Текст книги "Корейский для начинающих (СИ)"
Автор книги: Anya Shinigami
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
– Я, в отличие от вас, не обижаюсь на такие мелочи, – поддел он.
– Ага! – подпрыгнула я на месте, открыв рот. – Я так и знала, что вы тоже не приемлете критику в свой адрес!
– С чего вы взяли? – удивился он, непонимающе глядя на меня из-за очков.
– Вы всегда оставляете последнее слово за собой, – пояснила я. – Даже извинившись за прямолинейность, я получила едва ли завуалированную сдачу. «В отличие от вас» прозвучало саркастично.
– Не пытайтесь искать в моих словах скрытый подтекст, – немного настороженно бросил он и, сам того не понимая, убедил меня в моей догадке.
– Тема закрыта, – осторожно хохотнув в кулак, завершила феерию я, не став его раздражать.
– Нет, постойте! Вы сами ищете в моих словах двойное дно, и кажется что-то себе напридумывали…
– Вы раздражаетесь, – я указала взглядом на сильно зажатый в его правой руке нож.
– Вовсе нет…
– Вовсе да, – уличила я самодовольно.
– Вы ищите то, чего нет.
– Вы просто не замечаете этого.
– Чепуха, я ни капли не злюсь…
– Злитесь…
– Сейчас начну…
– Тогда проиграете, – я сложила руки на груди, ожидая агрессии в свой адрес, но за столом повисло недолгое молчание, которое нарушилось его веселым смехом.
– Я в вас не ошибся, – подтверждая какие-то собственные догадки, сказал он совершенно иным тоном, из которого исчезла напряженность. – Вы кого угодно переспорите и заставите принять свою точку зрения. Впрочем, ладно, вы меня раскусили, я действительно не всегда однозначно отношусь к критике.
Победа… Мы оба смеялись, получив искреннее удовольствие от разговора, размеренной игры музыкантов и вкусного ужина. Это было здорово переупрямить и переиграть его, пускай даже и в такой шуточной форме. Было трудно, но я справилась. Я с удовольствием наблюдала за корейской парой, танцующей прямо перед сценой, ничуть не стесняясь. Они весело щебетали, а мужчина в шутку резко наклонил даму в танце, вызвав её смех.
– Вы не хотите потанцевать? – неожиданно спросил Юн Сон.
– Что? Я?! – встрепенулась я испуганно. – Я никогда не…
– Только никогда не говорите, что никогда не танцевали с мужчиной, не поверю, – не согласился он.
– Я не очень-то умею – скуксилась я. – Последний раз выдался не слишком удачный, – засмеялась я, пыталась спрятать смущение.
– Что такое?
– Стыдно вспоминать, но я танцевала с отцом жениха на свадьбе подруги, который постоянно и беспардонно пытался сократить между нами расстояние, за что я с невинным видом оттоптала ему каблуком туфлю, – поведала я, видя как, словно услышав анекдот, спутник расплывается в улыбке.
– Обещаю, я не буду вести себя подобным образом. Жалко ноги.
– Верю, но…
…Но он уже встал с кресла, доверительно протянув ладонь, которую я, набравшись смелости, приняла. Меня почему-то разбирал дикий хохот, но я старалась сдерживать себя, осторожно положив руку на его плечо, когда мы достигли небольшого пространства между сценой и столиками. На удивление, мне было легко и комфортно, а не как обычно, когда из-за настырности партнеров я едва не заваливалась на них, чего, в принципе, они наверняка и добивались. Я не устроила «ча-ча-ча» по его ногам, так как Юн Сон сохранял дистанцию.
– У вас хорошее настроение или вы что-то вспомнили? – спросил он.
– И то и другое, – я на секунду убрала руку из его ладони и отсмеялась в кулачок. – С этим самым отцом жениха мы едва не снесли банкетный стол, когда он попытался меня наклонить в танце и основательно макнул меня волосами в торт новобрачных, за что потом пришлось извиняться. Русские свадьбы вообще всегда весёлые, – отозвалась я.
– Интересно было бы послушать, – в некотором изумлении кивнул Юн Сон.
