Текст книги "Своеобразные (СИ)"

Автор книги: Alex-21

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Жеке было так плохо физически, что он решил, что помрёт. Скорая вколола ему какой-то укол и предложила госпитализировать. Полунин наотрез отказался. Серый звонил Пашке и орал в трубку: «Что с ним делать, я не знаю? Его рвёт, и выглядит как инопланетянин – весь позеленел». Даже в критической ситуации мужчины не растерялись. Серый нашёл в себе силы хоть немного шутить, а также ухаживать за парнем, а Пашка пообещал утром узнать на работе, смогут ли помочь положить Женьку в хорошую больницу в их городе, а пока проинструктировал, чтобы Серёга давал Женьке побольше пить: то сладкую воду, то солёную.

Ночью же Короля ждал сюрприз. Жека, думая, что уже не жилец, решил напоследок облегчить душу и признался, что давно влюблён в Пашку. Он ожидал от Серёги чего угодно, но не тихого ответа:

– Я знаю. У тебя на роже всё написано… да и стихи эти на сайте.

– И ты так спокойно об этом говоришь? – отлепился от подушки Женька и чуть приподнялся на локте. Волосы, намокшие от пота, прилипли ко лбу и лезли в глаза.

– А что мне, орать, что жизнь кончена, раз мой пацан втрескался в Никольского? – невесело усмехнулся он.

Женька упал на подушку, подумав, что, по сути, Серёга неплохой – вон как его выхаживает, Пашке и Маринке позвонил, скорую вызвал, даже маме его и то сообщил. Только Жека снова недооценил Короля.

– Он мне тоже нравится, – вдруг заявил молодой мужчина. – Красивый, сука. На такого у любого встанет. По-моему, он сам не осознаёт, что вокруг него какая-то аура и его невозможно забыть, пообщавшись с ним хоть раз. Не столько увидев, а именно поговорив, если он не будет делать морду кирпичом, как иногда делает, а нормально так с тобой побазарит, улыбнётся. Есть в нём что-то… – Серый замолчал, мечтательно уставившись в пространство, а Женьке в ту минуту захотелось сдохнуть. – Я ему хотел подарить золотой браслет. Он не взял, гордец недотраханный. Потом Маринке хотел всучить, она тоже отказалась. Видите ли, слишком дорого, – скривил губы Король.

– А теперь его таскает Снежка, – Женька, озарённый догадкой, про какой браслет она трещала, бессильно закрыл глаза. Мутить начало ещё сильнее. Не было сил даже ссориться с Серым. Да и смысл? Паша всё равно отказал Женьке. Порадовал лишь факт, что браслет он не взял, а завтра Полунин увидит предмет своих воздыханий. Если доживёт. О предстоящей дороге даже думать было страшно.

– Знаешь, как по мне резануло, что Жека мне сказал, что в тебя влюблён, – Серый перевернулся на живот и посмотрел на Пашку.

Тот лежал расслабленно, уставившись в потолок. Думать ни о чём не хотелось, что-то выяснять сейчас – тем более. Он испытывал в теле какую-то странную истому. В окно барабанил дождь.

– Надо домой ехать. Скоро Жека придёт. Будет психовать, если меня в квартире не обнаружит. Он же знает, что ты ещё в городе. Ты будильник-то на завтра поставил? Тебе в пять утра выезжать.

– Поставил. Я тебя подкину домой, – пообещал Серёга. – Мне тогда тебя убить хотелось. И его тоже, – помолчав добавил он.

– Не достался я тебе, так не достанусь никому, – усмехнулся Пашка. – Что за трагедии классиков у тебя в башке?

– Вечно ты насмехаешься, – поджал губы Серый, он сел на постели, стащил с себя майку, в раздражении отшвырнул в сторону. – Выпьем ещё?

– Хватит, уже передоз будет, а тебе утром в дорогу. Я такси себе вызову, не надо меня отвозить.

– Как хочешь, а себе налью, – он налил на этот раз себе водки, опрокинул рюмку, выдохнул, закусил какой-то хренью, которую им принесли в номер и которую Серый обозначил, как салат с морепродуктами.

Пашка отказался есть этих «осьминогов». Короленко заявил, что ни черта он не понимает в хорошей закуси. Пашка ответил, что водку вообще не пьёт. Серёга обозвал его педиком, который цедит полусладкое. Пашка только хмыкнул в ответ.

