Текст книги "Ожерелье Монтессумы"
Автор книги: Жюльетта Бенцони
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)
– Донья Изабелла, случайно, не является его хозяйкой?
– Нет, замок принадлежит донье Луизе. Некогда им владела ее семья. Купив замок и передав права владения бабушке, Вобрен завоевал сердце внучки. В любом случае, Изабелла является единственной прямой наследницей этого замка…
Эти слова прозвучали в гробовой тишине. Но Ланглуа сам нарушил ее через несколько секунд:
– Что вы намерены теперь предпринять? Альдо пожал плечами:
– Будем ждать записки от Ромуальда Дюпюи и держать вас в курсе. Но не могли бы вы попытаться выяснить что-то еще об этих мексиканцах? Они буквально свалились с неба. Известно ли, откуда они приехали?
– Да, из Нью-Йорка. Первого сентября прошлого года они приплыли на корабле «Свобода» и высадились в Гавре.
– Из Нью-Йорка? Что они там делали? – спросил Видаль-Пеликорн.
– Им пришлось бежать из Мексики, а в Нью-Йорке они нашли убежище у друзей, вот и все. Вполне вероятно, что земли у них отобрали в ходе аграрной реформы, чтобы потом перераспределить. Скорее всего, они увезли с собой все, что только смогли.
– И не забыли очаровательную девушку, возможно, несколько инертную, но чья исключительная красота стала их единственным шансом начать все сначала! – В словах Морозини прозвучало презрение. – Достаточно было найти… любителя – если не сказать простака – в меру богатого, чтобы он мог удержать их семейство на плаву. Я знаю, что это не ново… Но почему они приехали во Францию?
– Они вернулись в Европу к своим истокам. Не обманывайте себя, Морозини, они действительно принадлежат к знати, и их предки завоевали империю ацтеков вместе с Кортесом.
На этот раз Альдо не выдержал.
– Приличные люди во всех отношениях, да? – яростно бросил он. – С трудом верится, что они, возможно, убили одного симпатягу, сумев прежде связать его узами гражданского брака, чтобы легче было опустошить его дом!
– Прошу вас, успокойтесь! Я всего лишь излагаю известные мне факты. Это не значит, что судьба Вобрена нас не интересует. Если они его убили, клянусь, они за это заплатят, будь они родственниками хоть самого короля Испании!
– А я, со своей стороны, даю слово, что не оставлю их в покое до тех пор, пока не узнаю правду!
– Мы снова вернулись к тому, с чего начали, – вздохнул Ланглуа. – Мне остается только предупредить вас еще раз: будьте осторожны! Не теряйте бдительности!
Дивизионный комиссар и в самом деле выглядел взволнованным. Это никак не вязалось с его привычной, почти английской флегматичностью. У Адальбера вдруг возникло сомнение: все ли им рассказал Ланглуа? Но свои соображения он оставил при себе. Альдо и без того уже расстроен, не стоит тревожить его еще больше.
4
СДЕЛКА
– План-Крепен, попросите Люсьена приготовить автомобиль к трем часам!
Мадам де Соммьер поставила пустую кофейную чашку на столик.
– Мы куда-то едем?
– Если, употребляя местоимение «мы», вы подразумеваете себя и меня, то нет. Я еду одна!
Удивление Мари-Анжелин было так велико, что старая дева забыла о своем хорошем воспитании и уязвлено спросила:
– А почему без меня?
– Потому что там, куда я еду, вас и так видят слишком часто! Я хочу кое-что предпринять, но не знаю пока, что из этого получится. Мне кажется, что лучше будет обойтись без свидетелей. И нечего дуться! – добавила маркиза, заметив, что острый кончик носа Мари-Анжелин покраснел. Это было верным признаком того, что она едва сдерживает слезы. – Вас никто не подвергает остракизму! Просто, если предстоящий разговор не перейдет в рукопашную, то вести его лучше вдвоем, а не втроем!
– Осмелюсь все-таки спросить, куда же мы направляемся?
– На улицу Лиль! Я решила поговорить с доньей Луизой!
– Альдо в курсе?
