Текст книги "Только слова (СИ)"
Автор книги: Amberlover
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)
========== Глава семнадцатая. Воронова почта ==========
Всю ночь сменялся караул. Сначала меня, Бильбо и Торина не собирались тормошить, но потом сошлись на том, что мы будем дежурить втроем самыми первыми, чтобы потом спокойно спать до рассвета.
– Дракон, должно быть, уже мертв, – я честно просидела целый час на земле как самый преданный часовой, глядя в ночную темень. – И Озерного города больше нет.
Бильбо поежился. Я не знала, погиб ли кто-нибудь при налете Смога или эльфам и Барду удалось эвакуировать всех жителей, но, конечно, поводов для радости было не так много. Раз Бард убил дракона, значит, не за горами было наступление орков… Я подумала, что эта фраза звучала даже относительно иронично.
Нас сменили братья, а мы осторожно, чтобы никого не разбудить, вернулись в просторную, но совершенно не обставленную караульную. Торин пожелал мистеру Бэггинсу спокойной ночи и провел меня во вторую комнату, где было точно так же пусто. Не то чтобы я ожидала увидеть там кровать с мягким матрасом или ванну, наполненную горячей водой, но в комнате не было ни завалящего стула, ни криво сколоченной табуретки.
Торин расстелил плащ – как ни странно, его хватило, чтобы не дрожать от холодных каменных плит под спиной, – и мы легли вплотную друг к другу. Хоть мне и куда больше нравилось находиться на свежем воздухе, но пятичасовые прогулки вызывали у меня изжогу, так что я планировала хорошенько выспаться и отдохнуть.
– Ниэнор, мои слова могут показаться чересчур грубыми по отношению к тебе, – вдруг заговорил Король под Горой.
Я повернулась к нему лицом, опираясь на локоть. В тускло освещенном помещении, честно сказать, я видела плохо, но мне и такой нечеткой картинки хватило, чтобы пораскинуть мозгами и почувствовать, как в горле разрастается мерзкий комок. Спазм, который скрутил внутренности, вынудил меня податься вперед, прежде чем Торин произнес бы что-то еще.
Он не противился, и я, зажмурившись, представляла, что это не последние спокойные моменты перед войной, что у нас еще будут дни, недели – да что там, целые годы, – чтобы не ютиться на плаще в караульной комнате. Когда я открыла глаза, то неожиданно оказалась сверху, на плотных королевских бедрах, а Торин терпеливо убирал мои волосы, которые падали ему на лицо.
– Ты будешь со мной? – спросил он, и я только покивала в ответ, не в силах ничего ответить.
Возможно, Торин предлагал мне то, на что приличные гномьи женщины соглашались только в первую брачную ночь или при необходимости родить наследников. А, может быть, у гномов было как у всех – и я не становилась объектом всеобщего порицания. Впрочем, стоило горячим ладоням проникнуть под мою рубашку, как мне резко стало не до рассуждений о нравственности.
Плаща отчаянно не хватало, и я, раздетая не больше, чем это было необходимо, периодически оказывалась головой на камнях или утыкалась какой-нибудь частью тела в походные мешки. Все было очень тихо, а мне оставалось мечтать о волшебном будущем, в котором за дверью не будет спать десяток гномов и один хоббит.
Торин был по-своему заботлив, несмотря на то, что явно не считал меня фарфоровой куклой в своих руках. Он, наверное, стал первым, кто не уточнил у меня, все ли было хорошо, – а только молча смочил в воде из фляги запасную рубаху и помог мне привести себя в порядок.
Я настаивала на том, чтобы перед сном он убрал руку из-под моего затылка, но Торин отмахнулся:
– Не волнуйся, от твоего веса не затечет. А теперь спи.
Он, как в пещере, сухо поцеловал меня в лоб, накрыл свободной частью плаща. Я, сделав вид, что поправляю волосы, спрятала глупую улыбку.
Наутро, когда меня разбудил Бильбо, я была ужасно сонная и, зевая, выслушала, что за ночь гномы не заметили ничего подозрительного. На завтрак достались сухари, я сжевала один без энтузиазма – исключительно из-за боязни отбросить копыта от голода, – и отправилась греться к Торину, наблюдавшему за горизонтом.
