Текст книги "Ангелы неба и духи земли (СИ)"
Автор книги: Alex Whitestone
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)
– Сомневаюсь, – Кейт качает головой. – Если верить топографической карте, высота этой скалы – почти семьдесят футов. Температура воды в бухте, если инфракрасная камера спутника не врет – пятьдесят три градуса Фаренгейта на поверхности. Ты спрыгнешь по доброй воле с пятого этажа в холодную воду?
– Только если альтернатива – скорая и злая смерть, – Марта непроизвольно ежится, представив себе ощущения от такого прыжка. – Очень сомнительное удовольствие.
– Из чего следует, – Кейт поджимает губы, – что Доктор обзавелся очень странным спутником: холод ему нипочем, плавает как рыба, и такой же, гм, экстремал. Где мы отмечали посадки ТАРДИС в последнее время?
– В Ленино месяц назад, – докладывает Марта, – затем вылет и посадка там же на следующее утро, затем вылет и посадка вечером того же дня в районе железнодорожной станции Батарейная. Затем снова вылет и посадка на острове Ольхон. Там, же, на Ольхоне, мы отметили тот странный взрыв и вспышку.
– Ага, ага, – кивает Кейт. – Батарейная – это в Прибайкалье, верно? Посмотрите в досье Алекс Унгерн ее место рождения. Черт башку сломит в этих русских названиях, но, если мне память не изменяет, это именно там. И если это так… То эта спутница Доктора – Красный Шторм, и с ней все далеко не так просто, как мы думали.
– Всегда считал, что она ведьма, а не человек, – подает голос кто-то из оперативников. – Как сейчас помню – выскакивает не пойми откуда на своей «фурии» с полными пилонами ракет носом ко мне футах в пятнадцати, летит передо мной хвостом вперед, крутит пушкой, а потом на «кобру», и только ее и видели. Знаете, это страшно!
– И ты не придумал ничего лучше, чем свалить, – фыркает его сосед, – несмотря на то, что был на «хищнике». Она тебя что, керосином облила?
– Бог миловал, – отзывается тот, – но «хищники» у нее на счету имеются, и я очень рад, что не пополнил список ее трофеев…
– Тихо! – Кейт предостерегающе поднимает руку. – Смотрите! Черт возьми, что это такое?!
На желтом песке байкальского пляжа из ниоткуда возникает человеческая фигурка. Сверху ее не удается рассмотреть толком, видны только огненно-рыжие волосы и черный костюм. Неизвестный наклоняется, зачем-то касается песка, подходит к синей будке и останавливается, оглядываясь по сторонам. Протягивает руку к двери, как будто хочет постучать, но вдруг что-то замечает, не то звук, не то движение в лесу – и внезапно исчезает так же мгновенно, как и появился.
– Выбросов артронной энергии не наблюдаю, – дрогнувшим голосом комментирует один из наблюдателей. – Местный фон в пределах нормы. Отмечается незначительное усиление колебаний Байкальского рифта.
– Зато я кое-что наблюдаю, – мрачно отзывается оператор, ответственный за метеонаблюдения. – Над Байкалом формируется вихрь – старший брат урагана «Жанна», если не папочка. Откуда он взялся? Не было никаких предпосылок!..
– Продолжайте наблюдение, – командует Кейт. – А я позвоню Филину. Он наверняка лучше нас знает, что творится у него на заднем дворе.
***
Байкал, Малое море, вечер того же дня
– Погода портится, – девочка вертится в лодке, встречая резкий порыв ветра, щурится, ее круглое личико смешно морщится. – Смотри, деда, как заносит! Будет шторм.
Точно подтверждая ее слова, где-то в отдалении глухо ворчит гром, а солнце прячется в облака.
– Ох, Алима, накаркаешь, – старик смотрит в небо, на клубящиеся, бешено несущиеся тучи на северо-востоке, втягивает носом воздух с отчетливым вкусом дождя. – Нехороший ветер, волна сильная. Надо пристать к берегу, до дома никак не успеем.
Сине-серая облачная стена осветилась фиолетовой молнией, пока беззвучной. Девочка вцепилась в борт лодки левой рукой, правой стиснула оберег на груди – костяную пластинку с причудливой резьбой – в ожидании громового удара.
