Текст книги "Корейский для начинающих (СИ)"
Автор книги: Anya Shinigami
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)
– Извините.
– И постоянно извиняться прекратите.
– Я просто стараюсь быть вежливой, – бросила я нейтрально, без улыбки.
– Это, конечно, хорошо, но выглядит так, будто вы стараетесь мне понравиться.
– Юн Сон щи! – возмутилась я, чувствуя себя маленьким ребенком, которого подловили на небольшой шалости. – Я лишь принимаю тот факт, что не слишком знакома с менталитетом Кореи, и просто боюсь сделать что-то лишнее. Я понимаю, что вы старше меня, но это не даёт вам право осуждать меня за мою вежливость. И это вовсе не из-за того, что я пытаюсь вам понравиться, это привычка! – вскипела я, неожиданно выудив трудные слова на английском из памяти.
– Вот именно об этом и речь, вы довольно раздражительны, хоть и пытаетесь этого не показывать, – прямолинейно заявил он, и, глядя в моё вмиг обозлившееся лицо, добавил: – И к восприятию критики вы явно не расположены.
У меня из ушей готов был повалить пар, ведь он определил эту мою черту характера абсолютно точно, хотя я была в корне не согласна с его словами относительно раздражительности. Может, это и было за гранью того, что я понимаю в корейцах?
– У вас такой взгляд, будто вы готовы меня ударить, – с неожиданно доброй усмешкой заметил он, возможно, пытаясь сгладить углы.
– Пожалуйста, не ведите себя так, будто вы хорошо знаете меня, – не смогла остановиться я. – Мы знакомы всего несколько дней, а вы пытаетесь учить меня жизни.
Я едва удержалась от того, чтобы обозвать его «ачжощи», дабы обидеть, ведь, чего таить, во мне кипела злоба, и я даже не пыталась сдерживать себя, а просто в какой-то момент отвернулась к сцене, ощущая теперь лишь только досаду. Если это не наглость, тогда что же это за черта характера в корейце, который, в общем-то, был для меня никем?
– Не злитесь, Анна, это вам не к лицу, – снова поддел он, похоже ни разу не обидевшись. – Хотя должен признаться, что глядеть, как вы выходите из себя, довольно забавно.
– Вы издеваетесь? – спросила я, вскинув бровь.
– Немного, – сознался Юн Сон, но примирительно протянул ладонь. – Больше не буду, честно.
– И снова…
Он засмеялся, когда я обиженно надулась, опять отвернувшись к сцене и чувствуя, что меня переигрывают. Обычно подобной ерундой, применительно к друзьям, занималась я. А тут меня конкретно прессовали, заставляя чувствовать неловкость и оттого еще больше злиться от невозможности дать достойный ответ, так как обычно мои шутки заканчивались очень пошло, а иногда и обижали людей. Став поневоле объектом беспощадного троллинга, я посочувствовала и собственным жертвам. Вообще, я, конечно, не ожидала подобного от корейца, тем более, взрослого мужчины. Но тут я впала в ступор, ощутив как он взлохматил мои волосы, и удивлённо обернулась.
– Вы голодны?
– Нет, – коротко ответила я, всё ещё дуясь.
– А выпить не хотите? – неожиданно спросил Юн Сон, удивляя всё больше и больше.
– А что, моя раздражительная персона может себе это позволить в вашем присутствии? – огрызнулась я. – И вы, мне казалось, на машине.
– Я живу вон в том отеле, – проигнорировал он мой сарказм и кивнул на высокую коробку отеля «Homers», первые некоторые этажи которой были стеклянными. – Оставим машину и… выбирайте место.
Мне показалось, или за ним водится привычка искуплять свои мелкие пакости? Призадумавшись, а не стоит ли мне вообще распрощаться с ним на сегодняшний вечер, я в итоге нескромно сказала:
– Только если это будет место, где мало людей, но не похожее на тот сульчиб… Он просто ужасен.
– У меня в отеле для этого есть замечательный лаунж бар с неплохой атмосферой и ненавязчивой музыкой, в основном, джазом, – предложил Юн Сон, но слово «отель» в контексте с алкоголем мне не слишком понравилось. Увидев мои колебания, он добавил, обойдя проблему: – Если вы переживаете насчёт расположения, то можем пойти в любой другой бар…
– Нет, всё в порядке, – смело сказала я, искренне надеясь на самоконтроль из страха; если так пойдёт дальше, я вполне могу проснуться утром в его постели. Конечно, возможно, именно на такую смелость он и рассчитывает.
