Текст книги "Забери мою девственность (СИ)"

Автор книги: Зинаида Хаустова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

– Я знаю, – тихо шепчет мне на ухо, – но это же на турнире, с Энрико не обязательно думать так долго.

– С братом желательно просто не нарушать правила, котенок, ты же знаешь, какой он вспыльчивый, – смотрю в виноватые глаза Ариадны. – Иди и извинись перед ним, а потом вместе соберите шахматы.

Провожаю взглядом худенькую спинку.

Я выбрала греческий вариант имени для дочери, потому что это почти анаграмма от имени ее отцов. К тому же во мне билась сентиментальная мысль, что она могла бы быть той ниточкой для своего биологического родителя, которая вывела бы его из лабиринтов пустого тщеславия.

Когда отец твоего ребенка не знает о его существовании, периодически охватывает тихая грусть. Представляешь, как они могли бы познакомиться и понравиться друг другу. Ведь они так внутренне похожи. Жаль, что этого никогда не случится.

Ариадна мой маленький клон внешне, но характером пошла в Ларина. Помню, как впервые привезла ее на большую детскую площадку в соседнем поселке. Дочке было десять месяцев. Она, затаив дыхание, смотрела на бегающих детей.

Когда мы вернулись домой, Ариадна подползла к дивану, встала на ноги и сделала шаг в пустоту, оторвавшись от надежной опоры. Упала на ковер. Снова встала. Снова шаг в пустоту. Падение.

Она проделывала эти операции по кругу, пока не научилась ходить.

Я продолжаю следить за ее отцом. Каждый год он выпускает по паре сериалов и успел снять пару полнометражных фильмов.

Пару лет назад женился на какой-то актрисе, и это было неожиданно больно.

Андреа прав, ревность завязана на чувстве собственничества. Не понимаю, какое право он имел связывать себя с другой женщиной, когда у него есть дочь.

В гостиную возвращаются дети вместе с их няней. Донна хочет собрать фигуры с пола, но я ее останавливаю. Женщина у нас недавно и еще не привыкла к моим заморочкам.

– Донна, не надо. Энрико достаточно взрослый, чтобы исправлять последствия своей вспыльчивости. Правда, милый? – уточняю у сына.

– Да, я большой, – гордо соглашается клон папы.

В четыре руки дети быстро собирают шахматы в коробку. Энрико подбегает ко мне за похвалой.

– Ты молодец, милый, – обнимаю мальчика и целую в пухлую щечку, – но нужно быть терпеливее. Ты хоть раз видел, чтобы папа кричал на женщину? Ты же уже большой?

– Да, я буду терпеливее, как папа, – вздыхая соглашается Энрико. – А можно я послушаю, как там братик?

– Он спит, но послушать можно, – улыбаюсь я.

Сын ложится на мои колени и прикладывает ухо к животу.

– А он будет играть со мной в футбол? – в сотый раз интересуется Энрико.

– Будет, зайчонок, но только когда подрастет. Сначала он будет маленький, как ты на фотографиях в альбоме, – повторяю я свой обычный ответ.

– А он будет младше меня? – волнуется Энрико.

– Да, милый, ты будешь старшим братом и будешь защищать Джованни, – сын садится на диване и гордо выпрямляет спину. Ему невыносима мысль, что Ариадна старше его, поэтому он изо всех сил ждет рождения младшего брата. Не выдерживаю и целую его еще раз в черную макушку.

– Мам, а мы пойдем встречать папу к пристани? – залезает с другого бока Ариадна.

– Пойдет только тот, кто съест обед, – отрезаю я.

– А когда мы еще поедем к папе в Венецию? – не отстает дочь.

– Завтра мне нужно съездить в наш дом. Вечером спросим у папы, сможет ли он с нами пообедать. Если да, то возьму вас с собой.

Ариадна пищит от восторга и начинает пританцовывать на полу. Замираю и любуюсь на своего ребенка. Настоящая папина дочка. К счастью, ее чувства взаимны. Я бесконечно благодарна Андреа за то, что он относится к детям одинаково. Даже местами нежнее к дочери.

Выхожу из транса и выгоняю детей на улицу. Нам надо нагулять аппетит перед обедом.

