Текст книги "Мертвые тоже хотят жить (СИ)"

Автор книги: Ангара

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

  Вцепившись в трубку, моргнула и спросила:

  – Баб Зина? А в какой я палате?

  – Одиннадцатая. Неужели гостей ждем?

  – Гостей, – кивнув, следующую фразу сказала уже Максу, но тот нетерпеливо перебил.

  – А больница то какая?

  – Эта же.

  – Жди! – и в трубке раздались короткие гудки.

  Глава 12

  Я лежала в полутьме и рассматривала игру теней на стене. Отблески уличных фонарей попадая в комнату причудливо изгибались, а фары редких машин и вовсе заставляли тени плясать в таинственном танце.

  Долгий тяжелый день давно подошел к концу, моя сиделка, баб Зина, устав находиться при моей персоне целый день, благоразумно оставила меня одну, уйдя на чай в сестринскую. Брата давно выгнали – "Нечего тут ходить", родители, приезжавшие буквально на полчаса, так же давно скрылись.

  Да, ко мне приезжали родители. Не мои, нет. Машкины. И я даже в какой-то степени рада, что эти родители не мои, потому как лично у меня язык бы не повернулся назвать этих двоих родителями. Папа – работник мэрии, мама – владелица косметического салона, достаточно известного в нашем городе. Но это все шелуха, подумаешь, должности, владельцы, ерунда, а вот их отношение к дочери... Это да... это мне повезло, со своими, родными.

  Сравнивая родственников, погрузилась в воспоминания о сегодняшнем дне, и в который раз подумала, как же не хватает мне своих родителей – Ольги и Димы, а не этих Алики и Вовы.

  – Манюнечка? – холеная невысокая брюнетка в ярком пальто буквально ворвалась в помещение, и если бы не тихий шепот сиделки, то я бы не поняла, что эта, молодо выгладившая женщина – мать Марии.

  – Зинаида Алексеевна? Как Манечка? – поцеловав воздух возле моей щеки, она обратила строгий взгляд карих глаз на подобравшуюся баб Зину.

  Интересно, почему Зинаида Алексеевна? Почему не спросить у меня?

  И пока сиделка отчитывалась о проделанной работе и моих перспективах, я рассматривала "маму". При ближайшем рассмотрении были видны еле уловимые морщины возле глаз и губ, в остальном же лицо женщины неуловимо напоминало маску. Холодную и бесстрастную.

  – Мило, – маска развернулась ко мне. – Детка, я конечно рада, что все обошлось, но все же, как тебя угораздило оказаться в той машине? Ты же была с Глебом?

  Неопределенно пожав плечами, опустилась ниже, буквально зарываясь в простыни.

  – Но ничего, Глеб мальчик ответственный, ты бы видела как он переживал...

  Пока "родительница" рассказывала о переживаниях хорошего мальчика, я тихонько вздыхала и поглядывала на дверь. Вот вроде и забота проявлена и участие, но мне почему-то казалось это все ужасно наигранным и ненастоящим.

  очередная улыбка на очередную банальность, сказанную "мамой" дрогнула, когда в палату зашел представительный мужчина. Обернувшись на скрип двери, родительница, поджав губы, недовольно произнесла:

  – Володя?

  Разглядывая вновь прибывшего, отметила невысокий рост, стильную короткую прическу и отлично сшитый костюм, скрывающий небольшой живот. В свою очередь рассмотрев меня, лежачую на кровати, он чуть улыбнулся, и в глазах что-то на мгновение дрогнуло, в следующую же минуту я готова была поклясться, что все это показалось. И улыбка и неизвестная эмоция. Холодные , цепкие глаза стального цвета переместились на посетительницу и еще больше похолодели.

  – Алика...

  – Сюрприз! – полные губы женщины растянулись в искусственной улыбке. – Ты же не думал, что я брошу дочь в таком состоянии?

  – Нет, – мужчина хмыкнул и снова посмотрел на меня. – Значит очнулась. Хорошо. Я уже поговорил с врачом, можно перевозить.

  – Куда? – выдохнув, перевела непонимающий взгляд на мать.

  – Когда успел? – та приподняла брови и, недовольно процедив, поправила край юбки.

  – Видимо пока ты занималась своими делами. И заметь, у меня дел намного больше.

