Текст книги "Вторая жена (СИ)"
Автор книги: AlmaZa
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
Глава XXIV
– Я сегодня останусь в Рабате, – закончив завтрак, встал Набиль из-за стола, – так что не жди меня.
– То есть? – медленно я поднялась следом. – Ты… останешься там со своей женой?
– Я говорил тебе, что там живут родители. Останусь у них. Но побыть нужно с детьми.
– Но дети живут с твоей женой!
– И мне нужно твоё разрешение на то, чтобы видеться с ними? – жёстко спросил он. Я чуть не поперхнулась злостью. Несмотря на все попытки возненавидеть его и отсечь от себя в душе, я не могла не возмутиться его возможностью спать с другой женщиной, ведь после он всё равно приедет сюда! Ко мне! И я обязана буду его принять, потому что выбора нет.
– Ты мог бы увидеться с ними вечером, а потом вернуться.
– Я сделаю так, как будет удобнее. Если слишком устану, чтобы ехать назад, то останусь в Рабате, как и сказал.
– Ты уже принял это решение!
– И что? – высокомерие окатило меня с головы до ног.
– У меня завтра последний день отпуска, я хочу вернуться в Париж.
– Вернусь – поговорим.
– Набиль!
Но он, не слушая дальше, пошёл на выход. Я уже знала, что уговаривать его бесполезно, и останавливать тоже. Если с ним что-то и работает, то женская хитрость, проявленная через постель. Однако и этим способом сегодня не воспользоваться. И что мне делать? Телефон по-прежнему не вернули, связаться с кем-либо – никак, узнать, предпринимает ли что Саша – тоже никак.
Все телевизионные каналы были на арабском, интернета не было, готовили и убирались за меня – чем было занять свой день? Не представляю, как жили наложницы в сералях султанов! Точнее, становится ясно, почему они там плели друг против друга интриги и готовы были убивать за внимание господина – это всего лишь были единственные доступные развлечения, иначе ты просто сидишь, ходишь, спишь, ешь и смотришь в окошко. Рожаешь детей.
Я поплавала в бассейне, чтобы как-то убить время. Стоило выйти во двор чуть раздетой, как прислуга мужского пола и охрана пропадали из вида, боясь, должно быть, что я передам Набилю, что на меня пялились. Или им самим было внутренне некомфортно смотреть на непокрытых женщин?
Перед ужином я легла на постель, мечтая подремать, но усталости неоткуда было взяться, чтобы победил сон. За окном раздался шум открывающихся ворот, и я села, прислушиваясь. Набиль передумал? Осознал, как некрасиво поступает и вернулся ко мне? Поднявшись, я вышла на балкон и увидела въезжающую на территорию чёрную машину. Ага! Ну, что ж, сегодня ставлю ему хороший балл за поведение.
Сняв со стула длинный шёлковый халат, я накинула его на сорочку и, босая, пошла вниз, встретить супруга. Неужели он всё-таки не будет изменять мне и, несмотря на всю ложь, в любви он был честен? Спустившись на первый этаж, я вышла по коридору в прихожую, но входил не Набиль, а его брат.
– Малик? – удивилась я.
– Элен? – изумился мне и он. Я скорее запахнулась, жалея, что хотя бы не заплела волосы. Вид-то у меня был для встречи мужа, а не гостей. И почему я не дождалась на балконе, чтобы посмотреть на выходящего из машины? – А Набиля нет?
– Нет, он в Рабате.
– Вот как? А я думал поужинать с вами – проезжал мимо и заскочил.
Ужин у меня намечался тоскливый, так что я пожала плечами:
– Хочешь поужинать со мной? Буду рада компании, Набиль будет только завтра.
– Ну… если ты приглашаешь, – улыбнулся Малик.
– Проходи. Я только переоденусь, – кивнула я и пошла назад. Почему Мустафа не сказал ему, что хозяина нет дома? Или он не спрашивал?
Поднявшись по лестнице, я вошла в спальню и, скинув халат, распахнула шкаф. Что бы такого надеть, чтобы не очень нарядно? Простое тёмное платье? Надо сначала забрать волосы. Я села перед зеркалом причесаться и заплести косу, когда увидела в нём, позади себя, открывающуюся дверь. Ожидая увидеть кого-то из женской прислуги, я подскочила, увидев Малика. Развернулась, ошарашенная:
– Малик? Что ты тут делаешь?!