Глава 20. Сирокко

За час до обеда Андреа звонит и предупреждает, что сегодня дует сирокко, и в Венеции «высокая вода». Уровень повысился немного, площадь Сан-Марко подтоплена совсем чуть-чуть. Отменяем встречу в любимом семейном ресторане и переносим ее на площадь.

С детьми и Донной идем на пристань. Здесь достаточно ветрено. Ветер теплый, но мои инстинкты волнуются, что дети могут замерзнуть. Наш катер уже ждет. Быстро загружаемся всей толпой. Направляемся в сторону Сан-Марко. Смотрю в окно. По заливу проходит мелкая рябь. Из отсека для хранения вещей извлекаю наши резиновые сапоги.

Переобуваемся, достаю из сумки легкие кофты и утепляю детей. Знаю, что долго они в них не пробудут, но попытаться стоит. Оба моих ребенка закалены. С младенчества мы занимались грудничковым плаванием. Даже ночью их проблематично укрыть легкими покрывалами, утром они оказываются на полу.

Андреа встречает нас у пристани. Воды совсем немного. Тонким слоем растеклась по поверхности. Бликует в солнечных лучах и отзеркаливает памятники архитектуры.

Вообще, вся Венеция похожа на Зазеркалье. Один город стоит на зыбких почвах, второй – отражается в водах каналов и залива.

Дети, обнявшись с отцом, моментально о нем забывают. Бегать по подтопленной Сан-Марко их любимая забава. Донна ловит детей за руки и направляется в сторону ресторана. На канале тоже ветер.

Гонголо забирает у меня сумку со сменной одеждой и закидывает себе на плечо.

– Привет, счастье мое! – Андреа обвивает руками мою исчезающую талию и целует в губы, потом глазами ощупывает все лицо, – как ты себя чувствуешь?

– Спать хочу, – жалуюсь я, – как думаешь, есть шансы их сегодня отсюда вытащить?

– Призрачные, – Гонголо смеется.

Наблюдаем, как Энрико пытается подпрыгивать как можно выше. Подол платья Донны уже мокрый, и мне перед ней слегка неудобно.

– У меня после обеда только один бизнес-митинг и я могу уйти. Ты до скольки будешь в Венеции? – рука Андреа лежит на моей пояснице и от нее тепло разливается по телу.

– Не знаю пока, – пожимаю плечами, – как пойдет. Созвонимся тогда.

Садимся за столик. Делаем заказ. Я сижу рядом с Андреа, положив голову ему на плечо. Его рука наглаживает мое бедро.

– Тебе не обязательно самой контролировать работы, – замечает Гонголо, – наш дизайнер может за всем проследить.

– Я хочу почувствовать, что это место мне не чуждое. Это возможно, если я буду участвовать в реконструкции.

– Как считаешь нужным, – вздыхает Андреа.

Замолкаем. Смотрим на детей. Бегают по площади, поднимая брызги. Благо, сегодня она полупустая. Чувствую напряжение, исходящее от Гонголо. Поворачиваю голову, наблюдаю за его напряженной челюстью.

– Что случилось? – встревоженно интересуюсь у Андреа.

– Ничего, – натягивает покерфейс, – с чего ты взяла?

– Андреа, не делай из меня дуру. Я, конечно, беременна, но пока не разучилась тебя чувствовать.

– Не забивай голову, – примирительно посылает меня Гонголо, рассеянно поглаживает мой живот.

– Ты завел любовницу? – предполагаю самое страшное.

– Что? – изумленно поворачивается ко мне Гонголо, тут же расслабляется и прищуривается, – ты же знаешь, что я не скажу, зачем спрашиваешь?

Его реакции мне достаточно, чтобы понять, самое страшное пока не случилось. Но давление не прекращаю. По-другому я вряд ли выясню, что происходит.

– Спрашиваю, чтобы тебе стало стыдно. Значит, все-таки завел. О чем еще ты бы не мог мне рассказать? – заявляю провокационно. – Я не буду с тобой спать, Гонголо. Не хватало, чтобы ты еще какую-нибудь заразу притащил.

– Тайа, замолчи. Я не могу слушать этот бред. Нет у меня никого, – берет мою руку и прикасается губами к тыльной стороне. На лице смятение.

