Текст книги "Forever is not enough (СИ)"

Автор книги: Alena Liren

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Когда маг, вымученный тяжкими думами, поднялся с места и собирался идти вслед за пропавшей рабыней, Эллана тихо отворила дверь. Она не легла рядом, опустилась на стул и просидела в нем всю оставшуюся ночь. Часа два, не больше. Эванурис ничего не сказал, не нашелся в тот момент, а на утро гадал, спала ли эльфийка ночью.

Они уехали из поместья первыми, и Фалон’Дин вышел во двор вместе с Шартаном на цепи, чтобы проводить гостей взглядом. Он сделал это специально, намереваясь подразнить мага игрушкой, которую он никогда не получит. Юноша казался эванурису забавным, но ничего более. Сейчас его мысли тяготели к другому образу, а глаза искали похожих девушек на ближайшем невольничьем рынке.

Эллане все же удалось перекинуться с братом парой слов. Нет, не в момент прощания, но в ту злосчастную ночь. Она вышла из дома вся в слезах, в слезах добрела до задворок. Оказалось, что рабы Фалон’Дина спят в отдельном помещении. Приличном таком, словно в маленьком дворце для служек. Мужчины спят отдельно от женщин, женатым парам отдаются привилегированные комнатки на две-три пары. Шартан сказал, что браки в общине вообще поддерживаются, так как помогают увеличивать популяцию рабов, экономят средства хозяина.

Дикарка нашла брата в одном из бараков. Он чистил ногти маленькой щеточкой, оттираясь от золотых блесток перед следующим выступлением. Хорошо, что рядом никого не оказалось, и Эллана смогла влезть в окно, согнувшись в три погибели, расспросить братца о том, как все случилось. Чувство вины стало еще тяжелее, ведь эльфийка уверилась в том, что глупый мальчишка пошел именно вслед за ней, и из-за нее попал в плен.

Они условились выбраться вместе. После того, как обе истории были поведаны, как два слезливых рассказа прорезали воздух, брат обнял сестру. Они долго стояли так, окруженные лунным светом, смотрели в колючую тьму перед собой. Брат дал ей инструкции, теперь он знал, как действовать дальше. Эллана обещала Шартану, что поможет ему бежать, и они вместе смоются и исчезнут из поля зрения эванурисов, и брат согласился. Правда, маг колебался. Взгляд его светло-зеленых глаз говорил больше, чем губы юноши. Он явно ждал чего-то другого.

Солнце горело ярко, галлы плелись медленно. На этот раз Эллана ехала впереди, а Фен’Харел шел за ней следом. Он пытался заговорить, но на все его вопросы дикарка отвечала нехотя, к каждой своей фразе прибавляя это противное обращение: «господин». Это слово начинало раздражать его, заставляло чувствовать себя крайне некомфортно. Пожалуй, он сказал лишнего, тут спорить не с чем, но это… Это не повод наказывать его так жестоко.

Дорога кончилась, и дом показался на горизонте. Радостнее всех была Магнолия, выбежавшая из дома. Она поддерживала юбку рукой, чтобы не споткнуться второпях и не упасть, и выглядела комично. Лоб женщины был вымазан мукой, волосы тоже, и нельзя было разобрать, где сейчас ее седина, а где молотые злаки. Эллана улыбнулась, сделав вид, что с ней все хорошо, но только ради нее, женщины, что искренне радовалась возвращению своей подопечной.

Но ничего хорошего не было. Эллана старалась избегать хозяина. Пару дней Фен’Харел не мог застать ее ни в доме, ни в саду, ни в ее собственных покоях. Дикарка призраком скорби слонялась по поместью. Он мог бы потребовать у Магнолии вызвать дикарку к себе, но не делал этого. Мужчина и сам не мог понять, почему. Придя к водопаду, оставленному за стеной деревьев, он заметил, что рисунок испорчен. Сердце, нарисованное им так недавно, порезано кривой красной линией, заканчивающейся наконечником стрелы. Ее словно начертили кровью, чтобы потом смыть…

Этим маг и занялся. Он тер проклятую полосу, желая избавиться от нее как можно быстрее. Руки его стали красными, кафтан тоже. Испорченную вещь в итоге он скинул на землю, так и оставив там гнить, так и оставив средь воды. Мужчина понимал, что линию эту прочертила Эллана, и теперь что-то внутри него екнуло. Ее нужно найти, где бы девчонка ни пряталась, где бы ни была сейчас. Им нужно, нужно поговорить о случившемся, Фен’Харел должен объясниться, оправдать себя, в конце концов, а она должна ответить ему за свой поступок.