  – Да, да, да! – брюнетка закатила глаза. – Знаю я твои дела, постыдился бы.

  – Алика! – голос мужчины зазвучал угрожающе.

  – А что такого? Манюня взрослая девушка, сама уже невеста.

  При звуках моего имени мужчина поморщился:

  – Вот именно, взрослая, Мария! Но никак не Манюня! Что за кошачья кличка?

  – Манюнечка не против, да детка? – на мне скрестились два взгляда и оба крайне недовольные.

  Я же только и смогла, что сжать зубы и едва слышно ими скрипнуть. В голове начинало постукивать, а в горле образовался неприятный горький ком. Мне хотелось прекратить этот балаган, и я не придумала ничего лучше, чем сказать:

  – Голова болит.

  – Это ты виноват, – тут же взвилась "родительница". – Ты разве не понимаешь, ее нельзя никуда перевозить!

  – У Покровского ей будет лучше. Там лучшие...

  – Нет! – сжав руками голову, я зажмурилась и тихо прошептала: – Нет...

  Только не к Покровскому. Лучшие врачи? Да... Видела я тех врачей. Нет уж.

  – Манечка?

  – Мария!

  – Нет! – распахнув глаза, замотала головой. – Не хочу!

  – Мария, ты не понимаешь! Как твой отец я имею...

  – Нет! – перебив мужчину, повторила: – Не хочу! Я останусь здесь.

  – Это не целесообразно, – мужчина, отец(?), нахмурился и бросил на родительницу недовольный взгляд. – Алика! Там действительно лучше.

  – Может быть, но Манечка не хочет.

  – А ты и рада?

  – Причем тут это? – брюнетка хмыкнула. – Хочет оставаться здесь, пусть остается.

  – Здесь? – родитель окинул стены больницы презрительным взглядом. Я тоже решила посмотреть по сторонам. Больница как больница. Стандартная. Крашеные зеленым стены, окно с чуть облупленной белой краской. Моя койка, не очень удобная, но лучше здесь чем у Покровского, и точно лучше здесь, чем на кладбище. Точно лучше здесь, тут Макс, пусть через несколько стен, но почти тут, а значит я уже не одна.

  – А что такого? – возмутилась родительница. – Поменять кровать, установить телевизор. Хочет, пусть остается. Да и тебе выгодно...

  На последних словах она едко улыбнулась и добавила:

  – Ближе к народу.

  – Алика... – имя жены мужчина практически прорычал. Или бывшей жены? Ибо жить в таких отношениях... Нет, я бы не смогла. – Хорошо!

  – Ты поймешь, что я права. Как только подумаешь.

  – Я думаю...

  – Конечно, я и не сомневалась, – поправив прядь волос, она поднялась со стула и поморщилась. – Стул тоже заменить, этот ужасен.

  – А не проще ли тогда заменить больницу?

  – Манюня не хочет. Да детка?

  Рассматривая "родителей", я все никак не могла понять, в какую игру они играют, что за противостояние у них. И главное, каким боком тут замешана я? Вернее ушедшая Маша?

  Тяжело вздохнув, прикрыла глаза. Я не хотела их видеть. Совершенно чужие люди. Со своими амбициями и надеждами. Чужие. Так зачем они тут?

  – Я устала.

  – Конечно, детка, я позову Зинаиду Алексеевну, – "мать" наклонилась и, поцеловав меня в лоб, мазнула по щеке выбившейся прядью волос, имеющих сильный сладковатый аромат, – Отдыхай. Володя?

  Показав отцу глазами на выход, она тонко улыбнулась.

  – Хорошо, – кивнув в ответ, мужчина подошел ближе и попытался поправить одеяло. Потом неловко похлопав меня по ладони, вздохнул и пробормотал: – Выздоравливай, приду позже.

  Да уж. Выздоравливай.

  Мысленно хмыкнув, скривилась: родственнички! И вроде бы и не было ничего из ряда вон выходящего, просто обеспокоенные родители пришли проведать своего ребенка, но почему тогда так муторно? Почему хочется заорать и забаррикадировать дверь, чтобы в нее уже наверняка никто больше не вошел: ни непонятный Глеб, ни сострадательная, ворчливая баб Зина, ни "родители". Только Макс. Да. Единственное светлое пятно – это брат и хотя бы ради него дверь придется оставить открытой.

