли это общение за близкую дружбу, не став расстраивать влюбленную Дашу, но потом… Потом заметили, что ведёт Иль Хэ себя как-то странно, точно пытается сдержать симпатию… Вообще он какой-то мутный парень, никогда не поймёшь что у него на уме, и это ещё больше мучает влюблённую подругу. – Он постоянно спит на тебе в автобусе…

– Тоже мне романтика, – парировала она, обиженно фыркнув, и я её прекрасно понимала, так как поведение этого юноши действительно не сильно походило на дружеское, но и к любовной привязанности это было сложно отнести. – Мы скоро уезжаем, зажать его что ли в тёмном углу и поцеловать? – и заржала громогласно, хотя я прекрасно понимала, что смеяться ей вряд ли хочется.

Но я и сама впала в уныние, так как, ни днём, ни вечером не дождалась обещанного звонка. Ожидание далось мне очень тяжело, Юн Сон не объявлялся и в фейсбуке. Девочки, конечно же, видели мою тревогу и старались как-то поддерживать, а я успокаивала себя тем, что он действительно занят, разгребая ситуацию с женой, но кто знает… Он говорил, что Бу Ён вряд ли бросится к его ногам в палате, но то были слова не совсем равнодушные, скорее, горькие… Я снова слишком много думала, слишком многого боялась и не хотела терять его, не хотела обретать душевные раны и не могла найти себе места, постоянно проверяя телефон и едва удерживая себя от того, чтобы доставать Ан сонсеним, мало ли, вдруг Юн Сону придёт в голову позвонить на её номер. Вдруг из-за каких-то особенностей роуминга я не могу принять входящий вызов? Сходить с ума не давали мои любимые девочки, которые поддержали мою идею устроить девичник, отличавшийся от обычных попоек только тем, что в этот раз мы пили не пиво и не макколи, а виски… Несмотря на утреннее жаркое солнце, в воскресенье вечером ливанул обещанный дождь, загнав нас в магазин на Кёнсондэ, где мы и нашли какой-то непонятный не самый дорогой виски.

– Гюнай, держи, – я протянула ей пару десятков тысяч вон, когда она очутилась у кассы с бутылкой.

Дашка подоспела к нам с двухлитровой бутылкой колы и целым ворохом чипсов и печенья. А я пристроилась возле холодильника с молочкой и стала рыться в телефоне в попытке словить ближайший халявный вай фай, чтобы проверить фейсбук.

– Онни, ты нормально? – спросила Чон Мин, сочувственно глядя на моё уныние.

– Нан кэнчанаё*, – не слишком убедительно ответила я, но тут же исправилась: – Чинча…

– Этот мужчина плохой, не звонить тебе…

– Юн Сонын кынян паппаё*, – пожала плечами я, и тут у неё зазвонил телефон.

– Нэ, Нам Юн оппа*? – донёсся её няшный голосочек. – Нэ, Аннанын ёгиё. Альгессоё*… Аня, Нам Юн с тобой поговорить хочет.

– Да поняла уже, – не очень довольно сказала я, принимая телефон, и показала Чон Мин кулак.

– Нам Юн очень добрый и хороший, – сказала она зачем-то, видимо не подобрав нужного слова.

Разговор, слава Богу, оказался коротким, ибо связь в дождь плохо ловила не только в России; обменявшись приветствиями, мы лишь спросили как дела друг у друга, как настроение и всё в таком духе. Однако меня это не могло насторожить, Нам Юн предупредил, что на днях появится на Кёнсондэ и очень бы хотел всех нас встретить, ага, если всех, то почему попросил к телефону меня? Я чувствовала вину перед Юн Соном за один только этот дружеский разговор с Нам Юном, посему благодарила небеса, когда связь прервалась.

– Будет звонить ещё, скажи, что я плохо понимаю по телефону его английский, – подмигнула я Чон Мин, отдавая телефон.

– Понятно, онни, – заулыбалась она; когда Чон Мин улыбалась нам всем очень хотелось ласково ущипнуть её за милую щёчку.