Я тихонько рассказывала ему про наши современные свадебные традиции, вроде выкупа невесты и подчас пошловатых конкурсов от тамады, а он негромко посмеивался, совершенно ненавязчиво приближая меня к себе, но давая достаточно места для свободы. Рассказ об одной из свадеб закончился общим взрывом смеха и моим предложением покинуть танцпол, но Юн Сон попросил о последнем танце, в чём я не могла и не хотела ему отказывать. Всё было как-то правильно, я, всегда стеснявшаяся публично танцевать в паре, вдруг ощутила волну спокойствия, комфорта в руках мужчины, ведущего в танце. Это был забавный опыт.
***
– Вы, верно, шутите, – в ужасе глядя в знакомые ноты, сказала я, сидя перед настоящим электронным пианино с полноценной клавиатурой, а не обещанным синтезатором. – Я же сказала, что это только в процессе изучения…
Юн Сон будто и не слышал, протягивая мне только что распечатанные ноты «Грёзы любви» Листа. Нашёл же, ведь! Если перед Нам Юном играть я не стеснялась, то сейчас была в лёгком ступоре и уже пожалела о своём хвастовстве.
– Вы говорили, что не знаете наизусть только последнюю часть, вот, пожалуйста, играйте по нотам.
– Вы просто не представляете, чего просите. Я не смогу играть чисто, это немного не мой уровень…
– Прекратите стесняться, я же не злобный критик, чтобы осуждать, я прекрасно понимаю, что вы только учитесь, – непреклонно заявил он, выставляя листки на пюпитр.
– Айгу-у-у*! – я ударила себя по лбу ладонью, веселя Юн Сона. – Вы хуже, чем моя преподавательница, – мрачно заявила я, ставя пальцы на клавиши, – да и инструмент незнакомый…
– Играйте!
Я, подавив судорожный вздох, постаралась расслабить одеревеневшие пальцы, но едва смогла. Учительница всегда перед игрой спрашивала: «Ты готова?», на что я всегда отвечала отрицательно, но мы тут же начинали играть. Мысленно представив себе привычную ситуацию, я осторожно коснулась клавиш, которые по жёсткости были идентичны клавишам настоящего пианино, и заиграла.
Господи, надо было там сыграть си бекар, а не си бемоль!.. Ну вот, опять не учла дуги при пассаже, ну да Бог с ним, хотя бы в темп уложилась. Юн Сон заботливо перевернул страницу, на которой меня ждал сущий ад – кульминация, которую я физически никогда не могла сыграть нормально, постоянно не попадая по клавишам из-за темпа и количества аккордов в обеих руках. Квакнув в самом начале неправильной октавой, я приказала себе не суетиться и чуть медленнее, чем обычно, на удивление почти чисто смогла выполнить все трудные моменты. И лишь когда кульминация подошла к концу на небольшой паузе, я вздохнула, едва справившись с бешено колотящимся сердцем. Дальше шла нетрудная часть, которую именно из-за легкости я и не могла выучить наизусть, но неплохо читала с листа.
Завершив свои страдания финальным тихим аккордом, я замерла в нерешительности, передержав педаль, пока не вздрогнула от звука аплодисментов.
– Вы издеваетесь?
– Но вы же так старались, – вставил он шпильку. – И у вас было такое лицо, точно вы толкали холодильник на десятый этаж, – засмеялся он, но, поймав мой злобный взгляд, быстренько стер улыбку.
– У всех музыкантов своя мимика. Никогда не говорите пианисту о его лице! – презрительно бросила я, раздражаясь всё сильнее. – Это очень обидно!
– Не сердитесь, – спокойно попросил Юн Сон, потрепав меня по одеревеневшему плечу. – Не смотрите на меня так, будто я ваш враг. Вы сыграли очень и очень хорошо, признаться, я и вовсе не ожидал подобного.
– Ах так? – возмутилась я, скидывая его ладонь и вставая на ноги. – Значит, вы намеренно дали мне эти ноты, чтобы посмеяться над моими потугами?
– Тихо, спокойно, просто я хотел узнать, насколько ваше хвастовство соответствует действительности. Вы действительно меня удивили.
