Текст книги "Ангелы неба и духи земли (СИ)"
Автор книги: Alex Whitestone
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)
«Шторм, прости дурака! – откликается он на мое недоумение. – Вот как ты на меня действуешь! Я, влюбленный эгоистичный идиот, так обрадовался, что совсем забыл! Нельзя нам с тобой заниматься любовью физически – да и ментальные игры тоже нежелательны, пока ты не пройдешь трансформу. А то я тебя опять растормошу, не генетически, так энергетически, и последствия могут быть самые неприятные. Вдруг я не смогу стабилизировать тебя второй раз? Я себе этого не прощу!»
«Тьфу ты, – недовольно откликаюсь я, но понимаю, что он сейчас мне не врет, что он совершенно прав, и пока нам надо сохранять стабильность моего организма любой ценой. – Тогда лучше выруби меня, а то просто так я не успокоюсь. Ты же знаешь, как ты на меня действуешь».
«Знаю, – откликается Доктор, вскакивает с койки, заворачивает меня в одеяло как маленького ребенка и подхватывает на руки. – Отнесу тебя в постель. Спи!»
Он улыбается, целует меня в висок, и я сама не замечаю, как проваливаюсь в глубокий сон.
***
Когда я просыпаюсь, с трудом продрав глаза, обнаруживаю себя в капитанской каюте, лежащей поперек кровати и закутанной в одеяло. Шевелиться неохота от слова совсем, кажется, в моем организме нет ни одной мышцы, которая не жаловалась бы на жизнь и свою нелегкую долю. Кряхтя и охая, сажусь на кровати, и тут дверь в ванную распахивается. Слышу плеск воды и такой знакомый голос:
– Ага, проснулась! А я думал, ты проспишь еще часа два!
Доктор появляется из ванной в чем мать родила, мокрый, чисто выбритый и довольный, вытирается на ходу. Особой стеснительностью он никогда не страдал, более того, ему нравится, когда я на него смотрю. Но сейчас я его разглядываю не только для того, чтобы полюбоваться, меня волнуют его вчерашние травмы. Замечаю, что ему удалось залечить все, остался только чуть заметный светло-розовый след от сильного ожога на его правом плече. Такие дельты маленьким шрамом не испортишь, и тем не менее – жалко.
– Привел-таки себя в порядок, – отмечаю, – сразу не обработал ранки, вредитель, хорошо хоть сейчас все сделал. А сделал бы сразу, шрама бы не было.
– Его и так не будет, – он отмахивается от моих слов и принимается растирать полотенцем спину. – К тому же я был занят – надо было почистить и залатать семьдесят проколов и повреждений нервной системы у одной легкомысленной девушки, которая не раздумывая наделала в себе дырок во имя лучшей управляемости экзоскелета. Учитывая, что она валялась в бессознательном состоянии, это было… эээ… гммм…
– Впечатляюще? – подсказываю я, и он фыркает:
– Пффф! Впечатлений мне надолго хватит! А от этого, – он замечает, что я смотрю на свежий шрам на его плече, – минут через десять и следа не останется. Ну, как самочувствие?
– Да как тебе сказать, чтоб не соврать, – я зеваю, выпутываюсь из одеяла и потягиваюсь. – Как после марш-броска на тренировках по выживанию. Под душ бы…
– Дразнишься, – вздыхает он и отворачивается, обматывая полотенце вокруг талии, что, впрочем, сильно не улучшает ситуацию. – Пожалуйста, Шторм, блокируйся получше. Я крепкий, но не из азбантиума, а когда ты так на меня смотришь, да еще и транслируешь свое настроение…
– Ой, извини, – я снова закутываюсь в одеяло и не без труда отвожу взгляд от моей любимой родинки между лопаток. – Я-то далеко не такая крепкая. Не дашь мне халатик? Ну… во избежание?
Доктор тянет руку к шкафу, но вдруг хлопает себя по лбу с таким выражением лица, с каким обычно вспоминают, что забыли выключить что-нибудь пожароопасное, и поворачивается ко мне. Я непонимающе смотрю на него:
– Ты что-то забыл?
– Ага! – он кивает и широко улыбается. – Именно! Забыл выяснить твое мнение по одному очень важному вопросу.
