Текст книги "Тагир. Ребенок от второй жены (СИ)"
Автор книги: Анна Сафина
Соавторы: Яна Невинная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)
Глава 26
Ясмина
Меня до сих пор потряхивает. Сижу на кухне, надеясь, что никто не потревожит. Врач ушел полчаса назад, сказав, что у меня обычное переутомление, и этим может объясняться задержка, но я-то знаю, что на самом деле могу быть уже беременна. Нужно меньше подвергаться стрессу, предупредил врач. Смешно! Он не мог сказать ничего более нелепого! Сейчас решается моя судьба, а я при этом не могу на это никак повлиять.
Я поднимаюсь по лестнице и иду к себе, желая запереться и никого не впускать. А когда поворачиваю за угол, боковым зрением замечаю, что из комнаты вышла Анель. Она не замечает меня и уходит через другой проход, минуя охрану.
Ее слова до сих пор набатом стоят в ушах, заставляя сердце ныть, а разум страдать. Чувство ненависти и неприятия так глубоко проникли своими корнями мне в сердце, что я не могу понять и простить ее. Ведь нас объединяет общее горе, а она лишь нападает, жалит больнее. Тебе давно надо понять, Ясмина, ты сама по себе. И пусть она потеряла дочь по вине Ахмета, а моя семья… Брата… По вине Юсуповых. Злись, Ясмина, и эта злость станет твоим оружием.
Захожу внутрь комнаты, прислоняюсь к двери спиной и сползаю вниз. Бездумным взглядом смотрю в сторону окна, а затем тишину разрезает хлопок.
Вскакиваю, уши закладывает, и я с трудом понимаю, что это было. Выстрел?
Выбегаю из комнаты и бегу вниз. Вижу Рамазана, который несется впереди меня, спеша наружу. А когда я останавливаюсь посреди коридора, дверь захлопывается. Охрана встает поперек, намекая, что запрещено выходить. И я остаюсь стоять, не чувствуя под собой пола. Сердце грохочет в предчувствии неминуемой беды.
– Идите к себе, госпожа Ясмина, – просит один их охранников, но ноги меня с первого раза не слушаются.
Постояв еще немного, ухожу, желая скорее прилечь. А спустя несколько минут внизу раздается шум, говорят на повышенных тонах.
Что-то происходит. Серьезное.
Больше не могу оставаться в своей комнате, и охрана мне не указ. Оказываюсь возле Тагира и его отца в мгновение ока, но останавливаюсь в арке гостиной, слушая их разговор.
– Ты должен был следить, – шипит что-то Тагир отцу, выговаривая, но затем голос его понижается, и я не слышу продолжение фразы.
– Нам нужно…
С гулко колотящимся сердцем подхожу ближе. Но в этот момент раздается звук полицейских сирен. Сначала мне кажется, что это к нам никак не относится, но по реакции мужчин понимаю, что они перепугались. Они срываются с места, с тревогой переглядываясь друг с другом.
– Тагир, что происходит? – кидаюсь к нему, временно позабыв о наших бедах.
Он весь мокрый, в грязной, перепачканной рубашке, растрепанные волосы торчат в разные стороны, руки черные, в серых разводах, а взгляд потерянный и безумный. Отшатываюсь, когда он гаркает мне в лицо:
– Зачем вышла из комнаты?! Иди к себе!
Громкий дробный стук в дверь отвлекает нас, оба поворачиваем головы на выход. Барабанят так, будто пытаются сорвать дверь с петель. Тагир направляется к двери, я спешу за ним, путаясь в собственных ногах. Странное, непонятное мне, но неуемное желание схватить его за руку и удержать бередит душу.
– Тагир Рамазанович Юсупов? – спрашивает мужчина в полицейской форме, виднеющийся в дверном проеме. Позади стоят еще двое полицейских.
– Что вам нужно? – грубо спрашивает Юсупов, и лишь я различаю в его голосе едва заметную дрожь. Прилипаю к стене, не в силах понять, что происходит.
– Из вашего дома поступил звонок о совершенном преступлении. Убийстве, – докладывает полицейский о цели своего визита и шагает в дом, для порядка говоря обыденную фразу: – Мы войдем?
Ясно, что им не нужно разрешение. Они не дожидаются согласия, входят. В голове у меня хаос из роя мыслей. И как полиция так быстро приехала? Соседей здесь нет на мили вокруг, на хлопок никто бы не смог отреагировать.