– Вот оно что? – кипя от гнева, я добела сжала кулаки, больно впившись ногтями в ладони. – Вы хотели… Да вы… Я терпеть не могу, когда… – я подавилась фразой, когда Юн Сон неожиданно и порывисто прижал меня к себе и, прислонившись щекой к моим волосам, стал поглаживать по голове.
– Тише-тише, а то вы меня сейчас убьете, – засмеялся он искренне, а я, расслабившись, скорее от неожиданности, обмякла в его объятиях, потеряв дар речи. – Простите, если неправильно выразился, не думал, что вы разозлитесь, просто…
– Просто как всегда решили меня поддеть, – вякнула я неразборчиво, уткнувшись носом в складки рубашки на его ключице и чувствуя, что злость утихает. – Вы меня доведете.
– Вы сами себя доведёте, – спокойно заметил он и решил перевести тему: – Мне кажется, что пришла пора вскрыть мой бар. Вы всё так же предпочитаете вино?
Он отпустил меня из объятий так внезапно, что я чуть не грохнулась на пол, но удержалась за клавиатуру ладонью, издав пронзительный грязный аккорд.
– Красное, – буркнула я, боясь встречаться с ним взглядом.
– Пока я занимаюсь выпивкой, сыграйте, пожалуйста, то, в чём вы уверены.
Я издала вслед ему злобный рык, который был проигнорирован, затем, ущипнув себя за руку, с опаской взглянула на инструмент.
– Я же говорила, что не знаю ничего целиком.
– Играйте по кускам, просто играйте и прекратите оправдываться, – попросил он, исчезнув в закутке кухни.
Блин, черт бы побрал этого мужчину! В то же время я понимала, что еще никто так настойчиво не просил меня сыграть, что не могло не греть душу. Может, ему действительно нравилось, а может, несмотря на мою колючесть, злобу и оправдания, он знал, что мне надо «выговориться музыкально» перед кем-то, ведь никто и никогда не слушал моё безобразие с удовольствием. Пускай, сам напросился…
Намеренно сделав звук громче, я хрустнула пальцами и зарубила громкий «Регтайм кленового листа» Скотта Джоплина, который знала с детства и играла весьма неплохо. Постепенно злость уходила, а мои руки, в бешеном ритме сменяющие аккорды, расслабились, позволяя механической памяти делать своё дело. Я не стала играть плохо изученную часть, а завершила произведение на громогласном аккорде в конце повтора первой части.
– Браво!
Я вздрогнула и поперхнулась воздухом, даже не заметив, как Юн Сон подкрался сзади, держа в руках два пузатых бокала на длинных тонких ножках. Мой мрачный вид, будто спрашивающий, не издевается ли он опять, заставил его тут же добавить:
– Честно, очень здорово, прекратите ждать подвоха с моей стороны.
– Спасибо, – распрямив складочку меж бровей и почувствовав себя полной идиоткой, сказала я. – Извините меня, я…
– Вы не уверены в себе – это плохо.
Юн Сон занял инструмент, попросив подержать его бокал, а я уселась на соседний диван и стала слушать, с удивлением обнаружив, что перебирает клавиши он легко и свободно, наслаждаясь собственной игрой, чего мне вечно не доставало. Периодически издавая грязные звуки, он будто бы не замечал этого, совсем не зацикливался на всяких мелочах.
– Это ведь Ирума? – узнала я одну из зарисовок корейского композитора, когда он завершил игру: – Очень красивая вещь
– Но, к сожалению, это всё, что я знаю наизусть, – с едва различимой досадой заметил он, поднимаясь из-за инструмента. – Вы знакомы с его творчеством?
– Очень близко, у него очень лёгкие и приятные на слух вещи. Я даже сделала целую папку с его нотами.
Юн Сон, попросив меня подняться, выдвинул диванный ящик, где оказалась кипа нот, и извлёк оттуда целый сборник, на котором на хангыле было написано имя именно этого композитора.
– Что? Не-е-ет, – простонала я, когда он протянул ноты мне. – Я плохо читаю с листа.
– А я вообще едва ли способен на это, но вы наверняка найдете здесь знакомые вещи, думаю, для вас это не составит труда.
