Текст книги "Ничья вина (СИ)"

Автор книги: Ainessi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Официально я ушел в медблок на осмотр. На деле – я свалился без сознания у них на пороге, выкашливая собственные легкие, и с полопавшимися сосудами везде, где только можно. У меня из болезней был полный набор, при котором летать противопоказано в принципе, но Алекс изволили договорится, и на эти «мелочи» закрыли глаза.

Когда я очнулся, врач выдал мне горсть таблеток, прочел лекцию о том, как мне не надо летать и за чем надо следить, раз я не желаю внимать гласу рассудка, и отпустил на все четыре стороны. Ну, то есть к вам на пьянку, которая по негласной традиции следовала за каждым вылетом.

По идее, кстати, пить нам было нельзя, но командование, естественно и на это закрывало глаза до тех пор, пока мы оставались адекватны и боеспособны.

А потом вообще дожди начались, помнишь? Никаких вылетов, только пьянки. Мы с Алексом прятали нормальный алкоголь на складе, бегать за ним под ливнем – тем еще удовольствием было. Кстати, одну из наших вылазок ты даже застал. Кричал еще, ругался. Но два дебила – это сила же, нас не остановить, так что сбегали, вернулись, а вы нас еще и в душ впихнули, добрые люди.

Знаешь, мы с Алексом вдвоем в душе. Такие, краснеющие и смущающиеся, стоим и стебемся на тему «спинку потереть» – и тут врываешься ты. Ну, он и потер, а потом ты так на меня смотрел… Я не видела, кстати, Алекс рассказал, а я только и могла засмеяться, потому что ничего больше не оставалось. Только смеяться и краснеть где-то в глубине души, только бояться до жути, до дрожи. Тебя бояться. За тебя.

Я напилась в тот вечер, до жути напилась. Трезвой я бы никогда не стала с ним целоваться. Трезвой я бы никогда не стала петь. Особенно глупые, девчачьи песни о героях совсем другой войны.

Слезливая херня для западающих на солдатиков девочек, а вы почему-то молчали. Молчали и смотрели на меня. Когда ты встал и ушел, мы – мы все – молча, смотрели тебе вслед, а потом, не сговариваясь, разошлись. Блэк что-то говорил Алексу, поймав его в дверях, и, когда я протискивался мимо них, схватил меня за рукав.

«Это было жестоко», – сказал он мне.

А я улыбнулся, выдернул футболку из его пальцев, кивнул и ушел. Спать. К тебе. И, знаешь, мне кажется, вот это – было жестоко.

***

– Надо признать, это становится опасным.

Он кивает.

– Стоило остановить их раньше, но командование полностью поддерживает его решения.

– Они бывают обоснованы, – голос становится немного ехидным. Четко выверенное количество, полграмма до презрения. – Желаете поспорить?

Он пожимает плечами.

– Я признаю его таланты. Но и вы должны понимать, что отсутствие контроля становится рискованным. Они не люди.

– Вы тоже.

– Я тоже, – улыбка, краешком губ.

Только пальцы сжимаются в кулак.

Он тоже. Тоже. Тоже. Тоже.

***

Занимался нежно-розовый рассвет, Марина сидела по-турецки прямо перед окном и смотрела как сиреневый переходит в розовый, как появляется на горизонте ярко-алая полоса, плавно превращающаяся в оранжевый – и над городом взошло солнце. Ей не спалось, и она подставила лицо этим первым лучам, думая и думая над тем, что услышала.

Пять дней. С того разговора, с той ночи предельной невозможной откровенности прошло уже пять дней, а ей все еще было… странно. Не страшно, не больно – все эти чувства накрыли моментом и прошли. А жалости почему-то не было вовсе. Может из-за его слов:

– Не жалей меня, не смей меня жалеть.

А может из-за того, что несмотря ни на что – она помнила, кто он такой.

Его история была страшной. Жуткой даже. Но, наверное, единственно возможной и правильной. Иногда в эти дни она жалела, что ее услышала, иногда – была счастлива. И всегда признавала, что только благодаря всему этому наконец-то поняла, что он имел в виду. Быть человеком…

– Будь собой. Просто будь. Ты – научишься.

– Цитируешь? – засмеялся он тогда, потрепал ее по голове и ушел.

На работу? К кому-то? Она не знала. Она еще так много про него не знала.

