Текст книги "Снеговик"

Автор книги: Жорж Санд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 35 страниц)

– Эй, дорогой барон, скорей, скорей же! Без вас не садятся за стол, а я умираю от голода!

– Но что же такое случилось? – не отвечая ему, воскликнул Христиан, обращаясь к рабочим, управлявшим подъемником. – Где вторая бадья? Где этот человек?

– Канат лопнул! – ответил один из них, сопровождая эти слова отборной руганью, с притворным возмущением, в то время как другой шепнул на ухо Христиану:

– Молчите! Мы сами отпустили канат!

– Что? Вы сбросили этого несчастного? Помешанного?

– Никакой он не помешанный, – ответил рабочий. – Целых три дня он все искал случая остаться с тобой с глазу на глаз. Мы за ним следили и сразу поняли, что он затеял. На всякий случай мы пустили тебе навстречу другую бадью, а что касается первой – развалилась она, вот и весь сказ!

Христиан знал, что в те времена на рудниках нередко вершили такой скорый суд и расправу, без всяких проволочек. Известно было ему и то, что в этом подземном мире людям немолодым случается впадать в беспричинное исступление; тем больше сожалений и тревоги вызвало у него все случившееся. Он опять спустился в шахту, взяв с собой Стангстадиуса, который по праву хвалился, что может судить о подобных катастрофах ex professo [100]100
  Со знанием дела (лат.).


[Закрыть]. С ними спустились еще два рудокопа, дабы, по их словам, удостовериться в происшествии, а на деле – чтобы припрятать труп и тем самым избежать объяснений с рудничными инспекторами.

– Что ж! – сказал Стангстадиус, осмотрев при свете факелов обезображенный труп. – Готов! Мне в свое время больше повезло, чем ему; но, клянусь богом, составлю-ка я записку об опасности применения канатов для рудничных подъемников. Слишком уж много несчастных случаев… Подумать только, ведь я сам…

– Господин Стангстадиус! – перебил его вдруг Христиан. – Посмотрите на этого человека! Разве вы его не узнаете?

– Ей-богу, узнаю! – воскликнул Стангстадиус. – Ведь это почтеннейший Юхан, бывший мажордом барона Вальдемора. Вот занятная встреча, а? Ну, не велика потеря! Он в темнице во всем сознался: ведь это он убил когда-то бедного барона Адельстана… кстати… да, вашего отца, дорогой Христиан! Этот Юхан в свое время был рудокопом в Фалуне и уже тогда слыл за негодяя. Видимо, ему удалось удрать из тюрьмы; но, стало быть, ему на роду написана смерть от веревки!

И Стангстадиус, в восторге от собственной остроты, увлек Христиана вон из шахты, а рудокопы, бросив труп в давно облюбованное ими «in pace» [101]101
  Место упокоения (лат.).


[Закрыть]в самом отдаленном забое, преспокойно занялись починкой бадьи.

Христиан поспешил к себе, в скромное жилище, которое нанимал в деревне, чтобы переодеться. Там его ждало письмо от Гёфле:

«Все спасено! – писал он. – Король действительно добр, как я и говорил, но вовсе не слабоволен, как я думал. Это такой молодец, что… Но не в этом суть. Приезжайте немедленно! Будьте в Вальдемора двенадцатого числа; там один из моих друзей сообщит вам приятное известие. До скорой встречи, дорогой барон!»

Христиан ничего не сказал об этом письме своим друзьям, ожидавшим его к ужину у пастора Ророса, гостеприимно и сердечно предоставившего свой дом в распоряжение пастора из поместья Вальдемора и его друзей. На несколько мгновений Христиану удалось остаться наедине с Маргаритой и ее гувернанткой. Он держался смелее, чем раньше, и решился заговорить о любви. Мадемуазель Потен хотела помешать ему, но Маргарита, в свою очередь, остановила ее.

– Христиан, – сказала она, – я еще недостаточно знаю, что такое любовь, и не понимаю, какую разницу вы видите между этим чувством и тем, что я испытываю к вам. Знаю одно, что я вас уважаю и ценю, и если когда-нибудь обрету свободу, а вы к тому времени еще сохраните свою, я разделю вашу участь, какова бы она ни была. Я немало потрудилась с тех пор, как мы расстались; теперь я сумею давать уроки или вести чьи-нибудь бумаги, подобно другим неимущим девушкам, живущим своим трудом и не видящим в этом ничего зазорного: возьмите, к примеру, мадемуазель Потен де Жервиль, девицу из знатной семьи, вынужденную жить за счет собственных способностей и не только не потерявшую, а еще выигравшую от этого в глазах поистине благородных людей: доказательство тому, – добавила она, нежно и лукаво взглянув на свою гувернантку, – ее тайная помолвка с майором Ларсоном; она только и дожидается моей свадьбы, чтобы отпраздновать спою.