Серый дожевал свои морепродукты. Пашка поморщился, подумав, что происходит в желудке у его друга. Он продолжал лежать на кровати, закинув руки за голову. Джемпер немного задрался. Серёга посмотрел на полоску голого тела над ремнём джинсов, на впалый пупок, снова лёг рядом, запустил руку под джемпер и лёгким движением погладил живот. Пашка никак на это не отреагировал. Казалось, потолок его интересовал сейчас намного больше.

– Хочешь, сделаю минет? – Серый всегда отличался прямотой, что озадачивало многих людей, но Пашка уже привык, более того, ценил в нём это. По крайней мере, он примерно знал, чего от него хочет Король.

– Нет, не хочу, – спокойно ответил он.

– Что в твоём понимании считается изменой? – поинтересовался Серый, продолжая поглаживать горячий живот Пашки.

– А хули его знает, – задумался Никольский.

– Если просто целоваться с кем-то чужим, это как? А ещё лучше – подрочить друг другу, – оживился Короленко.

– Жека, наверное, даже мои мысли о тебе посчитает изменой, – чуть улыбнулся Пашка. – Ему очень хочется, чтобы я любил только его.

– Чтобы любил, – помотал головой захмелевший Серёга. – А меня никто не любит, – он убрал руку с живота Пашки. – Никто в целом грёбаном продажном мире! Только не говори мне, что не всё продаётся.

– Не скажу. Просто у всего своя цена, и не всегда выраженная в денежном эквиваленте. Я ж продал свою душу, ну или типа закопал, чтобы перестать что-то чувствовать к своей матери и бывшей жене, – ухмылка исказила красивые губы.

– Бля, что за выражение? Чё ты там продал? Какую душу? Ещё скажи, что дьяволу. Да помиритесь ещё.

– Нет, уже не помиримся. Не всё можно простить, – бесцветным тоном ответил Никольский. – Когда-то я любил так, что горел, даже страдал, прикинь. А потом… потом все чувства и даже эмоции вырубились. Может быть, выработался такой защитный механизм. Стало на всё пофиг.

– Знаешь, это сначала даже страшно. Я своего отца в детстве любил, потом ненавидел, а потом… пусто. Вообще ничего. И когда это со мной случилось, я подумал, что отъезжаю крышей, что всё, конченый человек, нет смысла дальше жить. Пытался даже с ним ссору затеять, лишь бы хоть какие-то эмоции в себе вызвать. Эмоции-то вызывал, а вот внутри, в душе…

– А там пусто и ничего больше нет, – безразличным тоном сказал Пашка.

– Ну ты же любишь Женьку? – пьяного Серого потянуло на откровенные разговоры. В любовь он продолжал верить. В абстрактную. Где-то же она есть. Только почему-то обходит его стороной. Может быть потому, что он сам её от себя так активно гонит, опасаясь, что снова… сделают больно, предадут, изменят, унизят? Мысли свои он озвучил.

– Нет любви, нет привязанности – нет боли, Серый, – ответил Пашка, не желая с ним говорить о своих настоящих чувствах. – Я больше ни к кому не привязан. Хватит.

– Зачем тогда парня у меня увёл?

– Не я уводил, а ты совершил тактический просчёт, – Пашка впервые повернулся к Серёге, который лежал, прикасаясь к нему локтем.

– Сука ты, Никольский, – беззлобно огрызнулся тот.

Ругаться совершенно не хотелось. В теле разлилось тепло и лёгкое возбуждение. Пашка лежал совсем рядом и казался таким доступным, позволял к себе прикасаться, поглаживать, не вставал сейчас в боевую стойку, не язвил и не отчитывал. «Наверное, всему виной дождь. Он всегда действует на Пашку расслабляюще, – подумал Серый, – а может быть то, что между нами троими произошло».

– Вчера вечером офигенно было, – высказался он вслух и не смог сдержать улыбку. – Как Женька?

– Спал как убитый, а утром умотал на работу. Весь день не звонит, я ему тоже не звоню. Наверное, у него отходняк, – Пашка снова уставился в потолок.

– И ты так спокойно об этом говоришь? Старик, я тебя не узнаю. Ещё год назад ты бы мне шею за всё это свернул. Я тогда на встрече даже настаивать не стал, Женьке только мозги промывал – рассказывал о своих фантазиях. Он почему-то обижался.