Такого милого создания я ещё не видела, а когда она впервые появилась перед нами в школьной форме, мы едва не померли от перекавая*. Тоненькая, хрупкая, невысокая, невероятно стройная и симпатичная нежная девочка с очень красивыми волосами и хитрыми лисьими глазками.

Едва добравшись до общаги под проливным дождем, мы сначала всей толпой сходили в душ, а затем, нацепив на себя ушки, короны и шляпки, что накупили в парке аттракционов в Сеуле, принялись пить, празднуя ксюшино счастье да гюнаеву любовь и заливая нашу с Дашей тревогу. Виски пришлось пить, смешивая с колой, так как большей гадости я ещё не пробовала, но, тем не менее, оно как-то быстро закончилось, и мы переключились на макколи. Я решила, что сейчас самое время для бабского сумасшествия и напялила милый нежно-голубой комплект белья с рюшами и бледно-розовыми бантиками – никогда не думала, что мне подойдёт такая прелесть.

– Ну, как я вам? – я резко распахнула кардиган и добавила: – Часики не хотите?

– О, кто-то надрался! – засмеялась Ксюшка. – Что мы тут не видели, нашла, кого удивить!

– Ага, Юн Сону своему покажешь, думаю, оценит, – на полном серьёзе сказала Дашка, поднимая бокал. – Тебе бы ещё голубые чулки сюда.

Тёть Марина, соблазнившись приглашением на стаканчик, зашла в комнату и застала картину: я, эротично отклячив задницу, использовала кроватную лестницу как стриптизерский шест.

– Я ошиблась дверью?

– Не, просто Аня напилась…

– Ничего я не пьяная! – возмутилась я, ослабляя тугие бретельки бюстгальтера. – Я просто…

– Проститутка? – предположила Ксюша.

– Ксюша! – взвизгнула я. – Ну, только если чуть-чуть…

Пьянка закончилась тем, что я стала грузить тёть Марину какой-то ерундой, тогда как остальные уже сопели на кроватях. Ей едва удалось от меня избавиться, да я сама понимала, что несу всякий бред, рассказывая о своей жизни…

На следующий день, собрав с нас днём по несколько фотографий, Ан сонсеним уселась за компьютер мастерить видео для запланированного назавтра торжественного выпускного. Вечером, по обыкновению совершив круг по Кёнсондэ, мы с девочками засели перед монитором моего нетбука, чтобы посмотреть получившийся мини-фильм про наш отдых. Гюнай, Даша и Чон Мин плакали навзрыд до тех пор, пока Чон Мин с заплаканной мордашкой вдруг не хлопнула ладонью о ладонь и не сказала: «стрелять-колотить», над чем мы все ещё долго смеялись. Ксюша и Даша умотали в магазин, а Гюнай продолжала тихо плакать, забившись в угол за дашиной кроватью, я же с невинным лицом включила наигрустнейшую песню из её любимого сериала.

– Ты что, издеваешься? – сиплым голосом, икая, не в силах остановить слёзы, спросила она.

– А как же! – засмеялась я, хотя и у самой на душе скребли кошки, но мне было проще смеяться, чем плакать.

– Аня, прекрати, пожалуйста, поменяй песню! – завыла Гюнай снова.

– Ок.

Но на смену одной грустной песни пришла другая такая же, заставившая подругу заплакать ещё сильнее, она сидела сгорбившись на корточках с причитаниями о скором отъезде.

Ожидая доставки курицы, мы расположились на улице с гитарой, чтобы готовиться к завтрашнему выпускному в пусанской школе. Ан сонсеним сказала написать благодарственную речь на корейском, что мне было делать категорически лениво, посему, пристроившись к Гюнай и Сон Чжину, репетирующим какую-то корейскую песню в честь праздника, я долго думала, чем бы заменить свою речь. Вернувшиеся из магазина Ксюша и Даша сидели рядом, уткнувшись в телефон и в наушниках.

– Может и мне что-то спеть? – озвучила я мысли в слух, позабыв страх сцены благодаря Сон Чжину, который даже не осознавал насколько сильно ему на ухо наступил медведь, и не просто наступил, а ещё и потоптался; Гюнай, всегда поющая чистым голосочком – и та сбивалась. – Но не на корейском, конечно же.

