355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Жюльетта Бенцони » Любовь и замки. Том 2 » Текст книги (страница 22)
Любовь и замки. Том 2
  • Текст добавлен: 15 сентября 2016, 02:09

Текст книги "Любовь и замки. Том 2"


Автор книги: Жюльетта Бенцони



сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)

ФОНТЕВРО
Легендарные Плантагенеты

По всей долине Луары в этот день, 31 мая 1204 года, цвели деревья, в лесу, недалеко от реки, где высилось могущественное королевское аббатство Фонтевро, начинали распускаться почки. Вся природа говорила о надежде и обновлении, в то время как в белой келье за пределами аббатского дворца умирала Элеонор, которая когда-то давным-давно была королевой Франции, а ныне восьмидесятичетырехлетней королевой Англии предвидела завершение своего земного пути. Шепот молитв окружал ее подобно курящемуся фимиаму, но она не нуждалась в этой поддержке. Сильная духом по природе, она никогда не боялась смерти и теперь даже с каким-то облегчением ждала ее, потому что жизнь давно перестала приносить ей удовольствие. Совсем скоро она воссоединится в новой капелле с теми, кто ее там ждет: прежде всего со своим супругом, утраченным много лет назад Генрихом II Плантагенетом, королем Англии и графом Анжуйским, человеком, за которого она некогда решила выйти замуж то ли по любви, то ли бросая всем вызов, спустя несколько недель после того как перестала быть королевой Франции. Как сильно он досаждал ей во времена их совместной жизни! Впрочем, она не жалела об этом. Теперь он покоится с миром, ненасытный великан, которому никогда не было довольно ни власти, ни женщин. Прошло около пятидесяти двух лет с тех пор, как она, вновь став просто герцогиней Аквитанской, все-таки вступила с ним в брак. Он был моложе ее на десять лет, и она любила его больше, чем доверяла ему. Генрих тоже ее по-своему любил, но его чувство ничем не напоминало куртуазную любовь, в нем были жестокость, грубость, которые Элеонор оправдывала страстью во времена их первой любви, но которые оказались мучительными, когда она прошла.

В конце концов они возненавидели друг друга. Причиной тому в основном были женщины, которых Генрих тащил в свою спальню, ибо был не способен на супружескую верность. Некоторые из них оставались с ним намного дольше, чем можно было бы предположить. Такова была красавица Розамунда Клифорд, причинившая королеве много боли. Поговаривали, что королева велела ее отравить, чтоб избавиться от соперницы, но даже воспоминание об этом было трудно изжить.

Потом, значительно позже, у него была юная Аликс, невеста их сына Ричарда, к которой Генрих зажегся неистовой старческой страстью. Обида, которую Ричард никогда не простил своему отцу, но не из любви к Аликс, а потому что девушка предназначалась ему одному и никому другому.

Но решительно больше радовалась Элеонор предстоящей встрече не с супругом, а со своими сыновьями: Генрихом, герцогом Анжуйским и особенно Ричардом Львиное Сердце, ее любимцем, легендарным героем, которому она собственноручно прикрыла глаза, когда он умер пронзенный стрелой. Это было в замке Шалю, осажденном, чтобы завладеть сокровищами его владельца. Да, она очень любила его, возможно потому, что в нем было сходство с ней самой. Именно она, перед отправлением в крестовый поход, привела ему молодую Беранжер Наваррскую, на которой он женился, и именно ей, открыто восстав против другого сына, принца Джона, удалось собрать выкуп для Леопольда Австрийского, когда тот держал Ричарда в своих темницах.

Его смерть повергла Элеонор в отчаяние, но теперь ее радовало сознание того, что вскоре она обретет сына вновь. В час, когда умирала его мать, правил Джон. Правил плохо. Элеонор была слишком хитра в политике, чтобы не предвидеть, что это окончится неудачно. Джон был чересчур алчен и вел слишком разгульную жизнь. Он

не испытывал ничего, кроме удовольствия и почти бесстыдной радости от владения этим троном, которого так страстно желал, ради которого совершил столько подлости и преступлений. Джон был из тех, кто не умеет противиться своим желаниям. Свидетельством тому была его немыслимая женитьба, внезапно свершившаяся четырьмя годами раньше.