– И какому же? – я улыбаюсь ему в ответ. – Спрашивай, пока я добрая.
Он делает глубокий вдох, резко выдыхает – и выдает, не сводя с меня искрящегося взгляда:
– Учитывая то, что вчера случилось, и понимая традиции Дома Унгерн… Я думаю, для тебя это важно… Александра Унгерн, ты выйдешь за меня?
– О! – я поднимаю глаза к потолку, реализуя свое право на кокетство, но не могу долго продержаться перед этим взглядом, этой улыбкой, этим искренним порывом, так легко читаемом в открытом эмпатическом потоке. – Доктор! Ну ты спросил! Конечно, да. Правда, я пока не разобралась, как будет звучать моя новая фамилия…
– Ну, мое полное имя ты знаешь, а твое, значит, будет вот такое, – он снова смущенно улыбается, открывая новый поток, и в моем сознании звучит, как музыка, длинное мелодичное галлифрейское слово, в которое затейливо вплетено мое земное имя. – Только, сама понимаешь…
– Для удостоверения офицера это не пойдет, – отвечаю я со смехом. – Так что буду я Кузнецовой!
– Пффф, генеральша Кузнецова, – фыркает Доктор и кидает мне скомканный махровый халат. – Вымойся как следует, с зеленым гелем, и давай одеваться. У нас с тобой полно дел.
– Это понятно, – я закутываюсь в халат, сползаю с кровати и направляюсь в ванную. – А какой у нас план?
– Очень простой, – Доктор кидает свое полотенце на пол и открывает свой шкаф. – Мне нужно познакомиться с Домом моей невесты!
В рубке, пока я бегаю вокруг консоли, устанавливая координаты для возвращения на бывшую нашу базу в следующее утро после той памятной «вечеринки три-в-одном», Доктор, развалившись на капитанском диванчике и задрав ногу на ногу, ведет телефонные переговоры с Филиным:
– Здорово! Как позавчера проводили Кейт – нормально? Слушай, такое дело… Мне нужна твоя помощь. Что? Да, нужна информация. Все аномалии на Байкале с 1999 года и по 2037. Все, что зафиксировано по вашей линии, и не только. Что находили участковые, геологи, лесники, астрономы, уфологи и прочие праздношатающиеся… Данные ПВО тоже будут в тему, согласен… Да понял я. Но нужно позарез. Встану лагерем и буду ждать, пока вы все сделаете. Столько, сколько нужно. У Шторм, конечно. Помнишь, вы с Горянкиным ее в отпуск отправили? Отлично. Кстати, ставлю в курс – она скоро станет Кузнецова. Да, скажу. Подарок на свадьбу? Ловлю на слове. Мы сначала на Байкал поедем. Аномалии искать, да. Поддержка – конечно, будет нужна. Я скажу, что. Ну, спасибо, друг! Скоро будем!
Он кладет трубку и широко улыбается.
– Итак, начнем! Мы ищем, где твоя мама оставила свою ТАРДИС. Найдем ТАРДИС – решим вопрос. Найдем контейнер Арки – тоже решим. Вот такой план.
Он встает, бегло окидывает взглядом консоль, проверяя сделанные мною настройки, одобрительно кивает:
– Алонси, Шторм! – и я нажимаю на рычаг.
На базе мы проводим часа два, не больше. Я дооформляю отпуск и собираю свое барахло, Доктор тем временем проводит переговоры с Филиным по вопросу поддержки нашей экспедиции на Байкал. Потом мы совместными усилиями перетаскиваем мои шмотки в ТАРДИС, и я устанавливаю новые координаты.
– Пункт назначения Батарейная-11, – комментирую, вводя настройки, – думаю, шесть вечера будет нормально, как думаешь?
– Сама смотри, – Доктор смотрит на меня с легкой улыбкой. – К твоему отцу ведь летим. Кстати, ты его предупредила?
– Не-а, – я улыбаюсь ему в ответ. – Я всегда сваливаюсь как снег на голову. Я же секретная. Он знает, он привык.
Я посылаю ТАРДИС в новый прыжок и вдруг спохватываюсь:
– О, кстати. Надо переодеться в форму. Тебе тоже – ты у нас генерал-майор или где?