– А что, возьми, да «Это всё» коронную спой, кстати, подходит случаю, – согласилась она. – И учить не надо, готовенькое всё.

– Я в словах не уверена, – немного поморщившись от неказистого боя на гитаре Сон Чжина, сказала я. – Ксюш, не поищешь слова в Яндексе? Дай сюда, покажу как надо… – буквально вырвав у него гитару, я стала объяснять элементарный бой. – Может, вы лучше споёте песню из дорамы «Dream high»? – и сразу же начала подбирать элементарные аккорды, хотя у Сон Чжина на телефоне они были.

Ребята стали подпевать под гитару, а я просто играть, так как совершенно не знала слов.

– У тебя хорошо получается, давай ты её сыграешь?

– Ну, уж нет, сами учите, я песню эту плохо знаю, да и в аккордах, как видишь, тоже путаюсь, – сразу же отмахнулась я, спихнув идею на них. – Я лучше своё родное ДДТ сыграю, а текст перепишу из инета.

– Что сыграешь? – подоспела из дверей общаги Вика. – Мой кореец не объявлялся? – картинно спросила она, явно привлекая внимание Сон Чжина.

– Нет, глупый рыбик не появлялся… – отшутилась я, а Даша прыснула в кулак.

– Он не глупый рыбик! – сразу же запротестовала Вика и присела рядышком. – Не называй его так!

– Я же не виновата, что он постоянно с открытым ртом ходит! – оправдалась я и стала играть «Это всё», кривясь при подвываниях Вики.

– Ань, давай мы только припев будем петь? – предложила Ксюша, протягивая мне телефон со словами песни; я тут же закивала, стараясь игнорировать недовольство Вики. – Давай ещё раз…

Сосредоточившись на мелодичном вступлении, я и не заметила, как девочки стихли, глядя куда-то вдаль.

– Аня… – донёсся голос Сон Чжина, но его почему-то ущипнула за руку Гюнай, словно призывая к молчанию.

– Ты играй, – добавила она, странно улыбаясь.

Не почуяв подвоха, я тихонечко запела, стараясь исполнять все ноты чисто, девочки подпевали на припеве, привнося в песню душевный лагерный настрой и общность. Я представила, как это здорово будет выглядеть на сцене. К нам на огонёк ожидался сам российский консул, что немного удивляло; возможно, он оценит наши старания, хотя, скорее всего, только из вежливости. Идея пригласить его, конечно же, принадлежала Хонг гёсуниму, который не забывал постоянно шокировать нас своими сюрпризами.

Перейдя на громкий бой в последнем куплете, я стала петь чуть громче, но, в тоже время, с большей душой, как того и требовала песня. А когда завершила, то стала кланяться и приседать в шуточных книксенах под аплодисменты друзей.

– Всё отлично, только не делай такое лицо, когда играешь! – засмеялась Дашка, а я, сорвавшись с места, едва не одела на неё «испанский воротник».

– Я же просила, никогда не говорить мне про моё лицо! – взбешенно, но всё же в шутку вскричала я с занесённой гитарой в нескольких сантиметрах над её головой.

– Да, она этого терпеть не может, – донёсся голос из-за спины, заставив меня встрепенуться и едва не выронить чужой инструмент.

Мало того, что Юн Сон каким-то образом оказался позади меня, так на удивление ещё и по-русски заговорил, чего я никогда не слышала. Акцент, конечно же, резал слух, но слова были понятны. Не давая мне опомниться, он поздоровался со всеми, а Гюнай, Ксюша и Даша, поклонившись в ответ, хитрюще заулыбались и стали мне подмигивать.

– Позор-то какой, – проговорила я, приложив ладонь ко лбу. – И давно ты тут стоишь?

– С самого начала песни, – опередила ответ Юн Сона Вика, заставив меня покраснеть с головы до пят и стеснённо поставить гитару на мыски, опустив взгляд.

– Вот вечно так, – пробурчала я себе под нос. – Почему ты не позвонил перед приездом?

Он достал из кармана телефон, пару раз тронул тачскрин и развернул экраном ко мне, где высветилось моё имя, но вокруг не раздалось ни звука.