Он достанет меня своим вниманием, нет, точно! Впрочем, после изучения одного произведения мне стало легче побороть стеснение и играть, хоть и не быстро, но достоверно и даже удалось словить романтический настрой одной из любимых мелодий. А Юн Сон просто сидел на диване с закрытыми глазами, изредка прикасаясь к вину, не останавливая меня. Казалось, что он вообще уснул, однако стоило мне остановиться, как он требовал продолжения, что навело меня на мысль, будто меня используют в качестве музыкального автомата. Наконец, я просто устала и плюхнулась на диван возле него, подобрав под себя ноги. В помещении повисла тишина, может, наговорившись, а может, наигравшись, мы просто пили вино, глядя за широкое окно во всю стену, в которое бил непрекращающийся ливень, напомнивший о расклеившейся на пути к дому обуви, из-за чего до квартиры я доковыляла с трудом, волоча за собой пострадавшую сандалию.
Тишина была какой-то обволакивающей: не напряженной, а, напротив, приятной. Несмотря на то, что выспалась, я не заметила, как задремала и оказалась в горизонтальном положении с помощью чьих-то мягких, убаюкивающих прикосновений. Кажется, я что-то соображала, чувствуя, как нежно и кротко Юн Сон гладит меня по голове, а может, то бы просто сон, от которого не хотелось просыпаться… Я резко распахнула глаза, осознав, что это происходит на самом деле и, почувствовав некоторое смятение из-за того, что мне это нравилось. Моя голова покоилась у него на коленях, а сама я свернулась калачиком на диване.
– Я что, уснула? – нет, я не косила под дурочку, просто не могла понять, как позволила такому случиться.
Посмотрев снизу вверх, я увидела, что Юн Сон снял очки, а его глаза улыбаются. Я не помню, чтобы он когда-либо снимал очки, только менял одни на другие, но я не успевала рассмотреть его лицо: вокруг глаз оказалось несколько больше морщинок, нежели я видела раньше, а немного взлохмаченные, может быть, потому, что он немного «стёк» по дивану, прочертив затылком по спинке, волосы делали его каким-то очень домашним и уютным, как и расстегнутая на пару пуговиц у воротника рубашка.
– Я, наверное, пойду спать, – сказала я, осторожно поднимаясь с его колен, но вдруг, взглянув на электронное фортепиано, вспомнила: – Кстати, вы говорили, что у вас целая коллекция гитар…
– К сожалению, она не здесь, да и не во второй квартире. Её пришлось перевезти в офисный склад из-за ремонта.
– Ясно, – отозвалась я и зевнула, изо всех сил изображая усталость, хотя, конечно же, выспалась за весь день. Всё-таки, его близость чертовски смущала.
Юн Сон мне определенно нравился, но я боялась портить наши сложившиеся дружеские отношения, хотя, признаться, очень хотелось. После его мимолетных прикосновений и объятий в момент моей агрессии, я чувствовала, что внутренние барьеры начинают трещать по швам, когда он вот так улыбается мне…
– Что ж, спасибо за чудесный вечер и… спокойной ночи, – скороговоркой выдала я и, стараясь не бежать, засеменила наверх, подхватив с вешалки возле лестницы свой котелок.
Только закрыв дверь в комнату, я стала шлёпать себя по ушам, пытаясь выбить оттуда это сладкое чувство симпатии, которое разгоралось всё сильнее. То, что я чувствовала сейчас, было уже слишком, и вино было вовсе не причем. Я же, как дура, наверняка улыбалась во сне, лёжа у него на коленях, а если и не улыбалась, то всё было и так заметно по моей довольной сытой роже. Обычно жалея о своих поступках, сейчас я боролась с мыслью о том, что ушла совершенно напрасно. Слишком очевидна была причина моего побега, да и глупый вопрос о гитарах, будто я только искала повод остаться… Всё было слишком наигранно, я разнервничалась… Но мне же не показалось, будто он начал проявлять интерес? Я ударила себя достаточно сильно по голове, повторяя лишь одно слово: «Андуэ…».
Скинув пиджак на кровать, я побежала умываться, думая, что это поможет. Попытку стянуть с себя непослушную майку, стразами зацепившуюся за волосы, прервал внезапный стук в дверь, заставивший меня подскочить на месте и вырвать себе несколько волосков. Натянув майку обратно, я пригладила волосы и, восстановив ровное дыхание, быстро подошла к двери.
