Текст книги "Корейский для начинающих (СИ)"
Автор книги: Anya Shinigami
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)
– Прочитай мне, – попросил он.
– Тебе-то зачем? Оно же на русском…
– Просто переведи и всё, – чуть нервно попросил он, скорее всего, желая отключиться от собственных безрадостных мыслей.
– Ладно, – пожала я плечами, хотя разговор был телефонным, и снова стала вглядываться в закорючки кривоватенького почерка Сон Чжина, написанного практически без ошибок, так как ему наверняка помогала Ксюша: – Привет, уже прошел месяц. Уже скоро мы расстанемся. За один месяц у нас появилось много воспоминаний. Сначала я тебя боялся, но сейчас я знаю, что ты хороший человек, – я немного истерично хохотнула и вытерла проступившие в уголках глаз слёзы. – Я думаю, что ты очень хорошо играешь на инструментах и поёшь. Когда я приеду в Москву, сыграй мне, пожалуйста, хорошую песню, а пока что, поменьше кури и пей и будь здорова, – горько усмехнулась я, чувствуя, что ещё немного и разревусь. – Мы обязательно встретимся ещё раз в России… – я не выдержала и, растроганная таким простым и добрым посланием, заплакала, будто и забыв о человеке на другом конце провода.
– Кстати, я вдруг подумал, что ты передо мной не выкурила ни одной сигареты, – вспомнил он, пока я пыталась справиться со слезами.
– Я и не вспоминала о них… Странно, – вдруг осенило меня.
Ан сонсеним помахала мне рукой, намекая, что пора выходить и с сосредоточенной складочкой меж бровей взглянула на моё расстроенное лицо. Проходя мимо неё, я просто протянула ей послание, чтобы не прерывать разговора с Юн Соном.
– Ты что, плачешь? – немного настороженно, скорее, испуганно спросил Юн Сон, опознав всхлипы.
– А ты чего ожидал? Глупый, глупый Сон Чжин…
– Я считал, что ты не такая ранимая, извини.
– Я забыла тебя предупредить, что обычно, когда я плачу, выходят из берегов моря, – подавила я смешок, не в силах остановить слёзы, слава Богу, догадалась достать из кармана плаща солнечные очки. – Мои подруги уже в курсе сего факта, посему стараются не провоцировать, да и, в принципе, я редко так расстраиваюсь…
– Стесняюсь спросить, не из-за меня ли они узнали об этом? – усмехнулся Юн Сон вовсе несерьёзно, но услышав в ответ моё молчание неловко добавил: – Ты что, серьёзно из-за меня плакала?
– От самого Сеула до Пусана и ещё полвечера, – честно призналась я, всё ещё пытаясь успокоиться.
– Прости, что причинил тебе такую боль, – мне едва удалось расслышать его слова сквозь шум проезжающих мимо машин, когда мы с группой поднялись из подземки.
– Ничего, дело прошлое, ты не виноват, что я такая плакса.
– Виноват, ты же знаешь, я должен был рассказать обо всём раньше.
– Тогда бы, возможно, мы больше не встречались, – опровергла я, а на смену слезам медленно стало приходить осознание правдивости моих слов.
– Ты права, – осторожно заметил он. – Пожалуйста, больше не расстраивайся так сильно из-за меня, даже когда соскучишься в Москве…
– Юн Сон, ты провоцируешь меня? – бросила я чуть ли не сварливо.
– Мне нравится твой печальный голос, – сознался он с каким-то не очень естественным смешком.
– Извращенец, – это я сказала по-корейски, смеясь на всю улицу и привлекая своей репликой взгляды прохожих.
– Что сейчас будешь делать? – спросил он уже более бодро, отсмеявшись вместе со мной.
– Наверное, немного посплю, а затем мы едем в ресторан отмечать день рождения Ан сонсеним, – сообщила я, хотя точно помню, говорила ему это с утра. – В ночь не сможешь вырваться?
– Я постараюсь освободиться, но честно, не знаю, получится ли. С меня сейчас начнут спускать три шкуры, поэтому…
– Понимаю, не надо объяснять, просто я соскучилась, и мне скоро уезжать. Прости, не буду лезть и торопить тебя, – замельтешила я неловко, осознавая, что как бы часто мне не хотелось видеться с ним, от моих желаний мало что зависит.