– Все остальное ты бы не скрывал, – бросаю раздраженно.

Андреа тяжело вздыхает и лезет в карман пиджака. Достает сложенный лист А4 и молча протягивает мне. Беру его дрожащими руками, какая бомба может быть там заложена?

Пробегаю глазами по списку. Застываю на строчке со знакомым именем:

«Ариадна в Зазеркалье» реж. Андрей Ларин.

– Что это? – хриплым голосом спрашиваю я.

– Предварительные участники секции независимого и параллельного кино этого года, – напряженно отвечает Гонголо.

– Я не говорила ему, Андреа, – сглатывая ком, бегаю глазами по расплывающимся строчкам, – я вообще не общалась с ним после случая с неустойкой.

– Я ни в чем тебя не обвиняю, Тайа, – в его голосе вселенская печаль, – вы можете сходить с Ариадной, но я не хочу, чтобы она знала.

– Если тебе неприятно, мы не пойдем, – переплетаю наши пальцы под столом.

– Это было бы слишком эгоистично с моей стороны, – хмурится Андреа, – если бы ты не узнала, было бы проще, но есть куча источников, которые я не смогу проконтролировать.

Опускаю голову, чтобы спрятать улыбку. Только Гонголо может так легко признаваться в своих темных мыслях. Обязательно скрыл бы, если бы мог.

– Почему тебя это так расстраивает, Андреа? – подтягиваюсь повыше и целую его в легкую щетину, – ты не доверяешь мне?

– Меня бесит, что он меня обошел. Я никогда не смогу подарить тебе кино, – выплевывает он сквозь зубы, но внезапно его лицо становится задумчивым, – или смогу?!

– Даже не думай, Гонголо, – заземляю я его, – не хватало мне новой волны сплетен.

Глава 21. Дом

Пообедав, кое-как уводим упирающихся детей к пристани. Время идет к тихому часу, поэтому сопротивление вялое. Гонголо берет водное такси и отправляется на бизнес-митинг, наш катер завозит меня в Кастелло к венецианскому дому Андреа, и отправляется на Лидо, где Донна должна уложить детей спать.

Андреа откинул в сторону весь рационализм, как только узнал, что я беременна мальчиком. В нем проснулись какие-то средневековые инстинкты. Гонголо твердо заявил, что его сын не будет бастардом, и он готов принять любые последствия.

На следующий день после того знаменательного УЗИ он начал процесс об аннулировании брака.

Неприятие католиками разводов основано на одном изречении Иисуса «что бог сочетал, того человек да не разлучает». Поэтому для них легче сделать вид, что вообще ничего не было, чем разрешить развод.

Аннулировать брак можно, доказав, что стороны были неискренни, озвучивая свои клятвы. Например, что муж и не собирался хранить верность. Это основание могла бы использовать Франческа. Но она хранила свое обещание, данное мне, и расторгать брак не пыталась.

Андреа использовал как повод тот факт, что Франческа утаила важный факт о состоянии своего здоровья. Если скрыла что-то одно, то в искренности остальных клятв тоже есть большие сомнения. Думаю, окончательно церковный суд убедили весомые финансовые пожертвования в пользу церкви.

Мне пришлось креститься, потому что с нехристианкой в приходе Андреа венчать его отказывались. Я предложила обратиться к более сговорчивым служителям культа. Но Гонголо внезапно обратился в истинного католика. Он заявил, что это не выход, так как венчание с нехристианкой не является таинством. Для него же наш брак священен, для всех вокруг должен быть таким же.

К католикам отношение у меня было уже сильно предубежденное. К тому же перед крещением требовалось проходить длительный период подготовки-катехизации. Поэтому обряд я прошла во временном приходе русской православной церкви в Венеции.

Пришлось покаяться в своих грехах. Теперь я не блудница. Да и вообще чиста, аки младенец. Могу всех закидать камнями.

Детей же пришлось крестить по католическому обряду, и моим мнением по данному вопросу вообще никто не интересовался. Гонголо сделал лицо кирпичом и просто поставил меня перед фактом. На обряде крещения Ариадны я впервые была удостоена чести лицезреть родителей Андреа.

В общем-то, Гонголо был абсолютно прав, что и его родителям, и венецианской тусовке требуется время, чтобы привыкнуть к существующему положению вещей.