– Хочу тебя трахнуть, и чтобы Пашка на это смотрел, – озвучил мечту Серого Никольский, махнув рукой по направлению к потолку. – Шоу от великого Короля, а я должен был быть зрителем. Билеты ты только спустил в унитаз. Так хорошо было с той тёлкой? – поинтересовался он всё тем же почти безучастным тоном.

– Нормально, – огрызнулся Серый.

– Ну, а теперь уже другое шоу. Зритель ты, дорогой.

– Я и в качестве зрителя оторвался так, что полночи потом дрочил, когда вы ушли.

– Что же ты нас никак в покое оставить не можешь? – поинтересовался Пашка.

– Скучно без вас. Кому я буду нервы трепать, как не Жеке? А уебашить кому-нибудь мозги иногда охота, – честно признался Короленко. – Жека больно хорошо ведётся. Одно удовольствие его злить.

– Он подсел на эмоции, которые ты в нём вызываешь, я же тебе уже говорил.

– Всё-таки подсел, – злорадно усмехнулся Король. – Чё делать будешь, Ангел? – он снова вспомнил Пашкино прозвище.

– А ничё. Жить, как раньше жил. Ходить по этой бренной земле. Крылья всё равно уже обрубили, – пожал плечами Пашка.

– С бабами тебе надо поменьше возиться. От них одни истерики, – с участием посоветовал Короленко. – Совсем ты какой-то стал… странный. Или равнодушный. Так не интересно.

– Конечно, тебе же мучить людей интересно, садист ты, Серый, – Пашка перевернулся на бок, щёлкнул Серёгу по носу и улыбнулся как-то по-тёплому, словно старому закадычному другу. Теперь он рассматривал Короля с интересом, пробегая взглядом по его скулам с однодневной щетиной, которая ему шла, густым бровям, глубоко посаженным глазам, поджатым губам. Мужчина, видимо, немного смутился, заметив, как Паша откровенно на него пялится, но вида не подал, скрывая смущение за пустым, ничего не значащим трёпом.

Пашка лежал и думал, что Серый, хоть и взрослый мужик, с виду даже суровый, но иногда очень обаятельный. С ним можно перетереть за жизнь. Интересно узнать, что этот коварный Король замышляет: какой Эверест собирается покорять на этот раз. Иногда хочется его послать, наслушавшись его циничных рассуждений о жизни и отношениях, и в то же время Пашка чувствовал его глубокую глухую боль. Вдруг хотелось прижать к себе, успокоить, сказать, как маленькому мальчику: «Всё будет хорошо, Серёга. Жизнь в тридцать лет ещё только начинается».

Пашка провёл пальцем по скуле мужчины. Совсем легонько. Он неотрывно пристально смотрел в серые глаза. Король на полуслове замолчал, вдруг взял руку Павла и провёл языком по его ладони, вызвав в теле мурашки. Пашку этот жест почему-то умилил. Он не отдёрнул руку, зная, что в любой момент остановит. Зачем Королю знать, что Пашка о нём беспокоится? Обойдётся. Пусть не зарывается.

Мужчина погрузил Пашкин палец в рот и эротично, причмокивая, обсосал его. Тёплое, приятное погружение. Это возбуждало, но Никольский ничего не предпринимал. Просто смотрел на Серёгу. Тот задрал рукав джемпера Пашки и коснулся губами запястья. Невинные, почти целомудренные ласки. Но почему-то они завели обоих. Только оба сознавали, что сейчас нельзя. Хотя… Серёга был бы не против перейти к более откровенным действиям. Постоянного любовника у него не было. Пашка же, даже если балансировал на самой грани, то вовремя прерывал начатое, пока кто-нибудь не сорвался. И этот кто-то снова будет не он.

Павел позволял себе чувства только тогда, когда был уверен, что объект попался в сети и увяз там окончательно. Вот тогда можно было отпустить поводья и отдать самое дорогое, что у него было – свою душу. Хотя иногда, когда душа уже выла от боли, он просто занимался сексом, никому ничего не обещая и полностью себя освобождая от всего. Эти люди не думали, когда специально или невольно наносили ему сильные удары. Так почему он должен заботиться об их чувствах, когда уже сам переставал что-либо чувствовать? Так было много лет назад. Такая же пустота время от времени наваливалась и сейчас.