– Я тоже по тебе скучаю, – просто ответил он, заставив меня едва ли не подпрыгнуть от счастья. – Я понимаю, что тебе скоро уезжать.
Мы завершили разговор на этой ноте, а я снова впала в уныние, но вспоминая о том, что он думает обо мне, улыбалась глупо и счастливо…
***
Аннанын оныль ачжу еппыгунё* – (кор. 안나는 오늘 아주 예쁘군요!) – Анна, ты очень красивая сегодня!
Комапсымнида* – (кор. 고맙습니다) – спасибо; в отличие от более часто используемого «Камсахамнида» (кор.감사합니다), имеющим китайское происхождение, является чисто корейским словом.
Ури хенбокхан щиган* – (кор. 우리 행복한 시간) – наше счастливое время
========== Глава 14 ==========
Я ахнула, когда открыла продолговатую бордовую коробку и увидела то, что и в мыслях вообразить не могла: тёмно-коричневые жокейские сапоги до колен на плоской гибкой подошве. Такие вряд ли стоило носить позже середины октября, они были практически летними, но как нельзя кстати пригодятся, когда я вернусь в Москву. Ни единого изъяна, единственный шов от голени до ступни был едва ли заметен. Я любовно прижала подарок к груди, ощущая благодарность Юн Сону ещё и за отменный вкус, он выбрал именно то, что я искала, как в Москве, так и в Корее, в которой едва-едва стала появляться обувь осеннего сезона. Нет, я не спорю, в Москве можно было найти что-то по душе, но я не готова выложить за сапоги больше восьми тысяч рублей, просто потому, что не так хорошо зарабатываю, и почти смирилась с тем, что пятый год подряд придется носить свои изношенные любимые сапоги, подошва которых менялась уже третий раз, но качественная кожа выглядела практически новой.
– О! Где нашла такую прелесть? – спросила Гюнай, вошедшая в комнату после проводов Сон Чжина.
– А где девчонки?
– Они решили прогуляться немного по Кёнсондэ, Ксюша совсем расстроенная…
– Надо думать, – ответила я, натягивая на ногу сапог, молясь о том, чтобы размер подошёл. – Охренеть, у меня появилась фея-крёстная, надеюсь, эти сапоги не превратятся в полночь в тыкву, – проговорила я, чувствуя, что обувь пришлась по ноге, не была узкой, но в тоже время облегала ногу и стопу, подобно кожаным гольфам.
– Это… – на лице Гюнай проявилась усиленная работа мысли. – Юн Сон подарил что ли?
Я счастливо кивнула и испытала порыв поцеловать мысок сапога, но была явно не Алиной Кабаевой и решила всё же поберечь позвоночник.
– Ничего себе, выглядят обалденно!
– Даже носить жалко! Наверное, стоят немерено! – восхитилась я как-то меркантильно. – Я окончательно убила свои сандалии в Сеуле, а он, прикинь, решил сделать мне подарок. И ведь с размером угадал, хотя сандалии, по которым он наверняка ориентировался, были мне чуть маловаты.
– Может, пока ты спала, он с линейкой измерил? – засмеялась Гюнай, отобрав у меня снятый сапог на предмет оценки. – Отличная замена сандалиям.
– Он решил, что сапоги в Москве мне будут нужнее, – вспомнила я его слова. – Надо написать ему благодарность! – я сразу же схватила телефон и черканула восхищенное сообщение, затем отобрала сапог у Гюнай, осторожненько упаковала обратно в коробку, засунула в чемодан, а сам чемодан глубоко задвинула в шкаф. Вспомнив, что в дорамах девушкам частенько дарят обувь, я расплылась в блаженной улыбке.