– Деда, значит, духи все-таки рассердились?
Старый шаман качает головой, направляя моторку к берегу.
– Течение… – ворчит он. – Так и сносит к Ольхону… Нет, внученька, это не те духи, которых мы видели, те были светлые. Но ты заметила, там был третий? Вот он – рассердился. И устроил все это.
Дед прибавляет газ, но гроза неумолимо настигает моторку, хлещет порывами ветра с крупным дождем, бьет в борт кулаками высоких волн, и ему приходится держать круче к ветру, развернуть лодку носом к волне. Старый мотор чихает и давится, плюется черным дымом, еле поддерживая обороты. Остается только спешить к Ольхону, под защиту скалистого мыса, что встает впереди по левому борту обломанной каменной аркой.
– Запретная бухта! – ахает девочка. – А как же духи?
– А что делать, – ворчит старик. – Зови их, Алима, проси о защите! Если б они помогли…
Девочка снова стискивает в кулачке оберег, смотрит, как приближается заветный мыс – и вдруг вскакивает с места:
– Деда! Смотри! В воде!
– Где?
– Слева, ближе к берегу! Видишь? Кто-то тонет!
Скрипнув зубами, дед наваливается на руль, закладывая вираж – он и сам видит чью-то светлую голову среди волн. Лодка подлетает к тонущему, сбавляет ход, качается на волнах, Алима перевешивается через борт, ловит бледную безвольную руку, тянет на себя, шипит, чуть не плача:
– Деда, помоги! Не могу вытащить!
С трудом держа равновесие, старик подбирается к внучке, вдвоем они еле-еле затаскивают бедолагу в лодку, укладывают его на дно. Дед снова садится за руль, дает газу, уходя от грозы, внучка пытается устроить спасенного поудобнее, подсовывает ему под голову свой рюкзак, тормошит, пытаясь привести в чувство, и попутно разглядывает, пытаясь понять, кого же они вытащили из воды.
Мальчик лет пятнадцати, ее ровесник. Огненно-рыжие волосы, стянутые в короткий хвостик, россыпь веснушек на фарфорово-бледном лице, которое кажется слишком правильным и красивым. Мокрая одежда – черный спортивный костюм – плотно облепила худенькую фигурку, и отчетливо видно, что он еле дышит, редко и неровно. Алима пытается нащупать пульс на тонком запястье и отдергивает руку – оно холодно, как лед, она будто дотронулась до сосульки. Но девочке кажется, что она слышит его невнятный отклик, не вздох, не то стон, и начинает его трясти:
– Эй! Мальчик! Мальчик! Алё! Проснись!
– Отстань, – вдруг отвечает он, и Алиме кажется, что он говорит, не раскрывая рта. Ей чудится, что его форма на миг расплывается, и вместо мальчишки на дне лодки возникает провал в черную бездну, полную клубящихся огнистых облаков, а в центре их вихря парит искрящийся шипастый конус. С его шипов срываются блестящие щупальца, наливаются золотым свечением, но оно, не набрав сил, гаснет, и щупальца исчезают, а вместе с ними исчезает и наваждение. Зато включается внутреннее зрение, и Алима ему верит больше, чем глазам: аура мальчишки то полностью гаснет, то вспыхивает пронзительно-яркой точкой, то расползается вокруг призрачно-светящейся паутиной без конца и края, а нити ее – то ли мерцающие ручейки, то ли капилляры с горящей кровью. Шаманка пытается коснуться его сознания, но в ответ получает страшный удар – точно разом и дубинкой в лоб, и электрическим разрядом в глаза. Она падает навзничь на дно лодки, но дождевой заряд приводит ее в чувство, и она садится, стирая воду с лица.
Сверкнула молния, гром ударил прямо над головой так, что аж заложило уши. Шквал налетел внезапно, свирепо хлестнул кнутом ливня, ударил лодку в корму. Мотор зачихал, захлебнулся и встал, и волны, будто дождавшись, злобно накидываются на них, раскачивая и избивая. Старик бросает руль, на четвереньках ползет на корму, к мотору, Алима шарит по дну лодки в поисках весла, но отчетливо слышит злобный шепот мальчишки:
– Бросьте меня! Оставьте меня в покое!