– Происходит что-то странное, – сказал он, кивая в сторону круживших над Горой ворон. – Время осенних перелетов уже прошло, да и птицы все местные – скворцы, зяблики. А там вдали я вижу стервятников, питающихся мертвечиной, они словно ждут битвы.
Я вздохнула, и в ту же секунду Бильбо протянул руку:
– Смотрите, дрозд вернулся!
Дрозд, испугавший меня, когда мы торчали у тайной двери, подлетел к нам, усаживаясь на соседний камень, и застрекотал. Я не понимала птичий язык – да и дрозд говорил что-то так быстро, что все равно бы, наверное, ничего не разобрала.
– Дрозды тараторят чересчур непонятно… нет чтобы ему быть вороном! – усмехнулся Балин. – Ведь здесь, над караульным помещением, жила знаменитая мудрая пара воронов – старый Карк и его жена. Не думаю, однако, чтобы кто-нибудь из этой древней породы остался в живых.
Дрозд издал громкий крик и улетел, а потом вернулся с дряхлым вороном, который, несмотря на будто слепые глаза, узнал Торина. Ворон уцепился лапками за мою штанину и произнес на понятном мне всеобщем языке:
– О Торин, сын Трейна, и Балин, сын Фундина… Я – Роак, сын Карка. Карк умер, ты знал его когда-то. Сто пятьдесят три года протекло с тех пор, как я вылупился из яйца, но я помню все, что рассказывал отец. Ныне я предводитель больших воронов, живущих в окрестностях Горы. Смотри! Птицы собираются к Горе и к Дейлу со всех сторон, ибо распространилась весть, что Смог умер! Он пал в битве с жителями Эсгарота.
Роак сделал паузу, чтобы позволить гномам радостно вскочить и воскликнуть, что сокровища теперь принадлежат им. Только я и Бильбо, пожалуй, не разделяли их восторга – да и Торин ждал продолжения воронова рассказа.
– Такова радостная весть, Торин Оукеншильд. Возвращайся в свои чертоги без страха, сокровища твои. До поры, до времени, ведь сюда стягиваются не только птицы. Слух о смерти стража сокровищ прокатился повсюду, а легенда о богатствах Трора не устарела. Сюда движется войско эльфов, озерные жители видят причину своих бедствий в гномах. Однако послушайте моего совета: Бард, потомок Гириона, – тот, кто застрелил дракона, – заслуживает вашего доверия. Нам, воронам, очень бы хотелось стать очевидцами мира между гномами, людьми и эльфами. Но мир будет стоить вам немало золота.
Чуда не случилось, и стоило Роаку упомянуть о том, что нужно будет делиться сокровищами, лицо Торина потемнело от безосновательного гнева. Все было настолько плохо, что к нему едва не кинулись племянники.
– Спасибо тебе, Роак, сын Карка. Тебя и твое племя мы, разумеется, не забудем. Но пока мы живы, никаким ворам и насильникам не отнять у нас золота. Если хочешь заслужить нашу благодарность, приноси нам известия о тех, кто будет приближаться к Горе. И если есть среди вас молодые с сильными крыльями, пошли гонцов к моей родне в северные горы. Главное – добраться до моего двоюродного брата Дейна, что живет в Железных Холмах, у него много опытных воинов. Пусть поспешит к нам на помощь!
Мы вернулись в Гору, чтобы замуроваться ото всяких гадких эльфов и людишек, и меня это вогнало в тоску: если Торин действовал, повинуясь болезни, то остальные никак не противились его решениям. Я бы поняла, если бы гномы отказались отдавать часть драгоценностей Трора склизкому бургомистру – тот бы сбежал с ней в закат, а добропорядочные жители Озерного города никогда бы не смогли восстановить свои дома.
Братья, хоть и не перечили своему дяде, не выглядели довольными. Как и остальные гномы, они участвовали в укреплении Главных Ворот (в принципе, строительные работы не затронули только меня и Бильбо) – и я предположила, что нездоровое влечение к золоту передавалось только через поколение. Это было очень слабым утешением.
