Текст книги "Forever is not enough (СИ)"

Автор книги: Alena Liren

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Фен’Харел не разделял этих страхов, он все еще видел в собратьях благородство, с каждым годом уходящее все глубже. Маг снова погладил Эллану по волосам. Он хотел успокоить ее, но не знал, как следует это сделать. Свободный эльф не мог разделить ее горе, он понимал его лишь со стороны, однобоко, не чувствуя полной тревоги, что сейчас занимала ее сердце. Эванурис осторожно поцеловал рабыню в щеку, наклоняясь.

– Я могу прямо сейчас все объяснить Фалон’Дину и мы с тобой уйдем, выкупив Шартана. Можем предложить выменять его на одну из моих охотничьих собак, Фалон’Дин давно на них зарится.

– Как благородно, – шепнула Эллана, тыльной стороной ладони утирая слезы. – Жизнь раба приравнивается к жизни собаки.

На этот раз маг ей не ответил. Дикарка прижалась к его груди, слезы ее намочили сюртук, сделав зеленую ткань еще более темной. Эванурис пытался улыбнуться, чтобы прогнать с лица девушки эту грустную мину, но не смог. В такой неприятный момент он просто не мог улыбаться. Впрочем, проблемы это бы не решило, потому что лицом девушка все равно уткнулась в его грудь, и не смогла бы увидеть его слабых попыток развеселить ее.

– Шартану не поздоровится, если этот гад узнает, что он мой брат. Ты же знаешь, что он меня ненавидит.

– Ну… – заговорил эльф уклончиво. – «Ненавидит» – не совсем то слово, что ты ищешь, Эллана.

Возможно. Эванурисы проявляют и чувства, и эмоции не так, как простые смертные. Наверняка маг лучше знает, он-то может прочитать желания собратьев по их лицам, а рабам остается лишь гадать и молиться несуществующему Творцу о защите или милости. Эллана, не любившая упрашивать невидимых и несуществующих существ о чем-либо, никогда этого не делала, но сейчас ей жутко хотелось, чтобы к ее просьбе прислушался кто-то, чтобы по велению неведомого существа, более могущественного и сильного, свершилась ее воля.

Дикарка резко отстранилась, радуясь тому, что маг не просил ее подводить глаза. Она похлопала по своим щекам, чувствуя, как кровь приливает к коже, делая ее более румяной. Эллана стояла спиной к хозяину, теперь почему-то застеснявшись своего состояния. Будто у нее не было права на слезы в этот момент, не было никаких прав на грусть.

– Вернемся? – спросил мужчина, положив руку на ее плечо. – Я поговорю с Фалон’Дином, не скажу ему, что этот дикарь – твой брат или соплеменник, если он сам не знает об этом. Все получится.

– Пошли, – шепнула Эллана в ответ. – Меня… Меня немного трясет.

И в глазах у нее темнело, но дикарка об этом умолчала. Она вцепилась в руку мага, и тот почувствовал, что ладошка ее чуть-чуть вспотела. Эльфийка прикрыла глаза, собирая силы. Ей снова придется увидеть брата с этим клеймом на лице, с ошейником на шее, и в этот раз сам Шартан заметит ее в пестрой толпе плененных или свободных от чужого гнета эльфов.

– Это ничего, – ответил ей Фен’Харел. – Я поговорю с ним, а ты посидишь в зале, выпьешь вина или сока, как захочешь.

Проходя мимо одной из прислужниц, эльф поцеловал Эллану в плечо. Его связь с рабыней совершенно не смущала, а вот девушка, державшая поднос с канапе из сыра и глубинных грибов, почему-то отвела взгляд. Господа не редко обращают такое внимание на своих прислужниц, но чтобы вести себя с ними столь нежно… Такое, пожалуй, случается крайне редко. И Фалон’Дин, конечно, бывал мягок с подчиненными, уделял некоторым особенное внимание, но не так часто, чтобы привыкнуть. Раз в сто, в пятьдесят лет.

Двери оставались открытыми, совы, изображенные на них, так же вращали зрачками. Маг громко хмыкнул, заметив, что Андруил напилась до такой степени, что начала истерически смеяться, слушая очередную бессюжетную историю от Джуна. Дикарка по сторонам не смотрела, она уже огляделась. Шартана в помещении не было, Фен’Харел и сам удивился его пропаже.