– Решил заглянуть…
– Тебе нельзя здесь быть!
– Почему? – он приближался, и мне сделалось не страшно, но неприятно. Он был похож на Набиля, но отдалённо. В нём напрочь отсутствовала красота братских глаз с их хитринкой, соблазнительным лукавством, страстным восторгом. У него не было фигуры Набиля, его роста, его бархатистого голоса. С таким, как Малик, я бы никогда не связалась.
– Выйди, иначе я позову слуг!
– Зачем?
– Выйди!
Мужчина быстро подскочил ко мне и, не успела я вякнуть, как зажал рот, другой рукой заломив одну мою за спину:
– Тише, Элен, не шуми! Я же не собираюсь сделать ничего плохого!
Я укусила его за палец и заставила убрать ладонь:
– Убирайся отсюда! Что ты задумал?!
– Не груби мне! Иначе я скажу Набилю, что ты сама ко мне приставала!
– Что?! – опешила я.
– Думаешь, он не поверит мне? – блеснули зрачки, а на губах вспенилась отвратительно самоуверенная улыбка. – Вижу страх в твоих глазах, ты понимаешь, что мне поверят больше, чем тебе!
– Я не боюсь тебя! – вырвавшись, я отпихнула его, но отступать было некуда, лишь к кровати. Выход перекрывал он.
– Я и не хочу, чтобы ты меня боялась, давай договоримся по-хорошему…
– О чём?
– Будь моей любовницей.
– Ты с ума сошёл?! – поражалась я наглости и беспринципности. Разве я не жена его брата? Или он меня таковой не считал? Если бы он воспринимал наш никах всерьёз, то не посмел был. Значит, знающий законы шариата и Коран, Малик понимает, что без разрешения Асмы я тут никто. И тогда он посягает не на чужую жену, а на свободную неверную, приехавшую сюда потрахаться. А за блудниц заступаться никто не станет.
– А разве ты не имеешь на это право? – прищурился Малик, не собираясь сдаваться и уходить. – Ты же знаешь, что у брата есть другие женщины, почему бы и тебе не завести на стороне кого-то?
– Набиль мне не изменяет!
– Уверена?
Замерев, я поняла и ахнула:
– Ты знаешь, что он сегодня с семьёй! Ты специально приехал в его отсутствие!
– Допустим. Но и ты, значит, знаешь, что он сегодня с Асмой.
– Он уехал к детям! – даже сейчас мне было больно, что Набиль может разделить постель с другой.
– Дети живут с матерью, они там все вместе: дети, он и она. А я не женат, Элен, став моей любовницей, ты будешь в куда лучших условиях, не обделённая вниманием, – Малик вновь приблизился и стал хватать меня, чтобы обнять. Я отбивала его руки и изворачивалась, но он всё-таки ухватил меня и прижал к себе. Через галабею в меня упёрся мягковатый животик, вызывающий рвотный позыв. Даже представлять не хотелось тело Малика. Я бы как раз предпочла быть последней, к кому он своё внимание направит, чем той, которую он станет ежедневно осаждать. – Ты будешь у меня единственной женщиной, не то, что у Набиля!
Его губы впились мне в шею. Я ударила его по плечу, но он не оторвался, ладонями попытался задрать мою сорочку. Ногой я двинула по его ноге. Он взвыл, опять вынужденно остановившись:
– Отвали от меня, Малик! Убирайся!
– Тебе нравится быть одной из его девок? – Врёт? Или это честное замечание? Господи, сколько же у Набиля интрижек? – Фатима, Жаклин, теперь ты!
– Какая ещё Жаклин? – не поняла я.
– В Париже у него есть давний роман. Ты не знала?
– Врёшь!
– Зачем мне врать? На брата всегда вешались десятки женщин! Он у нас старший, красавчик, наследник, всё лучшее всегда ему! Лучшие дома, лучшие машины, лучшие женщины.
– Ты завидуешь!
– И что? Кто бы не завидовал ему? Но разве тебя не оскорбляет, что ты – одна из многих? Разве ты не заслужила лучшего?