Через некоторое время, оставив машину на подземной парковке, мы уже поднимались в лифте бесспорно недешевого отеля на какой-то этаж – считать я не подумала, так как была увлечена самобичеванием, из-за собственной неосторожности, усиливающимся страхом, а также попытками представить, что же этот мужчина действительно задумал. Всё больше меня пугала мысль о том, что он хочет именно того, чего я боялась. Хотя я не была девственницей да и против самого секса, как такового, ничего не имела, но у меня отчего-то засосало под ложечкой. Я не хотела выглядеть доступной… А значит, следовало держать дистанцию и не налегать на алкоголь…
Бессмысленно отрицать: несмотря на свойственный ему снобизм, Юн Сон нравился мне всё больше. Было в нём что-то необъяснимо-очаровательное, отчего пень моей внутренней женщины начинал активно мечтать стать берёзкой.
Бар оказался почти пустым – вероятно все обитатели отеля проводили досуг на улице, лишь азиатская парочка сидела у барной стойки – стройная дама в коктейльном платье алого цвета о чём-то с улыбкой рассказывала своему собеседнику. Мне стало неуютно, особенно из-за спортивных вьетнамок. Что-то негромко сказав официанту, Юн Сон пропустил меня вперёд и пошёл следом к указанному столику, где перед нами положили коктейльные карты. Освещение этого бара было выполнено в синей цветовой гамме, а в центре довольно просторного помещения стояла круговая барная стойка с официантом в кипельно-белой рубашке, на которой красовалась строгая черная жилетка; на накрахмаленном воротничке – бабочка. Наш же стол находился в смежной комнате, окна которой выходили на гирлянду подвесного моста. Поистине чудесный вид открывался с этого угла, а внизу продолжалось незатейливое представление с масками. В баре, как и обещал Юн Сон, играл приятный джаз, может, блюз, но тут неизвестная мне композиция сменилась на гершвиновскую “Summertime” – один из известнейших её вариантов, который исполняли Элла Фицджеральд и Луи Армстронг, что заставило меня расплыться в блаженной улыбке. Перед нами уже лежали традиционные для Кореи закуски в виде орешков и сладких кукурузных палочек, которые мы с группой попросту прозвали ништяками.
– Знал, что вам здесь понравится, – заметил он, кажется, вот уже с полминуты глядя на утонувшую в мыслях меня.
– Здесь красиво, музыка замечательная, правда я не слишком знакома с Гершвиным, но эту песню знаю, а вид… – у меня и вправду перехватило дыхание при взгляде в окно.
В этот момент я с защемившим сердцем подумала, что Юн Сон и впрямь не имел в виду ничего плохого, приглашая меня сюда.
– Что вы будете? – спросил он, листая меню.
– Не знаю… если есть, то Голубые Гавайи, – попросила я небрежно, находясь в чутка экзальтированном состоянии, но вовремя сообразив, что это было невежливо, обратилась к Юн Сону: – То есть, я бы хотела Голубые Гавайи, – и постаралась улыбнуться, но получился неубедительный оскал.
– Как скажете, – ответил он, изо всех сил сдерживая улыбку, и, подозвав официанта, быстро сделал заказ.
Через несколько минут на столе уже стоял голубого цвета коктейль со взбитыми сливками и кусочками фруктов, а так же графин с виски и тюльпановидный бокал на короткой ножке. Я совсем не удивилась, не увидев ни льда, ни колы: Юн Сону шло пить Чивас чистым.
– Комбэ, – сказал он кодовое корейское слово и коснулся моего коктейля своим бокалом с негромким звяком.
– Комбэ, – подтвердила я, отпив из трубочки, и, чтобы порадовать спутника фразой на родном языке, довольно протянула: – Ачжу мащиссоё!* – что тут же показалось мне невероятно глупой затеей.
Он в ответ продолжил разговор на корейском, но я, не разобрав слов, ответила недоуменным взглядом.
– Извините, я понимаю лишь некоторые ваши фразы, видимо, ещё не так много выпила… – отшутилась я.