Алек сказал, она возненавидит его, но Марина не ощущала ненависти. Восхищение, то восторженное восхищение, которое она испытывала к Алому с сопливой юности, лишь сменилось более зрелым, с привкусом печали и осознания, через что он прошел. Он убивал – она и так в этом не сомневалась. Он умирал – она видела это в его глазах.

– Живи, – шепнула Марина рассвету. – Просто живи.

И обернулась на звук открываемой двери.

– Аль… – незнакомый темноволосый парень улыбнулся и покачал головой. Она резко вскочила и чуть не упала. – Вы… кто вы?

– Марина, Марина, – от почти ласкового голоса ее передернуло, она попятилась и уперлась в холодное стекло. – Это совершенно неважно, Марина. Прогуляемся.

Она уже открыла рот, чтобы отказаться, когда в дверь вошли еще трое.

Тогда она закричала.

Но ее никто не услышал.

***

Он искал. С упорством безумца, с отчаяньем потерявшего все. Искал и, разумеется, нашел, потому что утопленникам всегда везет. Он ехал туда, нарушая все мыслимые и немыслимые правила, молясь себе под нос всем известным богам.

Только бы…

Нет, у них нет ни малейшего повода.

Она не дура.

Она промолчит.

Только бы…

Стрелка спидометра лежала на боку и уже даже не дрожала.

Только бы…

***

– Поговорите со мной, Марина, – спокойный чуть ленивый голос ее похитителя вызывал дрожь и легкую боль в стянутых запястьях.

Она смотрела на них и молчала. Трое. Тот парень, что зашел в квартиру. Мужчина чуть повыше и, кажется, старше, и женщина – высокая, красивая. Рыжая.

«Она меня ненавидит, – вспомнилось ей. – А я ее».

– Не упорствуйте, Марина, – говорит женщина. – Я достаточно хорошо знаю Альку, чтобы понимать, что секс – это не то, что его с вами интересует. Мы давние друзья.

Она улыбается, и Марина улыбается в ответ, широко, светло, эйфорически радостно. Точно зная, чье лицо, чье отражение рыжая увидит в этой улыбке.

– Я рада познакомиться с друзьями Алека.

Тишина. Густая, давящая.

Высокий мужчина что-то негромко говорит парню, но она не может расслышать ни слова. Как жаль. Парень качает головой.

– Зачем он пришел к вам, Марина? – негромкий уверенный голос, приятный даже.

Этот человек умеет располагать, этот человек привык слышать ответы на свои вопросы. Ей очень страшно.

– Случайно. Он записывался к другому врачу.

– Чего он хотел?

– Пройти консультацию.

– Марина, он работает в месте, где есть психологи. Чего он хотел?

– Пройти консультацию. Я не знаю почему он пошел в наш центр! – панику даже не пришлось изображать.

– Хорошо. Что дальше?

– Он… мы… – смущенно опустить глаза, замолчать.

– Вы лжете, Марина.

Тишина.

– Чего он хотел Марина?

Парень подходит ближе, в шею впиваются жесткие пальцы, заставляя поднять голову.

– Смотри на меня, девка!

Пальцы сжимаются, она открывает глаза.

Его глаза тоже серые, почти прозрачные. Неживые.

– Чего он хотел, Марина?

– Помощи…

Смех. Их трое и трое смеются. Высоко и истерически – рыжая. Хрипло и неестественно – мужчина. Глухо и лающе – парень.

– Девочка, – устало произносит мужчина. – И чем же ты могла ему помочь?

Пальцы на горле сжимаются сильнее, она хрипит, задыхается.

– Джей, – предупреждающе.

Он отпускает. Джей. Джейк? Глаза закрываются сами собой.

Она не выйдет из этой комнаты – Марина вдруг осознала это с абсолютной, кристальной ясностью.

– Чем, девочка?

– Верить…

– Что?

– Верить в него. Верить, что он человек.

Опять смех.

– А он человек, Марина?

Она поднимает голову и смотрит, смотрит в лицо этого мужчины, лицо, которое она так часто видела на экране, лицо у которого было имя, была история.

Лицо героя, вырезки с которым до сих пор лежали в коробке под кроватью.

Она хочет сжечь эту коробку, сжечь эту комнату, сжечь этот мир.

– Да. Он – человек, – она сглатывает, закашливается. Выдыхает. – Он – человек.

