Текст книги "Калигула"

Автор книги: Зигфрид Обермайер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 38 страниц)

– Ты долгое время служил в легионе моего отца и уже тогда отлично себя проявил. Я прекрасно помню твое имя.

– Кто был удостоен чести служить Германику, никогда этого не забудет и верность ему передаст тебе, император.

– Хорошо сказано, Кассий Херея. Любой император почтет за счастье иметь таких солдат, как ты.

Как легко давалась ему такая ложь – ведь он нуждался в этих людях как в инструменте, который всегда под рукой. А какой же хороший ремесленник небрежен со своим инструментом? Калигула с трудом подавил желание отпустить очередную колкость по поводу высокого голоса великана Хереи.

«Геркулес-то он Геркулес, а голос как у грудного младенца», – подумал Калигула и обратился к следующему.

Луций Анней Сенека не мог забыть встречи с Ливиллой. Как многие в Риме, он, конечно, знал, что брак ей был навязан Тиберием. Сестра Калигулы произвела на него впечатление женщины, оказавшейся по недоразумению в руках недостойного. О Марке Виниции он знал только, что тот происходил из благородной семьи, владеющей землей где-то в провинции.

Сенека как раз закончил свое исследование «О душевном покое» и хотел одну из первых копий послать Ливилле, но затем передумал.

– Я сам передам ей свое сочинение. Потом мы сможем немного поболтать, а может быть…

Мысли его забрели далеко, но ясный трезвый ум быстро переключился на действительность. Он отправил Ливилле письмо, в котором спрашивал, сможет ли она его принять и если да, то когда. Ответ не заставил себя долго ждать. Ливилла сообщала, что поэт и ученый всегда и для нее, и для ее мужа желанный гость. Сенека горько усмехнулся. Как добропорядочная римлянка, она тут же ссылается на мужа. Он решил, что отправится к ним через день, и уже настроился на пустую беседу с Марком Виницием. Но все получилось по-другому, и этой встрече суждено было изменить его дальнейшую жизнь.

Слуга провел Сенеку в приемный зал красивого просторного дома. Там его встретила Ливилла. Она приветливо улыбалась.

– Мой муж просит его извинить, он не хотел пропускать один очень важный симпозиум.

Сенека почувствовал поднимающуюся волну светлой радости.

– Да, симпозиумы иногда бывают и вправду очень важными.

С легким поклоном он протянул Ливилле свое новое сочинение.

– Я решил, что будет лучше их скрепить и переплести – в последнее время многие стали отдавать предпочтение таким книгам, а не свиткам. Читать намного удобнее.

– Я неплохо справляюсь и со свитками, – сказала Ливилла и пролистала несколько страничек. Одно место ее заинтересовало, и она прочла вслух: «Как обрести устойчивое и благодатное состояние духа? Как научиться правильно оценивать себя, как с наслаждением рассматривать собственное творчество, не разрушив потом полученную радость? Как сохранить это спокойствие, не поддаваясь ни приступам чрезмерной радости, ни меланхолии?»

Женщина подняла глаза и вопросительно посмотрела на Сенеку:

– И ты нашел ответы на все эти вопросы?

– Надеюсь. Возможно, они подходят не для каждого, но многим моя книга будет полезна.

– И конечно, женщинам? Или ты писал только для мужчин?

– Я мужчина и могу воспринимать и чувствовать только как мужчина, но надеюсь, что и женщины найдут здесь много интересного.

Ливилла прошла вперед, и они оказались на широкой крытой террасе, откуда открывался вид на маленький ухоженный сад.

– С того дня, как я увидела тебя на поминальном ужине, мне интересны не только сами сочинения, но и их создатель. Возможно, я говорю слишком откровенно, забываю придерживаться строгих старых римских правил. Они настоятельно рекомендуют замужней женщине избегать в отсутствие супруга общения с мужчинами, если таковые не являются родственниками. Ведь так? Я не могу пожаловаться на своего мужа, он обходителен и внимателен ко мне, но нам нечего сказать друг другу. Меня считают замкнутой и неразговорчивой… Брат подшучивает надо мной. Но я молчу из чувства пресыщения, Сенека. Если нечего сказать, длинные разговоры неуместны.