– Разумеется, нет. Но… если в семь часов я не вернусь, то вы можете сказать ему, что пора посылать Ланглуа вызволять меня из «каменного мешка», где я к тому времени, вероятно, уже начну высыхать, – закончила она лукаво.
– Я… Мне даже в машине нельзя посидеть?
– Что вы там будете делать? Мерзнуть? Напоминаю вам, что у нас в доме Вобрена есть свой человек – дворецкий Ромуальд. Это должно вас успокоить!
Ровно в половине четвертого достопочтенный черный «Панар» маркизы, за которым ухаживали так, что он выглядел как коллекционный экземпляр, остановился у ворот особняка. Люсьен в безупречной серо-стальной ливрее вышел из автомобиля, позвонил и передал консьержу визитную карточку маркизы де Соммьер. Он добавил также, что благородная дама хотела бы поговорить с госпожой маркизой де Варгас и Виллаэрмоза. Спустя мгновение ворота распахнулись, Люсьен въехал во двор и остановился у самого крыльца. Там уже ждал Ромуальд, такой же торжественный, как английский дворецкий. Он спустился по ступеням, чтобы помочь посетительнице выйти из машины, и проводил ее в вестибюль, где мадам де Соммьер сняла длинный черный редингот. Затем он провел ее в маленькую гостиную, где сидела та, с кем хотела поговорить прибывшая гостья. Донья Луиза с книгой в руках расположилась у камина из розового мрамора. Мексиканка вышла навстречу мадам де Соммьер. Ее тяжелое лицо с холодными серыми глазами было непроницаемым.
Дамы обменялись приветствиями. Донья Луиза указала маркизе на другое кресло у камина и позволила ей самой начать разговор.
Мадам де Соммьер попыталась улыбнуться.
– Я вам очень обязана, мадам, за то, что вы согласились принять меня без предварительной договоренности. Мне вдруг показалось, что нам было бы неплохо встретиться и поговорить о весьма печальном событии, которое должно было бы сблизить наши семьи…
– Я не заметила в этом Вобрене никаких признаков благородного происхождения!
– Фамилия с частицей «де» или «дю» не всегда означает, что ее владелец принадлежит к аристократическим кругам. Возможен и противоположный вариант. Предки Жиля Вобрена с честью служили французским королям. Кроме того, наша семья практически усыновила его. Мой племянник князь Морозини считает его братом, а он потомок двенадцати патрицианских семей, основавших Венецию, не считая дожей…
– Мы прямые потомки Солнца!
Это прозвучало так, будто вдова стукнула по столу кулаком. Мадам де Соммьер слегка приподняла брови.
– Блестящее происхождение, но едва ли оно затмевает детей Господа нашего Всемогущего. А мы все его дети! И все же я позволю себе набраться смелости и попрошу вас ответить на один простой вопрос. Почему вы согласились на союз вашей внучки с человеком несомненно утонченным и владеющим хорошим состоянием, но к которому вы, как я смогла заметить, относитесь с пренебрежением, если не сказать с презрением? В этом нет никакой логики.
– Ради великой цели можно до этого снизойти до заурядного. Боги этому не препятствуют. Красота моей внучки сразила этого несчастного. Он помял, что судьба уготовила ему женщину, которую надо обожать, стоя перед ней на коленях. Он объявил себя ее слугой…
Великая цель? Боги? Маркиза де Соммьер уже начала спрашивать себя, что она здесь делает, но ей необходимо было прояснить ситуацию.
– Можно обожать и при этом не жениться. Я повторю мой вопрос: зачем было допускать эту свадьбу? Жиль Вобрен, насколько мне известно, был готов отдать все…
– Для Изабеллы это было вопросом чести. Возможно, это сейчас не в моде, но моя внучка именно такая. Теперь вы знаете, как ее за это отблагодарили: бросили у алтаря, а пылкий возлюбленный отправился красть священное ожерелье…
– Допустим на мгновение, что Вобрен его действительно украл. С вашей точки зрения, он сделал это для того, чтобы… не потерпеть поражения в первую брачную ночь. Если так, то, получив ожерелье, почему он не приехал в базилику Святой Клотильды? С какой стороны ни посмотри, эта история не выдерживает никакой критики, мадам!