– Эллана! – крикнул он, отворив дверь дома с размаху. – Эллана!

Наверху послышались шорохи. Слуги засуетились, заинтересовались внезапным всполохом пламени. Многие уже поняли, что эванурис поругался со своей рабыней, но спросить Эллану никто не успел. Не потому, что работы прибавилось, нет… Она стала пропадать. Делала свои дела быстро, а потом уходила на целый день, слоняясь меж деревьев и полей. Хозяин позволял ей гулять там, где вздумается, и никто не мог остановить дикарку, как бы ни хотел посплетничать.

– Где? Где она? – кричал эльф, чувствуя, что снова начинает злиться. – Кто-нибудь знает, где она?

– Я видела, как Эллана шла к сараю с собаками, господин, – проговорила одна из младших горничных. – Совсем недавно.

Мужчина плотно сложил губы. Он коротко кивнул и тут же двинулся вперед, к двери. Нет, маг не был уверен в том, что найдет Эллану именно там, но выбора у него не было. Сердце колотилось в груди, пульс бил в висках, и Фен’Харел шел и шел, не разбирая дороги. Когда он взялся за круглую ручку двери, отделявшей его от псарни, эльф заметил, что пальцы его трясутся. Почему? Почему он так реагирует на случившееся?

Петли скрипнули. Смазать бы их, оттереть ржавчину и заставить дышать по-новому. Маг набрал в грудь воздуха. Он понял, что дикарка здесь. Как только свет пролился сквозь открывшийся проем, что-то зашуршало в глубине темного помещения. И звук этот принадлежал не псу, что ворочался во сне, так ткань трется о ткань. Эллана наверняка здесь, прячется от него, от любопытных сослуживцев и от яркого света… Прячется, решая, хочет ли выйти.

Эльфийка сидела на стоге сена, спину прислонив к деревянной стене. В ногах у нее лежала большая черная собака, которую маг спас от стаи диких волков несколько лет назад. Псина положила голову девушке на коленку, она подняла голову, услышав звук. Хозяина собака знала хорошо, но девушка, кормившая ее и расчесывавшая, нравилась псу куда больше. Когда эльф приблизился к дикарке слишком близко, псина навострила треугольные уши, прислушиваясь к его дыханию. О, она бы бросилась на мага, если бы Эллане угрожала опасность.

– Я вам понадобилась, господин? – спросила девушка, смотря куда-то вдаль, не на него, мимо.

Казалось, что эльф только сейчас почувствовал запах. Запах шерсти и дерьма, запах гниющего мяса, что псы прятали в глубине своих стоил. Эллана не смотрела на хозяина, и пальцы ее, гладившие собаку, задрожали. Ей захотелось уйти, но псина была слишком тяжелой, чтобы вот так просто сдвинуться с места, спугнуть ее со своих ног. Солома под эльфийкой колола ее сквозь одежду, но была куда приятнее, чем сырая земля, на которой девушка валялась до этого.

– Что ты здесь делаешь, Эллана? – спросил маг, усаживаясь рядом. – Ты, что, от меня теперь прячешься?

– Так я вам понадобилась, господин? – спросила Эллана, снова игнорируя его вопросы.

В голосе мага слышалось что-то недоброе. Он опустился рядом, а дикарка даже не взглянула хозяину в лицо. Она снова его избегала, этого взгляда, этого голоса, этих рук. И теперь, когда эльф был так близко, Эллане большого труда стоило сохранять самообладание. Да, она пряталась, пряталась все это время, но сейчас-то это не имеет никакого значения. Девушка закусила губу, пытаясь отвлечься, переместить сознание прочь. Один только взгляд на собеседника заставлял ее вспомнить, кем она для него является.

– Я хотел поговорить о том, что случилось недавно. Объяснить тебе то, что произошло у Фалон’Дина.

– Спасибо, господин, не нужно. Я все и тогда поняла.