– Да, Юн Сон щи? – спросила я намеренно обыденным тоном.
– Я опять сделал что-то не так? – спросил он напрямую, даже не пытаясь переступить порога комнаты.
– Нет, что вы, я просто устала.
– Кочжитмальхачжи ма* – с горькой усмешкой сказал Юн Сон, на мгновение опустив взгляд.
– Чега? Нан кочжитмальхачжи анаё*, – сообразила я тут же на корейском, вылупив на него честные глазищи, перед которыми внезапно оказалась початая бутылка вина.
– Возьмите вино, ведь всё равно в интернете будете сидеть полночи, – совершенно точно определил он. – Сомневаюсь, что вы сейчас ляжете спать.
– А вы?– совершенно не подумав, поинтересовалась я и тут же захотела ударить себя по губам.
– Я вас смущаю, поэтому просто лягу спать, – суховато и, возможно, немного наигранно ответил он.
– Но… Ладно, я испугалась, – согласилась я, оперевшись плечом на дверной косяк.
Такое признание, наверное, со стороны выглядело слегка глуповато.
– Йа, чинча*… – он невесело ухмыльнулся и, цокнув, стал спускаться по лестнице, махнув на меня рукой.
– Стойте, – сама не знаю, что мной двигало, когда я схватила его сзади за край рубашки. – Юн Сон щи, простите меня, пожалуйста…
Выйдя за порог комнаты, я спустилась на одну ступень, но весь запал желания что-либо говорить улетучился в неизвестном направлении.
– Уаиныль чом то мащильккаё*? – наверное, предлагая еще немного выпить вина, я думала, что это как-то сможет повлиять на его внезапно ухудшившееся настроение. – Простите меня, пожалуйста, если я вас чем-то обидела… Просто я вас совсем не знаю, я в незнакомом городе, незнакомой стране, и мне… Совсем не хотелось вас расстраивать, я просто…
– Боитесь, я уже понял, – сказал Юн Сон по-корейски.
Он обернулся, на его лице была неожиданная печать усталости, и всё же, я не слишком понимала на что он обижается, ну что я могла такого сделать? Какие мои слова могли так сильно опустошить взгляд этих красивых тёмных глаз? Откуда в них столько грусти и невозможной, непреодолимой безысходности, словно у него в душе осадок от какого-то горя. Горя? Но…
– Что с вами? – осторожно спросила я. – В вашем взгляде столько печали…
– Всё в порядке, – отмахнулся он и улыбнулся довольно весело, но меня это не проняло.
Я без зазрения совести обошла его на лестнице и подтолкнула вперед в спальню, о чём тогда думала – не знаю…
– Мне казалось, вы боитесь оставаться со мной наедине, а тут и обстановка весьма… уединённая…
– Я буду держать бутылку при себе, если что, – сказала я и крепко сжала горлышко в руке в целях самообороны.
– Вы странная, – он усмехнулся, но, отобрав у меня опасный артефакт, налил мне половину бокала, а сам стал пить из горла.
– Почему?
– Потому что вы мечтали выставить меня за дверь, а теперь сами затащили к себе в постель.
Да, мы сидели на застеленной кровати, и этот факт меня не пугал.
– Во-первых, это ваша постель, во-вторых, мне без разницы где бояться, – я сделала страшные глаза. – Мы всё равно в квартире одни.
– Логично…
Юн Сон принял горизонтальное положение, повернулся боком и, закрыв глаза, подложил руку под подушку.
– Йа! – выпалила я, чуть опешив и почему-то смеясь.
– Вы только что сказали, что это моя кровать! – картинно зевнув, напомнил Юн Сон, не поднимая век.
Я отставила бокал на тумбочку и, сложив руки на груди, попыталась обидчиво надуться, но не получилось; его ребячество не могло вызвать во мне ни гнева, ни желания снова бояться. Как можно быть таким милым? Это просто ужасная корейская черта, народ здесь мил тотально и беспощадно… В голове зазвучала фраза: «Корейские мужчины настолько суровы…», отчего я снова залилась хохотом.
– Что? – по-корейски спросил он, непонимающе распахнув глаза. – Вы пьяны?