Тусклый взгляд мексиканки оживила искорка гнева:
– Это ваше мнение! Мы считаем иначе. Нам казалось, что мы встретили человека, посланного нам провидением, а он оказался всего лишь ловким мерзавцем!
– И вас не смущает тот факт, что вы живете в его доме?
– Я полагаю, что это приемлемая компенсация за то зло, которое он нам причинил. Как бы там ни было, мы все равно должны были жить здесь во время свадебного путешествия Изабеллы. И только по ее возвращении мы планировали вернуться в Страну Басков [42], в мой дом! И поверьте мне, я очень этого жду.
В гостиной повисла тишина, и маркиза воспользовалась паузой, чтобы попытаться составить в единое целое части головоломки, которые никак не желали складываться. Она не ответила на последнюю реплику доньи Луизы, считая более уместным попробовать другой подход. Было очевидно, что мексиканка явно дожидалась ухода гостьи. Но мадам де Соммьер уходить пока не собиралась.
– Будущее и следствие полиции могут открыть нам немало сюрпризов… Впрочем, довольно об этом! Скажите, как вы познакомились с Жилем Вобреном? Мы об этом ничего так и не узнали…
Донья Луиза пожала плечами:
– Это не секрет!
Маркизу удивили нотки нежности, вдруг прозвучавшие в ее голосе. И эта нежность не исчезла, когда мексиканка заговорила, глядя на огонь в камине:
– Вот уже пять веков земля Мексики манит к себе мужчин из той местности, которую называют Страной Басков. Они не французы и не итальянцы, их язык не похож ни на какой другой, потому что корни его далеки от этих мест. Один из этих мужчин с благородной кровью был моим предком. Он сумел пересечь океан, он совершал невероятные поступки. Он был старшим из двух братьев и оставил семейный замок младшему брату, не надеясь вернуться назад…
Донья Луиза замолчала на секунду, но маркиза де Соммьер не стала прерывать это молчание. Она даже перестала дышать, догадываясь о том, что увлеченная воспоминаниями вдова могла просто забыть о ее присутствии.
– После смерти австрияка [43]беспорядки следовали бесконечной чередой. Землю богов сотрясали революции. Последним было восстание «кристерос», крестьян-христиан, поднявшихся для борьбы с правительством, возжелавшим любыми средствами изгнать из страны Христа и Богородицу. С восставшими зверски расправились… Но нас уже там не было. У нас отобрали наши земли – и мои, и моего племянника, – и мы бежали сначала в Новый Орлеан, а затем в Виргинию. Там один из моих родственников, бывший некогда владельцем огромного ранчо около Монтерея и сумевший увезти часть своего состояния, сумел приобрести коневодческую ферму. Мы же смогли сохранить лишь немного золота и фамильные драгоценности…
– Мне очень жаль… – печально заметила маркиза де Соммьер, но мексиканка, казалось, не услышала ее.
Она продолжала:
–У дона Педро оставалось лишь одно украшение, но оно было исключительно ценным. Это ожерелье из пяти священных изумрудов, в далеком прошлом подаренное императору Анауака самим Кетцалькоатлем, богом, пришедшим к нам из-за холодных морей, которого называли Пернатым Змеем. Мой племянник мог бы и дальше оставаться в Мексике и продавать лошадей, так как они всегда нужны армии. Но многие знали, что он владеет ожерельем, поэтому он предпочел последовать за нами. Он защищал нас и спасал драгоценность.
– Владельцев красивых украшений всегда окружают зависть и корысть. Могли бы вы описать мне ожерелье? Оно наверняка невероятной красоты… – тихо попросила гостья.
– Я никогда его не видела. Изабелла тоже. Талисман, который должен был приносить счастье, был проклят императором Куаутемоком после пыток, которым его подвергли. Дон Педро не хочет, чтобы мы смотрели на ожерелье. Ради нас он ни разу не открывал ларец…
– Но ваш племянник все же показал ожерелье Жилю Вобрену? Простолюдину, который должен был жениться на его племяннице? Он что, желал ему самого худшего?