Накрывало всегда довольно быстро, часто неожиданно для него самого. Достаточно было всего лишь увидеть что-то, напоминающее близких когда-то ему людей. Он знал причину своих приступов, пытался их контролировать, но не всегда сразу мог. Дыхание снова сбивалось, в груди сдавливало. Он словно куда-то проваливался и только помнил свою раздирающую все внутренности боль, когда даже руки холодели и почти отнимались. И он прекрасно помнил, что причина его боли – некогда бывшие ему дорогие люди.

Потом Пашка брал себя в руки. Он научился справляться с приступами уже относительно быстро. Просто закрывался и отрубал все чувства. Ко всем. Остаточной меланхолии он не придавал значения. Она уйдёт. Дня через два. Он снова справится. Иначе быть не может. И снова будет вполне спокойным и счастливым.

Серый опёрся на локти, навис над Пашкой. Лёгкие поцелуи пришлись на шею, обнажённые ключицы. Пашка повернул голову, наполовину прикрыл глаза, тихо вздохнул. Короленко запустил руку под джемпер, приподнимая его и обнажая пресс. Он не торопился, не нападал и не делал резких движений. Пашка видел Серёгу таким впервые и не мог пока позволить себе прервать его. Очень хотелось видеть его затуманенный взгляд, гадать, сорвётся он или сумеет сдержаться. Видеть, как пальцы оглаживают живот возле пряжки ремня. Пашка постоянно непроизвольно втягивал живот, напрягая мышцы. Потом рука мужчины оказалась на соске. Пальцы легонько покручивали горошину. Пашка ощутил, как сосок затвердевает, по телу разливается тёплая волна, а в паху тяжелеет.

Серый лёг на него, не попытавшись стащить с Никольского одежду, лишь задрал джемпер и майку. Паша почувствовал на своём бедре стояк Серёги. Мужчина начал медленно тереться обнажённым животом о живот Павла и стояком о его бедро. Никольский неотрывно смотрел в его глаза. Король их вскоре закрыл. Мужчина всё больше ускорялся. Пашка положил руку ему на поясницу, изучая пальцами прогиб тела, а Король уже дрожал. Движения стали резкими. Пашка лишь сместил его вбок и накрыл рукой свою ширинку, чтобы Серёга по ней не проезжался. Тот застонал, дёрнулся несколько раз и остановился, тяжело дыша. Он не хотел смотреть сейчас Пашке в глаза. Устало уронил голову ему на грудь.

– Так ты не изменил… Даже не кончил? – Серёга на секунду приподнялся, заглянул в глаза Павла. Увидел его спокойное выражение лица без тени сарказма или неудовольствия. – Всё путём, – успокоил сам себя он. – А мне некому хранить верность. Кому я нахуй нужен? – пробубнил он уже в плечо друга.

Паша ничего не ответил. Он гладил Серого по взмокшей спине, а тот лежал и слушал частые удары сердца Никольского.

Пашке сейчас казалось, что он разучился любить той эмоциональной любовью, присущей почти каждому, или просто не хотел больше позволять себе этого, но он ещё умел любить людей именно как людей. Он сочувствовал другу, на данный момент времени одинокому, и желал ему найти того, кто сможет его принимать вот такого, со всеми его садистскими наклонностями. Иногда Серёга мог быть очень нежным. Это Пашка знал из рассказов Женьки. Это он наблюдал сейчас.

Серый заснул. Пашка выбрался из-под него, осторожно переложив того на бок и накрыв покрывалом, на котором они лежали. Часть покрывала Серёга подмял под себя, и Пашке пришлось завернуть друга словно в кокон. Он поцеловал спящего молодого мужчину в висок, подумав, что как он ни хорохорится, часто ведёт себя совсем как ребёнок. Улыбается иногда так жизнерадостно, строит нескончаемые авантюрные планы, излучает позитив, а в минуты расслабления любит жаловаться на жизнь. Пашка относился к нему и Женьке, как к детям, незаметно направляя их. Серёга был слишком своевольным, и управлять им напрямую не следовало, это Паша хорошо понимал. Выслушать, посочувствовать, поддержать, похвалить – и брать его тёпленьким, ловя на слове, пока тот не передумал, не будучи, впрочем, стопроцентно уверенным, что он сделает именно так, как скажет Никольский. Пашка ничего от него не ждал, может, поэтому начал относиться к нему довольно спокойно. Жеке Серый пока не угрожал. Даже постарался сделать так, чтобы Пашка не изменил, при этом Серёга умудрился спустить себе в штаны. Пашка не смог сдержать улыбку. Эрекция пошла на спад, но секса хотелось.

