Текст книги "Корейский для начинающих (СИ)"
Автор книги: Anya Shinigami
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)
Махнув рукой во время объяснения Даше сложного полёта «Як-42» из баек моей краткой стюардесской юности, о которой я, бывало, вспоминала, доходя до кондиции, я случайно толкнула появившегося из ниоткуда человека справа.
– Чуэсоамнида, – бросила на автомате извинение я, но застыла, глядя на соседа с перманентным выражением удивления. А Пусан-то, оказывается, тесен.
Юн Сон, по-видимому, был удивлен не меньше меня, и, судя по застывшей перед ним барменше, спросившей, чего он желает, только что пришел.
– Что вы здесь делаете? – по-корейски поинтересовался он.
– Пью алкоголь, отдыхаю, – не меняясь в лице, ответила я на его родном языке, не задумываясь.
Он с не меньшим удивлением оглядел бар, обнаружив здесь большую компанию русских. Почему-то мне захотелось провалиться под землю, да и почти пустой коктейль Гюнай в руках играл не в мою пользу.
– Мне кажется, это не лучшее место для девушек, – многозначительно, даже недовольно произнёс он, переходя на английский.
– Мне кажется, это вообще нехорошее место, – саркастично добавила я, не удержавшись, тем самым переведя стрелки на него, и уже жалея о вырвавшейся фразе.
Судя по дёрнувшейся брови, он явно не ожидал подобного отпора, в конце концов, это не его дело, где я провожу свой досуг. Даша, явно до этого не подозревавшая о присутствии Юн Сона, удивленно взглянув на нас, сделала вид, что заинтересовалась полками с алкоголем, но при этом толкнула меня локтем, призывая заткнуться.
– Вот как… – неприязненно заметил он, но, хмыкнув, без большого энтузиазма согласился: – Что ж, это дело каждого, – и заказал себе что-то по цвету напоминающее антрифриз, но явно более горючее.
Чувствуя, что надо бы уходить отсюда, я была благодарна, когда Гюнай, с сосредоточенной морщинкой меж бровей поглядывавшая на меня и Юн Сона, вдруг предложила прогуляться, правильно расценив беспокойство на моём лице. Быстренько расплатившись и бросив «до свидания», непонятно кому адресованное – то ли Юн Сону, то ли обслуживающему персоналу, я с друзьями покинула бар, оставив там лишь Женю и Иль Хэ, которым было, в общем-то, плевать на наше присутствие или отсутствие.
– Блин! Блин, блин, блин! – ворчала я на ухо Гюнай и Даше, сжав кулаки, пока мы спускались в лифте. – Обязательно было выбрать из всех сульчибов именно этот?
– Что стряслось? – спросила Ксюша, шёпотом вклиниваясь в разговор.
– А ты не заметила?
– Там был этот мужчина, который Аньку сбил, – пояснила Гюнай, удивив её.
– И мы не слишком радушно друг друга встретили, – добавила я, сморщив нос.
– Спокойствие, только спокойствие, – легонько щипая меня за плечо, поддерживала Даша. – Он для тебя никто, сама говорила, так что не бесись.
– Неприятно…
– Он просто не ожидал тебя там встретить, вот и всё, – добавила Ксю, выходя из лифта. – Там освещение как в склепе.
Вот мы и решили больше никуда не ходить с Женей, уж слишком злачным оказалось это место.
– Иль Хэ-то там что забыл? У него же есть девушка, – возмутилась Даша, когда, чуть отстав от Вики, Сон Чжина и Таку, мы возобновили разговор. – И он, вроде бы как, очень верный.
– Вроде бы как… Впрочем, они всего лишь бухают, точнее, Женя бухает, а Иль Хэ даже стакан пива не допил, когда мы уходили.
