Текст книги "Ступени великой лестницы (сборник)"

Автор книги: Жюль Габриэль Верн

Соавторы: Уильям Олден,Николай Плавильщиков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 31 страниц)

Глава XV
ТРЕХНЕДЕЛЬНЫЙ УЧЕБНЫЙ КУРС

Сколько же времени доведется пробыть Джону Корту, Максу Губеру и Кхами в этой деревне? Не случится ли какое-то событие, что резко переменит ситуацию? А она оставалась очень тревожной. Люди ощущали, что за ними пристально следят, поэтому незаметно бежать им не удастся. Да если даже и допустить, что побег состоялся, что же им делать среди непроницаемой тьмы этой части Великого леса, как выбраться на опушку, как отыскать дорогу к реке Йогаузена?

Так долго мечтавший о чем-то необычном, нетерпеливый и экзальтированный Макс Губер начинал тяготиться своим положением. Он уже находил, что ситуация, продлись она еще какое-то время, странным образом потеряет в своем очаровании. И он уже сильнее прочих желал поскорее выйти к бассейну Убанги, добраться до фактории Либревиля, откуда ни он, ни Джон Корт уже не ждали никакой помощи.

Что касается проводника, то его просто бесила такая незадача. И надо же такому случиться – попасть в лапы, да, именно в лапы к этим ничтожным тварям! Он не скрывал своего презрения к ним, и особенно его уязвляло то, что они так мало отличаются от племен Центральной Африки. Кхами переживал нечто вроде инстинктивной, бессознательной ревности, и двое друзей хорошо это понимали. По правде сказать, Кхами ничуть не меньше Макса Губера тяготился своим положением, мечтал вырваться поскорее из этой передряги и готов был сделать для этого все, что только в его силах.

Меньше всего нетерпения проявлял Джон Корт. Его весьма интересовало изучение этих дикарей. Глубже постичь их нравы, подробности быта, исследовать их этнологические особенности и моральные ценности, узнать, есть ли что-нибудь, объединяющее их с животным миром, – всего этого хватило бы на несколько недель.

Но можно ли утверждать, что пребывание у вагди не продлится дольше – месяцы, годы, быть может? И чем завершится вся эта удивительная история?

Во всяком случае, пока нет причин полагать, что Джону Корту, Максу Губеру и Кхами угрожает плохое обращение. Не приходилось сомневаться, что эти лесные жители признают их интеллектуальное превосходство. И вот еще необъяснимая странность: они не выражали никакого удивления при виде представителей человеческой расы. Можно было не сомневаться, что если бы незнакомцы вздумали применить силу для организации побега, то их подвергли бы насилию, и лучше было его предусмотрительно избежать.

– Знаете, что нам надо? – спросил Макс Губер и сам же ответил: – Войти в переговоры с Отцом-Зеркалом, сувереном в очках, и добиться от него, чтобы нам вернули свободу!

В общем-то, получить аудиенцию у Его Величества Мсело-Тала-Тала представлялось не таким уж невозможным делом, если только иностранцам не запрещено взирать на эту августейшую особу. Но, даже если встреча состоится, как с ним беседовать, как обмениваться вопросами и ответами? Даже на конголезском языке они не поймут друг друга! И каков будет результат? Разве не в интересах вагди удерживать иностранцев, чтобы сохранить тайну существования неведомой расы в глубинах убангийского леса?

А с другой стороны, если верить Джону Корту, заточение в воздушной деревне имело некоторый положительный эффект, поскольку сравнительная антропология извлечет из него несомненную пользу, а научный мир будет взволнован открытием новой расы. Что же касается того, как все это может завершиться…

– А черт его знает! – повторял Макс Губер, в натуре которого не было ничего от характеров профессора Гарнера и доктора Йогаузена.

Когда в сопровождении Лланги приятели вернулись в свою хижину, то заметили там много изменений, в которых прочитывалась явная забота о «постояльцах».