Никольский поправил одежду, захватил куртку, вышел в коридор, тихо прикрыл дверь и вызвал такси. Пора было возвращаться. Скоро Женька придёт с работы. Не известно ещё, как он отреагирует на произошедшее накануне вечером. Женька напоминал бомбу с замедленным действием. Никогда не знаешь, когда рванёт и каков будет радиус поражения.

А всё же хорошо поздно вечером на улице. Воздух свеж после дождя, на душе какое-то умиротворение и просто хочется жить и ни о чём не думать.

========== Глава 12 ==========

– Паша, наверное, я должен тебе признаться во всём честно… Меня это жутко мучает…

– Я тебя слушаю. Время есть. У обоих сегодня выходной, – Павел повернулся к своему сабмиссиву и внимательно на него посмотрел.

Женька снова выглядел подавленным. Они с Короленко до этого не виделись год. Что Жека потеряет покой и будет плохо спать после первой встречи с Серёгой, Пашка даже не сомневался.

Парень немного помолчал, пожевав губу:

– Ты должен устроить мне сегодня сессию, – он это больше выдохнул, нежели произнёс.

– Устрою, какие проблемы? – пожал плечами Павел.

– Ты не понял, не игровую… – Женька помялся, стоя на пороге комнаты Павла. – Жёсткую. Я виноват… очень виноват…

– В чём? – Павел окинул взглядом сгорбленную фигуру.

Зрение у Жеки было плохим, он часто сутулился. Никольский настаивал, чтобы дома парень носил очки. Они ему шли, но согласился с этим Женька только после заверений Павла и Марины, что выглядит в очках отлично. На работу он надевал линзы. Сколько Пашка ни бился с юным любовником, заставляя выпрямить спину, тот вспоминал об этом далеко не всегда, а когда он думал, что в чём-то виноват, то округлял её, и казалось, что какая-то тяжесть придавливает его к полу.

– Наверное, раньше я сам не понимал, почему расстался с Серёжкой. Он был со мной… ну… это… – Женька попытался подобрать слово, – жестоким. Иногда мог быть внимательным, а иногда… Я боялся тебе сказать… Не хотел, чтобы вы с ним поругались… из-за меня… Он выпорол меня… кнутом и… Была кровь… Было ужасно больно… Я испугался… Я очень боюсь вида крови, и даже сама мысль, что она есть, хоть я её не вижу, пугает до чёртиков. Она была на спине… – Женька глубоко вздохнул, поморщился. – Я тогда такой шок пережил. Мне не верилось, что он так может… что так поступил со мной… Я думал, что я ему дорог. Он меня даже не предупредил, а просто взял и… – парень опустил голову и замолчал.

– Спасибо, что наконец-то рассказал про этот случай, – в глазах Павла появилось сочувствие.

Никольский и так уже всё понял, да и слышал реплики, в запальчивости брошенные обоими парнями. Реакция Женьки на кнут была слишком бурной. Стоило ему его увидеть, как он вылетел из номера отеля, даже не попрощавшись с Серёгой и не отпросившись у Павла. Никольский не стал тогда его догонять, потому что понял, что Женьке сейчас надо немного побыть одному, прийти в себя и от встречи, и от своих неприятных воспоминаний. «Пусть всё осмыслит, переварит, а потом успокою», – решил Павел.

Начинать утешать Женьку сразу было бесполезно. Мальчишка сначала должен был раздуть любую проблему до вселенского масштаба. И только после острых негативных эмоций, когда сил терпеть уже не было и он буквально сам начинал напрашиваться на хорошую взбучку, его попускало.

– Это не всё. Я размышлял, почему ушёл от него… Сначала сам не понял. Думал, что причина в его жестоком обхождении со мной. Ну да, мне не нравилось, когда он на меня так орал и обзывал, было ужасно обидно, но это не главное. Он променял меня, – на этой фразе мальчишка сделал паузу, а кулаки его сжались. – На ту девку! Он мной пренебрёг! – повысил голос Женька, а его подбородок задрожал.