Потому что его ответ был не двусмысленным. Сказано все было четко и ясно, и Эллана тут же осознала, что к чему. Она попыталась встать, осторожно сдвинув собачью морду со своих ног, но не смогла. Маг схватил ее за запястье, и его пальцы кольцом обвили ее тонкую ручку. Эллана нахмурилась, но руки не одернула. Она же всего-то рабыня, которая должна подчиняться любому его капризу.

– Нет, ты не так все поняла, Эллана. Прости меня, прошу, послушай.

– О, я выслушала достаточно, – огрызнулась она наконец.

И это высказывание не разбило надежд эльфа, но только подогрело их. Былой характер, норов и дерзость снова всколыхнули девушку. Никаких раболепских обращений. Она смотрела на мага так, словно в руках у нее сейчас был заряженный лук. Бесстрашно, но с горьким сожалением. Боли в ней не было, Фен’Харел просто ее не видел. Дикарка выдернула свою руку из его ладони, разворачиваясь к выходу.

– Я не хотел тебя обидеть, Эллана, – говорил маг, обгоняя ее. – Vhenan, милая, зачем ты так распаляешься из-за пустяка?

– Я знала, что для тебя это пустяк, – прошептала она нехотя, пытаясь обойти мужчину. – Мы все для вас только пустяки, да?

Она снова попыталась пройти мимо, но маг не позволил. Наверное, Эллана и не старалась, ведь была куда ловчее эвануриса, ее реакция работала немножко быстрее, да и проворные ноги помнили каждую пережитую тренировку. Фен’Харел поймал ее, когда дикарке все-таки удалось пройти дальше, и тут же прижал к себе. Крепко, заглушая любые попытки к бегству или отступлению.

– Отпусти меня, – прошипела Эллана, вырываясь из его липких рук. – Отпусти меня или я… Или я…

«Ничего не смогу сделать». На зов о помощи никто не откликнется, а после того, как все свершится, сочувствие – вот и все, что получит дикарка от остальных рабов. Никакого возмездия за злодеяния против рабов не бывает, никакой меры против эванурисов нет. И осознание больно ударило Эллану по щеке. Она всегда понимала это, знала, тая внутри все тревоги, отдаваясь магу снова и снова, не думая о том, что ждет их дальше. И не было бы сейчас слез, дикарка не могла бы плакать, если бы сердце ее не лежало в руках жестокого эльфа.

Заплакав, она перестала вырываться. Мужчина снова чувствовал на груди ее слезы, гладил Эллану по волосам. На этот раз он закусил губу, чувствуя вину перед девушкой. «Сказанного не воротишь», – вновь осознал эванурис. Он поцеловал Эллану в макушку, а та крепче прижалась к мужчине. Она бы хотела ненавидеть его так сильно, как пыталась себе представить, хотела бы набраться смелости и удрать наконец. Но что-то мешало, отталкивало от столь приятных мыслей в объятьях мага. Теплого, сладкого.

– Я для тебя только вещь, Фен’Харел, вещь, которой можно гордиться и хвастать перед друзьями. Только вещь, которую можно держать в руке и никому не давать.

В ее глазах все было предельно ясным. Дикарка шмыгнула носом, прижавшись к эльфу еще ближе. Зачем она ищет сочувствия у него? Ее голос сбился, дыхание стало рваным. Фен’Харел осторожно погладил ее по волосам, чувствуя, что начинает злиться. Нет, она тут не причем. Злость эта относилась к нему самому, мучила только его душу, разрывая ее сожалениями и лишней болью. Мужчина зажмурился.

– Ты не вещь, Эллана. Только не для меня.

«А кто же?» Этот вопрос задала не она. Этот вопрос возник в его мозгу как закономерный отклик на произнесенные слова. Маг вдруг почувствовал, что собака коснулась его ноги своим шерстлявым телом. Мохнатая лапа вскользь тронула его ногу, пес упал рядом. Кто же она для тебя?

– Ты – мое сердце, – шепнул эльф. – Моя душа, Эллана. Я теперь и не мыслю себя в одиночестве, – говорил он все так же тихо. – Прости меня, если я был с тобою груб. Прости, если выразился недостаточно ясно.