Впервые серые глаза мексиканки поднялись на гостью и пронзили ее пристальным взглядом, словно искали в ней недостатки, но никак не могли их найти. Возможно, донья Луиза наконец поняла, что посетительница была, по меньшей мере, ее ровней. Перед ней сидела высокая женщина в черном, которая держалась очень прямо, с поистине королевской статью и непринужденностью и смело отвечала ей взглядом зеленых – таких неожиданно молодых – глаз. И в этом взгляде было понимание. Донья Луиза призналась:– Мне кажется, так оно и было. Педро ничего мне не говорил, но я почувствовала, что племяннику трудно смириться с тем, что дочь богов, самая чистая и прекрасная, будет отдана… лавочнику!
На этот раз маркиза де Соммьер не отреагировала на грубое слово. Поигрывая шейными цепочками, украшенными жемчугом и драгоценными камнями, на одной из которых висел лорнет в золотой оправе с изумрудами, она негромко заметила:
– Мы вновь вернулись к началу нашего разговора. Как же этот человек вошел в вашу жизнь?
И снова в комнате повисло молчание. Может быть, донья Луиза оценивала, не слишком ли много она уже рассказала, и не пора ли заканчивать разговор. Тетушка Амели поддалась этой мысли лишь на мгновение. Она чувствовала, что атмосфера разрядилась. И в самом деле мексиканка отвернулась от камина и ответила ей:
– Мой внучатый племянник Мигель не остался с нами в Виргинии. Он отправился в Нью-Йорк, в этот кипящий котел, чтобы попытать счастья и постараться сколотить состояние, как до него это делали многие другие. Мигель обзавелся друзьями в деловых кругах… Момент был выбран не слишком удачно, потому что страна только начинала приходить в себя после финансового краха 1929 года. Мальчик интересовался антиквариатом, старинными вещами, драгоценностями. Он стал думать о возвращении в процветающую Европу: он хотел отыскать, свои испанские корни. Как-то раз Мигель приехал нас навестить и сообщить новости. Каким-то образом он узнал, что в Стране Басков продается старинный замок моего предка со всем его содержимым. Он посоветовал нам поехать на торги и попытаться приобрести замок. «Соединенные Штаты, – говорил он, – не для вас, никогда вы не будете здесь счастливы. А там вы вернетесь к традициям, возможно, восстановите семейные связи и наладите жизнь настоящих аристократов, которой у вас никогда не будет в этой стране!»
Мой племянник Педро сразу же, без колебаний, загорелся этой идеей. Должна признать, что меня мучили сомнения. Сможем ли мы купить замок? Хватит ли у нас средств? Мигель сказал мне, что на покупку владения хватит одного моего украшения. Кроме того, его друг был знаком с парижским антикваром, пользующимся мировой известностью. Этот антиквар должен был приехать в Биарриц, где мыс ним и познакомились бы… Возможность жить в Европе соблазнила и меня, ведь в Мексику мы вернуться уже не могли. И мы отправились в путь… И Биаррице Мигель представил нам этого Вобрена… Теперь вам все известно!
И донья Луиза сразу же встала, словно охваченная желанием поскорее закончить разговор. Возможно, она уже сожалела о том, что настолько доверилась чужой женщине из вражеского лагеря, но тетушка Амели заранее к этому подготовилась. Разумеется, мексиканка не собиралась рассказывать ей о том, как они заманили Вобрена в ловушку и заставили его не только купить замок со всем его содержимым и преподнести его в подарок вдове, но и сделать предложение ее внучке… Мадам де Соммьер и так уже повезло: от этой непроницаемой женщины она смогла получить ответы на некоторые вопросы.
– Мне остается только поблагодарить вас, мадам, за беседу. Могу ли я осведомиться о здоровье и самочувствии вашей внучки? Она… пришла в себя?
– Если девушка носит фамилию Варгас, она не может так быстро оправиться от публичного оскорбления! Изабелла не выходит из своей комнаты, гордость служит ей щитом. И она молится!