– То есть ты хочешь сказать, что, несмотря на побои, ты бы от него мог не уйти? – решил уточнить Павел.

– Наверное… не отважился бы… Я не знаю… Ну и к кому мне было идти? Я тебя любил… очень, но ты мне отказал. На месте той женщины должен был быть я! – воскликнул парень. – Понимаешь? Он должен был быть со мной! – его охватила ярость. Павел наблюдал быстрые перемены на юном лице. – Серёжка обязан был приехать в выходной ко мне в больницу. Как он мог со мной так поступить? – глаза заблестели от навернувшихся слёз обиды. Женьку начало потряхивать. – Я ему этого никогда не прощу! Я должен ему отомстить. Хочу сделать так, чтобы он от меня зависел, хотел, добивался встречи… – лицо исказилось от злости, Женька весь сгруппировался, сжав кулаки, но тут же спохватился, переведя взгляд на Павла. – Я ужасный человек, да? – сдулся мальчишка. – Ненормальный! Мне перед тобой так стыдно, – он сильно закусил губу, опустил глаза и снова ссутулился.

– Раздевайся, – ледяной голос заставил Женьку вздрогнуть.

Он лихорадочно начал стаскивать с себя одежду. Павел встал из-за компьютера, скрестил руки на груди и смотрел, как мальчишка пытается справиться с пряжкой ремня. Пальцы дрожали и не слушались.

– Куда-то собрался сегодня? Почему не в спортивках?

«Или уже заранее всё спланировал и хотел, чтобы я тебя выдрал вот этим ремнём?» – этот вариант был более вероятен.

– Нет, не собрался, – Женька густо покраснел.

– Ремень вытащи и отдай мне, – велел мужчина.

Парень выудил ремень из шлёвок, дрожащей рукой протянул Павлу. Никольский, не двигаясь, стоял и смотрел, как его саб, уже абсолютно голый, ссутулившись и поёживаясь, хотя было тепло, держит на вытянутой руке ремень и ждёт, пока Павел его возьмёт. Ожидание затянулось, и Женька решился поднять глаза. Он исподлобья, всё больше краснея, разглядывал Верхнего, отмечая про себя, что белая майка обтягивает торс и выгодно подчёркивает его грудные мышцы, а домашние мягкие джинсы с низкой посадкой стройнят бёдра.

– Я передумал, – сказал мужчина, отвернувшись и лениво потянувшись.

Майка приподнялась, открыв соблазнительные ямочки на пояснице, от которых Женька тащился. Пашка молниеносно повернул голову и успел поймать жадный взгляд.

Интересно было наблюдать за тем, как глаза Женьки расширились от изумления. Как, его не будут наказывать? Он же так рвался на встречу с Серёгой и много раз непрозрачно намекал об этом Павлу, пока тот не согласился посмотреть, что из этой затеи выйдет. Серый неоднократно предлагал варианты встречи втроём, но Никольский ему отказывал. Но он не отказал своему мальчишке, видя, как тот осторожно, словно боясь, что Павел надумает лишнего, пытается донести до него мысль, что хорошо бы увидеться с Королём и отомстить ему вот таким странным образом: мужчина должен был увидеть, как парни занимаются сексом, сгорать от желания, завидовать, сожалеть, что потерял Женьку.

– Иди ложись на кровать, вытащи наручи. Ремень повесь на стул.

Женька молча повиновался, обмозговывая: что задумал Павел? Холодный блеск в глазах настораживал. Мальчишка уже начал жалеть, что вообще поднял эту тему. Вдруг Пашка будет его сильно ревновать? Что Пашка предпримет? Скорее всего, сейчас выпорет, а что потом? Выгонит? От этой мысли внутри всё похолодело. Пусть изобьёт, пусть даже сильно, только не выгоняет, только не это!

Под пружинным матрасом были протянуты крест-накрест жёсткие ленты. К ним крепились наручи и поножи из той же прочной ленты, которые выводились наружу, а при желании их можно было попросту снова запихнуть под матрас. Поскольку спинка кровати была деревянной и цеплять металлические наручники было не к чему, вот такая конструкция решала проблемы фиксации. Причём она была двух видов: более строгая, когда Женька даже рыпнуться не мог, а вторая пара браслетов была с резинками. Руками и ногами можно было двигать, но до определённого предела.

