Текст книги "Правила отхода (СИ)"

Автор книги: Ande

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)

Нанятый мной парень мне рассказал, что вообще-то он, писатель – патриот. Ещё я узнал, что социализм – это то, о чем мечтает Россия. Что настоящий патриот ненавидит ельцинское гавно, и всех этих чубайсов. И что народ, однажды, всех капиталистов свергнет.

Ну, то есть, чувак пришел к капиталисту. За Христа ради напросился в работники, юзает в свою пользу его компы и тырнет– трафик задаром. И рассказывает этому капиталисту, что этот капиталист обворовывают народ. Его начальник, впрочем, мне на него не жаловался, ну я и думал – пусть его.

Он, вызывая некоторое недоумение, меня изрядно смешил. Но я всерьез думал, что вот это и есть народ. Пока не начались все эти белоленточники и митинги на Болотной.

Там, тоже от имени народа, на всю страну орали про «жулики и воры». А мне было банально некогда разбираться.

Я, помнится, подумал что в России херовая светская журналистика. Потому что основные протестные тезисы напоминали светскую хронику. У того – дом вот там, и яхта вот там. И собак он возит личным самолетом. А этот – поужинал за десятку тысяч баксов! Долой!

Было очевидно, что вожди этой движухи хотят все это себе. Но, в отличие от меня, даже не понимают, как все это можно получить. И поэтому готовы жечь каленым железом, сажать и конфисковывать, под разговоры о демократии и свободе.

Вот тогда то я и понял, что вот эти все крикливые пиздоболы, и как бы патриоты, и как бы либералы – ничем друг от друга не отличаются. И вовсе не народ. Просто внаглую этим народом прикрываются.

Заодно вспомнил друзей– приятелей, и в Сибири, и на северах, и на Урале с Камчаткой. Вовсе не богачей, и совсем не топ– менеджеров. И понял, что в отличние от всех этих сталинососов, и навальнодрочеров, они живут с достоинством.

Жизнь у русского народа, и у меня тоже, разная. Зачастую тяжелая. Но мы не придумываем себе оправданий. А просто живем, и не ищем виноватых. Я, всегда точно знал, что сам в своих бедах и виноват. Не подумал, не учел, упустил, поленился. Ну и че теперь, на посторонних кивать?

История с русским патриотом – писателем, помощником менеджера в моей конторе, закончилась смешно. Ко мне пришла новая девушка – секретарь. Предыдущая вышла замуж, рекрутеры прислали новую. И писатель воспылал.

Сделал несколько заходов, но получил отлуп. И тогда он, по простому, пришел к занятому мне, и сообщил, что она шлюха, стерва и вообще. И что – или я ее увольняю, или он уходит. Был вечер, у меня разрывался тремя входящими телефон, я махнул ему рукой, типо, пошёл нахер отсюда.

Он позвонил с утра, и поинтересовался, уволил ли я уже Анечку. Я сообщил ему, что уволил его. Тут же, пока не забыл, позвонил в кадры и попросил все оформить. И выкинул все это из головы.

Спустя несколько месяцев, он прислал мне в подарок свою книжку. Про то, как русская комсомолка – диверсантка Ирина Родина, сражалась за Родину. Я в ней был выведен как противный бизнесмен, заслуживающий линчевания, и народной ненависти.*

Я снова посмеялся, и даже немного позавидовал ему. У меня вот, все просто. Сделал – получи. Не получил – значит плохо делал. А у него – ну какая красота! Многовековые интриги Запада, МВФ и ФРС, Босфор и Дарданеллы, окна Овертона, углеводороды и национальная идея. Всё это приправлено Ротшильдами и масонами, и разогрето одобрением в телевизоре. Взболтать, но не смешивать. А то что девки не дают, это не потому, что живет с мамой. Англичанка гадит.

Поэтому, нужно страну обнести колючей проволокой, и поставить охрану с собаками. Патриоты надеются попасть если не в охранники, то в собаки.

Продав бизнес в двадцатом году , и, по сути, выйдя на пенсию, я с оторопью наблюдал происходящее. Пока не объявили мобилизацию. И вот тогда-то я все понял.