– Ну так лучший из вас всё-таки Набиль, а не ты, – парировала я и, судя по перекосившемуся лицу Малика, удар попал в цель. Он взъярился:
– Ах так? – и опять наскочил на меня. Я развернулась, чтобы перебежать через кровать, но он толкнул меня, и я упала на неё, вперёд, на живот. Малик сразу же навалился сверху: – Ты такая восхитительная, Элен! Из всех женщин, что я видел у Набиля, ты самая красивая! Будь со мной, и я одарю тебя, дам тебе всё, что ты хочешь!
– Пусти, козёл! – изворачиваясь под ним, я чуть вытянулась из-под него вперёд, и смогла перевернуться на спину. Малик сразу же прижал мои руки к постели:
– Будь моей, красавица!
– И что тогда? Ты на мне женишься? – Я видела по его лицу, что нет. Он вместо ответа попытался поцеловать меня, но я плотно сжала губы. Пальцы схватили меня за щёки, пытаясь вынудить подарить поцелуй. Перебарывая отвращение, я придумала ход. Сделала вид, что расслабляюсь и позволяю это. Он потянулся вперёд, и я, взяв размах, что было сил заехала ему коленом между ног. Малик вскрикнул коротко и, тотчас замолчав, стоная, отвалился на бок. Выбравшись из-под него, тяжело дыша, я отбежала подальше и погрозила пальцем: – Я расскажу Набилю, что ты себе позволяешь! Он обо всём узнает! Мустафа! – закричала я. – Мустафа! – кричала во всё горло, чтобы было слышно даже во дворе, если он куда-то ушёл.
Не прошло и секунд десяти, как раздались шаги. В дверь постучали. Я подошла к ней и открыла. Малик как раз только-только сумел встать на ноги, потирая промежность и яростно, с ненавистью на меня поглядывая. Хотелось сказать «проводи господина», но Мустафа не поймёт французский. Поэтому я просто указала пальцем брату Набиля на выход.
– Ты пожалеешь, – проходя мимо меня, прошипел он.
Глава XXV
Меня так трясло от этого посещения, что я долго не могла уснуть. Хватило же наглости! Мерзавец! Как ему вообще пришло в голову, что я могу согласиться? Или для него я, раз европейка, то всего лишь шлюха, охотящаяся за деньгами? Когда же я всё-таки уснула, то мне всё ещё виделись во сне какие-то кошмары и домогательства, пока что-то вдруг не прогрохотало, разбудив меня. Я вздрогнула, открывая глаза и, осматриваясь, увидела входящего в спальню Набиля; нет, не входящего, а стремительно врывающегося. Это он так мощно открыл дверь, что та ударила о стену.
– Да как ты смела?! – прорычал он.
Ничего не понимая, я села, прижимаясь к мягкому изголовью кровати:
– О чём ты?
– Малик мне рассказал!
Малик? Ах он… тварь! Воспользовался тем, что у меня нет телефона, и настучал первым?
– И что же он рассказал? – стараясь не терять самообладания, потёрла я ещё не отошедшие ото сна глаза.
– Что был здесь вчера.
– Да, был, и что дальше?
– И ты предлагала ему отдаться, если он увезёт тебя отсюда!
– Ах, так вот что он придумал… – равнодушно и спокойно смогла выдохнуть я. Если упущу контроль над эмоциями, ни к чему хорошему это не приведёт.
– Придумал? – хмыкнул Набиль.
– А ты всерьёз думаешь, что я могла бы отдаться ему?
Желваки нервно подёргались. Я видела сжатые кулаки. В ревности и гневе Набиль был не менее красив, чем в любви и страсти.
– Разве ты не хочешь отсюда уехать любой ценой? – выцедил он.
– Любой? – я хмыкнула. – Если бы я была согласна на любую цену, я бы могла задушить тебя ночью подушкой, забрать деньги и смотаться.
– Убить человека или переспать с кем-то – не одно и то же!
– Только для меня – и ты это знаешь – спать с кем-то без обязательств равнялось самоубийству! Или ты решил, что раз я отдалась тебе, то теперь мне всё равно с кем? Что после тебя так легко отдаться кому-то ещё?
О-о, это хоть и было правдой, но чрезмерно польстило его самолюбию, и без того раздутому. Я видела по дрогнувшим уголкам губ, как ему бальзамом протекло по душе признание в том, что после него других совсем не хочется.