Случилось, что в 1204 году король Джон вернулся в Ангулем, куда его пригласил вассал Эймар Тайфер на свадьбу своей дочери Изабеллы с одним из самых могущественных сеньоров Пуату Гуго де Мозиньяном. Едва увидев невесту, Джон загорелся к ней грубой страстью, которую слишком часто рождала кровь Плантагенетов. И прелестное дитя, которому было всего пятнадцать лет, не препятствовало ему. Объяснялось все просто: восхитительная Изабелла была снедаема честолюбивыми помыслами, и ее желания немного превысили любовь, которую внушал ей ее жених. В результате Джон, которого упросили вести невесту к алтарю, заставил епископа обвенчать его самого с Изабеллой, невзирая на ужас Тайфера и Мозиньяна. Выйдя из церкви, влюбленный король кинул свою жертву на коня и увез в Шинон, чтобы без помех насладиться там этим неожиданным союзом.

В равной мере счастливая и несчастная Изабелла, обрадованная тем, что стала королевой, быстро отдалилась от своего супруга. Она изменяла ему. Джон Мстил, веля венчать любовников своей жены под пологом ее кровати, но ее саму никогда не упрекал, потому что слишком сильно любил. В конце концов корона утратила свой блеск для его честолюбивой супруги. Все решилось само собой: Джон откровенно притеснял английское дворянство и весь народ. Сомнительный персиковый компот сделал Изабеллу вдовой. Освободившись, она вновь возвратилась в Ангулем, чтобы найти там Гуго де Мозиньяна, который также внезапно остался вдовцом и который по-прежнему был влюблен в нее. Но амбиции прочно остались при ней. Бывшая королева требовала от своих подданных монарших почестей и не могла вынести того, что Пуату был завоеван Людовиком Святым, а ее супруг, как феодал, оказывал почтение королю Франции. Раны, нанесенные ее самолюбию, бывали очень опасны. Они-то и подтолкнули ее дать приказ отравить Людовика. Разоблаченная, она должна была принести публичное покаяние и обеспечила мужу дурную славу. В 1242 году Изабелла воспользовалась последним оставшимся у нее средством вновь стать королевой: она бросила мужа и детей, чтобы заполучить Фонтевро и ждать там своей смерти, как ждет ее теперь здесь же великая Элеонор. Она чувствовала удовлетворение от того, что будет покоиться здесь рядом с Плантагенетами, славе и власти которых так завидовала. Ее могила, как могила Элеонор и могилы Генриха Пи Ричарда, по-прежнему доступны взору в заново отстроенной капелле великого аббатства, основанного еще в XI веке Робером Абрисселем, которому так досаждало духовное сословие того времени. Робер прервал свои углубленные занятия в Париже и Анжере, закончив свою карьеру при епископе Ренском, чтоб жить отшельником в Кроанском лесу. Но однажды он покинул свой лес, собрал вокруг себя толпу учеников и повел их за собой, чтобы основать аббатство в большом лесу Фонтевро. Аббатство было необычно, так как объединяло четыре общины: женскую, мужскую, общину раскаявшихся дев и лепрозорий. Все четыре общины держались единственно на авторитете женщины – аббатиссы, которая на протяжении столетий, будь она принцессой или высокородной дамой, была первой аббатиссой Франции.

Неудивительно, что герцоги Анжуйские интересовались новым аббатством, которое осыпали пожертвованиями. Последний граф Генрих II Английский, тоскуя по родному небу, решил сделать аббатство местом своего погребения, а также тех членов своей семьи, которые бы этого пожелали. Генрих III, сын Джона и Изабеллы, нарушил традицию, выстроив Вестминстерское Аббатство, которое стало местом королевских усыпальниц.