Вопрос, который остался пока без ответа. Кого убили? В этом доме нет милых моему сердцу людей. Кто бы ни был убит, мне не должно быть дела, но… Наверное, я так и не стала кровожадной тварью, способной плясать на чужих костях.
– Товарищ майор, – раздается в этот момент голос еще одного мужчины, который подходит сзади к полицейскому. – На заднем дворе труп мужчины с простреленной головой.
– Вызывай криминалистов. Никого не выпускать, ясно? – кивает подчиненному главный, а затем переводит взгляд на нас. – Сколько человек на территории участка?
Тагир берет слово, а я дрожу, чуть ли не оседая на пол. На заднем дворе труп… Неужели убит Ахмет?
Последующие события разворачиваются с бешеной скоростью. Вот только внизу Рамазан, Тагир и я. Ни Анель, ни Перизат, ни Наили нет. Слышу лишь протяжный вой с верхнего этажа. Знакомый мне по прошлому. Так плачет женщина, которая потеряла близкого человека. Так выла моя мать, потеряв Аслана. Вот и в этот дом постучалась старуха с косой.
Прихожу в себя в тот момент, как раздается щелчок наручников.
– Тагир Рамазанович Юсупов, вы арестованы по подозрению в убийстве Ахмета Айдарова! Вы имеете право хранить молчание… – продолжает говорить майор. Для него эти слова обыденны, он лишь исполняет свой каждодневный долг, все же остальные в комнате застыли в ужасе.
Я же подняла голову и могла лишь наблюдать за этой сценой. И мне бы радоваться, что Тагир, как я ему того и желала, будет гнить в тюрьме, вот только когда это произошло… Внутри я ощутила лишь пустоту. Потеряла ориентиры, опору под ногами, не зная, что делать дальше.
– Отец, – кивает Рамазану Тагир на потолок. В глазах смирение. Он не сопротивляется.
Я застыла столбом, ничего не поняла, но Юсупов-старший кивает, догадавшись с полуслова о посыле сына.
А затем Тагира уводят. Он кидает на меня прощальный взгляд, полный тоски и сдерживаемой мольбы. Отшатываюсь. Мне нечем ему ответить. Я всё ему сказала. Стою каменным изваянием, демонстрируя абсолютное равнодушие к происходящему. Но в самой глубине души тлеют боль и горечь, которые терзают мне душу.
Раздается хлопок двери. Рамазан быстро поднимается по лестнице и куда-то спешит. А я остаюсь одна. Рядом только молчаливая охрана, следующая по пятам.
На душе сумбур, вокруг женский надрывный плач, разрывающий мои барабанные перепонки, и суета отца Тагира. Я прячусь у себя в комнате и гипнотизирую телефон. Мне даже позвонить и сказать, как мне плохо, некому. Родители от меня отказались, а тетя… У нее своих проблем хватает.
Никто не знает, что происходит, а у Рамазана я спрашивать не хочу, убеждая себя, что так всё и должно было закончиться. Так правильно, по закону и по совести. Вот только душу гложут сомнения. Мог ли Тагир убить Ахмета? Еще час назад я бы твердо ответила нет. Впрочем, что я знаю о мужчине, которого не видела восемь лет назад?
Сама не замечаю, как проваливаюсь в беспокойный сон, но он у меня на этот раз чуткий, просыпаюсь от каждого шороха, скрипа, всхлипа и завывания ветра за окном. Погода на редкость быстро испортилась, словно соответствуя трагедии, развернувшейся в этом доме.
А утро начинается с женских криков, словно их уводят из дома без их желания.
Подрываюсь, выходя из комнаты, и вижу, как у двери стоят охранники. Горько усмехаюсь. Бдят, чтобы не сбежала. Но всё равно так чувствую себя в большей безопасности.
– Я не поеду без Тагира! – кричит Наиля, вырываясь из рук какого-то бугая в черной форме.
Рядом стоит Динар и руководит этой процессией. Рамазан хмуро стоит у двери и ждет, когда спустится Анель. Она идет сама, руки у нее висят вдоль тела, словно две соломинки. Лицо бледное, осунувшееся, казалось, лишь за одну ночь.
Перизат лежит на полу, без сил глядя в потолок, что-то бормочет. Ее поднимают и выносят на руках из дома, Наилю выталкивают, держа за руки, уже двое крепких парней. Она сопротивляется, цепляясь пальцами за косяк, ей удается ударить одного из парней и извернуться.
