Текст книги "Правила отхода (СИ)"
Автор книги: Ande
Жанры:
Альтернативная история
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 29 страниц)
Глава 35
Максимилианштрассе – это центр Мюнхена. Рядом куча вполне исторических и туристических ништяков. Опера, Ратуша, Мариенплатц, магазины и кафе с ресторанами.
Отель Кемпински, где я остановился, считается символом королевской роскоши. Но это реклама. Обычный отель с конскими ценами, и тесноватыми номерами. С другой стороны, я не стал селиться в президентский люкс, мне не зачем. Люксы то в Кемпински – вполне. Но, в них останавливаются випы, сразу же привлекающее пристальное внимание. А вот это мне не к чему.
Мы приехали из Берна в Мюнхен на поезде. Хофман, имеющий свою квартиру в центре, на Максбургштрассе, хотел, что бы я поселился с ним. Но я уклонился. Ты, Карл, мало того что теперь богач. Ты забываешь, что твой покойный дядюшка рассказал студентам – археологам о твоей гибели. А теперь, вдруг выясняется, что дядюшка погиб, а ты –живой! Когда они придут интересоваться, как так вышло, я хочу быть подальше.
Вопреки моим опасениям, в Берне все прошло спокойно. Хотя и заняло времени больше, чем я ожидал. Карл Хофман, с бараньим упорством, переписал по десять процентов акций «Инвестиционного Акционерного Общества Хофман АГ», на меня, Джо, и капрала Уильяма Венцеля. Пояснил, что за все время, на некоторые купоны акций, полагается прибыль. Ее посчитают позже, и зачислят на ваши счета.
Это Акционерное Общество оказалось любопытным образованием. Управляло пакетами акций кучи весьма крупных предприятий по всему миру, получая доход ,и, играя этим доходом на биржах. С тридцать восьмого года вышло неслабо, как я понимаю.
Сама организация занимает небольшой дом в Берне, рядом с банком Zähringer Bank, на Шмиденплатц. Управляющий – тот же, что и был поставлен Карлом Хофманом – старшим, в конце тридцатых.
Мне понравилось, что больше двадцати лет, контора флегматично работала, не имея ни слуху ни духу от владельца. Как мне пояснил Хофман– младший, то, что активы не бесхозны, и он, и его отец знали. Но считали, что нацисты это все скинули в войну, и там другой владелец. А узнать его имя в Швейцарии – невозможно. Поэтому новости из Вьетнама потрясли его отца. И многое изменили.
И вообще, оказавшись в Берне, Карл Хофман стал собран, деловит и немец. За достаточно короткий срок сходил в Zähringer Bank, вступил в права, отписал нам по пакету акций. Провел инспекцию владений и персонала. Связался с Джо, и даже, с пребывающем до сих пор во Вьетнаме капралом Венцелем. Непрерывно о чем-то совещался со своим отцом. Короче – европейский бизнесмен крупного калибра.
Надо сказать, что в Берне мы заселились в большой двуспальный люкс, в Hotel Schweizerhof. И это было невозможно. С учетом разницы во времени, с разного рода людьми Карл круглые сутки говорил по телефону. Это банально не давало мне нормально выспаться, потому что он иногда орал.
Так что, приехав в Мюнхен, я заявил, что с меня довольно. Прямо с вокзала поехал в отель Кемпински, и устроился там. Меня расстраивало то, что, судя по всему, Хофман отвертелся от женитьбы. Мне искренне хотелось посмотреть , как он стал бы выкручиваться.
Карл не любил об этом говорить. Рассказал нам с Джо только, что его предполагаемая свадьба – решение родителей. Которое не стоит отменять. Хотя бы потому, что еще несколько лет назад подписан договор между семьями. Причина, как теперь выяснилось, банальна.
Матушка невесты – выходец из семьи Фликов. Крупнейших сталелитейщиков Германии. Невеста– наследница пакета акций. А отец Карла, тоже владелец небольшого пакета акций. Совместно они имеют большинство, и предприятие остается семейным. А вот порознь – возможны неожиданности.
– Дело в том, Грин – говорил Карл еще в Берне – что теперь, с обретением обратно «Хофман АГ», у нас совместный блокпакет. И я уже передал его в управление деду Катарины.
– Откупился?
– Обменял, один пакет, на другой, придурок.