– Ольма сурыль мащёя хэ*?
– Ному маныль кот катхаё*… – ответила я, приложив ладонь ко лбу, снова порадовав собеседника.
Потихоньку мне стало легче без стеснений хоть что-то говорить на корейском, а Юн Сон старался использовать простые выражения, дабы меньше ставить меня в тупик. Осушив один коктейль, я принялась за второй, чувствуя, что постепенно расслабляюсь и немного косею.
– Извините, но я больше не могу, – сдалась я, переходя на английский и изображая жестами, как распухает мой мозг. – Иначе моя голова точно взорвётся.
– Понимаю, но вы всё равно не так плохи для четырёх месяцев изучения.
– Ой, да не смешите меня, – отмахнулась я с усмешкой.
– Чинча! – подтвердил он, хотя глаза его откровенно смеялись, но по-доброму; если раньше в них мне привиделась грусть, то сейчас она испарилась.
Вдруг стало как-то легко и непринуждённо, словно мы знали друг друга вечность, редкий сарказм не казался обидным, а смех поддерживался обеими сторонами. Юн Сон с удовольствием поддерживал любую тему, видимо, янтарный Чивас знал своё дело.
– Не расскажете о себе, Юн Сон щи? – вдруг серьезно попросила я. – Я совсем ничего о вас не знаю, кроме пламенной страсти к гитарам. Кем вы работаете?
– Я всего лишь архитектор.
«Ага, всего лишь архитектор на BMW X6», – подумала я меркантильно, но ничего не сказала, предоставив ему возможность рассказать поподробнее.
– В основном, я занимаюсь проектированием крупных объектов, но бывает и небольших кафе, ресторанов. Случаются частные специальные заказы, – пояснил он и спросил отнюдь не раздраженно: – Вы удовлетворены?
– Более чем, – ответила я, все равно ощущая, что вопросов работы он касаться не слишком хочет. – Если вы не хотите рассказывать о себе, то не буду настаивать, – пожала я плечами и приложилась к своему коктейлю, чувствуя, что неловкость вернулась.
У Юн Сона завибрировал телефон, высветив на экране новое сообщение.
– Ваша сонсеним спрашивает, вернётесь ли вы сегодня в общежитие? – внезапно сказал он, удивив меня некоей беспардонностью моей учительницы, но я быстро смекнула, что, скорее всего, то было с подачи Дашки, Гюнай и Ксюши, а потом меня осенило:
– Сколько сейчас времени? – резко спросила я.
– Без двадцати двенадцать, – сказал он, нахмурившись.
– Если я в течение двадцати минут не окажусь в общежитии, я буду ночевать в чимчжильбане*, – запаниковала я, суетясь, едва не столкнув остатки своего коктейля на белоснежную скатерть.
– А во сколько открывается общежитие? – спросил он, даже не пытаясь подняться из-за стола. Мой взгляд выражал недоумение, на смену которому пришел шок.
– В пять… – с тем же чуть удивленным выражением лица ответила я.
– Утром я вас сам отвезу, – без особых интонаций даже не предложил, а утвердил Юн Сон, заставив меня подавиться воздухом.
– Это…
– Бар круглосуточный, и потом, вы всё равно уже опоздали, – и снова это непонятное спокойствие в голосе.
– Вы предлагаете мне всю ночь пить? – подозрительно прищурившись, задала я вопрос, чувствуя подвох.
– Вы что, боитесь меня? – удивленно, словно моя подозрительность была нонсенсом, сказал он. – Я хоть на секунду повел себя некорректно?
– Нет…
– Тогда ваши опасения бессмысленны.
– Вероятно…
Я всё ещё смотрела на него, сосредоточенно сдвинув брови. Юн Сон был прав, ни одним словом, ни жестом он не позволил заподозрить, будто желает затащить меня в постель.
– Но я устала… – несмотря на правду, эта фраза прозвучала глупой отговоркой. – Это немного… неправильно…
– Мне казалось, вы куда более уверенная в себе девушка, – складывалось впечатление, что он просто тянет время, но тут я вспомнила про дохлые рожицы на презервативах.
– Вы только что оскорбили меня? – поинтересовалась я довольно грубо.
Засмеявшись от души, по-видимому, осознав, что меня так разозлило, он спокойно поднялся с места и встал рядом, положив ладони на мои предплечья.