– Тихо ты! – бросает она в ответ, хватает весло, изо всех сил орудует им, пытаясь выгрести к берегу, но заветный мыс прячется за завесой дождя, и бессильные слезы катятся по щекам вперемешку со злыми струями ливня. Дед возится на корме, ругаясь, но мотор безнадежно мертв, а волны все выше, бьют все сильнее, молнии разрывают небо над головой с сухим треском, и девочке кажется, что это крики отчаяния. И все же она не сдается, хоть весло так и рвется из рук. Еще метр отвоеван, и еще, и еще, а затем…
Мерцающий свет в небе, порыв теплого ветра и странный звук, не то уханье, не то скрежет, и что-то огромное при вспышке молнии вдруг отбрасывает квадратную тень. Алима смотрит вверх и не верит своим глазам: из сердца грозовых туч спускается синяя деревянная будка, зависает рядом с лодкой, чуть не задевая дном волны, открывает двери, и на пороге показываются двое: мужчина с багром в руках и девушка с мощным фонарем.
– Оппачки! – мужчина ловко цепляет лодку багром и подтягивает ее поближе, прямо к порогу будки. – Все сюда!
Вдвоем они затаскивают в будку беспомощного мальчишку, помогают забраться испуганному деду, протягивают руки Алиме, но та мотает головой:
– Лодка… Утонет же!
– Ладно, – бросает мужчина и спрыгивает в лодку, но делает все по-своему – хватает Алиму в охапку и мощным, резким броском закидывает ее в будку как баскетбольный мяч в кольцо, девочка не успевает и охнуть, как оказывается лежащей на полу. Ее спаситель прыгает за ней, взлетает на возвышение с диковинным шестигранным сооружением в центре круглого зала, которым оказалась будка изнутри, колдует над выдвижным пультом, и в уши вползает низкий звенящий гул. Алима подбирается к дверям, выглядывает наружу и с удивлением наблюдает, как волшебная будка взлетает над водой, из-под ее днища вырывается бледно-зеленый свет, похожий на луч прожектора, окутывает лодку призрачным облаком и поднимает ее над волнами. Будка летит к берегу, и моторка следует за ней как привязанная, плывет по воздуху и плавно опускается рядом с ней на песок.
Тэнгри (а у юной шаманки нет сомнений, что это они) выглядывают наружу, улыбаются друг другу и обмениваются взглядами, которые явно значат больше, чем слова. Алима смотрит на них восхищенно, разглядывает во все глаза: вроде бы люди как люди, даже одеты совсем по-человечески, в военный камуфляж, как туристы-дикари, которых на Байкале полным-полно – но вот ауры совсем другие, яркие огненно-золотые, аж больно смотреть. Она отводит взгляд, смотрит на деда, сидящего на полу возле раздвоенной колонны с ошалелым видом, на мальчишку, который так и лежит у дверей, бессильно раскинув руки – и вдруг ее накрывает острое ощущение понимания.
– Простите, великие, – слова еле выговариваются, настолько у нее пересохло во рту, – Мальчик… Посмотрите. Что это такое? Он не…
– Что? – мужчина стремительно поворачивается, наклоняется над мальчишкой, короткий серебристый жезл в его руке тонко свистит и мерцает синим огоньком в наконечнике. Алима замечает, как напрягается лицо Тэнгри, левая бровь ползет вверх, на щеке появляется ямочка, а рот чуть открывается, показывая плотно сжатые белые зубы. Он точно слышит неслышное, пытается его понять – и вдруг торжествующе улыбается.
– Ага! Есть! Ты права, глазастик, это не человек, – он подмигивает девочке и машет рукой своей подруге. – Шторм! Иди сюда, познакомься. Это ТАРДИС Ксанни, тип 204. Закуклился, замаскировался, но от меня не спрячешься!