–Карл, она такая страшная?
– Да нет, ничего. Глаза, шея, попка. Просто мы друг друга терпеть не можем.
– Ага! Значит, с ее стороны есть сильное чувство? Это же все меняет! А то я уже расстроился.
– Питер, – снисходительно объяснил мне Хофман – мы с ней сразу договорились дать друг другу полную свободу. Одна только обязанность – совместный наследник. А это можно и потерпеть. Но теперь и этого не нужно…
В разговоре со старшим Хофманом, которому я был представлен на следующий день по приезде, меня, впрочем, больше интересовали совсем другие вопросы.
Большой и красивый дом в Грюнвальде, фешенебельном районе Мюнхена, выглядел как и положено родовому гнезду. Очень респектабельно и уютно. А Отто Хофман, выглядел как и положено немецкому военному – аристократу. Высокий, суховатый, собранный и внимательный. Только монокля не хватает. А так, даже костюм на нем сидел как влитой.
– Мистер Грин! – заговорил он, даже не предложив мне присесть – я вам бесконечно признателен за помощь моему сыну. И целиком и полностью одобряю и поддерживаю решение Карла предать вам и вашим друзьям пакеты акций.
Я, в ответ, попросил его принять доставшиеся мне и Джо пакеты в управление. Потому что, буду честен, ни на что не рассчитывал, и считаю , что так будет правильнее. Отставной полковник слегка растерялся, и, кажется, был растроган.
Потом мы с ним долго говорили. Благо, было что обсудить. Здесь и история с китайской атомной программой. О которой он просил меня не распространяться. И история с кладом. Добродушная ирония по поводу телепередачи, боюсь , Питер, Карлу понравится отираться среди этой легкомысленной публики. Потом появился Карл, что скрылся куда-то, как представил меня отцу. И мы обсудили нашу с Карлом работу на Королевский Банк Шотландии. В смысле, это весьма перспективно, ребята. Только нужно все хорошо обдумать.
Отдельной темой стало покушение на старшего Хофмана, что организовали, с подачи Клауса Гремница, леваки – студенты. И вообще вся эта история.
Предупрежденный Карлом, Хофман-старший не сплоховал. Но, даже покушение, двоим вооруженным грабителям, вменить не удалось. Лишь попытку ограбления. Их скрутили слуги, вызвали полицию. Начальник полиции что то подозревает, но посвящать в семейные проблемы посторонних – категорически неприемлимо! И, помните, где то в Кельне сейчас находится помощник ублюдка Гремница. Что участвовал в покушении на тебя Карл. Так что не расслабляйтесь, ребята!
Этот важный и занятой дядя, потратил на нас почти пол дня. Но, вроде бы, все обсудили. В конце разговора, Отто Хофман потребовал у меня, что бы я с любой просьбой обращался к нему. Он постарается мне помочь.
Я, не откладывая, попросил присмотреться к Джо и Айрин. Даже если они заделают ребенка, герр Хофман, Айрин бесценный человек в вопросах рекламы. А что касается Джо, боюсь, черному будет трудно найти достойную работу.
Взгляд отца Карла, при этом стал веселый, и где то даже пиратский. И он заявил, что про мистера Оттама много наслышан. И, безусловно, привлечет его к работе в Европейском Союзе Угля и Стали, французам будет полезно.
Под конец я все же попросил не хоронить идею женитьбы Карла. Может сладится у них , а то он проникся легкомыслием. Но отец, шуток по поводу сына не поддержал. Проворчал, что ему самому это не очень нравилось, и хорошо, что так вышло.
Следующим утром я познакомился с Катариной Уффенхайм, и согласился с этим мнением .
Мюнхен– город сонный, и достаточно компактный. Путь от отеля, до квартиры Карла Хофмана, недлинный. Лежит через Мариенплатц, с его клоунами и певцами, а потом, безлюдными переулками. Начало марта в Германии время промозглое. Поэтому солнце с утра меня взбодрило, и я решил прогуляться.
От дома Карла отъезжало такси. А войдя в фойе с лифтом, увидел девушку. Сказать, что столкнулся с прекрасным – ничего не сказать. Такая… ну вот, когда шел– шел, измаялся, все проклял, потом вдруг увидел ее, и понял– все. Пришел. Дальше никуда не нужно.