Стою сверху, боясь спускаться. Не понимаю, что происходит. В этот момент Рамазан поднимает голову и смотрит исподлобья, хмурится, но молчит, словно права распоряжаться мною у него нет.
И в этот момент взгляд Наили падает на меня.
– Ты! Ты! – извергает она, тыкая в меня пальцем. – Всё это твоя вина, гадина!
Отшатываюсь от той ненависти, что пылает в ее взгляде. Лицо ее искажено неподдельной ненормальной мукой, словно ее сознание искорежено давно и бесповоротно.
Все молчат, замерли. И я сама не раскрываю рта.
– Он любил меня, слышишь, только меня! Вернется ко мне, поняла? Ты больше не встанешь между нами! – сужает глаза, ее грудная часто вздымается, сама она на грани истерики. – Я буду ждать его из тюрьмы! Думаешь, он убил? Нет! Не он! Оба раза! Ты же знаешь, Ясмина, что не он, да? Мой, он мо-о-ой!
И в этот момент опускает глаза, смотрит на застывшую Анель и смеется, запрокидывая головой. Тыкает в нее пальцем, а затем открывает рот, чтобы снова явно сказать очередную мерзость.
– Ты не в себе! – рявкает вдруг Рамазан и затыкает ей рот ладонью. Смотрит на жену: – Анель, быстро на выход.
И та, услышав голос мужа, будто ускоряется, выходит из дома, а следом отец Тагира выталкивает Наилю. А затем выходит и сопровождающая их охрана, оставляя меня словно одну. Сердце гулко колотится, и я быстро преодолеваю ступеньки на первый этаж, чувствуя неладное.
– Что происходит? – спрашиваю у замершего у порога Динара.
Тот замнулся, но всё же ответил:
– Они отбывают на родину.
– А мне что делать? – задаю глупый вопрос, но Тагира нет, так что спросить мне не у кого.
– Скоро подъедет адвокат, Тагир Рамазанович распорядился о вашей охране, они повезут вас в новый дом, где вы и будете жить. Не переживайте ни о чем, – кивнул и вышел, закрывая перед моим носом дверь.
Плетусь на кухню, где серой тенью слоняется Фаина. Сегодня она на редкость молчалива.
– Горе-то какое, – лишь причитает, качая головой, даже слезу пускает. – И что теперь с нами будет…
Ее вопрос остается без моего ответа. Этого я не знаю. Адвокат, о котором говорил начальник охраны, пребывает буквально через полчаса, так что я выхожу в гостиную и устраиваюсь напротив него на диване.
– Госпожа Ясмина, – прокашливается лысый мужик в сером костюме, видно, что он немолод, но еще бодрячком. – По распоряжению господина Тагира на вас переписан дом в центре города, выделено содержание в… Также бизнес по оливковому маслу…
На этих словах вскидываю голову, в шоке слушая распоряжения Юсупова, который успел всё это провернуть до заключения под стражу.
– В случае же рождения вами ребенка в вашу собственность переходит и основной бизнес Тагира Рамазановича… – всё продолжает говорить юрист, а я застываю.
Перевариваю сказанное, пропуская половину чужой речи. Для меня это не главное, но рощи… Это будет важно для моего отца. И пусть я для родителей больше не дочь, но они навсегда останутся в моем сердце.
Меня сразу же отвозят в новый дом. В другой жизни я бы осмотрела его, прошлась и любовно погладила бы каждый угол, но не сейчас.
Что теперь делать? В этом доме я не останусь, но и идти мне больше некуда…
* * *
Двое суток спустя
Неожиданный звонок от тети Зулихи разрезает тишину последних дней. Все молчат, мне не у кого спросить, что происходит. А вопросы про Тагира я заталкиваю глубоко внутрь, не желая бередить раны и пытаться душой оправдать преступника.
– Привет, тетя, – хрипло шепчу.
Впервые улыбаюсь, лишь слыша родной голос.
– Ох, Ясмина. Слухами земля наша полнится, – вздыхает она тяжело, прокашливается. – С тобой всё хорошо?
Я не знаю, что на это сказать. Хорошо ли? Вопрос, на который я сама не знаю ответа.
– Тетя… – всхлипываю, ничего больше не говорю.
Стараюсь часто и глубоко дышать, чтобы прогнать слезы.