– Расскажи нам все, девочка, – нежно говорит рыжая, и Блэк одобрительно кивает. – Он наш друг, он любит нас. Мы тоже хотим ему помочь.

Она сладко улыбается, но в этот раз Марина не улыбается в ответ. Просто смотрит на них. На эти безумные лица, в эти мертвые и жестокие глаза. Три пары глаз.

– Нет, – вздыхает она. – Он вас ненавидит. И кажется, я поняла, за что.

Боли она не почувствовала.

Просто пришла темнота.

***

Он не стал разговаривать с охранником, не стал объясняться, не стал ждать. Выбил дверь, вырубил его и побежал дальше, замедлившись только перед самым входом в дом, тот самый дом, в котором Кирилл проводил все допросы, бывая в котором он едва сдерживался от отвращения.

Но вошел, обошел все комнаты и со вздохом, точно ныряя, спустился в подвал.

Там было темно.

Тихо.

И пусто.

Алек упал на колени и завыл.

========== Глава 10 – Anathema maranata (Да будет проклят) ==========

У всякого безумия есть своя логика.

(Уильям Шекспир)

– Я должен извиниться, – говорит он, глядя прямо ей в глаза. – Я был слишком груб.

– Ты был честен, этого достаточно.

Она смотрит в окно, ветер несет мимо красно-желтые листья, крупные капли скользят по стеклу и стекают вниз, в землю.

– Ты скорбишь по нему, как и я. Я соболезную.

– Спасибо.

– Ты простишь меня?

Задумчивый взгляд, кривая улыбка.

– Конечно.

Он уходит, она ложится грудью на подоконник и, печально улыбаясь, выводит на стекле «nevermore».

***

Что, если бы…

Мысль билась в голове, не отпускала, не исчезала ни на миг. Он разговаривал с Юлей, обнимал ее и извинялся, а перед глазами проносились сотни, тысячи картин того, что могло бы случиться, если бы он оказался чуть смелее. Чуть отчаяннее.

Что, если бы он догнал его тогда, после бара? Что, если бы дал ему договорить? Что если бы не ушел из кабинета? Что если бы?

Скай все сделал правильно, но, что, если бы…

Эта мысль не давала ему спать, так что шум в другой комнате не разбудил – заставил сдавленно выругаться и встать. Если это окажется Блэк, то он его прибьет на месте, видит Бог. Скай щелкнул выключателем и замер в ступоре, глядя на сжавшееся в комочек дрожащее тело на ковре. Он знал эти непослушные пряди, искаженное болью лицо – все знал, но паззл не складывался воедино, а разум не желал верить в то, что вот это – Алек. Что его друг, тот самый, мысли о котором не давали покоя, сейчас почему-то лежит на полу у него дома и скулит от боли. Как только вошел-то? Хотя Скай частенько забывал запереть за собой дверь.

Первый шок толком не прошел, к Алеку он подошел практически на автопилоте, наклонился, положил ладонь на плечо. Друг дернулся и хрипло застонал, вжимаясь лбом в ковер. Казалось, прятался от света, так что Скай прижал его к себе, заставляя уткнуться носом в грудь. Вторая рука легла на спину как-то сама собой. Это уже было – память услужливо подсовывала смазанные полузабытые кадры. Тогда умер Алекс, но что случилось теперь?

Прошлое замысловато переплеталось с настоящим, Скай уже сам плохо разбирал, где они – в той приснопамятной каморке Алой или у него дома, но продолжал рассеянно гладить Алека по спине и шептать нечто невразумительное, сознавая, что повторяет свои же собственные слова. Сколько лет назад это было?

Сейчас.

Мир расплывался перед глазами, терял краски, а когда они вернулись, Алек смотрел на него и мотал головой, будто Скай его о чем-то спросил. Хотя, может и спросил. Знать бы, о чем.

Алек осторожно высвободился из его объятий и встал, покачиваясь, словно пьяный или тяжелобольной. В первое Скаю не верилось, второе – было попросту невозможно.

– Аль…

Шорох застал врасплох их обоих. Скай дернулся на звук, вскакивая с пола, Алек обернулся и хрипло рассмеялся: в дверях спальни стояла Юки, обнаженная и прекрасная даже в этом слишком ярком, искусственном свете. Она так недоуменно смотрела на них обоих, что Скаю захотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть, раствориться, лишь бы не объяснять ей то, чего он сам толком не понимал.