Мадемуазель Потен было нечего возразить Маргарите. Она сердилась на Христиана за то, что тот все еще добивался любви молодой графини, хотя дело его было окончательно проиграно; еще более рассердилась она, увидев, что он присоединился к их маленькому каравану, чтобы вместе с ними переправиться через горную цепь и вернуться в Швецию через Идру и Блокдаль.

На следующий день, 12 июня 1772 года, Христиан увидел на горной тропе идущего к нему навстречу друга, о котором писал ему Гёфле: то был не кто иной, как сам Гёфле в сопровождении майора Ларсона.

Друзья обнялись, опьяненные радостью свидания, обменялись дружескими словами и отправились обедать в хижину даннемана, разукрашенную гирляндами диких горных цветов. Карин встречала их на пороге, еще смутно понимая, что происходит, и с трудом привыкая к мысли, что красивый молодой ярл и есть «дитя озера».

Обед был сервирован на открытом воздухе, под лиственным сводом беседки, откуда открывался величественный вид на горы, некогда пленивший Христиана в морозный Зимний день своей суровой и печальной красотой. Лето в горах недолговечно, но оно великолепно. Зелень сверкала не менее ослепительно, чем снег, а растения цвели столь буйно, что Христиану казалось, будто он перенесся в совсем иную местность и даже в иную страну.

Все оставались в горах до шести часов вечера. На сей раз гости уже не охотились на медведя, а сентиментально собирали цветочки на берегах быстротекущих потоков, прислушиваясь к нежному шепоту и гулким раскатам этих бесчисленных голосов, спешивших, казалось, спеть все свои песни и вволю насладиться жизнью, пока зима снова не закует их во льды и эльфы поздней осени не превратят их в хрусталь.

Христиан чувствовал себя очень счастливым, но все же ему не терпелось поскорей увидеть Стенсона; однако Гёфле настаивал на том, чтобы тронуться в путь, когда спадет жара. Солнце в это время года садилось только после десяти часов вечера, а три часа спустя вставало снова, и краткие звездные сумерки не пускали ночную мглу на летний небосклон.

Адвокат приготовил Христиану сюрприз. Едва повеяло вечерней прохладой, подкатила повозка со стариком Стенсоном, сияющим, помолодевшим и почти избавившимся от глухоты – то ли благодаря летнему теплу, то ли от возвращенной ему радости и веры в жизнь. Он привез решение комитета риксдага, признавшего права Христиана, а также письмо от графини Эльведы, негласно позволявшей Гёфле отдать руку ее племянницы новому барону Вальдемора.

Возвращаясь в замок вместе со своим «дядюшкой» Гёфле и глядя счастливыми глазами на экипажи милых своих друзей, один за другим следовавшие по извилинам живописной дороги, Христиан почувствовал, как его охватывает, несмотря на радость, глубокая меланхолия.

– Я слишком счастлив, – сказал он адвокату, – мне хотелось бы умереть сейчас. Боюсь, как бы жизнь, которая открывается передо мной, не оказалась помехой простому и чистому счастью, являвшемуся мне в мечтах.

– Вполне возможно, друг мой, – ответил Гёфле. – Ведь только романы кончаются вечной фразой: «Они жили долго и счастливо». Участие в жизни общества, весьма буркой в наши дни, в особенности в высших его слоях, куда вы вступаете, принесет вам немало огорчений. Мы стоим, несомненно, на пороге каких-то удивительных событий. Я почувствовал как бы предвестие этого во время моей последней аудиенции у короля. На этот раз он показался мне одновременно и великим и грозным. Полагаю, что он готовит некий взрыв, который многих людей поставит на свое место; но захочет ли и сможет ли он удержать их на этих местах? Может ли создать что-либо прочное революция, опережающая ход времени и человеческой мысли?

– Не всегда, – ответил Христиан, – но она всегда остается вехой в истории; пусть даже она в дальнейшем и потерпит неудачу, какой-то прогресс будет все же достигнут.

– Стало быть, вы и впрямь встанете за короля против Сената?

– Безусловно.

– Видите, значит, вы в помыслах своих вовсе не бежите бури, а ищете ее. Ну, что ж, таков инстинкт молодости и роковой удел человеческого ума! Что касается меня, я приветствую все, что избавит нас от влияния России и Англии… Но как же, черт возьми, вы собираетесь принять участие в государственной деятельности, если откажетесь принять веру своей страны? Нет, нет, молчите; позже вы сами поймете, что подскажет вам совесть и чего потребует от вас долг отца и гражданина.

– Долг отца! – воскликнул Христиан. – Ах, господин Гёфле, вот в чем мое счастье, я это чувствую! Боже мой! Как я буду любить детей, которых мне подарит эта честная, смелая девушка, передав им не только свою прелесть и красоту, но и свойственные ей бескорыстие и искренность!