– На спину ложись.

Женька, получив чёткие инструкции, разместился на кровати и уставился в потолок. Смотреть в глаза своему Верхнему было страшно. Лучше бы он надел ему повязку или велел закрыть глаза.

Никольский закрепил ноги и руки парня браслетами на резинке. Женька теперь находился в позе «звезды», с вытянутыми над головой руками и разведёнными ногами.

Павел присел рядом, окинул взглядом стройное обнажённое тело. Мальчишка не шевелился и, казалось, даже перестал дышать. Мужчина нежно провёл пальцами по шее, груди, животу, вернулся наверх и потеребил соски.

Женька, не ожидавший таких ласк, изумлённо уставился на Павла.

– Можно спросить? – отважился он задать вопрос.

– Спрашивай, – разрешил мужчина, выводя на теле парня узоры.

– Это сессия или просто игра?

– Ты так хочешь? – пальцы переместились на внутреннюю сторону бёдер, погладили шелковистую кожу.

– Да, – выдохнул Женька, шире раздвинув ноги. Эти прикосновения были до чёртиков приятны.

– Просто игры или сессии?

– Сессии, Сэр, – Женька поджал губы, поднял голову, посмотрел на руку Павла, которая нежно мяла яички. В паху приятно заныло. Женька безвольно уронил голову на матрас.

Никольский видел, что его сабмиссив настроен на серьёзную сессию. Женька во время экшна обращался к своему Верхнему не «господин, мастер или хозяин», ему больше нравился английский вариант. Павел же не возражал.

– Ты виноват и тебя надо наказать? – Павел продолжал над ним глумиться, касаясь почти неуловимо, щекоча чувствительные местечки. Пальцы нырнули под мошонку, погладили промежность. Женька немного согнул ноги в коленях, насколько это позволяла фиксация, тихонько застонал, наслаждаясь приятными ощущениями. Захотелось более жёсткой стимуляции.

Павел выдвинул ящик комода, который стоял рядом с кроватью. Всё должно быть под рукой, чтобы в нужный момент не пришлось отлучаться. Женька почувствовал, как смазанный палец ввинчивается в него. Немного больно, потому что резко, но вместе с тем приятно. Мальчишка застонал, когда Павел начал поглаживать простату. Язык мужчины мазнул низ живота, покружил возле члена, нажатие внутри стало более ощутимо. Женька снова приподнял голову и уставился куда-то вдаль, полностью сосредоточившись на ощущениях. Никольский обхватил возбуждённый член парня.

– М-м-м! – тут же послышалось сквозь сжатые зубы.

Второй палец заполнил проход. Павел начал трахать мальчишку, постоянно задевая его простату, ускорил движения руки по члену. Затем снова замедлил и погладил большим пальцем головку, размазывая по ней прозрачную каплю. Женька, забывшись и растворившись в неожиданно подаренных ласках, на которые он не рассчитывал, заметался.

«Сейчас ты выдашь всё, что надо, лишь бы я продолжал трахать твою блядскую дырку и надрачивать вечно жаждущий хуй, – сексуальность саба всегда заводила, – Ну что ж, начнём, детка», – улыбнулся про себя Павел.

– Тебе нравится, когда я делаю так? – Никольский сжал член парня сильнее и заскользил рукой вверх-вниз.

– Да-а-а!

«Смотрел бы и смотрел, как ты тащишься. Оближи губы, как ты это делаешь во время секса. Вот так. Блестящие, полные, растерзал бы сейчас, но… Нет, обожди немного, дорогой. Тебя ведь надо наказать, и ты даже решил за меня, чем тебя пороть. Думал, не догадаюсь, что снова хитришь, мой маленький прохиндей?»

– Нравится, когда ебу тебя пальцами? – сильные толчки заставили выгнуться юное тело.

– Да. А-ах!

– Ещё сильнее? Вот так, – Павел начал трахать, ударяя костяшками кулака по косточкам таза.

– А-а-хм! – парень поморщился.

– Больно?

– Нет, – Женька закусил нижнюю губу и сморщился.

– Врёшь, – Павел до упора растянул стенки ануса, раздвинув пальцы.