– Простите, я не знаю, что тогда на меня нашло, у меня просто под рукой была ручка и…
– Это было пошло и не смешно, – совершенно серьёзно сказала я. – А вы могли проигнорировать наличие презервативов в моей сумочке и не ставить меня в неловкое положение.
– Прошу прощения, я не хотел ничего такого, просто мне показалось это забавным.
– А мне нет, но зато подруги мои посмеялись вдоволь, – не меняя гнева на милость, бросила я. – Надо мной потом весь день издевались.
Второй раз он не извинился, а просто усадил меня обратно в мягкое кресло, так и не позволив уйти, затем заказал крепкий кофе и, предложив перемирие, протянул руку, которую я отвергла, злобным взглядом сверля его графин с виски. Несмотря на все попытки убедить, что ничего ему от меня не нужно, необходимость моей компании ставила меня в тупик.
– Вам совсем скучно? – уже беззлобно, с едва уловимой иронией спросила я, заметив, как улыбка стёрлась с его лица.
– Немного, – нехотя признался он, ухмыльнувшись своему бокалу, где на донышке осталось ещё немного виски. – Что мне написать вашей сонсеним?
***
…У меня жутко слипались глаза, когда, просидев перед отъездом в машине ещё некоторое время, он всё же повёз меня к общежитию. Мы больше не пили, а ещё одна чашка кофе почему-то наоборот меня сморила, впрочем, такова особенность моего организма, кофе редко когда помогал мне пробуждаться.
Казалось, что были обсуждены все темы, несмотря на то, что я и в этот раз узнала о нём крупицы. На улице как-то быстро рассвело, отчего глаза щурились против моей воли. Юн Сон сменил очки на солнечные, по-видимому, так же подустав от длинной ночи. В одном я была уверена точно: занятия я пропущу, быть может, только первую половину, ведь вставать через три часа мне не улыбалось. Заехав прямо во двор общежития, въезд в который располагался чуть дальше лестницы, мы простояли там ещё около десяти минут, так как двери всё ещё были закрыты. Я чувствовала, что ещё немного, и я усну прямо на удобном сидении авто…
– Таку, отвали, – отмахнулась я, не поднимая век, и устроилась поудобнее, пытаясь нащупать подушку. – Ну что?
Но открыв глаза, я удивлённо проморгалась, увидев перед собой улыбающееся лицо Юн Сона, который осторожно призывал меня к пробуждению, касаясь плеча.
– Пардон, – выпалила я слово-паразит, которое и в Корее меня преследовало. – Я уснула? Прошу прощения…
– По утрам к вам лучше не подходить, – заключил он, когда я попыталась сфокусировать взгляд.
Возле стеклянных дверей уже стоял ачжощи с сигаретой, изредка косясь в нашу сторону. Состояние у меня было крайне плачевное, словно я пила беспробудно всю ночь, а вовсе не ограничилась парой порцией гавайев. В животе предательски урчало, несмотря на съеденный напоследок в баре чизкейк. В машине повисло неловкое молчание, пора было прощаться, но расставаться не хотелось.
– Я пойду, спасибо за вечер и… спокойной ночи? – нехотя выдавила я, открывая дверь машины и опуская неслушавшиеся ноги на асфальт, до которого они не дотянулись, так как бэха была слишком высокой.
– И вам спасибо, Анна, – ответил он, положив руки на руль. – Спокойного утра.
Я с отвращением взглянула на светлое небо, на котором, впрочем, ещё не объявилось солнце, а лишь где-то на горизонте освещало гору ореолом из лучей.
– Когда вы возвращаетесь в Сеул? – неожиданно спросила я, спрыгнув с сидения и закрыв дверь только наполовину.
– В четверг утром, – ответил он.
– Жаль, – бросила я устало, но вдруг вспомнила: – Мы с группой прибываем туда в пятницу, – недвусмысленно бросила я, но тут же поправилась: – Если вдруг…
– Вечером у вас никаких мероприятий? – неожиданно перебил он, но получил отрицательный кивок головой в ответ. – Я наберу вашей сонсеним.