– Куда делся Фалон’Дин и тот юнец, что показывал фокусы?

– Хорошенький, да? – спросила Гилланайн в ответ. – И эта его серьга в ухе так к месту, будто и правда дикарь. Он, кажется, ушел вместе с братом, а парнишку увели, чтобы он переоделся для другого номера. Фалон’Дин сказал, что он даст еще одно представление чуть-чуть позже.

Но господам, похоже, уже хватило развлечений. Гилланайн, стоявшая рядом с бокалом вина, была единственной, кто умудрился сохранить рассудок чистым, а сознание – здравым. Эльфийка кротко улыбнулась, слегка поджав красивые губы, когда встретила на себе взгляд Элланы. Она сама никогда не была дикой или свободной. Родилась в рабстве, но родилась с магией внутри, магией, освободившей ее от гнета. Как оказалось, слишком сильной магией. Конечно, природная красота и шарм, связь с Андруил и блеск глаз тоже сыграли свою роль в становлении ее личности, но это в куда меньшей форме.

– Я поищу его, – сказал маг, помогая Эллане сесть рядом. – А ты останься тут. Жди меня.

В присутствии Гилланайн эванурис вел себя жестче. Его голос стал чуть-чуть грубее, чтобы никто не подумал о том, что он держится с Элланой так уж мягко. Девушка не чувствовала стула под собой, руки ее опустились на столик, а эльфийка, беседовавшая с Фен’Харелем опустилась на соседний стульчик. Этого дикарка точно не ожидала: эванурисы общество рабов не очень-то любили, могли потерпеть, конечно, но только из собственной праздности и гордыни.

– А ты ему нравишься, – сказала она полушепотом, чуть наклонившись вперед, чтобы слышала только дикарка.

– Простите? – спросила девушка, не слышавшая почти ничего вокруг.

– Нравишься, – подтвердила она. – Ты молодая, хорошенькая, вся такая необузданная и свирепая, как тигрица. Фен’Харел давно так не увлекался. Тебе очень повезло, что ты попала именно к нему, не к Андруил и уж тем более… Не оказалась здесь. Фалон’Дин вежлив со мной сейчас, девочка, но когда мое положение было не лучше твоего, о… Приходилось терпеть его сальные взгляды и даже шлепки. Благо, что Андруил быстро поставила его на место, она хорошо это умеет.

– Вы и сейчас с ней…

– Нет, – перебила Гилланайн. – Иногда.

Она любила говорить с бывшими собратьями по несчастью, старалась не заноситься. Взгляд девушки бродил от одного гостя к другому. Силейз салютовала ей, подняв вверх свой бокал, Гилланайн ответила скромной улыбкой. Она недолюбливала их всех, считая, что некоторые из эванурисов не заслуживают оказанной им чести. Они – ничто, только грязь под ногтями. У Диртамена сил не хватит даже на то, чтобы выловить духа из Тени, а Эльгарнан слишком горд, чтобы заставить остальных магов умерить свои бесконечные желания и страсти. Андруил – импульсивна и глупа, Фалон’Дин – не сдержан и жесток.

– Кажется, она-то вас все еще любит.

– Почему тебе так кажется, девочка? – спросила магесса, делая еще один глоток вина. – Душа у Андруил темна и скрыта от посторонних.

– А взгляд, обращенный к вам, у всех на виду, – насмешливо произнесла Эллана.

– Дерзкая ты. Да, я тоже это замечаю в ее глазах, но не собираюсь снова потакать ее нескончаемым прихотям. Она не самая ласковая из эванурисов, милая. Андруил слишком заносчива и лжива, если хочешь знать, – говорила девушка без стеснения, зная, что рабыне можно выложить что угодно. – Она не стоит и фаланги моего пальца, но без нее обойтись я бы все равно не смогла. Моя мать была ее рабыней, а отец – одним из ее «маленьких господ». Гнусное было времечко.

– А где они сейчас? – спросила Эллана.

