Текст книги "Вторая жена (СИ)"

Автор книги: AlmaZa

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Глава IX

Мы ещё около часа просидели в ресторане, болтая обо всём подряд. Было довольно весело и это действительно отвлекало меня от моих мыслей о несчастной, несостоявшейся любви. Потом я разрешила себя проводить до дома, до подъезда. Саша сказал, что зайдёт за мной завтра, в таком случае, точно в указанное время. Затем я вызвала ему такси – в смысле, заплатил он сам, просто я помогла ему с приложением и разобраться в указании адреса – и он уехал, не попытавшись приставать или хотя бы поцеловать. Мы просто поужинали, как и договаривались.

Ему было тридцать восемь. Александр оказался приятным собеседником и вовсе не грубияном-матершинником (хоть и приходилось поправлять его временами). Лицо без нетрезвых нот выглядело куда лучше, но всё равно, вряд ли бы у меня что-то могло получиться с разведённым мужчиной, у которого, к тому же, уже есть дочь. Я, допустим, захочу своих, а он так и будет метаться на две семьи? Я гадала не о Саше конкретно, а вообще прикладывая ситуацию на абстрактную возможность. Нет, всё-таки, разведённые, с прицепом и багажом – не моё. Опытность в мужчине прекрасна, но не такая.

Я вошла в квартиру и разделась, когда у меня зазвонил телефон. Первая мысль была: «Саша что-то забыл?» – но я сразу же вспомнила, что мы не обменялись номерами. Достала мобильный и чуть не выронила его. На экране горело имя «Набиль». Сердце пошло в пляс и бросило в жар всё тело. Хотела сразу же поднять, но ощутила, как язык заклинило где-то в области горла. Побыстрее продохнув, я поднесла трубку к уху:

– Да?

– Привет.

Звук его голоса напомнил мне о почти что утерянном счастье. Зачем он звонит? Что ему нужно? Нет, я больше не хочу верить в лучшее, надеяться, чтоб потом разочароваться! Зачем он не даёт забыть себя? И в то же время, я до безумия рада, что не даёт.

– Алло? – позвал Набиль.

– Да-да, я слушаю.

– Как дела?

– Да вроде бы… всё отлично, – заставила сказать себя я. Отлично? Без него? Да я плакала несколько вечеров и сокрушалась, думая, что ты бросил меня, разбил сердце!

– Элен… я… был очень занят и всё никак не мог позвонить. Прости.

За три с лишним недели? Не нашлось и пяти минут свободных? Что за ложь, что за бред? Сказать это вслух – начать ссориться и скандалить. Я лучше промолчу, делая вид, что поверила. Узнаю, что он хочет.

– Ты злишься? – почувствовал он.

– Зачем ты звонишь?

– А не надо было?

Любовь подошла к порогу с ненавистью. За такой вопрос хотелось сильно и больно ударить его. Ещё такой спокойный! Неужели не понимает, как заставил страдать меня?

– Может, надо было сделать это чуть раньше?

– Я же сказал, что был занят. У меня действительно не получалось позвонить. Набрать на одну минуту и оборваться на середине, потому что вечно что-то отвлекает? Элен, не злись.

Классная просьба. Пропасть без объяснений и потом вот так запросто: «Не злись».

– Я завтра прилетаю в Париж, – сказал он, и меня заколошматило. Приезжает! В Париж! Он будет здесь! – Увидимся?

– Да! Хорошо… – И тут мозг выдал: «Саша. Завтра. Прогулка». – О, то есть, смотря во сколько? Я буду немного занята днём.

– Чем? Перенести можешь?

Перенести? Нет, потому что мы не обменялись номерами, и Саша придёт прямо к подъезду. О, господи, нет, главное, чтоб они с Набилем не пересеклись.

– Нет, я никак не могу перенести. Но это, возможно, много времени не займёт.

– Я прилечу часов в десять утра, в обед рассчитывал увидеться с тобой.

А мы договорились с Сашей на двенадцать. Чёрт, чёрт! Я так хочу увидеть Набиля, ещё хоть раз… даже если это будут окончательные объяснения и расставание. Он подсыпал соли на рану:

– Я соскучился, Элен, и очень хочу тебя увидеть.

– Я…

– А ты разве нет?

– Д-да… я тоже. Но я никак не могу отменить одно дело, правда.

– Я прилетел всего на два дня, неужели ничего нельзя подвинуть?

– Я бы и рада, но никак, это не от меня зависит.