Она, увидев меня, ослепительно улыбнулась обычно-отстраненной приветливой улыбкой звезды, случайно встретившейся глазами с дворником. А я, уловив сначала лишь образ, рассмотрел ее подробнее. Отметил про себя легкий макияж, в стиле «Ах, не обращайте внимания какая я офигенная!». И сдержанно подчеркивающую что, «мне нечего скрывать, можете любоваться» одежду.
Нынешняя женская мода хаотична. В целом, делится на два направления.
Иконой одного является Джеки Кеннеди, а в Европе, скорее, Грейс Келли и Одри Хепборн, и примкнувшая к ним Айрин Паттерсон, наша приятельница. Ну, вот это все – сдержанно, изысканно и утонченно. Но нужно иметь физические кондиции, это позволяющие. Без них получается скучная тетка.
Второе направление воплощает Бриджит Бордо. Вульгарно, нагловато, слегка глуповато, и прущая сексуальность. При всем при том, многих теток реально украшает, и молодит.
Здесь и сейчас, передо мной стояла Грейс Келли на максималках. Но было видно, что если бы она предпочла стиль Бриджит, то той пришлось бы вырвать волосы и уйти в монастырь.
Тем временем открылась автоматическая дверь лифта, девушка вошла в него и вопросительно посмотрела на меня. А у меня испортилось настроение. Я понял, кто она. Вошел в лифт за ней. В досаде, и извечном русско -пацанском, а может и всемирном, желании опустить волшебное и недоступное, пробурчал на английском:
– Большинство изнасилований случается в лифте.
Ну, в Германии не очень с английским. Хуже чем в Париже, который извечно делает вид, что не знает ничего, кроме французского. Так что я, всего лишь, обозначил что не местный. С чего-то решив, что, ну откуда ей знать английский? Она внимательно на меня посмотрела, улыбнулась еще более унизительно– отстраненно, и ответила на отличном инглише:
– Вы, наверное, Питер Грин? – нажала кнопку пентхауса Карла.
– Сума сойти! Откуда у меня в Мюнхене такая известность?– я и вправду удивился.
– Не удивляйтесь – снисходительно пояснила она – Мюнхен сродни деревне. Все все знают, и уже о вас судачат.
– С чего такой интерес?!
–Благодаря вам Карл жив, а я свободна. Если вы не поняли я – Катарина Уфельхайм.
– Очень приятно, фроляйн Уфельхайм. Мой немецкий оставляет желать лучшего, поэтому, если не возражаете, оставим английский.
– Как угодно, мистер Грин – лифт остановился, двери распахнулись, и мы вышли в холл пентхауса – называйте меня Кэт. Фроляйн – очень официально.
Навстречу нам вышел Карл.
– Познакомились? Отлично! Катарина, я созваниваюсь с нотариусом? Грин, ты знаешь, где выпивка. Катарина хочет попробовать твое махито.
Мы пошли в гостиную. Карл занимает верхний этаж пятиэтажного дома. Большая, теплая квартира, огромная гостиная, и еще несколько комнат. Приходящая прислуга и повар.
– Откуда вы знаете про махито, Кэт?
– Карл мне по телефону про вас все уши прожужжал. Я жду подробностей его спасения. Так приятно знать, что Хофман был бессилен.
– Я вас разочарую. Карла никто не спасал. Разве что, когда мы вышли из джунглей, то наткнулись на людей. Крестьяне, обрадовались мы. Еда! увидели нас крестьяне. Там голодно, Катарина. Но, с нами был парень, американец. Он знает местные диалекты, и объяснил им, что Карл невкусный.
Говоря все это, я смешал махито, и протянул ей запотевший бокал. Она поблагодарила небрежным кивком:
– То есть, правду, вы мне не расскажете – констатировала она пригубив, и подняла бровь – а неплохо! Карл не выдумывал, мистер Грин.
– Называйте меня Питер, Кэт.
Снова появился Хофман, с бумагами:
– Нотариус все подготовит через неделю, Кэт. Подпиши вот это. Я отправлю ему курьером.
Пока она, на журнальном столике, подписывала какие то документы, Карл мне объяснил, что расторжение помоловки– это не хухры– мухры. А целое мероприятие. И не вздумай уезжать из Мюнхена, Грин. Да и куда тебе ехать?