– Умерли. Все рабы когда-нибудь умрут… Андруил всегда так говорила. Я была единственным ребенком в семье, и потому, что выдалась очень хорошенькой, она разрешила моей матери выйти за отца замуж. Ну, знаешь, чтобы все было как-то… Цивильнее, не так унизительно, – исповедовалась она. – Отца мама никогда не любила, но он дал матери положение и приличную койку без клопов и сена в матрасе. В конце концов, девочка, ведь все мы думаем о своем комфорте, правда? Можно и потерпеть, стиснув зубки покрепче.

Должно быть, девушка вспомнила что-то печальное, ведь взгляд ее стал невеселым. Гилланайн допила вино, оставшееся в ее бокале, и решила, что теперь будет пить эль. Кажется, он был у одного из рабов на подносе, теперь не вспомнить у кого именно. Девушка поднялась, освобождая место кому-то другому, но обернулась, прежде чем оставить дикарку в одиночестве.

– Держись к нему поближе, если хочешь выжить в этом поганом местечке. Фен’Харел такой жалостливый, он может помочь тебе… Выбраться из этого круга. Может, выйдешь замуж за кого-то с положением получше, может, случится что еще.

Произнеся слово «круг» она повела пальцем в воздухе, рисуя невидимую окружность. Эллана смутилась от этого разговора, но отвернуться не могла. Она же может оскорбить ее, наделать проблем своему господину. Девушка поднялась и сама, решив, что больше не хочет смиренно ждать.

Гости веселились, никто на нее не смотрел. Рабы – только мебель, к ним интерес теряется быстро. Конечно, на Эллану обращали взволнованные взгляды, когда та только поступила в услужение к эванурису: она же происходила из дикого племени. Но сейчас, когда головы магов кружились от вина, никому до эльфийки дела не было. Девушка же вообще ими мало интересовалась.

Сейчас. Сейчас она прошмыгнула мимо главной лестницы и поднялась наверх, ближе к коридору второго этажа. Должно быть, тут располагаются спальни гостей и их приближенных. Там она кралась тихо, словно тень в ночи. Со стороны так и выглядело. Убранство здесь было мрачным, зловещим, если сказать точнее. Цвета были темными: синими и фиолетовыми, как звездный купол бесконечного ночного неба, света почти не было. Кое-где виделись золотые подсвечники, но все они были пусты и загрязнены отчего-то влажной пылью.

На негнущихся ногах девушка шла вперед. Все слуги были либо в саду, либо в зале, никто не встретился дикарке на пути. Да даже если бы и встретились, останавливать ее бы не стали. Валласлин на лице Элланы не принадлежал Фен’Харелю, он означал, что дикарка в распоряжении Митал. Магессу почитали, любили сильнее многих других господ, и рабы, которых коснулась ее праведная рука, рабы, что почувствовали на себе ее силу, в благодарность позволяли женщине многое, прощали мелкие прихоти и вспышки «праведного» гнева.

Двигаясь мимо статуй и приоткрытых дверей, Эллана смотрела только вперед. Она чувствовала в воздухе запах пота, вспомнила, что мужчины, вышедшие на сцену вместе с Шартаном, были крупными, вымотанными. Должно быть, они шли в эту сторону, должно быть, девушка на правильном пути.

Он где-то здесь… Но как? Если брат попал в ловушку, угодил в лапы к эванурисам, значит ли это, что весь клан попался на ту же удочку? Что, если за одним из поворотов сейчас плачет мать, на которую накинули ошейник, что, если в глубине этого дома заперта старая Хранительница? Эллана вздрогнула от волнения, продолжая идти вперед. Она не отводила взгляда.

Когда дикарка услышала в отдалении голос Фен’Харела, идти стала чуточку быстрее. Ее шажки больше не были такими тихими, как прежде, стали порывистыми и широкими. Эллана остановилась у приоткрытой двери, заметив свет, сочившийся из-под проема между дверью и полом. Голос был громким, отчетливым, и эльфийка припала в двери, чтобы слышать все как можно лучше.

========== 17. For all that we’ve got, don’t let go ==========

Шум нарастал. Гости веселели, вино текло рекой. Андруил уже долго голосила одну из пошлых песен, вереща что-то о том, что пора бы проучить одного из мальчишек, подносивших гостям угощения. Он, кажется, наступил на подол ее длинного и до дрожи неудобного платья и извинился, но слишком уж тихо, не так, как извиняются перед ней – вершительницей судеб. Никто не порывался проучить «счастливца», гости только хохотали, краснея все сильнее и сильнее.