– Молчи, девочка моя, – чуть строго, но с теплотой говорит она. – На родине сейчас шум поднялся. Вся правда всплыла, отныне наш род не изгои. Дома Юсуповых и Ахметовых разнесли в щепки, стекла выбили, что-то и вовсе подожгли. Хода им больше нет домой.
При этих словах я должна чувствовать злорадство и удовлетворение, но ощущаю лишь горький привкус справедливости, который не находит отклика в моем сердце. Таковы люди, их мнение меняется с такой скоростью, что они готовы накинуться на любого, где будут доказательства чужой вины. И насколько они правдивы, мало кто задумывается.
– Ты знаешь, – перешла тетя Зулиха на шепот. – В доме Ахмета нашли вещи Малики, даже заколки. Приезжали следователи, расспрашивали тут всех. Я бы и сама поехала, рассказала бы им всё, что знала, но здоровье в последнее время пошаливает.
Тетя давно живет в соседнем городе, недалеко, но в то же время отдельно. Не хотела жить в старом доме после смерти моего брата.
– Я знала, что Аслан не виноват, – шепчу, ощущая, как по щеке скатывается одинокая слезинка.
Наступает тишина. Слышно только наше дыхание.
– Это был твой план, дочка? Родители твои испытают наконец покой.
Я молчу, мне нечего сказать. Всё это воля Аллаха.
– Они отреклись от меня, – прошептала, чувствуя, как в горле встает ком.
– Приезжай ко мне. Я одна, за мной присмотр нужен, – никак не прокомментировала решение моих родителей. Знает, это табу, не подлежит обсуждению.
Я выдыхаю, чувствуя, как в душе расцветает цветок надежды. Чувство, что отныне у меня будет дом, кажется прочным якорем, который отныне удерживает меня на плаву.
Глава 27
Изолятор временного содержания
Тагира
– Они провели эксгумацию тел Малики и Аслана, – плачет мама, сидя напротив меня в комнате для свиданий.
Киваю, смиренно прикрывая глаза.
Что ж, настало время всем ответить за свои деяния. Но всю вину я возьму на себя, что бы ни показала экспертиза. Встал, намереваясь закончить нашу встречу, но в последний момент замер. Всё это время гнал от себя эти мысли прочь, но обманывать больше себя невозможно.
– В тот день, когда Малика умерла, ты заваривала ей чай. Такие же травы, как те, что ты дала Наиле, – кивнул на ее руки, намекая, что она нечиста.
Мама даже не глянула на меня, только смотрела в прострации на стену.
– На всё воля Аллаха, – глухо прошептала.
И я прикрыл глаза, чувствуя, как внутри умерла надежда. Встал, развернулся и…
– Я не хотела… – материнский всхлип, который больше не трогает, не держит меня на плаву. – Я так ее любила, но он так настаивал… Не верил мне…
Обернулся, желая задать ей вопросы, но дернулся так, что охранник зарычал, а затем ударил дубинкой по спине, выпроваживая к выходу. И сколько бы я ни кричал, до мамы достучаться не смог. Она, шепча что-то, бормотала и раскачивалась на стуле вперед-назад.
А когда я оказался в камере, вцепился пальцами в решетку и стукнулся о нее лбом. Я долго думал. Очень. Об Ахмете, его любви к маме, отце.
Поднял голову и уставился бездумным взглядом вперед. Как мама оба раза получила доступ к ружью, которое всегда хранилось под замком? Убийство Ахмета я списал на халатность отца, который не подумал, что ружье может снова исчезнуть, а убийство Аслана? Тогда оно хранилось в сейфе…
* * *
Изолятор временного содержания
Несколько дней спустя
– Итак, – следователь сидит напротив, наклоняет голову и смотрит с интересом. – Экспертиза выявила на ружье ваши отпечатки, Ахмета Айдарова и вашей матери.
Подметил, что про отца он ничего не сказал.
– И? Я уже сказал, что убил его я, – пожимаю плечами, уже подустал от бесконечно повторяющихся одинаковых допросов.
– А мы так не думаем, – усмехается. – По результатам криминалистов, исследованию ружья и отверстия во лбу Айдарова, стрелял человек маленького роста. Знаете, ростом с вашу мать.
От этих слов непроизвольно дергаюсь.
– Мою мать не трожьте, – вырывается у меня, шиплю сквозь зубы. – Она женщина, хранительница очага, не способна на такое.
– Да-да, – улыбается следователь. – Мы с ней уже беседовали. Как и с другими женщинами, которые, судя по словам охраны, сидели по комнатам, и только она вышла во двор. Интересно зачем? Ваша мать свято убеждена, что позор смывается кровью. Интересное утверждение для мирной женщины, не находите? И мотив у нее имеется.