Я помнила, что говорила Торину о его сумасшествии, но сам гном, видимо, уже давно про все забыл. К сожалению, Король под Горой, который был готов отказаться от Эребора ради меня, шутил с племянниками и извинялся перед Бильбо после встречи с орлами, превратился в фанатичного и жадного правителя.
Настроение Торина менялось по сто раз на дню, и я умудрялась никогда не угадывать, чего от него ждать. Поскольку мы с хоббитом были освобождены от возведения новой стены перед Главными Воротами, на наши плечи легла готовка каши из топора. Как-то вечером, когда уставшие гномы сидели за столом в зале, а я работала «официанткой» и разносила плошки со скудным ужином, Торин поднялся со своего места:
– Какой же я старый дурак.
Я готова была ущипнуть себя: в его глазах не было и отблеска помутнения рассудка. Торин взял из моих рук плошку, поставил ее на стол перед младшим из братьев, и очень плавно поцеловал меня, не заботясь о том, что на нас глядели его подданные. Не то чтобы наши отношения были секретом, но до этого официально в них были посвящены разве что Кили и Фили.
На следующий день Король под Горой делал вид, что знать меня не знает.
После этого Торин набросился на Бильбо, как коршун, когда мы с хоббитом от нечего делать катали по рукам гладенький желудь. Он неслышно материализовался в коридоре и, заметив нас, налетел гневным вихрем:
– Что это?! У тебя в руке!
Мы подскочили со скамьи, как будто действительно занимались чем-то предосудительным, и Бильбо промямлил:
– Так, ничего…
Конечно же, от этого мы не стали меньше похожи на заговорщиков, а Торин будто бы готовился силой вытрясти из растерянного хоббита правду:
– Покажи!
Мистер Бэггинс раскрыл ладонь, на которой лежал желудь. Торин долго смотрел на него, и морщины, созданные гримасой злости, постепенно разглаживались.
– Я подобрал его у Беорна в саду, – сказал Бильбо, немного нервно пожимая плечами.
– Ты пронес его с собой весь этот путь? – отчего-то Торин расщедрился на мягкую и трогательную улыбку. – Небогатый трофей.
– Я посажу его в своем саду. Ну, однажды он вырастет, и, глядя на него, я буду вспоминать обо всем… о плохом и о хорошем, что мне повезло вернуться домой.
Потом, когда с укреплением главного входа закончили, нас постигла новая напасть: мы застряли в сокровищнице в поисках Аркенстона, который спокойно лежал в кармане у мистера Бэггинса.
– Не нашли?
Торин помнил о моем обещании перекопать все горы сокровищ, поэтому я не была обделена этим бессмысленным общим занятием.
– Пока ничего! – глухо раздалось из-за соседней груды самоцветов и золотых слитков.
– Здесь его нет! – добавилось откуда-то справа.
У меня уже болели глаза от постоянных золотых бликов, но я не должна была показывать, что считаю идею совместного поиска бесперспективной, чтобы не вызвать у Торина сомнений. Камень искал даже Бильбо, которому даже лучше, чем мне, было известно, что Аркенстон не найдется.
– Ищите дальше, – строго приказал Торин, который провел в сокровищнице в одиночестве около трех дней и практически ничего не ел за то время, пока перебирал блестящее содержимое ваз и чаш.
– Камень может быть где угодно, – заметил Глойн.
– Аркенстон в этом зале! Найдите его! Ищите все! Никакого отдыха, пока не найдете!
Я стиснула зубы. Конечно, следовало отдать Торину должное, он сам потратил десятки часов на поиск Аркенстона, но зато теперь Король стоял на одной из площадок и только отдавал резкие указания.
Периодически мне казалось, что желудок намертво прилип к спине и ссохся настолько, что я никогда больше не захочу есть. От сухарей меня уже воротило, и я бы с превеликим удовольствием сжевала траву на одном из склонов Одинокой Горы. Потом Балин кричал, что пора сделать перерыв, и я плелась рядом с остальными, чтобы сделать жалкий глоток воды – и вернуться к работе.