– Что ты здесь делаешь, Аль? – спросила она.

Алек улыбнулся, надменно и презрительно.

– Прости, Скай, – хрипло шепнул он на грани слышимости, на миг разворачиваясь к нему. – Все хорошо, все уже хорошо.

– Аль…

Алый подмигнул, прижав пальцы к его губам, кивнул им обоим и, развернувшись на каблуках, побежал прочь. Именно побежал, не пошел, а Скай остался стоять посреди комнаты под изумленным взглядом Юли. Он даже не пытался осознать, что это было – сердце судорожно колотилось где-то в горле, а мышцы ныли, требуя сорваться за Алеком на низком старте – прямо сейчас и прямо вот так, в одних штанах.

Потому что еще одно «что, если бы» он себе простить уже не сможет. И забыть не сможет, никогда.

Юки что-то говорила, а он торопливо одевался из последних сил сдерживая панику. Юки закричала, но он, не оборачиваясь, отшвырнул ее на диван и все-таки ушел следом за этим ненормальным парнем, раз за разом, переворачивающим всю его жизнь с ног на голову. Перед глазами, как наяву, стояли насмешливые карие глаза, но это была всего лишь память, а вот серо-стальных, как и их хозяина, не было ни на лестничной клетке, ни во дворе.

Прохожие смотрели на него странно. Наверное, он и выглядел странно в своей футболке, спортивных штанах и кроссовках в минус пять, но Скаю чужие взгляды были абсолютно безразличны. Он обошел весь район – Алека не было. Он спустился в метро – бездыханного тела на платформе не обнаружилось. Стоило бы успокоиться и вернуться домой, но вместо этого он сел в поезд и закрыл глаза, считая остановки до конечной.

До квартиры Алого, которая так и не стала хоть чьим-то домом. Кошки разве что, но, говорят, котам все равно, где жить. Главное – с кем.

Лифт он ждать не стал, побежал наверх по лестнице. В ушах свистел ветер, в висках занималась знакомая ноющая, пульсирующая боль, но Скай обращал на это не больше внимания, чем на холод, хотя продрог чуть ли не до костей. На площадке он едва успел затормозить, но и ни к чему это было – дверь в квартиру оказалась распахнута настежь. Он вдохнул поглубже, набираясь то ли сил, то ли смелости. И, наконец, переступил порог.

По квартире, на первый взгляд, прошелся торнадо: обрывки, осколки, обломки – ни единой целой вещи не осталось. Он недоуменно и со всевозрастающим беспокойством смотрел на гнутый металл, обрывки ткани и куски дерева на полу. Кажется, это когда-то было шкафом, а та куча – ковром. Скай вздрогнул и ускорил шаг, замерев лишь в дверях жилой комнаты, упершись взглядом в перевернутый диван, будто в стену. Хотя настоящую стену он тоже видел, и на ней красовалась вмятина в форме человеческого кулака вкупе с потеками крови.

Это был не страх, нет, и даже не паника. Это было отчаяние, глухое, всепоглощающее отчаяние, потому что на миг – лишь на миг – он поверил, что это кровь Алека, и захотелось выть от боли, захотелось вернуться в глупое «что, если бы» и зажать ему рот не ладонью. Губами. И так, чтобы он понял – договаривать не надо.

Но из-за дивана донесся сдавленный всхлип – и он не завыл и не закричал. Зашел в комнату и выместил всю свою ярость на и так пострадавшем предмете мебели, отшвыривая его в сторону, чтобы отшатнуться самому, силясь понять, что он видит.

Алек сидел на коленях, прижимаясь лбом к стене, держа на руках, прижимая к себе что-то багрово-красное. Мозг отказывался воспринимать картинку, Скай моргал раз за разом, пока, наконец, не разглядел клочок белой шерсти на рукаве друга – и все встало на свои места.

Вот тогда он, наконец, завопил. Во весь голос, вкладывая в этот крик все отчаяние, весь ужас, всю безысходность. Он выл от боли, острыми когтями впившейся в сердце, проклинал весь мир и себя самого.

Но Алек даже не шелохнулся.