Надежно спрятав ТАРДИС в лесу за аэродромом, идем по тихой деревенской улице. После выхода в отставку отец решил вернуться сюда, в старый прадедовский дом, где в далеком девяносто девятом году он сыграл свадьбу с мамой, куда меня, малышку, привозили на каникулы, куда я приезжала студенткой каждое лето хотя бы на недельку, а потом, уже став офицером, стремилась вырваться в отпуск, хоть и мало было у меня отпусков из-за службы в горячих точках. Сколько лет прошло, а дом не меняется – а что будет сделанному по всем правилам срубу из толстенных лиственниц, только каменный подклет подкрашен, да крыльцо переделали, добавив сверху навес – не то балкон, не то веранду. Ставни распахнуты, в открытом окне горит свет, я подхожу к окошку поближе и кричу во весь голос:
– Роман Федорович, выходи! Посмотри, кто пришел!
Тут же в окне появляется родная бородатая физиономия папаши:
– Да лопнули б мои глазоньки! Сашка, доченька! Бегу!
Я не успела и охнуть, как он выскочил на крыльцо, подлетел ко мне и стиснул в объятиях с медвежьей силой. Да он и сам как медведь: большой, сильный дядька, хоть уже давно на пенсии и весь седой, но до сих пор молодцом, хоть сейчас в кабину «лебедя» – вес не набрал, серые глаза такие же ясные, даже руки не дрожат. Потискал меня, отодвинулся, пригляделся, заметил мои новые погоны и орденские планки и выдал:
– Сашка!!! Ну, поздравляю! Был в гостях у Лаврентьева, все видел! Здорово вы им вмазали! Красавцы! Кузнецов твой крут, учись у него! Таких пилотов не бывает!
Все с ним понятно. Заглянул в местный авиаполк к приятелям на огонек, и, разумеется, комполка Лаврентьев – папашин ученик и бывший второй пилот – показал ему весь свежачок про меня: и записи полетов на приемочных испытаниях «семьдесят седьмого», и мои бортовые видео, и избранное из того, что засняли в бою с пришельцами средства объективного контроля. И, конечно, устроили разбор наших полетов, а мы с Доктором там зажигали не по-детски. Есть папаше, чем гордиться, вон он какой довольный. Ахнул, охнул, всплеснул руками – и тут же поинтересовался, покосившись на Доктора и зацепившись взглядом за его звезды и солидный иконостас на повседневной форме, на груди слева:
– А это кто с тобой? Лицо ну очень знакомое! Уж не сам ли генерал-майор Кузнецов к нам в гости пожаловал?
– Он самый, – Доктор шагнул вперед, протягивая руку. – Дмитрий Кузнецов, позывной «Доктор». Я так понял, вы в курсе. Рад познакомиться, Роман Федорович.
И заулыбался во все тридцать два. Мужчины пожали друг другу руки, и папаня осведомился:
– Значит, тот самый Доктор? И почему мне казалось, что Кузнецов постарше быть должен?.. Рад! Очень рад! Какими судьбами?..
И тут я не удержалась и выдала:
– Папа! Я выхожу за него замуж.
Доктор кивнул и сделал гордое лицо, как будто ему только что вручили орден, а папаня уставился на меня, широко раскрыв глаза и разинув рот. Если я хотела его удивить, то мне это удалось по полной программе – он все никак не мог смириться, что любимая доченька ходит в девках, но такого поворота не ожидал никак.
– Санька… – только и смог он сказать. – Доченька!.. Ну, нет слов. Не знаю, что сказать даже. Дела!..
Он окинул Доктора испытывающим взглядом и вздохнул. Чтоб вот этот молодой раздолбай мало того, что оказался тем самым легендарным Кузнецовым, да еще и охмурил его любимую дочечку? Но потом пригляделся, учуял в нем боевого офицера из пилотского братства, как и я в тот памятный день знакомства – и успокоился, небо не могло выбрать дочке плохую партию. И выдал единственное, что пришло ему в голову:
– Вот сюрприз так сюрприз! Нет слов! Брак на небесах, а?
– Так точно, Роман Федорович, – Доктор улыбнулся в ответ и обнял меня за плечи. – Саша – она невероятная. Просто чудо. Я ее очень люблю.