Прежде всего, в комнате было прибрано. Джон Корт уже отметил, что у этих дикарей развит инстинкт чистоты, которого лишено большинство животных: они убирали комнаты и совершали утренний туалет. В глубине хижины кем-то аккуратно положены охапки сухой травы. Поскольку Кхами и его друзья не ведали иных постелей после разгрома каравана, то «новинка» вполне соответствовала их привычкам.

Кроме того, появилось несколько предметов: кувшины и горшки, весьма грубые изделия вагдийского производства. В одном углу лежали разные фрукты, в другом изрядный кусок жареного мяса. Сырым мясом питаются плотоядные животные, но даже на самых низких ступенях человеческой расы редко находятся существа, для которых сырое мясо служит постоянной пищей.

– Таким образом, всякий, кто добывает огонь, использует его для приготовления пищи, – заключил Джон Корт. – Теперь меня не удивляет, что вагди питаются жареным мясом.

Еще в хижине появился очаг, сложенный из плоских камней. Дым струился кверху и исчезал в густой листве лимонного дерева, под которым приютилась лачуга.

В тот момент, когда все четверо подошли к двери, возившийся внутри вагди прекратил работу.

Это был юноша лет двадцати, с ловкими и быстрыми движениями, с разумной физиономией. Он указал рукой на предметы, очевидно, принесенные совсем недавно. Среди них Макс Губер, Джон Корт и Кхами с величайшей радостью обнаружили свои карабины, слегка тронутые ржавчиной, но привести их в порядок не составит труда.

– Черт подери! – воскликнул Макс Губер. – Вот это сюрприз! И до чего ж кстати…

– Мы бы нашли им применение, – сказал Джон Корт, – если бы сюда еще и патроны…

– Да вот и они! – раздался торжествуюший голос проводника.

И Кхами показал на металлический ящик, стоявший слева от двери.

Как мы помним, в момент крушения плота проводнику хватило присутствия духа, чтобы бросить снаряжение на скалы, где его и подобрали вагди, а затем доставили в свою деревню.

– Если они вернули нам карабины, – заметил Макс Губер, – то не означает ли это, что им известно назначение огнестрельного оружия?

– Не могу сказать, ответил Джон Корт, – но что они знают наверняка, так это то, что нельзя присваивать не принадлежащее тебе, и это свидетельствует в пользу их нравственности.

Тем не менее вопрос Макса Губера оставался весьма существенным.

– Колло!.. Колло!..

Внятно произнесенное слово прозвучало несколько раз, и, выговаривая его, молодой вагди поднимал руку ко лбу, затем прижимал ее к груди, как бы давая понять: "Колло – это я".

Джон Корт предположил, что это имя их нового слуги, и повторил его трижды, прикасаясь к плечу юноши. Тот, явно удовлетворенный возникшим взаимопониманием, радостно рассмеялся.

Этот веселый смех добавил новую пищу для антропологических рассуждений. Действительно, никто не обладает способностью смеяться, кроме человека. Если у наиболее разумных животных – собаки, например, – и замечают иногда признаки улыбки, то лишь в глазах и, может быть, в уголках губ.

Кроме того, эти вагди не проявляли инстинкта, свойственного почти всем четвероногим, – обнюхивать пищу, перед тем как притронуться к еде, или же съедать сперва то, что больше всего нравится.

Вот в каких условиях предстояло жить обоим друзьям, проводнику и Лланге. Хибарка их не была тюрьмой: они могли выходить из нее в любое время, когда им захочется. Но вздумай они покинуть Нгалу, как, несомненно, им воспрепятствуют если только им не даст на то свое высочайшее соизволение Его Величество Мсело-Тала-Тала.

Итак, они оказались перед необходимостью – может быть, ненадолго принять условия пребывания среди странного лесного мира, в воздушной деревне.