– Философия учит действовать, а не разговаривать. Об этом говорится в одной из моих книг.

– Что же должна делать женщина? Это право мужчин – творить жизнь за стенами домов и определять нашу женскую судьбу. Один мужчина, император Тиберий, мне этот брак навязал, и только другой мужчина, мой правящий брат, в состоянии его расторгнуть.

– И все-таки ты можешь действовать, Ливилла, можешь создать свой собственный мир.

– Я это и сделала. Мой мир – книги.

– Мир из пергамента…

– И это говоришь ты, поэт и философ?

Что-то заставило Сенеку ответить не словами, а действиями. Он наклонился к Ливилле, обхватил обеими руками ее голову и страстно поцеловал.

Она освободилась из объятий:

– Не здесь и не сейчас, мой друг.

– Это обещание?

Она засмеялась и нежно посмотрела на него:

– Можешь думать как хочешь. А теперь пойдем со мной, я покажу тебе свою библиотеку.

В тот вечер во дворце Тиберия Калигула поглядел вслед удаляющемуся Сенеке. Император был горд своим сравнением его стихов со штукатурной смесью без извести, но все-таки не чувствовал себя полностью удовлетворенным. Ученый ничего не сказал и не сделал такого, в чем можно было бы усмотреть неуважение или двусмысленность, но его голос прозвучал странно… Калигула не стал развивать эту мысль. Он выпил вина и почувствовал блаженство легкого опьянения. Император удовлетворенно оглядел своих гостей, наслаждаясь мыслью, что может словом изменить судьбу любого. Одному отрубить голову, другого сделать сенатором, третьего отправить в пожизненную ссылку или отобрать у него жену.

– Как пожелаю! – громко сказал он. – Все по моему желанию, – и засмеялся.

Клавдий присоединился к нему и проговорил сквозь смех:

– Я р-р-ад, что у т-т-ебя в-все х-х-хорошо, Гай.

– Да, у меня все хорошо, дорогой дядя, а чтобы доставить радость и тебе, я скоро назначу тебя консулом.

Клавдий озадаченно посмотрел на него и выглядел в этот момент так жалко, что Калигула опять залился смехом, показывая на него пальцем.

– Посмотрите-ка на нашего Клавдия! Я обещаю ему самую высокую должность в государстве после моей, а у него лицо как у карпа, выброшенного на берег.

– С-с-пасибо, им-п-ператор, – пробормотал ученый.

– А что получу я, раз уж ты настроен раздавать подарки? – спросила Друзилла.

– Чего бы ты хотела?

– Уйти отсюда.

Калигула поднялся:

– Значит, того же, что и я. Мне все это прискучило. Пойдем, я проведу тебя по дворцу Тиберия.

Император поднял руку, и сразу же воцарилась тишина.

– Я покидаю вас, друзья. Вы можете остаться, ешьте и пейте сколько хотите…

Он потянул Друзиллу за руку и исчез. Двум последовавшим за ними преторианцам он приказал:

– Оставайтесь здесь! Кто может причинить мне вред? Меня все любят.

Калигула провел сестру через роскошные, почти пустые помещения с колоннами из разноцветного мрамора и мозаичными картинами, сюжеты которых были посвящены подвигам Геркулеса и других героев.

– Это маленький зал для аудиенций, и здесь… – он открыл невидимую снаружи дверь, – Тиберий свил себе любовное гнездышко. Да, старик всегда был не прочь позабавиться, хотя и разыгрывал тут, в Риме, строгого блюстителя нравов.

Почти половину небольшого помещения занимала огромная кровать, покрытая пурпурным покрывалом, поверх которого были разбросаны черные подушки.

Калигула поставил лампу и показал на нишу.

– Знаешь, кто это?

Друзилла посмотрела на высокую, блистающую позолотой статую богини. На голове у нее были коровьи рога с солнечным диском, в руке богиня держала колосья пшеницы и цветы лотоса, и стояла она на серебряном месяце.

– Похоже, это не римская богиня. Возможно, из Сирии или Египта?

