Текст книги "В прятки с любовью (СИ)"

Автор книги: AnnysJuly

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

Лицо ожесточенное, верхняя губа приподнята, глаза сощурены, само презрение и гнев. Ух, какой плохой мальчик. Делает выпад, ставлю блок, еще не время. Пусть пока не получается, пусть раззадорится. Пытается провести контратаку, да еще и левой, которая у него слабее, делаю захват и валю его на пол. Смотрит злобно и немного растеряно. Ну понятно, обидно, когда тебя повалила девчонка, которая весит в два раза меньше тебя.

– Не вес имеет значение, Расти, а распределение веса. В приемах самообороны ты используешь свое тело как рычаг, переносишь центр массы и тем самым лишаешь человека устойчивости. Можно сказать, что я тебя толкаю, а ты сам себя валишь. Я научу тебя, не волнуйся. Но ты сам должен хотеть драться. Не должен бояться сделать больно другому. Тебе это понятно?

– Понятно, – парень вздыхает. – А почему ты умеешь так хорошо драться? Мы ведь ровесники с тобой?

– Ох, Расти, лучше тебе не знать... – ну что ему сказать? Как есть?

– А что такое? Это какая-то тайна?

– Да нет, конечно, тайны никакой тут нет, просто... Я ведь шестой ребенок в нашей семье. У меня пятеро братьев и все старшие. У нас дети начинают тренироваться тогда же, когда начинают ходить. А еще мой отец сводный брат лидера Бесстрашия, Сэма. Знаешь, как непросто жить в Бесстрашии, где все, кому не лень, считают твои заслуги покровительством родственника. Да еще... А, ладно...

Как же ему объяснить, он же не поймет ничего, в Эрудиции вообще все по-другому.

– Что, скажи мне! Ты же знаешь, мне можно сказать!

– Жизнь бесстрашных – открыта, в ней нет никаких тайн. Мы все должны делать быстро, потому что в любую минуту можем погибнуть. К десяти годам для нас не остается никаких вопросов в плане отношений между полами. Постоянно являешься свидетелем чужой личной жизни... И вообще. Вот у вас тут все тихо, спокойно, никто не орет, нет суеты, нет постоянной движухи. У нас невозможно остаться одному, если ты не лидер и не шишка какая-нибудь. Ты всегда на виду, моешься в одной душевой, спишь в одной спальне. Все вместе, парни, девушки... Все это заставляет рано взрослеть и не оставляет времени просто насладится жизнью.

– Ты хочешь уйти из Бесстрашия? – кто о чем, а Расти о переходе.

– На самом деле нет. Там мой дом, там мои друзья, семья, братья, я уже привыкла, но вот сможешь ли ты привыкнуть? Мне иногда кажется, что следуя велениям Джанин, ты проживаешь не свою жизнь. Ты не думал над этим?

– Бесстрашным я сам захотел стать. А Джанин хочет мне помочь. И не только мне, всему нашему обществу. Она хочет изменить наше общество, сделав его лучше, сильнее, избавить общество от врагов. Разве это плохо?

Ох, сел на своего конька...

– Нет, сделать общество лучше – не плохо. Только откуда ей знать, как лучше? Она хочет всех и вся держать под контролем. А если что-то не держится под ее контролем, она это уничтожает. Жизнь человеческая очень ценная, Расти. Самое ценное, что может быть. И пожертвовать ею бывает необходимо, но это должна быть действительно великая цель, ради будущего. А Джанин убивает людей ради настоящего. Понимаешь?

– Ну вообще-то... Джанин убивает врагов ради нашей жизни, в том числе, и будущей. Дивергентов становится все больше и больше. Они опасны.

– Откуда ты знаешь, что они опасны? Тебе лично хоть один дивергент сделал что-нибудь плохое?

– Так, не буду я с тобой это обсуждать, – внезапно разозлился подросток. – Тебе, конечно, спасибо, что ты меня тренируешь, но такие разговоры я с тобой вести не буду, ясно?

Ну, теперь он хотя бы разъярился по-настоящему.

– Конечно, ясно! Что ж тут может быть не ясного? Давай, раз уж ты весь на взводе, покажи-ка мне свою злость на ринге. Самый лучший способ. Вперед!