Цикады противно и громко стрекотали в кустах, мешая сосредоточиться на поиске пропуска в клатче. Я постаралась выдавить из себя улыбку, когда Юн Сон, моргнув габаритами авто, выехал из дворика и исчез из виду…
– …Ты не охренела ли? – стоило мне зайти в комнату, сонным голосом спросила Даша и, по обыкновению повернувшись на бок, не открывая глаз, подперла скулу ладонью.
– Спи, давай, утром всё расскажу, – лениво ответила я, раздеваясь, попеременно сканируя взглядом заваленный барахлом стол в поисках зубной щётки и пасты. Внезапный всхрап справа заставил меня захихикать в кулак.
– Ань, я спрашиваю, было ли у вас?.. Давай, живо рассказывай, – не унималась Даша, превозмогая подступающий сон.
– Тише, девочки, – прозвучал голос Таку.
– Если ты хочешь сейчас, то пошли со мной в туалет, – полушёпотом попросила я, приложив палец к губам. – А это ещё что за тело? – удивлённо взглянула я на возвышающееся над моей кроватью чьё-то одеяло.
– Ксюшка у нас осталась, – пояснила Дашка, спускаясь с лестницы и беря рулон туалетной бумаги со стола.
С Ксюшей в обнимку я уже ночевала, посему её привычный труп в моей кровати не пугал, напротив, мне отчего-то было комфортно её соседство.
– Я полночи не спала, переживая за тебя, – устало проговорила Даша, когда, поставив дверь на подножку, мы вышли в коридор.
– Не переживай, мы с Юн Соном просто друзья.
– Он что, даже не приставал к тебе? – спросила Даша с недоумённым взглядом. – Он что, идиот?
– Сначала я охреневшая, потому что не ночевала в общаге, теперь идиот он, что не приставал ко мне, – усмехнулась я, но как-то горько. – Нет, Даш, я думаю, что у него в Пусане просто никого нет… Нам, конечно, немного трудно было найти общий язык, но пара коктейлей быстро решили эту проблему.
– Странно как-то; корейцы – такие корейцы, – отчего-то недоверчиво прокомментировала она, словно я чего-то утаиваю.
– Мне кажется, ему просто одиноко… Меня постоянно преследовало это чувство, – пояснила я. – Но мне приятно с ним общаться просто как с другом, да и корейские друзья мне не помешают. Завтра утром он уезжает в Сеул.
– Ты сказала ему, что мы там в пятницу будем?
– Конечно, но отчего-то мне думается, что у нас там не состоится встречи, – посетовала я. – Правда, он обещал набрать Ан сосненим сегодня вечером. Может, ему свой номер послать? – размышляла я, с непреодолимой ленью смывая косметику.
– Корейцы очень осторожные, – высказала вслух свои мысли подруга. – Что ты сама к нему чувствуешь?
– Не знаю, – ответила я честно. – Меня устраивает наше общение, но… Мне порой кажется, что что-то с ним не так. Человек полностью выпадает из реальности… А так… здорово быть просто друзьями.
Но Даша положила ладонь на моё предплечье и с внимательным, полупроснувшимся взглядом спросила:
– Звучит не очень убедительно, Ань. Но не буду лезть к тебе в душу…
Дашины слова причинили мне лишь беспокойство, и, засыпая, я пыталась понять свои чувства. Мне нравился Нам Юн, но он что-то совсем не шёл на контакт в последнее время, а Юн Сон, похоже, совсем не видел во мне женщину, чего, впрочем, и следовало ожидать, исходя из моего мерзкого непокладистого характера, который вечно всё портил.
Попросив Дашу разбудить меня к обеду, привалившись бочком к Ксюше, я незамедлительно уснула, даже не услышав, как девочки засобирались на завтрак и учёбу, хотя всегда отличалась чуткостью сна, но никогда не ворчала, как Таку. Растолкала меня Гюнай, потребовав повторного рассказа о прошедшей ночи, но получив лишь короткое: «Отвали, дай доспать… Я буду чичжы тонкасы на обед», я ещё десять минут докемарила, прежде чем, собравшись с силами, потащиться в столовую. Встретила меня гробовая тишина, только Женя хитро улыбался, а попробовав вставить комментарий про бурную ночь, был довольно грубо послан в зловонные места, обозван нехорошим словом, отчего быстро заткнулся. В отличие от Даши, которая не умела стоить из себя злюку и, пытаясь обижаться, только сильнее привлекала к себе внимание, у меня было не такое доброе сердце. Но, несмотря на это, злилась я недолго и непродуктивно, постоянно оправдывая окружающих в любом их действие, злой иронии, неправильном поступке или даже тупости.