Стискиваю челюсти. Не припомню, чтобы она когда-нибудь так говорила. Это было скорее кредо моего отца. Рамазана.
– Вы получили чистосердечное признание, – говорю твердо, глядя в глаза настырному следователю. – Закрывайте дело.
– Это не ваше дело, Юсупов, когда и что нам закрывать, – смотрит на меня внимательно и наклоняется вперед. – В поднятых из архива делах восьмилетней давности и так слишком много неразберихи. Мне плевать, как там у вас решались вопросы, но сейчас дела перепоручены мне. Есть веские основания для эксгумации тел. И я докопаюсь до истины. Если вы покрываете женщину своего рода, я понимаю, для вашего народа это норма, но мы здесь руководствуемся фактами. Никто не посадит невиновного в тюрьму.
– Я виновен, – выдаю сквозь стиснутые зубы. А потом, понимая, что больше шанса может не представиться, спрашиваю то, что не дает покоя: – Я могу узнать, кто сообщил о выстреле в доме?
– Что вы имеете в виду, Юсупов? Хотите поменять показания?
Молчу, давая понять, что слов назад не заберу, и следователь отвечает:
– Звонок был анонимный. Больше я вам ничего не скажу. Разве что отвечу взаимностью на откровенность. Так кто же спустил курок?
Откидываюсь на спинку жестяного стула и отворачиваюсь, закрывая рот на замок. Больше беседовать со следователем не имеет смысла.
* * *
Ясмина
3 месяца спустя
Все эти недели живу у тети Зулихи, здоровье которой, вопреки ее словам, весьма неплохое. Просто так она не хотела, чтобы я чувствовала себя наглой нахлебницей. Но мы обе понимали, что, кроме тети, мне не к кому было идти.
– Созванивалась с подругой утром, – пригубила она чай, посмотрела на меня исподлобья, словно наблюдая за моей реакцией. И я замерла, стараясь не показывать, как я жадно слушаю ее речь. – Была встреча старейшин нескольких семей. Рамазан с Анель там были.
И замолчала, заставляя меня вариться в неведении. Больше всего я хотела знать, что с Тагиром. От него не было вестей. И внутри меня горело пламя недосказанности всего, что между нами было. Как бы я ни пыталась убедить себя, что он – враг, глупое сердце цеплялось за призрачную надежду. Всё это гормоны из-за беременности, говорила себя каждый раз и затыкала голос души сильнее.
Как я уехала к тете, ко мне лишь раз приехал адвокат и всучил карточку, которой я еще ни разу и не пользовалась. Не могла. Только одна фраза, переданная Тагиром, всё никак не желала уходить из головы: “За звонок не виню тебя. Заслужил. Прости”.
– Опозорены полностью! Нет им больше хода нигде. Ни в один дом не пустят. Последнему бродяге больше почета будет, чем Юсуповым. В общем, после этого они ушли в горы, говорят, у них там домик в глуши, – покачала головой тетушка Зулиха, выглядела она удовлетворенной. – Вот только произошел несчастный случай. Неправильно рассчитали путь и свалились с обрыва, – она сделала паузу, давая мне осмыслить весть. – Легко отделались, слабые люди. Не смогли жить в позоре и изгнании! Сдались! Не все такие сильные духом, как ты, моя девочка.
Я сглотнула слюну, ощущая, как дрожит тело. Рамазан опытный охотник, он не мог ошибиться с маршрутом. Внутри всё заледенело, и глаза заволокло пеленой воспоминаний.
Я очень долго думала над словами Наили в тот день прощания, сопоставила факты, людей, и поняла, что она хотела до меня донести: Тагир не убивал Аслана, не стрелял в Ахмета. Это всё сделала его мать. Анель.
Как мужчина, он будет до последнего защищать свою кровь, стоять на своем. Но вот в сердце моем нет никому прощения. Оно уже перестало кровоточить, ведь справедливость восстановлена, правда всплыла наружу, вот только рубцы всё еще не зажили, ведь любимого брата не вернуть.
Опустила голову и погладила чуть выпирающий животик. Моя отдушина, мой ребенок. То, что я скрывала от адвоката Тагира. Это только мой сын. Отчего-то уверена, что родится мальчик. Может, это мое желание, может, само провидение.