Настроение у меня так и не появилось, посему, набрав в магазине макколи* и всяких чипсов, мы продолжили заправляться алкоголем прямо в гостиной общежития, ныкая бутылку под стол всякий раз, когда кто-то показывался в стеклянных дверях. Охранник бы сразу нас разогнал. Постепенно в помещении становилось всё больше народу, что примечательно – корейцев, но на это пролил свет пришедший сюда Нам Юн. Оказывается, сегодня ночью по телевизору должны будут транслировать футбольный матч Корея – Япония, посему, смекнув, что всю ночь могу находиться подле Нам Юна, я быстренько перехотела спать. А ещё у Сергея была водка…
Подселившиеся на ночь в комнату Жени два друга Ан сонсеним, приехавшие из Сеула, поддержали компанию, но явно были в шоке от того как пьют русские. Со счётом «1:0» Корея оставила за собой первый тайм, ознаменовав сим серию громогласных тостов. На часах было уже около двух. Во время перерыва мы все разбрелись курить в женский и мужские туалеты, но моё предложение оккупировать женский душ перевесило, так как Жене и Нам Юну было лень тащиться на третий этаж. Что ж, об этом они оба пожалели…
Голая грудастая кореянка не успела вымолвить и слова, как дверь закрылась. Нам Юн, кажется, был в шоке, да и Женя тоже… Я подлетела к Гюнай, умывавшейся в это время у одной из раковин, и стала дёргать её за ночнушку:
– Ты не поверишь, там Нам Юн… открыл дверь в душ, а там… сиськи, ой, кореянка голая… – мгновенно осознав всю трагедию, я резко протрезвела, в то время как мальчиков и след простыл.
Гюнай скосил приступ хохота, кажется, истерического, и этот хохот не останавливался ещё очень долго и продолжился после выяснения отношений. За опозоренную подругу вступилась какая-то воинственная кореянка, пообещавшая Нам Юну все муки ада, а ему было чего бояться… Если его выгонят из университета, то получится, что в этом будет моя вина… Разбуженная Ан сонсеним была приставлена к пострадавшей стороне, дабы перевести нам всю суть сложившейся ситуации. Подозрительный смех доносился из комнаты тех девушек… И нам это ой как не понравилось. Переговорив с ними, Ан сонсеним лишь пожала плечами, назвав их «какими-то ненормальными», и ушла спать.
Утро началось с громогласного голоса ачжощи в динамике каждой комнаты. Между корейскими словами мы различили имя Нам Юна и синхронно переглянулись. И только через полчаса узнали, что его выселяют из общежития, за что нам хотелось опустить мордой в унитаз ту боевую кореянку, хотя, в принципе, наказание было справедливым, если учесть, что из университета нашего страдальца не выгонят. Ощущая жгучий стыд, я всё пыталась связаться с Нам Юном через Чон Мин, у которой в Какао токе* был его номер. Пока мы находились на учёбе, он успел испариться из университета в неизвестном направлении, а на все сообщения отвечал с явной неохотой, что принесло мне немало беспокойства.
Нам устроили небольшой инструктаж правил поведения в общаге, правда без криков и возмущений, что удивительно, так как готовились мы к гильотине, и пожелали удачного отдыха. Корейцы такие странные…
Мы решили вечерком заскочить в пекарню «Paris baguette» и купить Нам Юну тортик, дабы извиниться и поддержать, а заодно вместе попить чаю, но, прихватив торт, он просто ушёл куда-то с друзьями, оставив нас с носом. Судя по всему, решил перестать с нами общаться, хотя мы старались убеждать себя, что он просто слишком занят на репетициях, да и его редкие сообщения в Какао токе свидетельствовали о том, что винит за происшествие он лишь себя одного. Справедливо, но мне от этого было не легче.
Расположившись в гостиной без тортика и в унылом состоянии духа, мы мешали Ан сонсеним проводить дополнительные занятия по корейскому для Таку, Вики, Светы, Марины и Сергея, которые до поездки его не учили. Общежитие закрывалось через час, посему куда-то выходить было уже бессмысленно, ещё и завтра предстояла экскурсия в какой-то горный парк, так что мы решили разойтись спать пораньше, чем сильно удивили Чон Мин, которая решила, что сегодня мы снова будем пить.