– Ты бы ещё замок на чемодан повесила, – усмехнулась Гюнай, собираясь в душ, и напомнила: – Мы в восемь выходим, кстати…
***
Ресторан, в который повела нас Ан сонсеним с подачи Майи, оказался чем-то невероятным, мало того, что у него была своя пивоварня с пивом, самым вкусным из всего, что мы пробовали в Корее, так ещё и радовала музыка, исполняемая интернациональной группой. Четверка болгар плюс парочка филлипинцев отжигали так, что у нас едва хватало терпения усидеть на месте, принимая первую порцию пива. Мальчик-филиппинец к неожиданности завыл со сцены достоверным голосом Майкла Джексона, заставив всех нас удивлённо переглядываться. Болгары же исполняли, в основном, англоязычные и корейские песни из репертуара Бони Эм, Стиви Вандера, Баккары и даже Псая с его “Оппа Каннам стайл”, что не могло не радовать, и едва мы выпили пива, как пустились в пляс. Музыканты выступали строго по полчаса, затем на полчаса уходили на перерыв, во время которого подсаживались к публике в целях завести новые знакомства, выпить и просто приятно поболтать.
Увидев новые лица, то есть, нас, лысенький мужчина, напоминающий Сергея Трофимова, только с о-о-очень выдающимся носом, по словам Майи бывший лидером группы, сразу же направился к нам поинтересоваться, откуда мы родом. Поздоровавшись на английском, он получил весьма русское «здрасьте», так как о том, что он знает наш язык, нам уже поведали. Удивленно оглядев наш стол, он с удовольствием присоединился к очередному тосту и спросил, что мы забыли в далёкой Южной Корее. Всё в общении складывалось просто отлично до той поры, пока он не стал нагло строить глазки Чон Мин и даже спросил её номер. Старый педофил – было самым мягким ругательством, что он услышал в спину, когда покинул наш столик. Мы, сговорившись с девчонками, отправили Гюнай и Ксюшу в магазин за тортиком и свечками.
Когда они вернулись, к нам тут же побежал заметивший торт официант и поинтересовался о цели торжества, а узнав, принёс в качестве презента бутылку шампанского. Мы так же договорились с музыкантами, чтобы они в начале выступления поздравили нашу дорогую и горячо любимую сонсеним.
Только мы установили торт, как группа как раз вернулась на сцену и, спев одну песню, приступила к поздравлению, спев «Happy birthday» на английском и продолжив на корейском. Наша именинница не отличалась особой застенчивостью и, задув свечи, забойно улюлюкала и показывала на себя пальцами, счастливо улыбаясь и купаясь в лучах славы, также побывав в «групповых» объятиях.
Мы с Дашкой сидели, разинув рты, не веря собственным ушам, и синхронно повскакивали с мест, когда артисты на сцене начали петь песню Гриши Лепса «Рюмка водки на столе». Пускай мы и заказывали песню, но как-то вмиг одурели от понимания, что слышим её буквально на другом конце света, где было очень трудно отыскать следы русских. Мы орали на весь ресторан, всей группой выстроившись в шеренгу на импровизированном танцполе, мигали зажигалками и после конца песни долго кричали «браво» и хлопали, точно перед нами и впрямь был сам Лепс. Болгары быстро смекнули, что в наших лицах нашли благодарную публику и следующие полчаса пели только русские песни. Замшелая «Арлекино» Пугачёвой, которую пела очень милая рыжеволосая болгарка, и та пошла на ура. Мы уже были более чем навеселе, поэтому попадавшие в радиус действия наших чар корейцы с соседних столов быстренько влились в веселье. Чуть поодаль кто-то снял со стены картину и стал с ней танцевать, пока не подбежал взбешенный официант и не дисциплинировал пьяных корейцев. Какой-то дедочек встал в центре нашей компании и стал отплясывать, буйно размахивая руками и ногами. Парочка, которой мы ненамеренно закрывали обзор сцены, даже не думала ругаться, а в один прекрасный момент мужчина с того стола подошел ко мне и попросил, чтобы я утащила на танцпол его супругу, как-то подозрительно касаясь моей талии. Впрочем, подвоха я не распознала, так как была слишком увлечена песней «Одиночество сволочь». Впоследствии он признался, что вовсе не является мужем этой женщины, посему я вежливо и с улыбкой отстранилась от него, чтобы пойти осушить сразу полбокала пива. Мы ещё долго плясали и веселились, так как Ан сонсеним договорилась с охранником не закрывать на ночь двери общежития, посему у нас впереди была ещё уйма времени.
«Седая ночь» Юры Шатунова стала апогеем программы музыкальной группы, под которую беситься с нами начала даже тёть Марина, бывшая старой гвардией и наверняка выросшая на подобных песнях. Пьяные и счастливые мы обнимались и плакали прямо посреди танцпола, в круговорот рук попала и Майя, которой мы были благодарны за выбор ресторана.
