Текст книги "Правила отхода (СИ)"

Автор книги: Ande

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)

– Американская кавалерия входит во Францию, мсье.

Тут осел Иммануил, выпустил, словно скрытое орудие, член и поссал на землю, устроив приличную лужу. Жандарм на меня с интересом уставился:

– Вполне можно трактовать как нарушение общественного порядка, мистер Грин.

– Послушайте, жандарм. Вам придется доказать, что я подал ослу тайный знак это сделать.

Пока мы с ним препирались, был слышан автомобиль, что ехал в гору, то есть на площадь. А потом этот авто остановился у меня за спиной. По изменившемуся взгляду полицейского, я понял, что это стоит увидеть, и обернулся.

На площадь въехал роскошный красный кабриолет Мерседес 190SL, который, кажется, еще даже не продается. С немецкими номерами, и Катариной Уфельхайм, что вылезла из за руля. Уловив поначалу, лишь что под сердце стукнуло привычным восхищением, разглядел. На Кэт, какие то ботночки, серые фланелевые брюки, синий свитер, и сама она растрепаная. Ясное дело,неброский специальный наряд для поездок в красном кабриолете по Провансу. Потому что, если по Ломбардии, то конечно же другой наряд!

– Значит – сказал я – сбежала из Мюнхена, Кэт?

– Ты первый начал – насупилась она, потом перевела взгляд на Лансенса – мсье, он очень провинился, или если я вас попрошу, вы сможете его отпустить?

Я тоже обернулся:

– Бруно, не в службу а в дружбу – я сунул ему в руку поводья ослиной уздечки – попроси кого – нибудь отвести его к Лакому. Мне нужно срочно переговорить с мадемуазель Уфельхайм.

Потом взял ее за руку, посадил на пассажирское место, сел за руль, и мы уехали.

Глава 38

Как у большинства девушек, у Кэт наверняка был план. Думаю, предполагалось объяснение, с робкими поцелуями, переходящими во все более жаркие объятия.

Я был груб, хотя хотел быть нежным. Она била меня кулачками в грудь и смеялась. Мы не могли остановился и оторваться друг от друга даже под утро. Скорее всего, пару дней так бы и провели в постели, и уж точно, не выходя из дома.

Так и воспаряли бы над Провансом, но – деревенский быт. Утром пришел сосед. Питер, сейчас привезут мазут, пойдем. Объяснил Кэт что это мсье Лакон, что за скромные деньги, помогает справляться с домом. Ты поспи, я скоро вернусь.

Пока цистерна опорожнялась в котельную, пока то, пока се. Вернувшись, я ее в постели не застал. Нашел на террасе, где она кормила осла морковкой, чесала живот предателю ДоДо, и вела светскую беседу с Мишелем.

– Осторожнее Кэт. Этот пес любит только мясную лавку в деревне. Его симпатия к тебе это дурной знак. Меня вот, он облаивает издалека.

Лакон попросил не порочить его животных. Они сразу отличают хорошего человека, от подозрительных типов. В ответ хороший человек Катарина поинтересовалась у него, плавал ли ишак уже в бассейне? Всегда хотелось посмотреть, как плавают ослы.

В отличие от меня, покинувшего Мюнхен в спешке, Кэт свой отъезд тщательно спланировала. Пока я возился с мазутом, она перетащила свои вещи в дом, и предстала перед соседом в специальном наряде для почесвывания пуза у собак в недрах Прованса. Это врожденное женское умение точно вписываться в окружающую обстановку…

Мишель увел свою живность от греха, да и работы много, Питер. Но к вечеру я буду, привезут бензин с керосином. А я повел свою девушку на кухню. Делать омлет с трюфелями.

Прожив в Провансе всего две недели, я успел нахвататься плохого. Поэтому на каменном столе, на террасе, спустя совсем немного стоял легкий завтрак. Листья салата с нарезанными помидорами и провансальской заправкой. Тушеные в оливковом масле сладкие перцы. Тапинада и сыры, само собой. Подсохшие, и от того еще более вкусные позавчерашние багеты. И, в довершении, толстый омлет, с кусочками трюфеля. Их высочество, сделав ироничную бровь, думала изобразить птичку. Но уже спустя несколько минут макала руками багет в заправку, и вытирала им тарелку.