– Да, больно, – заскулил Жека.

– Хорошо? Тебе нравится? – Никольский смотрел на парня, наблюдая за малейшим изменением на его лице.

– Трахайте!

Он сказал это с придыханием, уставившись на Верхнего мутными глазами. Захотелось его жёстко выебать, и уже не пальцами.

– Ты хочешь его?

Стенки изнутри мягкие, влажные, горячие. Тело становится всё более податливым. Вставить бы сейчас туда член.

– Кого, Сэр? Блин, да, ещё… – Женька натянул браслеты на руках, сжав кулаки.

– Он тебя трахал жёстко? – Павел продолжал стимулировать, неотрывно наблюдая за реакцией парня.

– Жёстко, Сэр, – пальцы на ногах поджались, а парнишка вытянулся в струнку, сильно обхватывая пальцы мужчины мышцами сфинктера.

– Бывало больно?

«Вот так, давай, детка, приподнимай свой зад, сжимай мои пальцы и облизывай губы. Уебал бы тебя сейчас нах!» – чего стоило самому сдержаться.

– Да… Ай! М-м-м!

– Часто? – мужчина продолжал пытать мальчишку, пользуясь его беспомощностью.

– Часто, блин, – Женька выгнулся.

– Ты его хочешь?

Женька закусил губу. Внутри всё горело, полыхало, распирало, было до обалдения приятно, и хотелось выть от наслаждения и восторга. Горячая рука сжимала его член. Рука Павла. Его любимого мужчины. Только бы не остановился. Ну, ещё немного. Надо оттянуть время… сдержаться… не ляпнуть сейчас лишнего. Ах, чёрт! Тело словно прошило разрядами тока. Знает ведь, как ебать.

– Хочешь?

– М-м-м!

– Чтобы тебя трахали жёстко.

– Да! – всё сложнее дышать.

– Чтобы член в задницу, а второй в рот.

– Да, хочу. До чёртиков хочу!

– Член Серёги.

– Да! – Женька распахнул глаза, сообразив, что на подступах к оргазму неосторожно выдал своё тайное желание. – Блядь! – глаза лихорадочно забегали, холодный пот мгновенно выступил на лбу.

Павел тут же вынул из него пальцы, отпустил член. Женька чуть не заскулил. Он в отчаянии завозился, понимая, что отпираться теперь бессмысленно. Стояк причинял дискомфорт.

Как Верхний отреагирует? Не надо смотреть ему в глаза. Слишком страшно. Что там можно увидеть? Ненависть, осуждение? Женька весь похолодел.

– Почему ты мне сразу не сказал? – Павел взял мальчишку за подбородок. – На меня смотри и отвечай, – холодно отчеканил он.

Женьке жутко хотелось зажмуриться, он густо покраснел, но приказ нарушить не посмел. Немилость Доминанта была страшнее всего. Надо его слушаться, а то может запретить к себе прикасаться, не пускать к себе в постель или того хуже – отправить восвояси.

Женька, сглотнув, всё же отважился посмотреть в глаза своему Верхнему. Вот только он снова не прочёл там почти ничего. Мужчина закрылся, не желая, чтобы мальчишка сейчас знал, о чём он думает. Лицо было спокойным и серьёзным. Даже складок между бровями не было. Женьку это до невозможности пугало. Уж лучше бы накричал, ударил, сказал, что он ничтожество, развратный ублюдок. Ну хоть какие-то эмоции! Чтобы знать, что сейчас чувствует. Только не вот этот почти безразличный, холодный, изучающий взгляд, которым можно в мозгу дырку просверлить.

Павел отпустил его подбородок и, не дожидаясь ответа, вдруг освободил его руки и ноги. Полунин совсем растерялся, даже распахнул рот, хотел что-то спросить, но слова застряли в горле, а мысли спутались. Он забился в угол, прижавшись к стенке, отодвинувшись от Павла. Лучше он отползёт сам, чем Верхний его оттолкнёт.

– Я боялся, – выдавил он.

– Чего боялся? – бесстрастный голос долбил виски.

– Что ты откажешься от меня, если я скажу, что… – мысли лихорадочно бились в черепной коробке. Надо сказать всё как есть. Но страх мерзкой липкой паутиной расползался по всему телу, сковывая движения.