Текст книги "Великий диктатор. Книга вторая (СИ)"

Автор книги: Alex Berest

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

– Хухта-сан, я немедленно должен отправиться к вашему многоуважаемому дедушке, – тут же принял решение японец.

– Погодите, херра Хонда. Я вам не сказал самого главного. В субботу в Гельсингфорс должен прибыть пароход «Петербург», а на нём и ваша семья. Так что сначала встретьте супругу и детей, разместите их, а там и дед приедет в столицу княжества, – огорошил я бывшего профессора.

……

Встреча и воссоединение японской семьи не прошли без курьёзов. Вечером того дня, когда в торговый порт должен был прийти пароход «Петербург», который, кстати, кроме японцев вез ещё и груз чая для нашего совместного со Стокманнами предприятия, я заехал за Катаро Хондой на автомобиле.

Наша корпорация снимала для инженеров двух столичных заводов меблированные квартиры в доходном доме квартирного общества «Klio». Своё жильё для работников мы ещё не строили, нам только-только город выделил участок под это. Осталось только найти застройщика, который согласится построить дома по моему проекту. Я пытался убедить деда, что нам нужна собственная строительная контора и артель, но тот упёрся и пока не соглашается. Но ничего, я его обязательно дожму.

Теперь я могу водить автомобили не только в нашей, Улеаборгской губернии, но и по всему княжеству. Бумагу с разрешением на это мне подписал лично директор полицейского департамента Кнут Густав Боргенстрем. Ещё зимой, когда возвращал мой пистолет и извинялся за своего подчиненного. Я тогда набрался наглости и попросил его об этом одолжении. Выписанная бумага своим видом больше всего напоминала мне мандат какого-нибудь комиссара времен гражданской войны. Но я был рад и такой.

Дорога от моего особняка до квартиры Котаро Хонды много времени не заняла. А вот затем пришлось изрядно попетлять, чтобы добраться из района Руохолахти через центр города на полуостров Катаянокка, куда к пирсам Северной гавани и должен был прийти пароход. Петлять пришлось из-за массового ремонта улиц и начала строительства нового железнодорожного вокзала. Но могли и не спешить.

– На Свеаборгском фарватере русский броненосец на мель сел, – пояснил мне полузнакомый таможенник. – Но должны его скоро сдёрнуть. Тогда и ваше судно пройдёт. Ты же Матти Хухта, парень?

– Да.

– А я вижу – знакомое лицо. Мы на свадьбе у твоего брата виделись. Я с его отцом вместе на одном ледоколе какое-то время служил. Увидишь дядьку, привет передавай от Свена Трауссона.

– Обязательно, херра Трауссон.

Пришлось сидеть и ждать. От нечего делать пошёл вдоль набережной искать можжевельник. Но так и не нашёл. Даже странно, а чего тогда это полуостров называется «Можжевеловый нос»? Может, уже извели весь? А, может, он есть только с южной стороны, на которой базируются русские миноноски?

До прибытия нужного нам корабля я с японцем успел обсудить устройство электрической стиральной машины. И озадачил его созданием механического реле на основе часовой пружины, для автоматического выключения аппарата после окончания стирки. Судя по реакции Хонды, с подобными реле он уже сталкивался. А, значит, сможет применить его и к нашей машинке.

Наконец, после почти двух часов ожидания прибыло наше судно. И ещё целый час пассажиров продержали в здании таможни.

Супруга Котаро Хонды имела другой тип лица, чем у её мужа. Когда-то давным давно, ещё в прошлой жизни, я читал статью про эти различия. Но из всего, что смог вспомнить, было то, что в древности люди на японских островах делились на два типа. Одни – выходцы из Китая, которые смешались с Айнами и считались коренным типом, а другие – это выходцы из Кореи, с более тонкими чертами лиц. Вот и Марико Хонда была явно из той, другой, корейской части населения Японии.

А вот мальчишки, сыновья нашего профессора, явно пошли в отца. Старший мальчик, одетый в некое ветхое подобие гимназической формы, после обниманий с отцом, показал на меня взглядом и что-то спросил на японском, за что тут же получил от отца сильную затрещину. И как заводной стал кланяться мне и что-то торопливо произносить вместе с младшим братом, одетым в какой-то балахон.