Эллана все так же стояла перед дверью, ее хозяин теперь молчал. В щель она видела половину лица Фалон’Дина, его покрасневшую от выпитого вина щеку, блеск в глазах. Девушка боялась, что мужчина услышит ее, тогда придется оправдываться, извиняться за несдержанность и любопытство. Дикарка устроилась у пола, поджав к себе ноги. Теперь, сев, она видела и чью-то руку. Бледно-оливковую мозолистую ладонь.

– Да ты наглец, – прошипел Фен’Харел с непривычной его голосу злостью.

Собеседник его ухмыльнулся, хохотнув в ответ. Хозяин ее сидел к двери спиной, и девушка, к ее счастью, не могла видеть гримасы злобы, исказившей его покрытое бледными веснушками лицо. Глаза мага с отвращением смотрели вперед, на эвануриса, дерзнувшего попросить слишком большую цену за товар, с которым и без того готов был расстаться. Маг сложил руки на груди, золотые браслеты на его запястьях громко брякнули, столкнувшись.

– О, ты меня прекрасно понимаешь, дружок, – говорил Фалон’Дин. – Она хороша, словно демоница, словно дикая лань.

– Да не то, чтобы как демоница, – сказал брат хозяина дома, притаившийся в том углу комнаты, которого Эллана видеть не могла. – Хорошенькая, не спорю, но даже в твоем-то… Штате есть и получше. Просто тебя злит ее недоступность, да?

Эванурис громко хмыкнул, выгнув темную бровь. Он смотрел на собеседника не то с интересом, не то с надеждой, ожидая его ответа. Фен’Харел сжимал подлокотник, чувствуя, что начинает раздражаться еще сильнее, слыша подобные обсуждения. Конечно, «друзья» его выпили, позволили себе лишнего, но всему должен быть предел, и вот сейчас оба его достигнут, разбив шаткость этой тонкой грани.

– Может быть, не знаю. Но я уже долго думаю о ней, Фен’Харел. Ты знаешь, что цена очень неплоха, соглашайся, не трать наше время.

Он отвернулся. Жаль, что Эллана не понимала, о чем именно говорят эванурисы. Долго ждать не пришлось. Осознание шлепнуло ее по виску: оливковая рука кого-то, сидевшего неподалеку, принадлежала ее старшему брату, попавшему в плен. Она увидела знакомый шрам, но узнала Шартана только тогда, когда он качнулся на стуле, и из-за проема показалось его ухо с неизменной золотой серьгой.

Хотелось ворваться в комнату и вытянуть оттуда брата, а потом бежать от пьяных магов, от их клыкастых собак и уставших за день рабов, от шума огромных городов, имений и долгих дней, тянущихся многие тысячи лет. Да только все это – только мечты, надежды. Эванурисы – не уличные фокусники, показывающие детям исчезающий платок… Они –могущественные маги, способные менять ландшафт, способные испепелять семьи и города, уничтожать и созидать, творить и жизнь, и смерть.

– Ты просишь невозможного, – ответил Фен’Харел, не изменившись в лице.

– Но ты сам ведь спишь с ней, – парировал эльф, ухмыльнувшись. – Почему же мне тогда нельзя?

Он нахмурился, подаваясь вперед. Теперь руки мага покоились на его коленях, он опирался на них, всматриваясь в глаза мужчины напротив. Девушка догадалась, о чем идет речь, и дрожь скользнула вниз по ее ослабшему телу. Начиная с пальцев рук и заканчивая икрами, лодыжками и ступнями. Хорошо, что в этот момент Эллана сидела на полу, а не стояла, рискуя свалиться от внезапного приступа отвращения.

– Подумать только: я предлагаю тебе раба за одну только ночь с твоей девчонкой, за одну только ночь, Фен’Харел. Да я даже не собираюсь ее калечить или что-то в этом роде. Вернется такой же, какой уходила.

– О, это неплохая сделка, – поддакивал Диртамен. – Но ты уверен, братец, что оно того стоит? Девчонка диковата, еще чего у тебя отрежет или откусит.