Калигула хлопнул в ладоши:

– Да! Да! Ты угадала, это божественная Исида! Она замужем за своим братом – богом Осирисом. Их сына зовут Гор, его часто почитали в образе сокола. Перед ее божественным ликом мы отпразднуем свадьбу, ты, моя сестра-невеста, и я, твой божественный жених.

Друзиллу не насторожили его слова: она слышала, что говорит брат, но не поняла, о чем он. Праздновать свадьбу? Вероятно, мистическую свадьбу, как символ, в честь египетской богини, которую Калигула – об этом слышала вся семья – давно почитал.

Но Гай начал ее раздевать, снял с нее тогу и столу, развязал пояс туники, и тут Друзилла прикрыла грудь руками, сложив их крест-накрест.

– Что ты делаешь? Ты ведь мой брат…

– Да, брат. Египетским фараонам можно было жениться только на своих сестрах, чтобы не испортить божественную кровь. Я жажду тебя, Друзилла, божественная сестра. В образе твоем слились Исида, Венера и Луна…

Трясущимися руками он снял с нее тунику и залюбовался нагим телом:

– Ты прекрасна, прекрасна, как богиня. – Калигула коснулся груди сестры. – Ты и вправду из плоти и крови!

Он рывком сорвал с себя одежду и прижал к ней свое густо поросшее волосами тело, обхватил обеими руками и бросил на постель.

В его неподвижных глазах вспыхнул огонь. С восставшей плотью и волосатой грудью Гай напоминал сестре фавна, лесного бога. Друзилла перестала сопротивляться, почувствовав, как чрево ее охватило желание, и приняла брата, принесла в жертву ему свое тело, как приносят жертвы богам. Когда страсть молнией пронзила тело Друзиллы и она со стоном прижалась к Гаю, в ее голове мелькнула мысль, что это было не жертвоприношение, а скорее сладострастная готовность отдаться.

– Теперь ты моя жена, а богине Исиде я построю храм, – сказал Калигула, когда все было кончено.

– А мой муж? Что будет с Лонгином?

Брат зло засмеялся:

– В этот час ты развелась с ним. Бедняга лежит дома в постели – или он все еще здесь? Неважно – я только что тебя развел. Ты формально выйдешь замуж за моего друга Эмилия Лепида, который не осмелится притронуться к тебе. Так ты избавишься от Лонгина и будешь принадлежать только мне. Сколько бы не было у меня законных жен, не забывай одного: моя настоящая божественная жена – ты, навсегда!

«Когда кончится этот странный сон?» – подумала Друзилла и устало свернулась на постели калачиком. Свет погас, издалека доносились шаги охраны. Она уснула, но пробудилась еще до рассвета.

«Значит, это все-таки была явь», – в сумеречном свете Друзилла увидела рядом с собой спящего брата. Друзилла испугалась и подскочила на постели.

Значит, это не сон. Но она не почувствовала ни стыда, ни сожаления.

11

Корнелий Сабин с нетерпением ждал вечера. Столовая гостиницы, где жили они с дядей, частично располагалась под аркадами, а частично под открытым небом. Днем здесь натягивали над столами и лавками полотно, а вечером его убирали.

Леон, которого Сабин пригласил пообедать, с аппетитом налегал на рагу из перепелов, свиной печени и овощей, в то время как Сабин без удовольствия ковырял вилкой рыбу.

– Что-то мне ничего не хочется, а я ведь целый день не ел.

Леон улыбнулся:

– Ты влюблен, и тебе нужна пища для сердца, а не для желудка. Но это пройдет.

– Куда они пропали? Ведь собирались сказать о своем решении…

– Спокойствие, мой друг! Женщины непредсказуемы. Возможно, они просто хотят помучить нас ожиданием и делают вид, что еще ничего не знают.

– Но Ника обещала…

Леон отмахнулся:

– Ника – та еще шельма; ей доверять никак нельзя. Но мне она нравится, я обожаю ее! Она будет моей, даже если мне придется поставить с ног на голову весь Эпидавр.

– С тобой, похоже, дела обстоят не лучше, чем со мной.

– Может быть, во мне просто говорит тщеславие, кто знает. Да вот они идут!

Но это была только молчунья Йемена – «пятое колесо в телеге».