– Господин Хонда, вы же мне говорили, что у вас в семье все владеют английским языком. И за что получил наказание ваш сын?

– Извините, Хухта-сан, – поклонился мне уже и сам глава семейства, а за ним и его супруга. – Произошло недоразумение. Мой старший сын Ичиро принял вас за слугу.

– Прекращайте кланяться. Я же вам говорил, что это не принято у нас. Объясните это своей семье. А то на нас уже пялится половина порта, – недовольно проворчал я. – Давайте грузиться в автомобиль и поедем.

К моему удивлению, багажа у прибывших оказалось немного. Всего один чемодан и два баула. Так что дети и женщина вполне спокойно разместились на заднем сидении. В процессе погрузки багажа и рассаживания я узнал, что младшего мальчика зовут Джиро и ему восемь лет. А ещё то, что у него нет нормальной обуви, и он носит деревянные сандалии.

– На ногах у Джиро это гэта или окобо? – спросил я у Хонды, когда рулил обратно.

– Гэта. Окобо – это женская обувь, – машинально ответил он, затем, хмыкнув и покосившись на меня, спросил. – Про обувь тоже было в той научно-популярной статье?

– Нет. Про вашу деревянную обувь была статья одного ветерана из Китайской бригады в газете «Викинг». Я к чему спросил. Просто, она очень громкая. И привлекает к себе внимание.

– Я вас понял, господин, – кивнул японец. – Я приобрету европейскую одежду и обувь своей семье. Спасибо, что беспокоитесь о нас. – И поклонился мне прямо в автомобиле.

– Аригато годзаимасу, – в три голоса донеслось и с заднего сидения, и я сразу почувствовал себя попавшим в японскую дораму.

……

– Матти, я всё прекрасно понимаю. Но раньше никто так не делал, – раздраженно выговаривал мне Ээро Эркко.

– Никто глоссарии не делал? – удивился я. – А как же энциклопедии и справочники?

– Никто не делал подобное в развлекательной литературе. А у тебя, это почти два десятка лишних листов с нестандартными рисунками. Пойми, это удорожит стоимость книги.

– Дядя Ээро, давайте выпустим пробный тираж книги и посмотрим, если не будет спроса, я компенсирую вам ваши издержки, – не поддавался я на его уговоры.

Всё дело было в том, что я наконец закончил новую книгу, стараясь опередить Герберта Уэллса с его «Войной в воздухе». Правда, моя книга, которую я назвал «Между мирами», разительно отличалась от Уэллсовской из моего мира. Никаких монорельсов и двухколёсных автомобилей, только старый добрые многоколёсники, мотоциклы и велосипеды. А также изобилие общественного электротранспорта.

По моему сюжету, действие книги начинаться в Канаде, куда перебралась некая семья финнов. За основу начального этапа книги я взял игровой сюжет из игры-дизельпанка «Железная Жатва» (Iron Harvest). В этом мире Новая Пруссия, которая образовалась вместо США, в компании с Австрией и Северо-Германским союзом объявляет войну Антанте. Отряд новопрусских боевых шагоходов нападает на приграничный канадский городок, в котором и проживают финские эмигранты.

Из всех жителей городка спастись удаётся лишь двум братьям. Четырнадцатилетний Еско и десятилетний Паси, в одно мгновение потерявшие почти всех близких, с большими приключениями добираются до восточного побережья Канады. Где их тут же мобилизуют на королевский воздушный флот. На новых боевых дирижаблях Антанты слишком узкие проходы в бомбоотсеках и, для того чтобы взвести бомбы перед сбросом, флот вынужден набирать на службу мальчиков. Как во времена парусных судов, когда детей брали на флот в качестве подносчиков пороховых зарядов.

В первом же воздушном сражении братьям не везёт и везёт одновременно. Их дирижабль получает страшные повреждения, весь экипаж погибает, но братья выживают в одном из неповреждённых отсеков. А так как часть баллонов, наполненных гелием, уцелели, то остатки некогда грозного воздушного судна сохранили плавучесть в атмосфере. И их начинает нести по воле ветра.