Один раз я спряталась за особенно высокой золотой пирамидой и позволила себе беззвучно выплакаться. Нет, даже это не заставило меня пожалеть о том, что произошло в караульной комнате: Торин предоставил мне выбор и я, уже зная, чем в любом случае закончится возвращение в Гору, согласилась.
Аркенстон, разумеется, так и не нашли, а Торин позвал нас с Бильбо, Балина и Двалина к высокому королевскому трону, который стоял на круглой площадке в пустой пещере. Меня уже давно не радовали такие каменные пейзажи, лишенные растительности и каких-либо звуков, кроме гулкого эха шагов.
– Ты сомневаешься в чьей-либо преданности? – спросил Балин. Тон вышел уж очень покровительственным.
Торин прекратил созерцать спинку трона. Он повернулся к нам, не произнеся ни слова, и спустился по ступеням с площадки. Если бы я верила в ауру, то запросто могла бы представить, как она клокочет вокруг Короля под Горой.
– Аркенстон, – продолжил Балин, – это достояние нашего народа.
– Это королевский камень, – процедил Торин, как будто Балин только что присвоил Аркенстон себе. – Разве я не король?!
Балин хмыкнул с грустной улыбкой, Двалин ничуть не изменился в лице и даже не дернулся от яростного восклицания, Бильбо украдкой почесал нос, а я закусила губу. Никто из нас не ответил.
– Знайте же, если кто-то найдет камень и утаит его от меня, я жестоко отомщу.
Собрание было окончено.
Я наткнулась на Балина в библиотеке, наполненной пыльными фолиантами, когда бесцельно бродила по Эребору. Мне нужно было проветриться, но наружу никого не пускали, поэтому ничего не оставалось, кроме как наматывать круги по известным лестничным пролетам, чтобы не заблудиться.
Балин потер глаза широкой ладонью:
– Драконий недуг… я видел такое. Этот взгляд, ужасная жажда… Это неистовая и жестокая страсть… Она свела с ума его деда, что, впрочем, вам известно, леди.
Я кивнула. Балин вдруг проницательно посмотрел на меня, и я с ужасом поняла, что он все знает про камень. Знает, что тот хранится у Бильбо… Моя жизнь была кончена – потому что нас обоих пустят на растопку эреборских печей.
Когда я была готова умолять гнома ничего не рассказывать Торину, Балин произнес:
– Аркенстон – венец всего, вершина всех богатств, он дает власть тому, кто им владеет. Боюсь, он не усмирит его безумие и станет только хуже. Будет лучше, если камень никогда не найдут.
Несколько таких же мучительных дней и десятков съеденных сухарей спустя, в ночи, в долине перед Эребором вспыхнули огни. Балин увидел их первыми, подозвал весь отряд к стене, и мы, как толпящиеся туристы, перегнулись через каменные укрепления. Гномы, может, еще что-то и различали, а я как обычно изображала предмет интерьера.
Днем из лагеря людей и эльфов начала доноситься музыка и слабый аромат лесных цветов. Торину не нравилось, что некоторые из его отряда бормотали о возможной дружбе, поэтому я помалкивала и даже старалась не высовываться на балкон над Воротами, чтобы не быть уличенной в моральном предательстве. В обед гномы притащили музыкальные инструменты и впервые за долгое время запели:
Свободны здешние края,
Еды здесь много и питья.
Вперед, вперед, Лесной Народ,
Ведь королю нужны друзья.
Песня заметно подняла Торину настроение. Он взмахнул кубком над столом – мы пили воду так, будто она была самым дорогим на свете вином, – и сделал долгий глоток, салютуя нам с мистером Бэггинсом. Мы как обычно выделялись и не пели вместе с гномами (я, честно говоря, и не помнила такой песни).
– Дядя! – обратился к Торину Кили, когда инструменты были отставлены к стене. – У этих людей ничего не осталось. Они пришли к нам из нужды, они ведь лишились всего.
Король под Горой не пришел в бешенство, как непременно сделал бы, заговори кто-то другой о жалости к жителям Озерного города. Конечно, его голос звучал не слишком дружелюбно, но от его интонаций мне не хотелось сбежать или притвориться мертвой.
– Не рассказывай мне об их потерях. Я знаю, что им здорово досталось. Те, кто уцелел от драконьего пламени, должны радоваться. Им есть, за что благодарить судьбу.