Маг только улыбнулся в ответ. Она дикая, да, подмечено это верно, но совсем не глупая. Даже если рабыне захочется укусить его со злости, та этого не сделает, перетерпит, опасаясь за собственные уши, которые он может отрезать и насадить на нить. Впрочем, уверяя Фен’Харела в том, что дикарка не пострадает, Фалон’Дин привирал. Эллана разозлила его, разозлила сильно, и такое поведение нельзя было ей спустить. Что, если в народе пойдут ненужные разговоры о том, что хозяин размягчился?

А ведь, если подумать, сделка действительно была хорошей. Даже слишком хорошей для того, чтобы состояться. За рабов, обладающих редким даром магии, всегда просили много, а уж за мага-дикаря должны были отдать целых десять, а то и пятнадцать обычных мужчин или женщин. Хранителей и Первых поймать всегда сложно. Они – словно полоумные сектанты, служители культа и его покровители, находят способ избежать рабства. Любой способ, начиная самоубийством, а заканчивая кровавой бойней средь рабов и дальнейшим побегом.

Но хозяин Элланы даже не рассматривал сомнительную перспективу обмена жизни брата своей дикарки на возможность использовать ее столь гнусным образом. Маг никогда не брал девушек силой, хотя, признаться честно, во времена бурной молодости желание мучало его не меньше, чем всех остальных. Он держался. Просто эльф считал, что он чуть выше, чем животное, следующее одному единственному инстинкту.

– Она никогда на это не согласится, – произнес Диртамен, поправляя полы своей белой туники. – Вам даже не о чем говорить, друзья.

– Мне и не нужно ее согласие, – ввернул Фалон’Дин, заставляя подслушивающую Эллану тихо выругаться.

– Достаточно! – произнес маг, поднимая ладонь. – Ты ее не получишь, проси что-то другое, если хочешь, но на Эллану не рассчитывай.

Она облегченно вздохнула, понимая, что эванурис не отдаст ее в лапы жадного Фалон’Дина. Дикарка напряглась. Ей вдруг стало больно от собственной эгоистичности. Ведь ей-то… Ей-то переспать с еще одним эванурисом будет гораздо проще, чем лишиться брата и всю жизнь винить себя в его гибели. Будет ли? Сердце сжалось. Шартан же сидит там, он слышит этот разговор, каждое слово, только не знает, о ком идет речь. Как дикарка будет смотреть в его глаза?

В воздухе послышался запах гари. Диртамен закурил трубку, поднеся к ней два пальца, на которых горел тонкий огонек. Эллана видела только часть его тела, а он не видел ее совсем. Впрочем… Должно быть, ее все же заметили. В щели между полом и дверью виделась плоская тень, которую скрыть не удавалось. Эллана ощущала на себе взгляд Фалон’Дина, сидевшего лицом к ней. Наверное, стоило уйти из простой вежливости, уйти, потому что подслушивать – дурная привычка, но девушка осталась на месте. Вязкий белый дым шел тонкой струйкой, эльфийка боялась закашлять. Она узнала запах: травяной сбор, вызывающий отчаянную слабость в теле, обезболивающий и успокаивающий эффект которого не проходит очень долго.

– Хорошо, – заговорил Фалон’Дин, не отводя взгляда. – Если ты не хочешь совершить сделку, могу предложить тебе дружеское пари.

– Пари?

Фен’Харел слушал его неохотно. Он понимал, что в голове у «друга» крутится одна только мысль, и ни на что другое тот согласия не даст. Какой бы не была его просьба, все приведет к неизбежному финалу – ночи, дня, жизни с рабыней Фен’Харела. Ему пришлось принять непроницаемый вид. С одной стороны… Он ведь пытается выторговать у Фалон’Дина живого человека, самого близкого родственника Элланы и ее единственного брата. О, если парнишка останется здесь, это убьет его – тут нет сомнений.

– Да, да. Ты же примешь участие в Большой Охоте в этом году? – спросил он, противно улыбаясь, зная ответ.

Эльф кивнул. Можно было и не спрашивать, ведь все в ней участвовали. Даже Митал, не склонная к такого рода забавам, отдавала празднику должную дань уважения. Она приходила со своим луком, хотя стрелять и не любила, охотилась неплохо, но была слишком яркой, слишком громкой и самоуверенной. Звери и птицы замечали ее еще издали, бросаясь прочь, а непробиваемые эванурисы ни словом не обмолвились о том, что ей бы сменить тактику.