– А от кого? Позвонить твоему руководству?

– Нет-нет-нет, это… семейные обстоятельства, одним словом.

Семейные! Ну да, Александр из Новосибирска, а там живёт двоюродный брат моего отца. Родня мы с Саней, как ни крути. Ага. Зачем я только ввязалась во всё это? Зачем пошла с ним ужинать? Почему не подождала немного, пока не прояснится всё с Набилем?

– Вот как… что ж, ты наберёшь меня, как освободишься?

– Конечно! Сразу же.

– Я буду ждать.

– Мог бы для начала написать, как прилетишь. И вообще, начать писать и звонить чуть чаще, чем раз в три недели.

– Я исправлюсь, Элен, – пообещал Набиль. – Добрых снов!

– Спокойной ночи!

Я опустила руку с телефоном. Меня всё ещё потряхивало. Он позвонил! Он возвращается! Он не бросил меня! И мы… не расстались? Ох я ему выскажу! Нельзя так делать, даже если вспылил и обиделся, надо давать девушке знать, что между вами ничего не закончилось. Мы же мнительные, мы считаем, что всё – конец света, обрыв, пропасть. Совершаем глупости, вроде знакомств с подвыпившими туристами. Я стала испытывать к Александру неприязнь из-за того, что его вмешательство откладывало нашу встречу с Набилем. Спуститься завтра и сказать, что приболела? Плохо себя чувствую? Нет, ненавижу врать, не хочу, не буду! Пройдусь с ним примерно час, по ближайшему району и отправлю гулять в Версаль. Без меня.

Мне не хотелось бы потратить время на переодевание и пересборы после прогулки с Александром, поэтому я решила сразу принарядиться для Набиля. Потом задумалась, не воспримет ли мой новосибирский друг наведённый лоск как флирт и кокетство? Ещё подумает, что я для него старалась! Но должно ли мне быть дело до того, что он там подумает? Увижусь с ним второй и последний раз.

Набиль не просто написал, а позвонил около одиннадцати, сказал, что устроился в гостинице и будет ждать от меня сигнала, когда выехать в мою сторону. Всё же, мужчин можно перевоспитать, если постараться.

Сгорая от нетерпения по поводу следующего свидания, а не подступившего к порогу, я спустилась в назначенный час вниз и увидела там Сашу. С цветами. За несколько лет во Франции мне ни разу не дарили цветы. Из-за феминизма и прочих не лучших европейских веяний, здесь так стало давно непринято, да и французы немного прижимистый народ. И вот, за месяц я получаю два букета: один от марокканца, другой от русского.

– Не стоило, – натянуто улыбнулась я. Значит, придётся всё-таки заскочить домой, чтобы Набиль не увидел в моих руках цветы от другого.

– Шикарно выглядишь! Подбирал розы тебе под стать – белые.

– Как ты только смог их купить? Продавец тебя понял?

– Да я пальцем ткнул и на них же показал количество.

– Выкрутился, значит.

– Наш человек нигде не пропадёт! Как говорят в Африке: «Хочешь выжить – держись поближе к русским».

– Ты и в Африке был? – удивилась я. Не в Марокко, хотелось надеяться.

– Да я где только не был. Дела мотают.

Я перешла к главному пункту, который настраивалась озвучить:

– Только мы недолго погуляем, ладно? У меня ещё дела есть сегодня.

– Недолго? А я думал, что стопчем ноги по Парижу этому вашему…

– Нет-нет, максимум часа через два я должна быть в другом месте.

– Эх… обидно! А завтра?

– Саша, – я остановилась и посмотрела на него, придерживая букет у груди, – ну, к чему всё это? Ты когда улетаешь?

– В понедельник.

– Ну вот. И зачем нам тратить друг на друга время?

– Что значит «тратить»? Я, может, приобретаю его с тобой. От приятного времяпрепровождения длительность жизни увеличивается.

– И всё же. У тебя в России своя жизнь, у меня здесь – своя.

– Да какая у меня там жизнь? Я же сказал, я разведённый, свободный. Могу летать, куда хочу. Да и ты, вдруг, в Томск вернёшься…

– Пока не планирую, – натянулась ещё сильнее моя улыбка. – И что это вообще за намёк?

– Намёк? Разве? – он почесал гладковыбритую щёку. Вчера она таковой не была. Подумав немного, развёл руками: – Понравилась ты мне, Лен, чего греха таить!

Это мы поняли ещё в Лувре. Я хмыкнула, припомнив:

– Особенно некоторые мои части?