Эти вагди казались, впрочем, довольно мягкими и спокойными по натуре, мало склонными к ссорам и – особенно отметим это обстоятельство – менее любопытными и менее интересующимися присутствием иностранцев, чем если бы на их месте были бы самые отсталые и невежественные дикари Африки и Австралии.

Лицезрение двух белых и двух конголезских туземцев не удивляло их в той мере, в какой оно поразило бы африканского туземца. Они оставались равнодушными и вовсе не проявляли никакой назойливости. Ни малейшего симптома снобизма или самодовольства, а ведь что касается акробатики – карабкаться по деревьям, перепрыгивать с ветки на ветку, сбегать по лестнице Нгалы – тут им не было равных, они могли бы сравниться с Биллом Хайденом, Джо Бибом, Футитом, которые удерживали в ту пору рекорды цирковой гимнастики.

Демонстрируя свои физические данные, вагди показывали свидетельства и необычайной остроты зрения. Во время охоты они с одного удара сбивали птиц маленькими стрелами. Не менее точными были их попадания, когда они преследовали в соседних зарослях оленей, ланей, антилоп, а также буйволов и носорогов. Макс Губер наблюдал это, сопровождая охотников, – скорее для того, чтобы полюбоваться их профессиональным мастерством, нежели с целью составить им компанию.

Бежать! Да, бежать! Только об этом пленники думали беспрерывно. Но бегство возможно лишь по единственной лестнице, на верхней ступеньке которой стоят на часах два воина. Обмануть их бдительность очень трудно.

Неоднократно Макс Губер испытывал острое желание настрелять птиц, которыми изобиловали окрестные места, – цесарок, фазанов, удодов и других. Ими с удовольствием лакомились вагди. Но его с компаньонами ежедневно и щедро снабжали дичью, особенно мясом различных антилоп орикса, ньялы, прыгуна, водяного козла, столь многочисленных в лесу Убанги. Их слуга Колло заботился, чтобы всего у них было вдосталь. И свежую воду для хозяйственных нужд приносил каждый день, и о сухих дровах для очага не забывал. А потом, использовать карабины как охотничье оружие означало обнаружить их мощь, что было нежелательно. Лучше сохранять тайну, и применить их при случае для нападения или защиты.

Снабжая своих гостей мясом, вагди и сами потребляли этот продукт, или обжаренным на раскаленных углях, или сваренным в самодельных глиняных горшках. Именно так и готовил мясо Колло для своих подопечных, принимая иногда помощь Лланги. А Кхами отказывался от участия в стряпне с этим «ничтожеством» из-за своей туземной гордости.

Нужно заметить – к вящему удовольствию Макса Губера, что соли в еде хватало с избытком. И это не был хлористый натрий, который в растворенном виде содержится в морской воде, а каменная соль, широко распространенная в Африке, в Азии, в Америке, чьи отложения покрывали почву в окрестностях Нгалы.

Это единственный минерал, который входит в пищевой рацион, и только инстинкт мог подсказать диким вагди, какую пользу принесет им белый порошок. Животные так не соображают. Вот еще одна черточка, приближающая вагди к человеку.[54]54
  Жюль Верн не прав. Животные умеют находить соль.


[Закрыть]

Особенно интересовала Джона Корта проблема огня. Как добывают его "первобытные люди"? Быть может, путем трения твердого дерева о более мягкое, по методу дикарей? Но нет, они поступали иначе. Вагди использовали кремень, из которого ударами высекали искры. Этих искр вполне хватало, чтобы поджечь легкий пух, собранный с плодов очень распространенного в Африке дерева.

Содержавшая азот пища дополнялась в вагдийских семьях растительной, о которой заботилась сама природа. Это были съедобные корни двух или трех сортов и великое множество фруктов, например, те, какие приносит Acacia andansonia, вполне справедливо известные под именем человеческого или обезьяньего хлеба; или плод карита, похожий на каштан и наполненный густым веществом, способным заменить масло; или еще дерево киеля, некоторая пресность плодов которого компенсируется их питательными свойствами и величиной они достигают двух футов в длину; наконец, прочие дикорастущие фрукты бананы, фиги, манго. Этот неполный список завершают стручки тамариндового дерева, с успехом применяемые в качестве пряностей.