Встает, потягивается. Глаза стальные, злющие до нельзя. Так тебе, будешь знать, как расточать улыбки эрудиткам своим, хе-хе. Конечно, я дразню тебя, ты не слепой, сам прекрасно видишь как двигаешься, как дерешься. Как девки глазки строят. И я туда же, одна из многих. Нет, не бывать этому. Не буду сама на него вешаться, а то возомнит о себе невесть что.

Стойка, нападение. Уворачиваюсь от первого удара, потому как стопроцентно знаю каким он будет, теперь наступление, обманка и получи в бочину. Умничка, успел пресс напрячь. Колено его летит мимо, реакции тебе не хватает, вот так. Обхожу его и впечатываю ногу ему в бок. Парня аж перекосило от злости. Кажется, я доигралась, с ним можно играть, но очень непродолжительно и так, чтобы он выиграл. Проигрывать мы не любим, мда.

И точно, хватает меня поперек корпуса, валит на пол, кулаком разбивает лицо. Боль – это такая вещь, к которой можно привыкнуть, особенно, если получаешь кулаком в лицо почти каждый день. Так что, почти даже и не больно. Только вот, обидно немного почему-то. Ладно, милый, молодец, справился со мной, ура.

– Отлично, Расти. Совсем не плохо, – стараясь не обращать внимание на кровь, встаю в стойку. – Чего стоишь, нападай!

Пытается пройти по тому же пути, перехватить поперек корпуса, но я уже знаю, что он хочет сделать и, хватая его за руку, провожу бросок через бедро. Прижимаю коленом грудь, добиваю его кулаком в челюсть. Удар за удар, дорогой, привыкай.

Бьет меня по голове, заставляя отшатнуться, поднимается с кошачьей грацией. Делает выпад, уворачиваюсь и даю ему поддых, так, чтобы обездвижить на время. Хватает ртом воздух, а я, пока он не успел очухаться, бью его по лицу и корпусу, наконец, он падает. Можно праздновать маленькую победу.

– Ну что, еще повторим или на сегодня закончили? – спрашиваю с издевкой.

– Сопли кровавые подотри сначала...

Он злится, очень злится. Уууу, с огнем играю, дурочка...

– За меня не волнуйся, свои подбери, парниша!

Ой, не могу, лицо кровавого мстителя. «И мстя моя будет страшна!»

– Дай руку, Салли. Ты мне сильно по голове дала, кружится...

Ох, ну, подумай, какие мы нежные. Я, вообще-то, ничего такого и не подозревала. Думала, сейчас встанет и покажет мне, все приемы, которые мы выучили, все выпады-нападения-атаки. Но он дергает меня на себя, и я, не удержавшись из-за такого мощного рывка, падаю на него. Он моментально переворачивается, чтобы занять позицию выше, а значит выгоднее. Кажется, сейчас мне наступит труба.

И она наступила. Но только не от того, отчего я думала. Он лежит на мне сверху и... ничего не делает. Просто лежит и смотрит мне в глаза. А я на него смотрю. Чееерт, ну, до чего хорош, ну, нельзя таким быть... Стальные глаза смотрят изучающе, как-будто он меня впервые видит, осматривают внимательно, щеки, губы... Я и думаю, если он меня сейчас поцелует, я сойду с ума или нет? Непроизвольно дотрагиваюсь до ранки на губе языком. И тут его глаза заволокло... и я испугалась. Я видела, к чему приводят такие валяния на рингах...

Толкаю его в грудь.

– Слезь с меня, Расти! Ты меня сейчас раздавишь!

Он краснеет и торопливо поднимается, стараясь сразу же отвернуться. А я, не глядя на него, скрывая собственное смущение, побежала в душ, ни слова не говоря. Черт, как же это все... волнующе и приятно.