  Грустно хохотнув, вспомнила Максима. Он пришел почти сразу же, как только в трубке послышались гудки. Взъерошенный, небритый, в футболке и спортивных штанах, наверняка мама озаботилась его гардеробом и принесла все самое необходимое.

  Распахнув дверь, он сделал несколько шагов и застыл, с неверием вглядываясь в мои глаза.

  – Молодой человек! – вскочившая баб Зина загородила обзор и, приняв свою излюбленную позу руки в бока, грозно отчитала брата: – Вы что тут забыли? Покиньте помещение, пока я не вызвала охрану!

  С силой прижатый к щеке телефон упал на кровать, оставляя после себя отчетливый покрасневший прямоугольный след. Шмыгнув носом, прогундосила:

  – Баб Зина?

  – Что баб, Зина? – женщина развернулась ко мне и нахмурила тонкие брови. – Ни на минуту нельзя оставить одну.

  – Можно. Он... – на мгновение задумалась и сказала почти правду. – Мы в одной аварии были.

  – Вот оно что, – протянув, сиделка уже с неким интересом посмотрела на брата и оценив его почти здоровый вид, хмыкнула: – Не повезло тебе значит тоже, или повезло, раз живой? Видела я по новостям вчера, ужас.

  Качнув головой, она села на стул и хитро сощурила глаза:

  – Ну проходи, что стоишь как не родной, – сложив руки на объемной груди, перевела взгляд на меня. А я во все глаза смотрела на брата и в который раз уверялась, как же мне с ним повезло, не то что с "женихом". Вспомнив о последнем, невольно скривилась. Как Машка могла выбрать это чудо, особенно когда в городе есть такие парни как мой брат, я искренне не понимала. Нет, Глеб выглядел очень даже не плохо. Такой же высокий как Макс, может чуть выше на пару сантиметров. Спортивный, их фигуры были чем -то схожи – худощавые, подтянутые. Тоже симпатичный, наверняка не раз ловил на себе заинтересованные взгляды девчонок. В остальном же они отличались как небо и земля. И это я не о внешности. Блондин с темно-зелеными глазами и шатен с карими конечно не близнецы, но вот внутреннее содержание разнилось еще больше. Заботливый, любящий Макс и холодный, меняющий маски Егор. И вот как, как даже при таком небольшом сравнении, Машка могла выбрать второго? Не понимаю! Хотя... может точно также как и Макс все время выбирал меркантильных клуш? Чего стоила хотя бы его последняя пассия, слава Богу, она осталась в прошлом.

  – Машенька, голова? – встревоженный голос сиделки вывел из задумчивости.

  – Нет, баб Зин? А вы не хотите отдохнуть? – протянув, сжала губы с надеждой вглядываясь в карие глаза.

  – Хм-м-м, – она быстро взглянула на брата. – Может и хочу.

  Я распахнула глаза еще шире, стараясь показать всю силу своего желания.

  Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

  – Эх, лиса, а если жених узнает?

  Не знаю уж, что она хотела этим добиться: пристыдить меня или еще что-то, но мне было откровенно наплевать на Глеба, как впрочем и ему на меня, поэтому, фыркнув, с чистой совестью выдала:

  – Пусть узнает.

  – Эх, молодежь! Пятнадцать минут, больше тебе все равно нельзя, регламент. Да и парню я так понимаю покой прописан?

  – Конечно, баб Зина, – состряпав понимающее выражение лица, Максу всегда это удавалось, особенно по отношению к женщинам, он удостоился удовлетворенного кивка, и как только за сиделкой закрылась дверь, в пару шагов оказался у моей кровати.

  – Мариш? – зеленые глаза потемнели и выражали такое недоверие, что мне даже на какую то долю секунды стало обидно. Ведь я это! Я!

  Видимо что-то уловив, он мотнул головой и взъерошил и без того лохматые волосы.

  – Это невероятно!

  – Почему? Призраком значит вероятно, а вот так... – я глазами указала на свое тело. – Так, невероятно!?

  – Значит это все таки ты? – он тяжело опустился на мою кровать и устало потер глаза ладонями.

  – Макс? Ты... Ты не рад?

  В свои слова верить не хотелось, абсолютно. Но почему тогда?