Лишь за кофе с сигаретой, мы вернулись к начатому было разговору, потому что, как можно говорить во время завтрака? А громкое чавканье скрывал включенный на волну «Радио Монте-Карло» приемник.

Впрочем, еще ночью, она целовала меня, и говорила, что очень мне благодарна за мое бегство. Я бы натворила глупостей и устроила скандал, Питер. Ты умный, не то что Карл. Пока у меня была самая настоящая истерика, с температурой и обмороками, он на твои поиски чуть ли не армию поднял.

Мы решили, что ты в Рим сбежал. Да вы меня насквозь видите! И вправду, я совершенно не освоил древнеримские ритуалы оргий и вакханалий. Даже не понимаю, чем они отличаются друг от друга. Она смеялась. Если бы мне кто-нибудь сказал, Питер, что первый раз у нас с тобой будет на столе… Мы и вправду, едва войдя в дом, как то сразу начали срывать друг с друга одежду, не прекращая целоваться…

–Это местное вино, Кэт.

–Что?

– Местное вино превращает кого угодно во что попало.

– Даааа? Налей мне бокальчик, а то я чувствую, что недопревратилась…

Ну какие там, ночью, у нас были разговоры?

А сейчас, мы решили пару недель пожить здесь. Потом ехать, сдаваться ее дедушке. Отец у нее, погиб на фронте, когда она была маленькой. Мама не очень любит об этом рассказывать. А дед по отцу – князь Гогенлоэ.

Карл упоминал об этом, но все равно, в этом месте я крякнул. После покушения на Гитлера, их семью сослали по поместьям. Ну, да, я помнил, что Гитлер зассал убивать князя Гогенлоэ. Хотя именно он был одним из организаторов и вдохновителей покушения сорок четвертого года. И, именно он, организовывал контакты с англичанами и американцами.

Но, дедушка учился вместе с Гиммлером, продолжала она, и она с матерью, всего лишь перебрались в Уфельхайм. Это городок такой, на север от Мюнхена.

Считается, что я должна знакомить дедушку со своим парнем, Питер. И продолжать отношения только после его одобрения. Мне все равно что он скажет, но давай его не обижать? Он ни разу мне ничего не запрещал.

Несколько дней назад, пришел Карл, и сказал что ты в Провансе, в каком-то Рубийоне, купил дом. Нужно брать его теплым, Кэт, пока не сбежал в Сибирь.

С удивлением узнал, что она приехала одна. Я с чего-то решил, что Хофман отсыпается где – то поблизости, в гостинице. Встревожился в пустой след. Тысячу километров не самых безопасных дорог. Перестань, Питер. Гораздо труднее было убедить маму, что если тебя не забрать, ты так и будешь как сыч торчать в глуши. Считается, что меня сопровождает Карл. Но он срочно улетел в Лондон. А я два дня пережидала ливень в отеле, в Сен -Тропе.

Потом, как то так вышло, что я рассказал ей свою историю, и про наши приключения. И причины случившейся перестрелки. Разговор вышел долгий, и я принес бутылку прошлогоднего розового Cоtes-de-Provence и сыры.

Солнце, с утра заливавшее террасу, переместилось за дом. Мы сидели в тени, смотрели на залитую солнечным светом долину, и болтали, делясь тем, что беспокоило, или вдруг вспоминалось. Смеялись над Карлом, который вернулся из Индокитая страшно озабоченным. Она рассказывала про свою жизнь, что оказалась, конечно же, совсем не такой, как представляется взглянув на нее со стороны. Я живописал Китай, и Америку. Обещал, что мы слетаем, обязательно, тебе нужно сняться в самой модной американской передаче.

Казалось, что мы только проснулись. Но Кэт вдруг изумленно завила, что нужно бы что-то съесть. Взглнув на часы тожеудивился. Четвертый час. Я ответил, что в доме не осталось еды. Был расчет на мое одинокое проживание в течение пары месяцев. Кто же знал, что приедет немецкая аристократка, и съест все за одно утро? Пойдем, пообедаем в кафе, и купим продуктов, а то мне стыдно.