К моменту нашего бракосочетания нам уже перемыли кости по десять раз, и саму церемонию общество проглотило на удивление спокойно. А мою дочь никто из семейства мужа не потащил на тест ДНК, чего я боялась больше всего. Видимо сыграл тот факт, что Ариадна очень сильно похожа на меня, поэтому от нее не требовалось иметь каких-то родовых черт Гонголо.

После того, как Франческа покинула дом Андреа, он долго стоял пустым. Под бизнес Гонголо отдавать его не хотел, а я не могла себя заставить войти в жилище, где он жил с другой женщиной. Но обстоятельства диктуют свои правила.

Ариадна с сентября идет в школу. Я не хочу, чтобы она ежедневно пересекала лагуну. Несмотря на то, что я уже давно живу на острове, меня до конца так и не отпустил страх перед водной стихией.

Еще страшнее то, что после родов я вряд ли смогу постоянно сопровождать дочь.

В общем, необходимость переезда в Венецию встала в полный рост.

Несмотря на мои предрассудки, дом Андреа подходил для нашей семьи как нельзя лучше. В шаговой доступности располагается единственный нормальный парк в Венеции. К тому же здесь имеется хоть какая-то придомовая территория, которую я планирую озеленить.

Когда голос разума одержал верх над моим неприятием, я решила сделать полный ремонт жилища.

К тому же он уже реально назрел. Климат города не способствует долговечности отделки. Отвалившаяся штукатурка на фасадах и в домах – привычное глазу зрелище.

Вдобавок у беременных женщин, как известно, наблюдается синдром гнездования. Ремонт – наше все. Вот и я вью очередное гнездо.

Глава 21.1. Комната

Самое небанальное мое решение пересмотреть функциональность этажей. Для венецианцев наводнения не являются катастрофой, они принимают их с тем же смирением, с каким японцы переносят землетрясения.

Меня же все это сильно пугает. Настолько, что я, не думая, перенесла все спальни членов семьи на третий этаж. Кухня и кабинет переехали на второй. На первом остались помещения пониженной функциональности, типа гостиной, спортивного зала, большой столовой, учебной и шахматной комнаты. Все без чего можно обойтись на период затопления.

Всю штукатурку со стен и потолков безжалостно содрали и отштукатурили все помещения заново. Теперь нельзя сказать, что эти стены помнят кого-то, кто жил здесь ранее.

Также я полностью переделала ту часть, где располагаются детские комнаты. Потолки усилили металлическими балками и полностью перестроили стены. Одна большая комната в блоке выделена под общую игровую. Комната няни тоже здесь.

На первом этаже идут активные работы. Шпаклюют стены.

Поднимаемся с подрядчиком по новой перестроенной лестнице с удобной высотой шага. Он рассказывает мне об оставшемся фронте работ. Осматриваю детский блок. Базовая отделка уже полностью закончена. Прошу перекрасить комнату Ариадны, где наблюдается некоторая небрежность.

На втором этаже белые стены, покраску еще не начинали. Осматриваю кухню. Облицовка закончена. Шахта для кухонного лифта пока пустая. Подрядчик объясняет, что его установят после окончания работ на первом этаже. Заходим в малую столовую рядом с кухней. Ее уже даже покрасили.

Отпускаю подрядчика. Бреду по второму этажу и набираю сообщение Андреа, что уже свободна. Когда отвлекаюсь от телефона, понимаю, что нахожусь в старой спальне. Смотрю на белые стены. Здесь окна на две стороны. С одной стороны выход на террасу, второе окно смотрит на канал.

Рассеянно шарю взглядом по комнате, ищу изъяны в отделке. Невольно представляю себе кровать и что на ней происходило. Резко отворачиваюсь к окну. Пытаюсь очистить мысли и сосредоточиться на течении воды в канале.

Андреа подходит бесшумно, обвивает руками и целует меня в висок.

– Хорошо здесь смотришься, Тайа, – мурлычет мне на ухо. – В моей комнате. Беременная моим ребенком.

– Ты здесь трахал Франческу, – это не вопрос, а скорее утверждение.

– Да, трахал, – низким грудным голосом сообщает мне, – и не отказался бы трахнуть тебя на той же кровати.