На утро следующего дня к Главным Воротам Эребора пожаловал Бард, и вместе с Торином к нему на балкон вышли племянники и Двалин. Я нагло подслушивала из-за треугольного вертикального выступа, который закрывал меня от любого, кто стоял бы под Воротами.
– Приветствую, Торин, сын Трейна! Мы рады, что вы живы вопреки всему! Но зачем, Торин, ты укрылся там, точно разбойник в берлоге? Мы с тобой пока не враги, и нам есть о чем потолковать и посовещаться.
– Возможно, потому что я не хочу быть ограбленным, – ответил Торин. – Но так и быть, мы посовещаемся с тобой. Когда от наших стен отступит вооруженная армия. Потому что я не намерен вести переговоры с воинами, осаждающими мои ворота. И тем более – с эльфами, к которым я не питаю добрых чувств. Ступай отсюда, Бард, и отошли войско эльфов обратно в лес, где им самое место.
Я оглянулась и встретилась взглядом с Бильбо. Приближалось время нашей ночной вылазки.
========== Глава восемнадцатая. «Я выбираю войну» ==========
В Эреборе царила скука. Перед ночью, в которую мы должны были, как заправские шпионы, пробраться в лагерь и встретиться с возглавляемым Гэндальфом «клубом по интересам», скука достигла своего апогея. Я планировала скинуться с балкона, чтобы не страдать, но Бильбо нашел меня раньше.
Я собралась с духом, чтобы после ужина выследить Балина с Двалином и по очереди их обнять: Торин, чахнущий над золотом, никогда бы меня не простил, и я не знала, что нас ждало по возвращении. Я бы очень хотела, чтобы дальше все шло нормально, но в это слабо верилось, поэтому лучше было попрощаться с теми, с кем я стала довольно близка за время путешествия.
Кили и Фили перебрасывались мелкими камушками. Я посмотрела на братьев издалека и, прежде чем они бы меня заметили, пошла к хоббиту. Нет, это было мило, что Торин сохранил частичку себя прежнего ради племянников… Не ради меня, ну и ладно.
В ту ночь дежурил Бомбур. Я чувствовала себя максимально отвратительно, несмотря на то, что до этого шепнула Балину: «Пожалуйста, не вините Бомбура», – когда обнимала его и оставляла обоих гномов в растерянности посреди зала.
Убедить Бомбура, что нам с Бильбо не спится и мы с радостью заменим его на посту, оказалось очень просто. Когда гном ушел спать, мы спустились по найденной хоббитом веревке в долину и в кромешной темноте поспешили к лагерю по незнакомой дороге.
Мистер Бэггинс чуть было не навернулся на камнях и не хлопнулся в воду (мы шли, ориентируясь на реку), но я вовремя подхватила его под локоть. Несмотря на то, что хоббит не упал, шуму мы наделали вполне себе. Нас обнаружили прибежавшие на звуки ругательств эльфийские караульные и, что странно, без лишних слов отвели к костру, около которого уже сидели Трандуил и Бард. С ними мы тоже обошлись без приветствий и вступительных речей.
– Это Аркенстон, – Бильбо вынул камень, засверкавший от огненных всполохов. – Сердце Горы… и сердце Торина. Мы отдаем его вам, чтобы легче вести переговоры.
– Дейн прибудет сюда со дня на день, – в ответ сказал Бард, не торопясь брать камень в руки. Он, как и Трандуил, завороженно рассматривал миллион граней и переливов на поверхности Аркенстона. – Нам повезло, что Роак не одобряет решения Торина засесть в Эреборе, так что было несложно договориться с воронами. Дейн уже знает, что мы его ждем и что наша главная цель не сражаться с его кузеном, а сначала расправиться с темным войском.
– Благодарю вас, – я кивнула.
– Пожалуй, я возьму переговоры на себя, – произнес кто-то рядом со мной. Я и не подозревала, что не только хоббиты умеют бесшумно передвигаться! – Могу представить, чем вы жертвуете, дорогая леди, отдавая нам королевский камень.