– Да, да, Христиан, вы найдете счастье в кругу семьи. Вы заслужили его своими заботами о несчастной Софии Гоффреди. Вы построите жизнь свою на шведский лад, у себя на земле, в полном благополучии, на лоне величавой и суровой северной природы. Вы осчастливите всех, кого ваш предшественник разорил и обидел. Наука и искусство будут процветать возле вас. Вы сами займетесь воспитанием своих детей. С самого рождения эти плутишки будут окружены любовью и заботой; они будут расти вместе с детьми Осмунда и Осборна. А я собираюсь возможно дольше не расставаться со своей работой, оттого что стану чересчур болтливым и раздражительным, если брошу судебную деятельность; но каждый год буду проводить отпуск у вас. Мы с вами будем наперебой баловать старика Стена и бедняжку Карин; мы будем строить воздушные замки в области политики, мечтая о безоблачном союзе с Францией и объединении всей Скандинавии для противодействия честолюбивым замыслам России. А по вечерам мы возьмемся за burattiniи станем развлекать нашу милую детвору, собравшуюся в замке, кукольными спектаклями, где я надеюсь помериться силами с прославленным Христианом Вальдо, оставившим по себе столь чудесную, веселую память!

«Снеговик»

Роман «Снеговик» впервые появился в журнале «Ревю де до монд», где он печатался с 1 июня по 15 сентября 1858 года.

Писательницу привлекла Скандинавия с ее величественной природой и таинственными преданиями, столь необычными для жителя Франции середины прошлого века. Жорж Санд внимательно изучает историю Швеции. В письме от 20 ноября 1857 года она пишет одному из своих друзей: «Я буду сопровождать вас в поездке по Швеции. Моя фантазия переносит меня в Далекарлию. Сообщите мне, не знаете ли вы какой-нибудь книги, посвященной этой части Швеции и описывающей некоторые детали ее истории в XVIII веке». Известно, что Жорж Санд всегда подробно изучала историю и быт той страны, где происходило действие ее романа. В библиотеке писательницы в Ноане стоят «Путешествие по северным морям» Ш. Эдмонда, «Швеция и Норвегия» Ле Баса, «Сцены далекарлийской жизни» Фредерики Бремер.

В первой же главе романа Жорж Санд точно указывает место и время действия – далекарлийская провинция в Швеции, 1770 год. Характерно, что, впервые обратившись к Швеции, писательница выбрала местом развертывающихся событий именно Далекарлию – область, которая прославилась в шведской истории тем, что отсюда начинались освободительные движения шведских крестьян против датского владычества.

В центре романа «Снеговик» стоят два главных действующих лица. Это Христиан Вальдо, бродячий кукольник, благородный и смелый, и барон Олаус Вальдемора, прозванный Снеговиком, владелец больших земельных угодий и рудников, человек жестокий и порочный. В этом романе писательница осталась верпа своему эстетическому принципу создания характеров, противостоящих друг другу так, чтобы в их борьбе можно было видеть торжество добра.

Период 1718–1772 годов получил в Швеции название «эры свобод». Смерть Карла XII покончила с абсолютной монархией, и власть короля оказалась урезанной в пользу сословного риксдага (парламента). Страна, изнуренная войнами, обрела наконец долгожданный мир. Восстанавливалось хозяйство, развивались новые отрасли промышленности. Политическую власть захватило мелкопоместное и чиновное дворянство, в то время как феодальная знать, утеряв былое могущество и стремясь восстановить его, в 1730-х годах образовала реваншистскую партию, члены которой именовали себя «шляпами», в отличие от своих противников, политические взгляды которых они считали достойными лишь людей «в ночных колпаках». «Шляпы» развернули обширную программу деятельности в области внутренней и внешней политики. Они видели в личности Карла XII политический символ, олицетворение реванша, и стремились вернуть Швеции то, что она утратила по мирному договору 1721 года, договору, который низвел страну на положение второстепенной державы. В своей борьбе «шляпы» ориентировались на помощь Франции.

Партия «шляп» более четверти века удерживала власть в стране. Но в середине 60-х годов XVIII столетия к власти пришли «колпаки», началось сближение Швеции с Россией. Борьба двух партий достигла апогея в начале 1770-х годов – накануне государственного переворота Густава III, положившего конец «эре свобод». Этот переломный период в истории страны и привлек внимание писательницы.

Роман «Снеговик» имел успех у широкого круга читателей. Шведские газеты писали в 1879 году: «Политическую ситуацию и положение в стране писательница охарактеризовала так правдиво, что это сделало бы честь даже шведскому автору. Одно из действующих лиц носит имя Петерсон. Впервые далекарлиец Петерсон представлен европейскому читателю».

На русский язык «Снеговик» был переведен в год выхода романа во Франции и опубликован в четвертом, пятом и шестом томах журнала «Собрание иностранных романов, повестей и рассказов в переводе на русский язык». В советское время издается впервые.