Тут я чуть не поперхнулась. Если он хотел отомстить мне за несдержанность, это получилось у него по максимуму, на все 106 процентов. И сразу же приняла от него в потоке очень довольное:
«Так ведь правда же. Я твоему отцу в этом вопросе врать не собираюсь!»
– Вот и ладушки, – папаня сделал приглашающий жест в сторону крыльца. – Ну, пошли в дом? Чайку попьем, устали, поди, с дороги-то!
– Да не так чтоб очень, – сказала я. – Хотите, блинчиков напеку? Или оладушек там…
– Во! – с гордостью произнес папаня. – Золото, а не девка!
– Не смущай меня, – фыркнула я, и мы направились в дом.
Переодевшись, я отправилась на кухню ставить тесто для блинов, а папаня с Доктором засели в гостиной – «поговорить по-мужски» за коньяком с лимончиком. Не зря, ох, не зря Доктор добыл из бескрайних кладовок ТАРДИС «Камю» времен Очакова и покоренья Крыма! Папаня мой – ценитель таких вещей и, конечно, обратил внимание на бутылку. Знак уважения был принят и оценен, так что, когда я появилась в гостиной, чтобы позвать мужиков к столу, у Доктора уже были первые результаты, да еще и какие!
– Саша, смотри, – он подскочил с дивана, держа в руках старенький фотоальбом. – Это ведь твоя мама, правда? Какое фото! А где оно сделано?
– Можно взглянуть? – папаня вгляделся в фотографию, дальнозорко отодвинувшись от альбома и прищурившись. – Знакомые места. Мы с Оксаной туда на омуля ездили. Там я ее и сфоткал.
– Понял, – Доктор кивнул. – А вот эти три скалы, на которые она показывает рукой – это что?
– Мыс Саган-Хушун, – заявил папа. – Эти три скалы называются «три брата». А если спуститься к воде, там будет вход в пещеру. Раньше был и второй вход, сверху, но его завалило.
– Завалило? – переспросил Доктор, и я заметила, как он напрягся, почуяв след. – А когда это было, не помните?
Папаня поднял глаза к потолку и подергал себя за бороду, вспоминая.
– Давно уже. Еще при Брежневе, не иначе. До перестройки точно.
– Значит, до восемьдесят пятого, – протянула я. – Совсем завалило?
– Да черт его знает, – папаня глотнул коньячку. – Пещер на Ольхоне много, ходов между ними достаточно. Может, какой-нибудь лаз и сохранился… А что?
Я напустила на себя серьезный вид, вздохнула и выдала будто бы через силу:
– Папа, знаешь… Это в общем-то по работе. Я же перевелась в ОКУ.
– Вот те на!..
Челюсть у папани поехала вниз, а я продолжила:
– Есть сведения, что в девяносто девятом году на Ольхоне высадились пришельцы и где-то там в пещерах спрятали свой корабль. Вот мы с Д… Димой и подумали, а не поискать ли его, раз уж мы все равно на Байкал собирались. Побудем у тебя дней несколько и поедем.
– Ну-у, – папа еще раз подергал себя за бороду и глянул на Доктора, – мысль неплохая. Почему нет. Вы на Байкале раньше бывали?
Я чувствовала, что папаню разрывает когнитивный диссонанс: с одной стороны, будущего зятя как бы можно было бы именовать Димой и говорить ему «ты», но тыкать действующему генерал-майору ВКС РФ, да еще с такими орденами, старый военный летчик никак не мог себе позволить. Ситуация могла бы стать неловкой, если бы Димой был кто-нибудь другой, а не Доктор, который все почуял еще раньше меня.
– Роман Федорович! – заявил он со своей фирменной улыбкой во все тридцать два. – Ну не надо мне выкать, какие мои годы! Мне привычнее на «ты» и по позывному. Просто Доктор, ладно? А на Байкале я бывал не раз, хоть я и питерский.
«Так-так! – кинула я ему в поток, мысленно покатываясь со смеху. – Питерский, значит. Молоденький, значит. Врет и не краснеет!»
«Доктор врет и не краснеет, он такой! – прилетел мне не менее веселый ответ. – Тем более, я особо и не наврал. В Питере бывал много раз, на Байкале тоже. И на свой возраст я никак не выгляжу, согласись. Между прочим, в моей офицерской ксиве так и написано – 1998 года рождения. А если считать от земной даты моей последней регенерации, так я даже младше тебя, вот!»