Александра
Странная это штука – пользоваться чужой памятью, которую переложили тебе в голову, как будто скопировали базу данных, но ассоциации пока не построены. Это не как генная память драконов у Перумова, когда малышка-драконица говорила, что мама общается с ней «из ее крови». Чужие мертвые воспоминания лежат в мозгу как заполненный туманом лабиринт, где приходится пробираться на ощупь. Хорошо еще, что точки входа в него кое-как, но связаны с моими собственными знаниями, предоставляя мне довольно-таки подробную карту лабиринта. Но пытаться освоиться с ней – все равно, что получить в наследство огромный замок с кладовыми, мастерскими, чердаками, подземельями, тайными комнатами и прочим: даже если примерно представляешь свое новое хозяйство, придется потратить недели, чтобы обшарить каждый закуток, и месяцы, чтобы полностью вступить во владение. Любой поиск пока превращается в сущую каторгу: вроде знаешь, где должна лежать нужная вещь, а по факту ищешь, ищешь, найти не можешь, потом обнаруживаешь не только то, что искал, но и то, о чем не мог и подумать, а попутно делаешь массу открытий, приятных и не очень. Именно это и произошло в моей голове, когда я взялась искать в маминой памяти, что такое ТАРДИС «тип 204», а если точнее – «форма 204». Я нашла, зацепила путеводные нити ассоциативных цепочек и взялась их разматывать.
Я увидела парящую в космосе между двух шарообразных галактик гигантскую бутылку Клейна, сверкающую сложнейшим золотистым узором по темной бронзе колоссального корпуса (Верфь Омори, подсказала мне память). Внутри ее петли появилась сияющая точка, превратилась в горящую рамку вокруг окна в бесконечно-черное ничто, затем – в бронзовый диск с гравировкой Печати Рассилона, а в центре Печати – сверкающе-черный шипастый конус с витым шпилем на вершине. Кто-то с молодым суровым лицом, но совершенно седой (и снова подсказка – ведущий конструктор Дайго) протягивает мне-Ксанни цилиндр ключа: «Знакомься: твоя новая капсула, тип 204. Ты готова построить связь?» Я-Ксанни принимаю ключ, и радужный поток симбиосвязи врывается в мою сферу сознания. Ощущения уже знакомые – примерно так же проходило мое знакомство с моей первой капсулой, Марго. Бедная, вытащила меня из лабиринта рушащихся червоточин Грюссдерааля, но заплатила жизнью за мое спасение. Когда Дайго рассказал мне, что сумел вылечить ее и вернуть к жизни в качестве учебной капсулы, я плакала от счастья. Я так хотела вернуться к ней, но Дайго запретил – сказал, что ей больше нельзя строить глубокие эмоциональные связи с пилотом, это повредит новую личностную матрицу. И я согласилась на другую капсулу – если, конечно, она меня примет.
Именно это она, точнее, он, сейчас и решает. Я ощущаю близкое присутствие разума ТАРДИС – настороженное, но крайне благожелательное внимание, аккуратное касание моей сферы сознания и наконец-то долгожданное приглашение к установлению симбиосвязи: «Приветствую моего пилота. Я Мартен». Я чувствую его мощь и совершенство, ощущаю, как он рвется в полет и в бой – а затем картинка меняется. То же самое сознание, но парализованное страхом и неуверенностью. Я слышу его отчаянный вопль: «Мой пилот, зачем?! Здесь я не справлюсь один! Не оставляй меня! Я не хочу!» – и меня передергивает от беспросветного ужаса и отчаяния, сковавшего волю этого прекрасного создания. Все еще в шоке от обнаруженного, я позвала Доктора взглянуть.
«Ну да, тип 204, отличный боевой корабль, разумный и с полным набором чувств, – подтверждает он, бегло просмотрев то, что я ему показала. – Имеет две базовые формы: боевую и гуманоидную. Очень жаль, что скотина Рассилон послал в бой ТАРДИС только что из гиперколыбели, подготовленную по сокращенному протоколу и не прошедшую полного цикла испытаний. И вот – попал в незнакомую ситуацию, это нарушило его психическую стабильность, и в результате это существо умирает!»
«Доктор! – я не могу отвести взгляд от несчастного мальчика, хотя теперь я тоже вижу, что это ТАРДИС, причем сильно поврежденная и замкнувшаяся на себя. – Что с ним? Мы можем что-нибудь сделать?»