Со времен основания наиболее знатные дамы уединялись в аббатстве Фонтевро: дочь Фуке Анжуйского, короля Иерусалима, дочь Пьера Куртенья, императора Константинополя, а также Бертрада, королева Франции, но аббатству довелось пережить и появление многих принцесс, уведших его из-под сильной власти. В XV веке суровый порядок бенедиктинцев переживал упадок. Понадобилась энергия аббатисс-реформаторш, таких как Рене и Луиза Бурбон, чтобы вернуть существовавший стиль жизни. Многочисленные дочери Карла IX и Генриха IV обоснуются здесь, но самой известной из аббатисс была, безусловно, эрудированная Габриэль де Рошешуар-Мортемар, сестра мадам де Монтеспан, которой удалось превратить Фонтевро в центр культуры.

Естественно, во времена Революции монахини подвергались гонению. Наполеон I имел дурной вкус и превратил аббатство в казармы. Республика распорядилась им еще хуже, расположив здесь тюрьму. Темница мало-помалу освободилась от своих узников, которым, однако, принадлежала большая часть реставрационных работ, преимущественно, в садах аббатства.


ШАЛЕ
Детство Талейрана

Имя матери – на устах у Бога и в сердцах маленьких детей.


Однажды летом 1758 года маленький мальчик четырех с половиной лет спустился из экипажа, следовавшего из Бордо в Барбезье; его сопровождала гувернантка, мадемуазель Шарлемань, а также двое слуг, которым было поручено проследить за безопасностью этого путешествия. Это был прехорошенький светловолосый мальчуган с нежным тонким личиком, озаренным прекрасными, огромными голубыми глазами и оживленным маленьким, чуть вздернутым носиком. Как и полагается ребенку из знатной семьи, он был очень хорошо одет, но казался слишком бледным, хрупким, беззащитным и даже страдающим. Его правая ножка, втиснутая в отвратительный башмак, скрывала ужасный недостаток, один из самых непоправимых, из-за которого к человеку неизбежно прикрепляется прозвище – «хромоножка». Это ему досталось «в награду» после одного несчастного и поистине нелепого случая.

Как это было принято в свете, и особенно в Версале и Париже, малыш после рождения был сдан на руки кормилице. То ли по неловкости, то ли по рассеянности, кормилица положила его однажды на комод, откуда он и соскользнул, сломав при этом ножку. Лечение было запоздалым, неумелым, а потому очень скоро стало очевидным, что этот нелепый случай повлечет за собой самые тяжелые последствия: ребенок на всю жизнь останется хромым. Тогда он еще не мог знать, что эта травма будет стоить ему его права первородства (его старший брат умер в пятилетнем возрасте) в пользу третьего брата.

Его бросят Церкви, как бросают отбросы на помойку, не удосужившись даже спросить, что, собственно, он сам думает по этому поводу.

Если бы он родился в одной из многочисленных простых семей, в которых принято любить своих детей, быть может, будущее Франции изменилось. Однако у Талейран-Перигоров такие нежные чувства не были в ходу, тем более, если речь шла о ребенке, не вызывающем у своих родителей ни малейшего чувства гордости. Хилый (он едва не погиб от дизентерии), хрупкий и нелюбимый, маленький Шарль-Морис умер бы в один прекрасный день, находясь без присмотра в каком-нибудь углу своего холодного дворца, если бы не его бабушка, герцогиня де Шале, вступившаяся за несчастное дитя в надежде на то, что свежий воздух его родной страны сделает чудо и вернет ему здоровье.

На самом деле эта почтенная шестидесятивосьмилетняя дама приходилась ему прабабкой по материнской линии, хотя и по отцовской ветви также являлась ему какой-то родней. Урожденная Мария-Франсуаза де Рошешуар-Мортемар, внучатая племянница госпожи де Монтеспан и великого Кольбера, мадам де Шале сначала была женой маркиза де Кани, от которого у нее появилась дочь, в свою очередь, теперь уже имеющая маленького внука. Овдовев в первый раз, она вышла замуж за своего кузена, герцога де Шале, испанского гранда, который стоял во главе всего семейства Талейран-Перигоров, восходящего своими корнями к самому Гуго Капету.