И тут же показал мне язык – мальчишка мальчишкой, но вдруг стал серьезным и напрягся, что-то нащупав в обложке фотоальбома. Ловкие пальцы подцепили картон на ее задней стороне, надорвали, потянули и извлекли на свет два ключа и сложенный в несколько раз листок бумаги.
«Определенно, это не от ТАРДИС! – просигналил мне Доктор. – И тем не менее спрятаны. Как интересно…»
«А что за бумажка? – немедленно поинтересовалась я. – Наверно, там есть объяснение!»
«Наверно, – Доктор подмигнул мне, – но сейчас мы ее читать не будем, иначе твой папаша расшифрует нас раньше времени. Нам это не нужно. Почитаем на ночь глядя, хорошо? А вот про ключи спросить стоит, тем более, что он их уже увидел».
– Смотрите, что я нашел! – объявил он вслух и выложил ключи на стол. – Не знаете, откуда это?
Папаня присмотрелся к находке, озадаченно нахмурился и выдал:
– Вроде как от старого дома Оксаны. У нее был домишко на Ольхоне, где-то на отшибе, в Песчаном. Мы туда не ездили, она почему-то не хотела туда приезжать.
– Надо бы проведать домишко, – заявила я и подмигнула Доктору. – Заглянем туда?
– Обязательно, – он кивнул, пряча ключи и бумажку в нагрудный карман. – Но сначала – блинчики. Я от этого запаха сейчас с ума сойду.
Да уж, поесть он у меня далеко не дурак, что и доказал делом, слопав под свой любимый шу-пуэр и земляничное варенье больше половины блинной стопки в два моих кулака высотой – и как это все в него поместилось, худющего и сухого, как кенийский марафонец перед олимпиадой? Причем варенье привело его в особенный восторг, что, видимо, и подвигло его на невероятное деяние – помыть посуду после ужина. Пока он возился на кухне, я отправилась в мансарду обустраивать наш ночлег. Подняла туда наши вещи, нашла пару старых матрасов, сложила их впритык у стены, сверху бросила толстое одеяло, притащила из кладовки запасные подушки и пледы. Обнаружила там же надувную кровать, вытащила ее на балкон, который папаня в свое время удачно соорудил из навеса над крыльцом, накачала ее и развалилась на ней отдыхать и смотреть на звезды. Сказать по правде, что-то я устала от сегодняшней беготни, и, кажется, начала засыпать. Но не тут-то было!
– А, вот ты где! – Доктор с маху плюхнулся на кровать рядом со мной, вызвав локальное землетрясение и тем самым вытряхнув меня из дремотного состояния. – Спящая красавица, объелась – и дрыхнуть, совсем как люди. Давай просыпайся, и посмотрим, что мы нашли.
Я приподнялась на локте – садиться было лень – и глянула на него.
– Я пока и есть почти человек, – заметила я и зевнула во весь рот. – Надеюсь, мы с этим быстро справимся. Так что у нас есть?
– Не так, чтоб очень много, – он положил рядом с собой звуковую отвертку и планшет и полез в нагрудный карман. – Из того, что ты проспала: Филин только что прислал сводную карту аномальных зон Байкала. Сделал быстро, наверно, у синоптиков отнял, так что она скорее всего неполная, но пока сойдет. Еще – спутниковые снимки Байкала. Ольхон там есть. А твой отец был настолько любезен, что показал на них место, где стоит тот домишко. Итак, отправная точка для начала поисков у нас есть.
– Ага, – я потерла уши, чтобы проснуться окончательно. – Ладно. Согласна. А дальше?
– А дальше, точнее прямо сейчас, – объявил он, вытаскивая из кармана бумажку, ключи и тот самый тяжелый артефакт, замотанный в антистатический пластик, – маленькое исследование. Помнишь, когда ты сидела на вышке и ждала самолет с «Авроры», ты пыталась разобраться с одной штуковиной? Такой наборный металлический цилиндр, очень тяжелый?
– Ага, – я кивнула, – помню. Странная штука. У него на боках точки вытравлены, я его просканировала, и из них сложилась картинка. Ты все собирался объяснить мне, что это такое, и забыл.