«И, утратив скромность, одуревши в доску,
Как жену чужую, обнимал березку…».
В голове почему-то звучали именно эти строки из стихотворения Сергея Есенина «Клён ты мой опавший».
Мы с Дашкой пошли в туалет, чтобы привести себя в порядок, ведь наверняка косметика потекла. Я, конечно, не разревелась, как остальные, но глаза все равно были на мокром месте, посему не удивительно, что и моему сегодня довольно яркому макияжу досталось.
– Даш, что-то я не видела у тебя этой подвески, – сказала я, глядя на её грудь, на которой на кожаном длинном шнурке висел симпатичный медальончик в виде металлической пластинки в форме домика, где располагалась аппликация милой кошечки и деревца; снизу домика были приклеены нежные тканевые кружавчики.
Она тут же зарделась, прикусила губу и мило шаркнула ножкой.
– Угадай, – счастливо сказала она, прижимая медальон к груди как нечто очень ценное и дорогое.
– Иль Хэ? – вылупила я на неё глаза. – Неужели он?
Она стесненно кивнула, не в силах сдержать улыбки.
– Представляешь, как только мы в ресторан зашли, он подозвал меня к себе и со словами, что у него было мало времени для выбора, подарил это.
Вещица и впрямь была очень миленькой, у Иль Хэ оказался весьма неплохой вкус и доброе сердце. Мы всё ещё понятия не имели о природе его отношения к Даше, но никому из нас он ничего не подарил, хотя мы тоже вполне неплохо общались. Подвеска вполне могла подтверждать симпатию.
– Смотрю, ты сейчас взорвешься от радости, – не удержалась я от комментария, так как подругу распирало от гордости, и она тут же оказалась в моих объятиях. – Дашенька, ты для него, кажется, стала особенным человечком…
– Но всё равно он не видит во мне женщины… – как-то стразу приуныла она.
– Он весь вечер от тебя не отходит, – не согласилась я.
– У него всё ещё есть девушка…
– Девушка не столб – отодвинем, – постаралась успокоить её я, хотя понимала, что слова тут не помогут.
– Я не знаю, что мне делать, Ань, – Дашенька доверчиво прижалась к моей груди, ну, к тому месту, где у нормальных девушек должна быть грудь. – Мы послезавтра утром улетаем, я… Я такая дура… Я готова наброситься на него и задушить в объятиях, но не могу… Я даже не знаю, будет ли он мне писать, я сегодня ночью почти не спала из-за этого, – нет, она не плакала, просто голос её стал почти беззвучным и совсем грустным.
– Соберись, давай, ты должна сейчас выйти в ресторан и источать лучи радости. Нам всем тяжело, мы все слишком полюбили Пусан и нам трудно смириться с тем, что придётся вернуться в Москву.
– Не хочу домой… – обреченно заявила она. – Профессор Хонг говорил мне, чтобы я переезжала в Пусан…
– Он всем так говорит…
– Ага, только душу бередит.
– Юн Сон не звонил тебе?
– Вот чёрт! – в ужасе воскликнула я, впервые за шумный и веселый вечер вспомнив о Юн Соне.
Порывшись в сумочке, я едва не вытряхнула всё её содержимое в раковину, но вовремя заметила белый шнурок нокии и чудом не выдрала его «с корнем», выуживая мобилу из сумочки.
– Блин… – разочарованно протянула я, так как на экране не было оповещений о пропущенных вызовах и сообщениях, что немало насторожило, ведь на часах уже было полвторого ночи.