Знали также вагди и вкус дикого меда. Они находили ульи по первоцвету. Из этого ценного продукта и из сока различных растений – в частности, сока одной из лиан, смешанных с речной водой, они умели готовить довольно крепкие алкогольные напитки. В этом нет ничего удивительного: известно, что африканские мандрилы питают большую слабость к алкоголю. А ведь они всего лишь обезьяны.

Следует добавить, что протекавшая под Нгалой речушка изобиловала рыбой. Здесь водились те же самые породы рыб, какие Кхами и его спутники вылавливали в реке Йогаузена. Но можно ли было плавать в этой речушке? И пользуются ли вагди лодками? Вот что важно было знать на случай побега.

Заманчивый поток виднелся с края деревни, противоположного королевской хижине. Став у крайних деревьев, можно было разглядеть его ложе, шириной в тридцать – сорок футов. С этого места он убегал и терялся среди великолепных деревьев-гигантов, чьи стволы густо оплели огромные лианы, подобно сказочным змеям.

Со временем путешественники узнали: вагди умели строить лодки, как самые отсталые жители Океании. Правда, их плавучие сооружения больше напоминали плот, чем пирогу, обычный древесный ствол, где выдалбливается углубление с помощью огня и топора. Управлялись они плоским веслом, а если дул попутный ветер, ставили еще парус на двух шестах, изготовленный из коры. Предварительно кору размягчали и делали более гибкой, нанося по ней удары колотушкой из железного дерева, необычайно твердого.

Джону Корту удалось также выяснить, что вагди абсолютно незнакомы с овощами, и ценные эти продукты не входят в их рацион. Не умели они выращивать ни сорго, ни рис, ни овес или маниоку, что является обычным делом для племен Центральной Африки. Так что не следовало ожидать того, что встречается в сельскохозяйственном производстве у племен данкас, фундов, мобуту, которых с полным основанием можно отнести к человеческой расе.

Завершив наблюдения такого рода, Джон Корт вознамерился определить, обладают ли вагди чувством нравственности и религиозности.

В один прекрасный день Макс Губер поинтересовался у друга, каковы его успехи в этой области.

– Некоторые представления о морали, о честности и порядочности у них есть, ответил Джон Корт. – Они делают явное различие между добром и злом. Свойственно им также чувство собственности. Я знаю, конечно, что многие животные наделены этим чувством. Например, собаки ни за что не отдадут пищу, которую они едят. По-моему, вагди разбираются в том, что такое «мое» и «твое». Я сделал такое заключение, наблюдая за одним из них, который украл несколько фруктов, забравшись в чужую хижину.

– И его арестовала обычная полиция и. уголовный розыск?

– Смейтесь, смейтесь, милый друг, но я сообщаю вам немаловажные данные… А похитителя хорошенько отдубасил владелец фруктов, и соседи помогали ему расправиться с обидчиком. И еще я скажу, что у этих дикарей есть один институт, приближающий их к людям.

– Какой же?

– Институт семьи. Она у них упорядочена и устойчива. Это совместная жизнь отца и матери, общие заботы о детях, длительность отеческой и сыновней привязанности. Разве не наблюдали мы это у Ло-Маи? У этих вагди такие же эмоции, как и у представителей человеческого рода. Возьмите нашего Колло… Разве он не краснеет под воздействием моральных факторов? От стыда, от робости, от скромности, от смущения? Вот четыре ситуации, вызывающие у человека прилив краски к лицу, и такой же эффект мы, несомненно, наблюдаем у Колло. Значит, у него есть чувства… И есть душа!

– Но в таком случае, – спросил Макс Губер, – если у вагди столько человеческих достоинств, почему бы не допустить их в ряды людей?