– Забыл, да, – Доктор почесал в затылке и принялся разматывать полупрозрачный дымчатый пластик. – На самом деле мне следовало заняться этой штукой намного раньше – сразу же, как только ты ее разблокировала.
– Какое там разблокировала, – я поморщилась. – Так, отверткой потыкала и ничего не поняла.
– Но он все-таки отреагировал… – буркнул Доктор сквозь зубы, нахмурился и просигналил мне открыть ему доступ к переданным его отверткой данным. – Причем с очень интересным результатом…
– Так, – я потрясла его за плечо. – Предлагаю начать с объяснений. Что это за штука?
– Это… – Доктор наконец-то размотал пластик и подкинул цилиндрик на ладони, – очень непростая штука на самом деле, – он перешел на мыслепередачу: «проще показать, лови доступ».
Он подсветил мне место в своей памяти, куда мне заглянуть, и я увидела белую лабораторию с высоким сводчатым потолком, залитую бестеневым светом, парящие консоли вдоль стен, группу одетых в белое с зеленым конструкторов, расположившихся за кольцевым пультом в ее центре и парящую над пультом цилиндрическую голограмму – искристо-черный, точно сплошь покрытый бриллиантовой крошкой шипастый конус с витым шпилем на вершине, зависший над сияющим аккреционным диском и балансирующий на острие его верхнего джета. Я смотрела на эту штуковину глазами Доктора и ощущала его восхищение, впрочем, изрядно испорченное предчувствием надвигающейся катастрофы.
– Доктор! Давно не виделись, – один из конструкторов (высокий и тонкий, молодое лицо, но совсем седой, в уголках ледяных серых глаз жесткие пучки морщин, суровая складка между бровями) шагнул вперёд. – Если ты прилетел на Омори, значит, что-то случилось. Опять хитрый план?
– Хитрый, но не мой, Дайго, – отозвался Доктор в своем воспоминании и развел руками. – Все как обычно. Сначала кто-то придумывает очень умную схему, проводит ее моделирование в Матрице, получает шикарный результат и получает санкцию Совета на проведение операции. Потом выясняется, что он не учел самого интересного, план разваливается на сто тысяч лохматых кусков, и Совет изобретает очередной способ заставить меня прибраться за этим умником. Итак! Порадуй меня, друг, кого мне дадут в поддержку на этот раз?
– Взгляни, – седой скупо улыбнулся. – Первый экземпляр «Тип 204». Только что из гиперколыбели. Все возможности «Тип 104» при улучшенной психической стабильности. Решена проблема со схемой хамелеона. Отдельная боевая форма и гуманоидная форма – обе с улучшенной стабильностью. Новый набор оружия, улучшенная автономность, расширенные инструменты работы с пространственно-временным континуумом, доработанная навигация. Приспособлен для одиночных операций или в составе небольших групп, в отличие от 103, 104 и 105. Красавец, правда?
– И это стелс-версия, – заметил Доктор, проглядывая технические данные «Тип 204», скользящие по поверхности голограммы. – Умеет скрывать свою сигнатуру. Неуловимая, незаметная, не оставляющая следов. Сколько вы планируете вырастить таких?
Он наклонился к кольцевому пульту, и в зеркально-черной поверхности сенсорной панели появилось его отражение – рано постаревшее усталое лицо, глубокие морщины, всклокоченные волосы с проседью, совершенно седая шкиперская бородка, но все тот же неукротимый блеск в темных глазах, который мне так хорошо знаком. Значит, вот каким он был, когда воевал на фронтах Войны Времени…
– Сейчас мы растим только стелсы, – пояснил Дайго. – Первый выводок – восемь экземпляров, три мальчика и пять девочек. Нам поставлена задача полностью укомплектовать отдельную диверсионно-разведывательную группу из восьми пар пилот-капсула. Так как пилоты уже назначены, процедуру построения симбиотической связи мы несколько упростили, теперь полевого протокола 3 вполне достаточно. На психическую стабильность упрощение не повлияло.
– Кто в составе группы? – поинтересовался Доктор у седого. – Интересно, кого мне выделят для прикрытия. С капсулами я познакомился, благодарю, но пилоты важнее.