Их ждут новые приключения по розыску провианта в разрушенных отсеках и хитрые изобретения по сбору влаги из атмосферы. Они также станут свидетелями грандиозных сражений на море с участием сотен броненосных линейных кораблей, подводных лодок и авианосцев. Ветер принесёт их во Францию, где, пролетая над Парижем, они увидят как германцы применяют тяжёлые ракеты для бомбардировки этого города. А над линией фронта, который обороняют миллионы солдат, их всё-таки, видимо по ошибке, собьют французские аэропланы.

Но удача не отвернётся от них и на этот раз, и остатки их летательного средства упадут на территорию нейтральной Дании. Где, разобравшись кто они такие, мальчишек через Швецию отправят в Финляндию, к бабушке и дедушке. Которые не захотели уезжать и остались в родной стране. Хэппи-энд.

Моему издателю роман очень понравился. И читателям первых глав, напечатанных в литературном приложении «Финской правды», тоже всё очень понравилось. Ээро Эркко не понравился глоссарий техники, над которым я бился почти целый месяц, зарисовывая дирижабли, самолёты первой мировой, линкоры-дредноуты, ну и шагающую технику. Мне непременно хотелось, чтобы подобный глоссарий был в конце моей книги.

Я помнил как тащились от подобного глоссария мои сыновья, читая и перечитывая книги серии «BattleTech». Да и я и сам увлекся тогда этой вселенной и с удовольствием рубился в игры «MechWarrior».

– Компенсирует он, – проворчал Ээро Эркко.

– Дядя Ээро, ну проведите эксперимент. Дайте мою книгу почитать вашему Юхо. И посмотрите, что он скажет. Нужны эти рисунки или нет.

– Что скажет Юхо? А что он может сказать против тебя? Ты его диктатор. Он от тебя без ума. Особенно сейчас, после ваших пионерских олимпийских игр. Я и так постоянно слышу – Матти сделал бы так, наш диктатор поступил бы иначе. Матти! Представь! Мой сын ставит тебя мне в пример. Дожились. Ладно. Давай сделаем по-твоему. Напечатаем пробную партию в тысячу экземпляров и посмотрим.

Глава 25

Глава 25

Как хорошо, что 1 сентября 1906 года припало на субботу. А значит и на учёбу в торгово-коммерческое училище мне надо будет идти только в понедельник, 3 сентября. Плохо другое, именно в первый день осени дед Кауко и господин Бергрот решили провести корпоративное совещание. И моё на нём присутствие было обязательным, так как дед хотел решить, что делать с теми шестью тысячами гектаров земли вокруг хутора Оутокумпу и села Куусярви в Куопиосской губернии, которые он записал на меня.

Как я понял из его предварительной со мной беседы, он хотел их сдать в долгосрочную аренду местным селянам. Ибо опять, срочно, понадобились деньги на приобретение остатков оружейной компании «Norma Projektilfabrik A/S», у которой мы ранее приобрели часть мощностей, с которых и начался «Арсенал Хухты».

Не знаю как выживала эта компания в моём предыдущем мире после переезда их из Норвегии в Швецию, но здесь им не повезло. Может им аукнулась продажа части компании нам, а может, были и какие-то другие причины. Но в конце месяца пришло письмо от Ларса Эгнера с предложением выкупить у него с братьями завод со всем оборудованием и пакетом лицензий.

Дед Кауко был не против, но, как всегда, всё упиралось в деньги. Я подозревал, что у старого хрыча есть неплохой финансовый запас, но дед как обычно жмотился и искал различные причины не тратить его. Вот и сейчас он положил глаз на мои земли. В принципе, я понимал, что эта земля должна работать и приносить прибыль. Но у меня внезапно появилась информация, которая в корне могла изменить стоимость земли и дать гораздо большую прибыль, чем просто сельскохозяйственная аренда.