На сей раз девочки оказали мне услугу, не издав ни звука о моем сегодняшнем свидании перед остальными. Личная жизнь в подобных аспектах оставалась личной, несмотря на то, что, в сущности, между мной и Юн Соном ничего не происходило. Даже Ксюша, не заставшая наши с Дашей и Гюнай разговоры, узнала обо всём последней и, примечательно, от меня. Поедая свой обед, я ненароком заметила, что Даша застыла с пустыми палочками у рта, самозабвенно слушая какой-то рассказ Иль Хэ. Толкнув её под столом, я лишь получила недоуменный взгляд:
– Что?
– Вернись на землю, – негромко попросила я, накладывая в рис кимчхи*.
Даша, глупо захихикав, вернулась к еде, а я, быстренько скинув грязную посуду в мойку, решила, что на занятия сегодня вообще не пойду, и, вернувшись в комнату, тут же завалилась обратно спать, проснувшись только к сборам на прогулку. Сонсеним предложила нам посетить какой-то парк, где мы и провели остаток дня…
Юн Сон так и не позвонил…
***
Каягы́м (кор. 가야금) – корейский многострунный щипковый музыкальный инструмент.
Ачжу мащиссоё* – 아주 맛있어요! – очень вкусно.
Ольма сурыль мащёя хэ? -얼마 술을 마셔야 해? – сколько вам нужно выпить?
Ному маныль кот катхаё – 너무 많을 것 같아요 – кажется, слишком много.
Чинча! – (кор.진짜) – правда!
Чимчжильбан –(кор. 찜질방) – национальная корейская сауна, где можно не только попариться, но и переночевать в специальной общей комнате отдыха.
Чичжи тонкасы – (кор.치즈돈까스) – свиной эскалоп с сыром в хрустящей панировке)
Кимчхи – (кор. 김치) – острая квашенная пекинская капуста – неотъемлемый атрибут корейской кухни.
========== Глава 5 ==========
– Испарилось моё счастье, – хмыкнула я, подперев щёку кулаком.
Только что перевалило за полночь, и мои надежды и ожидания превратились в тыкву…
Весь день с замиранием сердца я наблюдала за Ан сонсеним, а точнее, за всеми входящими вызовами её телефона, но обещанного звонка от Юн Сона так и не дождалась.
– Ну, может, в Сеуле всё-таки позвонит? – в очередной раз предположила Таку, которой я частенько любила сетовать на свои маленькие проблемы. – Не расстраивайся ты так сильно, сама говорила, что вы всего лишь друзья.
– Ты же знаешь, что на самом деле я не могу не переживать, – драматично вздохнула я, откинувшись на стуле. – Я, конечно же, ничего не жду от него, но мог бы хотя бы позвонить. А теперь я у разбитого корыта – ни Юн Сона, ни Нам Юна, вот и помру старой девой.
– Не преувеличивай, хотя я тебя понимаю. Когда находишься в другой стране, тебе кажется, что твоя жизнь протекает быстрее…
Она была права: везде, где бы я не находилась, курортные романы развивались с ошеломляющей быстротой. Уже на третий день знакомства, казалось, что я знала молодого человека не меньше месяца.
– Да, мы знакомы меньше недели, – подтвердила я, но не стала переживать меньше. – Для местных время течет размереннее. Им ведь невдомёк, что моё “бортовое время” сходит с ума от того, что осталось меньше трех недель пребывания в Корее, – кисло улыбнулась я.
Таку похлопала меня по плечу, всё прекрасно понимая. Она по-взрослому оценивала такие вещи, была спокойнее остальных, поэтому, частенько уставая от суматошности согруппников да и себя самой, я обращалась к ней за серьезным взглядом со стороны и более глубокой оценкой ситуаций. Наверное, в этом плане с ней было проще, потому что Таку было уже двадцать пять лет, тогда как Гюнай и Даше стукнуло всего по двадцать одному году, а Ксюше и того меньше. Несмотря на то, что я совсем не ощущала, да, что греха таить, и не вела себя на свои полные двадцать три года, творящееся внутри меня зачастую заставляло чувствовать себя старой мудрой бабулькой. Правда, зачастую моя мудрость всухую проигрывала неугомонному юношескому максимализму.