В России конца нулевых, семь миллионов людей в погонах. А воевать некому. Потому что все эти, в погонах, должны на местах присматривать за народом. Вот тут -то я окончательно осознал, что я и есть народ. А эти все – преходящая пена. Так что уж чего народу нужно, я понимаю.

В общем, я отрубился в самолетном кресле, и проснулся лишь перед посадкой. Успел, правда, сходить умыться. Лицо в зеркале не выглядело лицом здоровяка. Но и не было физиономией умирающего. Поскольку ничего не болело, хоть и чувствовалось, решил, что выздоровление идет нормально. Успел перед посадкой махнуть коньяку. Подумал, что настроение– отражение физического состояния. Поспал, и сразу стало плевать на сложности и нюансы.

В аэропорту было полно негров, арабов, и других нефранцузов. Да и рейсы, что объявлялись, пока я брел к выходу– Джибути, Касабланка, Дар -эс –Салам… Плюс влажный морской воздух, и ослепительное солнце. Легкий ветерок дохнул в лицо непередаваемой смесью араматов и запахов.

Одна из национальных французских забава – плакаты. Французы их любят истово и искренне. Я привык, что повсюду во Франции, глаза натыкаются не только на рекламу, но и сообщения про недалеко мэрия, или только здесь самый чистый воздух, или про то, что века здесь не властны.

Лишь случайно, среди всей это пестроты, я увидел табличку– указатель, Рент Кар. И подумал, а почему нет?

Рассказы приезжих про французский гонор, не отражают сути. Галлы не заносчивые, а своеобразные. Чувак, занятый арендой машин, был недоволен не мной. Мне он был рад. Но я разглядел на столе поодаль свежий багет, баночку с тапинадой, кусок сыра-бри, и бутылку вина. Любой, отвлекающий француза от этого, воспринимается, как минимум, с досадой. И дело не в вине. Стаканчик в любое время– здесь дело обычное. Дело в том, что если во Франции и есть святыни, то еда – в первой тройке.

Это, впрочем, не помешало мне слегка разозлиться. Потому что на парковке стояло десятка три самых разных авто, и было очевидно, что арендодатели не напрягаются. Тем более, что я не хотел себе пафосный новый Ситроен DS, я не хотел унылый Рено. Я хотел чего-нибудь совсем простого и неброского. А это, с точки зрения хозяина авторента, могло подождать. И получилось смешно.

– Мсье -заявил он мне – приходите через час, и мы подберем вам что-нибудь по вкусу.

– Чего тянуть? – ответил я, сообразив, что он намерен завтракать, а не маяться ерундой – я беру вот этот вихикл.

И показал на стоящий у входа старенький Ситроен Де Шво. То, что надо.

– Это машина не сдается. Это мой автомобиль – с достоинством ответил хозяин авто в аренду.

– Значит, я его покупаю – я совсем разозлился. Вот чего проще, дай мне тачку, и наслаждайся едой!

– Не продается!

– Все продается, назовите цену.

Француз с веселым интересом посмотрел на меня:

– Пол– миллиона франков!

– Сколько?! – сначала я окуел, а потом вспомнил, что только что была денежная реформа. И он, скорее всего, имеет ввиду старые франки. Но все равно, тачка, лет пяти возрастом… мы оба задумчиво посмотрели на банальный, голубой, кое-где помятый Ситроен.

– Хорошо! – согласился он – четверть миллиона, и это последняя цена.

К этому моменту, мы оба уже сидели за столом на улице, у вход в офис. Рюкзак я бросил в ногах. Наклонился, достал из рюкзака Вальтер, и папку со своими документами. Положил это все на стол, и достал пачку стодолларовых банкнот. Француз изучил получившийся натюрморт, и задумчиво сказал:

– Сто восемьдесят тысяч.

Я сунул ему триста пятьдесят долларов, и спустя пять минут затормозил у выезда на шоссе. С этими курсами валют… В Париже, все уже живут с новым франком. Официальный курс– пятерка за доллар. Реальный – где то шесть франков за бакс. А здесь, народ еще ходит с пачками старых купюр.