– Малик сказал… – чуть более взвешенно, но всё ещё грозный, как туча, начал Набиль. Я прервала его:
– Малик сказал, что у тебя в Париже есть Жаклин. Зачем бы ему это было говорить, если это я домогалась его, а не он меня?
Взгляд напротив удивился. Еле заметно расширившиеся глаза подтвердили существование некой Жаклин. Это одновременно и спасало для меня ситуацию, и окончательно уничтожало доверие к Набилю.
– У меня нет никакой Жаклин в Париже, – запоздало опроверг он информацию.
– Я так не думаю. Или почему ты притих? Знаешь ведь, что я не фантазирую, потому что это правда.
Подумав, Набиль отвёл глаза, закусив нижнюю губу. Пальцы по-прежнему сжимались и разжимались:
– Хорошо. У меня был роман там когда-то с девушкой, её звали Жаклин. Но это было давно.
– До Фатимы или одновременно?
– Какая разница? – сверкнул он опасным взором.
– Интересно, скольким одновременно ты способен морочить голову!
– А ты?! – из принципа продолжил Набиль допрос, как будто ещё не убедился, что я не виновата! – Что же тут было на самом деле вчера?
– А тебя не смутило, что твой брат приехал именно тогда, когда ты уехал отсюда?
Очко в мою пользу. Ещё одно. С кем Малик надеялся связаться? С узколобой и трусливой простушкой? Мне приходилось оппонировать на научных конгрессах, чтобы доказывать авторство или подлинность картин, он думает, что я не разоблачу фальшивку, если мне это надо?
– Мало ли, что ему было нужно… – уже отводя глаза, чем выдавал сомнения, произнёс Набиль.
– Да? Ну так, если ты веришь в это, давай, поверь в то, что я – доступная девка, способная изменить и вешаться на других мужиков! Поверь и вышвырни меня обратно в Париж!
Посмотрев на меня, он прищурился:
– А что, если ты специально это устроила, чтобы я вернул тебя во Францию?
– Мне начинает хотеться, чтобы именно так это и сработало! Потому что я устала от всего этого бреда, что случился с тех пор, как я всё о тебе узнала! Устала от твоего эгоизма, от того, что ты не считаешься со мной! А теперь ещё терпеть домогательства твоего брата?! Уволь! Я не хочу здесь больше находиться и дня! Чтобы стать свободной, надо стать шлюхой? Хм, я вот-вот буду готова обдумать этот вариант!
– Элен! – Набиль подошёл ко мне и взял за плечи. Первым порывом было стряхнуть его руки, но я удержалась. Не стала. Пусть обнимает. – Не говори так! В чём заключается мой эгоизм? В том, что я хочу быть с тобой? А разве ты со мной быть не хочешь?
– Я хотела с тобой быть добровольно! А не потому, что у меня нет выбора! Чем дольше ты держишь меня здесь, тем сильнее я не люблю это место! Неужели не понятно?
– Мне казалось, что мы пришли к взаимопониманию…
– Я думала, что если мы прекратим ругаться, то ты позволишь мне вернуться во Францию! На работу.
Набиль отпустил меня, отступив:
– Так ты всё это время ждала, что я посажу тебя на самолёт? Ты всё это время хотела покинуть меня?
– Набиль…
– Да или нет?
Я взмахнула руками, а потом развела их:
– Мне нужна свобода.
– Больше, чем я?
Мы встретились взглядами.
– Почему ты не допускаешь возможности быть со мной, как раньше, приезжая в Париж?
– Чтобы постоянно думать, кто может быть с тобой в моё отсутствие? Чтобы не знать, где ты и с кем?
– Ты так возмущался, что я не доверяю тебе, а сам мне вообще ни на грамм не доверяешь?
– Это Европа! Париж! И ты – слабая женщина, которая может не устоять перед чем-нибудь! Я не хочу допускать даже мысли о том, что ты отдашься другому!
– А в Париже ты жить не можешь, потому что тут у тебя семья: жена и дети. Ты полностью обеспечил себе комфорт и удобства, но плевать хотел на мои!
– Какие ещё удобства тебе нужны?! – он обвёл рукой комнату, подразумевая весь особняк с территорией. – Тебе не нужно работать, всё, что ты захочешь – будет у тебя, только скажи, хабибти!