Злая и встревоженная отсутствием вестей, я подхватила Дашу под руку, и мы вернулись к нашему столику заливать моё горе пивом. В ресторане как-то внезапно стало меньше народу, и музыканты больше не выступали, и нам вскоре пришлось уйти, так как все изрядно подустали. Такси мы поймали сразу же и, распихавшись по машинам, покинули это чудесное место. Майя, с которой нам довелось ехать вместе, стала с грустью рассказывать про свою тяжелую жизнь, видимо, прилично накатив пива, и мы с Гюнай и Чон Мин, поневоле слушавшие её, искренне сочувствовали. Высадившись возле круглосуточного магазина возле университета, мы набрали макколи и, оказавшись возле общаги, не дожидаясь остальных, начали пить. Следом за нами приехало такси с тёть Мариной, Светой и счастливой и довольной Ан сонсеним, которая поделилась, что ещё никогда не праздновала дня рождения так весело. Немного посидев с нами, они с Майей ушли спать, но мы начали переживать из-за отсутствия Даши и Ксюши, которые должны были по дороге завезти Иль Хэ домой. Машина подъехала как-то бесшумно и незаметно, и мы заметили подруг только тогда, когда они подошли вплотную к столику, за которым мы расположились. На Даше не было лица, а по щекам текли слёзы, на вопрос: “что случилось?” она не выдавила ни слова, и Ксюша предательски молчала, обнимая Дашу за плечи.
– Выпить, мне надо срочно выпить, – глотая слёзы, попросила меня налить макколи она, совершенно не осознавая, насколько мы испугались.
– Да что ж такое, Даша, немедленно говори, что случилось! – строго выпалила Гюнай, не выдержав тяжелого молчания.
– Я дура, я такая дура! – взвыла Даша в ответ и спрятала лицо в ладонях. – О, Господи…
– Даша!
– Я его поцеловала в такси на прощание, в губы… – поведала она тихо, а мы все синхронно вопросительно взглянули на начавшую хихикать Ксю.
– А… он? – осторожно поинтересовалась я, чувствуя, как и у самой поневоле бегут мурашки по телу. – Этот козёл тебя отверг? – взбычилась я, сжимая кулаки и обещая Иль Хэ все муки ада при завтрашней встрече.
Но я заметила, как неловко, точно не решаясь, Даша замотала головой из стороны в сторону.
– Он… ответил на поцелуй, – и она разрыдалась пуще прежнего, а мы впали в ступор, но быстро заржали.
– И правда дура, – с облегчением выдохнула я, смеясь. – Ты чего ревешь белугой?
– Она в шоке, – обратила внимание Ксюша, – и я тоже была, пришлось отвернуться и попросить таксиста поменять музыку, чтобы отвлечь его.
– Дашка! – заорала я на всю улицу, позабыв о том, что, в общем-то, была ночь и в общежитие все спали. – Ты такая прелесть!
Я бросилась Гюнай наперерез обнимать подругу и в итоге в эту суету вовлеклись даже Марина со Светой, которые в последние дни стали определенно с нами ближе. За поздравлениями с победой и обретенным счастьем мы и сами заревели все вместе.
– Блин, я из-за вас такой плаксой стала! – утирая слёзы, посетовала я. – Девочки мои дорогие, как же мы будем без нашей комнаты? Без нашего срача и развешанных лифчиков?
– Без клопов, – тоненько заныла Гюнай.
– Без тёть Марины, выгуливающей туалетную бумагу… – поддержала Ксюша.
– Без посиделок в туалете и криков ачжощи, – посетовала Света, и мы завыли сильнее, прижимаясь друг к другу.
Далее пошли громогласные тосты за любовь и дружбу, а также привычный литрбол, в ходе которого двое проигравших участниц пили на брудершафт, до дна и звонко чмокали друг друга в губы.
– Аня, что ты творишь? – завопила Гюнай, унося ноги, из-за того, что я попыталась сделать вид, что целую её «по-настоящему» под всеобщий хохот. – Мои губы не для тебя предназначаются!
– Давай я лишу твой рот невинности? – хохотала я.
– Сумасшедшая!
Далее вышло так, что проиграла снова я и на этот раз Чон Мин.
– Аня, ты её хоть не порти! – возмутилась Гюнай, но каково было моё удивление, когда Чон Мин, наклонившись ко мне, запечатлела на моих губах невинный, но долгий поцелуй, потешаясь над раскрывшими рты подругами.
Даша, Света и Марина уже выбыли из игры, а мы продолжали пить с Чон Мин.
– Ого, да ты стала пить как я! – гордо заявила я, прижимая девчушку к себе.
– Я – маленькая Аня! – воскликнула та и залпом осушила ещё один стакан макколи, мило крякнув в кулачок.