Всем известно знаменитое обращение первого Капетинга к первому Талейрану: «Кто сделал тебя графом?»… и знаменитый ответ: «Кто сделал тебя королем?»… Все это воистину в духе этой благородной семьи, столь же гордой, сколь богатой титулами и землями. Однако сей род всегда подчинялся строгому девизу: «Ничего, кроме Бога!» (Очевидно, подразумевая, что выше них только Сам Господь).

Итак… когда герцогиня де Шале встретила своего внука в старом фамильном замке на берегу Вивронны, она находилась в трауре по своему второму супругу, которого только что потеряла. Она была совершенно одна в этом огромном здании из серого камня. Не считая, конечно, целой армии прислуги, как то и подобает столь знатной даме, высокий ранг которой едва вовсе не лишил ее доброго сердца. Она очень скоро полюбит малыша, коего поспешили ей спихнуть, и даст ему то тепло и нежность, которых он был лишен все это время, но не балуя его сверх меры, ведь Шарль-Морис носит благородное имя. И он должен отдавать себе в этом отчет. Посмотрим же, что он пишет в своих «Мемуарах», воскрешая в памяти образ своей бабушки:

«Мадам де Шале была исключительной личностью. Ее ум, речь, благородные манеры, мелодия ее голоса, во всем чувствовалось необычайное обаяние. Ей удалось сохранить то, что называли тогда умом Мортемара: это было ее имя.

Я понравился ей; она окружила меня лаской, которую я доселе не испытывал. Она была первым человеком в семье, давшим мне любовь и доставившим мне счастье любить самому. Благодарности моей не было границ!.. Да, я ее очень любил. Память о ней мне бесконечно дорога. Как я сожалею, что ее нет больше рядом со мной!»

Ниже он описывает жизнь в Шале.

«Время, которое я провел в Шале, произвело на меня неизгладимое впечатление. Многочисленные господа самого знатного и старинного происхождения сформировали здесь нечто вроде двора моей бабушки, в котором привычки к разнообразию сливались с самыми высокими чувствами: господин де Бенак, господин де Вертей, д'Абсак, де Гурвиль, де Шоврон, де Шамиляр находили для себя удовольствие сопровождать ее каждое воскресенье к мессе, исполняя ради нее ритуал, продиктованный их благородным воспитанием. Возле скамейки для молитв моей бабушки находился небольшой стульчик, предназначенный для меня. По возвращении с мессы все направлялись в просторную комнату замка, прозванную аптекой. А в соседней комнате собирались все больные, которым требовалась помощь. Моя бабушка восседала в высоком бархатном кресле перед черным лаковым столиком. Воспоминания о первых годах моей жизни исполнены для меня самой глубокой нежностью. Ваше имя, как мне повторяли это каждый день, всегда боготворилось в нашем крае»

Что бы там ни говорили о Талейране, он на всю жизнь сохранил неизгладимый след дней, проведенных в Шале. Его бесконечно преданные слуги, его соратники, старики и дети вспоминали о нем как о великодушном человеке.

«Я обучился в Шале всему тому, что позволяет считаться хорошо воспитанным…»

Он оставался там больше трех лет. В восемь лет нужно было возвращаться в Барбезье, сев в экипаж.

«Мое путешествие в экипаже продолжалось 17 дней, ровно столько, сколько потребовалось, когда меня сюда привезли.

На семнадцатый день я прибыл в Париж в 11 часов утра. Старый слуга моих родителей ждал меня на улице Анфер. Он прямиком повел меня в коллеж д'Аркур».

Так кончились для него исполненные любовью дни. И начался бой, превративший маленького хромоножку из Шале в величайшего дипломата всех времен, в одного из вершителей судьбы Европы, в политика, который сделает из Бонапарта Наполеона и… поможет его свергнуть, в человеческую загадку под именем Хромой дьявол.

