Текст книги "Вторая жена (СИ)"
Автор книги: AlmaZa
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)
Глава XVIII
Утром он довёз меня до брата и поехал по делам, а мы отправились гулять по столице. Совсем откровенно одетых женщин на улицах я не видела, но были довольно-таки современные, даже не покрытые и в брюках. Впрочем, солнце так пекло к полудню, что я сама была рада прикрытой макушке и возможности не подставлять её прямым лучам.
Я почти не слышала никакой другой речи, кроме арабской. Малик переводил мне надписи и помог заказать обед в ресторане. Перед этим мы съездили на берег океана полюбоваться волнами. Купающихся не было, да меня и не тянуло, вполне хватало бассейна во дворе нашего особняка, где мы прохлаждались и наслаждались с Набилем. Никогда бы не подумала, что секс в воде может быть настолько невероятным, но муж с каждым днём раскрывал мне всё новые и новые виды удовольствий, от которых приятно ломило тело, мечтающее о повторениях и бесконечных ласках. Подсаживаясь на нашу близость, я не узнавала себя прежнюю, такую выдержанную, увлечённую искусством, бесстрастную (или испытывавшую страсть только к полотнам талантливых мастеров). Теперь я отдавалась рукам Набиля, отдавала своё тело в его власть, ощущая наполненность жизни, её невероятную цельность, в которой я больше не была одна.
– А ты, – попивая какой-то местный прохладительный напиток, спросила я у Малика, – выходной или у тебя свободный график?
– Я имею долю акций в нашей компании и мог бы не работать вовсе, но иногда исполняю какие-нибудь поручения.
– Набиль тоже мог бы не работать? – заинтересовалась я.
– Нет, он – будущий глава компании, и должен быть в курсе всего. Решать многие вопросы, бывать на переговорах, заключать договоры.
– У него очень насыщенный график, да?
– Очень, – подтвердил его брат.
– Ну, тогда с ним понятно, почему он так долго не женился, а что насчёт тебя? Есть девушка?
Малик улыбнулся, потешаясь над моей неосведомлённостью:
– У нас до сих пор девушек часто подбирают родители, и мы с ними, конечно же, до свадьбы общаемся не слишком много. Никаких поздних свиданий как в Европе, никаких встреч наедине. Только при её родне. Мне пытались подобрать невесту, но мне не понравилась.
– А… Набилю? Его сватали?
– У нас всех рано или поздно пытаются сватать, так уж принято.
Ещё одно доказательство того, что судьба нас свела друг с другом сквозь преграды и разные варианты, среди которых мы поняли, что иные нам не подходят. Только он мне, только я ему.
Подошёл какой-то знакомый Малика, они поздоровались и немного поговорили на своём языке. Я услышала в ряду непонятных фраз имя Набиля, может, ему привет передали, может, спросили, как у него дела? Меня не представили, как его жену, но, скорее всего, в Марокко и не принято представлять женщин в деловом разговоре.
– Как ты думаешь, – спросила я брата мужа, когда он вёз меня назад, в наступающих сумерках, – ваш отец когда-нибудь примет наш брак?
– Не знаю, – пожал он плечами.
– Я бы хотела познакомиться с вашими родителями.
– Лучше не стоит, – поморщился он, делая отмахивающийся жест, – зачем это нужно? Говорят, что свекрови часто портят жизнь невесткам, разве не хорошо, что вы живёте отдельно и не касаетесь всего этого?
– Да, возможно, но я и не претендую жить всем вместе, под одной крышей… В любом случае, я бы хотела познакомить Набиля со своими мамой и папой.
– Они живут в Париже?
– Нет… – между братьями не настолько доверительные отношения, или Набиль просто не успел всего рассказать обо мне? Или и не хотел, считая, что о его жене не стоит никому много знать? – Он не говорил разве, откуда я?
– Разве не из Франции? – удивился Малик.
– Сейчас я живу и работаю там, но вообще я из России. Я там родилась.
– О, надо же! А ты так чисто говоришь по-французски! И выглядишь по-французски.
– Я закончила магистратуру в Париже и уже несколько лет там, так что… можно сказать, что вторая родина. Или третья, раз в мою жизнь вошло Марокко, – вдыхая теплый и густой воздух, вносящийся в приоткрытое окошко, я посмотрела на мелькающие за ним виды. – Теперь мне, наверное, предстоит стать и немного марокканкой?