– Извращенец! – почему у меня не получается злиться на него в такие моменты? Наоборот, от его тона по телу поднимаются мурашки.

– Впрочем, на этом подоконнике я ее тоже трахал, – доверительно сообщает Андреа и тут же пресекает мою попытку к бегству, – куда собралась?

– Это другой подоконник, – резко сообщаю я.

– Очень жаль, – выдыхает прямо в ухо и засасывает мочку губами, – я бы хотел тебя на том самом.

Трется эрекцией между моими ягодицами. Реально извращенец. Его заводят мысли об этом.

– Может ты все еще ее хочешь, Гонголо? – срывающимся тоном интересуюсь я.

– Нет, я хочу тебя, когда ты сходишь с ума от ревности, – берет меня за бедра и тянет их на себя, потом кладет руку на поясницу и заставляет прогнуться, – обопрись на руки, – издает короткий приказ.

– Андреа, здесь нет двери, – нервно напоминаю я мужчине.

– Расслабься, ты здесь хозяйка, можешь делать, что пожелаешь.

Закусываю губу, закрываю глаза и улыбаюсь. Это не блуд и даже не грех. Просто разнузданный разврат в законном браке. Таинство и священный акт.

Гонголо закидывает подол платья мне на плечи, встает сзади на колени и стаскивает по ногам мои трусики. Поднимает по очереди ступни и отбрасывает белье в сторону. Проводит языком по вспухшим губкам.

– Похотливая ревнивица, – выносит приговор, проникая пальцами в мое лоно и натирая чувствительную точку, – течешь как кошка.

– Гонголо, ты невыносим, – не могу сдержать стон. От его пальцев, как от электродов по телу проносится волна дрожи.

Встает, оттягивает мою голову за волосы и облизывает шею. Представляю, как он делал тоже самое с Франческой и горю от ревности. В животе напряженная тяжесть. Хочу, чтобы быстрее взял меня, был только со мной, только моим.

– А ты очень сладкая, – сообщает на ухо.

Ступней раздвигает мои ноги в стороны. Облизываю пересохшие губы и чувствую, как заполняется лоно. Медленно, но неотвратимо.

– Твоя матка заполнена моим ребенком, а твое влагалище моим членом, от этого просто сносит крышу, – произносит срывающимся голосом и начинает двигаться внутри.

Перед глазами течет вода в канале, и я теряю ощущение реальности. Все плывет, реально только скольжение внутри меня. Трение, порождающее эйфорию. Толчок, еще толчок.

Задирает мое платье выше лопаток, залезает в чашечки бюстгалтера, крутит сверхчувствительные соски.

Выгибаюсь пантерой, дрожу и двигаюсь навстречу его бедрам. Ощущения такие острые, что перед глазами прыгают черные точки.

Мой, только мой. Чувствую его руку на животе и взрываюсь, ритмично сжимаю его внутри. В реке перед глазами плывут облака. Проваливаюсь в это небо.

Прихожу в себя на полу, голова на груди Андреа, его пальцы перебирают мои волосы.

– Что будет в этой комнате? – спрашивает Гонголо, когда я подаю признаки жизни.

– Не знаю, может, заселить кого-нибудь из персонала? – пожимаю я плечом.

– Пусть будет гостевая, – предлагает Андреа, – хочу периодически тебя здесь трахать. Не очень часто, чтобы не приелось.

– Я подумаю над твоим предложением, – сажусь на колени и пытаюсь привести волосы в порядок, – вообще, мне не нравится эта идея. Мне кажется, здесь витает аура Франчески.

– Здесь не может витать ее аура, – усмехается Гонголо, – это моя комната, она просто приходила потрахаться и не всегда получала желаемое. Ее комната была в другом конце.

– У вас были разные комнаты? – изумленно хлопаю глазами.

– Это нормально в нашем кругу, Тайа, у мужа и жены разные спальни, – пожимает плечом Андреа.

– А почему я впервые об этом слышу? – нервничаю, как отличница, которой дали не те билеты для экзамена.

– Потому что я не позволю тебе спать отдельно. Разные комнаты – стандарт для договорных браков, к нам это не относится.

Андреа встает с пола и подает мне руки. Поднимаюсь и попадаю в его объятия.