– Ну не скажи, Карл, – я налил себе виноградной – я решил отправиться в Испанию.
– В Испанию?! – удивились и он и она.
– А что вас удивляет? Построю курорт, на Коста –Дорада. Это к югу от Барселоны, в Каталонии. Все как положено. Дороги, с пяток отелей. Да и англичан с их Коста – Бравой умою. Может построю парк аттракционов как в Лос– Анджелесе.
– Но там же Франко! – Карл тоже налил себе, только коньяк, и уселся напротив.
– А что такого? Фашизм, фаланги, все как ты любишь, Карл. Подтянем американскую мафию. Наш Карл, Катарина, большой друг американских мафиозо. Думаю, согласится ради такого дела слетать к дону Гамбино.
– Ну не знаю –ответила она – пока что, завтра вечером мы идем на «Фауста». Дирижирует фон Кароян.
– Зачем? – не понял я.
– Грин – Карл пригубил – общество должно увидеть, что разрыв помоловки, вовсе не означает разрыв отношений Фликов и Хофманов.
– А при чем здесь я? Да и Вагнера я не очень…
– Вы будете моим кавалером, Питер – объяснила Катарина – Карл теперь в этом качестве никого не отпугнет.
– А, тогда конечно. Пугало из меня выйдет прекрасное! Очень тонкий комплимент , Кэт.
Так дальше и пошло. Мы вели интенсивную светскую жизнь. Мысль построить в Испании Парк Развлечений мне все больше нравилась. Что вы понимаете, говорил я Карлу и Кэт на их скептические ухмылки. Это ведь, если не вспоминать о корриде! И вообще, в Испании сейчас куча всякого народу тусуется. Дали и прочие Пикассо.
Вдобавок, историю с Кельнской революционной ячейкой, мы с Карлом не сбрасывали со счетов. Хофман – младший мне честно рассказал, что переговорил с Хубертом Шрюбберсом, главой Федеральной Службы по охране Конституции. Заодно, хорошим приятелем папаши Карла. Оказывается, и такая контора есть в ФРГ. Однако там сказали, что без прямых улик никто не почешется. Но, обещали наблюдать.
А еще мы с Карлом, ко всему, встретили на Мариенплатц Виктора Луи.Я почти уверен, что он искал с нами встречи. Но выглядело все, очень случайно. Мы с ним столкнулись в толпе.
Сердечно поздоровавшись, отправились в «Opatija am alten Peter». Уже то, что мы все, после Парижа, стали избегать пивных, заслуживало обсуждения.
В процессе обычного трепа, я завил этому Луи:
– ВиктОр! Я, как всякий американец – параноик. И считаю вас русским шпионом. Правда, выше среднего. Вы не крадетесь к сейфам с фотоаппаратом. Вы не занимаетесь шантажом. Вы отслеживаете тенденции, и ищете контакты. Зачем мы вам?
– Узнать, кто такой Карл Хофман, не представляет никакого труда, Питер– засмеялся Луи – это про вас ничего, кроме телепродюсерства неизвестно. Но и этого достаточно, что бы любой шпион сделал стойку. Добавлю только, что обещание построить фабрику по производству колготок, дошло даже до высшего руководства СССР. И меня попросили выяснить серьезность этого заявления.
Я закурил, слушая, что Карл говорит журналисту, что все возможно, при взаимовыгодности. То есть вежливо съезжает. А потом сказал:
– ВиктОр! Если разговор серьезный, то можно обсудить строительство в России автозавода под ключ. Я думаю, компания Даймлер –Бенц, нам с Карлом не откажет. Но, сами понимаете, это требует детальной проработки, и отсутствия камней за пазухой у договаривающихся сторон. И, что самое важное, это нужно решать оперативно. Потому что сейчас такая возможность есть. А завтра ее может не стать.
– У немцев на это найдутся деньги?– удивился Виктор Луи.
Мало кто из российских обывателей знает, что такое продать завод, или ГЭС, другому государству. А на самом деле, сначала продавец находит деньги, и за свой счет строит эту ГЭС. Потом сдает объект покупателю, и уже только потом начинает оформлять расчет.
В случае, к примеру, с РосАтомом, как пирожки продающим блоки АЭС, это выглядит так. РосАтом кредитуется в Российском Федеральном Бюджете. В рублях, кстати. Строит на эти деньги блок. Сдает его, к примеру, индусам. А Индия подписывает с Россией договор, о задолженности. Которая, как суверенный долг, гасится потом много лет.