Мне не было скучно в компании Малика, но всё равно я предпочитала компанию Набиля, поэтому с упоением встретила его к ужину, соскучившаяся и разгоряченная. Мы поели, после чего поднялись в спальню. Он ушёл принять душ, позвав меня с собой. Я сказала, что сейчас присоединюсь и начала раздеваться. Его телефон, положенный возле изголовья кровати, пропиликал. Вынимая из ушей длинные серьги, я подошла и посмотрела на экран. Светилось какое-то сообщение арабской вязью, прочитать которое я была не в состоянии. Но на аватарке, хоть и мелко, стояло фото женщины. Местной, судя по тёмным волосам и чертам лица. Попытавшись приглядеться и приблизить, я понажимала. Мобильный был заблокирован, и у меня запросило пароль. Я понятия не имела, какой он у Набиля? Предположив, что его день рождения, я ввела, но не угадала. Секреты друг от друга нам ни к чему, но и лазить по телефонам друг друга – плохая идея.
Приоткрыв дверь в ванную комнату, я заглянула туда, полураздетая, с телефоном в руке. Помахивая им, улыбнулась:
– Тебе какая-то женщина пишет.
– Да? – стоявший под струями воды, Набиль обернулся. Я залюбовалась его широкими плечами и смуглой, гладкой спиной с мышцами, выделяющимися над лопатками. – Может, секретарша?
– В такое время? Как-то неприлично, – в моей руке вновь прожужжала вибрация. Я посмотрела на экран, который по-прежнему не могла вскрыть, но мелкое прикреплённое фото к сообщению отобразило ребёнка. Не совсем крошечного, а возраста младшей школы. – Она шлёт тебе детские фотографии, – озвучила я.
Не выключая воды, Набиль вышел из-под лейки и, подойдя, забрал телефон, сразу же опуская взгляд к присланному. Я попыталась проследить зачем-то за движением пальца, чтобы угадать пароль, но не успела. Господи, зачем я это пыталась сделать? Я что, не могу прямо спросить мужа о чём-то? Могу, разумеется. Помолчав и почитав что-то, он произнёс:
– Это сестра.
Точно! Он ещё во Франции говорил мне, что их трое.
– А с ней ты меня познакомишь?
– Алия замужем и живёт в Касабланке. В этот раз не получится, не будет времени, – отложив айфон к раковине, он соблазнительно воззрился на меня и потянул за руки: – Ты идёшь ко мне?
– Только разденусь до конца…
– Ну нет, ты исчерпала лимит отведённого для этого времени!
– Что? Нет, я просто отвлеклась…
– Поздно! – подхватив меня на руки, Набиль развернулся и понёс меня под душ, смеясь: – Я больше не собираюсь ждать!
– О нет, подожди! Пусти! Дай я сниму бельё! – попыталась сопротивляться я, но потом, тоже захохотав, уже попадающая под струи воды, прекратила вырываться, и мы слились в поцелуе.
Я лежала в кровати и вертелась с боку на бок, почему-то никак не погружаясь в сон. Набиль уснул, а я, хоть и уставшая, и удовлетворённая, переваривала увиденное за день, думала о том, что вскоре придётся возвращаться во Францию. Так не хотелось окончания отпуска! Но в голову по-прежнему лезла и Фатима. Я сначала, увидев женское фото на аватарке, подумала, что это она смеет писать. Но вроде бы это не она была. Не она же? На мелком изображении не понять. Если бы я могла приблизить… Почему я додумываю что-то, если Набиль сказал, что это его сестра? Я что, не доверяю ему? Разве есть у меня повод? И всё же, ребёнок на фото – мальчик, совпадал с тем, что у Фатимы был сын, по словам Набиля. Он же не его? Точно же от её покойного мужа? Господи, я бы не перенесла, если бы от меня скрыли какого-то внебрачного ребёнка! То есть, я даже не знаю, что было бы хуже, если бы он продолжил о нём заботиться и помогать, или плевал бы на него. Не хочу быть замужем за безответственным и жестокосердным, но и за тем, у кого есть дети, способные отвлечь от нашей с ним семьи, тоже не хотела бы. Однако, я люблю Набиля, и это не стало бы поводом для расставания. Спросить у него ещё раз? Скажет, что я сумасшедшая, если разбужу его для этого вопроса. Он же сказал – сестра! Но ещё с России я знала шутку насчёт неверных мужчин, что они всякий свой прокол, всплывших любовниц пытаются обозвать сёстрами и списать на это. Да почему же этой женщине не быть Алией, его сестрой, если у него она есть?!