Трейн, севший чуть правее, изменился: у него была причесана борода, а одежда, хоть и не переливалась самоцветами, как кольчуги в Эреборе, уже не висела мешком.
– Однако, Ваше Величество, Аркенстон принадлежит вам по праву! – возразила я.
– О, вы очень прелестная юная леди, – Трейн глухо усмехнулся, – но неужели вы думаете, что теперь мой сын беспрекословно смирится с пропажей камня из сокровищницы? Он будет считать, что мне просто заморочили голову… И все же в своего родного отца он вряд ли будет стрелять. Даже под влиянием драконовой болезни.
Времени было мало, а иначе я бы спросила про Гэндальфа и про то, как Трейн устроился в лагере.
– Нам следует убедить Торина открыть ворота Эребора, чтобы во время битвы мы могли использовать пещеры как лазарет, – сказал Трандуил на прощание, – и уж точно не опасались того, чтобы стрелы вонзались нам в спины.
Мы сбежали в Гору, когда до побудки Бомбура оставалось всего ничего, и в полночь, когда гном разбудил следующего караульного, завалились спать. Правда, перед сном Бильбо прошептал: «Знаешь, Ниэнор, чего бы мне хотелось? Сейчас съесть бы яичницу с беконом…» – и тем самым обрек меня на истинные муки.
Гонцы из лагеря не медлили, и ранним утром, когда я пускала слюни и воображала, как в уютной норке у хоббита мы пожарим снившуюся мне яичницу, уже раздались звуки труб. Я вздрогнула, по спине побежали мурашки: эльфы и люди вернулись с Аркенстоном, а я совсем забыла все рассказать Кили! Пришлось, не расчесываясь, бросаться на его поиски по всему Эребору.
Когда я нашла братьев, было слишком поздно для долгих вступлений.
– Кили! Кили, пожалуйста, послушай! – у меня не было времени объясняться с Фили, чтобы тот оставил нас с Кили наедине, поэтому я заговорила сразу же, как влетела в комнату. – Ты… только ты можешь повлиять на Торина. Я думала об этом уже давно, с начала нашего похода, и… Ох, черт, любви под силу одолеть драконову болезнь, но не всякой. У тебя должно получиться! Убеди Торина не закрываться в пещерах! Только не сейчас, – я облизала губы, – а когда… когда мы уйдем.
– О чем вы, леди? – ожидаемо спросил Кили. – Вы, правда, думаете, что одно мое слово – и… И куда вы уйдете?..
Его голос напомнил мне о Трейне, который спрашивал у меня примерно то же. И они оба смотрели на меня, как на предельно наивную барышню, прожившую все это время в идеальном мире и в розовых очках.
– Да! – воскликнула я, не отвечая на его вопросы. – Неужели ты не видел? Торин послушает тебя, как… успокоится. Кили, Фили… грядет война. Эльфы и люди – ваши союзники! Нужно будет превратить Эребор в лазарет и укрыть там раненых! Кили, пообещай мне!
Я встряхнула его за плечи, но ответа добилась не сразу.
Мы с Кили и Фили вышли на балкон, под которым стояла делегация во главе с Бардом, Трандуилом и… Трейном, который уже скинул с головы капюшон. На мгновение мне показалось, что все обошлось, – ровно до того, как Торин, перекошенный от злости, повернулся ко мне:
– Ты! Только ты могла провернуть такое! Вздумала лишить меня не только камня, но и всего королевства?! Будьте вы прокляты вместе с жалким хоббитом!
Я сделала шаг в бок, к стене, и замерла. Все пошло не по плану, несмотря на то, что Трейн вроде как изначально не верил в успех переговоров… Неужели все так плохо? Почему Торин никак не реагировал на своего отца, которого считал умершим?! Или жажда золота затуманила его разум настолько, что он уже не различал гномов, которых видел перед собой?
Хотя нет, он говорил о королевстве – значит, понимал, кто стоял у стен Эребора… И все равно ничего не изменилось. Мой план, мой единственный план летел псу под хвост – и я могла надеяться только на Кили и Фили. Чем дольше у армии людей, гномов и эльфов не будет защиты крепости, тем большие потери все они понесут…
– Мистер Бэггинс признался, что это он отдал им Аркенстон, – Торин усмехнулся, – но такое крысиное отродье, как хоббит, не додумался бы до этого сам. Почему ты молчишь, Ниэнор?!