– Я должна передать вам, что девушки согласны. Елена и Ника будут ждать вас послезавтра вечером у Пропилена. Вы должны позаботиться о мулах и вине, а они принесут с собой еду.

– А ты, Йемена? Ты поедешь с нами?

– У меня другие дела, – с этими словами она удалилась.

– Другие дела! Смех, да и только! Она просто злится, что у нее нет друга.

– При этом она вовсе не уродина, – сказал Сабин.

– Как бы там ни было, завтра утром мы должны раздобыть мулов. Местный торговец продает вино из Андроса, его-то мы и прихватим с собой.

– Оно не очень кислое? Ты знаешь, что девушки предпочитают сладкие вина?

– Я родом из тех мест, и это вино мне хорошо знакомо. Давай возьмем с собой мед на случай, если его придется подсластить.

Ожидание тянулось удивительно долго. Казалось, что песочные часы наполнены глиной, так тягуче отсчитывали они время.

На второй день Сабина будто громом поразило: дядя Кальвий как бы невзначай сказал, что им пора подумать об отъезде.

– Ты уже хочешь ехать обратно? Но ведь мы здесь совсем недавно!

Кальвий удивительно посмотрел на племянника:

– Мы здесь уже шесть недель. Большинство приезжих остаются в Эпидавре лишь на несколько дней. Кроме того, ты сам недавно спрашивал меня, когда мы наконец отправимся домой.

– Да, но тогда…

Кальвий остановился.

– Что значит «да, но тогда»? Ты говоришь загадками, Сабин. Что тебя здесь держит?

– Девушка! – вырвалось у Сабина. – Потрясающая девушка! Ее зовут Елена, она приехала из Эфеса и…

– И что же? – Кальвий с любопытством посмотрел на племянника.

Сабин беспомощно поднял руки:

– Не спрашивай дядя, я и сам ничего не знаю. Но, пожалуйста, дай мне еще две недели или плыви обратно один, если тебе здесь невмоготу.

Кальвию стало смешно.

– Мне невмоготу! По сравнению с римским местный климат летом полезнее для здоровья и легче переносится. Июль и август мы вполне можем провести здесь, но потом поедем обратно.

Сабин в восторге бросился к Кальвию.

– Ты самый лучший дядя во всей Римской империи! Я скоро представлю тебе Елену. Тогда ты меня поймешь.

От волнения Сабин проснулся на рассвете. Он не мог больше спать, ворочался в постели и думал о Елене. При этом ему пришло в голову, что он ни разу в мыслях не пытался соблазнить ее, будто она была волшебным сном, а не девушкой из плоти и крови с руками, ногами, грудью, бедрами… В своих прежних романах он преследовал совершенно определенные цели, но теперь…

Юноша глубоко вздохнул. Сабин не узнавал самого себя, ему казалось, что в его постели сидит сейчас какой-то чужой человек.

Он встал, надел тунику и отправился во двор. Там он вылил себе на голову ведро холодной воды, а потом еще одно.

Погруженный в свои мысли, Сабин напрочь забыл одеться и так и пошел с туникой под мышкой в свою комнату, оставляя за собой мокрые следы. Служанка с кухни, которая как раз несла воду, застыла с открытым ртом и в ужасе смотрела на молодого человека, будто он был привидением. Тот же приветливо поздоровался с девушкой и только у себя в комнате заметил, что не одет.

Конечно же, Сабин первым пришел к условленному месту, потом появился хозяин мулов, а еще немного позже – Леон.

– Женщины, как обычно, заставляют себя ждать. Собственно говоря, я на это рассчитывал. Они хотят нас разозлить, но мы не окажем им такой услуги.

– Разозлить? Почему разозлить? – озадаченно спросил Сабин.

Солнце уже стояло высоко, когда появились девушки в сопровождении слуги с двумя плетеными корзинами. Они укрепили на спине осла корзины и кувшин с вином и оседлали мулов.

– Животные должны быть послушными, как утверждает их хозяин, – крикнул Сабин остальным, когда наездники друг за другом тронулись к прибрежной полосе.

И все же мул Елены начал упрямиться: остановился, стал бить хвостом и неожиданно пустился рысцой, так что она чуть не упала.