«Тут надо думать, – он закрывает наружную дверь, лезет под консоль, поднимает один из сервисных люков и ныряет туда с головой. – Он не может запустить процесс восстановления – нет энергии. Но его психическая стабильность нарушена. Если мы его подзарядим, он легко потратит эту энергию на то, чтобы громить все вокруг. Либо сбежит от нас, прыгнет в Вихрь, определенно погибнет и пробьет в нем здоровенную дырку. А нам с тобой не надо ни то, ни другое!»
«Не надо, – соглашаюсь с ним. – Но ведь что-то заставило его устроить это безобразие с погодой. Неужели мы? И разве он не понимал, что нас дождиком не напугаешь?»
«Ага, – Доктор вылезает из-под консоли с толстым кабелем в руках. – Согласен. Пока мысль такая: подключим его к Старушке, чтобы поддержать его функциональность на базовом уровне. Выясним, что его напугало, и попробуем вылечить его разум. Если получится, накачаем его через Старушку энергией рифта для восстановления. Если нет – поможем достойно уйти».
Он садится на пол рядом с мальчишкой и подносит конец кабеля к его впалому животу. Кабель, который на самом деле не кабель, а свободный энергетический аксон ТАРДИС, оживает, выпускает венчик тонких щупалец, они впиваются в живот мальчишки прямо через одежду, и его худенькое тельце вздрагивает, когда по кабелю прокатывается легкое колечко золотистого света.
– Пока так, – говорит Доктор вслух, сканирует мальчишку звуковой отверткой, вскакивает и подбегает к консоли. – Стабилизировали. Теперь нужно прогнать ему диагностику. Посмотрим, что с ним случилось. И надо кое-что сделать, чтобы он не раскуклился…
– Раскуклился? – переспрашиваю я. – Это как?
– Закукливание – один из новых стелс-наворотов, – Доктор кидает мне поток данных, – когда ТАРДИС замыкается на себя и минимизирует свое внешнее влияние на окружающую среду. Полная незаметность! Это может понадобиться, чтобы спокойно пробраться на борт другой ТАРДИС и избежать вхождения в клинч, или обмануть артронные детекторы. Короче говоря, племянничек прячется. Меня сейчас это совершенно устраивает. Но есть проблема – нет доступа к его консоли… А! Есть! Резервная консоль!
Он проворно отсоединяет аксон и подхватывает мальчишку на руки, а я хватаю с подставки для инструментов ключ от «Тип 204». Вверх по лестнице, бежим по коридору, снова вверх по узкому служебному трапу, налево, и перед нами открывается неприметная дверь. Резервный консольный зал куда меньше основного и похож на перевернутую бронзовую миску. Нас встречает неяркий желтый свет из круглых настенных ламп, встроенных в серебристые шестиугольники. При нашем появлении освещение вспыхивает ярче, на шестиугольной консоли приветственно загораются индикаторы, колонна ротора наполняется зеленым свечением – консоль готова к работе. Я открываю на консоли лючок коммутации, Доктор опускает мальчишку на пол и вытаскивает из-под консоли уже не один, а два аксона. Один – толстый гладкий энергетический, второй – интерфейс подключения к мейнфрейму, похожий на распушившийся пеньковый канат.
– Дайго много рассказывал о всяких недокументированных функциях ТАРДИС, – объясняет Доктор, подключая энергетический аксон к «двести четвертому». – Например, как сделать выносную консоль для форм 103 и старше из любой другой консоли, чем мы сейчас и воспользуемся. Давай в связку, Шторм.
Он прокидывает мне поток связки намного мощней и шире, чем раньше, и сейчас это ощущается совсем по-другому: если раньше я тащилась за разумом Доктора как надувная лодка на буксире у ракетного глиссера, сейчас наши сознания составили катамаран, где палубой стала наша ментальная связь – ощущение соединенных сил наших разумов просто восхитительно. Но Доктор не дает мне отвлекаться на второстепенные вещи: команды от него летят как из авиационной пушки. Активировать ключ! Ввести оба кода доступа! Тип 204 – вызов супервизора, аварийный протокол шесть, сформировать точку низкоуровневого подключения! Старушка, будь добра, прими команду супервизора: готовиться принять аппаратный код низкоуровневого подключения! Шторм, установить аппаратный ключ! Всем приготовиться к переключению консоли!