Гномы, высыпавшие на балкон, молчали. С губ Балина не сходила грустная полуулыбка, Бофур ободряюще кивнул мне, а Кили и Фили – единственные, кто хотел что-то сказать, – умолкли, одернутые Двалином.
Я стояла истуканом, чувствовала спиной холодный камень и думала, что вот секунда – и Торин, не моргнув и глазом, толкнет меня вниз. Рот открывался и закрывался без моего на то желания. Трейн не зря говорил о том, что я приношу жертву, участвуя в передаче Аркенстона… Все-таки мне было не сравниться с народами, в которых все живут целыми столетиями.
– Ниэнор здесь ни при чем! – между нами встал Бильбо. – Я один был в лагере! Только я!
Я покачала головой и подняла иллюзорный белый флаг. Надежда, которую мне дало возвращение Трейна, разбилась о суровую реальность, где драконова болезнь въедалась в мозг сильнее, чем я предполагала.
– Я доверился тебе, и чем ты мне отплатила?.. – Король под Горой был наполнен гневом, который, как волны в ледяной воде океанов, плескался в его глазах. – Спускайся сама, иначе сброшу.
Взгляд Торина не позволил мне усомниться в его словах: действительно, если я не послушаюсь, Король поможет мне быстрее достичь земли. И, наверное, даже не пожалеет – а вслед за мной полетит Бильбо, самый храбрый маленький хоббит во всей Хоббитании.
– Какая жалость, – издевательски протянул Трандуил, когда мы с мистером Бэггинсом оказались на земле, – но… вы ведь попытались.
Я бы фыркнула ему в лицо, если бы фырканье в лица эльфийским королям не было чревато получением травм от их грозных светловолосых детишек. Мне было стыдно, что Торин отчитал нас перед всем отрядом – да еще и перед Трандуилом! Я предчувствовала, что из короля Лихолесья выльется много ироничных шуток про всю эту ситуацию.
– Дай нам свой ответ! – прокричал Бард. – Ты выбираешь мир… или войну?
Стоя между ним и Трандуилом, поддерживаемая жилистой рукой Трейна, опустившейся мне на плечо, я смотрела, как Торин вглядывался в далекий горизонт. Я потерялась окончательно и бесповоротно… Без чьих-либо советов и подсказок, даже зная конец истории, я ничего не изменила.
– Я выбираю войну, – ответил Король под Горой.
Мы не успели дойти до лагеря, как сбоку появилась армия Дейна. То, что пришедшие гномы слились с эльфами и защитниками Озерного Города, не принесло ничего хорошего: судя по крикам, раздавшимся с балкона, Торин и некоторые из компании приняли Дейна за предателя, который собирался присоединиться к дележке награбленного из Эребора и вовсе не хотел им помогать.
Трандуил и Леголас, своей кислой миной портивший мне и без этого отвратительное настроение, проглотили горькую пилюлю в виде сотрудничества с таким количеством гномов, но за них, пока к Дейну не вышел Трейн, в основном говорили Бард и Гэндальф. Я не высовывалась: в политических союзах я была, очевидно, очень плоха.
– Ниэнор! – из палатки высунулась рыжая макушка Тауриэль. – Бильбо! Давайте сюда! Гэндальф считает, что у нас есть немного времени.
В палатке эльфийка, державшая руки за спиной, протянула их вперед и отдала мне кинжал – тот, что давным-давно подарили мне Кили и Фили. Мы обнялись… Земля задрожала. Времени у нас не было вовсе.
Гэндальф силой утащил нас на возвышенность, ближе к Одинокой Горе, и как бы ни упиралась Тауриэль, волшебник и слушать ничего не хотел.
Первый натиск орков объединенная армия выдержала, а после него, несмотря на то, что на этот раз эльфы и гномы Дейна не понесли потерь из-за беспричинной стычки друг с другом, враг получил численное превосходство. Воины Озерного города до этого, конечно, тренировались под началом эльфов, им выдали длинные мечи, а не вилы, но мужчины, желающие сохранить свой дом, не могли противостоять обученным оркам, готовившимся к войне с самого появления на свет.