Утречком нас как всегда забрал водитель на довольно вместительном микроавтобусе и повёз куда-то в пригород Пусана. Я проклинала всё на свете, когда общим решением мы постановили не использовать специальный разукрашенный автобус в виде паровоза с вагончиками, чтобы добраться до вершины горы. Ноги отваливались, а жара мешала получать от прогулки удовольствие. Благо ещё, что по пути часто попадались фонтанчики с питьевой водой, где мы подолгу останавливались, чтобы умыться. Иль Хэ чуть приподнял футболку, чтобы промочить грудь и был сильно смущён, получив музыкальное сопровождение в виде подвывания нами стандартной для стриптиза песни Джо Кокера «You can leave your hat on».
Скинув свою тяжеленную из-за одолженного у начальника большого объектива зеркалку на Таку, я почувствовала облегчение. Осмотрев достопримечательности в виде небольшого пруда с какими-то крупными ярко-оранжевыми рыбами и пару небольших будок с Буддой, мы отправились к маяку, расположенному на отвесной скале, где дул такой сильный ветер, что мою любимую соломенную шляпу сдуло с головы и унесло вниз, вроде бы в зону досягаемости. Там проходила тропка до открытой площади, где фотографировались туристы. Главное, чтобы не улетела дальше. Но оказалось, со шляпой пришлось расстаться навсегда, так как, спустившись к подножию маяка, я не смогла найти пропажу, а взбираться по небольшим выступам для лучшего просмотра местности побоялась. Внизу в глубоком ущелье, где плескались волны, было целое захоронение утерянных платков, кепок и шляп, но это ничуть не подняло моего боевого духа.
Нафотографировавшись на крутом утёсе, группа отправилась к главной дороге парка, поднимаясь по бесконечным лестницам обратно в гору. Ещё раз глянув вниз с небольшой веранды маяка, я обнаружила, что моя шляпа покоится в том же месте, куда и улетела, просто снизу она не попадала в зону видимости. Во мне боролись два чувства: оставить её там и не рисковать переломаться к чертовой бабушке, хоть и выступ, на котором она лежала, и не казался таким высоким, но сильный ветер мог сыграть со мной злую шутку, или рискнуть конечностями и головой в попытке её достать. Группа уже сильно обогнала меня, но, закусив губу, я приняла решение попробовать вернуть потерю. Как оказалось, мне было по силам забраться на невысокий выступ и достать шляпку, но едва не сорваться, увидев, как из трещины выползает нечто мерзкое, похожее на сколопендру*. Едва не завизжав от ужаса, я на скоростях спустилась вниз, держа в зубах многострадальную шляпку.
Совершив подвиг и отойдя от шока, я ринулась вверх по лестницам догонять скрывшихся из виду своих, на радостях не отказав корейским туристам снять их на фоне маяка и открывающегося за ним вида на море и корабли. Они были удивлены, что, попросив меня об одолжении на английском, получили ответ на родном корейском. Мило улыбаясь, троица молодых людей весело замахала мне на прощание.
Истекая потом, я догнала всех уже наверху, где Женя и Таку сидели на лавочке с сигаретами прямо рядом с надписью о запрете курения. Я поддержала их компанию, выдула у Гюнай полбутылки воды одним махом, шлифанув марининым пивом, и мы отправились вниз по склону обратно к автобусу. Старшая Ан сонсеним предложила нам посетить знаменитый пусанский рыбный рынок, где нас ждала встреча с разнообразными морскими обитателями, а также, снова обед с профессором. Рынок, как и ожидалось, источал весьма неприятные запахи, но разнообразие его не могло не поразить. Огромный королевский краб, враскоряку сидящий на дне одного из аквариумов, позой напоминал дворового гопника, только сигареты в зубах не хватало, за что тут же был ласково назван Васянычем. Ещё в лотках плавали какие-то странные, похожие на мужские достоинства жирные черви, которые, я, в общем-то, так и окрестила. Сложив кулачки у щёчек, я по-корейски обозвала сие недоразумение милашками, вызвав у торговавшей рыбой ачжумы смех. Сашими или по-корейски «Хэ», которыми нас угощал Хонг гёсуним, оказались просто божественными, вторым же блюдом был суп из рыбьих голов, по вкусу напоминающий обыкновенную уху.