====== «Глава 6» ======

Крис

Дружелюбие. За месяц до зачистки

Когда в Дружелюбии случилось массовое отравление людей, в том числе со смертельными исходами, а совет посчитал это случайностью, я лишь насторожился, но ничего предпринимать не стал. Дружелюбие – это болото, такое болото, да сам факт того, что скоро можно будет отсюда съ*бнуть вызывал чуть ли не эйфорию. Тренироваться можно было только по ночам и только в глуши, иначе это вызывало слишком много вопросов. Людям в этой фракции на все плевать, если это не касается их спокойствия. Они очень улыбчивы, очень милы, они спокойно закопают вас живьем, если вы будете представлять угрозу их покою, и они, будьте уверены, сделают это с милой улыбкой. Конечно, такие тут не все, но большинство. Если человек, хоть немного, живой, подвижный и неравнодушный, он подвергается усмирению сывороткой. Так что, когда во фракцию попала видоизмененная сыворотка, все более или менее неравнодушные люди превратились в зависимых, полубезумных неадекватов.

Я видел мать Кимберли, невысокая стройная женщина, Ким на нее очень похожа. Если бы не безумный, ищущий взгляд, направленный на одно – получить укол. Как девушка выжила с полубезумной матерью, которая расплачивалась своей дочерью за этот укол, мне непонятно. Как ей удалось сохранить рассудок, тоже неясно. Я совсем не успел ее узнать, но два медовых озера мне часто снятся по ночам. Девушка с такими глазами не могла выжить в этих условиях, не могла сохранить взгляд, полный нежности, потаенной страсти, неизведанной чувственности. То, что она все-таки выжила, и даже нашла в себе силы не сдаться и перейти в другую фракцию, само по себе сравнимо с чудом и вызывает уважение.

Что с ней стало, когда я исчез? Смогла Масявка объяснить ей, куда я делся или она держит язык за зубами, боясь мне навредить? Канал связи с лидером, единственным человеком в руководстве, который поддерживал меня, не позволял передать весточку родным. А после того как я нашел возможность это сделать, на меня немедленно было организовано покушение. Никого не стесняясь, по мне работал снайпер, когда я помогал дружелюбным в поле. И все получилось бы у него, если бы не чутье бесстрашного, которое не вытравить мирной жизнью в Дружелюбии. Как только я понял, что по мне работают, я старался держаться в толпе и не останавливаться ни на секунду. К концу дня я так вымотался, что мысль о том что надо бы не спать эту ночь и последить за ситуацией, пришла ровно за секунду до того, как я вырубился. Хорошо хоть ума хватило постелить себе в ванной. Утром я обнаружил, что в свернутое одеяло воткнули нож. И тогда я понял, что отсюда надо валить, в Бесстрашии меня никто, кроме родных, не ждет. Более того, руководству я стал опасен.

Все, что я узнал, я передал Максу. А он не оценил моих трудов. Я понял либо его используют в темную, либо он с ними заодно. То, что я узнал опасно для них, эта информация нарушит все их планы, а планы у них грандиозные. Возвращаться мне нельзя, они меня сразу же убьют, или убьют свои по приказу лидеров, или те, кто все это устроил. Поэтому надо уходить и скрываться до тех пор, пока меня не перестанут искать и мои ориентировки не исчезнут из баз данных.

За этот год я облазил все окрестности, план отступления в экстренной ситуации я проработал почти сразу же, еще в течение первых недель здесь. В лесу, который окружает Дружелюбие, работают егеря. У них, довольно-таки, добротные домики в чаще леса, провиант им поставляет Дружелюбие, живут охотой. С одним таким егерем я и познакомился. Дядька, бывший эрудит, сбежал из фракции в изгои, но потом прибился к Дружелюбным, как-то приняли они его, поселился в лесу, стал исполнять обязанности егеря. Долго я к нему присматривался, а вот он меня раскусил сразу же. Оказывается, он не плохо знает Сэма, да и в Эрудиции был не последним человеком. Он научил меня охотиться, показал, как можно выжить в лесу практически автономно. Он часто и надолго куда-то уходил, возвращался всегда с какими-то бумагами, приносил еду. Этот дядька для меня просто клад, и вот когда пришла пора сваливать, это был самый надежный и лучший вариант.

Конечно, ясно-понятно, что в Дружелюбии есть и нормальные люди. Я долго наблюдал за семейством Финнов, так как жил неподалеку от них. В Дружелюбии много семей с большим количеством детей и, в отличие от Бесстрашия, здесь их семьи воспитывают сами, а не отдают отпрысков в общие комнаты. Чаще всего, любят их очень и страшно балуют, все им разрешают.