– Перизат живет у дальних родственников, работает за еду и кров, а вот Наиля… – снова начала говорить тетя, отвлекая от моих мыслей.
– Что? – хрипло спросила, чувствуя подвох.
– Ее отправили в самое глухое отдаленное село. Никто ее ведь замуж уже не возьмет, – пожала тетя плечами. – Вот только… Бредить она стала, с ума сходить. Пришлось даже среди ночи скорую вызывать, ее так и забрали, говорят, на принудительное лечение, ну, по этим делам.
Она покрутила ладонью у виска, намекая на душевные проблемы Наили. И мне стало вдруг жаль бывшую подругу. Всю свою жизнь положила на то, чтобы заполучить Тагира, а закончила вот так. Одна, без семьи, без поддержки, без любви.
– Я слышала, вчера ты с мамой говорила, – осторожно завела новую тему, ведь родители так и не связывались со мной, и это меня тяготило изо дня в день. Каждый день ждала, что простят меня, приедут или хотя бы позвонят. Неужели до конца жизни будут держаться в стороне?
– Отец твой выписан уже и дома лежит, реабилитация у него, – хмыкнула тетка Зулиха. – Ты всё сделала правильно, Ясмина, не мучай себя. Карим одумается, а Фатима уже покупает ползунки! Наберись терпения.
Обнадежила меня и сразу сменила направление разговора, всё спрашивая про беременность, погоду и должность, которую я заняла в ее ювелирной компании. Тетя отговаривала меня от работы, но я всё равно пошла в отдел кадров и узнала о вакансиях. Не всё же сидеть у нее на шее. И пусть она говорила, что ее денег на нас троих хватит, чай не бедствует, а свою ювелирную компанию имеет, совесть мне ее напрягать не позволяла.
Единственное, от чего мне так и не удалось избавиться, это охрана, которая преследовала меня, но при этом старалась делать это незаметно. Документы на бизнес, основанный на доходе с наших рощ, я попросила адвоката переписать на своего отца. Это его по праву, не мое.
А ночью мне приснился сон.
Обычно ко мне приходил Тагир. Так упорно запихивала мысли о нем в глубины подсознания в течение дня, что под покровом ночи, когда я была невластна над собой, он навещал меня. Не дотрагивался. Даже во сне не смел. Сидел в сырой темной камере и шептал: “Прости”. А потом повторял раз за разом одну фразу, которая засела у меня на подкорке:
“Когда родится наш сын, передай ему, что должен беречь тебя любой ценой. Ценить выше своей жизни”.
Наверное, я придумала то, что хотела услышать. Ведь Тагир не знал о сыне и никогда не узнает…
Но сегодня ко мне пришел не он.
Я стояла на поляне, оглядывалась по сторонам. Погода была ясная, как вдруг небо заволокло тучами. Я повернулась, желая уйти домой, но впереди показался силуэт.
Сердце загрохотало в тревоге, но я не могла отвести взгляда и смотрела, как кто-то ко мне приближается.
Анель. Это была она.
К горлу подкатила тошнота, но что-то удерживало меня, не давало отвернуться и убежать. А когда она поравнялась со мной и встала напротив, я удивилась ее внешнему виду. Неопрятный, одежда порвана в нескольких местах, на щеках разводы грязи.
– Я, – произнесла она одно слово и замолкла, глаза у нее выглядели белесыми и бездумными.
– Что? – переспросила, не понимая ее.
– Не наказывай моего ребенка! Меня убей! Меня! Прошу! – вдруг заверещала и кинулась на меня, вот только дотронуться не смогла.
Какая-то неведомая сила оттолкнула ее, она отлетела, упала и ударилась головой о землю. Приподнялась и посмотрела ясным взглядом на мой живот.
– Аслан, – прошептала сухими губами.
– Уходите, – прошептала, чуть ли не плача.
Было страшно, хотелось уйти, но всё здесь было мне неподвластно. Но, когда первая слеза скатилась по моей щеке вниз, меня резко выдернуло из сна. Я подорвалась на кровати и тяжело глубоко задышала. Тело покрылось испариной, а простыни были смяты в кучу подо мной. Повернула голову и увидела через окно полную луну. Мне редко снятся мертвые, но именно этот сон напугал меня больше всего.
– Всё будет хорошо, – прошептала, поглаживая живот.
И я всё для этого сделаю, мой малыш. Аслан. Вот что мне говорил в одном из снов брат, когда произносил свое имя. Теперь я в этом уверена.