– Это разумно! – одобрила маркиза, едва не спросившая, к которому из богов обращает свои мольбы донья Изабелла.
Дамы обменялись формальными словами прощания, а затем донья Луиза, посчитав, должно быть, что она и так уже слишком много времени уделила своей гостье, вернулась к креслу у камина. Провожать мадам де Соммьер она не стала. В вестибюле маркиза снова увидела Ромуальда. Помогая ей надеть редингот, дворецкий сумел передать записку. Затем он проводил старую даму до автомобиля, открыл перед ней дверцу и помог сесть, ограничившись уважительным «До свидания, госпожа маркиза». Она ответила ему кивком головы и намеком на улыбку. Автомобиль выехал за ворота особняка. Как только он оказался на улице, маркиза зажгла лампочку под потолком, достала записку и с помощью лорнета прочитала: «Около часа ночи приехала машина. Она увезла обе картины Гварди и столик для игры в триктрак [44]из Зеленой гостиной…»
«Господи! – подумала тетушка Амели, вспомнив о том, что упомянутый столик некогда стоял в апартаментах королевы в Фонтенбло. – Эти люди существуют на самом деле или я схожу с ума?»
Альдо отдал предпочтение второй версии, когда маркиза, вернувшись домой и застав его там в компании Адальбера и Мари-Анжелин, рассказала о споем визите. Все трое были в ярости.
– Скажите на милость, что вы там забыли? Зачем вы туда поехали и даже не предупредили меня?
– И без меня… – услышала она голос План-Крепен.
Адальбер добавил:
– Это было так неосторожно с вашей стороны! Сцена разыгралась в вестибюле, куда все трое вышли сразу, как только услышали шум подъехавшего автомобиля. Их увещевания совершенно не тронули маркизу, и она ответила им смелым взглядом:
– Что это за собрание? За кого вы себя принимаете? За Миноса, Эака и Радаманта, за трех судей и аду? Что ж, я вам отвечу, но только после того, как выпью бокал шампанского! А вы, План-Крепен, прекратите блеять и снимите с моей головы этот ток!
Мадам де Соммьер направилась в зимний сад, и все трое последовали за ней. Она села в уютное кресло и подождала, пока ей принесут шампанское. Получив бокал, она спокойно выпила его содержимое и вздохнула:
– Как же мне этого не хватало! Куда подевалось знаменитое гостеприимство мексиканских владельцев гасиенд? Эта женщина не предложила мне даже стакана воды…
– Не смешите меня! – сурово произнес ее племянник. – Вы бы не стали там ничего пить! Должно быть, вдова извелась, спрашивая себя, зачем вы к ней явились?
– Мне нужна была информация! Я надеялась, что наедине, без свидетелей…
– Как одна аристократка другой… – насмешливо продолжил ее фразу Альдо.
– Именно так! Потому что донья Луиза настоящая аристократка, представь себе! Хотя ее облик не имеет ничего общего с тем, что мы в Европе называем породой. И раз уж она носит такую громкую испанскую фамилию, я не сомневаюсь, что в ней течет кровь Монтесумы и какого-нибудь еще императора ацтеков. Донья Луиза сказала мне, что она и ее семья происходят от Солнца, она чаще упоминала каких-то своих богов, чем Господа нашего Иисуса Христа! А теперь берите бокалы, садитесь и слушайте меня. Да, избавь меня от этого! – маркиза протянула племяннику записку Ромуальда. – Дворецкий передал ее мне. Можешь попрощаться со своими Гварди!
– Знатная дама, ты говорила?
– Это ничего не меняет. Я не представляю ее в роли воровки!
– Вы видели только ее?
– Да, и еще Ромуальда! Вы меня слушаете или нет?
– Разумеется. Простите меня.
Рассказ тетушки Амели был кратким и точным. Как и Морозини, маркиза умела излагать факты, отбросив ненужные детали. Но она все-таки не удержалась от подробного отзыва о Луизе Варгас. Возможно, потому, что маркиза ни на мгновение не сомневалась в том, что вдова сказала ей правду. Пусть мексиканка была резка, но именно вследствие своего темперамента она не сумела бы умолчать о собственной оценке произошедших событий… Альдо, внимательно наблюдая за своей тетушкой, заметил:
– Она вас покорила, не так ли?