Тем не менее, я, стоя на светофоре, думал, куда же податься. Изначально, узнав про Марсель, я подумал про Ментону. А чего нет? Кот-д -Азур, море, граница с Италией. Да и Айрин просила. Но потом сообразил. Они меня там уже завтра найдут. А хотелось побыть одному. И я, дождавшись зеленого, свернул налево, в сторону Авиньона и Бордо, уезжая от моря.

Наруливая по Национальному шоссе 113, я чувствовал себя сбежавшим с уроков школьником. Весна в Марселе уже вполне настоящая. На улице, градусов двадцать, на солнце. Живописная дорога окружена уже зелеными деревьями, справа иногда виднеется река.

Ситрен Де Шво, автомобиль выдающийся. Куча нелепых и обидных событий, сделали символом эпохи Фольскваген Жук, а не эту машину. Как по мне, Де Шво– лучше. Удобнее, практичнее, надежнее, лучше управляется. А что до скорости– так мне, в моем состоянии, и не нужно.

В общем, больше часа я просто отдыхал, даже ни о чем особо не задумываясь. Пока справа не мелькнула табличка Кавайон 10 км. Я съехал на обочину, и достал дорожную карту, что подарил мне смешной француз– владелец Ситроена.

Тут я сообразил, что нахожусь в самом исконном Провансе. В будущем, я про Прованс много читал, да и все эти кино– « Сто дней в Провансе», «Хороший Год», « Убийственное Лето». И я решил, что сам бог велел мне спрятаться где-нибудь в горах.

Поэтому я свернул на мост через реку Буше-Де –Рон, в Кавайон. Проехав небольшой, обаятельный городок насквозь, я двинул к синеющим на востоке горам. Решил, что буду ехать, пока хватит сил, или бензина. А там, где-нибудь заночую.

Мимо уютных и живописных деревушек. Мимо бесконечных виноградников. Мимо зацветающих грядок с фиолетовой лавандой. Доехал до предгорий горного хребта и двинул по горной дороге.

Не альпийские серпантины, конечно. Но и машина не Порше-Карера. Проехав какие то полуразрушенные замки, какие то горные поселки, с роскошными видами, открывающимися то тут то там, я почувствовал себя неважно.

К счастью, мелькнула табличка Ребюйон. Спустя пару минут, я, поднявшись еще в гору, въехал на главную деревенскую площадь. Остановился у небольшого дома, с кафе. Вылез из машины, и зашел в прохладный зал.

Разнокалиберные деревянные стулья. Потертые столешницы. Вкусные запахи. Молодая, уже загорелая девчонка за стойкой.

– Бонжур, мадемуазель. Я хочу пообедать. И не подскажете, где у вас можно остановиться на пару дней?

Авторское отступление.

Начиная рассказывать историю, как в джунглях Камбоджи случайно затормозили ядерную программу Китая, я не думал, куда это заведет.

Сейчас мне очевидно, что уже можно бы остановиться. Но история не закончена.

Я не люблю многотомных сериалов, поэтому решил, что так дальше и буду рассказывать. В рамках одного тома. Уж сколько выйдет, столько выйдет.

Но, все же, пардон.

ПСЫ. Пользуясь случаем.

Дорогие читательницы! Женщины– это лучшее, что есть на планете. Я не устану это повторять. Поздравляю вас с праздником. Счастья вам.

* ни один автор АТ не имеется ввиду. Хотя персонаж вполне реальный )

Глава 37

Обед во Франции это вам не то. Всякая ерунда, типо революций, войн, и кризисов, могут подождать, когда на стол, где уже стоит литровая бутыль с водой, последовательно, ставиться – литровая бутыль местного розового вина, багет титанических размеров из собственной печи, блюдо нарезанной сыровяленой колбасы с корнишонами, тазик салата, пяток маленьких пицц, тапинада, сыры, жареное мясо, пирог с вишней.

Кафе, возле которого я приткнул машину, называется « Панорама», в смысле «Le Рaysage». Девица за стойкой, на мою просьбу обеда и помочь с ночлегом, сказала – бон, налила мне стаканчик «Рикара», и указала на широкую, панорамную, остекленную дверь с другой стороны стойки.