– Кроме свободы?
– Свобода, свобода! Вы в Европе на ней просто помешаны! Что она вам даёт? Право быть нищими и одинокими?
– Но ты, однако, скованным чем-либо быть не хочешь!
– Я? Я всю жизнь слушаюсь отца, подчиняясь его воле. Я скован семьёй, и ты прекрасно знаешь, что не развожусь не из-за того, что люблю Асму, а из-за того, что не могу поступать, как захочется. Я далеко не свободен, Элен, и настоящую свободу я чувствую только здесь, с тобой, – Набиль подошёл ко мне. Внезапно привлёк к себе и взял лицо в ладони. – Я люблю тебя, слышишь? У меня затмило разум, когда Малик сказал, что ты… чёрт, какие джинны его толкнули на эту ложь?! Но я поверил, и чуть с ума не сошёл, потому что не могу представить тебя с другим, Элен! Не могу!
Он говорил это так проникновенно, что сердце забилось быстрее. Договорив, Набиль поцеловал меня, и я, возможно, перепуганная ещё с вечера, возможно потому, что кроме него у меня тут никого не было, а возможно потому, что частичкой души продолжала любить его, ответила на поцелуй, обняла его в ответ, чуть не расплакавшись. Его руки прошлись по моей спине, стиснули талию, задержавшись на мгновение. Потом подхватили под бёдра, и Набиль поднял меня, прижимая к себе. Мы целовали друг друга всё яростнее. В моей пылкости была большая доля ненависти, которую я пыталась потушить в страсти, как сигарету в пепельнице. Но и желание там было, огромное желание: почувствовать себя с ним, его во мне, на мне, гладить его тело, и чтобы его сильные пальцы гладили меня, а губы покрывали поцелуями. Набиль упал вместе со мной на кровать и, скатав быстро подол моей ночной рубашки, сорвал из-под неё трусики. Отбросил. Возбуждённый и готовый, вошёл в меня, вырвав стон.
– Я хочу тебя, хочу тебя так, как никого и никогда не хотел, – целуя мои щёки и губы, шептал он, – будь со мной, Элен, скажи, что любишь меня так же, скажи, что хочешь быть моей, скажи, что ты моя!
– Я твоя, Набиль, твоя! – невозможно было не произносить эту горестную правду, в которой в то же время была щемящая сладость. Стоила ли свобода подобной страсти? Может, иногда мы действительно ею чрезмерно озабочены? Но я знала, заранее знала, что как только всё это закончится, когда мы удовлетворимся, опять настанет пустое время, скучно-одинокие часы отсутствия Набиля, или обеды-завтраки с ним, в которые нас не связывает ничего, и мы начинаем ругаться, споря и доказывая друг другу что-то без конца. Нас не связывает ничего, кроме секса. Мы будто говорим на разных языках, хоть оба в совершенстве знаем французский. Но у него арабская логика, а у меня – русская. Я буду ненавидеть его патриархальность и мужскую вседозволенность, он будет презирать мою строптивость и злиться на то, что я не уважаю правил, установленных их Пророком. Разве можно прожить сколько-нибудь долго вместе одной лишь страстью? Почему я не поняла ещё во Франции, насколько мы разные? И тем не менее, эта разность и тогда, и сейчас заводила меня, пленила и заставляла отдаваться чувствам. Разрушительным, губительным и ведущим в никуда.
Обнажённая, я лежала под покрывалом. Тело гудело от истомы, его обволокло и не отпускало наслаждение. Набиль вышел из душа, без одежды, только встряхивая волосы белоснежным полотенцем. Глядя на него, я не могла ответить себе на простые, казалось бы, вопросы – как буду вдали от него? Как отдамся кому-то другому? Кто ещё сможет удовлетворять меня так? Но этот порочный круг и сжимал меня, приковывая к Набилю постелью. У меня не было иного опыта и других мужчин, но он был до того потрясающим любовником, что экспериментировать и менять что-то не хотелось.
– Мне нужно ехать, – сказал он, встав спиной и начав собираться.
– Опять к семье? – хмыкнула я язвительно.
– Я обещал детям.
Вот! Вот ещё одна причина, по которой моя жизнь с Набилем регулярно будет превращаться в ад. И я не должна сметь даже сказать что-то, ведь дети – святое, они ни в чём не виноваты. Мои же домыслы и подозрения, с Асмой он будет спать или нет, никого не волнуют.