У Финнов не было своих детей, у них росли в основном приемыши, дети, оставшиеся без родителей. Эта семейка чем-то напоминала нашу. Детей там было семь человек, из которых только две девицы, остальные парни. Самая старшая – Кайли, очень тихая, по-моему, сильно с левой резьбой, ходила, никогда не поднимая глаз. Невидимой тенью мелькала по фракции, я даже вот и не вспомню как она выглядит.

Вторая девица, девчонка, пяти лет, такая оторва, чем-то напомнила мне нашу Масявку. На вид они, конечно, очень разные, Салли голубоглазая и белокожая, с темно-русыми вьющимися волосами, дочка Финнов же – Эшли, кареглазая, с персиковой кожей и двумя темными, почти черными косичками. Салли всегда вила из меня веревки кривя губы и наполняя глаза слезами, а Эшли никогда, ни при каких условиях не плакала, даже если сильно расшибет коленку или ей влетит от матери, Марты, которая детей воспитывала, во всяком случае пыталась, в строгости. А вот Бен Эшли баловал нещадно, и мелкая платила ему нескрываемым восторгом.

Куда только не влипала эта девица. Ее вытаскивали из чана с мукой, где она чуть было не задохнулась, снимали с деревьев, на которые она залезала, а слезть не могла, однажды она забралась в автомобиль, который собирались отбуксировать на помойку и уснула там. Вся фракция стояла на ушах целые сутки, пока она не объявилась сама, заспанная и довольная. Финны правильно понимали, что детей от сыворотки надо беречь и делали все, чтобы представители власти до их детей не добрались. Это очень было похоже на увлекательный квест по выживанию в Дружелюбии с неугомонной девицей, я уже даже привык начинать свой день с мысли «А где же Эшли?», находить ее в самых неожиданных местах и тайком сдавать родителям, чтобы спасти деваху от наказания сывороткой.

Но в целом, своей неугомонностью, она мне очень напоминала сестру и не давала впасть в тоску по родным. Эшли не воспринимала меня по-началу, я был одним из членов фракции, таких, как я, было много. Но после того, как я выдернул ее из-под грузовика, она прониклась ко мне, и когда я приносил им что-нибудь с охоты, всегда первая бежала меня встречать и заглядывала в сумку, не принес ли я немного ягод или не набрел ли на диких пчел. И каждый раз, убеждаясь, что я принес вкусности, деваха забиралась на руки и целунькала меня в колючую щеку, а потом уплетала свою любимую малину пачкая ладошки и размазывая сладкий сок по щекам. Я всегда ругал Джоша, когда он, балуя сестру, приносил из усиленного пайка такие дефицитные яблоки и отдавал их нашей Маське, считая, что баловать детей – только их портить, но тут, в Дружелюбии, я его очень хорошо понял.

Брата я так и не нашел. Мертвым его никто не видел, но и в живых его я найти не смог. Одна надежда сохраняется у меня, что его забрали в Эрудицию, и я собираюсь посетить эту замечательную, блядь, фракцию.

Исчезнуть я решил после третьего покушения. Возвращаясь с ночного дежурства, вымотанный бессонной ночью, я подпустил к себе убийцу. Был бы он чуть сильнее, задание свое он выполнил бы уже. Но он оказался слабаком, я скрутил его, хотел было допросить, кто его послал, но он задергался в конвульсиях и умер. Видимо, раскусил капсулу с ядом. Значит серьезные люди по мне работают.

После этого стало ясно, что скоро фракцию придут зачищать. Я предупредил Финнов, что детей неплохо было бы сплавить куда-нибудь на время, благо была довольно теплая весна. Бен уверил меня, что интернат, где воспитываются сироты уезжает в лагерь, на природу, в пределах периметра, и что их, как многодетных, тоже могут взять. Решив вопрос с Финнами, я ночью удрал к Мартину, тому самому знакомому егерю, и наблюдал в бинокль, как карательные отряды проводят зачистку, понимая, что мне в этом месиве точно было не выжить.

Полтора года спустя

Время тянется бесконечно долго. Вот уже больше года мы с Мартином пытаемся выживать в лесу, прячась от патруля и поисковых отрядов. Один наш егерский домик все-таки сожгли, тот самый, в котором изначально жил Мартин.