– Потому что они, по-видимому, лишены общей идеи, свойственной нам, мой дорогой Макс.

– Что вы имеете в виду?

– Общую идею, концепцию высшего существа, короче говоря, – религиозность, которая встречается и у самых отсталых, диких племен. Я не заметил, чтобы они поклонялись богам. Ни идолов, ни духовных лиц…

– Если только не считать их божеством короля Мсело-Тала-Тала, к которому нас не подпускают ни на шаг! Хоть бы кончик носа его увидеть!

Оставалось провести заключительный эксперимент: сопротивляются ли эти дикари токсическому действию атропина[55]55
  Атропин – ядовитое вещество, получаемое из некоторых растений, употребляется как болеутоляющее средство; в глазной практике – для расширения зрачка и т. п.


[Закрыть]. У человека этот препарат вызывает обмороки, даже смерть, животные же переносят его без последствий. Если вагди выдержат инъекцию атропина, значит, это животные. Если нет – следует признать их людьми. Но эксперимент нельзя было провести за отсутствием вещества.

Нужно еще заметить, что за все время пребывания пленников в деревне Нгала там не состоялось ни одних похорон.

И оставался открытым вопрос, сжигают ли вагди трупы или закапывают, есть ли у них культ мертвых.

Во всяком случае, если жрецов и колдунов они не видели, то вооруженные воины встречались довольно часто. Для этой службы выбирали самых крепких и красиво сложенных парней. По подсчетам Джона Корта и Макса Губера, таких воинов набралось около сотни, и на вооружении у них были луки, дротики, рогатины, деревянные топорики…

Предназначались ли воины только для охраны короля, или же их использовали для нападения и обороны? Вполне возможно, что воздушная деревня – не единственная в Великом лесу, есть и другие такого же рода. А если жителей в них несколько тысяч, то почему не предположить, что они вступают в войну друг с другом, как это бывает обычно среди африканских племен.

Что касается гипотезы о том, что вагди уже вступали в контакт с туземцами Убанги, Багирми, Судана или с конголезцами, то она маловероятна, как и встречи их с карликовыми племенами, бамбусти, весьма искусными земледельцами. Последних описывают английский миссионер Альберт Ллойд, путешествовавший по Центральной Африке, и знаменитый Стенли в своем отчете о последней экспедиции на Черный континент.

Если бы такой контакт состоялся, о существовании лесных отшельников знали бы уже давно, и Джону Корту с Максом Губером не посчастливилось бы сделать свое открытие.

– Но, мой дорогой Джон, – убеждал экспансивный француз, – как ни мало эти странные типы укокошивают друг друга, однако это обстоятельство дает неоспоримое право зачислить их в человеческий род.

Да, вагдийские воины, судя по всему, не предавались праздности, а устраивали набеги по соседству. После двух-трехдневных отлучек они возвращались, иные покрытые ранами, и приносили с собой различные предметы, хозяйственную утварь или оружие вагдийского производства.

Несколько раз проводник предпринимал попытки выйти из деревни, но терпел неудачу. Охранявшие лестницу воины довольно грубо его перехватывали. Как-то раз ему пришлось бы совсем туго, если бы Ло-Маи, привлеченный шумом, не подоспел на выручку.

Завязался бурный спор между ним и охранником, здоровенным молодцом, которого Ло-Маи называл Рагги. Со своим облачением из кожи, с привешенным к поясу оружием и перьями на голове Рагги производил впечатление старшего среди воинов. Его свирепый вид, повелительные жесты и грубость также обличали в нем командира.

Двое друзей очень надеялись, что после безуспешных попыток убежать их отправят к Его Величеству, и они увидят наконец короля, которого подданные так старательно и ревниво прятали в глубине королевского жилища. Они видели во встрече с правителем единственный выход. Рагги, вероятно, обладал большой властью, и лучше было не вызывать его гнев.