– О… – я раскраснелась от такой чести. – Теперь у меня есть личный Мини Ми, как у доктора Зло из фильма об Остине Пауэрсе.
– Ань, а почему ты не с Юн Соном? – внезапно спросила Гюнай, заставив меня вернуться в тревожные мысли.
– Думаю, он очень занят, – отрешенно бросила я, но полезла в сумку за телефоном, чтобы на всякий случай проверить.
Тишина…
– Не расстраивайся, – тут же поддержала Даша, увидев моё кислое лицо, – ты сама говорила, что у него проблемы.
– Постараюсь.
– О, Нам Юн оппа в Какао токе, – внезапно сказала Чон Мин, роясь в своей мобиле. – Онни, хочешь что-то написать?
– Нафига? – бросила я. – Гы ттонг намчжа*…
– Что? – захихикала Чон Мин, и я попыталась объяснить, что попробовала перевести на корейский русское ругательство «говнюк». – Боже, ты что, отправила ему это? – я в ужасе взглянула на диалоговое окно, в котором Чон Мин написала обзывательство и добавила смайлик в виде достоверного завитка. – Аня, смотри! – она ещё раз кликнула по смайлам и мы уже вместе ржали над завитком во весь экран, посланным в следующем сообщении…
В итоге мы легли спать под утро, и, проснувшись уже сильно засветло, я едва не родила ежа против шерсти: по моей подушке распластались чьи-то длинные чёрные патлы в лучших традициях азиатских ужастиков. К счастью, это была всего лишь сладко спящая Чон Мин, которая обвилась вокруг меня подобно милой обезьянке.
– Твою мать, чуть кони не двинула! – возмутилась я, а она лишь сладко потянулась и, отпустив меня, перевалилась на другой бок.
– Ты чего? – сонно спросила Даша.
– Чего-чего, у меня Садако в постели!
– Кто? – на этот раз откликнулась Гюнай, чей милый храп прекратился из-за моего возгласа.
– Мёртвая японская девочка из фильма «Звонок»,– пояснила я, тыкая пальцем в макушку Чон Мин.
– Ахахахаах, описилась от страха?
– А-то, откуда она тут вообще взялась? – спросила я, стараясь выудить из памяти хоть что-то.
Девочки заржали всё ещё не очень трезво.
– Ты сама её не отпустила, просто подняла на руки и закинула на свою кровать, сказав, что если она посмеет спуститься, то ты её пристрелишь!
– Ты такая дебилка, когда пьяная, – открыла мне страшную правду Даша, чья груда одеяла сотрясалась от смеха.
В комнату постучали и через мгновение к нам всунулась голова Ан сонсеним; голова сообщила, что через час общий сбор внизу, мы снова едем в Пусанскую школу и затем идем на прощальный обед с профессором Хонгом, еще голова добавила, что у нас в комнате можно топор вешать. Понять, что у меня жестокое похмелье помог спуск по лестнице с кровати, в качестве реанимирующих мер помогли две таблетки аспирина и почти литр воды. Похоже, вчера мы лихо переборщили, Чон Мин же, несмотря на свой бараний вес, проснулась бодренькая и уже носилась по нашей комнате в поисках телефона, сумочки и своего кулона, по совместительству сухих духов, который неделю назад подарил ей её отец.
– Чёрт, мы вчера Нам Юну написали, что он говнюк, – вспомнила я и заржала на всю комнату, не в силах справиться с физической слабостью и, видимо, подступающим слабоумием.
– Вы с Чон Мин вчера были самые пьяные.
– Я – мини Аня! – вспомнила та, подлетев ко мне и заключив в крепкие объятия.
Едва волоча ноги, я поплелась в душ и нашла в себе силы помыться, а потом привести себя в порядок. Красные глаза спрятались за тёмными стёклами очков, хотя на улице не было и намёка на солнце. Тряску в автобусе я пережила с большим трудом, и уже в Пусанской школе пришлось умыть лицо в туалете; руки сильно дрожали, а мозг не хотел нормально работать. Едва не уснув головой на столе в ожидании Хонг гёсунима, я осушила стакана три воды, заботливо принесенной Ксюшей, и была даже не в состоянии шутить, лишь углубилась в тревожные мысли о Юн Соне, который так и не объявился. Профессор пришел к нам с пухлым бумажным пакетом, в котором оказалась распечатанная раскадровка новостей с нашим участием. Нам досталось по несколько фотографий не очень хорошего качества, но ставших отличными воспоминаниями об отдыхе. Далее мы спустились в столовку где-то на четвертом этаже, где был шведский стол с традиционной кухней.