Руководство наших предприятий отчиталось довольно быстро. Все, кроме Йёргенна Расмуссена, который был отправлен в командировку в Великобританию, для налаживания взаимодействия с компанией «Austin Motor Company Limited». Герберт Остин сдержал своё обещание лишь наполовину. Он не захотел переезжать и работать в Финляндию, а решил выпускать автомобили в Британии. С нашими комплектующими и двигателями. Дед Кауко, прикинув расклады, решил, что нам это всё равно выгодно, и отправил Расмуссена и пару юристов нашей корпорации для заключения окончательного договора с англичанином.

Наконец, когда все разошлись, а в зале совещаний остались только дедуля, дядя Тапио, Эдвин Бергрот и я, речь зашла и о моих землях.

– Пришло время немного тебя пограбить, Матти, – просипел дед Кауко, который умудрился простыть в августе.

– Ты только этим и занимаешься. А ещё родной дедушка называется…

– Матти, – прервал меня господин Бергрот. – Ты же сам согласился с тем, что эти земли должны приносить доход. К чему тогда это твоя глупая пикировка со старшими?

– Херра Бергрот, а сколько будет стоить нанять геологическую партию для разведки полезных ископаемых на этих землях?

– Так проводили там неоднократно разведки, и кроме пирита и незначительных россыпей болотного железа, ничего не нашли, – возразил мне наш технический директор.

– И всё-таки? Во сколько обойдётся подробная проверка «Странного холма» (Outokumpu)? Именно самого холма. С бурением, с выборкой грунтов и ещё чего там геологи делают?

– Ты что-то знаешь, Матти? – оживился и дядька Тапио, который после отъезда в столицу моего брата Кауко занял должность управляющего нашей конторы.

Естественно, я знал. Мастеровой Айвен Кутяефф, помощник Котаро Хонды, в одном из своих воспоминаний о каторге, упомянул историю про то, как один из каторжан, до того как его осудили, нашёл в холме близь хутора Оутокумпу медь. Ну, и меня коротнуло после услышанного. Я, как наяву, вспомнил рекламный туристический буклет из моего прошлого мира, в котором рассказывалось о музее в старой шахте, и о самом высоком копёре в Финляндии.

– Разведочная партия обойдётся примерно в тысячу рублей за неделю работ. По крайней мере, такой ценник был на услуги у Александра Бари. Именно его людей нанимал Альфред Нобель для поиска новых месторождений нефти, железа и меди. И да. Я солидарен с твоим дядей. Ты что-то знаешь?

– Да. У меня есть сведения, что под тем холмом есть медь. На металлическом заводе в Гельсингфорсе работает один старый мастеровой, бывший каторжанин. Он мне рассказал историю одного жителя Куусярви, ограбившего почтовый дилижанс и попавшего на каторгу. А деньги ему были нужны, чтобы выкупить этот холм. Якобы, он сделал раскоп и наткнулся на медную жилу.

– Пфф! Вроде взрослый парень, а веришь во всякие байки. Причем, рассказанные преступниками, – фыркнул дядя Тапио в ответ на мой рассказ.

– Вот-вот! – просипел и дед Кауко. – Хороший сюжет для книжки. Вот книжку и напиши про это.

– Херра Бергрот, сколько сейчас рыночная цена всей моей земли?

– Ты что удумал, мелкий негодник? Кха-кха-кха, – попытался заорать на меня дед, которого тут же аж скрутило в кашле.

– Заложу остальную землю, чтобы оплатить проведение изысканий на том холме. А что? Ты же мне сам обещал, что я буду распоряжаться этой землёй как захочу. И опять…

– Хорошо, Матти. Я оплачу проведение геологических изысканий в том месте, о котором ты говоришь, – перебил меня Бергрот. – Но остальные земли мы пускаем в аренду. Согласен?

– Вот представьте, херра Бергрот, вы сдали земли в аренду. На десять лет. А через пару недель там нашли медную жилу. Которая с того холма уходит на территорию, которую вы сдали в аренду. Чья тогда медь будет?

– Хм. Ладно. Я думаю, что без сдачи в аренду тех земель мы месяц протянем, – неожиданно легко согласился со мной наш технический директор. – Господин Хухта, вы как считаете?