– Вовсе нет, – отмахнулась я и плюхнулась на другой край кровати, с улыбкой глядя в потолок, точно в звёздное небо, но повернув голову к нему, обнаружила, что в его глазах тоже пляшут смешинки, совершенно по-детски забавные. – Юн Сон щи, сколько вам лет?
– Это так важно? – спросил он безо всякой злобы.
– Просто интересно…
– Тридцать семь, вас это как-то смущает?
– Нет, я примерно так и думала, – ответила я, хмыкнув.
Он протянул руку и тыльной стороной ладони коснулся моей скулы, так мягко и осторожно, что в моем вмиг потеплевшем сердце не хватило места для испуга. Прикосновения исчезли, стоило мне невольно зажмуриться, но я нашла его руку и осторожно направила обратно. Всё было слегка неуместно, непривычно, но от жара его ладони земля медленно, но верно уходила из-под ног, и почему-то хотелось прижаться сильнее, словно ничего не было важнее в этот момент. И трепет, охвативший меня, когда он подвинулся ближе и просто положил руку мне на талию, невозможно было описать. Не было ожидаемого напряжения, не было ни страха, не было во мне укора, а лишь спокойствие, расслабленность и желание, чтобы этот момент не кончался. А Юн Сон как-то трогательно уткнулся носом мне в плечо… Сердце ёкнуло в ни пойми откуда взявшейся тоске… тоске за него…
Его странное желание быть рядом со мной казалось безысходностью, одиночеством, может, он запутался в себе и его определенно что-то гложет, не даёт покоя. Мне казалось правильным просто погладить его по волосам, которые на ощупь оказались вовсе не такими мягкими, как я представляла. Так мы и лежали в обнимку, просто наслаждаясь тишиной, вот только его непонятное состояние меня сильно беспокоило, почему-то казалось, что на моём месте могла быть любая другая женщина, но это нисколечко не смущало. Вряд ли он ждал от меня жалости, поэтому я не пыталась что-то говорить или лезть к человеку в душу, а лишь на время попыталась стать его опорой.
Прошло наверное полчаса, и я решила, что Юн Сон уснул, посему, осторожно сместив его руку с талии, постаралась подняться, чтобы уйти спать вниз, но не смогла.
– Куда вы? – донёсся тихий голос.
Он некрепко обхватил моё за запястье, не позволяя уйти, а в глазах читалась настоящая мольба, словно ему действительно было необходимо не чьё-то, а именно моё присутствие. Ничего не ответив, я просто легла обратно на сгиб локтя и с пониманием взглянула на него.
– Вы действительно странная, – рассудил он, – мне казалось, что вы боитесь меня.
– Я боюсь вовсе не вас, – сказала я, не пытаясь лгать.
– А тогда чего же? – но в его голосе не было настойчивости, может, он и вовсе не стремился услышать ответ.
– Я боюсь себя, – при этих словах мне изо всех сил перебарывать смущение, которое наверняка выдавал с потрохами мой взгляд мимо Юн Сона.
Его лицо оказалось в дюйме от моего; Юн Сон будто бы спрашивал, не решаясь преодолеть оставшееся расстояние без моего одобрения, но я сама дотронулась до его губ поцелуем, как-то кротко, осторожно, будто боялась поранить. Теперь всё было логично, несмотря на все его прошлые слова о моих опасениях. Я не попалась на удочку, ведь он никогда не пытался меня к чему-либо принудить…
– Вы уверены? – он прервал поцелуй и взглянул на меня серьёзно, чуть тревожно. – Я не хочу, чтобы…
– Юн Сон, – впервые позволила я себе опустить формальную приставку к имени, – я никогда бы не сделала то, что противоречит моим желаниям.
И в миг, когда он мягко продолжил поцелуй, куда-то испарилась вся неуверенность, оставив после себя лишь ощущение нереальности происходящего. Та нежность, которую он вкладывал в каждое прикосновение, отдавалась истомой в моём сердце, необъяснимой приятной тоской и простым желанием прижаться к нему в поисках необходимого как воздух тепла. Пускай позже у меня могут возникнуть угрызения совести, но, пожалуй, я подумаю об этом завтра*, а сейчас было уже сложно контролировать свои чувства и эмоции, поглотившие нас обоих целиком.