Уставшие и наевшиеся до отвала, мы поехали в общагу на автобусе, так как свою машину уже отпустили. Водители автобусов в Корее заняли особенное место в моем сердце, по приезду в Россию я обещала целовать ноги нашим маршрутчикам, так как каждая поездка здесь была рисковым делом. Стоять, ни за что не держась, было невозможно, посему, если не было свободных мест, я намертво вцеплялась в ближайшую перекладину и то умудряясь повалиться на рядом стоящих людей. Принцип домино здесь срабатывал отменно.
Слушая музыку, я глядела на то, как находящаяся рядом Гюнай уступила незнакомой бабульке место, та, поблагодарив вежливую иностранку, так как то было не специально отведенное для старичков, беременных и инвалидов место, забрала из её рук красную сумку. В Корее, удивительно, было нормальным, если сидящие люди просто забирали вещи из твоих рук на время поездки. Я едва не подпрыгнула на месте от неожиданности, когда, вынырнув из толпы, со мной рядом неожиданно оказалась Ан сонсеним, которая протянула мне свой телефон.
– Что случилось? – выдергивая наушник из уха, спросила я недоуменно.
– Ваш мужчина звонит, – с немного подозрительной улыбкой пояснила она.
– Он не мой мужчина, – бросила я, недовольно нахмурив брови, хотя понимала, что Ан сонсеним могла попросту неправильно выразиться по-русски.
– Извините, – но по хитрющему взгляду и усмешке мне стало ясно, что она прекрасно понимала, о чём говорит.
Не зная, что ему от меня понадобилось, я собрала силы в кулак и приложила трубку к уху.
– Ёбо…сеё, Юн Сон щи, – с запинкой сказала я «аллё» на корейском, едва не треснув себя по лбу, ведь отдельно «ёбо» – переводилось как обращение «дорогой» жены к мужу.
– Здравствуйте, Анна, – отозвался собеседник на том конце провода. – Последняя наша встреча была не слишком приятной…
– Это точно, – устало согласилась я, чувствуя, как учащается пульс.
– Я не хотел, чтобы вы подумали негативно обо мне, я вовсе не имел в виду ничего плохого тогда. Просто был немного удивлен встрече, – пояснил он нейтральным голосом, будто вовсе не считая себя виноватым. – Прошу прощения, если вы меня не так поняли.
Как же, не так поняла…
– Юн Сон щи, и вы меня извините за излишнюю грубость, если вас это задело, – проговорила я, обдумывая, а не виновата ли я сама, восприняв ту его фразу в штыки? – В тот бар мы попали случайно, просто изучали местность, – про то, что мне тогда хотелось выпить что-то помимо пива, соджу и макколи я, естественно, умолчала. – Да я и сама была удивлена вашему появлению.
В трубке раздался короткий смешок.
– Вы сейчас заняты? Я бы хотел сгладить то недоразумение…
Глаза мои достигли почти идеально круглой формы, а сердце отчего-то собиралось выпрыгнуть из груди, несмотря на то, что я отчаянно сопротивлялась всё более настойчивой мысли о том, что он мне нравится, невзирая на его возраст и семейное положение. Всё было как-то неправильно, и нашей четвертой встрече я не смогу найти оправданий, ведь свой долг за ту небольшую аварию он уже заплатил сполна, да и иска уже вряд ли ждёт. Несмотря на сильно смахивающее на деловое общение, я всё больше запутываюсь и всё больше интересуюсь им, как мужчиной. Нужно было заткнуть себе рот и хорошенько прикусить язык, когда я невольно ответила:
– Сейчас я еду с экскурсии в общежитие и буду свободна не раньше, чем через два часа…
– Хорошо, тогда до встречи, я за вами заеду…
Немигающе глядя сквозь ждущую от меня увлекательного рассказа Гюнай, я захлопнула раскладушку телефона и медленно, как-то отстраненно отдала её Ан сонсеним, вернувшись в реальность только когда Гюнай защелкала пальцами у меня перед носом. Автобус тряхануло на повороте, и я едва не села на голову старушке, забыв, что нужно держаться.
– Значит, на свидание пригласил, – сказала Гюнай, видимо, гревшая уши во время нашего разговора.
– Нет, ну, что ты… Это не свидание…
– Ты сейчас мне пытаешься соврать или самой себе? – поддела она. – Ты же говорила, что он женат?..