– Ай, делайте, что угодно. Но поверь моему слову, ничего ты там не найдёшь, – махнул на меня рукой старик.

– Спорим? – я протянул ему через стол свою ладонь.

– Кхм, – дед покряхтел, скосил глаза сначала на дядю Тапио, затем на господина Бергрота, почесал бороду и ответил мне. – Хорошо, спорим, внук. На всю ту землю. Если за месяц геологи ничего не найдут, земля уходит под управление корпорации. А что хочешь ты?

– А если найдут, то ты строишь в Улеаборге зерновой элеватор по американской технологии на двадцать тысяч тонн.

– Кха, – аж подавился воздухом дед Кауко. – Ну ты, что, того? Нахер нам элеватор?

– Молодой Хухта явно хотел бы взять под контроль торговлю хлебом во всей Остроботнии, Лапландии и, даже, в Норвежском Финнмарке. Кстати, хорошая идея, – неожиданно поддержал меня наш технический директор. – Сейчас весь регион снабжается зерном не централизованно и по весьма завышенным ценам. Если летом заполнять хранилище французским, германским или русским зерном полностью, то есть шансы выдавить хлебных спекулянтов и самим диктовать цены. Да даже если и нет, то можно просто хранить их зерно. Скоро достроят электростанцию и у нас будет избыток электроэнергии.

– Это вы на что намекаете, Эдвин? Что в том холме есть медь и я проиграю спор? – насторожился дед.

– Ха-ха-ха. Нет, Кауко. Я не знаю про медь. Мне просто понравилась идея вашего внука.

– Вот же ты хитрец, Матти! Мне теперь что же, хоть так, хоть этак, но всё равно придётся строить этот твой элеватор?

– Так мы спорим или нет, деда?

– Ладно. Спорим. По рукам, – и мы пожали друг другу руки.

……

– Херра Викстрём, приехали, – потрепал я за плечо задремавшего мужчину. – Давайте помогу. На меня опирайтесь, – подхватил я под руку нетрезвого скульптора и почти силой потащил к дверям скромного домика в районе Рускеасуо (Коричневое болото). – Останься в машине, – бросил я на английском Ичиро Хонде, которого взял с собой, чтобы тот присматривал за мобилем.

– Матти! – вырвался у меня из рук скульптор. – Ты не прав! Мы же договаривались разговаривать на ты! Прекращай выкать!

От нотации пьяного мужчины меня спасла его супруга, вышедшая на улицу и подхватившая Эмиля Викстрёма с другой стороны. Вдвоём мы смогли завести начавшего что-то петь мужчину в дом и уложить на кушетку в небольшом зале.

– Фух, – промокнул я платком пот на лбу и шее. – Тяжёлый он у вас. А вроде росту небольшого.

– Костистый, – засмеялась женщина. – Весь в отца, как он любит говорить. Может, чаю?

– Спасибо, руова Викстрём, не откажусь. Пить хочу, просто ужас.

– Алиса Хегстрём, я не брала фамилию мужа, – поправили меня.

– Извините, руова Хегстрём. Я не знал. Ваш муж не очень много рассказывал о семье.

– Ничего страшного. И извини, чай только зелёный. После возвращения из Китая у моего мужа изменились вкусы. Раньше он любил кофе, а сейчас только чай.

– Это ещё лучше. Зелёный чай хорошо утоляет жажду, – кивнул я женщине и припал к кружке с напитком.

– А мой Эмиль теперь стал ещё и композитором? – после недолгого молчания спросила она.

– Да, руова. Но это получилось случайно. А до этого он успел стать архитектором.

– Ну, про архитектора я знаю. Он со мной делился планами. Мечтал хоть что-то построить как его отец. Поэтому и не стал подыскивать тебе архитектора, а поехал сам. Он и наш дом мечтает построить сам. Да всё никак не построит, – грустно вздохнула хозяйка дома.