Из открытого мной лючка выдвигается бронзовый ажурный полуцилиндр, похожий на гнездо для батарейки. Я аккуратно устанавливаю в него ключ от «двести четвертого», с торцов полуцилиндра выдвигаются изящные лапки держателей и зажимают его в гнезде с мягким вкусным щелчком. Диски ключа приходят в движение, вытравленные на них знаки начинают мерцать сначала оранжевым, затем белым, затем мерцание сменяется ровным свечением. Тогда Доктор подводит интерфейсный аксон к левому уху «двести четвертого», пушистые нити приходят в движение и мигом оплетают левую половину рыжеволосой мальчишеской головы.
«Эктоплазматическая оболочка 204 сформировала точку подключения к его мейнфрейму на низком уровне, а я подключил к ней управляющий аксон резервной консоли Старушки, – комментирует Доктор, наблюдая за процессом. – Ты знала, что почти любая ТАРДИС может иметь удаленную виртуальную консоль? Эту штуку вовсю используют на верфях при настройке нового оборудования, или при ремонте, если заменяют консоль, или если мейнфрейм настолько неисправен, что работа с основной консолью становится небезопасной. У Тип 204 виртуальная консоль – неотключаемая функция безопасности, предоставляет весь функционал основной консоли. Но при закукливании беспроводной интерфейс с мейнфреймом сделать невозможно, можно только контактный, для чего и делается точка подключения. Поэтому мне тоже нужно будет контактное подключение, – он вытаскивает из лючка телепатического интерфейса коммуникационный аксон и приклеивает его к своему правому виску. – То есть мы пользуемся не обычными механизмами связи между ТАРДИС, а перекоммутируем резервную консоль Старушки на связь с мейнфреймом 204 через точку подключения, понятно? На ключе ничего не моргает? Нет? Отлично! Переключаемся!»
И тут же кидает системную команду обоим кораблям: «Старушка, прими команду супервизора: Тип 40 – переключить консоль! Тип 204 – включить консоль в режиме супервизора!»
Свет гаснет, помещение резервной консоли точно схлопывается вокруг нас. Это ощущается как порыв ледяного ветра со всех сторон, а затем точно мощный насос накачивает теплый воздух обратно. Включилось освещение – теперь не желтое, а фиолетово-белое. Белоснежный цилиндрический зал, мощная прозрачная колонна ротора уходит в шестигранный выступ на высоком потолке, изящная шестилучевая консоль на круглом возвышении разворачивает к нам основной монитор – шикарную полусферическую голограмму. Никакого мальчишки на полу, конечно же, нет, как нет и приклеенного к виску Доктора темно-бронзового кольчатого щупальца аксона – мы сейчас работаем с консолью «Тип 204» через интерфейс Старушки.
– Сейчас мы работаем не с обычным интерфейсом «двести четвертого», а с его супервизором, – Доктор подскакивает к консоли, и под его руками разворачивается блестяще-черная виртуальная клавиатура. – В обход его личностной матрицы и обычных средств контроля доступа. Соединенные права наших ключей это позволяют. Функционал, правда, ограничен, но нам хватит. Эх, старину Дайго бы сюда… Ладно. Начали.
Его руки летают над клавиатурой, на мониторе возникают призрачные трехмерные схемы – белые, оранжевые, зеленые, фиолетовые линии, в которых я не без труда узнаю схемы основных узлов ТАРДИС. Рядом некоторыми элементами схем высвечиваются надписи на старогаллифрейском, в котором я ориентируюсь через пень-колоду, но Доктору они вполне понятны. Он касается надписей, и под его пальцами на мониторе всплывают полупрозрачные вспомогательные окна.
«Вызови пока Старушку, – сигналит он мне параллельно. – Мне нужен полный дамп ключа. Этот экземпляр был первым в серии, а это значит, Дайго наверняка себе оставил черный ход для отладки операционной системы…»
Я совершенно не понимаю, о чем это он, но тянусь в Старушке с его заданием и прокидываю ему обратно поток данных, который она направляет мне в ответ. Тем временем Доктор в большом полуцилиндрическом окне открывает бортовой журнал, в темпе пролистывает его до конца – и его рука машинально тянется к затылку, а рот открывается от удивления.