– Даш, смотри, асфальтоукладчики гудрон забыли! – заржала я, открыв крышку кастрюли, где доверху была налита какая-то тёмно-серая жижа. – Хочешь попробовать?
Она скривилась в отвращении и опасливо потыкала гадость поварешкой, словно боялась, что оттуда вылезет какая-то глазастая дрянь. Как пояснила нам Ан сонсеним, то был суп из какой-то крупы, который она сама, впрочем, тоже не стала есть. К нам подоспела старшая Ан сонсеним с Майей, в руках которых были объемистые желтые и розовые клеенчатые челночные сумки с изображением японского мишки Рилаккума, которые по одной раздали нам. Мы обалдели, но это снова были подарки и сухой паёк в дорогу виде чипсов, бич-пакетов и пирожных чоко-пай. Помимо сухого пайка в каждой сумке были аккуратно завернутые в золотую подарочную бумагу разнокалиберные коробки, аж четыре штуки.
– Так неудобно, – сказала сидящая рядом со мной тёть Марина.
– Ага, такое чувство, будто мы сделали что-то плохое, а нас ещё и подарками заваливают. Но пора, кажется, привыкнуть к корейскому гостеприимству.
– Пора уже отвыкать, – не согласилась она со мной, вспомнив о завтрашнем отъезде и тяжело вздохнув.
В первой коробке оказалась флэшка на четыре гигабайта – сувенир из офтальмологической клиники, где нам в качестве знакомства с Кореей, полностью обследовали зрение. Помню, что была в шоке от обстановки клиники, где на ресепшне тусовалась стайка симпатичных кореянок в стильных форменных костюмах, а аппаратура была настолько совершенной, что напомнила мне суперсовременные примочки железного человека из одноимённого фильма. В следующей коробке от той же клиники обнаружилась синяя кожаная визитница, явно мужская, которую я решила подарить брату. Развернув самую большую коробку, я нашла там маленький металлический футляр, вскрыв который, ахнула, увидев кучу инструментов для маникюра. Светка вместе со мной вскрыла последнюю коробку, где также была USB флэшка, но уже на шестнадцать гигов, с символикой университета искусств.
– Ну ничего себе подарочки! – восхитилась Даша, глядя в мой открытый маникюрный набор. – Ребят, мы хоть чего-то из этого достойны? – хохотнула она как-то горько. – За что нам это?..
Слов не нашлось больше ни у кого, только все скомкано, но счастливо благодарили старшую Ан сонсеним и профессора Хонга, устроивших нам такой чудесный отдых. Кстати, в сертификате, который мы получили на выпускном, было шуточное послание от профессора, что он обязуется принять нас на следующий год, и были даже его личный и школьный штампы.
– Ань, у тебя телефон звонит, – услышала Даша, пока я пыталась прийти в чувство от такого внимания к нашим персонам.
Я едва не выронила мобилу, увидев на экранчике высветившееся имя…
– Ёбосейо, – как-то резко и нервно сказала я в трубку.
– Привет, ты сейчас где? – тут же спросил Юн Сон.
– В Пусанской школе, – сообщила я, чувствуя, как по телу разливается тепло от одного только звука его голоса.
– Выйдешь на секундочку минут через десять? – попросил он вкрадчиво, заставив меня задуматься.
– На секундочку? – немного уныло отозвалась я и грустно добавила: – Конечно…
Ничего не понимая, я только пожала плечами на вопросительный взгляд Гюнай и едва поднялась с места, как Чон Мин сказала:
– Онни, Нам Юн хочет с тобой поговорить, – она протянула мне телефон с включенным Какао током.
– Скажи, что я отошла, – отстранённо сказала я, чувствуя, что подкашиваются ноги.