Как-то, возвращаясь с охоты, я почуял неладное и решил проверить обстановку старым известным методом – залезть на дерево. И увидел карательный отряд, обыскивающий дом Мартина. Самого Мартина не было и дом его подожгли. Прятался он в подвале, я потом насилу откачал его, потому как он здорово траванулся угарным газом. Неделю мы рыскали по лесу и чуть не скончались от жажды, когда набрели на дом еще одного егеря, который умер в своей постели и уже почти разложился. Весь дом провонял мертвечиной, но вариантов особо у нас не было, потому мы и сожгли труп вместе с кроватью, и потом еще несколько месяцев жили ощущая этот запах, пока он не выветрился полностью. Видимо егерь умер от инфекции, в доме мы нашли много тряпок, пропитанных кровью и гноем. Может зверь какой-нибудь напал иди сам егерь как-то повредился, тут уж остается только гадать. В доме обнаружился неплохой подвал, на случай если придется срочно прятаться. недалеко от егерского привала было лесное озеро, небольшое, но с пресной водой, так что выжить стало даже реальным.

Я рассказал Мартину все, что мне удалось узнать в Дружелюбии, он же поведал мне, чем занимался в Эрудиции и почему сбежал. Нетрудно было догадаться, какую масштабную и поистине ужасную акцию готовит Джанин.

Все эти полтора года мысль о том, чтобы осуществить свой план не покидала меня. Но для этого мне нужны союзники из Бесстрашия, без союзников и оружия ничего не выйдет. Я не знаю, что случилось с моими девочками за это время, что с братьями. Я вообще не знаю живы ли они. Мне обязательно надо все выяснить, все разведать. В свете того, что я опасен сразу для всех фракции, ну, может быть, кроме Отречения, все эти мои планы выглядят практически нереальными.

Мартин сказал мне, что у него есть возможность ходить в город незамеченным. Первым делом нужно проследить за патрульными, посмотреть, кто из Бесстрашных сейчас патрулирует, может быть найду кого-нибудь из своих парней и с ними можно будет по-тихому договориться. Второе, что нужно сделать, попытаться увидеться с родными, или хотя бы передать им, что я жив, ведь после зачистки я не вернулся, хотя должен был.

Салли

Так странно бывает, когда у тебя день рождения, но даже твоя мама о этом не помнит. Не то чтобы я чего-то особенного ждала на свое 15-тилетие, может быть там, подарков, вовсе нет, но просто поздравить-то можно было? Стараясь не зависать на этой мысли, я решила устроить себе сегодня день ничегонеделания. На все забить и просто побыть с собой наедине. Помотавшись туда-сюда по фракции, я в конечном итоге забрела в бар, куда и неофитам-то нельзя, но в такой день, я подумала, меня не будут оттуда гнать. Выпросила у Саймона бутылку лимонада, алкоголь он мне в любом случае не дал бы. Сижу, потягиваю напиток и занимаюсь своим любимым делом – наблюдаю за народом.

Странно, но что-то давно не видно Билли. На занятиях в школе он появляется, а вот просто так, вне школы я его что-то перестала видеть. Может, он делом каким-нибудь полезным занялся или просто повзрослел и отстал от меня? Странно, но даже как-то скучно без него. Как говорится, «а с кем же я теперь буду ссорится?»

Взгляд выхватывает из толпы знакомое лицо. Кимберли. Как всегда пустые глаза, напряженная фигура… Покажите мне того человека, которому удалось затащить ее в бар? Она сроду сюда не ходила. Локтями распихивая толпу пробираюсь к ней. Она с другими патрульными, сидит за большим столом, задумчиво потягивая что-то из стакана. Закрываю ей глаза ладошками, и в следующую секунду она уже передо мной, а к горлу приставлен нож. Может быть я и испугалась бы, но так каждый раз. Поначалу было необычно, а потом я как-то пообвыклась.

– Ким, это я, отбой воздушной тревоге. Не ожидала тебя здесь увидеть. У тебя какой-то праздник и ты решила разлечься?

– Прости, Салли, не надо ко мне подкрадываться. Ты же знаешь, я этого не люблю. – Качая головой и вкладывая нож обратно в ножны говорит Ким.