Недоумение прошло, стоило мне выйти на большую, уставленную столиками террасу. Террасса была устроена на хоть и пологом, но достаточно крутом склоне холма, на который я только что въехал. С нее открывался вид на большую долину, расчерченную виноградниками, дорогами, деревушками, и рощами, переходящими в лес на склонах гор напротив. Вид с террасы завораживал.

На террасе сидели, видимо, местные жители. Потому что гул голосов на мгновение стих, и я почувствовал направленные на меня взгляды. Усевшись за столик в сторонке, долил воды в стакан и стал наблюдать, как мутнеет напиток. Гул возобновился.

Девица, спустя совсем немного, стала метать на стол, тараторя без остановки. О том, что раз вы не сделали заказ, мама решила вас накормить как простого работника. Сейчас она сделает для вас мясо, и придет обсудить ночлег.

Уже на пицце я попробовал остановить конвейер еды. Но девица была такая прехорошенькая, с красивыми, загорелыми ногами под легкой юбочкой. Так мило обижалась, подливая мне в стакан вина, что я себе пересиливал, и заталкивал очередной разносол.

Впрочем, все было так вкусно. Вино было такое легкое, и праздничное, что, несмотря на панику, я продолжал работать ножом и вилкой, сам не замечая, как ем все новые и новые куски. Когда я приступил к пирогу, меня почтила мадам. Глянув на нее я понял, кем станет хорошенькая девица через двадцать лет. Крупной теткой с золотым зубом, и жидкими усиками.

Налив себе вина в стакан, что принесла с собой, мадам рассказала. Что местная гостиница откроется только в мае. Но мсье не останется на улице! У них, за кухней, есть небольшая комната, которую мне готовы сдать. С завтраком-обедом-ужином, сто франков.

Кажется, я разочаровал мадам, не став торговаться. Посетовал лишь, что не поменял в аэропорту доллары. Но это оказалось нестрашно. Бон, ответила мадам, принимая сотку, я как раз поеду в Апт, заодно разменяю. А я почувствовал, что меня неудержимо клонит в сон. И попросил показать мне мою комнату.

Проходя в обратном направлении за девицей, и разглядывая ее со спины, я вспомнил Хофмана. Не так уж он не прав, с его утверждением, что моногамия жива пока мы изменяем. Комната оказалась маленькой. Односпальная кровать, и стул – это все, что в нее поместилось. Лампа, с жестяным абажуром, под потолком. И все. Девица распахнула ставни в окне, с видом на ту же долину. Кивнул, и пошел к авто, за своими вещами. Рюкзак так и лежал в незапертой машине, на заднем сидении. Поодаль, в кружевной тени еще только зеленеющих деревьев, несколько пожилых дедов играли в петанк. Их азартные возгласы нарушали сонную тишину. Вернувшись в комнату, едва нашел силы раздеться. Отрубаясь, успел подумать, что ничего удивительного, словив пулю чуть больше суток назад.

Проснулся я, от солнечных лучей, бьющих в лицо. Судя по ним, я проспал с обеда до утра. Глянув на часы, понял, что так и есть. Без двадцати шесть утра.

В своем паническом бегстве я ни о чем не думал. Наверное, у меня тоже шок. Ругательски себя ругая, стянул футболку, и посмотрел на бинты. Как и следовало ожидать, слева багровело пятно. Уселся, и тихо матерясь, начал разматывать, по-немецки тщательно сделанную повязку.

Все оказалось вовсе не страшно. Отек спал, раны подживают, слегка сочась сукровицей, что оставила так разозлившее меня пятно. Бросил бинты на стул, вспомная, что проезжал в одной из деревень мимо аптеки. Прикинул, что под курткой никто ничего не заметит.

Но тут открылась дверь и в комнату засунулась давешняя девица. Щурясь из полутемного коридора, она, разглядев, что я сижу на кровати, начала тараторить заранее, видимо, заготовленную речь:

–Мьсе, вы так долго спите, что мама волнуется, и послал меня …– тут она разглядела меня, с раной в боку, окровавленные бинты, и воскликнула– Ой!