В случае с частными корпорациями, такого рода сделки идут под финансовые гарантии федерального правительства, и именно это зачастую тормозит такого рода проекты.
Но, в нашем случае, доступ к финансовым ресурсам есть. И я подумал, почему нет? Уж не хуже Фиата машины у немцев. Не говоря о том, что, при любом строе и раскладе, завод останется. И россиянам будет полегче.
Господин Луи, вежливо с нами допив бордо, срочно смылся. Карл у меня поинтересовался, всерьез ли я. А я пожал плечами, и сказал, что Союз надежный плательщик, какая разница? И Хофман-младший всерьез задумался.
Самое забавное, что это оказалось всерьез. Потому что господин Луи нарисовался спустя пару дней. И не один, а со вторым секретарем посольства СССР.
И такие встречи, в разном составе, были еще не раз, почти каждый день. Пока я не сказал им всем, пусть уже приезжают спецы. Поговорим и подпишем рамочный протокол. А то утомляет.
В общем, я пришел через десять дней к Карлу. Что бы отправится, с ним и Кэт, к нотариусу, и присутствовать при его обретении свободы. Впрочем, пришел я в дурном. Непонятно почему, милая девушка, которой я уступил дорогу, на выходе из дома Карла, только что не плюнула, в ответ на мою вежливо поднятую шляпу. Нужно сказать, что в Мюнхене, молодые женщины, были, мягко говоря, со мной не очень сердечны. И это меня, наконец, выбесило. О чем я и сообщи Карлу и Кэт, что сидели у него в гостиной. Что не понимаю, чего они все на меня шипят? Вежлив, скромен, не пристаю. В чем дело?
– Понимаешь, Питер – сказала Катарина– Вот как мы познакомились? Когда ты подошел к лифту, ты раздел меня глазами!
– Очень не многие девушки могут этом похвастаться!
– Чем?
– Что я раздел их глазами. Обычно там и раздевать нечего.
– Питер, ты ужасно похотлив.
– Да?!?
– Но если тебе будет легче, знай – даже мне иногда нравится, как ты на меня смотришь.
– И мне тоже, нравится, как ты на нее смотришь – ехидно сказал Хофман.
– Что тебя смущает, Питер? Ты не простой человек. Ты сложный. Умный, забавный, неоднозначный… И в то же время, ты потрясающая, неисправимая, и неизлечимая скотина!
– Слушайте – ядовитого елея в голосе Карла было на десятерых – поцелуйтесь уже наконец, и поехали. Нас ждут.
Я помог Катарине надеть пальто. Но это не остановило ее реприманды . Пока мы спускались в лифте, она не замолкала.
Про то, что некоторые считают себя неотразимыми красавцами, не понимая, что же женщины ценят в мужчинах! На что я философски отвечал, что в некоторых народностях эталоном считаются толстые женщины с густыми усами.
– Ты чего на меня уставился, Грин?! – Катарина в гневе прекрасна.
– Закрой глаза, Кэт. Представь толстуху с усами. Представила? Это ты.
– Знаешь что?! Представь свинью в навозе, Грин! Представил? Так вот, ты – навоз!
Мы как раз вышли из дома, собираясь дойти до улицы, и поймать такси. И я открыл рот, собираясь рассказать про самую любимую жену персидского шаха, ростом метр пятьдесят, и с усами. Но тут раздался выстрел.
Помня о соратниках профессора Гремница, я совершенно не стесняясь таскал свой потертый кольт с собой. Решив лучше разбираться с полицией, чем в нужный момент оказаться без ствола.Только купил наплечную кобуру. И оказался прав. Сзади, из под макинтоша, я бы пистолет не достал. А тут, сразу сделал несколько важных вещей.
Достал ствол, левой рукой толкнул Кэт за колонну у входа, заслонил собой и оценил обстановку. Справа спереди, в Карла, стрелял какой то молодой человек. Промахнулся. И я выстрелил в него. Тоже промазал.