– Ну, ты так задумчиво сидела, я хотела тебя насмешить. Согласна, идея не очень. Ну, так как ты тут оказалась?

Ким оглянулась на своих знакомцев, и довольно крепко схватив меня за локоть, повела куда-то в угол, где сиротливо притулился за колонной, никем не замеченный столик.

– Салли, ты можешь выслушать меня и сказать, что все это бред?

– Да что случилось-то?

– Мы сегодня патрулировали район изгоев, тот, что недалеко от маяка. Ничего особенного, ну, там, покидали в нас камни, ну, это каждый раз так. Салли, ты конечно скажешь, что я дура конченная, но клянусь, мне показалось, что один из изгоев похож на Криса. Он вышел и будто специально стоял так, чтобы я на него обратила внимание. Конечно, не могу сказать, что это был стопроцентно он, но… Как ты думаешь, он мог вернутся и поселится у изгоев?

– Ким, ну подумай. Крис ушел почти четыре года назад. Последние новости от него были больше двух лет назад. Карательный отряд не нашел его ни в Дружелюбии, ни в окрестностях. И ты говоришь, он у изгоев. Ты сама веришь в это?

– Я не верю. Вот и хотела, чтобы ты мне сказала, что это бред.

Ее взгляд, на миг, вроде бы, стал как раньше, живой и блестящий, но сейчас потух опять. Блин горелый. Если ей так хочется верить, что Крис вернулся и живет у изгоев, пусть верит.

– Вообще, все возможно. Пока не проверим и не удостоверимся, так и будем гадать на кофейной гуще. Предлагаю сходить туда, посмотреть там все, изгоев поспрашивать.

– Ты правда думаешь, реально, что Крис мог выжить?

– А почему нет-то? Крис урожденный бесстрашный, выживание у нас в крови. Если ему удалось скрыться, и у него были на это причины, а теперь он хочет объявиться, все может быть. Надо все разузнать. Давай сходим туда ночью и все проверим.

– Ты не пойдешь. Ночью опасно тебе выходить. Я одна схожу.

– Одну я тебя не пущу. Надо Эвану рассказать. Если это и правда Крис, Эван его не выдаст, а одной тебе ходить опасно, забыла, что с тобой сделали? Надо обязательно с ним посоветоваться, иначе беда может быть. Давай, пойдем, пока он не утрындовал куда-нибудь.

Я тащу Ким, а она почему-то упирается. Что за черт, почему она не хочет к Эвану идти? Субординация? Или еще что-то? До комнаты Эвана я почти бежала, а Кимберли отчаянно медлила и все время отворачивалась. Я подумала, что Эван может быть не один, только когда из-за его двери раздались весьма недвусмысленные стоны.

– Чееерт, да что это такое! – зашипела я сквозь зубы. Смотрю, как Кимберли краснеет. Неужели возвращается моя подружка? – Блин, я ведь не выдержу до утра… Что ж делать? Ты не знаешь, кто у него там?

– Знаю, кажется, и это на долго, Салли. Пошли, сегодня Эвана точно лучше не беспокоить.

Когда мы отошли на приличное расстояние, а я уже изнылась от любопытства, трясу Кимберли за плечи.

– Что я пропустила? Куда влез мой братец?

– Помнишь Марлин, такая высокая, зеленоглазая девица, в прошлом году проходила инициацию. Ну вот…

– Что?

– Салли, не тупи! Он ее целый год изводил, мурыжил и отчаянно презирал. Потом взял к себе в патруль. Вся группа потешалась над их перепалками и стычками. Сегодня они поотстали, и когда я пошла выяснить, что у них случилось, нашла их так дико целующимися, что казалось сейчас шаровые молнии будут летать вокруг. Так что, раньше утра они из постели вряд ли вылезут.

– Ладно. Ну их, у нас поважнее дела есть. Ночью к изгоям идти, конечно, очень рискованно, но другого варианта у нас нет. Если Крис тебе показался, значит он хотел, чтобы ты пришла. Значит, он сможет тебе обеспечить безопасность.

Говорю, а сама себе не верю. Потому как больше чем уверена, что Крис ей только лишь привиделся. Ничего, возьмет рацию, прогуляется, а там глядишь и оживет. Вон как щеки раскраснелись.