– И где твой телефон? – спросил он, а мне пришлось виновато извиниться.

– Аня-я-я! – донёсся голос Таку сверху, и она показала мой мигающий звонком телефон в окне, из которого доносились вопли солиста AC/DC в песне «Back in Black». – Тебе твой ачжощи звонит! – крикнула она, заставив меня залиться краской и начинать мысленно сколачивать себе гроб.

– Таку, заткнись! – бросила я злобно, почёсывая затылок.

А она, увидев «моего ачжощи», издевательски дёрнула бровками и скрылась в окне.

– Я не привыкла здесь брать телефон с собой… – сконфуженно пояснила я.

– Смотрю, у вас вечера довольно занятно проходят, – будто и не заметив реплики Таку, сказал Юн Сон по-английски, а Сон Чжин что-то ответил ему на корейском, подчёркнуто вежливо, что я разобрала из окончаний предложений.

– Выпускной? Всё так серьёзно?

Он что, действительно собрался стоять здесь и общаться с нами? Мне было несколько неловко, так как девчонкам наконец-то удалось без зазрения совести оценивающе поразглядывать его.

– Ерунда, – отмахнулась я.

– Ань, до закрытия общежития осталось полчаса, – как бы между прочим заметила Ксюша, намекая отнюдь не мне, но Юн Сону.

Повисло неловкое молчание, а я смотрела на «своего ачжощи», безмолвно спрашивая, что делать, и он ни капельки не растерялся.

– Ты всё ещё здесь? – спросил он с усмешкой.

– В смысле?

– Ань, вали за сумкой в общежитие! – подначила Даша, нагло улыбаясь.

Сдвинув брови, я отдала гитару Сон Чжину и засеменила в общежитие, чтобы быстренько собрать рюкзак, на всякий случай захватив зубную щетку и плащ, так как назавтра обещали дождь. Буркнув Таку что-то про неуместность её реплики, я вышла из комнаты, услышав смех вдогонку. Юн Сон и мои друзья что-то обсуждали, было видно, что девочкам трудно скрыть неловкость от его присутствия, тогда как Сон Чжин спокойно что-то рассказывал. Набрав в лёгкие побольше воздуха, я вышла на улицу, пряча за спиной рюкзак, чувствуя себя мишенью для взглядов согруппников.

– Ань, ты такая милая сегодня, прям до невозможности, – поддела Гюнай, но была тут же послана шепотом на три весёлых буквы.

– За что? – возмутилась она искренне. – Я правду говорю!

Оставив её с открытым ртом, я показала едва сдержавшей комментарий Даше язык и хвостиком поплелась за Юн Соном, который припарковал машину внизу у тоннеля, наведя меня на мысль о том, что незаметное появление у меня за спиной было тщательно спланировано. Тихо скользнув на пассажирское сидение, я закинула рюкзак назад и сложила ладони на коленках, чувствуя себя как-то некомфортно.

– Ну, и чего ты скуксилась? – спросил он, пристегнувшись и включив зажигание. – Стесняешься меня?

– Есть немного, – честно ответила я. – Просто не слишком привыкла выставлять отношения напоказ.

– Ты, оказывается, сильна не только в фортепиано, но ещё хорошо поёшь и играешь на гитаре, – оценил он и мягко потрепал меня по волосам.

– Спасибо, – коротко сказала я, едва сдержав порыв оправдаться, что знаю всего несколько аккордов и пою не ахти как, и вдруг действительно почувствовала благодарность.

– Не смущайся, – попросил он и наклонился ко мне, чтобы коснуться лёгким приветственным поцелуем, заставив меня до дрожи сжать в кулаках край рубашки.

Этот поцелуй показался мне очень ласковым и невинным, отчего по телу быстро растеклось тепло, а загоревшаяся щека готова была потянуться за вмиг исчезнувшей ладонью.

– Я видел твои рисунки на стене в фейсбуке, очень рад, что ты такой разносторонне развитый человек, – продолжал он расточать комплименты.

– Спасибо, – ещё тише сказала я, не в силах выдавить ничего иного. – Как у тебя дела?