Она немного отстранилась, выпрямив спину. Несколько сутулая фигурка дикарки выглядела в его глазах до боли умилительно. Маг наклонился, собираясь поцеловать ее в губы, но момент был бы испорчен, поступи он так. Эльф только смотрел в эти зеленые глаза, что в темноте казались ему нежно-ореховыми, смотрел, выискивая в них пропавшие слезы.

Ее сердце колотилось быстро. Эллана не успевала осознавать каждый новый толчок. Больно было смотреть на мужчину вот так, виновато поджав губы. Она готова была простить ему все. Рыжие локоны его спутавшихся волос коснулись пальцев дикарки, что теперь обвили шею эвануриса. Внутри она вся дрожала, внутри она горела пламенем завесного огня.

– Я люблю тебя, Эллана… И мне было бы больно видеть тебя в лапах другого не потому, что я считаю тебя своей вещью, но потому, что люблю тебя так, как муж любит свою жену, как мужчина – женщину.

Он снова хотел поцеловать ее, снова хотел коснуться этих мягких губ. Деревянные стены овчарни стали ему слишком тесными, мужчина захотел выбежать прочь. Сейчас бы лицезреть длинные цветочные луга, ощущать запах сирени и васильков, а не прелой соломы и мокрой шерсти. О, это неправильное обрамление, неправильное. Эллану приятнее видеть средь деревьев и цветов, средь леса, в котором она родилась, росла и крепла.

– Если этого мало, то я… Стой смирно.

А дикарка и не собиралась уходить или двигаться. Ее словно прижало к земле что-то невидимое, но крайне тяжелое. Холодок пробежал по плечам, маг погладил Эллану по щеке, осторожно приласкав смуглую кожу. Он смотрел на нее с содроганием, чувствуя власть над этим телом, этим лицом. Холодные серые глаза подернулись пеленой, ладони мага осветились бледно-зеленым пламенем.

Эллана, будучи сестрой Первого их деловитой Хранительницы, магии не боялась, росла рядом с одаренным диким магом. Она не отшатнулась, не повела плечами, чувствуя призрачное тепло. Ладони мага изучали лицо дикарки, она чувствовала слабое покалывание от его касаний. Мурашки снова прошлись по плечам, когда эльф положил на них свои руки, закончив начатое. Его пальцы чуть дрожали, а глаза блуждали по красивому лицу Элланы. Прежнему ее лицу.

– Ты прекрасна, – шепнул он, чувствуя, что девушка вот-вот спросит его о том, что произошло.

Ей хотелось ответить ему, признаться в том, что и Эллана влюблена в него,что та не мыслит жизни без его пристального взгляда, но язык не двигался. Мышцы лица почему-то онемели, смуглые щеки продолжали слабо покалывать. Собаку зеленый свет напугал сильнее, чем дикарку, и псина ушла сразу, как только маг начал. Девушка подалась вперед, пытаясь вытянуть губы и поцеловать своего господина, но у нее не получилось. Боль обожгла сначала одну щеку, а затем и вторую.

– Ты свободна, – сказал он громко, словно разговаривая с шумной толпой слушателей. – Ты свободна, Vhenan, можешь уйти, если захочешь.

Дикарка еще не понимала, что произошло, но одно она знала точно: уходить ей не хочется. Это хорошо. Несмотря на свои слова, маг все равно не отпустил бы ее, опасаясь за жизнь несчастной дикарки, приглянувшейся мстительному Фалон’Дину. Теперь-то маг поцеловал ее, прижавшись к щеке девушки, а та и не отстранилась. Позже, когда он покажет ей зеркало, когда Эллана ткнет пальцем в чистую кожу, она сама его расцелует.

– Я люблю тебя.

– Только попробуй назвать меня господином, Эллана, – шутя, произнес маг. – Ранишь меня в самое сердце.

========== 19. There’s a box in my hands as I go ==========

– Ты, мальчишка, и не знаешь, какого это, – говорил эванурис, лежа на мраморной ступеньке. – Купаться не в ледяной реке.

Почему же? Шартан мог бы возразить. Он плавал и в озере, и в пруду, однажды неосторожно наглотался стоячей воды и долго блевал чем-то бурым, а под конец зеленовато-коричневым. Эльф бывал и у моря, но помнил его крайне плохо, ведь тогда был еще слишком маленьким. Шартан мог бы возразить, да, но не делал этого, зная, какими будут возможные последствия. Первый даже не кивнул в ответ, чтобы не вызвать никакого гнева.