Захлопнула дверь, и я услышал топот удаляющихся ног. Кажется, у меня проблемы. Не успел я встать, и натянуть штаны, раздались тяжелые шаги командора. Снова без всякого стука распахнулась дверь, и в комнату ступила мадам. По хозяйски повернула меня к свету, и воскликнула – О-ля-ля! После этого начала говорить, ни на секунду не замолкая.

Это пулевое ранение, мсье, я-то в этом понимаю. Раздались какие-то команды, в результате которых ее дочка унеслась, и спустя пару мгновений опять возникла с тазиком воды, марлей, ватой, какими – то бутылками, и пластырем в зубах. Я был усажен и мадам начала, весьма квалифицированно, мои раны обрабатывать. Рассказывая мне, что она одно время была сестрой милосердия в Кавайоне, пока не вышла замуж. И вам не о чем беспокоиться, мсье, из Рубийона еще никого не сдавали жандармам. Тут она наклонилась, и обнюхала мои раны. Все нормально мсье, заживает отлично!

В общем, спутя минут пять я уже был с двумя марлевыми заплатками, приклеенными, к ранам, и уверением, что все нормально, через неделю можно будет работать.

– Мадам – наконец то вклинился я – вы не представляете как я вам признателен. Уверяю, я щедро вас отблагодарю!

– Без сомнения, мсье! Я обязательно включу все в окончательный расчет. Сейчас ступайте на террасу, я подам вам кофе.

На террасе было пусто, лишь за столиком у двери сидел какой -то француз. Он оказался хозяином кафе, и виноградников, на которых сейчас работал с утра до позднего вечера. Зовут Жак Лежен. Услышав имя, я засмеялся. Честно сказал, что боялся, что так и не услышу во Франции имя Жак. Рассказал, что я– Питер Грин. Путешествую по Провансу.

– Англичанин?

– Американец.

– Слава Богу. Эти дикари, с острова за Ла Маншем…

Мадам принесла кофе. Следом пришла дочка с блюдом. Я все больше понимаю притчу про Гаргантьюа. На блюде лажало то, что она назвала бутербродами. Половинки циклопического багета, уложенные колбасой, корнишонами, зеленью, и еще чем то. В студенчестве, я бы одним таким бутером питался пару дней в трехразовом режиме.

Жену Жака зовут Жульет. Их дочку зовут Франсин. Рекомендую присмотреться к недвижимости в этих местах, мсье Питер. Все больше парижан избегают Ницы с Сен-Тропе, и покупают дома здесь, на склонах Люберона. Какие то исследователи выяснили, что в августе, каждую минуту пять тысяч человек одновременно делают в море пи-пи.

С этим душераздирающим сообщением он ушел трудиться на винограднике. Я услышал как от дома отъехала машина. А мадам Жульет предложила мне завтрак. Максимально твердо отказался и попросил еще кофе.

Она принесла кофе, и принялась снимать стулья со столов, протирать их, готовить кафе к посетителям. При этом уже привычно незамолкала. Я узнал, что насчёт недвижимости лучше поговорить с нашим мэром. Он местный булочник, днём не сильно занят, может что то порекомендовать. Или поехать в Апт, там есть агентство недвижимости. Вам все равно лучше съездить туда, показаться врачу. Заодно и узнаете. Насчет врача не беспокойтесь, я дам вам к нему записку. Никто никому.

Я курил утреннюю сигарету, смотрел на освещенную солнцем долину. Размышлял что, судя по восхищенным взглядам Франсин, меня приняли за марсельского бандита, сбежавшего после перестрелки. А мадам, тем временем, перешла к анализу местного рынка недвижимости и оценки его инвестиционной привлекательности с точки зрения моральных качеств местных жителей. Потому что не так важен дом, как соседи.

Глядя на долину внизу, я грелся в лучах утреннего солнца, и сонное оцепенение охватывало меня. Кажется, я даже задремал. Очнулся лишь на грохот стульев. Бригада каких то рабочих зашла позавтракать. Сбросил с себя истому, встряхнулся и пошёл на кухню.

– Мадам Жульет! Я поживу у вас несколько дней? И, вы обещали мне записку, для доктора, в Апте…

Три дня спустя я съехал. Мало того, что моя комната не запирается. Но в первый же полдень, вернувшись из Апта, я запарковал свой авто у велосипеда, прислоненного к стене кафе.