Несколько раз он возвращался в Шале. С XIV века замок принадлежал старшей ветви Талейранов, принцам де Шале. Шарль-Морис увидит, как он постарел, как изменился, как мало здесь осталось воспоминаний о благородной герцогине и о его нежном детстве. С воинственным и величественным родом Талейранов было связано в истории много шума, причем в самые разные времена. Однако ни о ком из них не говорили столько, сколько о юном ветренике, который из-за любви к одной интриганке, ввязался в аферу и потерял голову…

Анри де Талейран, маркиз де Шале, третий сын Даниэля де Талейрана и Жанны де Монлюк, в свои 18 лет, исполнившиеся ему в 1626 году, имел все, что только необходимо для счастья. Он обладал очаровательной внешностью, был любезен, обожаем своей матерью и любим многими красивыми женщинами. Воспитывался маркиз вместе с Людовиком XIII и его братом Гастоном Орлеанским. Кроме всего прочего, Генрих был весьма выгодно женат на Шарлотте де Кастиль, дочери очень богатого финансиста.

Таким образом, маркиз де Шале имел все – титул и состояние… Ему недоставало лишь здравого смысла, энергий, совести и, попросту говоря, ума. Он влюбляется без памяти в прехорошенькую, но, одновременно; и преопасную герцогиню де Шеврез, подругу Анны Австрийской. Отныне маркиз лишь игрушка в ее руках. Впрочем, и в руках Ришелье он также только марионетка, хотя последний и пытается изо всех сил вырвать де Шале из-под злополучного влияния герцогини.

Герцогиня одержима одной лишь идеей: поскорее освободить Францию от Ришелье, ненавистного ей, а также от Людовика XIII, к которому она расположена ничуть не больше, и предоставить таким образом возможность Анне Австрийской выйти замуж за своего шурина, наследника трона, так как Людовик XIV в то время – не более, чем просто проект. В течение нескольких месяцев Шале мечется от кардинала к герцогине, предавая поочередно то одного, то другую, прилагая все усилия, чтобы сделать из Гастона Орлеанского французского короля… Все это продолжалось до тех пор, пока он не закончил свою безумную жизнь на эшафоте в Нанте, попав в руки к начинающему свою карьеру палачу, который предпринял тридцать попыток, прежде чем отрубил наконец его голову…

А сын Талейрана, встречал ли он в галереях Шале тень этого несчастного сумасшедшего? Быть может, она поведала ему о том, что политика – штука опасная и что надо быть достаточно вооруженным, если решил себя ей посвятить. Этот урок он не забудет никогда…

Оставаясь верным традиции благотворительности, к которой всегда имела склонность его семья, последний принц Шале завещал замок городу, чтобы он послужил пристанищем для престарелых.


ШАМАРАНД
Безумная и жестокая Эгле

Порочность женщины!.. Сколько удовольствия, сколько наслаждения она испытывает, обманывая нас!

Стендаль

Построенный Франсуа Мансаром для самого скромного и трудолюбивого из секретарей Людовика XIV, Пьера Меро, замок Шамаранд – сооружение из розового кирпича и белого камня – жил в достойном спокойствии и тишине до тех самых пор, пока его владелицей не стала одна прехорошенькая женщина, сумевшая превратить этот любезный и гостеприимный дом в преддверие ада для собственного мужа. Сам муж, Виктор Фиален де Персини, не являлся ни дьяволом, ни святым, ибо он был хозяином Второй Империи и самым преданным другом императора Наполеона III.

Людовик Наполеон – всего лишь принц-президент, когда в часовне Елисейского дворца он присутствует на свадьбе своего верного Персини с одной из самых восхитительных девушек Империи Эгле Ней де ля Москова, внучкой знаменитого маршала Нея и банкира Жака Лафитта. Словом, она олицетворяла собой великолепное слияние славы и капитала наполеоновских времен.

В свои восемнадцать лет (мы находимся сейчас в 1852 году) Эгле представляет собой изысканную, яркую блондиночку со светлыми небесными глазами, ни с чем не сравнимым свежим цветом лица, восхитительной фигуркой и… легким жеманством, которое кажется очаровательным в ее годы. На фоне этой красоты и свежести сорок четыре года Персини проступали довольно четко, хотя невеста и заявила, что влюблена без памяти в его соблазнительную зрелость.