Мы собирали Ким, как на войну. Простым патрульным нельзя иметь личное оружие, и потому мы пробрались в оружейку и Ким стащила пистолет с патронами, пока я заговаривала зубы охраннику. Решили так, что она сядет на поезд в депо, возле Бесстрашия, доедет до маяка, а оттуда до района изгоев будет пробираться как можно незаметнее. А я буду прикрывать ее от Эвана, если он паче чаяния оставит свою зеленоглазую и решит проверить личный состав. Ох, и влетит же мне за такую фигню, чую задницей…

Ким ушла, а я осталась ждать новостей. Спать я, конечно, сегодня не смогу, поэтому решила наведаться в Яму, может, хоть, физуха отвлечет меня немного. Крис всегда говорил, что бесстрашие у нашей семьи в крови. Потому что мы бесстрашные в четвертом поколении. Я не знаю, может у него и в крови, и он какими-то точками на затылке чует опасность. А вот я ничего не почувствовала. Когда мне на лицо упала какая-то противно пахнущая тряпка, я вообще ничего не поняла. А когда очнулась, поняла, что лучше бы мне умереть не приходя в сознание.

Крис

Когда я увидел ее в патруле, я узнал ее сразу. Она очень сильно изменилась, стала настоящей бесстрашной – короткие волосы, пружинящая походка, точные движения, под формой угадывается натренированное тело. И только глаза остались прежними. Они были очень грустными, потухшими, почти отчаявшимися, но это были ее глаза, те самые, которые я, так часто, видел во снах.

Я долго прикидывал и так, и этак. Что делать, как им открыться? Я мог бы сразу открыться Эвану, он теперь командир патруля, но он связан обязательствами с руководством, если он не доложит о происшествии на рейде, его могут объявить предателем. А нам это не надо.

Кимберли пошла в патруль. Скучала ли она по мне, помнит ли меня? Две недели, один поцелуй и четыре года разлуки. Шансов нет ни одного. Но я все-таки решил рискнуть. Я не знаю нравился ли я ей, влюбилась ли она тогда, как она изменилась, ничего не знаю. Но когда она увидела меня, я понял, что не зря решился открыться именно ей. Меня сейчас тоже не узнать. Я очень изменился, волосы обрезанные ножом кое-как, лицо заросшее щетиной… Но она сразу узнала меня, я увидел это. И понял, что она придет, во что бы то ни стало, придет. Главное, чтобы Салли за ней не увязалась. Если они до сих пор дружат, то она может.

Мартин провел меня тоннелями до самого маяка. Он знает местных изгоев, мне разрешили пожить в районе несколько дней, и даже выделили комнату. Я решил ждать ее возле старого пирса там, где поезд замедляется, делая поворот. Скорее всего, там она и спрыгнет, дальше поезд поедет в другую сторону. Там я ее и перехвачу.

Я понимаю, что она может придет не сегодня, может и не завтра. Я решил ждать ее каждый день, пока я в городе, после отбоя, раньше она вряд ли сможет выбраться. Если я чего-то и научился делать за это время, так это ждать. Но, почему-то, именно сейчас, ждать становится особенно не выносимо.

Я пропустил уже три поезда, когда приметил маленькую фигурку, тенью выскользнувшую из вагона и скрывшуюся за постройками. На какой-то момент я потерял ее из вида, потом подумал, как я сам бы действовал в подобной ситуации, и уже через десять минут я увидел, как она осторожно перемещается от здания к зданию. Да, я не ошибся, действует она весьма профессионально. Однако, она совершенно упускает и виду, что на невысоких крышах может быть кто-то. Я вижу у нее под курткой оружие. Она напряглась, вытащила пистолет. Поняла, что я за ней слежу? Или почувствовала угрозу, которую я не вижу? Нет, точно, из-за меня. Как бы не пальнула. Попробую применить фактор неожиданности. Когда она зашла на старый пирс, где расставлены старые палатки и тенты, я напал на нее сзади, произведя захват и блокируя оружие. Однако, Ким вывернулась, и вот, в мое горло впивается холодная сталь армейского ножа. Черт, она меня похоже порезала…

– Ким… Это я… – только и смог прошептать. Конечно, ей чтобы выжить в тех условиях, в которых я ее оставил, пришлось стать просто железной. Ее тело – это монолитные мышцы, сколько же она тренируется? Реакции может позавидовать самый опытный бесстрашный. Глаза холодные, никаких эмоций, никаких сомнений. Перед ней враг и она его убьет. Нет больше той девочки из Дружелюбия, есть стальная Ким.