– Особый отряд «Двадцать восемь – черный» – так они сейчас называются, – отозвался седой со вздохом. – Группа Ксанниандворэаггертар – ты должен их помнить. Раньше это был «тридцать один – синий». Раньше – в смысле до Грюссдераальского прорыва. Все вернулись живыми, но их капсулы получили фатальные повреждения.
– Про блокаду Грюссдераальского коридора можно мне не рассказывать, – хмуро отозвался Доктор. – Я там был, чудом выбрался и по возвращении еле привел в порядок бедняжку Ксанни после того, как вы приговорили ее предыдущую ТАРДИС, «Тип 103» – Марго. Я помню, что эти ребята сделали и через что прошли.
– Хорошо, что ты позаботился о Ксанни, – седой поднял на Доктора вдруг потеплевший взгляд, – лишиться капсулы, которая вытащила ее из рушащейся червоточины – это ужасно. Кстати, не поделишься опытом, как ты это сделал? Она недавно была у нас – в отличной форме, готова к установлению новой симбиотической связи, последствий травмы не наблюдалось. Наши психологи взяли бы на вооружение твой метод.
– Вашим психологам, – усмехнулся Доктор, – надо бы сдуть пыль с их тренировочных мечей и вспомнить, как ими учили пользоваться в Академии. Ничто так не мобилизует дух, тело и разум, как хорошая сшибка с сильным противником. Мы с Ксанни выбрались в горы, достали клинки и фехтовали, пока ее боевая концентрация не восстановилась – а дальше ее разум сам справился. Ее боль, гнев и ярость вылились на меня, и она снова обрела душевное равновесие.
– Представляю, в каком виде вы вернулись в Цитадель после этого, – Дайго покачал головой. – Но насчет Марго – это ты зря. Мы ее все-таки выходили, единственную из всей группы, к сожалению. Да, с частичной потерей памяти, переписыванием личностной матрицы, с разрывами всех симбиотических связей, с полной заменой двигателей и флюид-связей, перестроенным мейнфреймом и заново выращенной эктоплазменной оболочкой – зато с исправным хамелеоном и улучшенной психической стабильностью «двести четвертых». Теперь она не боится менять форму и не испытывает излишних эмоций к пилотам. Мы направили ее в качестве учебной капсулы в Академию, и все довольны, включая ее саму.
– Что ж, она хотя бы жива и цела, – улыбнулся Доктор в ответ. – А ты молодец, Дайго, мне нравится, как у вас тут поставлена работа с капсулами.
– Мы здесь, на верфях Омори, очень хорошо знаем, что они не только живые и разумные, но и полностью чувствующие существа, – развел руками седой. – Как можно их не любить – чистые, честные, открытые души, неспособные на подлость… Я рад, что первые «двести четвертые» достаются группе Ксанни. Она достойный воин, хоть и бывший личный пилот Рассилона, не то, что эти, Омеговы гайки им в глотку, «бдительные»!..
– Дайго, ты бы поосторожнее с выражениями, – Доктор сочувственно глянул на седого. – Чем хуже ситуация на фронтах, тем больше у интерналов желания искать виноватых в наших бедах. Могут и не посмотреть, что ты ведущий конструктор Омори – а может, и как раз по этой причине…
– Мне до них как до прошлогоднего дождичка, – бросил Дайго в ответ. – а вот тебе, Доктор, я бы точно рекомендовал бы прислушаться к твоему собственному совету. Смотри в оба! Есть мнение, что к первой операции «двадцать восемь – черных» будет особое внимание.
Картинка погасла – Доктор вернул нас в реальность, и мы снова оказались сидящими на надувной кровати бок о бок. Он нахмурился, взъерошил волосы надо лбом и тяжело вздохнул – видимо, воспоминания были не из приятных.
– А дальше? – поинтересовалась я. – Что случилось потом?
– А потом Совет отменил эту операцию, – буркнул Доктор в ответ. – В последний момент. «Двадцать восемь – черных» направили на ликвидацию аномалии в туманности Пузырь. Что там произошло, неизвестно – назад не вернулся никто. Я пытался их найти, но не смог. Пропали без вести, без следа… пока я не увидел в твоей памяти Ксанниандворэаггертар. Твою маму. Теперь надо проверить еще одну вещь. Возьми цилиндр. Это мастер-ключ «Тип 204».