– Ни в коем случае! Эта дама внушает мне определенное… уважение. Я полагаю, что она следует за своей мечтой и готова на все, чтобы ее реализовать. Если, конечно, это еще возможно!
– Лично я считаю, – вступил в разговор Адальбер, – что эти люди решили прибрать к рукам состояние Вобрена ради одной простой цели. Они хотят поправить свое пошатнувшееся финансовое положение. Иначе зачем бы им было в такой спешке занимать особняк на улице Лиль и продавать имеющиеся там ценности?
– Согласен, – Альдо посмотрел на друга. – Но почему они выбрали именно Вобрена? Кто его направил в Биарриц, чтобы он там познакомился с мексиканцами? Бэйли говорил мне, что Жиль хотел присутствовать на торгах, поскольку продавался не только замок, но и его обстановка. По мнению Вобрена, там были стоящие вещи. Вот только любимый Вобреном XVIII век – не та эпоха, которую почитают в Стране Басков. Из рассказа тетушки следует, что Жиль должен был проникнуться сочувствием к семье Варгас и помочь им приобрести замок. Так кто же стал посредником между этим «славным» семейством и Вобреном?
– Бэйли этого не знает?
– Он мне ничего об этом не говорил, но… – Альдо посмотрел на свои часы. – Я позвоню ему. Англичанин должен быть еще в магазине…
Князь вернулся через несколько минут: Бэйли практически ничего не знал. С его слов, однажды вечером Вобрен вернулся в магазин после аукциона в особняке Друо и сказал верному Бэйли, что ему сообщили об интересных торгах недалеко от Биаррица и что он едет туда на следующий же день. Ему необходимо посмотреть вещи до дня торгов. Пусть Бэйли, как всегда, занимается текущими делами. Вобрен добавил, что остановится в гостинице под названием «Дворцовая» и будет держать Бэйли в курсе событии.
—Вот так! Ему известно не больше, чем нам. -Альдо оглядел присутствующих. – Что же касается Жиля, то из Парижа уехал человек, которого мы все хорошо знаем, уверенный в себе, оптимистично настроенный и находящийся в прекрасной форме. Он дал о себе знать только через восемь дней. Но когда Вобрен наконец позвонил, Бэйли почувствовал: что-то произошло с его боссом. Когда же он увидел Вобрена, то ужаснулся перемене, произошедшей с ним. Должен признать, что бедняга до сих пор находится под впечатлением, а его британская невозмутимость начинает ему изменять…
На следующий день после обеда служба доставки привезла на адрес маркизы де Соммьер запечатанный сургучом пакет. В нем оказалась пудреница из слоновой кости с миниатюрой Изабэ и визитная карточка, подписанная доньей Луизой де Варгас. Вдова благодарила маркизу за подарок и просила принять его обратно. Так как он предназначался для счастливых супругов, они не считают себя вправе обладать им. В течение дня в дом маркизы звонили друзья: леди Мендл, супруги Мальдан и Вернуа – и сообщали, что им также вернули их свадебные подарки. Адальбер пришел на ужин и принес свой собственный подарок – китайскую вазу XVIII века, приобретенную им у конкурента Вобрена. Он ее преподнес покрасневшей от радости Мари-Анжелин.
– Ну зачем это? И почему мне?– Она не подходит мне по стилю, – ответил археолог. – Только древнеегипетские канопы [45]имеют право находиться в моем доме. А этой вазе лучше будет у вас. И потом, вы заслуживаете того, чтобы вам делали подарки. Вы нам столько раз помогали…
Смутив старую деву, он расцеловал ее в обе щеки и повернулся к Альдо:
– А ты на особом положении, верно? Или тебе вернули твои картины?
– Ты же видишь, что нет. Ромуальд сообщил, что их вывезли из особняка. Едва ли это сделано ради того, чтобы вернуть их мне…
– И все-таки это странно!