– Женат? – подхватила сонсеним. – Значит, это плохой человек, – рассудила она здраво.
– Что ему от меня надо?
– А как же Нам Юн? Он же тебе нравится…
– Гюнай, Нам Юн мне, конечно, нравится, но не так сильно, я уже говорила, а Юн Сон… – но я оборвала себя на полмысли, пытаясь расставить приоритеты. – В общем, не знаю, в любом случае, я не буду делать глупостей…
– Ань, он же старый…
– Нормальный он, ничего не старый, – неожиданно вступилась я, ведь мне всегда нравились взрослые мужчины. – Просто я должна разобраться что же ему нужно от меня…
– Ему, наверное, немного меньше сорока, – на этих словах Ан сонсеним Гюнай поморщилась.
– Думаете? Но он хорошо выглядит и очень симпатичный, – да, я сказала это вслух, мысленно коря себя за несдержанность.
– Он шикарный и богатый, – стала дразнить меня сонсеним.
– Может, он просто бабник какой-то…
– Бабник – это что?
– Чинча наппын намчжанын ёчжадырыль чуахейо*, – перевела Гюнай, соображавшая на корейском больше моего, хоть я и поняла её элементарную речь.
– А, ясно, – протянула сонсеним и со всей серьёзностью обратилась ко мне: – Тогда будьте, пожалуйста, осторожны, Анна. В Корее бывают не очень хорошие люди…
Несмотря на внутреннее беспокойство, к встрече с ним я подошла со всей серьёзностью, даже вытянула волосы феном на круглую расчёску, хотя чаще даю им высыхать самостоятельно и вообще делаю пучок. Я думала о том, как мне одеться выгодно, но неброско, чтобы он не подумал, что я действительно ожидаю с ним встречи. А ожидала ли я? Ещё не могла понять своих ощущений…
Нам Юн не выходил на связь со вчерашнего вечера, а ведь я отправила ему пару коротких сообщений, посему и эти мысли доставляли мне некоторые неудобства и переживания. Чон Мин сказала, что как он появится, она сразу же сообщит об этом.
Даше, несмотря солидарность в выборе мужчины постарше, перспектива свидания с Юн Соном тоже не ахти как понравилась, поэтому она завалила меня предупреждениями и напутствиями, а Таку, увидев черноту моего неумелого смоки-ай, потребовала стереть это убожество и сделала мне неброский, нежный макияж, а так же помогла запудриться и наложить румяна. Никто из девочек ни в коем случае не осуждал меня, только искренне переживали, только Таку, кстати, оценила Юн Сона по достоинству. Из окна коридора второго этажа я увидела, как, не заезжая в сам двор, внизу у лестницы остановилась белая бэха, заставив меня взять ноги в руки, быстро сменить домашнюю одежду на тёмно-синие джеггинсы, которые выгодно подчеркивали мою лучшую часть, и белую майку. В качестве обуви выбрав обыкновенные чёрные найковские вьетнамки с завязками, я решила в последний раз взглянуть в зеркало. Всё-таки заметно, что я старалась, но в таком виде я чертовски себе нравилась, посему, плюнув на сомнения, вышла на улицу, только сейчас подумав, что если Нам Юн где-то на территории университета, я могу предстать не в лучшем свете.
Юн Сон как всегда был одет с иголочки, в стильных светлых брюках в едва заметную клеточку и застёгнутом на одну пуговицу облегающем кардигане в тон брюкам, из-под которого виднелся глубокий клинообразный вырез футболки. На ногах же были чуть темнее наряда полотняные туфли. Рядом с ним я, скорее всего, смотрелась убого…
– Здравствуйте, Анна, вы сегодня прекрасно выглядите, – опровергая мои мысли, с улыбкой заметил Юн Сон, стоявший, облокотившись на дверь своего авто, заложив руки в карманы брюк.
– Спасибо, – чуть приподняв уголки губ, ответила я, сминая клатч в руках. – Здравствуйте…
Забравшись на сидение машины, я ощутила волну ужаса и непонимания, что я делаю рядом с ним, а главное, где был мой мозг, когда я согласилась. Наверное, моё напряжение было слишком заметным, так как Юн Сон не смог сдержать улыбки и комментария:
– Что-то не так?