Исчезли комплексы, стёрлись противоречия и разница в возрасте. Я и не думала, что смогу когда-либо почувствовать нечто подобное, невероятно нужное с мужчиной, которого знаю чуть больше недели. Но время становилось неважным, были только его руки, губы и обнажившаяся душа. Его нежность поглощала меня, вызывала страсть и в то же время убаюкивала, заставляла терять сознание, растворяться в объятиях и вздрагивать при поцелуях… И эти, возможно, банальные, но в этот момент такие прекрасные и желанные слова: “Ты такая красивая…” навсегда впечатались в сознание…
***
Триоль* – различные комбинации нот и пауз.
Айгу* – корейское восклицание, что-то типа «о, Боже»
Андуэ* – 안돼 – нет
Дуэ* – 돼 – да, может
Кочжитмальхачжи ма* (거짓말하지 마) – Не лги мне.
Чега? Нан кочжитмальхачжи анаё*, (내가? 난 거짓말하지 않아요) – Я? Я не лгу.
Йа, чинчча* – (야, 진짜) – чинчча – обычно «правда, действительно», но в данном случае это больше саркастичное « серьёзно, что ли?» из серии «вы надо мной издеваетесь?».
Уаиныль чом то мащильккаё?* (와인을 좀 더 마실까요?) – А не выпить ли нам еще немного вина?
Я подумаю об этом завтра* – цитата Скарлетт О`Хара из книги «Унесенные ветром»
========== Глава 9 ==========
Наверное, меня поймёт всякая женщина, просыпавшаяся в тёплых руках мужчины под его размеренное дыхание. Лицо Юн Сона выглядело безмятежным и расслабленным: морщинки разгладились, отчего он казался почти юным. На улице было ещё совсем темно, но я более не смогла уснуть, наслаждаясь каждым мгновением, улыбаясь и ощущая лёгкость, непринуждённость. Аккуратно убрав волосы с его лба, я чуть отстранилась, когда он неуклюже перевалился на спину, и положила голову ему на грудь, чувствуя неописуемый восторг и истому. Мне хотелось обнять его крепче, но совесть не позволяла беспокоить его размеренный сон. Эта ночь была странной, ласковой, наполненной обыкновенной страстью; и сейчас путалось сознание, и сейчас пронзительно изнывала душа, а тело вздрагивало при мысли о его кротких прикосновениях и невыразимой нежности.
Я не строила воздушных замков, которые могли раствориться в любую секунду, ведь прекрасно понимала, что сегодня нас разделят пятьсот километров до Пусана, и это расстояние может стать финальным аккордом в наших едва зародившихся отношениях. Встретиться с Юн Соном, скорее всего, станет невозможно… Я ничего не знала о его семье, есть ли у него дети? Я старалась отложить эти мысли на потом, жаждая сполна насладиться мгновением, которое навсегда останется в моём сердце теплым отголоском. Дотянувшись до прикроватной тумбочки за айподом, я воткнула наушники и включила печальную мелодию, как нельзя кстати подходящую моему состоянию.
Юн Сон зашевелился; мне пришлось нехотя дать ему свободу и перевернуться на другой бок, но лишь сделав это, я почувствовала его руку, оказавшуюся на моей талии, и он одним ловким движением подвинул меня к себе.
– Холодно, – зачем-то сообщил он, забрав один наушник и уткнувшись мне в шею. – Что это за музыка?
– Романс для фортепиано с народным оркестром композитора Бибергана, – запинаясь, прошептала я, пытаясь утихомирить внезапную дрожь от его дыхания, обжигающего кожу.
– Красиво, – сонно отозвался он. – Что за инструменты на заднем плане?
– Балалайки…
– Так вот они какие… – сонно заметил Юн Сон и пролез второй рукой под мою талию, прижав к себе так крепко, что я, едва сохраняя ровное дыхание, могла выдержать эту близость.