Что делать с девичьей мнительностью? Заняться мне больше нечем, как накручивать себя ночь напролёт, ища подвох! Если что, спрошу завтра у Малика что-нибудь для подтверждения, так как нам снова предстояло провести день вдвоём. Но что спросить? Нет ли у Набиля уже детей? Если сам Набиль скрыл это, то с чего признаваться брату? Не стоит мне корчить из себя разведчицу. И, постановив, что не надо отказываться от своей былой прямоты и честности, я спросила за завтраком:
– Набиль, а… у Фатимы сын точно от мужа?
Он удивлённо поднял на меня глаза.
– На что ты намекаешь?
– Ну… вы же встречались…
– Элен, нет. Это не мой сын. Я знаком с Фатимой три года, а её мальчику шесть, – он уязвлённо покачал головой, – какие же женщины зацикленные! Почему нужно теперь каждый день вспоминать о Фатиме? Я должен каяться и ползать на коленях, что у меня кто-то был до тебя?
– Я вовсе не к тому…
– А к чему? Для чего ты завела этот разговор?! – его голос становился грубым, таким, какой вызывал в моём организме неприятную дрожь.
– Просто уточнила…
– Ты мне не веришь? Тебе недостаточно было того, что я сказал раз? – Набиль залпом допил апельсиновый сок и встал из-за стола. – Невероятно! В какой момент тебе понадобилось всё портить этими непонятными вопросами?
– Прости, Набиль, я не знаю, что меня дёрнуло спросить…
– Я поеду в Рабат, а Малик сам приедет за тобой.
– Набиль… Набиль! – но он, разозлившийся, не остановился и вышел. Я слишком быстро забывала о том, каким он бывает нетерпеливым и обидчивым, потому что, когда он таким не был, муж был идеальным, самым лучшим, и не хотелось даже думать о его отлёте тогда из Парижа, о его горячности и гневе, которыми он наказывает, как тяжёлыми моральными ударами. Наказывает? Да, для меня это похоже на наказание, потому что я не в состоянии легко отпускать ссоры, я не очень умею мириться и приходить к компромиссам. Во Франции я тоже вставала в позу и, в конце концов, Набиль сдавался первым, возвращался, звонил, извинился. Здесь почему-то это всегда делаю я. Из-за того, что я на чужой земле? В таком случае, возможно, нам стоит вернуться во Францию и жить там.
Я попросила Малика отвезти меня в музей, не дождавшись, когда это сделает супруг, и мы бродили по залам, часть из которых была отведена под своеобразное африканское искусство.
– Ты художница, да? – спросил Малик.
– Пыталась ею быть, но не очень вышло. Я искусствовед.
– А… чем занимается искусствовед?
– Изучает картины, – на лице собеседника возникло изумление, как будто он посчитал, что я его разыгрываю, – что?
– А что в них изучать? – хохотнул он, не понимая.
– Много чего! Задумку автора, отображение эпохи, косвенное и прямое влияние на зрителя, концепцию, историю создания.
– Никогда не думал о картинах с такого ракурса.
– Об этом обычные люди и не должны думать, – улыбнулась я, – для этого есть мы – искусствоведы.
– Интересное занятие.
– В Марокко женщины работают?
– Если хотят или есть необходимость – да, конечно.
– А ваша сестра?
– Алия? – Ура, сходится. Её так и зовут, значит, Набиль не лгал. – Она до замужества принимала участие в жизни фирмы, – ещё одно подтверждение об искренности, – но теперь редко приезжает в офис. Занимается детьми или какими-нибудь личными проектами.
– У неё много детей?
– Двое. Мальчик и девочка.
Ну вот, всё сошлось. Лена, Лена, как не стыдно было искать в словах мужа ложь? Конечно, ты задела его этим, а сама бы не заделась, если бы он перестал доверять тебе? Вся моя настороженность идёт как будто бы от предубеждений, от стереотипного восприятия мусульман, которых часто считают обманщиками и бабниками. Но зачем всех грести под одну гребёнку? Набиль не стал отпираться, что с Фатимой у него что-то было, честно сказал об их исчерпавших себя отношениях. Меня задело, наверное, его мнение о втором браке, который он считает нормальным, вот я и ищу, к чему придраться, чтобы доказать ему его неправоту. Я боюсь, что он посмеет жениться ещё на какой-нибудь девушке.