Велосипедисты здесь дело обычное. Все, от солидных матрон до древних дедов, бодро крутят педали, не глядя, едут они под гору, или наоборот.

Но войдя в кафе, я увидел жандарма у стойки. Молодой полицейский любезничал с Франсин, несмотря на ее очевидную холодноватость. Он наградил меня специальным полицейским взглядом, что видит преступность насквозь.

А местная публика, что тусовалась в кафе вечерами, взглядами давала мне понять, что не ссы парень, своих не сдаем.

Надо полагать Франсин совершенно никому в деревне не сказала, что у них в кладовке прячется раненый грабитель. Потому что мадам Жульет, конечно же, никому кроме двух – трёх ближайших подруг, обо мне не рассказывала.

Я пытался объяснить девчонке, что вовсе не преступник. Но она восторженно-заговорщицки щурилась, и, кажется, даже меня не слушала.

Было очевидно, что в этой головке уже крутится картинка. Как мы с ней, весело отстреливаясь от жандармов, мчим на моем Ситроене в неведомые земли и дальнюю даль. То есть в Лион, что аж в двухстах километрах, или даже сказочный Париж. И это прекрасно, за исключением одной детали. У меня, в общем то, роль даже не обольстителя, а транспортного средства. Юным девушкам нравится представлять себя роковой преступницей, я лишь удачный повод.

Времена, когда добрая четверть бюджета Франции будет формироваться туристами, еще не настали. А в Провансе о такой возможности еще даже подозревают. Поэтому ничего удивительного, что молодой полицейский уселся ко мне за столик во время ланча. И строго предупредил, что б без баловства тут. А я заверил, что ни-ни. Мы друг друга отлично поняли. Хотя я внутренне ржал изо всех сил. Ибо подтекст предполагал, что я не пристаю к Франсин, а жандарм Бруно Лансенс не выясняет, в розыске я, или нет.

Но я решил не проверять, как поведу себя, если в постель ко мне залезет красотка. И так понятно, как . А тут еще, и чувствовал я себя отлично. И дверь изнутри не запирается.

Доктор в городишке Апт, осмотрев меня, заявил что все нормально. Вам пока не стоит играть в шары, и увлекаться велосипедом. Покажитесь через недельку. Заодно, я заехал в агентство недвижимости.

Сейчас жилье в Провансе стоит смешных денег. То, что через пятьдесят лет будет продаваться не меньше чем за миллион евро, можно запросто купить за пару тысяч долларов. Немного вложений, и вуаля! Прекрасное место отдохновения от суеты.

В агентстве недвижимости со мной были любезны. Пожилой владелец подробно рассказал, что и где продается. И вручил карту с объектами недвижимости à vendre в округе. Я не то что бы приехал за недвижимостью. Но безвылазно сидеть в небольшой деревне было скучно. А осмотр недвижимости, отличный повод поездить по округе.

Правда, я быстро решил, что дом купить все же стоит. И даже, почти сразу его выбрал. Сгонял еще в пару мест, но убедился, что лучше все равно не найду.

На том же склоне, что и кафе «Le Рaysage», лишь километром севернее, продавался прекрасный, большой дом. Возвращаясь из Апта в деревню, я, не доехав, свернул между двух столбов, на которых когда-то висели ворота. Проехав небольшой аллейкой уже взрослых вязов, я запарковался у типичного провансальского дома. Из местного желтоватого камня, под черепичной крышей.

Обойдя дом, я даже остановился на мгновение. С другой стороны открывался вид на долину. На площадке поодаль устроен бассейн. Крытая все той же черепицей терраса. Высокие и широкие панорамные двери –окна позволяли выйти на террасу прямо из кухни, или других комнат. Судя по каменному столу и стоящим вдоль стенки стульям, здесь вкушают ужин, любуясь долиной и горным склоном напротив.

По множеству признаков было заметно, что дом давно нежилой. Запыленные окна. Заросший какой то гадостью бассейн. Не выметанные с террасы желтые листья.Но было видно, что за домом все-же присматривают. Слева зеленела дубовая роща, и открывался вид на Рубийон. Справа – вершина холма, заросшая средиземноморской сосной, что называют пинеда.