Теперь уже Карл достал свой люггер, и начал часто лупить в противника.Попал. Но не успел я обрадоваться, как откуда-то слева – сбоку появилась молодая женщина, достала из кармана модного бежевого пальто ствол, и выстрелила в меня. Попала, но как-то несерьезно, я лишь почувствовал, как левый бок мне вроде как полоснуло. Не обращаявнимания, поднял ствол и выстрелил в девушку. Она упала.
Огляделся. На пустой улице никого не было. Карл стоял поодаль, рядом с трупом. Рядом со мной тоже лежало тело. Я обернулся. Катарина сидела на корточках, зажав уши руками и закрыв глаза. Я взял ее за руку. Она посмотрела на меня.
– Ты цела?
– Цела?
– Не ранена?
– Ранена?
Кажется, она мня не только не понимает, но и не узнает. Черт, и Карла нужно прикрыть, вдруг это не все.
– Катарина,– я мягко потряс ее за плечи – у тебя шок. Ничего страшного. Сиди тут и дыши.
Вдали раздались сирены, к нам подошел Хофман. Я попробовал встать, но меня повело, и я вдруг очутился на земле. Услышал только восклицание:
– Грин, да ты ранен! Не отключайся.
Теряя сознание , я услышал, как подъехала какая то машина.
Глава 36
Первое, что я увидел очнувшись – глаза Катарины. Я немедленно наткнулся на ее взгляд. А потом услышал возглас Карла:
– Я же говорил, что ничего страшного!
Я снова закрыл глаза и прислушался к себе. Какая то херня. Последнее, что я помню, это как совершенно неожиданно завалился на бок, присев перед Кэт. Снова посмотрел на девушку.
С ней, судя по всему, все нормально. Разве что покраснел нос. Плакала, что ли? А вот со мной – что-то не то. Огляделся. Больничная палата. Я лежу на кровати, рядом сидит фроляйн Уфельхайм, гладит мою руку. В ногах, на стуле, удобно закинув ногу на ногу , сидит Хофман-младший, и довольно улыбается. Увидев, что я осознанно на нее смотрю, Кэт просияла, и сказала:
– Слава Богу, Питер. Мы все страшно перепугались – наклонилась, и поцеловала меня в щеку. Мне показалось, что меня поцеловал ребенок. Снова прислушался к себе. Ничего не болит. Только страшная слабость, и хочется пить. О чем я и хотел сообщить. Да только не вышло. Пересохшие губы едва открылись, и все что я смог, это прохрипеть:
– Пить!
Продолжая оценивать свое состояние, обратил внимание на то, что наоборот, то есть в туалет – совсем не хочется. Хотя, капельница вон стоит, поодаль. На руке след иньекций. Получается, я здесь или совсем недолго, или наоборот. И за мной ухаживает санитарка. Ну не эта же фифа мне простынь перестилала, или под меня судно подкладывала? Пусть и именно она сунула мне в губы носик поильника, а потом вытерла рот. Чем я немедленно и воспользовался:
– Что со мной? Давно я здесь? Что это было? – голос у меня… тоненько-дребезжащий. Я откашлялся, левый бок потянуло болью.
Ответил мне Карл. Жестом не дав открыть рот Катарине. Что она снесла безропотно. Чудны дела твои, Господи!
– Ты, ранен, Грин. Прошло больше суток. Юные революционеры из Кельна, решили покончить с семейством Хофманов.
Не давая Кэт, что так и держала меня за руку, вставить хоть слово, он рассказал. Врачи говорят, что это был болевой шок, и потеря крови. Большая лужа, Грин. Но, скорая приехала быстро, и тобой сразу занялись. Почистили и зашили раны. Ты счастливчик, Питер. Сквозное в бок, а не одного органа не задето. Чуть выше или ниже – было бы просто ужасно. А так, через пару дней сможешь бегать. На это утверждение, Катарина Уфельхайм возмущенно фыркнула. А я спросил:
– А революционеры то чего?
– У моего погибшего дяди есть сын .
– Так вот оно что, Карл! Теперь то я все понял.– непривычно тихая Катарина снова фыркнула.
– Ты и здоровый то умом не блещешь, Питер. Вчера было покушение не только на меня. В это же время покушались на моего отца. Студенты юридического факультета Кельнского Университета, сочли наследственное дело перспективным.
Я с трудом сел. Катарина подсунула мне под спину подушку.