Кое-как справившись с нахлынувшими чувствами и участившимся пульсом, я закрыла глаза и отдалась звукам музыки, ощущая благодарность мужчине, обнимавшему меня. Наверное, впервые я не чувствовала необходимость одиночества после бурной ночи – обычно это состояние наступает при пробуждении и появляется желание исчезнуть из чужой постели или же, если нахожусь на своей территории, поскорее избавиться от присутствия постороннего. Сейчас всё было по-другому, словно меня подменили; чувствуя неизбежность расставания, я, напротив, пыталась справиться с внезапно наступившей сонливостью и продлить эту ночь. Тепло его тела обволакивало меня, и я не заметила, как уснула, а при пробуждении обнаружила лишь пустую смятую постель. Отчего-то сильно хотелось взвыть…
Айпод с аккуратно накрученными на него наушниками лежал на тумбочке, а снизу не доносилось ни единого звука. Накинув домашнюю одежду и умывшись, я решила спуститься на кухню, где стояла сейчас такая необходимая кофе машина, которой, слава Богу, меня-неумеху научили пользоваться. Замерев на пороге спальни, я увидела Юн Сона, развалившегося на диване с ноутбуком в окружении вороха каких-то документов. Захотелось спрятаться, забиться в угол, только бы не встречаться с ним взглядом: а вдруг он, насытившись сегодняшней ночью, теперь испытывает ко мне лишь равнодушие? Вполне ожидаемая неловкость не заставила себя ждать.
– Доброе утро, – сказал он обыденно, едва ли взглянув на меня хоть на секунду.
– Доброе… – негромко отозвалась я, стараясь не трястись как побитая собака, когда спускалась по лестнице. – Я сделаю себе кофе, вы будете?
– Нет, спасибо, уже выпил.
Его нейтральный ответ меня совсем не порадовал, и, механически возясь с кофеваркой, я начинала сходить с ума от беспокойства и непонимания. Только ночью всё было нормально, но сейчас… Я едва не выпустила чашку из рук, когда совершенно неожиданно Юн Сон подкрался сзади и обнял меня, поцеловав в шею. Почти потеряв сознание от внезапной радости, я просто развернулась и обняла его за талию, прижавшись щекой к груди, точно верный щенок, давно не знавший ласки своего хозяина.
– Анна… – тихо прошептал он, зарываясь носом в мои волосы.
– Ещё немного вот так постойте, – попросила я шепотом, прижавшись крепче, ощущая одновременно счастье и смятение, столь сильные, что глупое сердце рвалось вон из груди.
– Я уже опоздал на одну деловую встречу, – зачем-то сообщил Юн Сон.
– Почему же вы не уехали?
– Наверное, ждал вашего пробуждения, – эти его слова отозвались во мне величайшим счастьем и показались самым красивым из всего, что я когда-либо слышала.
– Спасибо, – словно благодаря его за всё на свете, проговорила я.
– Мне, к сожалению, стоит поторопиться.
– Да, конечно… – безропотно согласилась я, но руки мои только крепче сцепились за его спиной.
Его короткий смешок приятным звоном коснулся слуха, а потом Юн Сон просто отстранил меня, чтобы с улыбкой поцеловать на прощание.
Едва оставшись в одиночестве, я запрыгала от счастья по всей квартире, пока не накатило осознание неотвратимой разлуки, заставившее меня обессиленно упасть на диван, забыв про остывший кофе. Невозможность что-либо изменить приближала меня к неминуемо приближающейся реальности. То были, наверное, лучшая ночь и утро в моей жизни. Юн Сон пообещал, что непременно сорвётся с работы пораньше, чтобы провести вместе последние часы моего пребывания в городе, пообедать где-то рядом с Сеульским вокзалом, но я не хотела никуда выходить до самого поезда, так как прекрасно понимала, что на улице он будет вести себя иначе, отстранённее. Посему, чтобы продлить сладостный момент, решила похозяйничать на его кухне, сварганив что-то простенькое и вкусное, желательно из русской кухни. А какое самое русское из самых простых блюд? Естественно, блины, ну не искать же ингредиенты для борща в закоулках Сеула? Муку, яйца, молоко и подсолнечное масло было найти куда проще, вот только за неимением в этой стране сметаны, её придётся заменить вареньем, ну, или джемом. Окрылённая идеей, я метнулась в гипермаркет неподалёку, по возвращению, едва не перепутав одинаковые двери квартир.