  Закусив губу, вздрогнула, когда он резко вскочив и яростно на меня рыкнул:

  – Дура! Думай о чем говоришь!

  – Максик, – зажмурившись с трудом сдержала опять навернувшиеся слезы. Да что это такое то? Почему я постоянно реву? Почему мне обидно? Почему он кричит на меня!?

  – Не ори...

  – Прости Мариш, – он остановился напротив меня и, вцепившись в свои волосы, болезненно простонал. – Зашибись! Я ни черта не понимаю! Как?

  На меня смотрели глаза, полные боли и... надежды?

  – Как... – я снова показала глазами на свое тело.

  – Да! Хотя нет... То есть.. Да, давай начнем с этого, – он облизнул губы и вопрошающе приподнял брови: – Как?

  – Не знаю, вчера после Пашки шла к тебе, а потом почему-то заглянула в эту палату и ... вот..., – голос снизился до шепота, но Макс все же меня услышал.

  – Вот, значит? Да, мелкая, такое "вот" может случиться только с тобой... Черт!

  – Что? – обиженно прошептав, вцепилась в одеяло.

  – Я просто никак не могу соотнести тебя ... Твое тело... Да черт! Ты сейчас абсолютно другая!

  Моргнув, взглядом поторопила продолжить. Я знала, что изменилась, видела ту девчонку, да и позже разглядела и цвет волос и кожу, у Маши она была чуть темнее, причем это был явно не загар, а естественный цвет. Но.. может быть есть что-то еще, чего я не знаю?

  – Ты мелкая! – выдохнул Макс и сложив руки на груди, окинул меня пристальным взглядом.

  – Какая?

  – Ну, цвет волос ты, думаю, разглядела, черты лица понятно , что другие, глаза. Ты кстати себя видела в зеркало?

  Отрицательно мотнув головой, напряженно смотрела на брата.

  – Понятно, – он вздохнул а потом начал монотонно перечислять: – Глаза темно-голубые, да, темно-голубые, почти синие, волосы каштановые, или черные?

  Задумчиво прищурившись, решил:

  – Почти черные. Кожа темнее, ты же помнишь со своей мучилась? Сгорала постоянно? Поздравляю, сейчас не будешь. И ты.. мелкая! Мариш, сколько тебе лет?

  – Макс?

  – В смысле, м-м-м, сколько лет э-э-э... – он застопорился, вздохнул и выдохнул: – Сколько лет этому телу?

  – Не знаю, Глеб сказал, на пятом курсе истфака учусь.

  – Значит где-то двадцать два – двадцать три. Ага... Выглядишь лет на восемнадцать. А кто такой Глеб?

  – Жених, – при упоминании Глеба, лицо непроизвольно перекосило.

  – Мариш? Не хочешь рассказать? – Макс снова сел на кровать и наклонился ко мне ближе, пристально всматриваясь в глаза.

   Вздохнув, отвела взгляд и прошептала:

  – Ты не поверишь...

  – Рассказывай!

  Пять минут спустя Макс хмуро взирал на меня с высоты своего роста, а чтобы скрыть раздражение, ходил из угла комнаты в другой угол, от стены к другой стене. У него получалось ровно пять шагов, и как бы я не считала, выходило ровно пять.

  – Млять, Мариш! Тебя ни на минуту нельзя оставлять одну! Жениха какого-то подцепила непонятного! Да к тому же... как он узнал, что это не она? Он ненормальный? – Макс внезапно остановился, на четвертом шаге и требовательно на меня посмотрел.

  – Не знаю. Я спросила, он промолчал.

  – Черте что. Только от одной сволочи избавились, вторая на горизонте появилась. Мариш! Да я с ума скоро сойду!

  – Максик?

  Он закрыл глаза и глубоко задышал, и только через пару минут сказал уже более спокойным голосом:

  – Прости, мелкая! Прости! Я...

  – Так, молодежь, пятнадцать минут истекло, – баб Зина, верная своей привычке, подбоченясь, грозно осмотрела палату. – Освобождаем помещение. Больной нужен отдых. Режим никто не отменял.

  – Баб Зина? – жалобно протянув, скосила глаза на брата. Тот тоже хотел что-то сказать, но почему-то промолчал.