– Малик, а… у вас второй раз жениться можно вообще без проблем?
– Что ты имеешь в виду?
– Ну… в Европе и России печать в паспорте ставится только одна, второй брак официально не провернёшь, а как с этим здесь?
– Здесь точно так же. Марокко пытается быть светским государством, и по документам брак один.
Так они всё-таки задействуются при свадьбе? Тогда почему Набиль не взял мой паспорт?
– Но многожёнство ещё есть? Как же тогда оформляется второй брак?
Малик растерянно почесал затылок, опустил взгляд к ногам:
– Я не интересовался этим вопросом. К чему он мне, когда у меня и первой жены нет? Но никах не требует печати в паспорте или свидетельства о браке, а именно им оформляют второй, третий и четвёртый браки.
– То есть, законной женой является всё-таки только одна?
– Смотря что брать за закон. Для многих законы шариата важнее светских. А по ним все четыре равны между собой, ведь вторую жену и нельзя завести, если не дашь ей всего того же самого и в тех же количествах, что и первой. Обязательно нужно дать отдельный дом, если не можешь – жениться нельзя.
– И первую жену тогда вообще не спрашивают?
– Как же? Без её разрешения тоже нельзя, она должна дать согласие, она должна знать.
Я выдохнула. Стало быть, второй раз Набиль жениться без моего благословения не сможет? Что ж, ислам всё-таки не так несправедлив, как мне показалось в начале.
Глава XIX
Я не стала усугублять и возвращаться к выяснению отношений. И хотя Набиль вернулся вечером ещё натянуто-напряжённый, я сделала вид, что ссоры не было, заговорила о стороннем, и всё быстро наладилось. Лучше всего нас примиряли занятия любовью, которым мы готовы были предаваться часами.
Приняв после всего душ, я вернулась в спальню. Муж писал что-то в телефоне, но, отвлекаясь от него на меня, отложил его на тумбочку. Забравшись на постель, я привалилась к Набилю, положив голову на плечо.
– А какой у тебя пароль на телефоне?
Он удивлённо опустил ко мне лицо:
– Зачем тебе?
– Это секрет?
– Нет, но какой смысл? Там же всё на арабском, ты ничего не поймёшь.
– Да я и не собираюсь ничего читать, просто интересно, что тебе особенно запомнилось. Обычно же свой день рождения ставят, а раз у тебя не он…
– Ты что, – резко нахмурились его брови, – уже пыталась подобрать пароль?
Я опомнилась. Зачем только сказала? Но я не думала, что из-за такой ерунды можно сердиться!
– Не пыталась. Когда сестра тебе писала, я хотела приблизить её фотографию, но телефон был заблокирован, вот я и попробовала ввести цифры…
– Я не понимаю, – отодвинулся он от меня, вынудив выпрямиться и смотреть на него, – чего ты ищешь? Приблизить фотографию сестры? Для чего?
– Любопытно, похожи вы или нет, как одеваются у вас женщины…
– Чего ты добиваешься, Элен?
– Я? – с губ какой-то нервный смешок сорвался. – Я ничего не добиваюсь, я не понимаю, что в этом такого? Вот, у меня нет никаких секретов, – я дотянулась до своего телефона на тумбочке со своей стороны, протянула его Набилю, – у меня даже не стоит пароль, и всё на французском. Бери, смотри.
– Мне это не нужно, потому что я доверяю тебе! – он встал с кровати и, выставив руки в бока, отвернулся, явив мне спину. – Что с тобой такое происходит? Каждый день ты находишь, как всё испортить!
– Что испортить? Я не понимаю! Что я такого сказала или сделала, я полюбопытствовала…
– Кого ты обманываешь? – он зыркнул на меня через плечо. – В Париже ты была такой лёгкой, такой чудесной, такой любящей! А став женой решила, что должна всё и всюду контролировать? Что дальше? На цепь меня посадишь и не выпустишь из дома?
Хмыкнув, он собрался покинуть спальню, но я, соскользнув с простыни, догнала его и обняла, не дав уйти.