Скай честно пытался трясти его – ноль реакции. Пытался кричать, звать – не дернулась ни единая мышца, он даже не моргнул. Скай звонил Алле, но механический голос раз за разом повторял, что абонент – не абонент, и вообще – попробуйте позже. Он бы попробовал, наверное, но слишком боялся, что «позже» уже не будет. Пустые глаза с застывшего лица смотрели сквозь него, сквозь стены и потолок, будто не было ничего. Ей-Богу, он помнил Алека разным, он помнил, как выглядит страх, как зарождается смех, мелкими птичьими лапками в уголках глаз. Но никогда за все эти годы он не видел его таким. Сейчас у него на коленях лежала кукла, великолепная, безумно похожая на человека, но кукла – холодная и пустая. Безжизненная. Ская трясло, когда это слово раз за разом всплывало в мыслях, а Алла все не отвечала, а кожа Алека, как ему казалось, становилась все холоднее. Позвонить Кириллу – это был жест отчаяния, но Блэк, как ни странно, отозвался с первого раза и даже понял что-то в его сбивчивых речах. Во всяком случае его:

– Я еду. Дверь закрой, – звучало вполне уверенно и спокойно, и вселяло в Ская такую же холодную уверенность, что все будет хорошо.

Уверенности, правда, хватило ненадолго. Кирилл приехал буквально через четверть часа, но эти пятнадцать минут показались Скаю вечностью. Он еще пытался тормошить Алека, ни на что, впрочем, не надеясь. Тот и не реагировал, а Скай все равно продолжал, погружаясь в собственное отчаянное безумие, ровно до тех пор, пока в комнату не вошел Кир, а следом – неизменная, похоже, тень в лице Джейка.

– Привет, – радостно заявил тот от дверей, а потом скривился, зажимая нос пальцами.

Металлический запах крови. Скай фильтровал его на автомате: одна из многих привычек, оставшихся с войны. Мальчишка, все они такие мальчишки еще. Сопливые и непуганые. Он криво ухмыльнулся, отвечая кивком на приветствие Кирилла, и снова прилип взглядом к неподвижному Алеку.

– Давно? – Блэк осторожно постучал пальцем по плечу Алого, тот не шелохнулся.

– Минимум полчаса, – Скай вздохнул, закрыв лицо руками. – Но два часа назад с ним все было хорошо.

Кирилл неразборчиво хмыкнул и вздернул бровь, осторожно вынимая из рук Алого останки того, что некогда было холеной и наглой кошкой.

– Вы виделись?

– Он… – Скай замолчал, тщательно подбирая слова. – Приходил ко мне. Мы поговорили, проснулась Юля, – губы дернулись в печальной улыбке сами собой. – Он ушел. Я хотел его догнать, но не получилось.

Джейк горестно вскрикнул, они оба обернулись и оба же синхронно вздохнули. Мальчишка стоял, зажимая рот руками и глядя на фото, чудом уцелевшее в царившем вокруг разгроме. Алек улыбался, держа на руках кошку, Алла украдкой гладила последнюю по хвосту, пока та примерялась к опасно свисающему концу шарфа хозяина. Идиллический кадр. И уже невозможный.

Парень, похоже, это тоже понял, потому что бросил дикий взгляд на лежащие на полу останки, судорожно сглотнул и метнулся в ванную. Судя по звукам, его тошнило. Скай поморщился и отвернулся.

– От тебя сюда ехать полчаса от силы, – Блэк скривился, но все же прислонился к перемазанной кровью стене. – Где ты проебал час?

– Искал его в своем районе. Я не уверен был, что он домой поехал, – пожал плечами Скай и склонился над Алым, пряча взгляд от излишне проницательного друга.

Алек определенно не был нормален, когда приехал к нему. Но он не хотел, чтобы Блэк об этом знал.

– Ага, – рассеянно и невпопад бросил Блэк.

Скай украдкой оглянулся. Кирилл смотрел на Алека пристально и с какой-то нездоровой задумчивостью, одновременно набирая чей-то номер. Он даже не успел спросить, кому Кир звонить собрался, когда друг заговорил:

– Алла, милая, ты очень нужна Алеку. Да. Очень. Приезжай, – Кирилл улыбнулся. – Мы, пожалуй, навестим вас завтра, – и повесил трубку. – Пойдем отсюда.

– А… – Скай не договорил.

– А с ним все будет хорошо.

