Текст книги "Вторая жена (СИ)"
Автор книги: AlmaZa
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)
Глава ХХ
Я настолько изнутри была растеряна, подавлена и выбита из колеи, что не могла вести себя естественно, а потому пришлось притворяться излишне весёлой, провожая мужа на работу. Но Набиль, кажется, не заметил, что за моей улыбкой прячется паническая истерика. Мой взгляд, должно быть, выглядел загнано. Я смотрела на него в поисках ответа на вопрос, есть ли у него другая? Может ли он оказаться лжецом и аферистом?
Я никогда не понимала откуда существуют предубеждения к приезжим, из серии тех, которые испытывал Саша со своим «черножопые». Мне всегда казалась, что это дурацкая ксенофобия, я не удосуживалась вникнуть в масштаб трагедии, как они вели себя, что делали, как могли поступить… Но не все же такие? Почему Набилю обязательно попадать в категорию лжецов и обманщиков?
До его возвращения оставалось около часа, когда я не выдержала и написала сообщение Фатиме, интересуясь, надумала ли она? В конце я подписала: «Пожалуйста, если у вас что-то есть, дайте мне знать! Иначе не беспокойте нас никогда больше!». Тишина, стоявшая в комнате, казалась благословенной. Если она не ответит, значит, что у неё ничего нет, и я могу верить Набилю. Я должна ему верить, разве не его я люблю? Почему в приоритете у меня должны быть слова чужой женщины, явно заинтересованной в том, чтобы отобрать у меня мужа?
Но в этот момент телефон всё-таки пропищал. Нерешительно покосившись на него, я закусила нижнюю губу. Что там может быть? Вдруг это вообще не Фатима? Вдруг это Набиль что-то пишет? Что соскучился на работе по мне. И тем не менее открыть сообщение, посмотреть, от кого оно, было трудно. Мне понадобилось некоторое время, чтобы собрать волю в кулак.
Да, оно было от Фатимы. И да, она прикрепила фотографии. На одной четыре человека: мужчина, женщина и двое детей. Мужчина – Набиль. А женщина – явно не сестра ему. Не потому, что не похожи, а потому, как они стоял возле друг друга, как рядом с ними расположились дети. Это муж и жена, сомнений быть не может! Второе фото было из интернета, с прикреплённой к нему ссылкой, перейдя по которой я столкнулась со статьёй на арабском. На фото была нарядно одетая пара среди гостей: жених и невеста. Набиль и Асма. Я скопировала текст и вставила в онлайн-переводчик. Немного криво, но он поведал мне, что речь о свадьбе двух богатых людей. Это случилось девять лет назад. Девять лет! Ровно столько уже Набиль был с другой женщиной, своей официальной супругой, о которой не потрудился сообщить мне ни слова.
Я не знаю, с чем можно сравнить это чувство, когда реальность оборачивается выдумкой. С сумасшествием, наверное? Ты вдруг ощущаешь себя ненормальной, безумной, жившей в каких-то иллюзиях, не видевшей того, что есть на самом деле. Это страшное, жуткое чувство, будто не владеешь собственным разумом. Будто человек, которого знала, грёбаный Фантомас, снявший вдруг маску, под которой другая личность. Представьте, что встречаетесь, влюбляетесь, и потом, после секса, мужчина снимает с себя парик, грим, силиконовые накладки и предстаёт плюгавым прыщавым дохликом, которого вы никогда бы не подпустили к себе. Отвратительно, правда? Вот что-то похожее разрасталось в моей груди. Земля ушла из-под ног, из-под меня выбили твёрдую почву, так что я не знала уже, чему могу верить? Как объяснить это всё? В какой момент я зазевалась и просмотрела знаки, признаки, фальшь? В какой момент я стала такой идиоткой, что проглотила обещанную любовь без подтверждений, доказательств и… и выполнения тех условий, которые ставила изначально? На что я надеялась? Что, уступая, получу что-то взамен? И что же я взамен получила? Обман. Враньё. Насмехательство. Осквернение.
Упав на диван, я зарыдала, не в состоянии остановиться. Ничего не видела, ничего не желала знать, думать было больно, но я не могла прервать цепочку воспалённых мыслей. Как избавиться от всего этого?
Так я и пролежала до самого возвращения Набиля, после которого началось выяснение, скандал, закончившийся, как я думала, выкрикнутой мною фразой:
– Всё ясно. Спокойной ночи, Набиль! Я буду спать отдельно. А завтра возвращаюсь в Париж.
Но он вдруг произнёс:
– Нет, не возвращаешься.
– Что?!
– Ты – моя жена, Элен, и останешься со мной.
– Ты сам-то себе веришь?! Я не твоя жена, потому что твоя первая жена не давала разрешения на наш брак! Она ведь не знает, правда же? Ты ей не говорил!
– Это не имеет значения, – процедил он.
– Имеет! Раз ты не говоришь ей ничего, значит, между вами продолжаются какие-то отношения?
– У нас общие дети, конечно же, мы общаемся.
– И спите!
– Когда?! Я каждую ночь с тобой!
– Но пока мы встречались в Париже? Ты можешь поклясться, что не спал здесь ни с кем?
– Клянусь!
– И жизнью своих детей? – прищурилась я. Он так быстро выпалил клятву, что я почти поверила, но после моего уточнения Набиль нахмурился и гневно повёл носом:
– Не вмешивай сюда моих детей!
Хмыкнув, я закачала головой:
– Просто ты изменял мне! Хотя, Господи, что я говорю? Ты изменял со мной! Это я была любовницей, я была… незаконной связью!
– Теперь это всё не так, и мы с тобой супруги.
– Нет, этому даже доказательств никаких нет! Ни одной бумажки! Я улечу – и всё кончено!
– Я не позволю тебе улететь, – он шагнул мне навстречу, а я отступила, – не выдумывай, Элен! А если ты уже ждёшь ребёнка?
О нет! Меня сковало страхом, холодом, пот прошиб. Беременность! Я просила его предохраняться, не собираясь так быстро заводить детей и желая вернуться к работе после отпуска, но от презерватива Набиль отказался и использовал прерванный половой акт. Насколько он надёжен? Я же ничего в этом особо не понимаю, и не страшилась случайных последствий (шанс которых, хотелось верить, был очень мал) по той причине, что воспринимала нас надёжной, крепкой семьёй, созданной навсегда. А теперь?
– Но… ты же… предохранялся?
– Да, но ведь всякое бывает.
– Нет, этого не будет! Это не остановит меня, я не останусь с тобой после этой кошмарной лжи, Набиль!
Он опять пошёл на меня, и я в своём отступлении уперлась спиной в стену.
– Хабибти, не горячись, дай себе остыть и всё обдумать…
– Не называй меня так больше! Ты всех своих женщин так называешь?!
– Я никогда не называл так Асму, наш брак – договорной!
– Но двух детей вы как-то сделали! Не одного! А двух!
– Я – мужчина! Я могу переспать с кем угодно, но это не будет обозначать каких-то чувств!
– Ах, с кем угодно? А кто дал тебе такое право? Кто сказал, что вы при этом не становитесь… грязными распутниками!
– Но тебе ведь нравится то, чем мы занимаемся по ночам и не только? – Набиль попытался меня обнять, но я отпихнула его. – Я бы ничего этого не умел, если бы прежде не спал с другими… – Он вновь взял меня за талию, чтобы притянуть, но я толкнула его сильнее. – Элен!
На этот раз он схватил меня резче и крепче, так что я, хоть и отбиваясь, не смогла высвободиться, а только уворачивалась от его поцелуев, ещё вчера таких сладких и, кто знает, может быть, сладких до сих пор, но я как будто бы ничего не чувствовала, кроме ярости и тошноты.
– Пусти! Пусти меня! – заколотила я его по плечам и, когда чуть не прикусила его язык, настойчиво пожелавший ворваться в мой рот, Набиль отодвинулся.
– Элен…
– Не трогай меня! Не трогай!
– Хорошо! Хорошо… но обещай попытаться успокоиться? – Тяжело дыша, раздувая ноздри, я смотрела на него в упор, желая, чтобы он ощутил всю ненависть, чтобы пылающий во мне огонь обжёг его. – Идём спать, а завтра поговорим на свежую голову. Хорошо? Ты же разумный человек, хабибти, зачем кричать на эмоциях? Эмоции мешают решать дела разумно.
– Тут и решать нечего!
– Идём спать, прошу.
– Я не лягу с тобой!
– Я не коснусь тебя, если ты не хочешь! Пожалуйста.
Этот вежливый, ласковый, смотрящий на меня заботливо Набиль вновь был тем, какого я узнала в Париже. Какой ухаживал за мной, добивался, готовый на всё. Даже на свадьбу – как мне казалось. Успокаиваясь, я подумала, что ночью всё равно никуда не поеду, а проводить до утра часы в разборках – идея плохая.
– Ладно, – кивнула я, – но, в самом деле, не смей меня трогать!
Мы поднялись наверх. Широкая кровать позволяла не соприкасаться друг с другом. Молча раздевшись, каждый из нас лёг на свою сторону. Не знаю, как я вообще смогла уснуть ненадолго, потому что меня крутило и ломало почти физически. Мне хотелось кричать, разрывать что-нибудь, бить и колоть посуду, но я никогда бы не позволила совершить всё это, так уж меня воспитали в скромном быту российской глубинки, что вещи не виноваты, и их надо беречь и хранить, не корча из себя голливудскую диву с истериками, последствия которых оплачены продюсерами. Во мне бушевала не обида, а чувство столь огромное и всепоглощающее, что названия ему не было. Оно вызывало дикую боль, и, чтобы как-то притупить её, мозг пытался ввести анестезию в виде самообмана. Я начала искать успокаивающие оправдания для Набиля, пытаться согласиться с его доводами, что да, я бы ведь не поддалась нашей любви, узнай сразу о его браке, так что это была ложь во спасение. И из-за детей он и не должен разводиться, это жестоко с моей стороны – требовать подобное! Мы любим друг друга, я люблю его – это всё должно спасти нас. Мы переживём, переборем трудности и неприятности. Всё будет хорошо. Оправдывая его, я оправдывала заодно себя, свои мотивы, своё поведение, нарушившее мои прежние принципы. Как странно, всё это время я считала, что они идут нога в ногу, без противоречий, и всё согласовано, но вдруг поняла, что нет – я шла на уступки, на сделку с совестью потому, что полюбила.
Да, но полюбила и любила я другого Набиля, того, который не был женат и не врал. Это тому я могла бы простить многое, а не этому, вылезшему из-под маски неизвестно кому! Так что же, выходит, мы не умеем прощать людям ничего, потому что те, какими мы их знаем, не должны нас обижать, а те, что обижают и разочаровывают – уже другие. Не родные и не близкие, им и не требуется прощать что-либо. Не разрушает образ любимого человека только случайность; если он наступил на ногу или толкнул не намеренно, конечно же, прощаешь, ведь он не хотел. А когда вот такая продуманная ложь с притворством – это совсем другое.
Не менее больно было осознавать собственную глупость. Враньё другого человека – это одно, это как бы что-то внешнее, от чего можно уклониться и уйти, а вот от внутренней дурости куда убежишь? Тем более что именно она и не даёт избегать внешних ловушек. Господи, как я могла вляпаться во всё это?! И как мне было разлюбить Набиля, несмотря на то что половина моей души его уже ненавидела? Мне было с ним так хорошо, как никогда не было, и потерять эти счастливые моменты – страшно. Да, но смогут ли они вновь быть такими же счастливыми, как прежде? Нет.
Проснуться было тяжело. Словно и не спавшая, я сразу включилась в то, на чём уснула: обман Набиля, крушение всех идеалов, крушение всего моего мирка, который я так долго берегла и выстраивала. Хотелось заснуть обратно, чтобы вот эта реальность оказалась кошмаром, а где-то в другом измерении меня ждала прежняя безмятежность, продолжение сладких медовых недель. Но нет, этого не случится уже. Надо вставать и жить как-то дальше, но как? Никому больше не веря, ничего больше не хотя? Мне даже Париж видеть не хотелось, потому что именно там я познакомилась с Набилем, и толпы приезжих, тоже марокканцев или алжирцев или тунисцев постоянно будут напоминать о нём. Ехать на родину нечего и думать. Я не смогу смотреть в глаза маме. Что я ей скажу? «Знаешь, меня развели, как лохушку. Я хотела православное венчание, но почему-то согласилась на непонятный обряд, позволивший меня потрахать мужчине, у которого есть законная жена». Господи, как это всё чудовищно звучит! Но ещё чудовищнее выглядит и ощущается.
Протянув руку к телефону, чтобы посмотреть время, я поплутала ею по тумбочке, но ничего не нащупала. Подняла голову и посмотрела. Пусто. Опустила взгляд на пол – не упал ли? Нет, ничего. Разве я убирала куда-то телефон? Выдвинула ящик, но там тоже не было искомого. Обернулась – Набиль тоже уже покинул кровать. Где же мой телефон?! Гадать не приходилось, кто его взял. Но зачем? Сглотнув, я вдруг ощутила, что меня охватывает страх.
Глава XXI
Бегом спустившись на первый этаж, я застала Набиля завтракающим в столовой.
– Зачем ты взял мой телефон?
Он медленно оторвался от тарелки, как будто ничего сверхъестественного не происходило, как будто не чувствовал, что я на взводе. Но он это прекрасно знал! Вместо того, чтобы поторопиться с ответом, он оглядел меня с головы до ног, стоявшую в том нижнем белье, в каком выпрыгнула из кровати:
– В доме ходят слуги, оденься.
– Я задала вопрос!
– А что такого? У тебя разве есть от меня какие-то секреты? Ты же хвалилась тем, что можешь мне его дать.
– Могу! И дала бы, если бы ты попросил! Но ты его взял без спроса!
– Просто не хочу, чтобы ты наделала глупостей, пока меня не будет.
– Я думала, что мы поговорим сейчас и расставим все точки над i!
– В том-то и дело, что у меня сейчас на это времени нет, – он посмотрел на свои миллионные часы на запястье, – мне нужно в офис.
– Набиль! – недовольно предостерегла его я.
– Я вернусь, и мы поговорим.
– Да не о чем говорить! И верни мой телефон!
– Верну, когда ты успокоишься.
– Ты что, силой помешаешь мне уехать? Думаешь, отсутствие мобильного меня остановит?
– Я хочу думать, что ты образумишься. Я с тобой не хочу разводиться.
– Но я хочу! То есть, и разводиться не нужно… Мы не женаты! Я не дура, Набиль, я это понимаю, и просто хочу расстаться!
– Вот как? – он встал из-за стола, уже одетый, собранный. Видимо, встал как минимум на час раньше. И просто пошёл на выход.
Я преградила ему путь:
– Отвези меня в аэропорт!
– И не подумаю.
– По какому праву?!
– Твоего мужа!
– А я тебя таковым не считаю!
– Выходит, ты отдалась первому встречному, пару раз подарившему тебе цветы и подарки? – его красивые брови опустились над красивыми глазами, но красота эта была пугающей. Угрожающей.
– Я… я…
– Обычная шлюха? Или всё-таки моя жена?
– Как ты… как ты смеешь! Как ты можешь?!
Я попыталась ударить его по лицу, но он перехватил руку. Взял меня за плечи и пришпандорил к стенке. Тихо ахнув, я замерла. Сильные пальцы надавили на кожу, остановившись на грани, чтобы не сделать больно.
– Я полюбил тебя, Элен, и сделал всё возможное, чтобы быть с тобой! Если бы не твоё неуместное любопытство – и эта сующаяся куда не надо Фатима – мы продолжали бы жить счастливо, в нашем маленьком раю. Ты не видишь, что не изменилось ничего? Да, ты узнала, что я официально женат. И что? Я перестал любить тебя? Нет! Я бросил тебя? Нет! Я продолжаю хотеть тебя, и пока я тебя хочу – я не отпущу тебя!
– А когда наиграешься и расхочешь, бросишь, как Фатиму? – мы испепеляли друг друга глазами. От его тесного присутствия, пугающей силы возникло напряжение в теле, граничащее с возбуждением. Это было странное чувство, когда хочется закрыть глаза, отдаться, чтобы стена между нами рухнула, и вместе с тем стойкое отвращение и ощущение неприкосновенности говорят: «Не подпускай его к себе!». – А если… если я тебя разлюбила?
– Я найду средство, как вновь заставить полюбить!
– Заставить? – повторила едко я.
– Разве женщины не предпочитают, когда принимают решения за них? Когда принуждают? – Набиль ухмыльнулся и, чёрт возьми, его ухмылка, пропитанная ядом соблазна, по-прежнему была обворожительной и покоряющей. – Аллах в своей мудрости недаром не дал женщинам возможность получать развод без разрешения и согласия мужа! Вы всё делаете сгоряча и не умеете думать.
– Ах, теперь мы ещё и думать не умеем?
– Всё, мне некогда, – отпустил меня Набиль и пошёл дальше.
– Стой! Подожди! Верни же мне телефон!
– Куда ты собралась звонить?
– Мне скоро выходить на работу!
– С этим я разберусь. Тебя не потеряют, не волнуйся, – мы были уже во дворе, и он садился в машину, дверцу которой открыл перед ним водитель, отвернувшийся от меня под грозным взором хозяина. Смотреть на чужую женщину в таком виде здесь определённо «харам».
– Что?! Не смей! Не смей! Слышишь?! – дверца закрылась, и за тонированным стеклом ничего не было видно. Я помнила, как нашёл он мой номер, явно подкупив отдел кадров. Как тряслись перед ним в Сотбис. Если Сафриви сделает звонок моему руководству, они сделают вид, что ничего не происходит. Меня не будет на работе, но и увольнять меня не будут.
Машина выехала с территории особняка, и я посмотрела на увеличившуюся со вчерашнего дня охрану. Теперь четверо крепких мужчин стояло у ворот и калитки, и не возникало сомнений насчёт того, кого они не должны упустить. Ещё один сидел в небольшой постройке, прилегающей к стене: нам находились телевизоры, показывающие обзоры камер наблюдения по периметру. У меня нет никаких шансов сбежать отсюда. Да и куда бежать? Я смутно помню дорогу в Рабат. Даже доберись я до аэропорта – у меня нет денег на билет! Я ведь рассчитывала, что всем теперь будет заниматься Набиль… Вот он и занялся.
Стараясь не впадать в панику, я принялась продумывать план действий, но в голову ничего не шло. К тому же, я стояла на распутье, перед моральным выбором: окончательно отрубить всё или попытаться склеить? Окончательно отрубить мешало моё предубеждение, что это был мой первый мужчина, а я всегда мечтала об одном-единственном. Опять же, а если опасение Набиля подтвердится, и я окажусь беременной? С отцом ребёнка уж точно не порвёшь. Склеить всё я тоже не могла, потому что не могла простить лжи и, возможно, измены. Если даже с женой он давно не спал, то не верить Фатиме я уже не могла, а она сказала, что он был с ней недавно, когда мы с ним уже встречались и планировали свадьбу!
Я попыталась поискать свой телефон, но поиск не дал результата. Стационарного телефона в доме не было, да и куда бы я позвонила? Наизусть я знаю только мамин номер, а сообщи я ей, что в Марокко, заперта мужчиной, за которого, после каких-то трёх месяцев знакомства, попыталась выйти замуж… Её удар хватит! Нет, я не могу позвонить ей. Сгорю со стыда, помимо прочего, да и что сможет сделать мама? Обратится в посольство? Набиль успеет сделать какой-нибудь документ, подтверждающий, что я его жена (ну вдруг?), и по какому-нибудь местному закону меня не посмеют требовать на родину. Чёрт! Но ведь кто-нибудь из моих близких так и так попытается мне позвонить, потому что мы регулярно созваниваемся. Меня охватило волнение не за себя, а за них, за то беспокойство, которое вызову у них своей пропажей. Во что бы то ни стало надо вернуть мобильный! Набиль хочет, чтобы я успокоилась? Хорошо, я буду спокойна.
Вязкая гадливость поползла по мне. Я себя чувствовала даже не похищенной, а цирковым зверем, которого пытаются выдрессировать. Ему хочется воспитать из меня покорную мусульманскую женщину? Прислугу? Уж точно не возлюбленную, потому что с возлюбленными так не поступают! Но я прикинусь присмиревшей и успокоившейся. С лжецами надо сражаться их же оружием!