«Да все не так, как я думал, разрази меня Время! – отвечает он на мой вопросительный импульс на предельной скорости передачи. – Полная засада! Это не «204» устроил грозу! Наоборот, он ее сдерживал!»
«Что?!»
«А вот так! Кто-то взламывает байкальский рифт! «Двести четвертый» сдерживал его до последнего! Вот почему Ксанни пришлось стать человеком – она отдала энергию всех регенераций, чтобы закрыть рифт в первый раз, в 1999. Ей пришлось оставить себе лишь одну, в которой она прошла Аркой – чтобы сохранить симбиотическую связь. У ее «204» начались проблемы с психической стабильностью, его нельзя было оставлять одного – она и не оставила. Возможностей их пары хватило, пока этот кто-то снова не пошел на прорыв! Сейчас «тип 204» остался один и выложился до конца, но все равно не осилил – из-за чего совсем спятил и закуклился. Теперь закрыть разлом – наша задача!»
«Вот так так! – ужасаюсь я. – Чем грозит прорыв рифта?»
«Как минимум, оттуда вылезет какая-нибудь нечисть и сделает какую-нибудь гадость, – откликается Доктор, не отрываясь от консоли. – Но при этом Земля может и развалиться, потому что еще два активных рифта на ней уже есть – Кардифф и озеро Виктория. Как максимум, повреждения ткани пространства-времени начнут расползаться лавинообразно, она треснет как гнилой мешок, и все, что есть во Вселенной, вывалится из него в Пустоту. Вот так!»
«Понятно! – сигналю я в ответ. – А что стряслось с «тип 204» – почему он спятил?»
«В туманности Пузырь они столкнулись с чем-то, что он не смог рассчитать и осмыслить – это было начало. Но воля пилота его поддерживала, и он худо-бедно оставался стабилен. А после смерти Ксанни симбиотическая связь рухнула, психика 204 лишилась опоры. Он, конечно, способен на автономную работу, но связь с пилотом ему все равно необходима. Двести четвертый попытался выполнить последнее задание пилота, закрыть рифт в одиночку, но не смог. Сил не хватило, снова появилось то, что его напугало в Пузыре – и он пошел вразнос, – Доктор показывает мне повреждения личностной матрицы в отдельном потоке, и я вижу все признаки кататонического синдрома. – Но я нашел выход!»
«И какой же? – я прислушиваюсь, что-то мне не нравится какая-то возня на грани моего восприятия, то ли свет мигает, то ли гравитация плавает. – Что ты придумал?»
«Взломать его! – Доктор бросает на меня быстрый, но очень самодовольный взгляд, не отрываясь от клавиатуры. – Я был прав – Дайго оставил себе черный ход для отладочных целей. Он всегда так делает. В этот раз он свой руткит прошил и в ключ – упростил себе работу, а нам жизнь. В итоге мы имеем полный и прямой доступ ко всему функционалу мейнфрейма 204. Итак, нам надо восстановить командный интерфейс, заблокировать схему дематериализации, хамелеона и двигатели и попробовать запустить процесс восстановления, при этом как-то вывести из игры личностную матрицу. Предлагаю начать со второго пункта».
«Как мы это сделаем? – интересуюсь я, а сама прислушиваюсь к происходящему в консольном зале. – Разве возможно удержать ТАРДИС вне гиперколыбели?»
«Сделаю заглушку для функции ввода кодов дематериализации – она будет все время возвращать ему текущие координаты, – Доктор колдует над клавиатурой, параллельно подкидывая мне данные для вспомогательной обработки. – Симбиотической связи нет, то есть, грубо говоря, функция задания координат не возвращает ничего. Вот смотри: пять строчек кода, и мольто бене!»
«Ага, – откликаюсь я, поглядывая ему через плечо, как он работает с системным отладчиком. – А мне что делать?»