– Предлагаю вот что: тот, кто покажет лучший результат в охоте, волен забрать любого раба у проигравшего. Любого, приятель. Конечно же, ты знаешь, кого выберу я, а я знаю, кого выберешь ты, но все может и поменяться, кто же тут угадает.

Мужчина шикнул в ответ. Он отвернулся к Шартану, собираясь посмотреть в его лицо, но не стал. Слишком уж они с ней похожи. Хорошо, что Эллана не видела брата, не видела его угрюмого взгляда, не видела, что Диртамен положил свою потную ладонь на его дрожащее колено. Шартан частенько бывал робок, а в опасных ситуациях он словно ломался. В брате не было инстинкта Элланы. Он не кидался прочь, почуяв хищника, но каменел от накатившего ужаса, столбом стоял перед смертью, не решаясь бежать. Привычка эта иногда просто раздражала, а иногда приносила огромные неудобства и ему самому, и соплеменникам.

– Зачем тебе моя дикарка, Фалон’Дин? – спросил вдруг хозяин, паскудно ухмыляясь. – Я думал, будто тебе больше нравятся крепкие юноши, не лишенные грации и изящества. В этом есть свой… Лоск.

– И отчего же ты так думал? – спросил маг, чуть хохотнув.

– О, ну я же вижу, как ты на меня смотришь. Не отнекивайся, просто признай.

Тону эвануриса вернулась вся его шутливость и несерьезность. Два его собеседника одобрительно засмеялись, Диртамен откинулся на подушки, выпуская из легких клуб белого дымка. Хотя всем и казалось, что маг снова весел и беспечен, Эллана-то знала, что это только маска, напускная беззаботность. Фалон’Дин шепнул что-то себе под нос и улыбнулся еще шире. Дикарка готова была поклясться в том, что взгляд его на секунду задержался на ней.

– Ты давно не юноша, – ответил мужчина. – Нечего превозносить себя в столь пошлой форме.

– Я в любом случае не согласен.

– С пари? – спросил Диртамен, чувствующий, что вот-вот взлетит к небесам.

– Со всем, что вы тут творите, – шепнул Фен’Харел, но громче ответил нечто иное. – С тем, что я староват для юноши, и да, с пари я тоже не согласен.

– Нет, не отказывайся так сразу, – воскликнул Фалон’Дин, допив свое вино. – Подумай немного, можешь даже обсудить это со своей… Как там эту? Пусть поможет тебе принять верное решение, уговорит. Девки это умеют.

Еще немного, и он бы точно вскочил с кресла, чтобы ударить надменного эльфа по лицу. Но Фен’Харел только улыбнулся. Вымученно, обессиленно. Ему не хотелось возвращаться к Эллане с дурными вестями, сообщать несчастной, что брат ее останется в чужих руках, но выбора у него не было. Эванурис ничего больше не сказал. Он поднялся, кивнул обоим братьям, тут же направляясь к двери.

Дикарка успела отскочить: реакция у нее была неплохой. Она прижалась к стене, чувствуя ее холод, и дала эльфу выйти. Хорошо, что он запер дверь за собой, не оборачиваясь. Эллана смогла проскользнуть мимо, а Фалон’Дин в последний раз проследил за ее тенью, скользящей по полу. Да, пусть обсудит с нею, пусть подумает. Фалон’Дин улыбнулся еще раз, кратко глянув на свою новую игрушку. Время есть.

Мимо дверей и статуй. Мимо окон, ведущих в темноту улицы, Фен’Харел шел медленно. Он смотрел себе под ноги, намеренно пытаясь сбить цветастый ковер. Хотелось крушить стены и бить посуду, но Митал и Эльгарнан не одобрят еще одной ссоры. Пришлось стиснуть кулаки, сдержать свою гордость. Маг остановился у главного входа в зал, он смотрел вниз, ища Эллану среди гостей.

Но не обнаружил. Рядом с Митал была рабыня, удивительно похожая на его дикарку, но волосы ее вились мелкими кудрями, а нос был острым и длинным, как у тропической птички. Маг не нашел девушку среди десятка лиц, сердце его заколотилось чуть быстрее. А что, если Фалон’Дин выкрал ее, если он ее спрятал и сейчас думает только о том, как сладко проведет этот вечер? Комок горечи встал в горле, не пропуская воздух к легким. Фен’Харел никогда, казалось, не был так напуган.