– Жду не дождусь, когда летом сплавим детей, и ты будешь только моя, – сообщает низким голосом.

– Будет смешно, если мне вдруг запретят секс, – пытаюсь снизить градус напряжения, потому что снова хочу Гонголо. Беременность делает меня нимфоманкой.

– Плохая девочка, – прожигает меня взглядом, – умеешь испортить момент.

Переплетает наши пальцы и ведет меня на выход из дома.

Глава 22. Папина дочь

Волнуюсь ужасно. Мы с Андреа в зоне встречи в аэропорту Марко Поло. Высматриваем среди прибывших знакомые лица. Наконец-то появляется мама с чемоданом на колесиках, к которой жмется тонкая фигурка дочери.

– Ариадна! – кричу я и машу рукой.

Девочка вскидывает голову, находит нас глазами и летит навстречу.

– Папочка! – кричит мелкая предательница и несется в распахнутые объятия Андреа. Тот легко подхватывает миниатюрное тельце и прижимает к своей груди.

– Привет, котенок! – рокочет Гонголо.

Ко мне подходит мама, неуклюже обнимаемся и расцеловываемся через большой живот.

– Привет, милая! – мама светится от радости. – Ада, поцелуй маму, – требовательно напоминает внучке.

Дочь послушно тянет ко мне губы для быстрого чмока и снова льнет к Андреа. Проводит ладошкой по его лицу.

– Ты такой колючий, папочка, как ежик! – не сводит с него восхищенных глаз, крепко обнимает за шею. – Я так соскучилась.

– Не всем же быть мягкими котятами, – купается в женском обожании Гонголо, – я тоже соскучился, детка, и Энрико тебя сильно ждет.

Мои родители только Ариадну могут заполучить в полное пользование на летние каникулы. Наследника семья Гонголо не отпускает в варварские земли, поэтому лето он провел в поместье дедушки под Генуей. Мама задержится у нас на неделю, чтобы пообщаться с внуком.

Выходим к причалам и садимся в катер. Дочь не может усидеть на месте. Ерзает от нетерпения и выглядывает в окно. Снова карабкается на Андреа.

Практически пищит от восторга, когда видит у пристани фигуру брата, ожидающего нас с няней.

Ужин проходит в радостном оживлении. Над столом витает эндорфиновый привкус счастья.

Ловлю на себе периодически встревоженный взгляд мамы, но не фиксирую на нем внимание.

Вечером Андреа дает нам возможность остаться наедине, вызывается сам почитать детям перед сном книжку.

Мама предлагает прогуляться в саду. Почему-то сильно волнуюсь.

– Тая, – вкрадчиво начинает мама, когда мы отходим от дома, – чья дочь Ариадна на самом деле?

Сердце тревожно ускоряет свой ритм.

– Почему ты интересуешься? – уточняю я.

– Как ты знаешь, мы отдыхали на университетской турбазе, – начинает издалека родительница, я рассеянно киваю, – туда же приехал Андрей Ларин.

Чувствую дурноту и опираюсь на локоть мамы. Перед глазами прыгают красные мушки.

– Тебе плохо, милая? – в голосе нотки паники.

– Нет все нормально, давай просто присядем, – еле доползаю до ближайшей скамейки и падаю обессиленно, – что он сказал Ариадне?

– Он ей ничего не сказал, – успокаивает меня мама, – он уведомил нас с папой, что она его дочь. Мы не решились обсуждать с тобой этот вопрос по телефону. Опасались прослушку. Надо было что-то делать, и мы приняли решение самостоятельно. Боялись, что подкараулит ее одну. Сели, поговорили и выработали правила. Они общались в нашем присутствии с условием, что он не станет наносить ребенку психологическую травму и рассказывать Ариадне о своем предполагаемом отцовстве. Это правда, Тая?

– Да, он ее отец, – выдыхаю я, – Андреа будет расстроен, если узнает, что они общались.

– Он все знает? – с волнением уточняет мама.

– Да, он в курсе, – подтверждаю я.

– Слава богу! – восклицает моя неверующая мама, – мы так с папой боялись.

– Прости! – сжимаю родную ладонь. – Андреа просил, чтобы никто не знал правду.