– Завтра вернёшься?
– Да, – расправив галабею, он наклонился ко мне, чтобы поцеловать, но я отвела лицо в сторону. Он замер, согнутый надо мной. – Малик сюда больше не приедет. Обещаю.
– Хорошо.
– Элен.
– Что?
Он взял меня за подбородок и развернул к себе. Посмел улыбнуться – нежно и с невероятной заботой в глазах:
– Не надо злиться, – поцеловав меня на прощание, он ушёл. И кто его знает, из-за детей ли, или потому, что закончился мой отпуск, а он не хотел слушать мои просьбы о возвращении. А они бы непременно последовали ежедневно и ежечасно, пока я не добилась бы своего.
Помимо рабочих дней, однако, у меня должны были вот-вот наступить месячные, и я с напряжением надеялась, что хотя бы они уж придут, никуда не девшись.
Глава XXVI
Набиль пять ночей не оставался со мной, а я уже после второй перестала подпускать его к себе, когда он приезжал днём или вечером на пару часов. Я не верила, что он не спит с Асмой, оставаясь дома, с ней и детьми, и никакими словами меня было уже не убедить. К чести Набиля стоило сказать, что он не пытался настоять на своём и взять меня силой, ему всегда важно было взаимное желание, чтобы я наслаждалась его ласками и получала удовольствие вместе с ним. В итоге он обиделся и не приехал на шестой день вовсе. Наказывал меня одиночеством и покинутостью. И это, я предчувствовала, могло сработать, если затянется. Ведь без какого-либо дела хоть волком вой! Мог бы подарить разговорник или словарь арабского, чтобы я попыталась выучить необходимые фразы, но он как будто бы и не хотел, чтобы я умела договариваться с кем-либо здесь о чём-то, чтобы мимо него прошло хоть одно моё слово.
После завтрака меня начало мутить, и я не поняла, от тоски, жары или… или от того, что месячных до сих пор не было? Нет, этого ещё не хватало! С ребёнком я точно никуда не смогу деться, на что я буду нас кормить? Либо работать, либо сидеть с ним, а одновременно и то и другое безумно сложно, почти невозможно, по крайней мере в Париже, где я совсем одна. Придётся тогда возвращаться в Россию или принимать помощь от Набиля, а он взамен на неё не потребует ли от меня сдаться и окончательно остаться здесь? Хуже всего было ощущать, что рано или поздно я надоем ему, как первая жена, как Фатима, как некая Жаклин в Париже, которую, видимо, он променял на меня, и когда это произойдёт – как он поступит? Вышвырнет меня и забудет или собственнически продолжит держать, как запасной вариант для досуга? Отпустит ли он, отказавшись от какой-либо ответственности, или упорно продолжит владеть даже тем, что ему больше не нужно? Казалось, я знала его, и всё же предсказать поступков не могла.
Я вышла на балкон, не высовываясь из-под козырька, чтобы не стоять на палящем солнце. Вода в бассейне была изумительно голубой, манила погрузиться в неё, охладиться. Сад по-прежнему зеленел и цветы по бокам от дорожек украшали яркими россыпями газоны, но внутри меня всё так поменялось, что никакого рая я больше не видела: красота прозрачной воды не искушала, аромат цветов не дурманил. Золотая клетка – это ад, она убивает чувства и смысл всего. Набиль может сколько угодно обесценивать свободу, но важна ведь не какая-нибудь вседозволенность, а способность самостоятельно принимать решения. Пусть не любые, но хоть какие-то. Решения, где быть, с кем, когда… Человек должен чувствовать волю, прикладывать волевые усилия, а не безвольно подчиняться судьбе, иначе в чём суть нашего существования?
Вдруг что-то мелькнуло и, перекрыв на мгновение солнечный свет, опустилось возле меня. Большое, но удивительно беззвучное. Я хотела вскрикнуть, не разобравшись, что происходит – на фоне неба и света возле меня оказался чёрный силуэт, но мне заткнули рот и оттолкнули обратно в комнату, где, без слепящего солнца, я стала способной что-то разглядеть. Меня держал человек в пиксельной форме, балаклаве цвета хаки, оставлявшей видными лишь глаза под тактическим шлемом песочно-зеленоватых оттенков.