Диртамен наслаждался. Он лежал наполовину в воде, ноги его омывали воды длинного мраморного бассейна. Две худенькие девушки сидели на противоположном берегу, нагие и молчаливые, пугливо поджав под себя ноги. Их тонкие фигурки еле проглядывались с того края длинного бассейна. Да и зачем они здесь? Неужели магу нужны зрители даже сейчас, в такой интимный момент?

– Ах ты, дикая душа.

Эванурис блаженно закрыл глаза. Шартан не очень-то понимал, зачем он здесь и сам, но вопросов не задавал. Кроткий по натуре, тихий юноша молча выполнял порученные ему приказы. В нем не было сестринской дерзости, что играло Шартану на руку. Пока маг отдавал приказы, юноша выполнял их беспрекословно. Его податливость и смягчила интерес двух магов, чуть отстранила их от парня.

В конце концов, звучит-то как… Дикий эльф. Это имя не вызывает в мозгу ассоциацию с робким мальчишкой, только-только вышедшем из немого детского возраста. Фалон’Дин считал, что Первый будет чуточку более дерзким. Когда он понял, что пойманный им мальчишка обладает магическим даром, эванурис, конечно, обрадовался, но интересовался им не так уж и долго.

Шартан показал пару фокусов под бдительным присмотром, отвечал на вопросы с вежливой холодностью. Даже не кричал, когда его клеймили, окончательно отбирая свободу у мага. С послушными рабами неинтересно. О, нельзя их недооценивать, ведь смиренные – полезны, нужны для сохранения шаткого равновесия мира власти и контроля. Фалон’Дин, конечно, ценил их, но играть предпочитал с личностями более темпераментными.

– Хочешь попробовать вина, мальчишка? – спросил Диртамен покровительственным тоном. – Могу налить тебе в блюдечко.

– Вы очень добры ко мне, господин, – отозвался Шартан, понимая всю комичность своего положения.

Эванурис хмыкнул. Парнишка хорошо натаскан, ничего не скажешь. Он не любил наказывать рабов просто так, воспитывая в них страх необоснованный, потому ничего не ответил. Кувшин с ежевичным вином стоял рядом с Диртаменом, пьянящий запах исходил от него. Юноша сидел чуть поодаль, держа в руках сухое полотенце. Похоже, что он здесь тоже как зритель.

– Наверное, даже слишком, – отозвался эльф. – Неси тарелку, – произнес он, отпив глоток из своего бокала.

Тарелки у него не было, но совсем недавно эванурис освободил блюдечко, доев остатки дикого винограда. Юноша подхватил его, второй рукой удерживая полотенце, и приблизился к хозяину. Тот небрежно поднял кувшин, задрал его, выливая вино прямо в воду. Он кивнул Шартану, чтобы тот не терял времени и подставил посудину, ловя уходящие прочь капли.

Когда вино полилось через край, маг остановил поток. Он поставил кувшин на свое место, слабо улыбнувшись растерянному рабу. Юноша смутился, стараясь держать равновесие. Удавалось это плохо, но маг все же старался. Одной рукой он продолжал держать полотенце, на второй теперь было блюдце. Пара темно-розовых капель соскользнули на пол, но эванурис этого или не заметил, или не придал этому никакого значения, смотря только вперед.

– Пробуй.

Приказ звучал четко, громче, чем разговоры, лившиеся до этого. Эванурис посмотрел на Шартана, пригубившего вино, с легкой долей жалости. Мальчишка чуть скривился, всем своим видом показывая, что ему горьковатый напиток не нравится. Диртамен на секунду задумался о том, есть ли у диких эльфов алкогольные напитки в общинах. В конце концов, чтобы приготовить что-то более-менее сносное, нужно постараться, пошевелить мозгами, которых дикарям явно недостает.

– И как тебе? Голова-то кружится?

– Вкусно, господин. Нет, не кружится, господин.

Он солгал, но ложь вполне устроила Диртамена, не слишком-то любившего горькую правду. Мужчина ухмыльнулся, вылив содержимое своего бокала в воду. В ней и без того было слишком много всего. И молочко горных коз, и свежие лепестки лилий, сухоцвет и даже молодой черный лотос, покрошенный на тонкие полоски.