– Мы ничего никому не говорили, – поспешно заверяет мама.

С иронией думаю, что никому не нужно ничего говорить. После премьеры Ларина все знакомые смогут сложить два и два.

– О чем они говорили? – резко интересуюсь.

– Никакого криминала, – заверяет меня мама, – он спрашивал о ее жизни, интересах и хобби. Хотел сыграть в шахматы. Ариадна поинтересовалась, какой у него разряд. Потом заявила, что не играет с любителями. Он на это усмехнулся.

Наверное, вспомнил меня. Я же тоже ему это говорила. Чувствую в груди легкий теплый трепет.

– Он сказал Аде, что она очень похожа на тебя, – тихо говорит мама, – мне показалось, что у него остались к тебе чувства.

В горле ком, сглатываю его.

– Он приезжал без жены? – спрашиваю высоким голосом.

– Сказал, что супруга на съемках, – откашливается мама, – почему у вас так получилось, Тая?

– Он хотел, чтобы я сделала аборт, – вспоминаю главное, отбрасывая сентиментальность, – в общем-то он не заслужил общения с Ариадной.

– Все люди ошибаются, милая, все заслуживают прощения, – качает головой мама.

– Ты очень добрая, а я злая. Я готова прощать за себя, но преступления против своего ребенка прощать не готова.

Перед сном с содроганием сердца пересказываю все Андреа. Он становится мрачнее тучи, говорит, что хочет побыть один, и удаляется из спальни. Не могу уснуть. Джованни чувствует мое волнение и начинает нещадно колотить меня изнутри.

Гонголо возвращается через вечность со сбитыми костяшками. Объявляет, что мы должны все рассказать Ариадне. Не могу даже думать об этом. Она боготворит Андреа. Я боюсь, что ее сердце будет разбито.

– У нас нет другого выхода, Тайа. Представь, если он все ей расскажет в подростковом возрасте. Она нас просто возненавидит.

Встаю и иду за аптечкой. Обрабатываю мужу руки и заклеиваю ссадины пластырем.

Гоняю в голове предстоящий разговор и медленно умираю, представляя боль своего ребенка.

Глава 23. Смыслы

Разговор намечен на вечер. Целый день я на иголках. Утром идем с мамой и детьми на пляж. Август, и здесь непривычно многолюдно. Наблюдаю за Ариадной. Она счастлива, что снова с братом. Постоянно смеется, тискает его и, обхватив руками за талию, отрывает от земли. Энрико в кои-то веки совершенно покорен и позволяет делать с собой все, что угодно. Тоже соскучился.

Надеюсь, что завтра она тоже будет смеяться. Удивительно, но иногда слово может смести всю привычную жизнь. Вроде бы все остается по-прежнему, а на самом деле нет. Твой невидимый Атлант отлучился, и на тебя рухнуло небо.

И дело не в обстоятельствах, а в нашем восприятии. Неоправданные завышенные ожидания способны каждый чих превратить в личную катастрофу.

Буддисты абсолютно правы, если ничего не ждать и не требовать от жизни, то не будет и поводов для страданий. Нас убивает излишняя самоуверенность. Тех, кто во всем сомневается, сложнее сломать.

На зыбкой почве болот выстроили самый соразмерный человеку город – Венецию. А на твердой земле строят гигантских бездушных бетонных монстров, в которых не может быть нормальной жизни.

Только с детьми это все не работает. От их боли абстрагироваться не представляется возможным. Эволюция заложила эту программу в наши инстинкты.

– Может не нужно ей ничего рассказывать? – вырывает меня из мыслей мама, – мне не показалось, что Андрей настроен агрессивно. С ним можно договориться.

– Андреа прав, – возражаю я, – пока знал ограниченный круг лиц, можно было надеяться, что информация не получит распространения. Теперь все не поддается контролю. Мы должны сами поговорить с Ариадной, чтобы этого не сделал кто-то другой.

Дует легкий бриз и море ритмично накатывает на берег. Мне перманентно хочется спать, и под упорядоченный шум волн особенно.

– Мне нужно поплавать, – сообщаю я маме, – иначе усну.

Иду в море, почти сразу у берега падаю на волну и плыву. Идти на глубину смысла нет – здесь море неглубокое десятки метров от берега. Детям хорошо, взрослым не очень. Ныряю с головой, вода освежает и становится легче.