– Да что ты прицепилась к этому? Ну, сразу же я всю не разглядел, конечно, сначала одно понравилось, потом другое. Первым нравится наиболее выдающееся, что у тебя вперёд выдавалось, то и заметил. Что ж плохого в этом? Думаешь, один я что ли засматривался на твои… ну… на твоё всё?

– За всё время моей работы в Лувре никто не посмел сказать то же самое, что и ты.

– Так ясное дело, Европа ж, пидорасы одни вокруг!

– Саша!

– Прости! Но тут невозможно было не выразиться, я не знаю, как их ещё назвать? Петушары? Давай буду говорить петушары.

– Никак не надо говорить. Господи, – закрыв глаза, я прикрыла лицо рукой на несколько мгновений: – Какой же ты…

– А чего? Они тут этого не стесняются, а я должен за языком следить? Лучше б за жопами своими следили…

– Всё, хватит! Ещё пара таких слов, и я никуда не пойду, – надо было сказать, что уже никуда не пойду. Мне срочно нужен повод вернуться и в спокойной обстановке дождаться Набиля.

– Ладно, молчу. Ленок, не обижайся.

– Не переходи на фамильярности!

– Блин! – он, на удивление, довольно расплылся. – Такая ты!..

– Какая?

– Тургеневская барышня. И чего ты в этом болоте забыла?

– Ты знал, что Тургенев был другом Флобера?

– Нет. Я даже не знаю, кто такой Флобер.

– Он написал «Госпожа Бовари».

Саша продолжал смотреть на меня непроницаемо, почти не моргая:

– Ноль идей.

– Ты что, не слышал о произведении «Госпожа Бовари»?!

– Ну, может, как-то и слышал краем уха. Я Пушкина читал, Бунина, Есенина, Шолохова. На хрена мне Флобер какой-то?

– Это мировая классика.

– Пушкин – вот мировая классика!

– Никто не спорит.

– А у французов кто? Ну? У англичан Шекспир, у немцев – Гёте, а кто вот у французов?

– Бодлер?

– Вот мне и эта фамилия ни о чём не говорит.

– Просто ты не интересовался Францией!

– Мне и Англия на хую вертелась, честно сказать, но Шекспира всё же знаю.

– Гюго ты не можешь не знать.

– Знаю, но он не поэт. У нас есть Достоевский и Толстой, которые, блять, этот «Собор Богоматери» с горбуном и цыганкой размажут просто!

– Вольтер, Руссо, Дидро, Золя, Камю, Бальзак. Я могу продолжать бесконечно! Не надо говорить, что во Франции нет великих писателей и мыслителей.

– Ну, хорошо, допустим, – сунув руки в карманы джинсов, притих он. Прошагал несколько метров и выдал: – Но с ресурсами у них всё куда хуже.

– Ты о… – вспомнила я, что знаю примерно, чем он занимается, но не стала этого выдавать: – О чём?

– О нефти, газе, угле, и всём том, – он поводил пальцем вокруг, указывая на дома, машины, дороги, – благодаря чему современный город может называться современным городом и круто выглядеть.

– Разве у Франции нет ресурсов?

– Не все, и не всех достаточно. Мы поставляли им около десяти процентов от общего количества используемой нефти. Потом они решили попробовать обойтись без нас, подкачивали из Северной Африки. Стали покупать в Индии. Нашу же нефть, правда, но обработанную на НПЗ индийских, и на четверть дороже из-за дальности доставки. Дебилы? Дебилы.

– Как много у тебя вокруг дебилов…

– А не так, что ли? Девяносто девять процентов на земле дебилы и есть, было б больше умных людей – жили б получше, не? Тебе так не кажется?

– Не всё всегда зависит от людей, есть обстоятельства…

– Чаще всего и с ними можно побороться. Никто не хочет просто.

– Кем ты работаешь? – спросила я без особого интереса, скорее чтобы прояснить.

– Да я и не работаю особо… так, катаюсь, подписи ставлю.

– Если ставишь подписи, то должность у тебя какая-то есть?

– Есть. Исполнительного директора.

– Звучит солидно.

Саша отмахнулся:

– Суета одна и болтовня. Иногда вот попойками с партнёрами ещё перемежается.

– Так ты вчера с утра похмелялся?

– Вроде того. Куда пойдём? Обедать будем?

– Можно слегка перекусить, где-нибудь… в ближайшем ресторане, – чтобы далеко не уходить, повертела я головой. Нашла глазами кафешку и указала в её сторону: – Идём туда.