Бледный до зелени Джейк держал им дверь, так что Скай не рискнул воспротивиться и остаться. Но оборачивался до последнего. И, уже из коридора ему померещилось, что лежащее у стены тело дернулось, поднялось угловато и рывками, будто марионетка, которую дергает за ниточки незримый кукловод, а потом обернулось и наградило их долгим взглядом, в котором плескалась густая, почти ощутимая ненависть. Но мертвая хватка Блэка на плече не позволила ему метнуться обратно, так что Скай послушно пошел к лифту, гадая: примерещилось или на самом деле? Ответа не находилось, хотя галлюцинации у мода? Нет, серьезно!

Внизу им встретилась Алла, коротко кивнула всем сразу, махнула рукой, обрывая Джейка на полуслове, и пронеслась мимо. Скай дернулся было пойти за ней, но Кирилл почти запихнул его в машину и заблокировал двери. От греха, видимо. Казалось бы, естественное желание, чем он сможет там помочь, но закрадывались в голову подлые мыслишки, что от него что-то скрывают. Слишком мрачным было лицо Аллы, слишком спокоен Блэк. Как будто… это уже было?

Он вздохнул, зажмурился на миг и прижался лбом к стеклу, барабаня пальцами по пластику панели, неосознанно выбивая ритм популярной некогда послевоенной песни.

– Это конец войны, – напел Блэк и улыбнулся, поймав в зеркале его взгляд.

Криво улыбнулся, неестественно. Он ненавидел эту песню, наверное, это было единственной общей чертой у него и Алого. Тот, правда, агрился на другие куплеты, но суть одна и песня одна. И ярость у них была одна на двоих, а может, Скаю это только казалось, ведь так хотелось верить, что они друзья. Все трое. Он усмехнулся в ответ и закрыл глаза, напевая себе под нос, и, если Кирилл и бесился, то делал это молча. Во всяком случае петь, даже с акцентом на тех самых словах, из-за которых эту песню запретили пару лет тому, Скаю никто не мешал.

Поворот, другой, третий. Он считал перекрестки и перегрузки, развлекаясь тем, чтобы рассчитывать силу напряжения мышц и оставаться неподвижным. Машина затормозила, а он даже глаза открывать не стал. Не хотелось двигаться, не хотелось говорить, но его никто не и тронул, только дверь хлопнула, и они снова тронулись с места.

– Ты сам-то понимаешь, что это ни хера не нормально, то, что с ним творится? – негромко спросил Блэк, разрывая вдруг ставшую густой и вязкой тишину.

Скай вздохнул и повернулся к нему. Джейка в машине уже не было, они остались вдвоем. Потому и заговорил, любитель интриг, блядь.

Лжец, интриган, трус. Его лучший друг.

– Понимаю. Я не понимаю, что с ним творится.

– Ебучие нейры, хуй поймешь, – Блэк раздраженно хлопнул по рулю раскрытой ладонью. – Его также перекрыло где-то через год-полтора, после второго парада. Но месяц – и отпустило. Правда, квартиру он тогда не разносил, ограничился своей лабораторией.

Друг искоса посмотрел на него, и Скай криво улыбнулся, просто потому что надо было хоть как-то отреагировать.

– Думаешь, завтра он будет уже в норме?

– Я не знаю, Скай, – они въехали в подземный паркинг, даже выглядящий втрое шикарнее, чем тот, что был в офисе. – Я ровным счетом ничего не знаю. Его мотивации за гранью моего понимания.

– Аналитик, – Скай ухмыльнулся, вылезая из машины. – Ебучий. Хуй поймешь.

Блэк ответил ему широкой улыбкой и развел руками.

– Моя вина. Пойдем.

Квартира тоже была под самой крышей, любители высоты, блин. Такие разные и так похожи. Скай отказался от вина, соблазнился ароматом кофе и теперь потягивал напиток богов, задумчиво глядя на огни носящихся туда-обратно машин далеко внизу. Картина была урбанистичной и великолепной.

– Юки считает вероятности, – Блэк продолжал вещать в фоновом режиме, он слушал его вполуха, спотыкаясь на знакомых именах. – Я даже показывать тебе выкладки ее и ее ребят не хочу.

– Почему? – пауза требовала вопроса.