Наряд для прогулок по залитым солнцем склонам, не может не включать соломенную шляпу, легкий сарафан, и босоножки без каблуков. В общем, мы долго целовались, пока все же не пошли в деревню.

По дороге она рассказала, что обычно, она с мамой отдыхали в Неаполе, на острове Искья. Я было оживился, но она смеялась и говорила, что там одно старичье, не выдумывай. Конечно же она бывала и в Ницце, и в Монте – Карло. Но никогда не могла подумать, что здесь так здорово…

Первое, что мы увидели, выйдя на деревенскую площадь, полную торговцев и покупателей, была Франсин. Она тащила в сторону кафе тележку, набитую зеленью, окороками, и еще бог весть чем, и просияла мне улыбкой, едва меня завидев:

– Это вы, мсье Грин!

– Это он – мрачно согласилась Кэт.

– Франсин, это моя невеста, мадемуазель Катарина. Катарина, это Франсин, первое время я жил в их доме.

Дамы холодно другу другу улыбнулись, и дочь ресторатора потащила тележку дальше.

Увидев ослепительную улыбку Франсин, Катарина, исполнилась подозрений. Она непринужденно взяла меня под руку. Со стороны это, наверное, выглядело даже трогательно. А на самом деле она пребольно ущипнула мой бицепс, и ангельски улыбаясь, поинтересовалась:

– Что у тебя с ней было, быстро признавайся!

– Не обращай внимания. Каждый раз увидев ее, я думал о тебе..

– Правда?

– Конечно! Еще, у меня есть в Париже знакомая американка. Она блондинка. Из вас получиться превосходная банда грабительниц. Брюнетка, шатенка, блондинка. А я буду главарь! Так что не выдумывай.

– Грин, давай договоримся. Если тебе приглянется смазливая мордашка – ничего страшного, только покажи ее мне, чтобы я могла убить ее раньше, чем вы начнете крутить любовь.

– Вот!!! Главное, не оставлять живых! Согласись, тебя совсем несложно уговорить пойти на дело.

Катарина еще более мрачно проводила Франсин глазами.

– Перестань смеяться, Грин. Я старая, мне уже двадцать один!

Так вот оно что! Француженке лет шестнадцать на вид. Я титаническим усилием не заржал.

– Да уж, как ты еще не рассыпалась в труху, птеродактиль. Скажи честно, Кэт, динозавры были и вправду огромные?

– Знаешь что?! – я же говорю, Кэт в гневе прекрасна. Под ногой у меня зазвенело. Кусок проволоки, которой фермеры связывают саженцы в пучки, когда тащат их на рынок. Наклонился, подобрал, потом развернул Катрину лицом к себе, и встал перед ней на правое колено.

– Это то, что я думаю, Грин, или у тебя шнурок развязался?

– Это именно оно. Ты пропустила самое важное мимо ушей. Катарина Уфельхайм! После того, как я тебя встретил, я не представляю свою жизнь без тебя. Выходи за меня?

Я взял ее правую руку, и намотал подобранную проволочку на ее безымянный палец. Получилось четыре стильных стальных кольца. Она ослепительно засияв улыбкой, тут же ее погасила. Поизучала кольцо на пальце. И ответила:

– Я склонна принять ваше предложение, мистер Грин. Но мне нужно все тщательно обдумать. – И выразительно посмотрела в спину уходящей Франсин.

– Кэт! Катарина! Такой древней развалине как ты, жить осталось всего ничего, лет восемьдесят. Не тяни с решением, молю!

Потом она закинула мне руки на шею, и мы целовались посреди залитой солнцем деревенской площади, окруженные гомонящей толпой, в центре вселенной, засаженной виноградниками. Потом она с сожалением отстранилась, снова стукнула меня кулачком в грудь, и напомнила, что мы идем обедать.

Терасса была заполнена, но мадам Жульет притащила нам столик из зала. Может мне показалось, но наличие у меня девушки, она восприняла с облегчением. Наверное и вправду Франсин замышляла побег. Тем более что та, начав метать нам на стол, продолжала ослеплять улыбкой.

– Не обращай внимания, Кэт. Восторженная почитательница – это бодрит после ранения.

– Пусть, Грин, почитает кого-то другого. И убери ухмылку с физиономии.