– Лена? – спросили меня по-русски. Я выпучила глаза и, несмотря на ладонь в перчатке, державшую мои губы сомкнутыми, активно закивала. – Отлично. Не ори, свои.
Произнеся это, незнакомец меня отпустил, так что я пошатнулась, перенервничавшая за эти секунды до дрожи в ногах. Он чуть наклонил голову вперёд, и я заметила маленький микрофон рации над бронежилетом, куда было произнесено:
– Приём, Сибиряк, цель на месте.
Приложив палец к уху, он выслушал ответ. Снова сказал не мне:
– Их четверо, плюс двое гражданских – безоружных. Давайте на позиции. Скажу, когда будет готовность.
– К-кто… кто вы? – едва выговорила я, до конца не осознавая, что мне не причинят вреда (через плечо мужчины всё-таки висел автомат). И что я слышу родную речь!
– У тебя вещи есть какие-то? Надо что-то собрать? – проигнорировав вопрос, спросил меня тип во всеоружии. Мой взгляд упал на его плечи. На одном был шеврон с арбалетом, на другом – с черепом и надписью «солдат удачи».
– Переодеться только… и паспорт! – хоть это Набиль у меня не забрал, и на том спасибо.
– Давай быстрее, хватай всё, что нужно. Надо будет пробежаться. Бегаешь быстро?
– Давно не приходилось… вы от Саши? – дошло, наконец, до меня.
– Он тебя за забором ждёт.
Забыв о каком-либо стыде, я прямо при этом опасном, и в то же время вежливом человеке понеслась одеваться, скинув на ходу халат, ночнушку, влезая в лифчик. Саша! Господи, неужели он смог? Неужели он нашёл меня?! Неужели у него были возможности и связи… с подобными людьми?
– Я не знала, что он военный… – продевая ноги в джинсы, заметила я.
– Не военный. По контракту служил четыре года.
– А вы?..
– И мы с ним там познакомились, – отворачиваясь из приличия, при ответах всё-таки поглядывая на меня, он сказал: – В Сирии.
– О!.. – только и смогла выдохнуть я. Сирия! Это же боевые действия. Война. Ужасы и перестрелки. Почему я не пыталась разобраться и узнать, с каких пор начал пить Саша? Я ничего о нём не знала и, сделав выводы только по пьяному виду, послала к чёртовой матери. А у Набиля вот вид был более чем восхитительный и соблазняющий. И что же в итоге?
Пока я заканчивала скоростные сборы, вторгшийся в особняк солдат удачи подошёл к балкону и, из-за шифонового тюля, стал тщательно изучать территорию, общаясь по рации:
– Крот, приём. Двое в будке охранной, двое ходят вдоль западной стены. Давай со мной на будку. Сибиряк, твои у стены. А? Не, зачем мочить? Вырубай просто.
Перекинув сумочку через плечо, я подошла к нему:
– Я готова.
– Иди вниз, слуг пошли на кухню зачем-нибудь, чтоб под ногами не оказались. Потом иди к главному входу. Открой дверь и жди у неё, не выходя. Поняла?
– Поняла.
– Запомнила?
– Послать слуг на кухню, вернуться к главному входу, открыть, но не выходить.
– Молодец. Идём.
Он не стал выбираться так же, как пришёл – через балкон. Вышел со мной из спальни.
– А у тебя позывной есть? – шёпотом спросила я.
– Бербер. Но действовать надо быстро и точно, чтоб не пришлось друг друга окликать.
Я кивнула, и мы разошлись в разные стороны – я вниз, а он видимо хотел выбраться с торца дома, через окно какой-нибудь другой комнаты, чтобы незаметно подобраться к охране, следящей за камерами.
Спустившись, я позвала Мустафу. Хорошо, что я это сделала, долго и упорно крича, потому что он прибежал со двора. Изобразив, что хочу кушать, я прошла за ним на кухню, давая распоряжения указанием на продукты, что именно я хочу. Кухарка была тут же. Требовательно ткнув на часы, я намекнула, что всё должно быть сделано поскорее. Потом развернулась и пошагала к входной двери. Меня потряхивало, поскольку до конца не верилось в реальность происходящего. Как в каком-то боевике дурацком. Сейчас раздадутся выстрелы? Взрывы? Звуки ударов и крики? Завяжется борьба? Дверь и без того оказалась не запертой – Мустафа пробежал быстро, не успев задвинуть щеколду. Прижавшись плечом к стене, я прислушивалась к происходящему снаружи. Что там творится? А если… охрана Набиля окажется подготовленной и бывалой? Если с нею не справятся?