– Грязь там, – Кир махнул рукой, пристраиваясь на подлокотник шикарного дивана, занимающего добрую треть комнаты. – Я читаю, подмахиваю, требую дополнительных исследований – и сам не верю, Влад. Она твердит мне, что моды начнут новую войну. Твердит, что модификанты с высоким процентом не способны к мирному сосуществованию с людьми. Не злись, – он устало прикрыл глаза, обрывая его ответную тираду заранее. – Я не верю этому бреду. И она не верит, что ты, например, пойдешь устраивать провокации заради новой бойни. Но выходки Алека в деле успокоения высших эшелонов ни хуя не помогают.

– А с хуя эти высшие эшелоны вообще в курсе таких исследований?

– Я не господь бог, знаешь ли, – Блэк поставил опустевшую чашку на столик. – Не я эту аналитику заказывал, не мне ее прятать. Алек невменяем. Ты хочешь просто жить. Юки свято верит, что модификанты зло, и этому не мешает ни ее природа, ни то, что она с тобой живет и трахается. Я лавирую где-то между естественными людьми, модами и интересами всех и сразу. Заебало, Скай.

– Верю, – он вздохнул, пристраивая свою чашку рядом. – Переночевать у тебя можно?

– Нужно.

Кирилл проводил его до свободной комнаты и скрылся за дверью, пожелав приятных снов, а он остался сидеть у окна, вглядываясь в темноту и яркие огни внизу, то превращающиеся в полосы света, то вспыхивающие звездами и гаснущие вдали. Слова Блэка звенели в ушах, рассыпались и складывались в строчки из бульварных газет, где все громче становились крики о невменяемых модах, об убийцах и мертвецах, которые ходят по улицам вместо того, чтобы тихо покоиться в своих могилах. Они умирали за этот мир. Наверное, стоило сдохнуть.

Интересно, эта мысль не дает покоя Алому? Или какая-то другая?

Что превращает его в бесчувственного монстра?

Бешеные серые глаза насмешливо сощурились, губы растянулись в шалой улыбке, тонкие ноздри хищно дрогнули. Скай вздрогнул и вывалился из полудремы, пытаясь стереть из памяти этот образ. Он растянулся на кровати, глядя в потолок, по которому метались тени, складываясь в абрисы истребителей и штурмовиков времен конца войны, и пытался не думать, не вспоминать, не знать. Они победили, они живы. Свое счастье они сами проебали, в конце концов. Никто из них не пытался остановить тех, кто устраивал демонстрации, тех кто бил морды за упоминание погибших. Даже Дэна, убившего жену, никто не осудил. Только пожалели.

Он Алека роботом называл, а они кто? Проебали человечность, все проебали – и кто им виноват?

Засыпать с этим осознанием было так больно и так неизбежно, но пробуждение оказалось еще противнее, потому что за дверью орал не будильник – Блэк, и орал такими словами, что у Ская уши в трубочку свернулись. Он выглянул, Кир отмахнулся от него, не глядя, продолжая крыть на чем свет стоит своего неведомого собеседника. А потом повесил трубку, тяжело вздохнул и завыл, прижимаясь лбом к стене.

– Кир…

– Иди на хуй.

– Кирилл…

– На хуй иди, блядь! – закричал вдруг Блэк, глядя прямо на него белыми от ярости глазами. – С Алым, блядь, без Алого, как хочешь! Суки, суки ебанутые, вот вы мне со своей тонкой душевной организацией где! – он резко чиркнул себя ладонью по горлу. – Я не отмажу его, ты понимаешь? Не отмажу…

Блэк сполз по стене, запрокинув голову, закрывая лицо руками. Коммуникатор валялся на полу, Скай обошел его, настороженно поглядывая, будто на ядовитую змею.

– Что случилось, Кир?

Ладонь, отнятая от лица, бессильно упала на землю. Блэк зажмурился, негромко матерясь сквозь зубы, скривился, как от сильной боли. Он качал головой, толком ничего не говоря, а Скаю оставалось только сидеть рядом и слушать этот глухой отчаянный шепот. То ли молитвы, то ли проклятия. Внизу хлопнула дверь, и Кирилл, горько усмехнувшись, с трудом поднялся, пальцами зачесывая волосы назад.

– Джейк? – громко позвал он и, услышав утвердительный ответ, повернулся к Скаю. – Пошли. Молись, блядь, чтобы у него было алиби. Чтобы хоть что-то было.

– Да, что случилось-то, блядь? – хрипло шепнул Скай в очередной раз, проходя мимо него.