А Карл продолжал. Что его отца, в отличие от нас, врасплох не застали. Охрана скрутила стрелка, и он уже дал показания. Ни к тебе, ни ко мне, у полиции претензий нет. Только вот, твой, Грин, Кольт изъяли как вещдок. Поэтому, Хофман расстегнул пиджак, под которым слева подмышкой мелькнула кобура. Он сунул руку за спину, вытащил Вальтер Р-38, и протянул мне. Стащил из отцовских запасов, Питер.
Я освободил руку от мягкой ладони Катарины, и взял ствол. Выщелкнул магазин. Вставил обратно, и, несмотря на возмущенное фырканье фроляйн, сунул его под подушку. Кивком поблагодарив Карла. А потом сказал:
– Осталось всего два вопроса. Что это за место, и, вы таки расторгли помоловку? Или теперь все, исхода нет?
– Это больница Людвига-Максимилиана, при университете. – засмеялся Карл – ты прав, не стоит откладывать. Я сейчас же позвоню нотариусу. Пойдем, Кэт. За него можно не беспокоиться. Он не только никуда не денется, но и выживет.
Я было открыл рот, что бы сказать, что и вправду, судя по одежде – вы здесь со вчера сидите. Можете уже сходить переодеться. Но не успел, пришли с каталкой. Двое санитаров увезли меня на процедуры. Кэт на прощание меня поцеловала, а Хофман хлопнул по руке. Напоследок, я попросил не звонить Джо.
– Я с ним договорился, что он пока не приедет. А мы, придем завтра утром – сказал Карл вслед каталке.
В процедурной меня пытали хоть и больно, но недолго. Я рассмотрел зашитую пулевую рану в своем левом боку. Врач сказал, что в спине такая же, только больше. Повезло, что кровотечение промыло рану. Вы счастливчик, герр Грин. Воспаления не наблюдается. Температура в норме, у вас отличное здоровье. Вам принесут ужин, я распоряжусь. Пожилому немцу – врачу было глубоко фиолетово все, что не относится к медицине. А пулевое ранение он видел явно не впервые. Я подумал, что он, пожалуй, и военный опыт имеет.
Тетка средних лет, медицинская сестра, принесла в палату ужин. Бульон, кусок курицы с овощами, компот. Допивая компот, почувствовал что засыпаю.С трудом дождался, когда сестра заберет кроватный столик с посудой, и отрубился. Подумал только, что какие-то в Мюнхене немки не типичные. Никаких рослых, склонных к полноте блондинок. Темноволосые, стройные, крепкие женщины. Что Катарина, что вот, медсестра, что публика в опере и ресторанах. С тем и заснул.
Когда я снова проснулся, судя по темноте за окном, была ночь. Банально хотелось отлить. Зажег лампу в изголовье и огляделся. До этого я, видимо, был все же не в себе, даже не посмотрел вокруг. Отдельная палата, высокие потолки, вдоль стены капельница, стол с какими то стерилизаторами и еще чем то медицинским. Ага, а вот эта дверь – в сортир, гадом буду.
Осторожно сел, и спустил ноги, на пол. То есть в тапочки. Орднунг, твою мать. Тапочки ровно там, где и положено. Поход к удобством, со всеми манипуляциями, дался мне неожиданно легко. То есть медленно, но не больно, и не особо тяжело.
Уселся на кровать. Оглядев себя, снова осмотрелся. Захотелось курить, и я задумался, как это осуществить. На мне были только семейные трусы, и те, видимо, из местной аптеки. Да плотно обмотанный, как поясом, бинтами живот. Но на стене висела на плечиках больничная пижама.
Подумал, осторожно надел штаны, пижамную куртку. Сунул в глубокий карман куртки Вальтер. И вышел в коридор. По ночному времени, свет выключен. Мимо дверей палат, пошел к единственному освещенному месту. Где, как и ожидалось, увидел женщину за столом под лампой, что принесла мне ужин.
Мой немецкий не больно то и хорош. Но мы с ней поладили. Я заявил, что без курева мне будет хуже, чем с ним. Поворчав, она дала мне не только теплый халат, но и вытащила из стола пачку сигарет и спички. Сигареты «Ernte 23» мне раньше не встречались. В другом конце коридора черная лестница, с официальной курилкой.