Я только молча покивал на её слова, вспоминая как этот скульптор ругался с нашим пастором, обсуждая проект новой церкви. Эмиль Викстрём объявился в нашем городке буквально через две недели после того как я написал ему письмо с просьбой посоветовать хорошего архитектора. И с ходу заявил, что сам возьмётся за проектирование.

Почти две недели непрерывного общения его с отцом Харри закончились утверждением проекта у епископа, которому тоже очень понравился придуманный стиль. Основное здание планировалось в классическом готическом стиле, а вот башня и абсида были нестандартные.

Главную башню решили строить в виде двадцатипятиметрового маяка с крестом из стекла и стали, и с электрической подсветкой. На двадцатиметровой высоте запланировали установить четверо часов смотрящих на все стороны света. А абсида, алтарная пристройка, планировалась в виде крепостной башни со стеклянным куполом из нашего бронебойного стекла.

Пока они развлекались составлением прожектов, я дописывал учебник по безопасности, проводил летние пионерские игры и репетировал песню к годовщине возвращения финляндских стрелков из Китая. Как я понял из присланного письма от Альфреда Норрмена, председателя городского совета города Гельсингфорса, город определился с местом установки памятника мне. И, заодно, привязал дату открытия памятника к дате возвращения стрелков Китайской бригады.

В своём письме господин Норрмен приглашал на это мероприятие меня и всех инвалидов и ветеранов, работающих на наших предприятиях. Так получилось, что когда дед в очередной раз посетовал на нехватку рабочих рук, я предложил ему набрать солдат-инвалидов, вернувшихся из Китая. И дед, подумав, так и сделал. Всего у нас на заводе игрушек и автомобильном работало уже почти полторы сотни инвалидов.

А заодно, новый градоначальник Гельсингфорса просил написать песню к планируемым торжествам. Я долго копался в своих записях и памяти, пока не остановился на одном, вполне подходящем варианте. В переводе на финский язык песня получилась несколько тяжеловесной. Но так как сейчас все официальные мероприятия в княжестве проводились на русском языке, то и петь песню можно было на великом и могучем. Тем более, что почти все пионеры из моего отряда владели русским, а ещё им очень хотелось поехать в столицу княжества.

На одну из наших репетиций случайно забрёл Эмиль Викстрём. Которому песня очень понравилась, но не понравилось отсутствие музыкального сопровождения. И он взялся написать музыку. Выслушав все мои ла-ла-ла, тра-та-та и ду-ду-ду, как я помнил мелодию и выдал за свои хотелки, он принялся ваять. А я в очередной раз дал себе слово выучиться играть на каком нибудь музыкальном инструменте.

Непоседливый Викстрём, договорившись с директором нашей школы, уже через несколько дней разучивал написанную им мелодию со школьным оркестром. Правда, в процессе этих репетиций его чуть не поколотили родственники пятнадцатилетнего тарелочника, которого он обозвал по научному – перкуссионистом, что в голове у обидчивого Лассе Ахолы было переведено как матерное, пулуннуссийя (pulunnussija). Слава Богу, что старший Ахола был человеком рассудительным, и перед тем как махать кулаками попытался выяснить как и за что обозвали его сына.

К моему удивлению, мелодия получилась очень похожей на оригинал, и репетиции продолжились под музыкальный аккомпанемент. Но, не долго. Привлеченный песней и музыкой, к нам пожаловал бывший унтер-офицер Китайской бригады, а ныне начальник охраны наших предприятий – Рейно Лахти.

Послушал – послушал, да и заявил, что эту песню должны исполнять ветераны, а не детишки, чьи голоса почти не слышны из-за музыки. Я попытался спорить, но этот бывший контрабандист привлёк на свою сторону не только деда Кауко и моего отца, но даже нашего пастора. Единственное, что я смог выторговать – это участие в исполнении песни и моих пионеров. Я же им уже пообещал поездку в Гельсингфорс, вот и пришлось опять ругаться и торговаться. Такими темпами я скоро превращусь в маленькую копию деда.