Но на этот раз сзади послышался хриплый, все еще немного истерический смешок и не менее тихий шепот.

– Репортера убили, – а когда он замер, пальцы Блэка едва ощутимо скользнули по плечу. – Того самого, с похорон. Вырвали, не поверишь, глотку. В прямом смысле.

Кирилл прошел мимо, спускаясь в гостиную, а Скай остался стоять наверху, бессильно цепляясь пальцами за перила и не чувствуя, как сминает дерево и металл, ломая их и корежа. Он падал в пустоту, не чувствуя пола, не видя ни стен, ни потолка. Вокруг была лишь тьма, хохочущая и истекающая кровью, а он с радостью погружался в это безумие, потому что реальность уже не могла ни помочь, ни спасти. Потому что это было уже слишком. Действительно. Не отмажет.

Потому что Алый лидер на этот раз заигрался.

Мысль о том, что Алек может быть не виноват, его даже не посетила.

========== Глава 11 – Culpa poena par esto (Наказание должно соответствовать вине) ==========

Не путайте безумие с потерей контроля.

(Пауло Коэльо, «Вероника решает умереть»)

Она смотрит – неожиданно прямо и открыто. Смотрит и криво ухмыляется.

– Боишься? – голос дрожит и срывается, но она не отводит взгляда.

– Боюсь.

Тихий и отчаянный смех. Тонкие пальцы сжимаются в кулак.

– Твою мать…

Она вдруг сползает по стене и по щеке медленно скатывается первая капля, первая слезинка. Первая и последняя.

– Поверь в меня, – хрипло шепчет она неожиданно страстно, с какой-то необъяснимой надеждой заглядывая в его лицо. – Хотя бы ты поверь. Пожалуйста.

Дождь выстукивает по стеклу причудливый ритм. Он молчит, в этой тишине отчетливо слышно ее прерывистое дыхание, но ни всхлипа, ни слезинки.

– Просто поверить?

Она кивает.

Он улыбается и протягивает ей руку.

– Давай попробуем…

***

В этот раз он не заметил ни машины, ни людей, ни даже десятков дверей, которые они преодолели, прежде чем оказались в приснопамятном кабинете, все столь же маленьком и загроможденном всем на свете. Только диван, на котором он спал в те дни, на этот раз был убран и на нем сидела Алла, увлеченно листающая на планшете какую-то книгу. Время от времени она хмурилась и возвращалась назад, проговаривая что-то одними губами. Она даже заметила их не сразу, вздрогнула, когда Кирилл поздоровался, почти подпрыгнула от неожиданности, и обернулась, расплываясь в радостной улыбке.

– Привет, так волновались, что ли?

Кир скупо улыбнулся ей в ответ, а сам Скай даже улыбки выдавить не сумел, воспроизвел какую-то безумную гримасу и рухнул на диван рядом с ней. Завод кончился. Алла встревоженно на него покосилась и погладила по руке.

– Все хорошо?

– Алек здесь? – негромко повторил свой вопрос Блэк, и она кивнула.

– Конечно, работает уже напряженно. Но, хм… – она вздохнула, отводя глаза. – Кирилл, не спрашивай его про вчерашнее, пожалуйста.

– Почему? – влез Джейк.

Алла скривилась, откладывая планшет в сторону. Снова вздохнула.

– Он не помнит ничего. Но навряд ли захочет в этом признаваться, – она встала и пошла в сторону неприметной двери, за которой обычно скрывался Алый. – Я его позову.

– Сделай милость, – надменно бросил блэков протеже, и девушка, окинув его неприязненным взглядом, ушла.

Блэк задумчиво посмотрел на мальчишку, но одергивать не стал. Скай чуть заметно улыбнулся, сверля взглядом ни в чем не повинную дверь. Никто не любил бедного Джейка, а тот, похоже, и не страдал особенно. Лишь бы Блэк был доволен. Когда-то, в учебке и после, их окружали такие пацаны с восторженными взглядами. Как же, настоящие летчики! Потом пацаны исчезли где-то в грохоте взрывов войны, потом сменились на школьников и студентов, дергающих за рукава после парадов. Парой лет позже восторженные взгляды из жизни Ская исчезли окончательно, а вот у Блэка, кажется, появился Джейк. Фанат и ученик в одном лице.