– Ага. Как ослиная моча, – шикнул он. – Хороший ты мальчик, правда. Сколько там тебе лет, напомнишь?

– Девятнадцать, господин.

Маг опять ухмыльнулся. Он себя в этом возрасте не помнил. Фалон’Дин с утра уехал на охоту, он звал брата с собой, но тот уже принял на грудь и путешествовать отказался. Есть не хотелось, спать – тоже. Потому мужчина решился немного искупаться, привести себя в тонус. Шартана он взял с собой только потому, что мальчишка ему понравился. Его помощь Диртамену совсем не требовалась, но присутствие ему было нужно. Зачем? Да просто так, из скуки.

– Какой нежный возраст. А ты высокий, мальчишка. Наверное, девчонок цеплял только так, да?

Эльф смутился. Таких вопросов ему не задавали даже самые дерзкие сверстники в его лагере, но Шартан почему-то думал, что кто-то обязательно этой темы коснется. Он считал, что готов к таким вопросам, но сейчас почему-то молчал, смущаясь. А эванурис ждал ответа, терпеливо и отстраненно. На счастье Шартана – маг был в полупьяном состоянии. Он не очень хорошо ориентировался во времени, текущем мимо него.

– Нет, господин.

– Давай подробнее, мальчик. Расскажи, как вы спите там, на воле. Как и вообще с кем. С галлами, волками…

Трудно было говорить о таких вещах. Особенно с человеком, имевшим такой долгий опыт общения с женщинами и мужчинами. Скромный багаж любовных похождений Шартана не давал ему повода для хвастовства. Да, было там парочку девушек, да, премиленьких. Но что о них говорить теперь?

– Все по-разному, господин, – уклончиво ответил юноша. – У нас об этом говорят очень мало.

– Ну и скука у вас там, наверное, – сказал ему Диртамен. – Ну а о тебе что? Скольких дикарочек ты осчастливил?

Он повернулся к Шартану лицом, глаза мага блестели от выпитого ранее вина. Наверное, будь он трезвым, не захотел бы слушать рассказы о похождениях мальчишки. Эванурис слабо улыбнулся, вдруг вспомнив что-то из молодости. Каким же энергичным он был когда-то! Подумать только. Сначала ты маг, подающий надежды, ты – набираешься сил, становишься на одну ступень с выдуманными дураками богами, вершишь великие дела в порыве страсти… А потом праздно лежишь у бассейна, попивая ежевичное вино, которое ты никогда даже не любил.

– Только двух, господин.

– Расскажи о первой.

Мраморный пол такого же мраморного бассейна был скользким. Сначала маг решил, что хочет встать и вытереться, он уже приподнялся над ступенькой, намереваясь протянуть руку Шартану, но остановился и опустился обратно. Его мокрые руки судорожно цеплялись за бортик, равновесие вдруг оставило эльфа. Дикарь отвел взгляд, рассматривая воду, в которой плавали ошметки цветов. Странно, что в воздухе пахло лавандой – в воде-то ее не было. Мать мальчишки клала сухие фиолетовые цветы в наплечный мешок, и этот пряно-приторный запах оставался на одежде ее самой, ее детей и многих собратьев, что одалживали ту или иную вещь.

– Кланы иногда сходятся, господин, чтобы рассказать друг другу пару интересных историй и предостеречь о чем-то важном. Я встретил ее там, на таком вот сборе, – говорил Шартан, вспоминая все подробности той встречи. – Она была рыжей, вся в веснушках и родинках. Мне тогда было около шестнадцати лет, а ей уже двадцать. Она магией не обладала, а я… А я показывал ей фокусы.

– Она тебе понравилась? – спросил маг, противно улыбаясь. – Твоя взрослая подружка.

– Да, господин.

Шартан и сейчас помнил мятный запах ее волос, бархат нежной кожи. Больше он ее не видел, даже когда кланы сходились вновь. Это не редкость – дикари умирают быстро, рано и бессмысленно. Если бы им дали место, чтобы осесть, можно было бы избежать десятков смертей, можно было бы уберечься, и от змей, и от волков, и от пум, стерегущих чащу… Первый так и не нашел в себе храбрости, достаточной для того, чтобы спросить у Хранителя ее клана, что стало с рыжеволосой девчонкой.