– Мне просто немного неловко, что мы в прошлый раз так расстались, – соврала я, пытаясь выглядеть убедительно. – Прошу, извините ещё раз мою грубость…
– Мы уже это обсудили, – спокойно заметил он, когда мы выезжали из туннеля, в который как раз в этот момент заходил Нам Юн с друзьями, заставив меня, не задумываясь, согнуться на сидении, сделавшись незаметной. Похоже, он вообще не посмотрел на проехавшую мимо машину, а вот я поставила себя в неловкое положение, над чем не постеснялся поглумиться мой спутник, заставив меня сгореть от стыда:
– Среди этих молодых людей был ваш парень? – спросил он влоб, но не применив при этом совершенно никаких интонаций.
– Нет, просто… – но я не знала, что ответить ему.
– Вы бы не хотели, чтобы вас видел в моём обществе тот, к кому вы неравнодушны? – его проницательность начинала меня пугать.
– Не совсем так, но…
– Ясно, прошу прощения, если это ставит вас в неловкое положение, – несмотря на вежливость, мне почему-то показалось, что он надо мной издевается. Снова.
Я ощущала себя полной идиоткой, но при этом ещё больше запуталась в нашем с Юн Соном общении. Такое впечатление, что мы действительно общаемся только чтобы занять свободное время…
***
Гёсуним* – (кор. 교수님) – профессор.
Сульчиб* – (кор.술집) – проще говоря, питейное заведение – отдельное явление в корейской культуре, в обычных ресторанах обычно не бывает ничего, кроме пива, сочжу и прохладительных напитков.
Olmeca – текила.
죄송합니다 – чуэсоамнида – извините.
Макколи – (кор. 맥컬리) – национальное корейское молодое рисовое вино, белое по цвету и отдалённо напоминающее на вкус квас.
Какао ток* -카카오톡 – корейская программа наподобие icq, только с привязкой к телефонным номерам
Сколопендра (Scolopendromorpha). Эта панцирная сороконожка абсолютно неприятна на вид.
Ёбосеё – (кор. 여보세요) – Аллопривет.
Ёбо – (кор. 여보) – дорогой)) переводится ещё и как мёд
Чинча наппын намчжанын ёчжадырыль чуахейо -진짜 나쁜 남자는 여자들을 좋아해요 – Очень плохой мужчина, который любит женщин.
========== Глава 4 ==========
Юн Сон, видя мою неловкость, решил включить магнитолу. Каково было удивление, когда в динамике под негромкий аккомпанемент гитары запел Марк Шолтез одну из моих любимых песен “Kissed it all away”.
– Вам нравится Марк Шолтез?
Странно, я считала его не слишком популярным, да и сама случайно наткнулась на радио Relax-fm относительно недавно.
– Нет, я просто послушал ваш айпод, если вы не против, – честно сознался он и нажал кнопку следующей песни, на этот раз нам пел Эрик Клэптон. – У вас интересный вкус…
– Разнообразный… Я слушаю всего понемногу, – согласилась я, решив не заострять тему на том, что он трогал мои вещи. – В общем-то, у меня нет особых предпочтений.
– Я бы так не сказал, – не согласился Юн Сон, – судя по тому, как много места в вашем плеере отведено классической музыке и такой, как эта, – кивнул он на магнитолу. – Похоже, что вы слушаете не ради самой музыки, а для размышлений, – попытался донести он до меня свою мысль.
– Если не считать, что Эрик Клэптон и Рахманинов соседствуют с AC/DC и Daft Punk, а так же лучшими традициями русского шансона, – усмехнулась я. – А классику я люблю из-за того, что играю на фортепиано, да и вообще получаю от неё эстетическое удовольствие.
– Первая песня, которая мне попалась, была на русском языке и немного удивила. Её сложно назвать мелодичной, а мужской голос показался мне немного грубоватым.
– У Ивана Кучина очень приятный голос! – сразу же вступилась я, вспомнив, что именно на «Нищенке» состоялось наше знакомство.