Это довольно редкая вещь – брак по любви, и Елисейский дворец служит для нее прекрасной оправой. Но лишь отыграли праздничные скрипки и началась повседневная жизнь, бедняга Персини начинает понимать, что более испорченной и невыносимой девчонки, чем его Эгле, не сыскать и в целом свете. Но подлинные несчастья настигают его тогда, когда он в 1855 году получает пост французского посла в Лондоне.

Эгле, только что подарившая жизнь (хотя и без особой охоты) маленькой девочке, воспринимает страну за Ла-Маншем как свое собственное завоевание. Более всего опасаясь одиночества, она привозит с собой для личных нужд всех секретарей супруга, затем, как только чувствует, что муж собирается ей в чем-либо отказать, устраивает ему ужасные сцены. Кроме всего прочего, она тратит деньги направо и налево, периодически ставя Персини в катастрофическое финансовое положение. Но, что самое страшное, она частенько ставит под угрозу дипломатическую карьеру мужа. Когда же их присутствия требует Виндзор, Персини вручает свою душу и свое посольство Богу.

Да, у королевы Виктории не скучалось. Однако невозможно и представить себе тот эффект, который был произведен, когда, например, однажды, опоздав на обед к королеве, мадам де Персини в качестве объяснения заявила, что задержалась в зоопарке, наблюдая за поглощением пищи удава. Или, представьте себе вечер, на котором она, заметив на другой женщине наряд, идентичный собственному, бросилась к бедняжке и со всего размаху отвесила ей пощечину, а затем выбежала на улицу, ругаясь при этом как извозчик. К счастью для Персини, его прежде всего ценили за прекрасную и добросовестную работу.

Граф поначалу относится к своей жене-ребенку с большим снисхождением, но шли годы, и его улыбка сменялась беспокойством, а затем и откровенной тревогой: Эгле ничуть не менялась, несмотря даже на появление пяти детей, которыми она, к слову сказать, совершенно не занималась. Ее интересовала лишь она сама, туалеты, драгоценности, атакже эффект, производимый на других мужчин. Ее похождения приняли такой размах и наделали столько шума, что Персини уже подумывал о разводе. Однако он скоро оставил эту мысль. Прежде всего, ради своих детей, а также и потому, что до сих пор не мог излечиться от своей любви.

Но настоящий скандал разразился летом 1862 года в замке Шамаранд, летней резиденции супружеской пары. Здесь имело место быть торжество в честь императора и императрицы. Комнаты замка были переполнены. Здесь находились и лорд Малмсбери, и графиня Валевская, и министр Пьетри, и многие-многие другие. Однако среди всего этого пышного торжества в глаза сразу же бросалась недовольная мина графини Эгле. И каждому была известна причина: отсутствие герцога Грамон-Кадрусса, про которого говорили, что он любовник вышеупомянутой дамы.

Едва отъехала императорская чета, Эгле заперлась в своих апартаментах.

Впрочем, ненадолго: час спустя она вовсе уезжает из замка, не предупредив никого. Ничего не понимающий Персини расспрашивает о ней сначала своего секретаря Генриха де Лера, а затем горничную жены. Она-то и признается графу в том, что ее госпожа, разузнав об измене ей Грамон-Кадрусса с некой Могадор, танцовщицей, на общественном балу, отправилась на этот самый бал в замок де Флер, что на улице де Винь на Елисейских полях.

Представив себе, какой скандал может разразиться в подобном месте, Персини в сопровождении де Лера также отправляется в замок де Флер. Увы, слишком поздно! На виду у всех, прямо посреди зала, Эгле как раз выясняет отношения со своей соперницей: они кричат, словно торговки на базаре. Грамон-Кадрусс изо всех сил старается разнять их, пока дело не дошло до драки. Желая спасти честь и чувства Персини, Генрих де Лер проникает в самое пекло, чтобы вытащить оттуда Эгле, не без применения силы, разумеется.