  – Нет, лиса. Никаких баб Зин. Давайте молодой человек, на выход.

  – Ма...

  – Макс! – испугавшись, что брат по привычке произнесет мое имя, решительно его перебила. – Я рада, что ты зашел.

  – Я тоже, мелкая, я тоже, – в глазах брата мелькнула нежность. – Я рад что ты жива.

  Брат ушел, а я, вздохнув, посмотрела на хмуро взирающую на меня сиделку:

  – Поклонник?

  – Нет, – уверенно качнув головой, усмехнулась. – Друг. Просто друг.

  И уже про себя добавила: самый лучший, самый близкий. И хоть он сейчас пребывал явно не в самом благодушном настроении, но я чувствовала, я знала, он все равно меня любит.

  Улыбнувшись воспоминаниям, повернула голову на бок и проследила за ярким зайчиком, поскакавшем по стене. А вот с диагнозом повезло не сильно. Как сказала баб Зина, лежать мне еще как минимум неделю, и то, если заживать будет хорошо. Да, тот самый бок, который я пыталась зажать в машине. Сейчас он ужасно ныл и зудился, и даже обезболивающие, любезно скормленные мне сиделкой, не помогали.

  – Мариш? – дверь с еле слышным скрипом открылась и в прем заглянула светловолосая голова. – Спишь?

  – Макс? – мгновенно узнав в заглянувшем брата, вытянула шею, пытаясь разглядеть его фигуру.

  Быстро проскользнув в комнату, он аккуратно прикрыл дверь.

  – В общем я подумал, – усмехнувшись своим словам, в пару шагов оказался на кровати и, усевшись у меня в ногах, облокотился на железную спинку. – Так вот, мелкая, будешь Манечкой! Это не обсуждается, тем более ты в ее теле. Но вот что делать с твоим Глебом...

  – Он не мой! – обиженно перебив, сложила руки на груди. Сдался мне этот тип.

  – Твой, мелкая, твой. Можно сказать наследство, доп. бонус. Так вот, этот бонус мне откровенно не нравится!

  – Мне тоже, – согласно кивнув, чуть расслабилась и сразу же поморщилась, больной бок внезапно прострелило, а потом словно кто-то мерзкий провел по коже ершиком для посуды. Отвратительное чувство.

  – Все нормально? – брат насторожился и вгляделся в мое лицо.

  – да, – прошипев, пару раз вздохнула и выдохнула, а потом , как отпустило, уже относительно нормальным голосом добавила: – Бок стрельнул. Тоже... бонус.

  – Главное жива. Может сиделку позвать?

  – Нет, – мотнув головой, немного развернулась. – Так что там с Глебом? Ты же не просто так его вспомнил?

  – С Глебом? – окинув меня задумчивым взглядом и что-то для себя решив, Макс протянул: – Не нравится он мне. Хотя если здраво рассуждать, ничего он тебе не сделает. Ну знает он, на этом все. Даже если решит кому-нибудь рассказать, ему никто не поверит, а изменившееся поведение и некую забывчивость можно списать на кому. Манька в ней почти три дня пролежала. Так что все...

  Он поднял ладони вверх.

  – А в остальном... Сегодня есть жених, завтра нет, тем более он тебе не нравится. Не нравится ведь?

  – Неа.

  – Значит и думать не о чем, – подытожил Макс. – Кстати, меня завтра скорее всего выписывают. Тебе сколько еще лежать?

  – Неделю, – я вздохнула и поморщилась. – Может больше.

  – Завтра еще загляну, перед выпиской, и, Мариш, – он достал из кармана телефон и вопросительно посмотрел на меня. – У тебя какой номер? Тот с которого ты звонила?

  – Нет, тот баб Зины. А мой... Не знаю, телефон разряжен, вон он лежит на тумбочке.

  – Знаешь, мелкая! Я иногда просто поражаюсь твоей безалаберности! А если случится что?

  – Что?

  – Да что угодно! – прошипев, он взял уже мой телефон в руки и, покрутив его, удостоверившись , что он действительно разряжен, с тяжелым вздохом положил обратно. – Сейчас принесу зарядку, утром заберу, заодно и номер узнаю.