– Нет так уж и странно, – сказала Мари-Анжелин, прижимая драгоценную вазу к сердцу и намереваясь отнести ее в свою спальню, – если исходить из того, что метят именно в вас, используя вашу дружбу с Вобреном.
– В меня?
– Именно! Вы отлично разбираетесь в драгоценностях. Ведь это вы смогли восстановить пектораль Первосвященника [46]. Если бы не было этого ожерелья, о котором доподлинно неизвестно, зло оно несет или добро, я бы списала все это на простое мошенничество. Люди решили завладеть состоянием прекрасно обеспеченного простофили, наивного, находящегося в вечном поиске абсолютной любви. Но есть изумруды, и вы, как будто случайно, оказываетесь свидетелем исчезнувшего жениха!
– Не забывайте, что Жиль исчез вместе с ожерельем! Вобрен пропал, и я ему не нужен.
– А если это был не тот Вобрен? Прозвучавшая фраза камнем упала в наступившую тишину. Первой ее нарушила тетушка Амели:
– Не живет ли в этой прелестной вазе джинн, как и лампе Аладдина? Не он ли подсказывает вам такие странные идеи?
– Возможно, Мари-Анжелин права, – прокомментировал Адальбер. – А ты что скажешь?
Альдо неторопливо закурил сигарету, глубоко натянулся и только потом ответил:
– Что возможно все, если на карту поставлены драгоценные камни исключительной ценности. Тебе это известно не хуже, чем мне. Но как выцарапать истину из этих непробиваемых мексиканцев?
И очень скоро он ее узнал…
Один день прошел без новостей и событий. На следующий вечер обитатели особняка на улице Альфреда де Виньи уже заканчивали обед и лакомились шоколадным суфле, которое особенно удалось Евлалии. Кухарка сочла полезным включить его в меню, чтобы немного поднять настроение «своей» семье, которая в этом очень нуждалась. И ей это удалось. Суфле было настолько восхитительным, что маркиза решила нарушить привычный порядок и выпить кофе за столом.
Едва Сиприен внес поднос с чашками, как у входной двери раздался звонок. Тетушка Амели подняла бровь:
– Ты кого-то ждешь? – спросила она Альдо.
– Я бы вас предупредил. И это не Адальбер. Он сейчас заканчивает свое выступление в Академии древних письменностей и литературы. Кстати, он бы предпочел остаться с нами.
Спустя минуту старый дворецкий маркизы принес на маленьком серебряном подносе письмо.
– Его только что передали, – сказал он, подавая письмо Морозини, – и ждут ответа…
На белом конверте не было никаких надписей, а внутри оказался листок с напечатанным на машинке текстом. Внизу стояла подпись, напоминающая неразборчивый иероглиф. Текст оказался коротким:
«Машина ждет вас на другой стороне улицы. Если вы хотите увидеть вашего друга Вобрена живым, садитесь в нее. Шофер отвезет вас. Если вы известите полицию, последствия будут плачевными. Вам нечего опасаться…»
Альдо, словно пружина, вскочил из-за стола:
– Скажите, что я сейчас спущусь! – он протянул записку тетушке Амели. План-Крепен подошла к маркизе и принялась читать через ее плечо.
– Вы поедете? – встревожилась она. – Как? Один?
– А вы видите другой выход? Разумеется, я поеду! Наконец-то найден хотя бы кончик путеводной нити! Достаточно уже бегать по кругу!
Выйдя из дома, Альдо увидел стоявший у противоположного тротуара внушительный черный автомобиль. Из-за низкого напряжения в фонарях в лот вечер улица была плохо освещена. Рядом с задней дверцей стоял мужчина в ливрее шофера. Он открыл ее, и, когда Альдо сел в машину, быстро закрыл ее за своим пассажиром. На ключ! Все произошло так быстро, что Альдо не успел толком рассмотреть этого человека. Он был коренастым, плотного сложения, верхнюю часть его лица скрывал плоский лакированный козырек фуражки, а нижняя пряталась в шарфе, совершенно не подходящем для шофера. Альдо не стал тратить времени на расспросы. Он знал, что ответа не получит.