Но это и все, что мы сказали друг другу, приступив к обеду. Потому что сначала на столе появилось литровая бутыль « Бандоль». В парижском ресторане «Максим», о котором ресторанный справочник Мишлена упоминает лишь застенчиво расшаркиваясь, и приседая, за такое вино слупили бы сейчас долларов сто, если не больше. В нулевые ценник шел от пятисот евро. В деревне Рубийон, где это вино делают, и не заморачиваются акцизами , налогами, и прочей фигней, это стоит три франка.

Но это было лишь началом потрясений для Кэт. Подали тосты. Не те глупые сухари, что за них выдают, а хрустящие, толстые куски провансальского хлеба, мягкие внутри. Четыре типа паштетов. Заяц, Кабан, Утка, Гусиная Печень. Мне пришлось приложить усилия, что бы она не увлекалась. Я-то знаю, сколько можно съесть тех паштетов! Потому что нам подали Крустады с шампиньоновой начинкой Но не успели мы запить это дело, как нам подали утку, с жареным в утином же жире картофелем. Самолично ее подающая мадам Жульет, пояснила, что она « взбодрила» тонкие золотистые диски картошки чесноком и мелко нарезанным трюфелем. Поэтому пресыщения не случится. И не случилось. Съев все до крошки, и изящно вытерев тарелки хлебом, мы получили блюдо, размером с колесо телеги. Заполненное сырами с местных ферм. Под вино это все пролетело со свистом. И мадам сделала контрольное добивание.

Миска груш, прогретых в красном вине. Яблочне пирожное. И крем брюле. Кофе подали когда мы отдышались.

Что бы было совсем смешно, это все нам стоило двадцать франков. Узнав об этом, Кэт заявила, что остается здесь жить.

Но мы пошли на кухню, и выразили мадам наше восхищение. И нет слов мадам Жульет, что бы описать наш восторг. Приходите завтра, основным блюдом будет Daube, вам понравится.

И мы направились в лавки, за продуктами. Сытая Катарина, с некоторым испугом, смотрела на объемы моих закупок. Потому что обойдя лавки мясника, бакалейщика, булочника и зеленщика, мы получили от зеленщика тележку, запряженую ослом, и с возницей. К тому времени, как мы пришли по склону домой, он привез нам это по дороге. И мы потом, минут двадцать разгружались, и распихивали покупки.

И снова, усталые, но довольные, мы уселись на террасе. И Катарина вдруг задумчиво сказала:

– Со мной, что-то не то.

– Да? И что тебя беспокоит? – я, вообще-то, догадался.

– Грин, а в Провансе, между ланчем и ужином, не предусмотрен какой – нибудь еще перекус?…

Несколько дней после этого запомнились лишь тем, что мы были совершенно довольны. Катались на рынки в близлежащие городки. Без особой нужды, просто посмотреть. Потому что было удивительно приятно видеть пеструю, веселую толпу, занятую даже не столько торговлей, сколько тусовкой, игрой в петанк, и винопитием.

Заодно, мы вдумчиво оценивали кухню местных ресторанчиков, и делились вечерами, с мадам Жульет и ее мужем, мыслью, что лучше мадам – нет. Мы полюбили сидеть в деревенском кафе вечерами, наблюдая засыпающую долину.

Полиция, в лице жандарма Бруно, исполнилась ко мне несколько завистливо-недоуменной снисходительностью. Потому что потерпеть по просьбе общины непонятного раненого– это одно. А тут… машина за четверть миллиона, красотка в машине на несколько миллионов. Может, это американская мафия?

Деревенская общественность восприняла появление Кэт с пониманием. Теперь – то все ясно. Недотепа Грин устроил перестрелку с серьезными марсельскими бандитами, из– за немецкой туристки. И она теперь приехала к спасителю.

В деревне, где даже обгорелый загаром нос Франсин обсуждается часами, мы с Кэт – бразильский сериал, о котором будут говорить еще долго. Это было смешно и забавно.

Но, где-то спустя неделю, в окно сначала что стукнуло, потом непонятно завыло в печной трубе, а потом выключился свет. Спокойно, заявил я. Это мистраль.