Эльф явно ждал более пылкой истории, но и этой остался доволен. Его живое воображение тут же нарисовало двух влюбленных подростков, прячущихся в тени высоких деревьев. Диртамен улыбнулся. Он был абсолютно наг, разморился от тепла воды и пряного запаха масел и цветов, умерших ради его удовольствия. Вальяжным движением, ленивым и грубоватым, он подозвал к себе двух девушек, сидевших на противоположном берегу и ждущих команды.

Юноша заметил, что на лицах у них изображены совсем другие знаки. Не те, что украшают его смуглые щеки и лоб. Рабыни подплывали к магу медленно, они делали это явно не по своему желанию. Выбора не было, если эванурис зовет – приходится идти. Как только эльфийки оказались на этом берегу бассейна, в поле его зрения, Шартан смог оглядеть их получше.

Одной не больше семнадцати лет, второй уже немного за тридцать. Судя по одинаково вздернутым носикам и тонким пальцам, одному росту и структуре чуть вьющихся волос, что отличаются друг от друга лишь тоном, раб понял: они родственницы. Дочь и мать? Сестры? Спрашивать все равно нельзя.

– Хорошенькие? – спросил маг, проследив за взглядом юноши. – Я зову их Ло и Ли, потому что не собираюсь запоминать настоящие имена. Ты тоже можешь их так звать, а какую и как реши сам, мне плевать.

– Да, господин, – ответил Шартан.

Его смущало, что девушки, остановившиеся так близко, были нагими. На щеках той, что была помоложе, выступил румянец. Она то и дело отводила глаза, стесняясь зрителей. Заметив смущение рабыни, маг заставил ее наклонить к нему лицо. Его цепкие бледные пальцы взяли девушку за острый подбородок, чуть развернув ее голову в свою сторону, чтобы насладиться зрелищем.

– Люблю светленьких, – говорил он, поглаживая русые волосы рабыни. – А Фалон’Дин не любит. Говорит, что их словно никто не раскрасил… Вот тебе какие девушки больше нравятся, дикарь?

– Мне нравятся рыжие, – сознался Шартан. – Господин.

– Рыжие… – эхом повторил маг. – Я найду тебе самую рыжую из всех, мой мальчик.

Он засмеялся, уже перебирая в памяти лица имевшихся в его распоряжении эльфиек. Кажется, парочка рыжеволосых дам у него все же была. Маг улыбнулся, снова притягивая к себе лицо рабыни. Он поцеловал ее в губы, осторожно и даже ласково. Вода, в которую он опустился вместе с рабыней, не скрывала отвратительного зрелища: плоть эвануриса напряглась. Сильнее после того, как маг укусил свою рабыню.

Не игриво, не в шутку. Диртамен укусил девушку так, что на губе ее появилась рана, кровоточащая слишком сильно. Рабыня вскрикнула, но не отбивалась. Она знала, что ей будет только хуже от сопротивления. Шартан наблюдал за всем, чуть приоткрыв рот. Он ненавидел мага в эту секунду, мечтал оказать девушке помощь, но не мог двинуться, страхом прикованный к полу.

Когда эльф, чей рот был вымазан кровью, отстранился, девушка не сдержала слез. Она захныкала. Как ребенок, как самое малое дитя, брошенное нерадивой матерью. У Шартана сжалось сердце. Плачь ее был полон страха и бессилия, был полон немого гнева не на эвануриса, но на свою судьбу. За свою мягкотелость девушка удостоилась грубого толчка. Диртамен отшвырнул рабыню от себя в сторону юноши, поцарапав ее живот острыми ногтями.

– Замолчи. Ненавижу, когда вы распускаете сопли. Все ноете, ноете, ноете. Меня тошнит от этого, слышишь?

Она уже не слышала. Девчонка не могла замолчать. От толчка она упала, спиной прокатилась по скользкому полу, остановившись только у ног раба. Юноша хотел подать ей руку, уже собирался помочь бедняжке, но Диртамен оборвал его попытку своим жестким «Нет». Он смотрел на несчастную с презрением, а вторая рабыня в это время стала чуточку бледнее, чуточку менее красивой. Она даже не обернулась, напуганная таким поведением.