– Ну, вот видишь. Если ему будет необходима твоя компания, то он непременно с тобой свяжется.
– Боюсь, что ты только что развеяла все мои надежды, – ответила я с грустью, хоть так до конца и не призналась себе в симпатии к Юн Сону. Скорее, то была навязчивая идея, неспособность дотянуться до этого человека.
Чего и говорить, любовь, как таковую, я никогда не испытывала. Самые сильные чувства случились со мной в четырнадцать лет, когда я по молодости влюбилась во взрослого парня из дома напротив. Боюсь, что то был единственный раз, когда я плакала из-за мужчины. Именно поэтому самые продолжительные отношения в моей жизни длились не более трёх месяцев, остальные по две, максимум три недели. Молодые люди чаще всего надоедали мне излишним вниманием, тогда как я всегда стремилась к свободе и самостоятельности, и пока ещё не нашёлся мужчина, которому я могла и хотела бы посвятить большую часть своего свободного времени. Мне всегда проще было остаться дома перед монитором компьютера, нежели идти на свидание…
Пиканье кодового замка означало, что кто-то из своих вот-вот войдёт в комнату, посему все заупокойные разговоры о моём богатом и противоречивом внутреннем мире разом стихли.
– Вы не поверите! – Даша с ошарашенными глазами влетела в комнату, не глядя кинув кофр на стул. – Это просто одуреть!
– Даш, отдышись и начни спокойно, – предложила я, подпиливая ноготочки няшной пилочкой с наконечником в виде ушастенького животного, купленной в Этюд Хаусе.
– Мы с Ксюшей сейчас шли мимо «7 eleven» и знаете, кого видели? – с бешеным взглядом попробовала намекнуть она.
– Не иначе как Пэ Ён Чжуна с Ким Су Хёном под ручку, – засмеялась я, назвав наших с Гюнай любимых актёров.
– Там Вика с Сон Чжином были…
– Ну, не удивила, – добавила Таку, усмехнувшись.
– Нет, подождите, вы не дослушали. Женя с Чон Мин… они за руки держались! – родила наконец Даша, а я аж приподнялась на стуле.
Ничего особенного, как могло показаться на первый взгляд, не произошло, подумаешь, новая парочка образовалась, но Женя… несмотря на то, что был старше Чон Мин всего на год, являлся ребёнком, который слишком быстро повзрослел в свои девятнадцать лет. Ясное дело, у юношей его возраста гормоны бурлят особенно активно, но она-то девочка-цветочек, милая, нежная и совсем маленькая, да ещё и с корейским менталитетом. Все мы прекрасно знали о её симпатии, но не придавали значения, считая, что Женя способен фильтровать, кого ловить в свои сети. Самое плохое было в том, что я приложила к их романтическим начинаниям руку. Как-то раз, напившись, мы с Женькой общались в пролёте между вторым и третьим этажом, просто разговаривая о жизни. Несмотря на свой возраст и пошлые шутки, он был вполне способен на адекватное общение и разумно поддерживал разговор. Тема зашла о Чон Мин, так как было сложно не заметить знаков внимания с её стороны. Она ему тоже нравилась, но Женя сам говорил, что за ручку держаться его вряд ли устроит, на что я заявила, что он вполне может просто приятно проводить время в её компании, главное, чтобы это не переходило границ. Получается, что, скорее всего, переоценив его разумность, я сама подтолкнула его к активным действиям. Впрочем, у Чон Мин своя голова на плечах.
Влетевшая в комнату, подобно Даше, Гюнай тоже начала свою речь со слов: «Вы не поверите!», оказалось, и она видела парочку, только уже в пролёте между этажами; Чон Мин, прислонившись к жениному плечу, доверчиво держала его за руку. Но не успели мы обсудить это, как в комнату вошли Ксюша, а за ней счастливая, раскрасневшаяся виновница всеобщих переживаний, при которой пришлось улыбаться и радоваться её достижению. Мы, конечно же, были рады за подругу, но уж слишком не внушал наш Казанова доверия, особенно мне, так как была пара случаев, когда наши пьянки едва не заканчивались поцелуями.