Памятник мне городские власти решили установить прямо на входе в парк Эспланада со стороны Рыночной площади. Будет теперь бронзовый Матти сидеть и пялиться на имперского двуглавого орла на Камне Императрице (Кейсариннанкиви) который был посвящён Александре Фёдоровне, супруге Николая I. Я даже мысленно немного поерничал по этому поводу, что время разное, императоры Николаи разные, а супруг у них зовут одинаково.

На открытие памятника собралась толпа народа. Не менее десяти тысяч, а может и больше. Было большое количество людей в военной форме. И почти целый час с построенной рядом с памятником трибуны разные чиновники толкали речи. И только после всей этой говорильни наш объединенный хор исполнил песню.

Ваше благородие, госпожа разлука,

Мы с тобой родня давно, вот какая штука.

Письмецо в конверте погоди не рви…

Не везёт мне в смерти – повезёт в любви!

Ваше благородие, госпожа чужбина,

Жарко обнимала ты, да только не любила.

В ласковые сети постой не лови…

Не везёт мне в смерти – повезёт в любви!

Ваше благородие, госпожа удача,

Для кого ты добрая, а кому иначе.

Девять граммов в сердце постой не зови…

Не везёт мне в смерти – повезёт в любви!

Ваше благородие, госпожа победа,

Значит, моя песенка до конца не спета.

Перестаньте, черти, клясться на крови…

Не везёт мне в смерти – повезёт в любви

Песня народу очень понравилась и хору ещё дважды пришлось её исполнять на бис. Этим же вечером почти все газеты Гельсингфорса опубликовали её текст в восторженных статьях. Но я эти статьи так и не смог прочитать, так как весь вечер развозил по городу родственников и безлошадных гостей с банкета, который устроили у нас в особняке.

А когда отвозил пьяного Викстёма, то взял с собой мальчишку-японца, который с некоторых пор подрабатывал у нас садовником. Всё-таки район Рускеасуо считался не самым безопасным в городе.

– Ещё чаю? – отвлекла меня от воспоминаний жена скульптора.

– А? Нет-нет. Спасибо, руова Хегстрём. Мне пора. Напомните, пожалуйста, мужу, что ему во вторник надо быть в архитектурной комиссии на регистрации проекта церкви.

……

– Карл Фридрихович, а что за оружейный ящик вы оставили в приёмной? – первое что спросил император Николай II, войдя в зал совещания и всех поприветствовав.

– Образец карабина, который выбрали для вооружения Финляндской пограничной бригады, – отрапортовал, подскочив и вытянувшись по стойке смирно, министр-статс-секретарь по делам Финляндии барон Карл Фридрихович Лангоф.

– Хм, так велите заносить, – отдал царь ему распоряжение и обратился к остальным присутствующим. – Господа, вы можете пока испить чаю.

Но только Пётр Аркадьевич Столыпин, сменивший на посту Председателя Совета министров подавшего в отставку графа Витте, воспользовался советом монарха. Остальные, новые и старые представители министерств и ведомств предпочли не привлекать к себе внимания, лавируя от столика с самоваром до своих мест.

Под руководством барона Лангофа два фельдфебеля из дворцовой полиции занесли и распечатали оружейный ящик.

– Какой интересный карабин, – император достал оружие и повертел его в руках. – Чьё производство?

– Завода «Хухта арсенал», ваше императорское величество, – пояснил генерал-майор Лангоф.

– Ясно. Помнится, на том заводе хороший германский конструктор работает. Его поделка?

– Никак нет. Карабин создан Матвеем Хухтой-младшим.

– Какой разносторонний молодой человек. И сказки придумывает и оружие создаёт. Да как этот шомпол вытянуть? – в сердцах повысил голос царь.

– Это не шомпол, ваше императорское величество. Это штык. Там защёлка есть, надо на неё нажать и штык выйдет. Позвольте продемонстрирую.

– Пфф! Сам разберусь! О какой! Четырёхгранный игольчатый! И лёгкий какой! Не больше фунта весит. А крепится как?

– Обратной стороной в разъём для штыка до щелчка, – пояснил барон.