– Набиль! Пожалуйста, перестань сбегать, когда мы разговариваем…
– Я не сбегаю, а ухожу от глупостей, которые мне не нравятся. Что я должен делать, оставаясь? Объяснять тебе, насколько глупо ты себя ведёшь?
– Да почему я веду себя глупо?!
– Вот! О чём и речь. Ты даже не понимаешь.
– Ну, знаешь ли, ты в Париже тоже был куда вежливее и нежнее, – насупилась я, пытаясь, как было раньше, встать в позу, чтобы заставить его уступать.
– Так и задумайся, почему я делаюсь грубым! Как тебя ещё заставить понять, что твои приступы подозрительности неуместны? Что взбрело тебе в голову? Я же весь твой! Днём на работе, ночью – с тобой, моей женой. Чего ты ищешь? Опять Фатиму?
– Нет… – опустила я взгляд. Может, он прав? Неосознанная ревность вырывается наружу. К тому же, в Париже у меня была работа, было на что отвлекаться, а здесь я целыми днями ничего не делаю, в отличие от Набиля, вот и забиваю себе голову всякой ерундой. – Извини. Я… не хотела тебя задеть.
– Забудем об этом, ладно? Только пообещай, что прекратишь эти попытки, перестанешь следить за мной, как за преступником! Это ужасно раздражает, хабибти, правда. Чем я заслужил такое унижение?
– Я больше не буду. Постараюсь, по крайней мере.
Улыбнувшись, он поцеловал меня.
Но когда мы легли спать, сон вновь не шёл ко мне. Что такого страшного было в моём вопросе о пароле? Я бы никогда так не отреагировала на интерес мужа.
Следующим вечером я заметила, что Набиль без телефона. То есть, тот у него был, когда он приехал – разговаривал с кем-то, а потом вдруг пропал, не лежал, как прежде, на тумбочке. Убрал специально или переложил куда-то без задней мысли? Спрашивать – провоцировать новый скандал. Мне не нравилось то, что происходило – развивающаяся во мне скованность. Вместо того, чтобы отношения, укрепляясь, становились доверительнее и раскованнее – как и должно было быть при нормальном раскладе, они у нас как-то регламентировались и дисциплинировались неписанными правилами, о чём не стоит говорить, как не стоит себя вести. Захотелось уехать поскорее из Марокко, потому что на Набиля явно влияли местные устои и традиции. Наверное, он нервничал из-за того, что отец может узнать о браке и устроить взбучку. Мог ли он из-за этого лишить его акций, денег, наследства? Не знаю, но, видимо, мужу было из-за чего переживать. С другой стороны, конечно, зря он превращал меня в ту, на ком отыгрываются за давление со стороны. Разве я виновата в том, что местное общество выдвигает какие-то иные требования?
Я вертелась, не засыпая, думая об этой закономерной цепочке: сначала отказаться назвать пароль, потом вообще убрать телефону куда-то. Почему? Из страха, что я вновь попытаюсь подобрать код? Выходит, это Набиль мне не доверяет, хотя требует доверять ему? Боже, ну почему я не могу не думать об этом! Хочу просто уснуть и расслабиться, плевав на такие мелочи, как телефон. Эти дурацкие гаджеты испортили людям жизнь, сделав зависимыми, зацикленными, компрометируемыми. Верила ли я, что Набиль порвал с Фатимой? Вроде бы да, ведь он и в правду каждую ночь был со мной. Но если пообещал, что Фатима больше не сунется, значит, общался с ней? Кто помещает ему видеться с нею днём? Она знает об этом доме, значит, бывала тут с ним. А то и жила здесь, ночевала. Спину будто иглами закололо – уж не лежу ли я на кровати, знавшей других женщин в объятиях Набиля? Неприятно до тошноты, до дрожи, что семейное гнездышко могло быть цитаделью разврата и тайных встреч!
Встав, я посмотрела на Набиля – не разбудила ли? Если что, скажу, что пошла попить воды. Но он крепко спал. Я взяла свой телефон и спустилась вниз. Мне надоело изводиться домыслами, и, наверное, стоило сразу воспользоваться подсунутым мне номером Фатимы.
Набрав цифры с бумажки, которую припрятала тогда, я поднесла телефон к уху. На том конце ответил женский голос. Что-то по-арабски.
– Это Фатима? – спросила я по-французски.
– Да, а кто это? – перешла она на него же.