Про мою проблему с Юн Соном все как-то сразу забыли – это к лучшему, так как постоянное напоминание только усугубляло мой романтический недуг. На деле же, было просто обидно потерять такого мужчину даже просто как друга. Несмотря на трудности общения и даже мелкие неурядицы, меня неодолимо тянуло к нему, возможно, просто из спортивного интереса…
…Умываясь в туалете, я услышала громогласный, точно “Бухенвальдский набат”, дашин ор из комнаты: «Бабушка! Да! Ты слышишь меня? Я говорю: слышишь меня?! Да! Записывай настин номер! Да… Восемь, девятьсот! Да не семьсот! Бабуль, ты слышишь меня?..», а параллельно Даше по скайпу с мамой разговаривала Гюнай, которую из туалета было слышно не хуже. Зайдя в комнату, я обнаружила её размахивающей перед вебкой новой шмоткой и говорящей с внезапно усилившимся айзербайджанским акцентом: «Мама! Ты себе, мама, не представляешь, мама, как здесь здорово! Я себе такие туфли ещё купила, мама!». Затем Гюнай нырнула в пакет под столом, выудив оттуда бежевые ботильоны на высоченном каблуке с открытым французским пальцем, а также миленьким бантиком на лодыжке.
– Мама, гляди какая прелесть! Всего двадцать тысяч вон, мама, это же сущие копейки, мама! Всего шестьсот рублей! – поражалась она, жестикулируя с таким размахом, что подходить к ней в этот момент было опасно.
Такие «мосты» с Россией по скайпу случались у нас каждый день перед сном, так как в Москве часовой пояс опаздывал на пять часов, и с родными было удобнее связываться поздней ночью. Делать было абсолютно нечего, посему положение спасло оставшееся после ночных посиделок на Хэундэ пиво. С каждой бутылкой темы для разговоров становились всё более откровенными. Из-за моей пагубной привычки к курению мы переместились в женский туалет, тем более Таку, не участвовавшая в попойке, завалилась спать, попросив нас ретироваться. В итоге чуть окосевшая Ксюша, когда я прикурила вторую сигарету, что-то разоткровенничалась, переживая за Сон Чжина. О её симпатии я узнала сравнительно недавно, так как она по натуре была скромным человеком, не привыкшим делиться собственными переживаниями с людьми, которых знает всего-ничего. Впрочем, подозрительные полупьяные возгласы: «Сон Чжин-а-а» на Хэундэ полторы недели назад, когда Ксюша была нетранспортабельна, не позволили мне удивиться.
– Вика достаёт его жутко, сама, похоже, не знает, что ей нужно, – пожаловалась Ксюша, поневоле становившаяся свидетелем рассказов той, так как они жили в одной комнате. Запив свою печаль пивом, она продолжила: – Ань, тебе я ещё не жаловалась, так как ты вечно в своих любовных делах, но…
– Представляешь, Вика наорала на Сон Чжина за то, что тот без спроса выпил её йогурт, ну не дура ли? – перебила Даша, недовольно цокнув языком. – Что за детский сад? Не понимаю её поведения…
– Я такая же была в её возрасте, – неохотно созналась я, подливая себе пива.
– Что ты имеешь в виду? – не поняла Гюнай.
– Я уже давно за ней заметила, это называется «собака на сене», Сон Чжин ей просто надоел, но и расстаться с ним она не может. Это очень двойственное ощущение, с одной стороны – привычка, с другой – желание свободы, – под внемлющие взгляды я решила немного покопаться в истории своей жизни: – У меня три года не было молодого человека по той простой причине, что все мои отношения обычно ничем хорошим не заканчиваются, точнее, заканчиваются, как у Сон Чжина и Вики, а я уверена по своему опыту, что им недолго осталось, – на этих словах Ксюша не сдержала едва заметной ехидной улыбки. – В общем, в январе этого года на дне рождения у подруги я познакомилась с молодым человеком. Я была тогда излишне пьяной и даже не понимала, почему он так носился со мной, а после празднования ещё и возил по всему городу, то в ресторан – к другим подругам, то на встречу с Маруськой, я рассказывала, это моя самая лучшая подруга, – пояснила я. – Мне он понравился, высокий, стройный, да и вроде бы как не очень бедный… – я задумчиво почесала затылок, решая, как продолжить рассказ.