Уселся на стоящий на солнышке деревянный лежак, достал сигареты и закурил. Еще раз огляделся. Нужно бы посмотреть, что там внутри. В окна было видно, что мебель в наличии. Но неплохо бы оценить. Подумал, что завтра приеду сюда с хозяином агенства недвижимости. И собрался было уже возвращаться к авто. Но тут услышал звук колокольчика, откуда то слева.

На площадку перед домом из дубовой рощи выбежала собака. С колокольчиком. Как я понял – дартхар. И, не приближаясь, принялась меня облаивать. Спустя пару минут по тропе из рощи вышел мужик в типично провансальских синих штанах, клетчатой рубахе, жилете и резиновых сапогах. На плече у него висела двустволка. На поводу он вел осла.

Оказался сосед. Зовут Мишель Лакан. Местный фермер, но, за небольшие деньги, присматривает за домом. Я уже привык, что сдержанная почти надменность жителей Прованса, очень быстро сменяется доброжелательной говорливостью, если не сказать болтливостью.

И я узнал, что он, вообще-то, ходил охотиться на кабана, что повадился на тыквенное поле. Для этого и бубенчик на собаке. Чтоб не выпалить по ошибке. Но услышав авто, поспешил предупредить, что это частный дом. Это дом мсье Берту. Выходца из этих мест. Важного господина, что перебрался в Париж. Но он пару лет назад помер. А его жена –парижанка. Выразительная гримаса, в смысле что она понимает в жизни. Теперь дом продается.

Я пояснил, что намерен посмотреть, да и купить этот дом. Он мне может про него что-то рассказать?

Лакан пожал плечами, и сказал:

– В доме есть отопление – и значительно на меня посмотрел.

Видимо, это означает немыслимую крутизну. Но не успел я уточнить детали, как он сказал, что у него есть ключи, что бы показывать дом покупателям. Сейчас, мсье, я отведу собаку и осла, и вернусь. Пса зовут До-До. А осла– Илли.

Внутри дом мне понравился еще больше. Метровые стены, старинная деревянная мебель, полы из широченных дубовых досок. Чугунные батареи. Несколько каминов. Один на кухне. И, восхитивший меня огромный двухдверный холодильник, облицованный снаружи кафельной пликткой. В кабинете большая библиотека. Работающий телефон.

Короче, на следующий день я выписал чек главе агентства недвижимости. Но это вам не Америка, мистер Грин. Спустя день, сделка была оформлена нотариусом. И, хотя я и переехал в дом, потом еще больше недели я подтаскивал и добывал для нотариуса разные документы. Ради которых, мне даже пришлось позвонить в НьюЙорк, мистеру Этьену Мале. Попросить изготовить мне левых, но совсем как настоящие счетов, и прочих справок, и срочно отправить в город Кавайон во Франции. И, Ти, никто не знает, что я тебе звонил, договорились? Тебя как подстрелили, Грин, ты решил ото всех прятаться? Я решил от вас всех отдохнуть.

Мотаясь между Аптом, Рубийоном, ЛаКостом, и Кавайоном, я понял несколько, в сущности, простых вещей. Во первых я –здоров. Рана ощущалась, но и только. Отверстия, зашитые в больнице – зажили, и с каждым днем я чувствовал себя все увереннее. Во-вторых, меня совершенно очаровал Прованс, с этими смешными французами, помешанными на еде, и болтовне. В третьих, я ел столько,что и представить не мог, а пил вина еще больше. Но не только не полнел, но и почти не пьянел. Разве что вечерами, cидя в деревенcком кафе, и скушав пяток рюмок marc. Но даже тогда не ощущал никакого похмелья.

Лакан, что помогал мне разобраться с домом и его устройством, заявил мне, что это свойство местного воздуха, который целебнее чем где-либо. Все это мы с ним обсуждали за бутылкой прошлогоднего вина, наблюдая, как чистят бассейн.