– О, я и не собирался обижать ваш вкус, – засмеялся он, а я, бросив взгляд на пролетающие мимо огни Кёнсондэ, неожиданно обнаружила идущих вдоль дороги Вику и Сон Чжина; кажется, он шёл позади, роясь в телефоне, а на её лице было выражение недовольства.
Снова поссорились. Что-то у них не клеится, хотя, если учесть викин норов, это понятно – она не ревновала Сон Чжина разве что к столбам и бесилась, когда мы с ним общались.
– В России подобную музыку слушают, в основном, определённые люди… Это так называемая тюремная лирика.
– Вы хотите сказать, что её случают заключённые? – переспросил Юн Сон, не отрывая задумчивого взгляда от дороги.
– Нет-нет, я неправильно объяснила, – наверное, я переоценила его удивление, ответив довольно резко. – Частично – да, бывает, певцы и сами сидели… Это русская особенность, так сказать, довольно незатейливое музыкальное сопровождение из трех аккордов и непременно берущие за душу тексты с серьёзным содержанием. Что удивительно, у нас многие полицейские слушают подобное. Этот певец стал известен именно благодаря им. Первый альбом автором не распространялся, потому что был изъят полицией при очередном аресте, собственно, они и сделали ему славу.
– Как интересно… – и снова равнодушие сквозило в его словах.
– Это не коммерческая музыка, не красивое лицо исполнителя и не дорогие клипы, а, как мне кажется, популярность благодаря несомненному таланту, – распалялась я всё больше, попав в свою стезю, несмотря на то, что собеседник снова был холоден. – Мне же, что неудивительно, подобное увлечение досталось с детства от отца.
– Он полицейский? – сразу же догадался Юн Сон, выказав хоть какие-то эмоции.
– Да, но любовь к этому стилю появилась намного раньше, чем он пришел в полицию. Отец играл в молодости в музыкальном ансамбле.
Мы немного постояли на светофоре и двинулись дальше.
– Значит, это привито вашим родителем, – согласился Юн Сон, что было приятно, с интересом. – А ваша мама? Она тоже любит русский шансон?
– Да, но не так рьяно как я, есть категория шансона, рассчитанная на женскую аудиторию. Нет, конечно, певицы не сидели в тюрьме, но их музыка приближена к классике шансона. Только все песни, скорее, поются о нелёгкой женской судьбе, тогда как мужчины поют о Родине, о матери и о своих бедах, – с трудом пояснила я на английском. – Каждый поклонник находит в строках себя самого.
– Вы мне не покажете? У вас айпод с собой? – вдруг спросил Юн Сон и открыл подлокотник сидения, где я увидела несколько проводов, автомобильный сетевой адаптер и белый эппловский шнур.
– Вы уверены? – опасливо поинтересовалась я, достав старенький плеер, который всегда брала с собой. – Просто это может показаться вам несколько странным…
Но взглянув на меня с поджатыми губами, он только махнул в сторону айпода ладонью.
– Ладно… – отозвалась я, сосредоточенно соображая, какую песню выбрать, чтобы не резануть ему слух.
Жестоко обрубив Джорджа Майкла на середине «Roxanne», он вошёл в меню айпода через бортовой компьютер, на экране которого сразу же высветилось разнообразие моих папок. Знакомая с машинами не понаслышке, я немного удивилась комплектации музыкальной системы, поддерживающей яблодевайсы. Остановив выбор на песне Любы Успенской «К единственному, нежному», я с опаской следила за реакцией спутника, чьё выражение лица сделалось задумчивым, Ваенга же, с её фортепианными вступлениями, явно понравилась Юн Сону больше. Наблюдая за ним, я и не заметила, как мы оказались в районе Кванан, где располагался один из любимых туристами пляжей с видом на пусанский мост.
– Вам не нравится, – рассудила я чуть разочарованно.
Ну, конечно…
– Нет, почему же, это интересно, немного необычно, но вы правы, вероятно, в этом что-то есть.
«Ага, ну да, как же!», – подумала я и собралась было уже переключить на что-то более нейтральное, но спутник неожиданно попросил мой айпод и после сосредоточенного выбора папки из английских и корейских включил альбом-ассорти из спокойного лаунжа, попав на красивый сет «Будда бара» с индийскими мотивами. Впрочем, на этом он не остановился, а, покрутив колёсико плеера, неожиданно для меня поставил канадский альтернативный рок.