В машине со спущенными шторками на окнах было темно. Перегородка – как в такси – отделяла водителя от пассажиров. Стекло, к тому же, замазали. Князь не должен был видеть, куда его везут.
Он и не пытался это выяснить. Странно, но Морозини не испытывал тревоги. Он понимал, что его не хотели похитить. Письмо было составлено таким образом, что Альдо догадался: ему намерены предложить сделку. Оставалось только узнать: какую именно. В действительности он испытал облегчение, получив это странное приглашение. Оно означало, что Вобрен жив. Морозини уже начал в игом сомневаться. Его поразила та жестокость, с которой похитители обошлись с несчастным водителем сгоревшей машины. А ведь он всего лишь должен был отвезти человека в церковь, где тому предстояло венчаться с любимой невестой! Жиль, несомненно, в опасности. И условия сделки будут очень жесткими, учитывая тот риск, которому подвергают себя похитители. Но если будет хотя бы один шанс на миллион спасти Жиля, то Морозини его не упустит…
Альдо слишком хорошо знал Париж и особенно этот квартал – от площади Звезды до парка Монсо, – чтобы догадаться о маршруте поездки. Элегантные шелковые занавески на стеклах казались ему почти умилительными. Между ними на стыках оставались узкие полоски, и через них князь мог разглядеть уличные фонари. Когда они исчезли, он понял, что машина въехала в Булонский лес, скорее всего через ворота Дофина. Оставалось понять, куда они поедут дальше.
Но через несколько минут автомобиль, совершив три или четыре поворота, съехал на грунтовую дорогу – возможно, это была аллея для всадников? -и остановился. Дверца распахнулась, и шофер, решивший на всякий случай вооружиться пистолетом, сделал знак своему пассажиру, приказывая выйти… Их окружал лес, но было не слишком темно. Особенно для Альдо, который видел в темноте не хуже кошки. Над просекой, по которой проехал автомобиль, небо было светлым. Потеплело еще накануне, и к запаху прелой листвы примешивался очень легкий нежный аромат едва пробуждающейся молодой травы.
Пройдя несколько шагов, они подошли к человеку, который, казалось, поджидал их, а затем свернули и достигли поляны, образовавшейся на месте недавней вырубки. Там их ждали еще три человека: один сидел на бревне, двое других стояли по обе стороны от него. Судя по всему, это был главарь, хотя он ничем не отличался от своих спутников. Вероятно, они были вооружены. Все, за исключением шофера, были одеты одинаково – в длинные черные пальто и черные фетровые шляпы, чьи поля касались поднятых воротников. Рассмотреть лица было невозможно. Даже руки прятались в перчатках. Альдо едва сдерживался. Его раздражал этот дешевый спектакль. Происходящее напоминало трибунал, и он резко спросил:
– Вы меня позвали. Я пришел. Чего вы хотите? Мужчина поднял руку.
– Поговорить! Сзади вас лежит бревно, вы можете присесть на него.
Испанский – и скорее даже мексиканский – акцент слышался в холодном и довольно молодом голосе. И Альдо показалось, что это тот самый Мигель, с которым они виделись в мэрии и в церкви, но с кем не обменялись ни единым словом. После несостоявшегося венчания молодой человек как будто испарился. Альдо сделал несколько шагов назад, сел и закурил сигарету. Его собеседник не возразил против этого жеста. И князь остался этим доволен. Английский табак помогал ему держать эмоции в узде. Морозини острее, чем когда-либо, нуждался в ясной голове. Князь затянулся, выдохнул дым и пошел в наступление:
– В вашей записке идет речь о безопасности моего друга Вобрена. Следовательно, вам известно, где он находится?
– Естественно!
– С ним… все в порядке?
– Вы мне поверите, если я отвечу утвердительно?
– Едва ли… Вобрен не может быть в полном порядке после всего того, что ему пришлось вынести. Я догадываюсь, что предметом торга будет именно его жизнь. Поэтому прежде чем узнать, чего вы хотите от меня, я должен удостовериться в том, что мой друг жив. Надеюсь, вам понятна моя позиция. Я хочу его видеть!