Я аккуратно подхватила цилиндр за торцы, Доктор нацелился в него звуковой отверткой, и тот снова ожил – диски пришли в движение, составив на его поверхности новый рисунок. Доктор внимательно рассмотрел его и объявил:
– Вот и связалась ниточка. Это ключ ТАРДИС Ксанни – я считал с него сигнатуру пилота. Для той операции мне выдали командирский доступ, он прошит в этом ключе и все еще действует. Тебя этот ключ опознает как доверенное лицо пилота – я пока не понял, как в ключе оказалась прошита твоя сигнатура, но она там есть. Так, а если посмотреть, кто ее подписал…
Доктор снова нацелился в цилиндрик отверткой, старательно подбирая режимы сканирования – аж язык высунул от усердия. А когда с отвертки наконец-то пошли данные, он чуть не выронил ее от удивления, схватился за переносицу и разразился длинным галлифрейским проклятием.
– Что? – я дернула его за рукав свободной рукой. – Ты чего ругаешься?
– Как мне не ругаться?! – он тряхнул головой и вздохнул. – Все данные в ключе подписаны сигнатурой Омори – кроме одной. Это запись о тебе, и она подписана личным ключом лорда Дзергеликса, начальника Первого отдела интерналов – службы внутренней безопасности, опричников Рассилона!
– Так, стоп, – перебила я его. – Это когда было? Когда шла Война Времени, меня даже в проекте не было! Этого не может быть!
– Это как посмотреть, – задумчиво отозвался Доктор и почесал в затылке. – Во-первых, Галлифрей рассинхронизирован во времени от остальной вселенной. Во-вторых, Война Времени потому так и называлась, что шла во многих областях и времени, и пространства. Так что чисто теоретически – возможно. Вопрос в другом – как они узнали о тебе? И зачем тебя прописали в ключ «Тип 204»?
– А что это значит – прописать в ключ? – осведомилась я. – То есть, я имею право управлять этой ТАРДИС? Но как? Я же человек, со мной симбиотическая связь не установится.
– Не-а, – Доктор мотнул головой в жесте отрицания. – Не человек, а галлифреец в человеческой форме. Большая разница, а заключается она в том, что, во-первых, у тебя есть оригинальные биоданные, и они вплетены в Паутину Времени, а во-вторых, у тебя есть симбиотические ядра. Этого достаточно, чтобы прописать тебя в ключ, то есть внести в него информацию о твоих биоданных, и дать тебе права доступа к ТАРДИС Ксанни. Но из этого следует, что уже на момент направления группы Ксанни к туманности Пузырь интерналы знали о твоем существовании. А если они прописали тебе права доступа, значит, у них на тебя были какие-то планы. Зачем-то ты им была очень нужна. Настолько, что Дзергеликс лично озаботился внесением твоих данных в мастер-ключ. Насколько я понимаю их логику, как только ты войдешь в эту ТАРДИС, она немедленно доставит тебя к ним. На Галлифрей. Ты должна была стать крупной фигурой в какой-то их игре – но я не хочу, чтобы тобой кто-нибудь играл, разрази меня Время!
– Ни хрена себе, сказал я себе, – пробормотала я и, внутренне похолодев от интонации Доктора, не предвещавшей ничего хорошего от такой перспективы, невольно вцепилась в его локоть покрепче. – То есть ты хочешь сказать, что нам нельзя искать мамину ТАРДИС?
– Галлифрея больше нет, – ответил Доктор со вздохом. – Поэтому, я так думаю, программа стала невыполнима, и нам удастся уговорить ТАРДИС перейти в твое распоряжение. Тем более, что меня она знает как командира отряда – я говорил, мой ключ еще действует, и мне она подчинится.
– Так это значит, что задача решена! – обрадовалась я. – Давай скомандуем ей переместиться к нам, зайдем внутрь – и дело в шляпе!
– Пфф! Если бы все было так просто! – фыркнул Доктор и сердито уставился на ключ. – Понятия не имею зачем, но Ксанни заблокировала в ключе удаленное управление. Я же считал все параметры ключа, и там это видно. Кораблю запрещено перемещаться по удаленной команде и сообщать свое местоположение. Запрет установлен пилотом с консоли, и без доступа к консоли мы его не обойдем.