– Как скажешь.

Мы вошли в миленькое заведение, где подавались ланчи – комплексные обеды. Присели. Я снова перевела меню, а потом наш заказ официантке.

– Красиво у тебя получается, – улыбаясь, смотрел на меня Саша. До неловкости в упор и неотрывно.

– Что?

– По-французски говорить. Хотя раньше мне эти картавые не нравились.

– Перестань уже, то лягушатники, то картавые. Нельзя так.

– На правду не обижаются. Они же едят лягушек? Едят!

– А если тебя начнут называть… ну… водочником?

– А ты хочешь сказать, что за время жизни во Франции тебя не дразнили медведем, матрёшкой и балалайкой?

– Нет, – упрямо отвела я лицо.

– Да ладно?! Быть такого не может.

– Не дразнили, – я могла бы остановиться на этом, не указав причину, но посчитала необходимым быть честной: – Никто особо и не знает, откуда я.

– То есть тебя принимают за француженку? Как и я принял?

– Да.

– А почему ты не говоришь, откуда ты?

– Зачем?

– Ну как… это же нормально, по-моему, сообщать, откуда ты приехала.

– Когда к слову приходится – говорю.

– Я не понял, ты стыдишься что ли быть русской?

– Я?! Ничего подобного!

– А хули… прости! Прости. А с чего тогда прикидываешься француженкой?

– Я не прикидываюсь! Люди сами меня за неё принимают, а я не поправляю, пусть думают, что хотят.

– Нет, тебе самой нравится, что тебя принимают за француженку.

– Ну… может быть. Немного.

– Вот! Я же говорил.

– Что ты говорил?

– Не любишь ты родину.

– С чего это? Очень даже люблю.

– Так почему же ты здесь?

– Всё! Если не сменим тему – я уйду.

Да что ж я всё условия ставлю? Надо взять и уйти, а не торговаться. Почему меня научили быть такой вежливой и стараться не обижать людей? Нам принесли наши заказы.

– А ты мне дашь свой номер телефона? – спросил Саша. Я подняла на него взгляд.

– Зачем?

– Созваниваться. Улечу, но будем на связи.

– Зачем?

– Ну… увидимся ещё как-нибудь.

– Саша… Я не могу сказать, что ты… ну… неприятен мне или что-то такое. Просто… между нами ничего не будет. Понимаешь? Мы совершенно разные. Совершенно. То, что мы родились в одной стране – нас не сближает. Ты заплевал всё, что я люблю, всё французское. И надеешься, что я захочу повторить свидание?

– А если я перестану это делать? Я могу и похвалить. «Три мушкетёра», вот – отличное произведение!

– Ты разведённый, у тебя есть ребёнок. Я не уверена, что хочу всего этого.

– Да ну и что ж теперь, раз я был в браке? Всё? В утильсырьё меня? Не имею права на второй шанс?

– Имеешь, конечно! Но не со мной. Для меня это всё… слишком.

– Я старый для тебя, да? Я ж из чувства такта у тебя возраст не спрашиваю…

– Да нет, возраст здесь не столь важен. И мне двадцать семь, если интересно.

– Выглядишь моложе значительно.

– Да, мне говорили.

– То есть, у меня ноль шансов, да?

Я посмотрела на него, резко загрустившего. Но почему я должна делать уступки и скидки, если это не вписывается в моё представление о правильной жизни, которую я желаю? Мне не нужен алиментщик, не нужен выпивоха, не нужен грубиян вот такой, не способный с уважением относиться к чужой культуре. Я стремлюсь к утончённости и возвышенности, а для него возвышенность – это рыбачить, прибухивать и материться.

– Извини, – тихо произнесла я.

Он кивнул как бы сам себе. Подтянул меню:

– А напитки у них тут какие подают? Вино хотя бы есть?

– Ты собираешься выпить?

– А чего бы нет? – голос его звучал подавлено и чуточку зло.

– Ты всегда пьёшь, когда огорчаешься?

– А чего ради отказываться хоть от какого-то удовольствия?

К счастью, в этом заведении спиртное не подавалось, и я, ехидно улыбнувшись, пожала плечами:

– Здесь только безалкогольные напитки.

– Вот, блин!

– Это неправильно, что ты запиваешь любые неудачи.

– Я и удачи запиваю тоже, баланс соблюдён.

– Но это ещё один ответ, почему между нами ничему не бывать.