Она посмотрела на меня, промелькнула искорка узнавания. Тело вдруг обмякло, как будто потеряло стержень. И она выдала такую бабскую реакцию, что мне захотелось рассмеяться от облегчения. Нож выпал, она искривила губы, из глаз брызнули слезы. Ладошками она стала бить меня по груди, кричать какие-то глупости, а я просто стою и даю ее эмоциям выйти.

– Расчетливый ублюдок! Как ты мог меня так надолго бросить! Я чуть с ума не сошла! Я чуть в пропасть не кинулась! Четыре года! Четыре года от тебя одна только весточка! Я так тебя ждала, я столько слез пролила, я совершенно высохла вся, у меня внутри нет ничего!

Я обнимаю ее, улыбаюсь, шепчу ей, как я скучал. Смотрю на нее и думаю, что она вдела колечки в уши именно там, где у меня были и именно такие же. Заметил на лице, шее, руках отметины тех самых ублюдков, которые пытали ее, подвесив на сетке. Что же ей пришлось пережить? Что за жизнь у нее такая вообще?

Истерика стала сходить на нет, теперь Ким просто поскуливала и всхлипывала в моих объятиях. В горле стоит ком, не могу с ним ничего сделать. Я глажу ее по ежику волос, как жаль мне тот тяжелый водопад… Она все та же, Кимберли из Дружелюбия, которая стала бесстрашной. Да, не та восторженная неофитка, а повзрослевшая девушка, но все такая же нежная со мной, тот же цветочный запах, никуда не делся, то же гибкое тело, теперь тренированное только. Не в силах больше сдерживаться, ладонями поднимаю к себе ее лицо и целую щеки, глаза, губы, чувствуя соленую влагу. Она поймала мои губы своими, ответила неистово и отчаянно, будто все это время только об этом и мечтала. И больше ничего нет. Нет этих четырех лет, нет преследований, предателей, опасности, ничего нет. Есть только я и она.

Музыка: Where The Rain Grows [Unarmed] Helloween

Первые, увесистые капли мы не заметили. Очнулись, только когда стали совершенно мокрые, хоть выжимай. Стена дождя скрывала все вокруг, если бы не знал так хорошо район, легко можно было потеряться. Хватаю Ким за руку, тяну ее в ближайшее укрытие, которым оказывается одна из башен ГрандБаллрума. Вбегаем туда совершенно мокрые и какие-то отчаянно счастливые.

Узкая винтовая лестница ведет к комнате под самой крышей. Дождь шумит за окном, влажная упоительная прохлада отчего-то вдруг напомнила Яму. Темный коридор чуть подсвеченный тусклой синей лампой. Ладонь на моей щеке медленно спустившаяся на шею. Помутнение в голове. Медовые глаза полные желания…

Она тут, рядом, как много раз я представлял в своих мечтах продолжение того поцелуя. И может сейчас не место, не время, мы все мокрые и за окном дождь, меня ищут, а Ким сбежала, но мы здесь и сейчас. Одни.

Я оборачиваюсь к ней, она сидит на кушетке, верхнюю одежду сбросила, осталась в майке и брюках. Я тоже снимаю куртку, промокшую насквозь. Подхожу ближе. Где-то внутри зарождается, вибрируя, это дикое, тягучее, сладкое предвкушение. С ее губ срывается еле протяжный вздох, когда я нависая сверху аккуратно веду пальцами вверх по тонкой шее, зарываюсь в ее волосы, приподнимая лицо для поцелуя. Подняв медовые глаза затопленные поволокой желания, она слегка поддавшись на встречу приоткрывает мягкие губы. Они полностью захватывают, притягивают, жадно и одновременно мучительно ласково. Нежно прихватывают, язычок легонько проскальзывает в мой рот, утягивая в умопомрачительный танец. Оторвавшись от сладких губ медленно опускаюсь вниз, касаясь ее шеи невесомыми поцелуями.