Простой северный, пусть и холодный ветер, это не то,что имеется ввиду. Как нам пояснил Лакон, что объявился спустя немного, разгоняясь в сужениях, ветер обретает невероятную скорость и силу. И приравнивается в Провансе к одной из кар господних.

В течение суток резко падает температура, выпадает трехмесячная норма осадков. Местные суды рассматривают мистраль, как смягчающее обстоятельство преступления.

Что сказать? И правду, холодно и сыро. Я не уставал благодарить бога, что не забыл купить плащ и сапоги. Дорогу в деревню завалило, и на машине, в объезд получалось почти пол дня. И я ходил пешком. Есть в Провансе подувядшие овощи – это преступление, необъяснимое ничем.

В остальном нам было очень славно. Правда, Кэт дальновидно бурчала, что если человек счастлив больше суток– он наверняка чего то не знает. Хотя, она переговорила с домом, и там все было нормально.

И мы сидели у горящего камина, и обсуждали, где же лучше нам будет жить?

Кэт размышляла о Париже. Я рассуждал о Берне. Было ясно, что все равно Париж. Но не хотелось уезжать. Мы решили, что пока нет нужды, будем сидеть в Рубийоне. Скоро чемпионат по петанку в Апте. Такое событие ради всякой ерунды бросать нельзя.

Мы засыпали и просыпались под вой ветра. Читали книжки при свете керосинки. И совершенно не интересовались, что там, за стенами.

Нужно сказать, что все в округе, кто мог себе это позволить, тоже не утруждались походами на улицу. И мы с Кэт, начали гадать, сколько еще сидеть в заточении. И даже подумывать уже уехать.

Но, однажды ночью, мы оба, внезапно проснулись. Поначалу даже не понимая, что случилось. Пока Кет не сказала, что ветер – кончился. И снова засопела мне в плечо. И только тут я сообразил, что вокруг невероятно тихо…

Солнце вовсю лупило в окна, когда я, открыв сначала створки окон, а потом, распахнув ставни, вышел на террасу, с кружкой кофе и утренней сигаретой. Кэт заявила, что будет спать до завтрака, который, Питер, тебе нужно сделать со спаржей. Ну, вот тот омлет. Потом приходи меня будить. Я сказал, что это в восемь вечера. Она даже не сочла нужным прекратить сопеть.

И я, смахнув со столешницы воду, поставил на нее кружку и пепельницу. Потом поставил стул, протер его предусмотрительно захваченной тряпкой. Сел, отхлебнул, затянулся, и стал наблюдать, как Карл Хофман, трогает босой ступней воду в бассейне.

Карл был одет в пижонские легкие брюки, рубашку –поло, на ограждении висел светлый пиджак, рядом стояли дорогие мокасины. Он повернулся ко мне, и сказал:

– Как думаешь, купаться уже можно?

– Да тебе, Хофман, если не лед, то можно смело лезть.

Карл не обуваясь, босиком, пришел на террасу, поставил поваленный мистралем стул, и уселся рядом. Забрал мой кофе и отпил.

– А еще, Грин, какие новости?

– Я женюсь.

–Тоже мне новость – фыркнул Карл – ты уже можешь ехать? Или болен?

– А что случилось?

– Нас ждут в Бонне.

– Нас?

– Не нужно было дразнить русских автозаводами.

– Блин, Карл. Объясни уже все нормально.

– На следующей неделе, приезжает торгово-промышленная делегация. Её возглавляет человек, уполномоченный подписать соглашение.

– Что о нем известно?

– Я пока плохо разбираюсь в их иерархии. Да и знаю только фамилию. Какой-то Косыгин.

Глава 39

Мы с Кэт добрались до Парижа за восемь часов.

В отличие от Прованса, в мартовском Париже весна лишь начинается. Робко зеленеют ветки в Люксембургском саду и на бульварах. Прохожие только сменили пальто на плащи. Нам повезло, что погода позволила доехать без проблем.

Вопрос, где же нам остановиться, вызвал оживленную дискуссию. Катарина, дочь и потомок, не представляла, что можно прекрасно жить и не в «Ритце». Я простодушно предложил снять для проживания баржу, зашвартовать у Лувра, в самом центре.