Возвратившись к своему мужу, она сразу же бросает ему жестокое обвинение: она на двадцать пять лет моложе его, и он для нее – не более, чем дряхлый и к тому же больной старик, который не представляет ни малейшего интереса,

На следующий день, несмотря на все предпринятые меры предосторожности, разыгрывается драма, в которую вмешивается сам император, так как он по-прежнему очень привязан к своему старому компаньону. По его приказу Грамон-Кадрусс должен отказаться от дуэли с Персини, но тот, в свою очередь, обязан вернуть портфель министра внутренних дел. Чтобы хоть как-то утешить его, Наполеон III дает ему титул герцога, искренне надеясь на то, что став герцогиней, невыносимая Эгле наконец утихомирится.

И точно, этот титул приходится ей по душе, но так как ее муж больше не является министром и они не покидают Шамаранд, подобная жизнь ей очень скоро наскучила. Как-то вдруг она решает провести несколько дней в Англии. Герцогиня и в самом деле очень любит эту страну, которую объявляет самой чудесной в мире. Она следует английской моде, английским обычаям и забивает свою речь английскими выражениями, изобретая, таким образом, язык, являющий собой нечто среднее между французским и английским, которому сами британцы дают название «леди Персингтон». Два месяца спустя после происшествия в замке де Флер Эгле отплывает в Дувр, даже не соблаговолив оставить адрес, полагая, что даст о себе знать лишь тогда, когда сочтет это нужным.

Привыкший ко всему Персини смиряется, что вовсе нельзя сказать о его теще. Герцогиня Московская, мать Эгле, слыла довольно легкомысленной особой, однако на самом деле она не была такой взбалмошной, как ее дочь. От своего отца, банкира Лафитта, она унаследовала какую-то долю здравого смысла. Им она и воспользовалась, когда в один прекрасный день, приехав в Шамаранд, нашла там своего зятя, окруженного одновременно своими детьми и анонимными письмами, которые она принялась читать, едва сияв свои перчатки. Теща дает довольно дельный совет: Персини должен вернуть Эгле как можно скорее, под угрозой развода. Сказано – сделано: через восемь дней новоиспеченная герцогиня возвратилась в Шамаранд, но лишь для того, чтобы проявить свой гнусный характер во всей его красе. В 1869 году Эгле удается записаться в свиту императрицы, которая отправляется в Египет. Однако, если уезжает она туда вместе с Евгенией, то возвращается без нее: к этому времени герцогиня успевает уже обзавестись новым любовником.

Эта поездка позволила ей избежать ужасы войны 1870 года. Что касается Персини, он последовал в Англию за свергнутыми императором и императрицей. Его дети поехали с ним. Увы! Английский климат оказался для него губительным. Когда в августе 1871 года он возвратился в Шамаранд, то почувствовал, что дни его сочтены. Смерть приближалась, и единственным его желанием было вновь увидеть ту, которую он так сильно любил. Он написал ей, но она не ответила.

Здоровье его ухудшалось день ото дня. Его лечащий врач Рикор посоветовал ему переехать на юг. Тогда герцог в сопровождении детей и своего верного Генриха де Лера, который никогда его не покидал, отправился в Ниццу. К несчастью, жаркий климат не помогал.

Но Персини все ждал и ждал ту, которая, казалось, позабыла все на свете. Единственной вещью, заставившей ее хоть как-то отреагировать, была телеграмма, отправленная Генрихом де Лером. Прекрасно зная, что может привлечь герцогиню, де Лер недвусмысленно намекнул на то, что ей не мешало бы присмотреть за фамильным благосостоянием, поскольку супруг ее умирает. Она пересекла Средиземное море, но опоздала…

«Вы, мама, как всегда, приезжаете слишком поздно», – холодно произнесла ее дочь Маргарита.

Не горя желанием видеть удрученные горем, заплаканные лица, мадам де Персини села на первый же корабль, следовавший в Александрию.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю