Текст книги "Вторая жена (СИ)"

Автор книги: AlmaZa

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Глава XIV

И хотя мы простились на мирной ноте, меня не отпускала тревога. Чутьё шептало мне: «Что-то не так». Впрочем, интуиция у меня так себе, поэтому полагаться на внутренний голос не стоит. Не выдержав первой, я позвонила Набилю вечером, когда он уже должен был долететь до дома, но он не поднял. Беспокойство моё разрасталось. А что, если он был мил и любезен напоследок, чтобы я не заподозрила, что на этом всё? Ну, не хотел выяснений и слёз, поэтому ушёл по-английски.

Я позвонила Набилю и на следующий день, но абонент был недоступен. А если что-то случилось? Господи, ведь я даже связаться ни с кем из его близких не могу, чтобы узнать что-то! Что же мне делать? Как быть? На работе я принялась штудировать мировые новости. Семья Сафриви достаточно известная, чтобы о ней упомянули в случае чего? Но никаких известий о них не было. Мне не хотелось звонить снова и снова, убеждаясь, что ничего этим не добьюсь, поэтому ещё два дня я провела в подвешенном состоянии, растерянная и задумчивая, что заметили даже на работе.

Но, наконец, на четвёртый день Набиль позвонил сам.

– Алло?! – торопливо подняла я, уже собиравшаяся ложиться.

– Привет, не разбудил?

– Нет! Боже, где ты пропадал? Я так волновалась!

– Всё в порядке. Улаживал дела. В том числе наши.

– Наши? – не поняла я.

– Да. Я поговорил с одним знающим улемом. Ты была права.

– Насчёт чего? – продолжала теряться я в его объяснениях. Улем? Кто это такой?

– У нас может быть свадьба, дозволяемая Кораном и Сунной.

Моё сердце сначала чуть не остановилось, а потом чуть не выпрыгнуло.

– С-свадьба?

– Да. Никах. Я могу взять тебя в жёны.

Язык прилип, одеревенел. Что сказать? В голове всё смешалось. Неужели… я напросилась на это? То есть, неужели я получу то, чего и хотела? Поверить боюсь, чтоб не спугнуть. Значит, Набиль всё-таки настолько серьёзен? Я знала, что не ошиблась! Я же видела, что он любит меня не меньше, чем я его! Приятная дрожь побежала по телу, заставляя волосы на затылке вставать дыбом.

– И… и мне не придётся принимать ислам для этого?

– Нет, ты женщина Писания. Это дозволяется.

Опять пауза. Он молчит, и я не знаю, что сказать? Кажется, я самая счастливая девушка на земле сейчас!

– То есть… ты… ну… предложение мне что ли делаешь? – уточнила я.

Набиль засмеялся:

– Извини. Да. Надо было начать иначе. Ты станешь моей женой, Элен?

Если бы дыхание не спёрло, я бы закричала сразу, но пришлось сначала сглотнуть и обрести голос:

– Да! Боже мой… Набиль! – слёзы навернулись на глаза. Переполняли эмоции. – Да! Конечно же, я выйду за тебя! Жаль только, что это всё по телефону… я бы так хотела поцеловать тебя сейчас!

– Если хочешь, я повторю это предложение, когда прилечу. Твой отпуск ведь уже скоро?

– Да, в конце месяца.

Как быстро пронеслось лето! Настала осень, но любовь Набиля согревала меня всё жарче и жарче.

– Тогда я подготовлю пока всё к этому. Правда… пышно праздновать не будем, ты не расстроишься? Я ещё не оповещал свою семью. Не знаю, как посмотрит на это отец. Он своенравный человек. Возможно, пока что говорить ему не стоит.

– Конечно, понимаю. В конце концов, это ведь дело только нас двоих?

– Да.

– А… платье? Белым должно быть?

– Это без разницы, главное, чтобы голова была покрыта. Я обо всём позабочусь, не беспокойся. И прилечу за тобой.

– За мной?

– Но не в Париже же совершать никах?

– А почему нет? Здесь разве нет ваших… священников? Или кто делает обряд?

– Нет, разумеется, в Париже хватает имамов. Но по традиции, раз ты девственница, я обязан провести с тобой семь ночей после вступления в брак. Я не смогу так надолго остаться во Франции. А у тебя отпуск. И мы проведём его здесь.

Полететь в Марокко! Боже мой. Набиль уже приглашал меня когда-то, но я не думала, что придётся отважиться на это так быстро. И уже не просто поехать в гости, а… на собственную свадьбу! Получается, там будет мой второй дом? Ведь дом мужа – это и дом жены?

– Хорошо. Я с радостью познакомлюсь с твоей страной.

– Я с нетерпением буду ждать этого момента. Клянусь, я никогда ещё ничего в жизни не ждал и не хотел так, как тебя, Элен. И твоего отпуска.

– Только не пропадай больше, ладно? Хоть сообщение пиши, если уезжаешь куда-то, где нет связи.

– Хорошо, я постараюсь. Добрых снов, хабибти!

– Что это значит?

– Любимая.

Щёки загорелись. Ведь Набиль ещё не признавался мне в любви. К тому же, я считала, что признания ни к чему, если поступки говорят сами за себя.

– А как будет «любимый»?

– Хабиби.

– Тогда доброй ночи, хабиби!

Если бы счастье измерялось чем-нибудь, измеритель бы сломался от того, насколько счастливой я стала в этот вечер.

***

С высоты птичьего полёта Атлантический океан был безбрежной синей далью, на горизонте сливающейся с небом и облаками. Он очерчивал дугу земли, такой неизвестной, такой манящей, такой загадочной. Марокко! Мне всё ещё не верилось, что день этот наступил, и я вот-вот стану женой.

Тревоживший меня момент случился раньше, чем хотелось. Набиль попросил данные паспорта, чтобы купить билет на самолёт и оформить документы. Тогда-то я и не смогла больше скрывать своё происхождение. Жмурясь и перетаптываясь от волнения, пользуясь тем, что он через телефон не видит, я произнесла:

– Прежде я должна тебе сказать кое-что… касающееся моих документов.

– Да? – заинтересовался Набиль.

– У меня… российский паспорт. И гражданство.

– Российские? – удивился, кажется, он. Какая будет дальнейшая реакция? Обвинит меня в обмане?

– Да.

– Почему? Ты родилась там?

– Да и… и я русская, – быстро пробормотала я, ожидая, когда же разразится буря? Не знаю, почему, но мне чудилось, что укрытие этого факта разозлит Набиля.

– Никогда бы не подумал! – хохотнул он. – Надо же…

– Ты… не обиделся, что я сразу тебе не сказала?

– Нет, но… почему ты скрывала это?

– Не то, чтобы скрывала… Почему-то считала, что это неважно. Это важно для тебя?

Помолчав и подумав, он спокойно и успокаивающе сказал:

– Нет, мне всё равно, откуда ты.

Могла ли я предугадать, что всё пройдёт так гладко, разрешится так просто? Зачем я воспринимала Набиля хуже, чем он есть? Когда человек любит другого человека, то всё понимает, прощает, входит в положение. Разве я не простила бы Набиля, если бы узнала, что он в чём-то покривил душой? Ну… допустим, оказался бы алжирцем, а не марокканцем? Я в них не разбиралась, поэтому и не поняла бы разницы, так может и он не видел разницы между Францией и Россией? Для него всё это была Европа, наверное.

Но почему-то меня странным образом немного задело, что ему настолько оказалось всё равно. Что он не заинтересовался тем, какова же моя настоящая судьба, если я не из Прованса? И что тот пьяный мужик – Саша – говорил не по-окситански, а по-русски. Мог бы и полюбопытствовать, как всё так вышло. Успокоенная его смиренным принятием меня такой, какая я есть, в лучших женских традициях я тотчас нашла к чему придраться. Хотя мне хватило здравомыслия промолчать и не раздувать никчёмную ссору.

Потом он прилетел за мной, с кольцом. Как и обещал – сделал предложение повторно, встал на колено в прихожей моей квартирки, которая явно не предполагала, что станет свидетельницей обручения миллионера. Или миллиардера. Мои щёки болели от не сходящей с них улыбки, я с каждой секундой становилась всё счастливее и счастливее, уже не зная, как вместить в себя ту огромную, раздувающуюся, ширящуюся радость, походящую на блаженство, состояние эйфории. Набиль покружил меня на руках после подтверждающего, контрольного «да».

– Теперь всё так, как ты хотела? – спросил он.

– Да! Даже лучше, чем я могла бы представить, – обнимая его, я неохотно опустила ноги на пол. – А ты? Хотел бы как-то иначе? Чего-то другого?

– Ты – это всё, чего я хочу.

Его горячая интонация, жаркий взгляд и умение красиво говорить, подтверждая, конечно же, красивые слова красивыми поступками, приканчивали моё самообладание и распахивали моё сердце для всепреодолевающей, невероятной любви.

И вот, собрав вещи, я села на самолёт – в бизнес-класс! – и теперь смотрела, как мы приземляемся в Рабат-Сале, аэропорту столицы Марокко.

– А у вас есть музеи? – спросила я. Мы держались за руки, сидя на соседних сидениях, почти всю дорогу. Перелёт был коротким, и мы даже не успели перекусить, но голода я не чувствовала. Вообще мало что чувствовала, переполняемая эмоциями, невесомая и мандражирующая.

– Конечно! Археологический, музей Мохамеда Шестого…

– А, точно! Мы как-то связывали с ним. То ли Лувр делал вывозную выставку, то ли наоборот – не помню.

– Я вывез из Лувра лучший экспонат, – улыбнулся Набиль и, подавшись вперёд, поцеловал меня. Не к месту, но в голове моей заиграла песня: «Водил меня Серёга на выставку ван Гога». Да, я главный экспонат, по крайней мере в дни свадьбы. Каждая невеста считает себя центром мира, и я не исключение.

В аэропорту нас встретило два каких-то мужчины, помощники или ассистенты Набиля – они взяли наши чемоданы, донесли до машины. Один из них оказался водителем и сел за руль.

– У тебя собственный водитель? – шепнула я.

– А как же? Это в Париже я отдыхаю и веду более свободную жизнь. Здесь я… немного другой.

– Вот оно что? Надеюсь, этот другой не сильно отличается от того, которого я полюбила?

– С тобой я всегда буду одинаков, – взяв мою ладонь, он поднёс её к губам, глядя в мои глаза. Я таяла каждый раз, когда он так делал. В глубине его очей можно было утонуть, что со мной и происходило.

Набиль сказал что-то по-арабски шофёру.

– Куда мы едем? – уточнила я.

– В мой загородный дом. Там тебя ждёт платье. Нужно примерить и, если что, успеть подшить.

– Я думала, что мы успеем посмотреть Рабат…

– Не сегодня. Мне ещё нужно будет отлучиться по делам.

– Ты оставишь меня одну?! – испугалась немного я.

– Совсем ненадолго. Хочу познакомить тебя с моим младшим братом вечером, приеду с ним.

– А он… как думаешь, как меня воспримет? Как и ваш отец – плохо?

– О, нет, Малик вполне понимающий. И он говорит по-французски.

– Здесь не все на нём говорят, да?

– В городах – многие, а в провинции – нет. Особенно им не владеет большинство слуг.

– Слуги?!

– В больших домах они всегда есть, кто, по-твоему, убирает и готовит?

– Я как-то не задумывалась об этом.

Марокко воображался мне холмистой пустыней с барханами и сплошными минаретами, но растительности вдоль дороги хватало: и кусты, и пальмы. И постройки не были одними мечетями. Высоток я не видела, но всё же магазины, площади, гостиницы имелись. Всё в основном было белого цвета, слепящего на солнце. Благо, в машине был кондиционер, потому что на улице стояло полуденное пекло.

Мы ехали минут сорок, не больше. Въехали в раздвижные автоматические ворота, за которыми открылся настоящий оазис – в лучших традициях какого-нибудь восточного сераля. Набиль подал мне ладонь, помогая выбраться из салона. Заворожённая, я рассматривала голубой бассейн, двухэтажный особняк с выходящими во двор балкончиками, зелёный сад, сквозь который шла дорожка к дверям в дом.

– Красота… – выдохнула я. – Ты… живёшь тут один?

– Я тут почти не живу. Все дела в столице, а там – родительская квартира.

– Понимаю, личное жильё ждало, когда ты создаешь семью, – улыбнулась я. Набиль повёл меня вперёд. Из дома, кланяясь, вышел передвижными, неслышными шагами мужчина в белой рубахе в пол – что-то из национальной одежды, обутый в мягкие бабуши[1], которые и делали его шаги приглушёнными. Набиль указал ему на машину, говоря по-арабски. Тот послушно двинулся к ней и изъял из багажника мой чемодан, чтобы понести следом.

В воздухе плыл сладко-горький миндальный запах, источаемый какими-то деверьями. Россыпи цветов в клумбах пестрели всеми красками. Всюду между растениями были тщательно выстриженные газоны. Чувствовалась неустанная, рачительная забота невидимого садовника. Неужели… неужели я буду хозяйской всего этого? Не верится! Какие огромные деньги стоят за всем этим! Но мне они не нужны, конечно, я люблю Набиля, и была бы с ним, даже будь он тем самым садовником со скромной зарплатой.

Поднявшись на второй этаж, мы вошли в спальню. Тут тоже всюду работали кондиционеры, иначе и не выдержать палящего солнца, нагревающего и прогревающего любую поверхность. Я застыла на пороге перед большой кроватью под балдахином. Один его слой был из белого шифона, другой, тяжелее и плотнее, зелёно-синим, парчовым. Руки Набиля легли мне на плечи:

– Это наша спальня… – его губы скользнули по моему уху, и по позвоночнику пробежали мурашки. «Наша спальня». Я впервые вскоре разделю постель с мужчиной, познаю то, что, по современным меркам, давно пора было познать. Да разве же я была против? Но если не встречался надёжный, достойный человек? Зачем я должна была размениваться на худшее и меньшее? Вот, оказывается, всё-таки дождалась принца, ведь главное – верить! Не будь я девственницей, разве согласился бы он на мне жениться? Вряд ли. У них вроде как на этот счёт строго. – Пройди… подойди ближе.

Он подтянул меня к кровати, и я увидела на ней разложенный наряд, весь вышитый золотыми нитями, бисером и стеклярусами, сияющий, небесного цвета, отдающего морской бирюзой. Свадебное платье…

Примечание:

[1] Французское название национальной марокканской обуви в виде кожаных тапочек, марокканцы их называют так же бальгха

Глава XV

– Господи… – еле-еле выговорила я, наклоняясь и проводя пальцами по ткани. – Какое сказочное! Это… это моё свадебное платье?

– Да, примерь.

– Но жених не должен видеть невесту в нём до свадьбы! – обернулась я к Набилю.

– Почему?

– Примета такая.

– Да? Хорошо. Я позову портниху и буду за дверью, чтобы перевести. Она не говорит по-французски.

Он вышел, а я, поразглядывав платье ещё несколько мгновений, принялась снимать с себя свою одежду и пытаться надеть его. Оно показалось мне великоватым, но как раз подоспела женщина и, улыбаясь, видя мою растерянность на лице, указала на пояс на постели, который я не заметила.

– Да, с ним значительно лучше, – произнесла я, забывшись и, чтобы как-то объясниться, показала палец вверх. Однако в плечах всё равно немного висело. – Набиль, ты тут?! – крикнула я за дверь.

– Да, – отозвался он.

– Скажи ей, что в плечах надо ушить, а так – почти идеально.

– Хорошо, – они с ним стали переговариваться по-арабски. Потом женщина достала из кармана булавки и иголки, отмечая всё, что нужно убрать. Ткнула мне на подол, громко что-то спросив. Из-за двери прозвучал голос Набиля: – Она спрашивает, не слишком длинное? Убрать пару сантиметров?

– О, нет! Мне не мешает, наоборот, нравится, что прямо в пол, – я повертелась перед зеркалом во весь рост, стоявшим у стены. Давно не видела такой нерациональности: обычно зеркала встраивают в дверцы шкафов или вешают на стены, а тут стояло, как отдельный предмет мебели. Но пространства хватало, с таким размером комнат можно себе позволить.

Наряд был тяжёлым, добротным. Весомым, как и событие, которое должно произойти со мной в нём. Именно эту лазурную ткань снимет с меня Набиль, чтобы сделать своей…

Наконец, примерка была закончена. Женщина попросила жестами отдать ей наряд на ушивку. Я сняла его и, не успела ещё выдохнуть от всего, как она вышла, а Набиль, наоборот, вошёл.

– Подожди! – спешно хватая свою одежду, стоявшая в нижнем белье, стала прикрываться я. – Я ещё не оделась!

– И что же? – сладко улыбнувшись, он продолжал идти ко мне, обездвижив своим страстным взглядом. Прижав футболку к груди, я застыла. – Сегодня ночью я всё равно это всё увижу.

– Мне неловко… – смущенно пролепетала я.

– Так и должно быть, – поправив выбившийся локон мне за ухо, Набиль поцеловал меня в плечо, глубоким вздохом намекнув, что с трудом сдерживается. – Нет ничего более соблазнительного, чем невинная и скромная в своей неопытности девушка.

– А что насчёт мужчин?

– Они должны быть опытными.

– Может, всё-таки, выйдешь и дашь одеться?

– Не только выйду, но и уеду сейчас до вечера. Привезти тебе чего-нибудь? Какой-нибудь еды, напитки, что-то… необходимое?

– Себя, – дотянулась я до его губ своими. – Больше ничего не нужно.

– Хорошо. Я скажу Мустафе – это тот человек, что принёс твой чемодан, чтобы он позвал тебя на обед, когда тот будет готов. Постучал и сказал «гхада».

– Гхада? Это «обед» по-арабски?

– Да. Если он произнесёт какое-нибудь другое слово, – посмеялся Набиль, – то звони мне, вдруг пожар начался, и он призывает эвакуироваться?

– О, я пойму по громкости и панике, что что-то пошло не так.

– Тогда до вечера, хабибти, – поцеловал он меня. Я удержала его за руку:

– Набиль! А паспорт тебе дать?

– Зачем? – не понял он.

– Ну… свадьба же. Разве он не требуется для оформления?

– Никах – религиозная свадьба, светские документы здесь ни к чему, – объяснил он, – кади дал разрешение, этого достаточно.

– Кади?

– Судья.

– А он мог бы не дать?

– Если бы мы были близкими родственниками или ты бы была, скажем… идолопоклонницей. Тогда бы не дал.

– Что ж, в таком случае замечательно, что всё сошлось.

– Не забудь совершить омовение, – напомнил он, привлекая меня за обнажённую талию и, ещё раз, напоследок, глубоко и властно поцеловав, вышел. Набиль говорил мне о том, что, поскольку во время никаха читаются молитвы, мы должны быть чисты не только душой, но и телом. Перед каждой молитвой мусульмане должны – в идеале – совершать омовения, и данный обряд не был исключением. Я сто раз уточнила в интернете, не сделает ли это меня случайно принявшей ислам, но нет, это не имело к этому отношения, я действительно могла повторить за имамом брачные клятвы, оставаясь православной. И при этом становясь женой Набиля. Но неужели не требуется совсем никаких документов? Может, свидетельство о браке выдадут после?

Я постаралась расслабиться, оставшись одна. По особняку бродить не хотелось, вдруг нарвусь на кого-то из прислуги, и не буду знать, что и как сказать? А если они мне что-то скажут? Не люблю глупо себя чувствовать.

Мустафа позвал меня словом «гхада», не прошло и часа. Проводил на первый этаж в столовую европейского вида – со столом и стульями. Накрыто было на меня одну, и тянуть с трапезой я не стала – расправилась поскорее, чтобы не сидеть в тоске. Если мы с Набилем будем жить здесь в те дни, что я стану приезжать в Марокко, то невольно захочется завести детей – куда столько пространства на двух человек? Слуги ходят где-то по периметру незаметно и исчезают, не успеешь и моргнуть. И всё же, пока что детей заводить я не хотела, ведь не собиралась оставлять работу. У меня ещё столько планов! Защитить докторскую. Перестать быть девочкой на побегушках, которую профессора посылают везде, куда не хотят соваться сами. Разве госпожа Сафриви может быть рядовым гидом и преподавателем? Нет, я должна соответствовать супругу. Но, получается, фамилию я тоже не поменяю? Меня устраивает «Белова», но всё же… В России Беловы вызывали две ассоциации: с Сашей «Белым» из «Бригады», бандитом и хамом, и Сашкой Беловым из «Гардемарин», романтичным юношей, готовым на всё ради возлюбленной и родины. Я перестала представляться этой фамилией и заменила её на французскую кальку «Бланш» с тех пор, как иностранцы регулярно слышали английское «be lover», будто я предлагалась в любовницы, а не «surname» называла. Значит ли что-то по-арабски фамилия «Сафриви»? Надо будет спросить.

Приняв тщательно ванную, вымыв себя всю с головой и на всякий случай три раза (Бог любит троицу, как говорится), я вышла обсушиваться, обмотавшись мягким хлопковым полотенцем. С балкона открывался обзор на весь участок до глухого глинобитного забора, вымощенные бело-голубой плиткой дорожки, бассейн с мозаичными стенками, белоснежные вазоны и пышные пальмы разной высоты. Солнце было таким большим, а небо таким чистым, что, казалось, оно всё и есть яркое, раскалённое светило.

Постучав, вновь явилась портниха. Она отдала мне наряд, жестами прося померить. Я влезла в него, осваиваясь – не жмёт ли, не трёт? Вроде бы всё было удобным, впрочем, куда ещё я хоть раз буду его надевать? Свадебные платья, какими бы красивыми не были, всего лишь для одного раза. Я не из тех девушек, которые покупают в свадебных салонах платья со словами: «Ну, если что, потом ещё раз замуж схожу в другом».

– Окей, окей, – показала я опять большие пальцы, заверяя, что стало по фигуре, в самую пору.

Женщина ушла. Снаружи опускались сумерки. В спальне телевизора не было, но я заметила его внизу, в зале, когда ходила на обед. Не хочу туда спускаться всё из-за того же языкового барьера. Пока не выучу десяток-другой необходимых фраз, никуда не высунусь. Но где же Набиль? Я позвонила ему – он не взял трубку. Спустя минут пять прислал сообщение: «Скоро выезжаю, буду через час или около того».

Если у меня будет покрыта голова, то причёска мне не нужна. Краситься я сильно не красилась, и стоило ли нарушать эту привычку? Я подвела ресницы тушью, чуть подправила брови. Легла, уставившись в потолок, точнее – балдахин. Ещё в Париже я сходила на эпиляцию. Привела себя в полный порядок, понимая, что здесь мне с этим будет сложнее.

Наконец, во дворе раздался шум машины. Подскочив, я выбежала на балкон и увидела, что приехал Набиль с ещё двумя мужчинами. Его брат? Скорее хочу с ним познакомиться! Я заметила, что все они были в длинных рубахах, или халатах, или кафтанах – как это правильно назвать? Впервые я видела Набиля не в европейской одежде, а в его родной.

Поправив волосы перед зеркалом, я пошла ему навстречу, но столкнулась с ним ещё на лестнице – он поднимался ко мне.

– Куда ты? – повёл он бровью.

– Тебя встретить, – улыбнулась я. Набиль нахмурился:

– Это не Франция, Элен, здесь нельзя при мужчинах выбегать вот так… непокрытой. Особенно в день никаха.

– Прости, я не знала, – покраснев, устыдилась я. – Разве женщины в Марокко обязаны покрываться?

– Ну, всё большее количество перестаёт так делать, – он небрежно, как бы выказывая к ним презрение, махнул рукой, – это их дело. Но ты-то будешь моей женой, и я не хочу, чтобы тебя видели здесь в таком виде. Тем более мой брат.

Мы вдвоём вернулись в спальню.

– О, всё уже готово! – заметил он разложенный наряд.

– Да, я снова мерила – всё подошло, – взяв его за руку, я оглядела внешний вид Набиля, – ты действительно другой здесь. Непривычно тебя видеть в этом. Как это называется?

– Галабея, – указал он на белую нижнюю рубашку до пола, а потом на верхний роскошный плащ-халат, вышитый не хуже моего платья, – а это разновидность джеллабы.

– Красивое…

Он взял моё лицо в ладони и посмотрел мне в глаза:

– Ты готова?

– Выйти за тебя замуж? – волнение перехватывало дыхание, но я всё равно закивала, повторяя: – Да, да, конечно!

– Тогда я пришлю к тебе женщин, чтобы правильно одели. И буду ждать внизу.

Меня затрясло. Я механически протянула за ним руку, боясь, что без него что-то сделаю не так или не справлюсь. Но с чем можно было не справиться, вступая в брак? Я доверилась этому мужчине, он становился моим супругом и, несомненно, он всё подготовил и поможет мне разобраться во всём.

В спальню вошли портниха с ещё одной девушкой. Они, к слову, тоже были с покрытыми головами. Для меня это не было проблемой, более того – мне казалась эта традиция в чём-то правильной и целомудренной, пусть я с удовольствием и красовалась распущенными волосами до пояса, юбками повыше колена и голыми плечами. Что ж, двадцать семь лет – подходящий возраст, чтобы оставлять какие-то юношеские повадки в прошлом.