Доктор не успевает мне ответить – внезапно возвышение под консолью раскалывается надвое, и мы, кувыркаясь, не то падаем, не то летим в душном непроглядном мраке, а вокруг нас начинают собираться свинцово-огнистые тучи, из просветов в них выглядывают зубастые пасти исполинских крокодилов, и мне это совсем не нравится.
«Ментальная атака! – тут же передает Доктор. – Личностная матрица очень активно не хочет нашего вмешательства. Сможешь сделать так, чтобы 204 был занят только тобой? Тогда я успею закончить, и он тебя отпустит. Помни две вещи: во-первых, физически ты на Старушке, и она всегда поможет. И второе: это мир фантазии. Воображай все, что угодно!»
«Юрать! – я разрываю связку и даю Доктору напоследок хорошего ментального пинка, чтобы вернуть его к интерфейсу консоли. – Постараюсь!»
Первым делом – прекратить беспомощное падение. Хлоп – и я в кабине учебного Як-130, и вокруг меня уже не огнистая тьма, а просто летнее небо. Маленький шустрый самолетик весело следует за движениями РУС – в нем нет мощи тяжелых истребителей, зато он послушный, простой и понятный. Управлять им легко и приятно, и я начинаю танцы в небесах, несмотря на стремительно налетающую с трех часов грозу.
Ураганный ветер бьет легкую машину под крыло, на небосвод стремительно наползают свинцовые тучи, синяя молния простреливает от зенита к горизонту с оглушительным грохотом. Но я все-таки Королева Бурь – разве напугаешь меня грозой и ветром? Коррекция курса, крен, вираж, на «столб» – моя птичка пронзает грозовые облака. Турбулентность трясет машину как расшалившийся малыш – погремушку, дождь вперемешку с крупным градом лупят по фонарю, приходится вертеться ужом на сковородке, уворачиваясь от молний – легкость и послушность «варежки» мне тут в самую тему. Это начинает напоминать игру не то в вышибалы, не то в пятнашки – и меня осеняет. Как бишь звали этого 204?
– Привет, Мартен! – весело кричу я. – Я Алекс! Ты прикольный! Поиграем?
– Э-э… привет, – откликается мальчишеский голос в шлемофоне – приятный, но несколько растерянный. – Алекс, да? Тебе правда хочется поиграть?
– Ага, – откликаюсь я, тем временем «бочкой» проскакивая между двух молний. – Это же весело!
– Весело? – вдруг зло переспрашивает он. – А так тоже весело?
Упс! Земля и небо вдруг меняются местами, и теперь я не мчусь вверх, а стремительно пикирую. Ручку на себя! От перегрузки темнеет в глазах, но нет, не успеть! Хотя – что я торможу? Сдвинуть горизонт вниз! Земля мгновенно отдаляется, на альтиметре уже не метры, а километры, я легко выхожу из пике, уворачиваюсь от очередной молнии и выравниваю машину.
– Нет, так не весело, – сам себе отвечает Мартен. – Ты опять меня обманываешь. Я так не играю!
И грозовое небо тут же пропадает, как пропадает и самолет. Я оказываюсь над бурным морем и падаю в злые волны где-то с десятиметровой высоты.
Нет, котик, не ту кандидатуру ты выбрал для своих шуточек! Я разворачиваюсь в полете, врезаюсь в воду ногами, а когда выныриваю на поверхность, меня ждет десантный катамаран ССО – два мощных движка, два могучих водомета, прекрасная остойчивость, этой посудине нипочем и штормы мыса Доброй Надежды. Я запрыгиваю в открытый кокпит, беру круче к ветру, полный газ – и легко взлетаю на белопенный гребень высокой волны.
– Мартен! – кричу я сквозь вой ветра. – Ты прав, так не весело! Чтобы было весело играть, надо играть по правилам!
– В смысле? – удивляется он. – Ну хорошо… Давай.
– Моя очередь предлагать игру, – говорю я. – А то у тебя сплошь катастрофы какие-то.
– А я больше ничего и не видел, – откликается Мартен с неожиданной грустью. – Сражения и катаклизмы, разрушения и смерть, зачистка линий времени и стирание из истории – я рожден для этого, это мое предназначение, но я не хочу, не хочу!