На секундочку… Господи, почему только на секундочку? Мне завтра уезжать… Какая к чёрту секундочка? Я чувствовала обиду и опустошение от прозрения, что встреча будет короткой, а значит, возможно, мы с Юн Соном больше не увидимся. С трудом передвигая ноги, я вышла из столовой и спустилась на лифте, где меня ждали уличные сумерки, равнодушие прохожих и одиночество… Его ещё не было, я вышла слишком рано, даже не вспомнив, что он сказал, что приедет через десять минут. Прислонившись к стене здания, я вытащила из пачки парламента мятую сигарету и выронила зажигалку, не в силах справиться с трясущимися руками. Кажется, начинался мелкий дождик, а мне хотелось взвыть от досады, отчего я только резче вдыхала дым, совершенно не чувствуя насыщения.
Я не смотрела по сторонам, копаясь в своих печальных мыслях и глядя на свой облупившийся педикюр, а Юн Сон образовался передо мной как-то внезапно, просто вырос из-ниоткуда. По моим щекам потекли слёзы, стоило поднять на него взгляд. Наверное, я сейчас была похожа на одинокого воробушка, покинутая всеми, а главное, надеждой. Не в силах выдержать грусти и в его взгляде, я снова склонила голову.
– Ты приехал, чтобы сказать мне, что мы больше не увидимся… – безысходно, но как-то равнодушно прошептала я, и тогда на мои плечи легли его ладони.
Только я попробовала затянуться сигаретным дымом, как Юн Сон выхватил мою сигарету и не глядя отбросил в сторону.
– Ты не куришь передо мной, забыла?
– Прости, – я дёрнула плечами, точно в попытке безмолвных оправданий. – У тебя проблемы?
– Мне нужно ехать в Сеул, – тяжело вздохнул он и с промедлением добавил: – Сейчас… Вечером у меня неотложная встреча по поводу проекта в Москве, а завтра я встречаюсь с семейным адвокатом.
Это был приговор моему сердцу, я чувствовала, как оно сжимается в груди, точно в предсмертной агонии; очки Юн Сона облепила мелкая морось, не давая мне как следует разглядеть чувства в его глазах.
– Понимаю, – отозвалась я с тяжестью и на автомате достала пачку парламента из кармана, но Юн Сон остановил мою руку и просто засунул сигареты обратно.
Меня трясло так сильно, что он похоже и сам испугался.
– Я скоро прилечу в Москву, и именно из-за этого мне нужно сейчас уехать. Нельзя терять шанс, иначе потом я вряд ли смогу вырваться, – пояснил он, осторожно коснувшись пальцами моего лица, по которому текли беспомощные слезы. – Не плачь, прошу тебя.
Он собрался было убрать руку, но я не позволила, доверчиво ткнувшись щекой в тёплую ладонь.
– Прости, это слишком внезапно, мне трудно поверить, что я тебя больше не увижу…
– Не драматизируй, скоро увидимся, пара месяцев всего… – ободряюще напомнил он, привлекая меня в объятия.
– Ты надолго приедешь? – с надеждой спросила я, чувствуя, что не в силах справиться с разочарованием и веду себя как маленькая влюбленная дурочка.
– От двух месяцев до четырех, может, и на полгода. Перед приездом я постараюсь решить все бракоразводные нюансы, но это не должно занять много времени. Перед свадьбой мы подписывали брачный контракт, это ускорит процесс, – сообщил он. – Поверь, мне тоже тяжело, особенно после твоего сообщения.
– Какого сообщения? – удивлённо заморгала я, но получила такой же удивленный ответный взгляд.
Сунув руку в карман плаща, я достала телефон и взглянула исходящие сообщения, совершенно дезориентированная подобной новостью. Неужели я была такой пьяной? Точно, обнаружилось сообщение, адресованное Юн Сону.
– Noreul saranghaneun got kat`ayo, – интересно, и как я могла сообразить по-корейски на латинице в таком состоянии, ведь моя нокиа не воспринимала хангыль, подумала я, прежде чем до меня дошел смысл написанного. – О, Господи! – тут же взвизгнула я, прикрыв ладошкой рот.
– Ты что, не помнишь, как написала это? – возмущенно спросил Юн Сон, пока я пыталась осознать тот факт, что призналась ему в любви.
– Я… Да я…
– Ты пьяная была?– с подозрением спросил он, чуть отстраняясь, но по моим глазам он понял, что догадка оказалась верна. – Совсем ничего не помнишь?