Это могло привести к занятному компромиссу, когда мы оба согласились бы остановиться на Монмартре. Но вмешались Джо и Айрин. То есть как?

Когда появился Карл, и заявил, что пора уже вернутся к делам и прожектам, я не проявил энтузиазма. Не то что бы стрельба леваков– студентов меня напугала. Просто я знаю, что политические процессы, в СССР и Европе, сейчас не на нашей стороне.

– Нет, Грин, а что ты тогда будешь делать?

– Пока не появилась Катарина, я подумывал купить книжный магазин в Авиньоне.

– Ты собирался торговать книгами?! Хотя, о чем я. В Авиньоне университет. Студентки. А неплохо придумано! Но, ты размяк, Грин. Я расскажу Кэт про этот твой прожект, и уже завтра мы все будем в Бонне.

– Не спортивно, Карл. Зачем там я?

– Ты не оставляешь мне выбора, Питер. Мало того, что ты автор идеи. Ты– русский, что не лишнее. И, вдобавок, ты полон неожиданных мыслей по самому разному поводу. Твое участие в переговорах – дело решенное. Мы можем успеть на дневной самолет.

–Неохота мне ехать, Карл. Моя могучая интуиция говорит, что нас ждут неприятности.

– Ну и как же тогда не ехать, Питер? Они же ждут!

Мы долго разговаривали. Карл рассказал, что идея о крупноформатном сотрудничестве с русскими пришлась очень ко двору в финансово– промышленных кругах. Пойми, Грин, дранг нах остен– это ведь не марш и не лозунг. Это извечная, почти болезненная тяга Германии расширить горизонт. Мечта иметь надежного и верного торгового партнера. Мудак Гитлер, как и большинство мудаков, грезил простыми решениями. За что Германия расплачивается сполна. Но перевернуть страницу и жить дальше – самое время. Вдобавок, в Западной Германии – сумасшедший экономический рост, который делает все это реальным.

Приземляя это все в конкретику, он рассказал, что уже сформирована немецкая часть делегации. Назначен представитель оккупационной администрации. Язык переговоров английский, с протоколами на русском, немецком и французском. Ты в составе немецкой делегации как финансист. Бигот вкурсе, и тоже прилетит, в качестве наблюдателя.

Сам того не желая, я начал прикидывать, как должно выглядеть предложение, от которого советская делегация не сможет отказаться.

СССР, развивая автомобилестроение, с какого-то момента принял за эталон немецкие образцы. Было, конечно, множество дискуссий. Но ведущие конструкторские силы Союза, занимаясь доводкой существующих в союзе моделей, или разрабатывая новые, обязательно сверялись с немцами. Достаточно сказать, что от идеи централизованной смазки, от одной педали в салоне, отказались с большим разочарованием. Матерясь на низкую технологическую культуру в Союзе.

Я все это читал, когда делал курсовики по теории автомобиля. Помню не так уж много. Разве что, помню о том, что в той или иной форме, вопрос строительства автозаводов с помощью иностранцев, всерьез начал рассматриваться с приходом Хрущева. И что это, в конце концов, вылилось в строительство ВАЗа. Помню, что шли переговоры с Рено, и с кем-то из американцев. Но не срослось по чисто политическим причинам.

Да и ВАЗ – это же верхушка айсберга. Стоит ли удивляться, что после сделки СССР-ФИАТ, Коммунистическая Пария Италии стала мощнейшей в Европе?

То есть, в нашем предложении должна быть политическая составляющая. Но это вопрос деликатный и непубличный.

А вот о технологической культуре можно и поговорить. То есть о том, что только досужий тупица верит, что придумав и начертив автомобиль, его сделают через неделю. А через пол-года он пойдет в серию и будет выпускаться по сто штук в день. То есть, можно конечно. Но даже если это будет ездить, то лучше б не ездило.

Мне вспомнился разговор с директором одного оборонного завода. Он тогда купил себе служебный Гелендваген. По поводу чего я над ним посмеивался. Потому что я купил себе для тех же нужд ЛендКрузер. Скромно, надежно и с достоинством, Саша! И никаких понтов.