А тут выяснилось, что я упустил важную деталь. То есть для меня это-ерунда. А вот местная общественность слегка напряглась. Оказывается, дом был самым дорогим в округе не потому, что он был хорош. Вместе с ним продавались пять гектаров виноградников. Ставших тоже моими. Их уже лет двадцать арендовала у бывшего владельца местная коммуна. И ко мне пришла делегация.

Слава богу, я подавил в себе русское – да пользуйтесь задаром. Боюсь, меня бы никто не понял. И я, три дня, с главой коммуны скрупулёзно, изучал отчетность, и заключал соглашение. Подписание которого, община отметила все в том же кафе. Меня потрясло то, что поупка мной дома, ничуть не изменила ко мне отношения. Просто я из недотепы грабителя, что подстрелили на деле, перешел в статус удачливого бандита, что мудро вкладывает награбленное.

Деньги там, мне причитались небольшие. И часть аренды оплачивали вином. Которое мы частенько попивали с Лаканом, и другими, иногда забредавшими соседями. Предложить стаканчик-это общее местное правило.

В общем, голова моя совершенно очистилась от тревог, и я впал в какую-то даже медитативную созерцательность. Жадно поглощая окружающие краски, запахи, и приметы быта.

Параллельно, где то в подсознании, крутились мысли о том, что и как нужно сделать, что бы сделать жизнь в России – лучше. Неплохо бы как– ни будь запустить разрядку напряженности. Ясно, что мне это не сдюжить. Но попробовать-то можно? Как оно не сложиться, но тусовка будет эпохальная.

Я по всякому крутил в голове известные факты, слухи, и собственные возможности. Пока ясного понимания что и как делать, не было. Так, одни наметки.

На фоне этого, пришедший ко мне Лаком, сообщивший, что погода испортится, меня не особо впечатлил. Но он, налив второй стакан, сказал, что если просто дождь, то да. Ерунда. Но если мистраль, то все. Давай принесем и сложим дров у каминов, и вообще, будь готов пару дней не выходить из дома. Я сейчас включу автоматику отопительного котла.

Но даже когда с неба грюкнуло, вдарило, и упала стена воды, я не особо впечатлился. И даже когда отключилось электричество, я просто развел камины, зажег свечи и продолжил читать «Опыты» Монтеня. Тем более, что появившийся из дождя Лакан запустил генератор. Но на третий день, я занервничал. Потому что сначала кончился бензин в генераторе. Выключился котел. Вода из бассейна начала изображать водопад с террасы. Я поклялся себе, что первое, что сделаю после дождя– это куплю дождевик и резиновые сапоги в деревенской лавке.

Глядя на бушующее торжество весны, я никогда не думал, что дожди здесь похожи на катаклизм.

Мишель Лаком, появившись солнечным, ярким, теплым, следующим утром, успокоил. То есть наоборот. Это был дождь, Питер. Но теперь нужно ждать мистраль. Электричество к вечеру починят. Да и телефон тоже. Но я тебе советую прямо сейчас съездить в Менерб, и договориться что тебе привезут мазут для котла, и бензин для генератора. Эта сторона местной жизни мной еще была не охвачена. Но я решил не отступать от данных себе обещаний.

Мы договорились, что Мишель едет на моем Ситроене за мазутом. А я беру у него осла, и еду на нем в деревню за одеждой и сапогами.

Полное имя осла– Иммануил. А пса– Альфредо. Но в Провансе имена сокращают самым диким образом. И поэтому осел– Илли. А пес До-До. Лаком оседлал и взнуздал осла, и мы разъехались в разные стороны.

Я не заметил особого упрямства у ишака, что безропотно тащил меня на себе в гору по грязи. Под палящими лучами солнца, между деревьями стоял пар, и все прямо на глазах сохло.

Въехав на главную деревенскую площадь, я увидел привычный рынок, что устраивали селяне, торгуя самым необходимым, и продуктами. И жандарма Бруно Лансенса, что, видимо наблюдаюл за порядком . Естественно, он тоже меня увидел. Верхом на осле:

– Мистер, Грин! – он холодно официален. Ну не виноват я , что эта вертихвостка с ним не любезна!

– Привет, мсье Лансенс. – я слез с осла. Потому что все ж натер седлом задницу.

– И как это понимать?-докапывается что ли?