Закурив, я огляделся. Второй этаж, за окном ночь. Внизу, открылась дверь, и, видимо с улицы, кто то зашел, хлопнула дверь. Я докурил, и пошел вниз по лестнице. Вышел в небольшой парк. Справа от меня светился огнями главный вход в больницу. На улице было градусов пять тепла. Стараясь не бежать, прошел через садик, и вышел на улицу. Чуть поодаль от главного входа– стоянка такси. И даже два такси -мерседеса– понтона. Вот на заднее сидение первого к выезду, я и шлепнулся.
– Отель Кемпински, бите – сказал я таксисту.
Таксист, как раз рослый, склонный к полноте бюргер, глянул на меня и кивнул:
– Окей. Отель Кемпински.
– Еrwarten– сказал я такситу спустя минут десять, вылез из машины, и толкнул дверь отеля.
Швейцара ночью нет. Да и в фойе пусто. На часах над ресепшном – четыре утра. Ночной портье, хоть и заспанный, но любезный, пока я плелся, откуда то возник за стойкой.
– Будьте добры – сказал я– ключ от номера, рассчитайтесь с такси, и подготовьте расчет, я съезжаю.
Портье не дрогнул ни мускулом, протягивая мне ключ.
В номере я, наконец то оделся, стараясь не шипеть, когда неудачно наклонялся. Моя одежда осталась в недрах больницы. Да и испорчена. Так что я надел джинсы, футболку свитер, куртку, купленную еще в Лос Анджелесе, армейские ботинки, и кепку. Покидал в рюкзак вещи, документы, пару пачек баксов, что таскал с собой на всякий. Сверху положил Вальтер. Если чо, удобно, вроде как сбрасывая рюкзак, доставать.
Сел за столик, достал из ящика бумагу и ручку, и, на отельном бланке написал:
« Карл!
Я намерен пару недель отдохнуть от шума и людей. Не нужно меня искать и суетиться. Я сам вернусь. И, по любому, дам о себе знать.
Жму руку, Грин».
Попросил портье отправить конверт господину Хофману– младшему. Вместе с моими вещами, что я оставил в номере…
Аэропорт «Мюнхен-Рим»– солидное кирпичное здание. К моему удивлению, совсем не там, где я ожидал. Да и довоенного пассажирского самолета– памятника, нигде не видно. Я решил улететь первым отбывающим рейсом. Втайне надеясь, что это будет Италия или Испания. Это оказался рейс на Марсель.
Билет мне продали за доллары и без звука. Рейс АйрФранс. Реактивный аэроплан «Каравелла». Полупустой самолет. С моего бегства из больницы прошло не больше часа. Вот и говори потом, что раньше жизнь была медленная.
Улыбчивая француженка – стюардесса принесла мне коньяк. В соседнем кресле попутчика не было.
Я сбежал не просто так. Я сбежал от Катарины Уфельхайм. Она всю жизнь прожила в атмосфере поклонения и обожания, на светлой стороне жизни. И вдруг – стрельба, трупы, смертельная опасность. Она в шоке, и ее на мне переклинило. Я про это слышал, читал, да и видел лично. Как и то, что ничем хорошим это не кончается.
В двадцать первом веке, с ней уже беседовали бы психологи. При всей моей нелюбви к ним, они, в такого рода ситуациях, реально помогают.
Я хочу Катарину, и даже очень. Но получить ее вот так– это просто нечестно. Что то типо, напоить телку силой до бессознанки, и трахнуть. Фу… Она сейчас совершенно не в себе. И кончится это все, в лучшем случае отторжением. Вот придет в себя, тогда посмотрим.
А еще мне нужно остановится в бесконечном забеге, что начался три месяца назад в Паттайе. Остаться, хотя бы ненадолго, наедине с собой – тоже полезно.
Заодно, хорошо подумать, что бы такого сделать, что бы народу в России полегче жилось. Если повезет – попробую забабхать автозавод. И пусть кто то только вякнет, что я ни фига не понимаю в народных чаяньях…
Долгое время я с тоской, но искренне, считал что я – не народ. Вот мент какой, больной на всю голову, или вахтер, презирающий все живое… вот они– народ. А я– нет.
В конце нулевых, мой хороший приятель попросил меня дать работу его знакомому. Я тогда не стал вникать в причины. Подумал, что услуга пустяшная, а просит хороший человек. Чего не помочь?