– Давай поменяемся? – предложил Сабин. – Мой совсем смирный.

Елена нерешительно пожала плечами, но Сабин уже спрыгнул со своего мула и приподнял девушку из седла. Когда он почувствовал ее тело, вдохнул ее запах и волосы Елены коснулись его лица, у Сабина подкосились ноги. Он поставил ее на землю, но не отпустил.

– Ах, Елена, если бы я мог вот так держать тебя вечно!

Она выскользнула из его рук:

– Тебя бы это устроило, но ничего не выйдет. Мне не нужна помощь, чтобы спуститься с мула.

– Ты должна понимать, – язвительно произнесла Ника. – Они используют любую возможность, чтобы дотронуться до нас, поэтому так услужливы.

– Это была не уловка, – спокойно возразил Сабин. – Это все от чистого сердца.

Скоро перед ними открылся вид на море, и они проехали немного вдоль берега, пока не обнаружили маленькую бухту с высокими тенистыми соснами по краям.

– Вот! – в восторге закричал Леон. – Тенистое местечко с видом на море, песок и скалы…

Елена спустилась с мула и вытянула свои длинные, стройные ноги.

– В Эфесе дамы не ездят верхом, они всегда пользуются услугами носильщиков.

– Я предлагаю принять освежающую ванну, прежде чем мы распакуем корзины.

– Если вы собираетесь купаться обнаженными, я позову на помощь, – произнесла Ника с наигранным испугом.

Леон засмеялся:

– Никто тебя не услышит. Вы полностью в наших руках.

– Тогда я последую предложению Леона, – неожиданно сказала Елена и принялась стягивать с себя тунику.

Юноши удивились, однако оказалось, что на девушке была надета вторая туника – коротенькая для купания.

– Дома мне так делать нельзя, – крикнула она и побежала к воде.

Сабин подпрыгнул, выскользнул из одежды и бросился за ней.

– Быстрый, как молния! – усмехнулся Леон и посмотрел на Нику, которая не знала, как себя вести.

Елена стояла уже по колено в море. Она медлила, но Сабин взял ее тонкую руку и потянул дальше.

– Не на глубину, – попросила она. – Я не умею плавать.

– В море тебе это и не нужно, вода сама прекрасно держит.

Сабин бросился в волны, нырнул, проплыл немного и вернулся.

– Смелее, Елена! – закричал он. – Пусть и рыбы полюбуются твоей красотой. Возможно, ты приманишь самого Посейдона.

Она мужественно сделала несколько шагов вперед. Вода покрыла ей плечи. Потом Елена легла на воду.

– Я научу тебя плавать, – сказал Сабин и одну руку подложил ей под живот, а второй придерживал голову.

– Греби руками и ногами.

Он ощущал в своем теле сладкую дрожь, когда прикасался к ней, и почувствовал, что фаллос начал напрягаться.

Елена беспомощно колотила по воде руками и ногами, потом высвободилась, чтобы снова встать на ноги и отдышаться. Она смешно фыркала и хохотала, отбросив назад мокрые волосы. Ее янтарного цвета глаза весело поглядывали на Сабина.

– Так быстро я не научусь. Давай вернемся к остальным на берег.

Но теперь Сабин просто не решался выйти из воды.

– Я скоро буду, – крикнул он вслед Елене и, делая сильные гребки, поплыл в открытое море. Юноша плыл так долго, пока возбуждение не прошло. На берегу он увидел Елену, занятую сервировкой импровизированного стола. На большой льняной скатерти она разложила жареных кур, белый хлеб, свежие клубни фенхеля и сушеные фрукты.

– Тебе осталось только разлить вино, – сказала девушка Сабину.

– А где Леон и Ника?

– Куда-то ушли, – ответила Елена с наигранным равнодушием.

Сабин оглянулся:

– Просто ушли? Но мы ведь хотели…

– Садись и устраивайся поудобнее. Они не заблудятся.

Сабин натянул одежду и теперь рассматривал точеный профиль греческой красавицы.