Шансы на побег сводились теперь к нулю, если только вагди, напавшие на какую-нибудь соседнюю деревню, не будут, в свою очередь, атакованы сами. В результате такого нападения, быть может, и представится случай покинуть Нгалу. Но что делать потом?

Впрочем, угрозы нападения на деревню не возникало в эти первые недели, разве что со стороны некоторых животных, которых Кхами и его друзья до сих пор не встречали в лесу. Вагди проводили основную часть своей жизни в воздушной деревне, возвращались туда на ночь, но у них было несколько лачуг и на берегу реки. Они образовывали как бы небольшой речной порт, где стояли рыболовецкие лодки, требовавшие защиты от бегемотов, ламантинов[56]56
  Ламантины – водяные млекопитающие отряда сирен. Африканский вид (Manatus senegaleuses) распространен в озере Чад и реках, впадающих в Атлантический океан между 20° северной широты и 10° южной широты.


[Закрыть] и крокодилов, которыми кишат африканские реки.

Днем девятого апреля вдруг поднялся необычайный шум. Громкие крики доносились со стороны реки. Была ли это атака на вагди подобных им существ? Благодаря своему расположению деревня была защищена от вторжения, но если поджечь деревья, на которых держится Нгала, ее не станет за несколько часов. Быть может, средства, которые вагди использовали против своих соседей, на сей раз обернутся против них самих? Такая вероятность вовсе не исключена.

С первыми же долетевшими воплями тридцать воинов во главе с Рагги кинулись к лестнице и спустились вниз со скоростью и ловкостью обезьян. Джон Корт, Макс Губер и Кхами вместе с Ло-Маи отправились на противоположную окраину деревни, откуда видна была речка.

На хижины, сооруженные внизу, напало целое стадо. Это были не гиппопотамы, а шеропотамы, точнее потамошеры[57]57
  Потамошер – дикий африканский кабан. Высота в загривке – 65 см. (Примеч. перев.)


[Закрыть], называемые обычно речными свиньями; они вывалились из густых зарослей и уничтожали все на своем пути.

Потамошеры, которых немцы именуют «Buschschwien», а англичане "bush pigs", встречаются в районе мыса Доброй Надежды, в Гвинее, Конго, Камеруне и производят там большие опустошения. Они меньше европейских кабанов, шерсть у них более шелковистая, а окраска – коричнево-оранжевая. На заостренных ушах пучки шерсти, черная грива вперемежку с белыми прядями бежит вдоль хребта, рыло удлиненное, кожа у самцов между носом и глазами приподнята костистой шишкой. Эти кабаны весьма опасны, а у напавших на вагди было еще большое численное превосходство.

Добрая сотня их в тот день устремилась на левый берег реки. Так что большинство хижин были уже перевернуты еще до прибытия Рагги со своим отрядом.

Сквозь листву крайних деревьев Джон Корт, Макс Губер, Кхами и Лланга могли наблюдать за битвой. Она была недолгой, но яростной. Воины проявили большое мужество. Отдавая предпочтение рогатинам и топорам перед луками и дротиками, они кидались на животных с таким же исступлением, какое проявляли нападавшие. Бой велся вплотную, тело к телу, удары наносились топором по голове, рогатины прокалывали кабаньи бока. После часа отчаянной борьбы животные бежали с поля сражения, окрасив своей кровью воды маленькой речки.

Макса Губера так и подмывало вмешаться в баталию. Принести карабины, разрядить их сверху на кабаньи туши, засыпав их градом пуль, к великому изумлению дикарей, было бы нетрудно и недолго. Но мудрый Джон Корт при поддержке проводника охладил кипение страстей охотника.

Нет, – сказал он, – прибережем наше тайное оружие для более важного случая. Когда располагаешь громом небесным, мой дорогой Макс…

– Вы правы, Джон. Громыхнуть следует в более подходящий момент. Ничего, наш гром еще грянет!