  Глава 13

  Утро. Оно наступило как то внезапно. Вот еще ночь окутывала улицы, деревья и здания, темным покрывалом пряча спешащих на работу людей, а вот уже прохладные лучи утреннего солнца робко стучали в двери, путешествовали по комнате и , падая на лицо, усиленно пытались разбудить.

  Недовольно поморщившись, повернула голову на другой бок и прислушалась. В коридоре уже ходили и переговаривались врачи. Значит скоро будет обход, завтрак и все остальное.

  Вчера, после ночного разговора с братом, я долго думала над его словами. По поводу Глеба я была согласна, на все сто. Действительно, что он может сказать: в теле Маши душа Марины. Ну бред же! Бред. Меня больше волновало другое, он кажется совершенно не расстроился этому факту и решил и дальше оставаться в статусе жениха. Зачем? Как долго? Не знаю, но похоже его все устраивало. Действительно, Маша, Марина, какая собственно разница? Никакой, и это странно. А его намеки, в самом начале... На чем его там поймали? Явно на горячем. Нужно ли это мне? Нет. Мне вполне хватило Вадима. Поэтому и выход тут только один: я выхожу из больницы и прощаюсь с Глебом. Полюбовно. Не сошлись характерами. Бывает.

  Надеюсь мне есть где жить.

  Сам Макс предложил несколько выходов из ситуации, причем первым номером звучал переезд к нему, после больницы естественно. Вторым же съем квартиры. Деньги на это были. Еще в бытность мою Аксаковской, я имела несколько счетов, с щедрой руки мужа конечно, я столько не зарабатывала. Но какая разница? Пусть они оформлены были на Марину Дмитриевну, но моим наследником в завещании стоял брат. Вадиму было все равно, у него и так денег куры не клюют, одной сотней больше, одной меньше. А так как я особо не тратила, то денежек там скопилось много, осталось только их забрать.

  Третьим вариантом значился переезд к "родителям", но он стоял последним номером и оставался на крайний случай. Жить с теми людьми я не хотела.

  Вот в общем то и все. Мне самой больше нравился вариант номер два. В общем, поживем, увидим.

  – Мария? Проснулась уже? – в палату вошел Кастельский. В белом халате, с перекинутым через шею стетоскопом. Новая медсестра, может конечно и не новая, но я ее точно еще не видела, семенила за местной знаменитостью, прижимая к груди несколько папок из темно-синего и темно-красного пластика. А буквально еще через несколько секунд следом вплыла и баб Зина, аккуратно неся поднос с парой тарелочек и полным стаканом светлого напитка.

  – Завтрак? – врач покосился на поднос. – Это хорошо, это правильно. Но давай сначала быстренько тебя посмотрим.

  И меня посмотрели. Проверили глаза, пульс, шов на боку, сердце, поинтересовались общим самочувствием и, пожелав приятного аппетита, оставили на попечение сиделки.

  Потом события закрутились бешеным калейдоскопом внося в размеренную больничную жизнь нотку драйва, в итоге, к вечеру я снова осталась одна, почти одна, не считать же плазменный презент от родителей чем-то нужным и существенным? Почти сто каналов и ничего! Совершенно. Реклама, реклама, реклама и скучные сериалы.

  "Ах, Альберто! Вы должны понять меня" взывала к жгучему красавцу-плантатору знойная брюнетка.

  "Шербук выводит мяч ... и... Гол! А нет, не гол, уважаемые телезрители!"

  "Умри, сволочь! Сдохни!" тут я немного задержалась, но игра актеров через некоторое время показалась пресной, и я снова переключила канал. И так сто раз подряд, а потом еще сто, в обратном порядке и в надежде на то, что что-нибудь в этом мире изменится, и, наконец, покажут по нашему телевидению действительно нечто стоящее. Надежда умерла в муках.

  Выключив пульт, отбросила его в сторону. Да даже установка этого самого телевизора, и то была намного интереснее, чем последующие трансляции.

  Грустно посмотрела в окно. Тоскливо, уныло, муторно. Состояние погоды полностью отражало состояние моей души. Брата выписали еще утром, и он, заглянув ко мне на пару минут и записав новый номер телефона, клятвенно пообещал прийти завтра. Позже завалились рабочие и под строгим взглядом новоприобретенного отца установили напротив кровати плазму, не забыв так же установить и небольшую антенну за окном, а так же соединить все это чудо воедино. Вскоре я стала "счастливой" обладательницей кабельного телевидения. Баб Зине такой поворот конечно понравился, оказалось, она была ярой поклонницей сериала про Каменскую, я рада за нее в общем-то, в остальном же переключение пульта с одного канала на другой вносило хоть какое-то разнообразие в скучную лежачую жизнь.