– Ага. Понял. Интересная игрушка, – Николай II произвёл несколько штыковых экзерциций в сторону бюста Александра II. – Забавно, забавно. Патроны есть? – он подошёл к оружейному ящику и, покопавшись, извлек пару пятипатронных обойм. – Хм, восемь миллиметров? Датский стандарт. Ну что же, проверим. Снаряжается как?

– Так же, как и трехлинейная винтовка.

Царь провернул затвор и, снарядив карабин патронами, подошёл к окну.

– Ага! Как раз то что нужно! Карл Фридрихович, откройте мне окно, – приказал Николай барону.

Как только генерал-майор распахнул обе створки тяжёлого дворцового окна, император всероссийский вскинул карабин и в быстром темпе расстрелял все пять патронов вниз, куда-то во внутренний дворик.

Замкнутое пространство зала усилило звуки выстрелов и многие чиновники не ожидавшие ничего подобного от своего монарха, испуганно вздрогнули.

– Ха! Не убежала! Не успела! Хороший карабин! Точный, отдача небольшая и отменно пристрелянный. Спасибо, господин Лангоф. Вы меня порадовали, – кивнул император своему министру и указал пальцем на окно. – И окошко прикройте.

Наблюдавший за этим действием Леопольд Мехелин даже представить боялся кто не успел убежать из-под монаршей пули, кошка, собака или нерасторопная прачка.

– Фёдор Карлович, – повернулся Николай II к морскому министру. – Вы мне постоянно жаловались, что вашим матросикам неудобно с длинными трехлинейными винтовками на судах. Вот и закажите для пробы несколько штук этих карабинов.

– Так точно! Будет исполнено, ваше императорское величество! – громко и чётко согласился с императором адмирал Авелан.

– Раз мы начали с финляндского оружия, то и продолжим про Финляндию. Леопольд Генрихович, я очень недоволен действиями вашей полиции по вопросам выдачи политических преступников отдельному корпусу жандармов. Видимо, граф Витте слишком много свобод вам дал. Может, стоит перейти к планам по интеграции вашего княжества, которые проводили Плеве с Бобриковым?

– Воля ваша, – кивнул императору Мехелин. – Но подобные действия, оттолкнут от России и от вас лично большую часть населения княжества. А ведь сейчас вас в Финляндии почти боготворят.

– Боготворят, но суют палки в колёса и препятствуют выдаче преступников? Кроме этого ваше княжество закупает товаров за границей больше чем в империи. Как вы это объясните если не преднамеренным сепаратизмом?

– Это не сепаратизм! Позвольте быть честным и рассказать о моём видение этой проблемы, – глядя прямо в глаза императору сказал Леопольд Мехелин.

– Позволяю! Расскажите нам что не так с Финляндией! – царь закурил папиросу и, отщёлкнув штык от карабина, принялся крутить его в руке.

– Финляндское княжество находится в составе империи уже почти сто лет. Но имперские власти до сих пор не включили его в свою экономическую сферу.

– Это как? – удивился Николай II.

– Все провинции империи связаны между собой железной дорогой и между ними происходит постоянный круговорот товаров. Финляндия с империей не связанна железной дорогой. И жители княжества вынужденны закупать большую часть ресурсов – уголь, железо и даже хлеб в европейских государствах. Империя до сих пор не построила железнодорожный мост через Неву, тем самым бы связав наши экономики.

– Что вы несёте? Ходят же поезда через Литейный мост! Я сам утром часто наблюдаю эту картину! – зло возразил император и со всей силой засадил штык от карабина в кадушку с лимонным деревом.

– Один состав в сутки с весом не более двух тысяч пудов. Этот мост не предназначен для пропуска тяжёлых поездов с углём, керосином, зерном, станками и оборудованием. Где-то в дикой Манчжурии на территории Китая, через реку Сунгари, империя строит мост за два года, а в столице, в Санкт-Петербурге, нет моста для связи с Финляндией, которая уже столетие с Россией. Все товары надо везти в порт, перегружать на баржи, затем везти в княжество и перегружать обратно. А зимой, Финский залив замерзает и единственная возможность получить сырьё и товары – это поездом из Швеции. Кстати, Швеция построила мост и соединила себя и Финляндию…