И почему, чёрт возьми, я не могла даже взглянуть в его в глаза? Куда делась моя раскованность, смелость? Внутри всё полыхало от радости, смущения и нереального ощущения простого женского счастья.

– Всё потихоньку разрешается, – сообщил он сдержанно, от позавчерашней прямолинейности не осталось и следа. – Я… сказал Бу Ён о своём решении, так как физически она почти здорова и это не ухудшит её состояния.

– Ты уверен, что правильно поступаешь? – осторожно поинтересовалась я, всё же ощущая некую вину перед этой женщиной, но поймав сердитый взгляд Юн Сона, проглотила язык.

– Мне казалось, что ты хоть отчасти должна быть рада подобному стечению обстоятельств, – он будто бы намеренно поймал мой испуганный взгляд. – Трудно понять тебя, кажется, что ты пытаешься оттолкнуть меня.

– Ты издеваешься? – удивленно спросила я. – Ты даже представить не можешь, насколько я счастлива хотя бы просто находиться рядом с тобой! – выпалила я и тут же зажала рот ладонью, выдав своё истинное состояние.

Юн Сон искренне засмеялся и взял меня за руку.

– Вот такой вспыльчивой ты мне нравишься больше. А то, спокойно принимая комплименты, не оправдываясь, ты меня немного насторожила.

– Я не оправдываюсь! – возмутилась я, нахмурившись. – Я просто знаю, что всё, что я делаю крайне далеко от совершенства… А те рисунки, это практически копирка с фотографий!

– Узнаю тебя, – поддел он с улыбкой и на мгновение отпустил мою руку, чтобы переключить передачу, но затем вернул обратно. – Тебе нравится слышать комплименты, ты просто не умеешь их принимать, а надо учиться, – серьёзно, но как-то насмешливо сказал Юн Сон. – Ты слишком остро ассоциируешь себя с профессиональными художниками и музыкантам, думаешь, что тебе до них не дотянуться.

– Но ведь так и есть…

– Но ведь никто этого от тебя и не ждет. Сама говорила, что многие даже книжки не читают, так чего удивляться их восхищению твоими талантами?

– Не таланты это…

– Ну вот опять! – цокнул он.

– Я не оправдываюсь.

– Ты неисправима, но это лишь доказывает твою человеческую скромность.

– Я, по-твоему, скромная? – я усмехнулась и расплылась в счастливой улыбке.

– Скромность не всегда выражается в спокойном поведении. Зачастую такие люди просто не умеют преподнести себя в обществе, но это не показатель. Будучи личностью экспрессивной, можно оставаться скромным человеком. Это как раз о тебе. Тебе легко в обществе, но только не тогда, когда дело касается твоей личной жизни и стремлений. Тебя смущает это, но меня смущаться не надо.

Я задумалась о правдивости его слов, почему ему так легко видеть меня насквозь, словно он знает меня так долго? Может в силу опытности он умеет читать людей, а может я слишком открытая перед ним… Я так же чувствовала неудобство оттого, что Юн Сон слишком хорошо успел во мне разобраться.

– Сон Чжин сказал, что ты очень хороший человек и друг, что ты помогла ему кое в чём личном.

– Он ещё совсем ребёнок, а я… Я и не так опытна по жизни, да и не сделала для него чего-то особенного, просто помогла разобраться в чувствах, – вспомнила я с теплотой на сердце. – Он очень хороший и добрый мальчик.

– Дела любовные? – поинтересовался Юн Сон, сворачивая с трассы в район пляжа Кванали.

– А как же, – усмехнулась я.

– Мне казалось, что ты ещё сама молода…

– Ты хочешь узнать о моей личной жизни? С этой целью разговор затеял? – сообразила я и чуть обиженно добавила: – Мог бы просто прямо спросить.

По его улыбке я поняла, что попала в точку.

– Это, кажется, лежит в пределах того, что ты не очень любишь выставлять напоказ, – сразу же нашелся он. – Поэтому настоящую тебя мне приходится узнавать посредством хитрости.

– Скорее, провокации, – засмеялась я.

– Ты голодна? – Юн Сон вдруг отчего-то решил перевести тему.