– Обожаю эту песню, – подвывая звучавшей в колонках «Photograph» Никелбэка, сказала я.
– Мне нравится эта группа, – согласился он, паркуясь на обочине дороги параллельно пляжу. – Когда я ехал к вам, здесь было какое-то народное представление. Не хотите посмотреть?
Я кивнула и, отстегнув ремень безопасности, выбралась из машины, вдохнув солоноватый морской воздух. Чуть впереди виднелось скопление людей вокруг небольшой сцены, на которой в причудливом танце кружились люди в деревянных масках. Оценив количество машин возле эстрады, я поняла, почему мы припарковались так далеко.
Ветер нещадно трепал мои волосы, заставляя их липнуть к губам, тогда как волосы Юн Сона столь красиво развевались, что я чувствовала себя, мягко говоря, неудачницей. Отчаявшись усмирить свои патлы, я попыталась сделать пучок, который постоянно распускался, так что пришлось закрепить его карандашом, наудачу попавшимся в клатче.
– Вам лучше с распущенными, – прокомментировал спутник и без предупреждения выдернул карандаш из давшейся с трудом причёски.
Скроив мрачную мину в ответ на его наглость, я, плюясь волосами, убрала импровизированную заколку обратно, красноречиво косясь на Юн Сона.
– Красота требует жертв, – с улыбкой добавил он. – Не хмурьтесь.
Вздохнув так, будто на меня обрушились все муки мира, я чуть обогнала его, услышав в спину вполне ожидаемый смешок. Тоже мне ценитель женской красоты, я и с пучком себе нравлюсь… А потом ещё и волосы будет сложно расчесать.
Мы примостились на ступеньках сбоку, наблюдая, как на сцене в образе королевского евнуха, как пояснил Юн Сон, прыгает кореец, изображая, что кого-то ищет. Из-за кулис, точно насмехаясь, то высовывалась, то исчезала голова в женской маске, а публика смеялась нараспев под аккомпанемент квартета, играющего на традиционных корейских инструментах: каягыме, свирели, корейском барабане и странном однострунном инструменте, звук которого напоминал игру на пиле. Забавная сценка немало повеселила меня, но вот Юн Сон, вроде бы сосредоточенно наблюдавший за действом, кажется, стоял с расфокусированным взглядом, а в глазах читалась грусть, которая не давала мне покоя. Он ушёл в свои мысли, совершенно не замечая происходящего вокруг…
– Юн Сон щи, что-то случилось? – спросила я по-корейски.
– Нет, просто немного устал, – сообщил он, с опозданием заметив, что к нему обращаются, но мысль не продолжил.
Странный он какой-то, в машине так неплохо общались, хотя его равнодушие нельзя было не заметить, а тут он снова меня не замечает, заставляя вновь и вновь жалеть о решении с ним встретиться. Что ж, не сбегать же опять. Придётся делать вид, что мне весело, хотя и подстраиваться под него не очень-то хотелось, у меня всё-таки отпуск.
Абстрагировавшись от присутствия Юн Сона, я скоро включилась в игру актёров со зрителями, которые по команде улюлюкали клоуну на сцене. Сообразительная и прозорливая я одолжила у Дашки мыльницу, чтобы не тащить свой никоновский кирпич, и сейчас думала, что это представление станет отличным дополнением к фильму, который я планирую смонтировать после нашего отпуска. Увлекшись процессом съемки, я не заметила, как отошел Юн Сон, вернувшись с двумя баночками сидра – безалкогольного газированного напитка, любимого корейцами.
– Спасибо, – с благодарностью сказала я, принимая банку двумя руками, как того требовал этикет Кореи по отношению к старшим, радуясь, что Юн Сон всё-таки решил обратить на меня внимание.
– Вы можете не утруждать себя корейскими обычаями в моём присутствии, я понимаю, что для вас это непривычно, – усмехнулся он, заставив мои щеки предательски загореться, хотя это вряд ли было заметно под пудрой.