– Я бы уши тебе отрезал за то, что не научила ее… Терпеть, – проговорил эльф, обращаясь к старшей рабыне. – Иди сюда!

Девушка подошла. Шагнула вперед, не закрывая глаз, но и не смотря на него. Диртамен чуть смягчился, обхватил шею девушки пальцами. Он поднялся из воды, выпрямился в полный рост, смотря на нее сверху вниз. Наверное, маг укусил бы и ее, ущипнул бы, пытаясь доставить рабыне боль, но что-то сейчас шелохнулось внутри него. Глаза заблестели, губы растеклись в улыбке.

– Забери ее, – проговорил он громко. – Забери ее, мальчик, заставь пожалеть о своей трусости.

– Господин? – спросил эльф, не понимая, о чем идет речь.

– Ты, конечно, не так опытен, как мне нравится, но это хоть что-то. Возьми эту дуру и проучи ее как следует. Пусть не сможет ходить после всего, что ты сделаешь, оставь на ней тысячу синяков и ссадин. Я хочу, чтобы все ее дыры кровоточили к концу.

– Да… Господин.

Рабыня, лежавшая на полу, протяжно завыла. Так противно, что у юноши все скрутило внутри, перед глазами закрутились цветные пятна от предвкушения. Его светло-зеленые очи непонимающе глядели вперед. Нельзя ослушаться хозяина. Полотенце, что Шартан сжимал в руке, он отдал девушке, стоявшей перед Диртаменом, несчастную Ло маг поднял с земли грубым рывком.

Диртамен восторженно кивнул, увидев, что эльф сильно шлепнул рабыню по спине, когда та ссутулилась. Эванурис ненадолго забыл о второй своей спутнице, смотря за тем, как органично Шартан вписывается в роль строгого молодого надзирателя, воспитателя и мучителя.

– Можешь пойти к себе, – прошептал он. – В первый раз лучше без свидетелей. Ах, да… – продолжал маг, положив руку на талию второй эльфийки. – Фалон’Дин просил тебя разобраться с воронами. Как закончишь, придется снова туда подняться.

– Да, господин.

Теперь это входило в его обязанности: следить за воронами. Когда эльф впервые поднялся на воронью башню, одна птица умирала, противно похрипывая. Эванурис предложил умертвить ее как можно скорее, и Шартан с ним согласился, сделав вид, что так и поступил. Но на самом-то деле юноша выходил птицу, вернув ей возможность летать, кормиться и жить. Сейчас он натаскивал ее для себя, учил, куда доставлять его почту и как находить эльфов.

Рабыню эльф волочил за собой, потому что идти она не хотела. Та чуть поскуливала, дотрагиваясь до своей губы все чаще. Пальцы ее окрасились кровью, боль нарастала. Укус оказался серьезнее, чем предполагал Шартан. Часть губы была порвана, из-за края раны виднелся кусочек мерзкой розовой плоти. Маг отворил дверь в коморку, которую делил с двумя другими юнцами, и страшно обрадовался тому, что никого тут не оказалось.

– Тише, – шепнул эльф. – Не плачь.

Из-под кровати он вытащил бутылочку антисептического настоя, который удалость стащить из кладовой, когда эльфа отправили туда, поручив достать лекарство для птиц. Смочив чистую тряпку, маг прислонил ее к изуродованной губе девушки. Даже если он сейчас наложит швы, шрам все равно останется на этом милом личике. Девушка шмыгнула, чувствуя острую боль, но не попыталась убрать руку Шартана от своего лица. Она понимала, что все это к лучшему.

– Я тебя не трону, – произнес эльф, надеясь, что это хоть немного ее успокоит.

В бледно-серых глазах несчастной отчетливо виднелось недоверие. На ее оголенной ноге Шартан заметил старый шрам. Длинный и кривой, должно быть, очень старый, еще детский, полученный не то во время игры, не то после наказания за провинность. При детальном рассмотрении можно было найти их огромное множество. Самых разных цветов и контуров.

Тела дикарей тоже носили на себе и царапины и ссадины, но все они были не такими. Кожу Эллану, например, «изувечили» только колючие ветки терновника и ольхи, пальцы ее исцарапали плохо отшлифованные стрелы. Но здесь… Здесь старался кто-то другой, не силы всемогущей природы..