  В таком темпе прошло два дня. Скуку разбавляли ежедневные посещения брата, хотя в последний раз мне показалось, что пришел он скорее по необходимости, чем по большому желанию. Он странно меня рассматривал, стараясь это делать как можно незаметнее, а когда я все же ловила на себе его взгляд, то он скользил глазами дальше, в сторону, как будто бы мне почудилось. Один раз приходила Машина мама, хотя сейчас она уже была моей, но называть эту женщину мамой я бы никогда не смогла, поэтому обращалась к ней нейтрально. В принципе и обращаться даже особо не пришлось, я больше слушала о ее делах в салоне, да сочувственно кивала о невозможности съездить в Париж на какую-то супер-пупер замечательный показ. Глеб больше не появлялся, и я его даже где-то понимала. Зачем приходить к неизвестному человеку, даже если он по какой-то странной причине является твоей невестой. Никому не нужный статус, ерунда, не стоящая внимания. так же не приходил больше и отец. выполнив свой долг по устройству меня болезной в лучших условиях, он, сославшись на занятость, испарился в далеких далях. И хорошо. Но мне было скучно. Ужасно скучно! Отвратительно скучно!

  – Машунь? Ты не против? – баб Зина взяла пульт и кивнула головой в сторону телевизора.

  – Включайте,– вздохнув, прикрыла глаза. Еще немного и я скоро начну смотреть сериалы, вместе с сиделкой, а потом и обсуждать их. Кошмар...

  Но этому не суждено было сбыться. Первый же канал показывал новости, причем наши, местные. Но как только баб Зина с недовольным возгласом собралась переключить канал, я , завороженная мелькнувшей картинкой на плазме, сипло прошептала:

  – Оставьте...

  – Машенька?

  – Нет, оставьте.

  – Не дело это...

  Но я ее не слушала, я во все глаза вбирала в себя увиденное, стараясь понять и ...

  – Кошмар, – выдохнув, непроизвольно приоткрыла рот и подалась вперед.

  Голос за кадром вещал о новом страшном убийстве, случившемся на кануне. Журналистка взахлеб рассказывала о панике, начавшейся среди местных жителей, ведь эта смерть не первая. Буквально неделю назад, в этом же лесопарке, случилось другое убийство. Жертвой маньяка, а скорее всего это был именно маньяк, так как его нападениям подверглись молодые, светловолосые, хорошо одетые девушки, так вот.

  – Первой жертвой стала Марина Аксаковская, супруга известного бизнесмена, – на экране крупным планом показали мое лицо. Летнее фото годичной давности, его делал Вадим на сотовый. Милое, домашнее фото – улыбающееся лицо с минимум косметики в окружении одуванчиков и берез.

  – Ужасная смерть, – баб Зина опустилась на стул. – Такая молодая...

  – К сожалению полиция не может сообщить нам подробности трагедии, – вещала дальше ведущая – молоденькая девушка в строгом офисном костюме. Как интересно она решилась на каблуках залезть в эту грязь. Труп неизвестной девчонки, так же как и мой, лежал далеко не на чистеньком месте, а в луже, засыпанный прелой листвой... А поди ж ты, влезла, даже туфель не пожалела ради красивого кадра.

  Боже... Какие дурацкие мысли в голову лезут!

  – Конечно не могут! – сиделка всплеснула руками. – Потому как не нашли ничего, поэтому и не могут. И не найдут! Еще бы, так работать. Маш? Я тебе еще не рассказывала? У меня несколько месяцев назад сумочку вырвали из рук, с паспортом. И что?

  – И что? – спросила машинально, ради поддержания разговора. Мыслями же я была по ту сторону экрана.

  – А ничего! Заявление взяли и все! Работаем, – кого -то передразнив, горько закончила: – И не найдут ведь. Да нехай паспорт! Девок жалко, молодые ведь..