Ритмично разрезаю руками водную гладь. Представляю себя птицей, которая парит над землей.

Разворачиваюсь назад. Мне навстречу плывут мои маленькие рыбки. Затапливает теплой нежностью.

Встаю на ноги. От берега неблизко, но воды мне только по грудь. Мои маленькие обезьянки цепляются за меня и смеются. Тащу их к берегу, пока не отлепляются и не плывут самостоятельно. Возвращаюсь на шезлонг.

– Так странно, – задумчиво говорит мама, – не думала, что ты будешь многодетной матерью. Мы с папой считали, что ты будешь строить карьеру лет до тридцати.

– Обстоятельства сильнее нас, – пожимаю я плечом, – мне Гонголо вчера сказал, что придется реабилитироваться перед его родителями и родить им еще и внучку. Вроде бы пошутил, а не оставляет ощущение, что вроде, как и нет.

– Мы с папой больше всего боялись, что ты вырастешь зависимой личностью, поэтому никогда на тебя не давили.

– Были предпосылки? – вздергиваю я бровь.

– В общем-то нет. Ты всегда была независимым ребенком, но родительский диктат может задавить самые свободолюбивые побеги. Мы старались направлять, а не подчинять. У нас получилось. Ты всегда могла противостоять личному и общественному давлению. Поэтому так странно видеть, что ты выбрала матримониальную роль.

– Это судьба, – улыбаюсь я, – в моей жизни было всего двое мужчин, которые были сильнее меня. Мне было суждено вляпаться в кого-нибудь из них и воплощать их видение женской роли в социуме. С Лариным не срослось, приходится воплощать видение сексиста и шовиниста Гонголо, – саркастично ухмыляюсь.

– Только не подумай, что я ропщу, – оправдывается мама, – я безумно счастлива быть почти трижды бабушкой, просто это тот случай, когда твой ребенок тебя удивил.

– Ну ты меня не списывай совсем со счетов, – не могу сдержать нервный смешок, – все-таки я не совсем домохозяйка. У меня есть шахматная школа, которую я планирую возобновить после декрета. Я собираюсь реализоваться как тренер. Ариадна у нас еще чемпионкой будет.

– Не сомневаюсь, милая. Главное, ощущение наличия смысла жизни. У всех свой путь.

Закрываю глаза и думаю о смысле. А в чем он этот смысл? Христиане видят в царствии небесном. Но он явно не в загробной жизни. Это уже не смысл жизни, а смысл смерти.

Полагаю, что смысл жизни в ее наполненности. Наверное, это то самое счастье.

Думаю о том, что если бы согласилась на условия Ларина, то моя жизнь была бы такой, как представляли родители.

Я бы и дальше играла в шахматы. Ларин бы снимал кино. Я бы ездила на соревнования, он на съемки. Понравилась бы мне такая жизнь на ярмарке честолюбия?

Андрею явно чего-то не хватает. Иначе он бы не искал встреч с Ариадной. Зачем они ему? Старый смысл жизни уже не устраивает? Может ли быть счастье только в профессиональной реализации?

Моя судьба потекла по другому сценарию. Нравится ли мне моя матримониальная роль?

Прислушиваюсь к себе. Думаю, я счастлива. Я люблю своих детей. Я люблю несносного Гонголо. В конце концов, я люблю регулярный секс, которого в жизни с Лариным явно бы не хватало.

Если есть ощущение счастья, следовательно есть и смысл? Надо спросить Андреа, чувствует ли он тоже себя счастливым.

Весь день окружаю вниманием Ариадну. Мы рисуем, играем в шахматы и читаем. Прошу Кару приготовить любимые блюда дочери. Ближе к вечеру встречаем Андреа на пристани. Меня внутренне потряхивает в ожидании разговора.

Мы ужинаем всей семьей, и мама уводит Энрико в сад.

Андреа видит мое состояние и берет на себя инициативу. Он усаживает дочь на колени и целует ее в висок.

– Знаешь, котенок, некоторым девочкам везет больше остальных. У всех только один папа, а у тебя целых два.

– Как это? – Ариадна недоверчиво смотрит на Андреа.