«По сравнению с ней у наших римлянок простые крестьянские лица, – подумал он и собрал всю силу воли, чтобы сохранять внешнее спокойствие. – Так же, наверное, чувствуют себя солдаты, – мелькнуло у него в голове, – когда врываются в завоеванные города и накидываются на девушек и женщин – жадно, грубо…»

Он взял себя в руки и тихо произнес:

– Елена, я люблю тебя. Да, люблю тебя по-настоящему. Очень серьезно. Я люблю тебя…

Она подняла на него глаза.

– Очень серьезно? – повторила она. – Мы едва знаем друг друга. Не говори ерунду, Сабин. Из-за жары твой разум помутился.

Он вздохнул.

– Хотел бы я, чтобы так было.

Взяв ее за руки, Сабин притянул девушку к себе. Она действительно оказалась выше, чем он, но это вовсе не смущало юношу.

– Можно мне поцеловать тебя, Елена?

Она отрицательно покачала головой.

– Я должен поцеловать тебя!

С этими словами он взял ее голову двумя руками и прижался своими губами к ее, Елена, помедлив, приоткрыла рот.

От нее пахло морем, соленой водой и женщиной, и Сабин жадно целовал ее все еще влажные плечи, шею, щеки, лицо, пока она не оттолкнула его.

– Сабин, Сабин, приди в себя! Мы не одни.

Держась за руки, к ним медленно шли Леон и Ника.

– Кажется, мы помешали, – с ехидцей заметила Ника.

Елена откинула назад влажные волосы:

– Нет, не помешали! Еда готова. Мы ждали вас.

– Что есть вкусненького? – спросил Леон, присаживаясь на песок. – Любовь возбуждает аппетит, – произнес он с усмешкой, хватаясь за курицу.

Ника поспешила сконфуженно объяснить:

– Он шутит. Мы просто прогулялись.

– В саду Венеры, – добавил, жуя, Леон.

Сабин открыл кувшин с вином и наполнил два больших кубка до краев.

– Их у нас только два, но надеюсь, что девушки позволят нам пить из своих.

Жареная птица быстро исчезла, а в кувшине с вином показалось дно. Разморенные полуденной жарой молодые люди притихли.

– Давайте поспим немного в тени. Ведь мы никуда не торопимся?

Елена запротестовала:

– Я не хочу сейчас спать. Мне очень нравится час Пана.

Сабин тут же предложил:

– Пройдемся немного по берегу. Может быть, нам повстречается этот рогатый бог.

– Может быть… – Елена тихонько засмеялась.

– Ты не боишься солнечных ожогов? – с любовью и заботой спросил Сабин.

– Я люблю полуденную жару, когда природа застывает от дыхания зноя. Сосновый аромат в это время самый сильный, цикады умолкают, и даже змеи прячутся в свои норы. Час Пана. Ты когда-нибудь видел его?

– Не видел, но представлял.

Они побрели к берегу, но золотой песок стал таким горячим, что им пришлось укрыться в тени.

Сабин остановился и притянул к себе Елену. Он погладил ее стройные прохладные бедра, но она резким движением отбросила осмелевшую руку в сторону.

– Ты не Пан, а я не твоя нимфа, Сабин.

Он взял ее руку и положил на свои чресла.

– Чувствуешь? Я хочу тебя, Елена, люблю тебя и хочу!

Она вырвалась и побежала прочь. Сабин – за ней, но она петляла, как заяц, пока не споткнулась и не упала в горячий песок. Он набросился на девушку и стал страстно целовать.

– Нет, Сабин, нет!

Она выскользнула из его объятий.

Сабин оставил свои попытки:

– Я не хочу тебя ни к чему принуждать. Еще никогда я не брал женщину силой.

– Надеюсь! – строго сказала Елена.

Бок о бок шли они обратно. Ника и Леон еще спали, обнявшись.

– Эти двое нашли друг друга, – с завистью сказал Сабин.

Елена тихо засмеялась.

– Нашли? Надолго ли? На несколько часов, дней, лет – навсегда?

– Разве есть разница? Любовь не спрашивает о времени. Час может продлиться вечность, а десять лет – стать одним мгновением.

Мулы и осел стояли в тени и вяло наблюдали за действиями людей добродушными глазами.

Животные наслаждались покоем, когда груз не отягощал их натруженные спины и никто от них ничего не требовал.