Вечером он нашёл меня в спальне, стоявшей у окна. Я слышала, как он вошёл, но не повернулась.
– Мне сказали, что ты не спускалась к обеду.
– Не было аппетита.
– Но ты со мной поужинаешь?
Теперь я повернулась. Мы встретились взглядами. Он развёл широко руки:
– Видишь? Я снова здесь. С тобой. Будь у меня с женой хоть что-то, мог бы я столько ночей не проводить дома?
– А с Фатимой? Ты действительно не спал с ней с момента нашего знакомства?
– Я же сказал тебе.
Выспрашивать у него – дохлый номер. Набиль готов сказать любые слова, потому что считает, что именно их я хочу услышать. Он не понимает, что для меня горькая правда лучше сладкой лжи. Признайся он перед тем, как сделал предложение, что женат, я бы переболела этим, но постепенно – кто знает? – приняла бы и простила. Если бы убедилась, что он с ней не живёт и честен со мной, я бы смогла! Но так, как он сделал – это не прощается.
Подойдя, он приобнял меня, и я это позволила, решив изображать успокоившуюся. Успокоившаяся – это не строптивая. Но когда Набиль наклонился, чтобы поцеловать меня в губы, я всё-таки отвернулась:
– Прости, я не могу вот так быстро всё отпустить…
– Хорошо, – он провёл тыльной стороной пальцев по моей щеке и поцеловал в неё, – идём есть?
Я кивнула.
– Оденься, пожалуйста. Мустафа всё-таки мужчина, – мягко попросил он. Кажется, моя покладистость начала работать. Он сам стал великодушнее. Но сразу просить телефон не нужно, надо подождать немного. Пусть окончательно расслабится! – Как прошёл твой день? – пока я облачалась в восточные одежды, спросил он.
– Скучно. Мне совершенно нечем было заняться. Ведь ты лишил меня даже прогулок в обществе Малика.
Подумав, Набиль сказал:
– Я не хочу, чтобы ты при нём устраивала сцены. Скандалы. Я не знаю теперь, будешь ли ты с ним просто гулять или придумаешь какую-нибудь ерунду!
– Ерунду – это побег? – хмыкнула я.
– Так говоришь, как будто я тебя в тюрьму посадил!
Держись, Лена, держись, не выдавай своих эмоций и не взрывайся!
– Я бы при всём желании не знала, куда бежать. Ну, убегу я от Малика, и что дальше? Ты сам понимаешь, что это ни к чему не приведёт.
– Но ты по-прежнему хочешь уйти от меня?
– Ты нанёс мне душевную травму. Мне хочется переболеть ею в одиночестве, а ты не даёшь мне этого сделать.
– Я не думаю, что одиночество когда-либо кого-либо от чего-либо могло исцелить.
– Тогда предложи мне другое средство!
Он подошёл ко мне, одевшейся и, взяв за руку, опять подвёл к окну, выходящему на балкон. Небо ещё не стемнело окончательно, горизонт красиво окрашивался закатом, позолотившим воду в бассейне.
– Наслаждайся жизнью, хабибти. Я готов дать тебе всё, баловать тебя, заботиться о тебе, любить тебя. Любовь исцеляет. Миллионы женщин мечтают о такой жизни! Без забот о завтрашнем дне. Без финансовых трудностей.
– Но я – не миллионы. Мне нужна только честность. И верность, – посмотрела я ему в глаза.
– Ты капризней, чем я думал, – улыбнулся он, тонко давая понять, что мои требования идут вразрез с его возможностями.
– Я за справедливость. Если ты хочешь иметь несколько женщин, то я должна иметь несколько мужчин.
Его улыбка исчезла. Взгляд потемнел.
– Даже в шутку не говори такое! Я очень ревнив, Элен.
– А что делать с моей ревностью? Она в счёт не идёт?
– Разве я дал повод?
Нет, он действительно не понимает. По его логике, если я чего-то не вижу, то этого не существует, и думать мне об этом не нужно. Я попыталась ласково улыбнуться, и хотя скулы сводило, у меня получилось:
– Фатима довела меня до безумия…
– Забудем о ней. Идём ужинать.
Сделав вдох поглубже, я вновь кивнула и пошла за ним.