– Я бы, может, бросил ради хорошей девушки…

– Вряд ли. Это всегда только обещания. Бросить надо ради самого себя, чтобы какая-нибудь хорошая девушка на тебя обратила внимание.

Мы запили обед кофе. Разговор скатился в унылый обмен притянутыми фразами. Александр явно испытывал разочарование и не мог придумать выхода из ситуации в свою пользу. В конце концов я предложила проводить меня, и это стало облегчением для нас обоих. Попрощавшись с Сашей, поблагодарив его за цветы и обед, я пожала ему руку и пошла обратно в квартиру. Неуместное знакомство, завязанное из-за растрёпанных чувств, было завершено.

Глава Х

– Да?

– Я подъехал, – произнёс Набиль, – спускайся.

– Иду!

Окрылённая, я сунула телефон в сумочку, спрыснула себя духами. Задержалась у зеркала, поправляя локоны. Скользнула ступнями в босоножки и открыла дверь, вздрогнув от неожиданности. Набиль стоял за ней. Подавив счастливый визг, я прильнула к нему, подхватившему меня и одновременно горячо целующему. Держа одной рукой мою талию, в другой он удерживал букет алых роз. Мы разомкнулись минуты через две, когда губы насладились воссоединением.

– Как ты прошёл в подъезд?

– Бабушка какая-то выходила, я и промелькнул.

– Ты… я… я так рада тебя видеть!

Мы не отодвигались друг от друга, соприкасаясь лбами, изучая глаза и губы, словно планировали вновь и вновь набрасываться со страстью на стоявшего рядом.

– Держи, – вручил он мне второй букет. Второй за день и второй от него.

– Спасибо. Сейчас поставлю в вазу, подожди здесь.

Не надо, чтобы он проходил и видел цветы от другого. Когда я вернулась, Набиль рассматривал скромную обстановку моей тесной прихожей.

– Куда поедем?

– Куда захочешь, – он притянул меня к себе и обнял, – не мог вновь дождаться встречи…

– Не похоже, иначе бы нашёл время позвонить.

Набиль молча посмотрел мне в глаза. Провёл ладонью по щеке. Соблазнительно улыбнулся.

– Я был… зол. И обижен.

– На что? – не собираясь выглядеть виноватой, я вздёрнула подбородок: – На то, что мы не переспали? А не мне ли обижаться на то, что ты подумал, что я так быстро и просто тебе отдамся?

– Нет, конечно, я не думал о том, что ты доступна, Элен, дело не в этом! Или ты считаешь, что мною движет колониальная месть марокканца по отношению к француженке?

Я неестественно посмеялась. Самое бы время сказать, что я и не француженка вовсе, но как-то не вышло. Набиль продолжил:

– Меня задело, что ты подняла вопрос веры, Элен. Не думаешь же ты, что я променяю ислам на христианство?

Тянуло сказать что-то вроде «ради любви разве не идут на всё, что угодно?», но я ведь тоже никогда бы не сменила веру.

– Ты бы приняла ислам, если бы я попросил?

– Нет.

– Но при этом ты поставила условием церковный брак, будто специально желая сделать невозможными наши отношения!

– Нет, наоборот, я надеялась, что ты поможешь мне придумать что-то…

– Я просто хочу быть с тобой, и хочу, чтобы ты не отказывалась от этого. Нам ничто не мешает быть вместе, Элен, кроме барьеров, которые мы сами себе воздвигаем. Разве для этого… – он впился в мои губы, проник между ними языком и сладко терзал мой, пока не задрожали колени. – … нужно религиозное разрешение? Разве требуется благословение тому, что и так благословил Аллах – любовь?

– Я… я согласна с тобой в этом… частично. Но, всё же, поцелуи – это одно, а…

– А к другому ты ещё не готова. Я понимаю, – он улыбнулся, беря меня за руку, – идём, пообедаем и прогуляемся.

После ресторана, идя по улице, Набиль вдруг потянул меня в стеклянные двери красивого ювелирного магазина, в котором поставил перед застеклённым прилавком.

– Выбирай.

– Что?! – округлились мои глаза.

– Что хочешь. Серьги, браслет, кольцо, – провёл он широким жестом над стеклом.

– Набиль, я не могу…

– Я настаиваю.

– Нет, правда…

– Я хочу сделать тебе подарок. В честь примирения. Ты же носишь серьги? Померь какие-нибудь… вон те, например, – он указал на сверкающую бриллиантами пару, и у меня участилось сердцебиение и дыхание от ценника на ней.