И доктор наук, настоящий, серьезный производственник, мне тогда сказал:

– Вот ты умный, Петрович, но дурак– дураком. Я в год проезжаю под сотню тысяч километров. Ты сам знаешь наши концы и климат. Двигатель твоей Тойоты, в разных вариациях, собирают лет пятьдесят. А Мерседес – уже сто лет. Чувствуешь разницу?

– Это ты о чем?

– Я о технологической культуре сборки и производства. И доведенном до совершенства регламенте, когда даже тупой, необразованный турок – рабочий, не МОЖЕТ накосячить. И дело не в том, что японцы хуже работают. Дело в том, что они еще многое не до конца отработали.

Поэтому покупка и постройка завода, сама по себе дело конечно хорошее. Но, на том же ВАЗе , стоило кончиться контрактным, привезенным из Италии запчастям, пошел брак и недоделки. Хм, любой россиянин мужского полу знает, что распредвал жигулей – это жопа. Исправить ситуацию смогли лет через десять. То есть, просто отработать.

Но есть и еще одна деталь. Качество ГСМ в Союзе оставляет желать. В частности, так и не поставленная на Волгу и Жигули АКПП – результат отсутствия необходимых масел.

Дело здесь, насколько я помню, в качестве нефти. Мало кто обращал внимание на то, что марка нефти Urals – это марка смеси. В Тюмени добывают очень приличную нефть и конденсат. Как я помню, там народ, конденсатом, при нужде, запросто заправляет авто. А вот получить качественный бензин из Татарской или Кавказской нефти – та еще задача.

Насколько я знаю, НПЗ в Астрахани, к примеру, почти не производил светлых нефтепродуктов. Лишь соляру и мазут. Ну и, что там еще. Высокое содержание примесей.

В общем, в трубопроводах нефть бодяжится, и, что бы получить нормальный бензин нужно затачивать под эту смесь производство. Не говоря уж о маслах.

От переговоров с немцами отказались еще и потому, в том числе, что немецкая техника потребляла высокооктановые бензины и высококачественные смазки. Для СССР, где, сейчас, семьдесят второй бензин –это круто, вопрос не простой.

Получается, советской делегации нужно предлагать еще и НПЗ под ключ. Сами движки заточить под бензин, в принципе не сложно. А вот смазки – это будет проблема. О, а еще ведь и колготки, с которых все началось.

Все это я обдумывал отбиваясь от Хофмана, что наседал с требованием собираться– одеваться и мчаться.

– Ты в Провансе, Карл. Здесь так дела не делаются.

– А как здесь делаются дела?!

Тут на свет божий выползла сонная Кэт.

– Катарина! Я счастлив видеть тебя живой и здоровой! – заявил Хофман.

– С чего это ей быть мертвой и больной? – обиделся я.

– Была надежда, что вы друг друга поубиваете, Грин. Она ведь сразу поняла, что вы созданы друг для друга и принялась скандалить.

–Это же логично.

– И ты это снес?!

– Она гасит свет в комнате силой мысли, Карл.

– Хочу это увидеть.

– Ты упустил свой шанс.

Я поставил перед Кэт чашку с кофе, и апельсиновый сок. Она сонно кивнула. Как то неуловимо снова становясь немкой Катариной Уфельхайм.

–Кэт, скажи хоть что-то – попросил Хофман.

– Хоть что– то делать мы будем только после ланча, Карл– ответила она.

– То есть, поедем послезавтра, на машине , и в Париж – уточнил я…

Мы выехали ранним утром, и Кэт мне много по этому поводу наговорила. Но я был непреклонен. Смысл броска в Париж был прост. Соседом моих друзей Айрин и Джо, был промышленник Даниель Мэтьюр, занятый как раз строительством нефтеперерабатывающих и химических заводов. Получить такого партнера – дорогого стоит. Время есть, почему не попробовать? А уж оттуда лететь в Бонн, на встречу с Алексей свет Николаевичем.

Время до отъезда мы провели с пользой. Валялись на лежаках, на солнышке, обсуждали планы. Катарина, лучше меня знающая внутригерманские дела, спорила с Карлом. Созвонились с Джо, договорились о встрече с мсье Мэтьюром. Отправили Карла обратно в Германию. Причем, ему тоже стало неохота уезжать. Давай осенью сюда приедем, я тоже хочу дом как у вас.Карл, поблизости роскошные развалины замка маркиза де Сада. Они ждут тебя!