– Он не согласен? – севшим голосом спросила девушка.

От неожиданности эванурис подпрыгнул на месте. Рабыня была за его спиной, говорила тихо, смиренно. Когда маг обернулся, он собирался накричать на Эллану за ее порывистость, но не стал, заметив, что глаза дикарки снова полны слез. Странно было видеть стойкую и, казалось бы, каменную Эллану в таком состоянии. Образ, живший в его разуме, изменился, словно статуя, что день ото дня омывается волнами. Линии сгладились, стали мягче. И все же, жалость не смогла пересилить злость. Маг нахмурился, отступая во мрак, к дикарке.

– Пошли, он выделил нам спальню.

Эванурис не дождался ответа, он просто взял рабыню за руку, потянул ее на себя. Эллана поддалась, чувствуя слабость в мышцах, пошла вслед за своим хозяином. Ноги ее, не привыкшие теперь к сандалиям, заплетались меж собой, дикарка шла неосторожно. Она сжала ладонь мага в ответ, чувствуя жар его липкой кожи. Казалось, что волнение его просочилось и сквозь ее мышцы, сердце забилось быстрее.

Комнатка, в которую их поселил Фалон’Дин, словно назло оказалась самой маленькой из всех гостевых апартаментов. Все еще обиженный эванурис желал показать магу свое скверное настроение посредством нанесения ответной обиды. Обычная в этих кругах практика. Дикарка молчала, ожидая, когда эльф начнет рассказ. Она по сторонам не смотрела: интерьер интересовал ее мало.

– Ну же… Расскажи, как все прошло, Фен’Харел, не заставляй меня ждать еще дольше, – попросила она.

– О, Эллана, ты как маленький ребенок, ждущий от меня шоколадку, – шикнул эльф, запирая дверь.

– Речь идет о жизни моего брата! – крикнула девушка, раздражаясь от такого отношения. – Не нужно скрывать от меня…

– Помолчи.

А интерьер стоил того, чтобы его рассмотреть. Здесь не было сов, что могло удивить уже привыкшего к их присутствию гостя. Только темно-фиолетовые стены, аскетично смотрящие друг на друга. Огромное окно во всю высоту сейчас все равно было темным, на длинном столе виднелись засаленные подсвечники, но ни одной свечи в них не было. Кровать была узкой, но матрас – мягким, и Эллане, и Фен’Харелю это даже нравилось, ведь всю ночь им предстояло обниматься.

– Я не смог договориться, Эллана, сделки не получилось, ничего не получилось.

– Ты врешь мне.

Она и не думала его обмануть. Дикарка, подслушавшая большую часть разговора, знавшая, на каких условиях должна была быть заключена сделка, не собиралась лукавить. Пусть соглашается на пари, на отвратительное условие Фалон’Дина, на что угодно. Маг отвернулся от нее, взгляд его был направлен к окну. Говорить не хотелось, но тишина пугала и раздражала эвануриса куда сильнее, чем звук собственного голоса.

– Я все слышала, – говорила девушка. – Почему ты не согласился, Фен’Харел? Ведь это всего одна ночь, если сравнить ее с… С целой жизнью.

Внутри эльфа шла борьба. Жестокая битва между полярно разными чувствами. Благородство, сочувствие и жалость проиграли не то ревности, не то жадности или детскому нежеланию делиться. Маг развернулся к Эллане, хотел прижать ее к груди, чтобы чувствовать девчонку ближе, но та отступила назад. Комнату, в которую их поместили, нельзя было назвать отвратительной, но что-то мага все равно отталкивало. На стене он заметил картину, выполненную с бездарным копированием сложной техники, рама на ней была богатой на золотые кружева, но ветхой, а на самом краю виднелась полоса пыли. И почему он вдруг подумал об этом?

О, дикарка могла сказать многое, в груди ее бушевала гроза, молнии освещали скрытые за ребрами страхи. Ей не хотелось ложиться под подлого эвануриса, но хотелось спасти жизнь брата. И если за это от нее просят лишь закрыть глаза и потерпеть, лишь вытравить из памяти позорный эпизод соития, сделать вид, будто ничего не произошло, она не станет возражать. Пусть случится то, что случится, лишь бы Шартан не пострадал от беспечности его младшей сестры.