– Это слишком.

– Нет, это то, чего ты достойна. Дайте нам примерить, – скорее велел, чем попросил он у продавца. Мне вспомнилось, в Сотбис женщина тогда сказала мне, что господа Сафриви деспотичные самодуры. Но это больше относилось к отцу Набиля. В нём до сих пор я не видела ничего плохого и скверного, если не считать обычного мужского самолюбия.

Минут через пятнадцать мы вышли из ювелирного. В моих ушах были бриллиантовые серьги, а во всём теле дрожь. Оно затряслось вместе с вылезавшим из кассы чеком, на котором пропечатались тысячи долларов, спущенные вот так, без особых раздумий, походя.

– Набиль, я не знаю, что и сказать…

– Можешь ничего не говорить, – улыбаясь открыл он передо мной дверцу своего авто, – мне достаточно счастливого блеска в твоих глазах. Тебе они понравились?

– Шутишь! Они восхитительные!

– Но не такие, как ты.

И вновь поцелуи, поцелуи, поцелуи! Лёгкость и радость той недели, проведённой вместе с Набилем, вернулась ко мне. Я была счастлива, забывая о долгих днях тоски и ожидания, безнадёги, слёз. Почему я так нетерпелива? Почему не дождалась объяснений? Почему подумала, что он уехал навсегда?

– Я решила, что мы никогда больше не увидимся, раз ты не звонишь, – сказала я ему.

– Но ведь и ты не звонила мне, – лукаво покосился он на меня. – Почему?

– Не знала, что сказать.

– Может, и я не знал?

– Но, всё-таки, от мужчины всегда ждёшь первого шага.

Поцеловав меня в висок, он провёл ладонью по моим распущенным, слегка подвитым волосам.

– Мне нравится, что ты так считаешь. Что не уподобилась этим… современным женщинам, берущим всё в свои руки, сующимся с деловым видом, которые пытаются указывать и управлять. Мужчина должен быть главным, ты согласна?

Глядя на него, прижимаясь к нему, под впечатлением от чудесного вечера, я была согласна почти со всем, что он говорил, но, впрочем, патриархальные начала и без того считались мною с детства правильными. Не знаю, как это укладывалось в моей голове вместе с представлением о свободе самовыражения, творчества и моей карьерой искусствоведа, однако в семье – несомненно – мужчина должен был всё решать, зарабатывать больше, уметь настаивать на своём.

– Конечно.

Набиль не заводил больше бесед о гостинице, о том, что мы должны уединиться или ещё что-то подобное. Он, как и прежде, был галантен, внимателен и любезен. Мы гуляли по проспектам, и он, видя, как заглядываются на меня прохожие мужчины, приосанивался с особой гордостью, крепче сжимая мою ладонь в своей. Болтая о всяком: о фильмах, работе, Франции и Марокко, мы не заметили, как стемнело, и пришла пора возвращаться.

Подъезжая к подъезду, я чувствовала, что и сама не хочу прощаться, но какие были варианты? Проводить с мужчиной ночь до свадьбы – всё ещё не по мне, даже если Набиль всегда будет обижаться, после каждого отказа, и улетать на три недели. Взяв в руки сумочку, чтобы не забыть, я посмотрела вперёд и… с ужасом увидела сидевшего на ступеньке своего подъезда Александра. Рядом с ним стояла бутылка. Из машины не видно, насколько пустая, наполовину, на треть или полностью. Но судя по опущенному вниз лицу, возможно, это даже не было первой бутылкой. Чёрт!

– Идём, провожу тебя, – заглушив мотор, отстегнул ремень Набиль.

Если мы пойдём туда, то Саша нас заметит. Прицепится. Скажет что-то. К счастью, на русском, и Набиль его не поймёт. Как и он не поймёт Набиля. Но то, что ко мне привяжется какой-то пьяный мужик, будет плохо выглядеть, ведь станет ясно, что мы знакомы. Господи, что же делать? Какого чёрта ты припёрся сюда, Саня?! Выпить, что ли, больше негде было?!

– Идём? – видя, что я застыла, вывел меня из задумчивости Набиль.

– Д-да… только… там… там…

– Там? – он посмотрел через лобовое туда же, куда и я. – Что?

И мне в голову пришла одновременно гениальная и безумная мысль, как можно попытаться выкрутиться. Проклиная всю эту ситуацию за то, что приходится врать, я произнесла:

– Там мой старший брат. И, кажется, он пьян.