– Немного, но не хочу идти в людные места. Не хочешь прогуляться там, где поменьше народу?

– Знаю одно симпатичное пустынное место, – поведал он, но, к несчастью, точно из-ниоткуда в бэху врезалась стена дождя. Ливень оказался настолько сильным, что едва удавалось различать силуэты людей и встречных машин, и Юн Сону пришлось замедлить ход и вглядываться в дорогу.

– Почему дождь всегда мешает нам? – вслух высказал он мысль.

– Не мешает, Юн Сон, скорее, наоборот, – приподняв уголки губ, сказала я, пристально взглянув на него.

Поначалу на его лице читалось непонимание, но сообразил, что я имею в виду, он довольно быстро.

– Ты хочешь ко мне в отель? – удостоверился он прямолинейно, но тут же закатил глаза, увидев моё смущение.

– Я не это имела в виду, просто в прошлый раз из-за дождя у нас не было выбора… Я опять ерунду несу… В общем я…

– Я понял тебя, – серьёзно ответил он, а я и не заметила, как мы подъехали к въезду на подземную парковку отеля. – Закажем еду в номер?

Я отвела взгляд и едва заметно кивнула, чувствуя, как розовеют щёки; всё равно рано или поздно мы бы оказались у него, не в чимчжильбане же ночевать? Да и как самой себе признаться, что я просто хочу уснуть в его объятиях? Испачкав голень о влажный порог машины, я стала отряхиваться, всё ещё ощущая неловкость и радость, что этот человек находится рядом со мной. Когда мы поднимались на лифте, я смотрела на Юн Сона с какой-то щемящей душу благодарностью и вдруг оказалась в его объятиях.

– Два дня хотел сделать это, – прошептал он ласково, доверчиво поцеловав меня в лоб.

– Я очень рада тебя видеть, – точно так же негромко сказала я, вдыхая запах его волос и едва ощутимого приятного парфюма.

Что со мной творится? Ещё никогда я не ощущала себя настолько на своём месте, словно так всегда и должно было быть. И самое главное, что я чувствовала с его стороны такую же отдачу, невероятное тепло и нежность.

Номер оказался довольно просторным, но однокомнатным: зона гостиной отделялась от спальни стоящим спиной к кровати диваном, перед которым на стене висела плазма с парой картин по бокам, напольные неяркие светильники создавали атмосферу уюта, и, опуская скромность обстановки, номер едва ли можно было назвать дешевым. Юн Сон привык к комфорту и, несмотря на то, что вряд ли сам себе готовил, кухня здесь была, правда состояла лишь из холодильника, мойки и микроволновой печи, роль разделочного столика выполняла стиральная машинка. Небольшой столик с парой стульев располагался там же. Невзирая на незнакомую обстановку, я зашла будто к себе домой, наверное, это было следствием присутствия дорогого мне человека.

– Чего бы тебе хотелось поесть? – поинтересовался он, стягивая с плеч кардиган.

– Курицы, – ответила я, вспомнив, что сидя на улице возле общаги так и не успела дождаться доставщика еды.

– Мне казалось, что она тебе надоела, – вспомнил он.

– Если хочешь что-то другое…

– Нет, курица – отлично, – перебил он. – Неострая, так?

– Терияки, – озвучила я свои вкусовые пристрастия, когда он уже набирал номер на стационарном телефоне, висящем в кухне.

Пока мы ждали доставку, включили телевизор и уселись на диван, Юн Сон сам пристроил мою голову у себя на плече и посмеивался над юмористической передачей, где показывали какие-то сценки. Я рассмеялась над потугами толстяка влезть в узкие джинсы в магазине под комментарии бегающей вокруг продавщицы: «Ачжощи, чаль оульрёйо*!».

– Что-то понимаешь? – спросил он, переплетя наши пальцы.

– Немного, – честно призналась я, – скорее, догадываюсь о сути реплик.

Невероятное счастье было в такой обыденности – просто смотреть вместе телевизор, ощущать его тёплые прикосновения и трогательно прижиматься к нему в поисках защиты. Чувство нереальности происходящего сменилось комфортом и расслабленностью. Правильно, так и должно быть, мы просто вместе…