То тут, то там мелькали волколаки. В начале битвы они от неожиданности стали нападать на своих же седоков, но потом оркам все-таки удалось привести их в чувства. Расчет Азога был верен – если бы гномы и эльфы переубивали друг друга, то занять Эребор было делом пары часов…
Орки оттесняли противников к Горе, и я до крови кусала губы: Торин не думал появляться на поле боя. Эльфов загнали к сторожевому посту, где мы в свое время узнали о смерти Смога, и вынуждены были отступить защищавшие восточную часть долины Озерные жители. В воздухе свистели стрелы и стальные мечи.
Прошло не меньше половины суток, прежде чем от Одинокой Горы послышался громкий клич и часть стены около Главных Ворот свалилась вниз, освобождая проход. Оттуда, все в сверкающих доспехах, выскочили гномы, и пусть их было совсем немного, но появление Торина и компании подняло дух всем, кто сражался против орков.
Однако… успех не мог продлиться вечно.
В Эребор стали заносить раненых, туда же запихали и нас втроем с Бильбо и Тауриэль, а Гэндальф, наказавший нам сидеть тихо и помогать в лазарете, исчез в пыли и кровавом тумане. Инициативу вновь перехватили орки.
– Недолго осталось, – вздохнул Бильбо. – Нас или перебьют, или захватят в плен.
Когда я была на грани отчаяния, к очередной гениальной мысли меня подвела Тауриэль. До этого, хоть мы и обсуждали возможные исходы битвы еще в Лихолесье, эльфийка никак не комментировала мои слова, но потом…
– Разве что только мы… мы появились здесь не для того, чтобы история поменялась и никто не умер, – пробормотала тогда я. – Может быть… чтобы умереть вместо них?
– Я могу спасти его, – вдруг сказала Тауриэль, словно только что осознала нечто очень важное. Ей даже не нужно было произносит ничьего имени. – Если это единственный путь, то я согласна. Если моя судьба привела меня к Одинокой Горе, чтобы я… чтобы он жил, то все будет хорошо.
Она проверила клинки и гордо вскинула голову, а я стыдливо сморщилась. Несмотря на то, что я сделала все, чтобы они с Кили толком не пересекались, у Тауриэль возникли какие-то чувства… И тогда я подумала, что у эльфийки просто не было возможности не испытывать симпатию к Кили, а в этой слепой влюбленности было что-то странное и магическое. Например, такое же, как и в наших отношениях с Торином.
Я приняла эту идею. Хорошо, что догадалась не так быстро, а то весь поход к Горе был бы омрачен гнусными ощущениями, что меня используют.
Чтобы спасти Торина и братьев, получается, троим людям… существам нужно было умереть вместо них. План был прост и понятен: нельзя ничего получить, не отдав ничего взамен. Конечно, можно было надеяться, что если мы с Тауриэль сбросимся со стен Эребора, и Азог тоже каким-то образом умрет, то… нет, риск был чересчур велик. Если бы Кили, Фили или Торин погибли, то наша жертва была бы бессмысленной.
Во второй раз, когда Гэндальф призвал только Азога и Тауриэль, погиб один орк – но, думаю, даже если бы и Тауриэль пожертвовала собой, ничего бы не вышло. Наверное, обмен должен был быть равным, нельзя было спасти двоих и оставить одного умирать.
Я не видела, но почувствовала, когда треть моей новой идеи была претворена в жизнь.
Мы были за крепкими стенами Эребора, могли просидеть там до прилета орлов, и никто бы не осудил лишенную защиты девушку и маленького хоббита. Я не хотела, чтобы все кончилось именно так.
Снова вспомнились слова Торина о том, что он был готов отказаться от Эребора ради меня. Сейчас это звучало как чья-то неудачная шутка, чтобы лишний раз меня поддеть: конечно же, вернувшись на свою родину и избавившись чужими руками от Смога, Торин ни за что бы не сделал выбор в мою пользу. И это, подумала я, было на удивление не так обидно, как могло бы быть.