– Потому что ты моя, Эллана, и я не собираюсь с кем-то тебя делить, – ответил маг, жалея о своих словах, но не останавливаясь. – Потому что ты принадлежишь только мне… Понятно тебе, дитя? Так понятно?

Наверное, он не смог бы произнести эти слова, не выпив пару бокалов задолго до скверно повернувшегося диалога. Дикарка не сразу осознала услышанное, все это казалось ей только гадким сном. Она отдала сердце эванурису, она возлегла с ним по собственной воле, решив, что у него совсем иная душа, другие помыслы. Но теперь, когда пыль спала, туман осел, она видела его в полный рост, она понимала, кто стоит перед ней. Маг. Хозяин. Поработитель.

Слезы полились из ее глаз тонкими ручейками. Капля за каплей. Если раньше она стеснялась проявления чувств, сейчас скрывать их не стала. Эллана смотрела магу в глаза, смотрела за тем, как меняется выражение его лица. Слезы падали на ее платье, стекая по щекам, слезы делали ткань темнее, слезы не делали ее жалкой, Эллана была трогательной. Эльфийка подняла ладонь, собираясь стереть их, но тут же опустила руку, опустила глаза в пол. Она не могла сделать вдох.

– Мне понятно. Ваша рабыня, которую вы не хотите ни с кем делить… Да, господин… Это понятно.

«Господин». Как больно может бить это слово. Эванурис сделал шаг навстречу девушке, намереваясь обнять ее, но почему-то остановился. Сердце колотилось в груди, било мага за сотворенное действо. Сказанного не вернешь назад, время не отмотать. Эллана закусила губу, чувствуя, что вот-вот закричит от боли. Ее брат – в рабстве, ее гордость – сломана, а ее чистая и искренняя любовь – только выдумка наивной девчонки, фикция, сказка. Да, некоторые молодые эльфийки из ее клана влюблялись в плохих парней, бездельников и хулиганов, теряли головы и попадали в беды, но Эллана… Эллана обошла всех. Вот, почему она теперь особенная?

– Могу я прогуляться перед сном, господин? – спросила дикарка тихо, стараясь вернуть голосу спокойствие.

– Прошу тебя, Эллана, – ответил Фен’Харел. – Не нужно так. Я… Я не хотел этого говорить, я имел ввиду не то.

Не хотел, но сказал. Сказал.

– Могу, господин?

Он хотел отказать ей, но не сделал этого. Язык не повернулся. Маг решил, что сейчас лучше всего будет отпустить рабыню, лучше всего будет дать ей возможность прогуляться, подышать свежим воздухом Она же не может вечно на него злиться, так? В конце концов, Эллана же не глупа. Она обязательно поймет, что маг выдал эту тираду не специально, что он вовсе не считает ее своей вещью, придатком. Но для этого понадобится время, только и всего. Эллана ушла, дверью не хлопнув. Она выскользнула наружу, словно тень, словно мышка, и мрак проглотил ее, оставив лишь отблеск золотых браслетов и тонкий запах тертого яблока. Все, что осталось магу.

========== 18. I can’t pull you closer than this ==========

Маг еще долго ворочался в ту ночь. Он больше не выходил из комнаты, зато слышал веселые голоса шумной толпы, резвящейся то в одном, то в другом зале. Спать эльф не мог только потому, что мысли роились в его голове, сбивая друг друга с ног. Он боялся, что Эллана уже не вернется, что это ее «пройдусь» окажется попыткой побега, которая удастся ей лучше, чем можно ожидать. Хорошо, если все сложится удачно, и несчастная дикарка сможет удрать от хозяйских псов, перелезть колючую изгородь, но… Если она погибнет в попытке?

В конце концов, принявшие на грудь эванурисы становились только злее, более жестокими и наглыми. Любой мог сотворить с ней что-то недоброе. Эльф поворачивался с бока на бок, то и дело представляя себе страшные картины расправы. Посреди ночи маг встал, свесив ноги, чтобы пойти на ее поиски… Но все страхи развеялись с приходом Элланы.