Время текло мучительно долго. Секунда длилась, как минута. То и дело хотелось высунуться и убедиться, что происходит хоть что-то. Но если в этот момент выстрелят? Мне дали инструкцию, и я не могу не следовать ей… Дверь распахнулась, и я узнала по серьёзным глазам Бербера, жестами призвавшего следовать за ним:
– Пошли!
Я выбежала во двор и увидела, что у ворот валяется один из охранников, на пороге охранной будки – ещё один. Несмотря на то, что слышала приказ не мочить, а вырубить, я глазами искала кровь – точно ли никого не убили?
– Крот, ну что там? – громким шёпотом бросил Бербер в будку. В ней возился ещё один человек в камуфляже:
– Секунду! Запись стираю!
– Долго ещё?
Оттуда на тротуарную плитку вылетел ноутбук. Вышедший следом высокий молодой человек, чьего лица так же было не разглядеть из-за балаклавы, переломил его на мелкие части двумя ударами ботинка, наступившего на хрупкий корпус. Из раскуроченной техники, наклонившись, он достал какую-то деталь – материнскую плату или карту памяти, не знаю, не разбираюсь в этом, и положив отдельно, выстрелил в неё через глушитель. От пластинки осталась большая дыра.
– Всё!
– Лена! – я обернулась и, ещё до того, как поняла, кому принадлежит голос, увидела знакомые голубые глаза. Мои собственные заволокло слезами:
– Саша!
Мы одновременно подскочили навстречу друг другу, я бросилась обнять его сквозь броню, автомат и плотную амуницию, он меня подхватил и, прижав, радостно крутанул вокруг себя:
– Целая!
– Ты смог! Ты нашёл меня!
– Эй, потом пообнимаетесь! – рыкнул Бербер. Бросил в микрофон: – Конго, заводи! Выдвигаемся.
Он ловким приложением силы выбил замок на калитке и кивнул нам всем, чтобы выходили. Саша держал меня за руку, не выпуская, другой показал вперёд:
– До конца улицы, быстрее! Там машина.
Я втопила следом, готовая бежать сейчас хоть на край света, лишь бы вернуть свободу, почувствовать себя в безопасности, принадлежащей самой себе, а не рабыней чьей-то похоти. Вчетвером мы неслись мимо высоких заборов, ограждающих частные территории с роскошными виллами и дворцами. Сколько ещё за ними может содержаться таких же, как я? Или кого-то в ещё более худших условиях. Несовершеннолетних. Принуждаемых к тяжёлому труду или сексуальным утехам. Избиваемых.
Мы добежали до поворота, за которым стоял заведённый джип. Крот дёрнул какой-то шнур, незаметно лежавший на земле, и скрутил его, подтащив к себе из кустов странное устройство с антеннкой. Пока мы запрыгивали в салон, я спросила:
– Что это?
– Помехи на камерах слежения. Они же тут у многих стоят…
Как только дверцы машины захлопнулись, она сорвалась с места. Водитель явно был умелец гонять и не боялся ни скорости, ни резких поворотов. Запыхавшаяся немного, но не только от бега, а от волнения и жары – от всего в целом – я впала в минутный ступор, ещё не осознающая, что покинула особняк. Что сбежала от Набиля, что оставила позади своё заключение в золотой клетке. От вторжения Бербера на балкон до нынешнего мига прошло максимум минут десять, хотя для меня они протянулись тяжёлой бесконечностью, за которую я успела сто раз подумать, что ничего не выйдет. И всё же я ни разу не испугалась и не отступила, решив прорываться несмотря ни на что. И вот, я сижу рядом с земляками, слышу родную речь. Спасённая. Защищаемая. И хотя представления не имею, куда мы едем и что будет дальше, я ощутила огромное облегчение.
Подняв глаза на Сашу, я еле выговорила:
– Не думала, что ты сможешь найти… что ты откликнешься на мою просьбу о помощи…