– Это… жена Набиля. Вы оставили свой номер. – По ту сторону молчание. Я чувствовала себя ужасно глупо, и ещё глупее проявила вежливость: – Я вас не разбудила? Простите, уже поздно…
– Да, я уже ложилась… Зачем звонишь?
– Я… хотела узнать… действительно ли между вами с Набилем всё кончено?
– Кончено? Из-за тебя, наверное, да! Ему рассказали о том, что я приходила, и он разозлился…
– Он разговаривал после этого с вами?
– Приезжал, да. Высказал мне, что я потревожила тебя, такую принцессу! Поглядите!
Мне хотелось порадоваться, что муж так отстаивал мой покой, но то, что он был у другой – мне не нравилось.
– Я ничего о вас не знала до тех пор, пока вы не пришли, так что у вас нет повода на меня злиться…
– Я тоже о тебе ничего не знала и была счастлива, пока Набиль не улетел неделю назад и не вернулся, как оказалось, с тобой!
Неприятное заклокотало в груди:
– Неделю назад? Разве… вы расстались не около трёх месяцев назад?
– Трёх месяцев?! Он был у меня ещё в прошлое воскресенье!
Пальцы, державшие трубку, сжались. Губы задрожали. Зачем я только позвонила? Она хочет вызвать мою ревность, вбить между нами клин, чтобы мы расстались!
– Вы… врёте!
– Я? Спроси у него сама!
– Он сказал, что расстался с вами, – не знаю, почему я продолжала соблюдать приличия в обращении? – Он сказал, что три месяца уже не имеет ничего общего с вами…
– А со своей женой он тоже ничего не имеет? Так он тоже сказал?
В ушах уже грохотало и стучало сердце, вырывавшееся из груди, удары его отдавались эхом по телу.
– К-какой женой? О ком вы?
– Как? Ты и этого не знаешь?!
– Чего я не знаю?!
– Он давно женат! Его жена – Асма, дочь компаньона его отца. У них двое детей, мальчик и девочка.
– Нет, – затрясла я головой, хотя меня никто не мог видеть, – нет, этого не может быть! Он не женат, он бы сказал…
– Как и о том, что был со мной ещё недавно? – хмыкнула Фатима. У меня больше не нашлось слов. Я онемела, опершись рукой о стену, стараясь не упасть. – Когда мы с ним познакомились, он мне сказал, что у него с Асмой больше ничего нет! Что он хочет взять вторую жену. И я поверила ему. Что ею буду я. Но он всё откладывал, откладывал… И вот, оказывается, второй женой стала не я, а ты! Чем ты это заслужила? Как ты это сделала?!
– Вы… вы врёте! Нет у него никакой жены…
– Ну-ну!
По её тону, по её реакции я угадывала, что она любила Набиля как-то по-особенному, по-другому, не так, как я, а как могут, наверное, только мусульманские женщины, примиряясь с ложью и изменами, лишь бы достичь какой-то победы. Уж не хочет ли она отравить нам жизнь, чтобы я бросила Набиля, уехала, и тогда бы он достался ей? Фатима, судя по всему, в состоянии простить моё наличие, то, что у него со мной сейчас, лишь бы в итоге он остался с нею.
– У вас есть доказательства? Фотографии? Вы можете прислать мне что-то?
– Чтобы ты показала ему? И он возненавидел бы меня ещё сильнее?
– Я не буду ему ничего показывать! Обещаю!
Теперь помолчала Фатима. Ей потребовалось некоторое время, чтобы появилось колебание.
– Я подумаю.
– Прошу вас! Я ничего не покажу Набилю. Мне нужно просто увидеть собственными глазами, что у него есть семья и… другая.
– Я не могу решить сейчас… если он подумает, что это я опять лезла, он меня не простит… – Господи, она продолжала надеяться, что он её простит? Не она его за обман, если всё было так, как она сказала, а он её? Так, может, она в самом деле лжёт? – Сейчас уже поздно, я пойду спать. А завтра решу.
– Фатима!..
Но она положила. Опустив руку с телефоном, я закрыла глаза. И как после этого вообще можно будет уснуть? Но что ещё было делать? Я осторожно вернулась на второй этаж, прокралась в спальню, где Набиль продолжал мирно спать. Легла на свою половину и, повернувшись к нему спиной, сомкнула глаза. Хоть бы Фатима оказалась ревнивой выдумщицей, обиженной на то, что её бросили!