В общем, договорились с соседями о присмотре за домом. Вкусно поужинали у мадам Жульет. И, рано утром уехали. Уезжать было грустно. В Провансе уже почти лето.

Когда Катарина знакомилась с Джо, я натурально взревновал. Почему белым женщинам так нравятся высокие и могучие негры?! Ты ничего не понимаешь, Ши! Я почти не общалась с черными. А тут – такой! Еще одно слово, Кэт, и между нами все кончено. А убьет тебя Айрин. Я даже руки пачкать не буду, так и знай. Рассказывая о наших с парнями приключениях, я пояснил ей как-то, что на одном из диалектов Китая, меня называют Ши. Ей понравилось, и она теперь так меня почти всегда называет.

Айрин с Кэт друг другу не то что бы не понравились. Скорее, обе не понимали, как себя вести. Но тут уж привычки Катарины Уффельхайм сыграли свою роль. Аристократия с детства учится доброжелательной сдержанности, сильно упрощая общение.

Ребята нас ждали. Айрин Паттерсон, вполне эмансипированная американка, с удовольствием нахваталась от французов либеральных идей про еду. В гостиной накрыли стол, и принялись нас потчевать под кларет, и парижские новости.

Поначалу Джо рассказывал про свою учебу, и завидовал французскому языку Катарины. Она единственная из нас, кого французы принимают за свою, не чувствуя акцента. Во мне и Айрин сразу опознают американцев. А с Джо смешно. В Сорбонне постановили, что его акцент – сенегальский. И с ним борются. Разговор, собственно, шел на французском, и мы решили, что в Сорбонне что то мутят.

В общем и целом, в Париже тревожно. Заезжий турист ничего не поймет. Но, после январского референдума о самоопределении Алжира, оттуда потянулись сильно озлобленные французы. А военные и ультранационалисты, требуют всеобщей мобилизации и возвращения колоний. Вдобавок «Юманите» подзуживает рабочих на забастовки. А Де Голль отмалчивается. Все это дурно пахнет. На мой вопрос, не ждать ли революции, Айрин смеясь рассказала, что левые силы в затруднении.

Дело в том, что со смертью Сталина, французские интеллектуалы провозгласили новую эру. Предполагая скорое наступление социализма повсюду демократическим путем. Никакого насилия и расстрелов, народы сами выберут путь, по примеру Восточной Европы.

Да только революционную теорию как всегда грубо поломала практика. Политиков, что устанавливали социализм в Чехии, Венгрии, Румынии и на Балканах, как то стремительно начали вешать и расстреливать. И все эти коммунисты побежали на запад. Осев, в существенной части, в Париже.

Многие из них сражались с фашистами, убежденные коммунисты, но были вынуждены бежать. Стоит добавить еще беженцев из послевоенного СССР, которых тоже предостаточно, и которые нелестно отзываются о практике социализма.

Среди всех этих эмигрантов немало людей, знакомых с французскими коммунистическими идеологами. Которые теперь оказались в затруднении. А тут еще председатель Мао, с теорией большой деревни, и винтовка рождает власть. Так что максимум– забастовки. Потому что никто не понимает зачем устраивать новую Тиранию Свободы.

Впрочем, все это обсуждалось достаточно вскользь, потому что основным, конечно, стала бешеная популярность Джо в Сорбонне. Айрин шипела что эти все французские кошолки, только что не вешаются на моего Джо, не понимая что с огнем играют. Правильно, Айрин, тут еще одна немка от вида Джо онемела. Вот где угроза! Немки они такие.

А вообще, я был рад увидеть ребят. Рад, что Кэт не вызвала у них отторжения, и что они ей понравились. Когда разговор зашел о Провансе, и что я ловко поимел там восхитительный дом в волшебном месте, мы с Джо пошл пить коньяк в курительную. Ни я, ни Оттам, не сомневаемся в выводах, которые сделает Айрин.

– Я с Даниелем договорился, он ждет нас завтра, Питер. – Джо закурил «Гавану».

– Слушай, а ты до сих пор революционер? – я так и не полюбил сигары. И мне и вправду было интересно самоощущение Джо.