  – Полиция вводит план "Перехват" и просит всех быть более осторожными, – бодро отрапортовала шатенка и строго взглянула в камеру. Еще бы не строго, с такой новостью не поулыбаешься, не поймут. – А я в очередной раз напоминаю. Девушки! Будьте осторожнее, не доверяйте незнакомцам, не садитесь в чужие машины, как бы вы не опаздывали! Не гуляйтек в одиночестве в малолюдных местах. Любите и цените себя. С вами была Лана Михалева. Хорошего дня.

  Ведущая попрощалась, а камера в последний раз показала место убийства: тихий уголок парка, далекий от пешеходных тропинок и дорог. Сюда и собачник то не каждый забредет, лишь тот, кто искренне любит прогулки на свежем воздухе, да отсутствие минимальных намеков на цивилизацию. В точно таком же месте умерла и я. Я тоже лежала в грязи, и упавших листьях.

  По телу пробежала дрожь.

  Не вспоминать!

  Хотя как такое забудешь? Как? Особенно когда в новостях вновь и вновь напоминают о твоей смерти, когда по экрану показывают твое растерзанное тело и почти точно такое же, но чужое. Тоже светлые волосы, стройная фигура, вот только платье у меня было светлое, а тут темное, почти черное от воды, но кое-где я вполне смогла рассмотреть красивый темно-красный цвет, гранатовый, как у хорошего выдержанного вина – Вадим все пытался приучить меня к эксклюзиву, безуспешно конечно, вина я не очень любила, но вот смотреть на них, рассматривать на свету оттенки цвета мне нравилось.

  – Что делается! Жить страшно! Вот, Машунь, вот, что делает девичья безалаберность и доверчивость. А какая то козлина этим пользуется.

  Я машинально кивнула и посмотрела в окно, за которым накрапывал мелкий, противный дождь.

  Платье красивое было, и цвет тоже мне очень понравился. Красивое, но слишком открытое.

  Интересно, почему?

  – Какая-то ты бледная? – сиделка прекратила выплескивать негодование и всмотрелась в мое лицо, а я видела перед глазами тело. Чужое. Избитое и порезанное. Прямо как мое. И платье такое, знаковое.

  Интересно, на что она рассчитывала?

  – Машунь? Может врача позвать? Зря я тебя послушалась, такие страсти смотреть.

  Решила поиграть в охотницу?

  Я горько хохотнула.

  – Маша, ты меня пугаешь...

  – Все хорошо, баб Зин, все... Просто неожиданно и...

  – Да уж, действительно, неожиданно. Давай как я вообще выключу телевизор, одно расстройство от него. И не уговаривай меня. Ничего больше смотреть не будем!

  А я и не уговаривала, мне это даже в голову не пришло. Единственное, что занимало мысли – это смерть Арины, ведь это она была там, я ее узнала! Даже в искалеченном виде, грязную, с синими губами и белесыми глазами, узнала, это была она.

  Интересно, за что он ее?

  – И вообще, девочка моя, давай-ка отдыхать. Волноваться тебе нельзя, давай поправлю одеяло а ты закрывай глаза, а я пойду, пройдусь, чтоб тебе не мешать.

  Закрывай глаза? Зачем? Я даже так вижу ее тело, и оно подозрительно похоже на мое. Для других подозрительно

  Интересно...

  Спросить у Вадима? Да уж, глупее мысль в голову не приходила. Чтобы он убил меня во второй раз. Нет уж. А он похоже вошел во вкус, не замечала за ним подобных наклонностей. Не боится, что его поймают? Да и Макс... Боже, Макс знает! А если он?

  Распахнув глаза от внезапно пришедшей мысли, потянулась к телефону.

  Надо срочно поговорить с Максом. Не дай Бог ему придет в голову какая-нибудь дурная мысль!

  Пальцы от напряжения не попадали по клавиатуре, а если попадали, то нажимали совершенно не то. Наконец я все же смогла войти в записную книжку и с остервенением нажала вызов знакомого номера.

  Ну же, Макс! Бери трубку!

  И словно в ответ на мои мольбы, возле уха раздался знакомый, чуть искаженный связью голос:

  – Ма... хм-м-м..

  – Макс! Ты занят? – не обратив внимания на заминку, решительно протараторила в трубку.

  – Ну как бы да, – на той стороне послышалось шуршание. – Родители заглянули. Может чуть попозже перезвоню?